Аннотация: На радость сотворим космос из хаоса, хотя и хаос прекрасен.
Однажды девушка налила молоко ей в ладонь и выпила, потом слизнула языком белую каплю, замершую на смуглой коже запястья. И Рахиль задрожала.
***
- Как нежно и дико! - Юкка провела пальцем по плечу Ким. - А дальше?
Ким улыбнулась ласке, по-прежнему глядя в потолок.
Козье молоко было таким сладким, что кожа Рахиль стала липкой. Рахиль казалось, что это молоко не козье, а женское.
- Женское, - тихо повторила Юкка и выдохнула, - продолжай.
- Да, - кивнула Ким, всё также глядя в потолок.
Старый дом скрипел деревом половиц: из угла в угол крался домовой, разгонял мышей и ворчал на нежданных гостей; ночью он спрячет их обувь или спутает волосы. По потолку причудливым узором разбегались трещины. "А что, если ветер подует сильнее и разорвёт дом. Через эти трещины мы увидим звёзды, - подумала Ким, ей стало весело, - а потом погибнем".
- Продолжай, - нетерпеливо сказала Юкка, - не молчи, мне страшно.
- Какая же ты трусиха. Что тебе сделает старый дом?
- Здесь должен жить домовой, Ким! Не смейся! - обиделась Юкка. Она привстала, опираясь на локоть.
- Теперь здесь живём мы, и домовому придётся с этим смириться, - отрезала Ким, осторожно отводя от лица девушки мягкие пряди.
***
И Рахиль боялась с тех пор возвращаться домой. Она думала, как это так страшно-пахнуть козьим молоком и лишь терпеть поцелуи мужа.
***
В доме скрипели половицы и отсчитывали время настенные часы, утром заведённые Юккой. Ким тогда бродила по комнатам, пока Юкка кипятила воду и настаивала травяной чай и разливала в две глиняные чашки мёд. Заглядывая в кухню, Ким видела, как солнце, отражаясь в стекле распахнутого настежь окна, пляшет под руками Юкки, вместе с мёдом льётся в чашки, вместе с водой - в чайник. Осеннее солнце, что баюкает деревья перед долгим сном.
***
И однажды Рахиль тайком пришла к девушке, чьё молоко так и не смылось с кожи. Рахиль пришла, хотя ей не было никакой нужды в заговорах теперь: всего накануне она поняла, что сбылись ожидания, и ребёнок зачат. Он родится весной, когда просыпаются деревья, а глупые люди черпают дни полными горстями, умирая от жажды, не в силах напиться прозрачной ледяной водой весны. Люди, не знающие волшебства, будут ждать лета, потому что лето делает жизнь весомой, плотной. Именно такой стала Рахиль: плотной и тяжёлой, будто земли наелась или сама стала землёй.
***
Юкка смеялась, глядя, как солнечный зайчик от оконного стекла щекочет шею Ким, а та не понимает и отмахивается, при этом стараясь не разлить горячий чай. "В доме всё должно быть на своих местах, - размышляла Ким, пока Юкка вешала на дверь колокольчики, - то есть, домовой тоже. Он наверняка живёт на... ну, конечно, на чердаке. А в подполье - нет, там земля. Она добрая и охраняет нас". Юкка зашла в комнату, когда Ким раскуривала трубку. Длинная спичка уже наполовину догорела, но Ким, как всегда, не замечала, что огонь вот-вот обожжёт ей пальцы. Юкке всегда казалось, что Ким рада огню, даже если тот обжигает. Вот и волосы Юкки - Ким тогда, в их первую ночь сказала, что эти волосы жгут ей ладони. Руки у Ким были такие белые, а волосы Юкки такие чёрные и такая смуглая кожа, что иногда Юкке становилось страшно: вдруг и руки Ким станут чёрными. Ким весело оглянулась на Юкку: "Я придумала, что можно сделать с окнами. На них ведь нет занавесок. Мы можем повесить рыболовные сети. Ну, вымоем, высушим и повесим! А в них вплетём травы. Полезные травы. Ты из них чай будешь заваривать и в еду добавлять". Юкка кивнула, опускаясь на циновку у ног Ким.
