Аннотация: Это про Антарктиду, на самом деле, не верьте названию.
30 марта 1912 года, капитан военного флота Её Величества и знаменитый путешественник Роберт Фалкон ("Falcon" - по-английски значит "сокол") Скотт, замерзая в антарктических льдах, сделал последнюю запись в своём дневнике. До нас дошла большая часть его дневника, посвящённая трагически закончившейся экспедиции к Южному Полюсу; но последние страницы, написанные им в палатке, рядом с телами замёрзших соратников, остались неизвестны. Возможно, их посчитали бредом полуобезумевшего человека, к тому же находящегося под действием таблеток опия, данных ему Эдвардом Уилсоном. Как бы то ни было, мы берём на себя смелость представить широкой публике потерянные страницы дневника капитана Скотта, ибо надеемся, что они смогут пролить свет если не на трагическую гибель одного из первооткрывателей Южного полюса, то на содержание последних часов его жизни.
"...я помню то время своего детства, когда каждое лето родители отправляли меня к бабушке("granny", как и называл её капитан Скотт, и в дальнейшем мы оставляем это слово без перевода, дабы сохранить атмосферу повествования - прим. пер ), в нашу деревню (не могу вспомнить её названия). Я покидал опостылевшие стены частной школы, садился на поезд, и он мчал меня к дому моего успокоения, моих грёз. Я вижу, как сейчас, этот поезд: огромный, чёрно-красный, весь в дыму, и с медными ручками на дверях купе. Мне кажется, что я и сейчас слышу снаружи не вой метели, окружающей нас, а долгий протяжный гудок этого поезда. Хотя нет, я один здесь, в этой снежной мгле, Бауэрс и Уилсон не подают признаков жизни, кажется, они оба мертвы. Насколько я помню, у Данте девятый круг ада представлял собой огромное ледяное пространство, и грешники были заключены в ледяную твердь. Не здесь ли, на Южном Полюсе, из кратера торчат копыта Сатаны? Да, вокруг нашей палатки стылые воды Коцита, и я вморожен в них, не чувствуя ног...
Я помню, как жарко было летом, как солнце напекало мою голову, как оно нагревало дощатый пол нашей террасы так, что босиком не пройдёшь. Какое было удовольствие, когда солнце в зените, добежать до речки и нырнуть в прохладную чистую воду, нырнуть с головой, поднимая тучи брызг, охлаждая изнурённое жарой тело. А сколько было света на полях вокруг нашей деревни, целый океан света, и я, словно капитан судна, мог плыть, куда хотел, на какую угодно долготу и широту долины солнца. В тенистых лесах свет стекал ручьями по веткам, сквозь прорехи в шатре листвы, я мог бы подставить ладони под этот живительный поток тепла, и ладони мои окрасились бы золотом.
Лето было временем игр и беззаботного веселья. Я не был обременён пустыми школьными занятиями и опостылевшей школьной формой, мог ходить в одних шортах, гонять обруч, играть в футбол, удить рыбу днями напролёт с детьми фермеров - моими здешними друзьями. Они были гораздо веселее и занятнее приятелей из города или пансиона, именно с ними у меня завязалась настоящая дружба, построенная на совместных проказах и совместных секретах. Такую дружбу просто так из сердца не выкинешь, мне кажется, такого единения душ я больше в своей жизни не нашёл, да и не мог бы найти.
Дом granny был типичным дворянским особняком в запустении, и стоял он в стороне от других домов. Granny помогали по хозяйству только кухарка и горничная, обе из местных и в доме много времени не проводили, поэтому большая его часть оставалась полностью в моём распоряжении. Была какая-то прелесть и глубина в этом старом доме, и запах там был особенный, цветочно-шафрановый. В моих воспоминаниях дом бабушки видится мне в тихом уютном полумраке, подсвеченном золотом с картин Рембрандта. Если вбегаешь в дом с солнца, поначалу ничего не видно, и стоишь, как слепой зверёк, моргаешь, пока глаза не привыкнут к уютной темноте, которая только кое-где разрезается лучами солнца из редких окон. В доме ещё чувствовалась атмосфера далёкой колониальной Африки (мой дед служил там долгое время, и granny прожила на этом континенте не то 20, не то 30 лет). Столько причудливых вещей, как в этот доме, я не встречал больше нигде. На стенах висели громоздкие щиты со скрещенными копьями, огромные деревянные маски языческих жрецов, дикой раскраски, обрамлённые перьями нездешних птиц, головы животных - охотничьи трофеи моего деда. В огромном дедовском сундуке без разбора лежали бусы, ожерелья из пожелтевших от времени львиных зубов, большие глиняные блюда для пищи и крепко зашитые холщовые мешочки с таинственным содержанием - то ли нехитрые поделки, то ли артефакты непреодолимой мощи.
Granny была женщиной сильной, волевой, не боялась ни Бога, ни чёрта, местные жители уважали её, и, кажется, немного боялись. Она принимала это уважение с присущим ей дворянским достоинством, но терпеть не могла, когда перед ней заискивали. Мы с granny по воскресеньям регулярно посещали церковь, и она каждый раз оставляла щедрые пожертвования. Она была доброй христианкой, моя милая granny, упокой Господи её душу. Она знала много интереснейших историй, её жизнь была наполнена приключениями. По вечерам я, затаив дыхание, слушал её рассказы о дальних странах, об удивительных животных и прекрасных цветах, о сокровищах и тайнах Африки. Эти рассказы будили моё воображение, и по ночам мне снились красочные сны, выросшие, словно причудливые цветы странной формы, на благодатной почве её историй.
Однажды мы с друзьями играли в прятки в лесу, в этих прекрасных аркадах света и тени. Я забрался в самую глубину, чтобы меня не нашли. Это было дивное место, пропитанное таинственностью и ощущением чего-то сказочного. Птицы пели повсюду, в листве и траве шевелилась какая-то живность, я забирался всё глубже в лес. Он напомнил мне готические соборы Лондона: деревья становились всё выше, устремляясь к небу своими вершинами, солнце светило сквозь листву, словно сквозь стёкла витражей, и я уже забыл про игру, настолько здесь всё было торжественно и пронизано благодатью. Мне казалось, что я нахожусь в библейском Эдеме, и что плоть моя стала необычайно тонка, и что душа соприкасается с окружающим миром.
Я встал на четвереньки и полез под раскидистый куст, как в палатку - я мог бы там спрятаться, и ни человек, ни Бог не смогли бы меня найти. Но то, что я обнаружил в этом убежище, повергло меня в шок. Раздвинув руками ветки, за жирными лоснящимися листьями я увидел огромный металлический капкан, сомкнувший свои острые клыки на зайце. Капкан, видимо, был предназначен для крупных хищников, но попался заяц, его перекусило пополам. Я видел его кишки, и на мёртвом открытом глазу сидела муха. Я в ужасе вскочил на ноги и попятился прочь. Как же так? Он был мёртв, мертвее мёртвого, попался в ловушку, тайную и хищную. Ведь я тоже мог в неё попасть. И я подумал тогда, что для каждой Божьей твари расставлены ловушки, капканы, силки и сети, и все они скрыты. Я лежу сейчас в нашей палатке, и мне кажется, что я снова забрался под тот куст, и рядом лежит тот несчастный заяц. Возможно, я сам заяц, сдавленный ледяными зубами Арктики.
Я вернулся к своим друзьям. Возможно, я был бледен и задумчив, возможно, наигранно весел, моя память не сохранила этого. Уже вечерело, и свет солнца на лицах моих друзей отливал медью. На другом берегу озера, за тёмной кромкой деревьев, возвышались, как горы, снежные клубы облаков, обрамлённые тёмно-синим и жёлтым светом.
Друзья сказали мне, что Эйб, сын плотника, так и не объявился. Мы пошли искать, разбрелись по лесу, звали его по имени, но ответа не было. Я представлял с дрожью в сердце, что он тоже попал в капкан и лежит где-то в чаще, перекушенный надвое, и на его открытом глазу сидит жирная изумрудная муха. Вечерние тени всё вытягивались и росли; мы, сокрушённые и испуганные, пошли за взрослыми.
Это был кошмарный день, мой промёрзший мозг уже не может вспомнить, нашли в итоге Эйба или нет. Я помню, что больше никогда его не видел. На следующее лето я уже поступил в военно-морское училище и не возвращался в эту деревню. Но мне кажется, что мой друг пропал навсегда, как будто растворился в мирно затухающем солнечном свете, и даже тело не нашли. Про капкан я так и не рассказал никому, так как боялся, что granny разозлиться: я глубоко забрался в лес, что было строго запрещено.
В тот вечер, когда я вернулся домой, granny посадила меня на колени, прижала к себе и рассказала историю, которую я помню до сих пор. Историю про Летнюю Страну. Я был напуган и растерян, но слушал её, не перебивая. В конце концов, я так погрузился в её неторопливую речь, что все остальные мысли отошли на задний план. Она говорила, что есть такая страна, куда рано или поздно попадают все: и люди, и звери; что в этой стране вечное лето, и вечно светит медвяное солнце. Что земля там всегда плодородна и богата урожаем, что там есть огромные солнечные поля пшеницы до самого горизонта, ветер раскачивает спелые колосья, трава под ногами мягка, а прибрежная галька горяча. Сейчас, не чувствуя своих ног, я вспоминаю слова granny, и мне становится грустно и тоскливо. Надеюсь, ни моя жена, ни сын, читая эти строки, не посчитают их за слабость угасающей воли.
Страна эта, говорила мне granny, одновременно мала и необъятна и всегда полна до краёв теплом и солнцем. Там много цветов и много лениво жужжащих пчёл, много спелых ягод и яблок, много одуванчиков, этих белых шаров на тоненьких ножках, дунешь на них - и полетят снежинки, ненастоящий снег, нежный и нехолодный, как будто лето подшутило над зимой. И нет холода, сковывающего и конечности, и душу.
Но сейчас мне кажется, что granny немного боялась этого места. Тот самый капкан тоже был там, где-то среди цветов и трав моего беззаботного детства. Клянусь, что не смогу определить природу моего страха, но, чёрт возьми, я боюсь Летней Страны и не хочу оказаться в ней. Какая-то обволакивающая жуть заключена в этой стране грёз, и если всё то, что говорила мне granny -правда, Господи, помоги мне!
Я чувствую, что силы мои уходят, и я не в силах больше писать. Ясно слышу гудок поезда, который отвезёт меня в мир моего детства, он уже близко, а я будто снова стою на перроне...
Чувствую сладкий запах цветов и мёда. Молитесь о моей душе, все те, кто прочитает эти записи, и да смилостивится над Вами Бог..."
Этими словами заканчивается неизданный дневник капитана Скотта. Несмотря на некоторую бессвязность повествования, здесь можно найти много занимательных фактов о юности этого отважного путешественника. Нам остаётся лишь надеется, что читатель почерпнёт что-то интересное для себя из этих страниц.