***
Стирая или ловя рыб на мелководье, она поднимала подол платья, завязывала его узлом и наклонялась так, что пушистая коса с выбившимися прядками соскальзывала по плечу и щекотала шею, и Рахиль улыбалась и сердилась одновременно.
***
- Всё-таки гармонично в этот раз получается, Ким, - задумчиво сказала Юкка, стряхивая с подола рубашки на пол крошки от печенья.
- Ты же не знаешь, чем закончится, - покачала головой Ким и прибавила, - и я не знаю. Эта история сама себя рассказывает мне, а я пересказываю тебе.
***
Отец часто брал Рахиль на руки, когда та была маленькой, и говорил, что будет защищать и никому не даст в обиду. А потом, когда Рахиль подросла, сказал, что пришла ей пора самой стать кому-нибудь защитой, необходимой, как воздух, и любящей. Дочь согласилась. Он всегда был прав, отец. Её ждал новый дом, свой дом. И она знала, как его привести в порядок.
***
Руки Ким всегда роняли самые ценные для дома вещи: так разбился чайник, тарелки, чашки, ваза. Юкка смеялась и тут же изобретала что-то взамен покинувшей дом вещи. Ким виновато собирала осколки, отложив в сторону трубку, а Юкка повторяла, что так, значит, и надо. Видимо, не нравится им, разбившимся, этот дом. Так у Юкки и Ким появились вырезанные из дерева и украшенные резьбой мисочки, каменная ваза - море само выточила в камне скважинку, куда теперь можно было поставить травинку или сухую ветку. А чай теперь настаивали прямо в чашках.
***
Прежде всего она вымыла дом: каждый угол, каждый кусочек, все закутки она вымыла. Затем достала из своей сумки душистые травы и развесила их по углам и над дверями. Рахиль три дня убирала свой новый дом, расставляла всё по местам и так, чтобы духов не обидеть. А потом, когда всё приготовила, смогла отдохнуть. Тогда Рахиль ещё была лёгкой, весенней, тогда она не знала, как трудно смыть с кожи молоко.
***
Волосы Юкка закалывала найденной в лесу и обструганной палочкой. Такие палочки попадались под руку Ким везде: Юкка забывала их на полу, возле стула, где сидела, на столе, где рисовала, на подоконнике, который мыла, возле чашки с чаем, в книге. Ким думала, что палочки-заколки - это как следы на песке, только долговечнее.
***
А потом пришла усталость и безразличие. Она не так уж необходима - вот, что поняла Рахиль. Всего лишь ещё день и ночь. Всего лишь еда и сон. От неё требовалось тепло? Да, её тело тёплое. Она может протянуть руку, но тот, кто возьмёт её, вряд ли почувствует что-то, кроме пульса. Он гладил Рахиль по голове, она засыпала.
***
Ким всегда варила кофе очень долго. Бережно брала маленькой медной ложкой на длинной ручке немного горького ароматного порошка, ровно шесть порций. Сухой шоколад, как смеялась Юкка. И немного перетёртой коры, для терпкости, улыбалась Ким, закатывая до локтя рукава рубашки. И каждое утро, а иногда в сумерках, подходила к плите с медной туркой и ложкой на длинной ручке, ставила на медленный огонь чёрную густую воду и терпеливо стояла над плитой, ждала, пока поднимется плотная шапочка пены.
***
Эти бесконечные разговоры о ребёнке, грубые и глупые вопросы, предложения доводили её до злых слёз. Дом Рахиль не желал быть ей домом, ничего в нём не слушалось её. Дом не принимал Рахиль. Когда-то по традиции при постройке дома хозяин должен был в стену вмуровать женщину - чтобы дом прочно стоял, а жильцы были счастливы. Рахиль была готова вмуровать себя в стену этого дома, но и жертвой она вряд ли стала бы желанной. Вот тогда и услышала Рахиль о ведьме с окраины.
***
Юкка злилась и ходила по комнатам. Цветы не слушались её, не хотели расти, инструменты скользили по дереву, не оставляя ни желобка, бисер рассыпался, не желая нанизываться на леску. Юкка молчала и злилась на Ким, которая куда-то ушла, на сказку, что стала такой печальной, и оставалось только злиться, на глупую бездомную Рахиль и бедный их дом. И никто не рассказывал, что...
***
Рахиль решилась не сразу. Ей понадобились долгих пять ночей без сна. Утром пятого дня она поднялась с постели, тело будто ничего не весило, но было непослушным. Даже ключ выскользнул из пальцев и упал на порог. Рахиль не подняла его, прошла мимо, бесшумно ступая босиком. Тогда, как и теперь, на дорожке к дому ведьмы ступни искололи сосновые иглы.
***
А чтобы успокоиться, Юкка взяла веник и стала мести пол. Она не Рахиль, она точно знает, что нужна дому, что без неё дома просто нет. Поэтому всё утро Юкка мела полы, мыла их и вытирала зеркала: пусть живущие по ту сторону видят всё ясно. К обеду Ким так и не вернулась, но Юкка устала так, что не осталось сил огорчаться. К тому же дом был теперь ещё уютнее, всё стояло на местах, и без Ким не падало, не разбивалось, застыв в покое и незыблемости порядка вещей.
***
Девушка, живущая в доме ведьмы, налила молока в глиняную чашку. Густое и горячее, молоко плеснуло через тёмно-коричневый край, пролилось на руку Рахиль. Девушка засмеялась и повернула сладкую руку женщины ладонью вверх.
***
Юкка много читала и рисовала в те дни, не стараясь очищать от листьев и игл порог и дорожку. Всё вне дома принадлежало теперь Ким, и Юкка не желала быть там со своим веником и сколотыми палочкой волосами. Она даже платье сменила на брюки, ходила теперь, почти как Ким. Только ростом поменьше.
Рахиль прикрыла глаза, стоя на толстом пружинящем ковре из сосновых игр, Рахиль думала о доме, о том, что сама сейчас дом для кого-то. Рахиль представила себя домом с круглыми стенами и круглым потолком. Только окон нет. И всё в этом доме по местам, всё дышит и живёт. Рахиль неожиданно рассмеялась и очень удивилась, услышав свой смех. Вот так-то, дом может смеяться. На крыльце ведьмы кто-то, наверное, та девушка, оставила глиняную чашку с молоком. Рахиль опустилась на колени, осторожно убрала сосновую иглу из чашки и выпила молоко. В благодарность Рахиль оставила на пороге возле пустой чашки ленту. Она пригодится девушке, чтобы волосы не падали на глаза.
Юкка удивлялась, как громко, оказывается, падают на порог иглы. Даже сквозь мелодию флейты слышен навязчивый шорох. Будто кто-то за дверью укладывается спать, но всё ему не удобно и жёстко. Руки Юкки мёрзли, и она согревала их над застывшим пламенем свечи. Застывшим пламенем, - Юкка отдёрнула руку, - никогда раньше не замечала, что пламя может быть твёрдым и острым, как нож. Может быть, и воздух сейчас застынет, и она разобьётся о ветер? Интересно, а если уж всё стало таким тяжёлым, то когда начнут падать огромные звёзды, раскалываться о ветер, их куски, наверное, попадут в дом, и тот станет разрываться, и они погибнут. Юкке стало жалко до слёз: как же так, не будет больше тёплого солнца в чайнике, нелепо-длинной медной ложки в руках Ким? Ким.
- На самом деле, звёзды - они из фольги, Юкка, - Ким опустилась на колени рядом с креслом уснувшей Юкки.
- Так вот почему иглы вели себя так своевольно и строптиво? - прошептала Юкка и улыбнулась, потягиваясь.
- Рахиль вернулась домой. Она теперь не бездомная, ты знаешь? - задумчиво сказала Ким, поудобнее устраиваясь на циновке рядом с креслом. - Дай-ка мне трубку и табак. Спички есть.
- Не знаю, - передавая трубку и табак, Юкка украдкой взглянула на пламя свечи и облегчённо вздохнула: пламя дрожало на фитиле. - Это же не со мной говорит история.
- Я встретила Рахиль. Она возвращалась. Меня она, конечно, не увидела, - пробормотала Ким, неспеша набивая табаком трубку.
- Расскажи по порядку, - Юкка не отрывала взгляда от белых пальцев Ким. Они бережно и крепко держали сейчас чашечку.
Воздух потеплел, в доме запахло табаком и нагретым деревом, Ким молчала, собираясь с мыслями.