К.А.Терина

  

   Les chatons du mal

  

   Х.: Они абсолютно чёрные. Как тоска, как зрачок дракона, как само совершенство. Маленькие чёрные котята-бутоны на гибких когтистых стеблях. Спят, свернувшись клубочками, ранним утром, когда я приношу их сюда. Просыпаются, тянутся, жмурятся - стоит утру растворить своим диффузным неверным светом маслянистую ночную тьму. Громко мяучат требуя ласки и заботы. Они идеальные создания, я могу любоваться ими вечность. Я и любуюсь ими вечность. Всю их короткую вечность длиной в чёртову дюжину часов. В четыре утра я срезаю их в оранжерее. Безжалостно срезаю это спящее ещё, но полное жизни и тьмы пушистое великолепие, чтобы принести его сюда, показать миру. К пяти вечера, когда улица пустеет и кутается ранними сумерками, котята умирают. Осыпаются коготки со стеблей, с лёгким звоном ударяясь о камни мостовой. Неряшливыми клочками опадает шерсть. Бесконечное мучительное мгновение, равное промежутку тьмы, застилающей человеческий взгляд во время непроизвольного мигания, бьются в судорогах маленькие складчатые уродцы. А потом наступает ночь и хоронит в бездне мрака этих невинных тварей, своих детей. Вы спрашиваете, что происходит с котятами, которые остаются в оранжерее...

   У. (перебивает): Послушайте, это, конечно, невероятно печальная история, но мне правда очень нужно знать, который час. У вас же есть часы, я же вижу.

  

   В руках У. держит букет из тринадцати белых роз, то и дело поправляя на нём что-нибудь - упаковку, листик, бутон. Нервно оглядывается, точно кого-то ждёт.

  

   Х.: Скажи ещё, что котят не любишь. Скажи! Скажи, блядь. Пусть все слышат!

   У.: Это несправедливо. Я люблю котят. Все любят котят.

   Х.: Все, говоришь?

   У.: Ну, может, кто-то и не любит. Какие-нибудь негодяи или извращенцы. Или если котёнок, скажем, в детстве кому-то под подушку насрал. Но тут как бы моральная травма, можно понять человека.

   Х.: Тебе в детстве под подушку насрал котёнок?

   У.: Да нет же, я гипотетически. Могло ведь такое произойти. Кошек, их, знаете, сколько? Шестьсот миллионов. Уж одна-то из шестисот миллионов хоть раз наверняка под подушку насрала. По теории вероятности.

   Х.: Ты их считал?

   У.: Что? Нет, конечно! Так в википедии написано.

   Х. (всё громче): В хуепедии! Зачем тебе знать, сколько всего в мире кошек? Вот я не знаю. Я, нормальный человек, не знаю. А ты знаешь! Ты, может, извращенец?

   У. (ещё более нервно оглядываясь): Тише, тише. Не надо так кричать. Никакой я не извращенец. Котят люблю. Вашей беде очень сочувствую. Даже, знаете, время мне можете не говорить. Не так уж и важно, который теперь час.

   Х.: То есть ты ещё и лгунишка?

   У.: Да почему же это я лгунишка?

   Х.: Ты сказал, тебе правда нужно знать, который час. А теперь говоришь, что не нужно. Выходит, лгунишка. Или один раз соврал или оба раза даже.

   У.: Что за ерунда. Было нужно. Стало не нужно. Мир, знаете, так устроен. Всё течёт, всё изменяется. День. Ночь. Лето. Зима. Было нужно знать время, теперь не нужно. Абсолютно. Нормальная. Ситуация.

   Х.: И ты, выходит, тоже абсолютно нормальный? Котят не любишь, врёшь через слово - так в твоём понимании выглядит мю на гауссиане нормальности?

   У.: Я понимаю, что это не вполне этичная просьба, учитывая, что я первым обратился к вам с вопросом. Но не могли бы вы перестать со мной разговаривать?

   Х.: Так сам и перестань. Мне, может, нравится с тобой разговаривать. А тебе если не нравится, ты и не разговаривай. И не стой тут. Иди себе.

   У.: Я не могу уйти, у меня здесь назначено свидание. (пауза) С девушкой.

   Х.: Это ты зачем сейчас уточнил? Боишься, что я тебя за пидараса приму? Так тут уточнений не нужно. И без них вижу: пидарас. Вот я сразу понял, что извращенец. И лгунишка! Ишь, он мне ещё про девушку врать будет.

   У.: Да что ж вы за человек-то такой?

  

   У. отходит на несколько шагов, демонстративно смотрит в другую сторону.

   Молчание.

  

   Х.: И на какое время оно у тебя назначено?

   У.: Что?

   Х.: Свидание, спрашиваю, во сколько?

   У.: В шесть тридцать.

  

   Х. близко подносит руку с часами к глазам, смотрит прищурившись, качает головой.

  

   Х.: Девка-то твоя догадалась! Вот и не пришла.

   У. (вздрагивая): О чём?!

   Х.: О том, что ты извращенец и лгунишка. И что котёнок тебе под подушку в детстве насрал. Ты, может, поэтому и мужеложничаешь, а? Что там википедия твоя говорит? Есть связь между котятами, срущими под подушки, и сексуальными перверсиями?

  

   У. снова отворачивается.

   Молчание.

   Х. насвистывает I Will Survive.

  

   У.: Вам котят ваших случайно удобрять не нужно? Поливать? Что там вы ещё с котятами делаете, чтобы они как следует росли?

   Х.: Нужно, ещё как нужно. И нежность моя нужна, и забота. Колыбельные на ночь. А я тут тебя развлекаю! Цени.

   У.: Я вам очень благодарен, но беспокоюсь за котят. Вы бы их не оставляли одних так надолго.

   Х.: Ничего с ними не сделается. Это же котята, а не какие-нибудь пидарасы.

   У.: А если я вам денег дам?

   Х.: Это зачем ещё?

   У.: Чтобы вы ушли.

   Х.: Что, неуютно рядом с человеком, который всю правду о тебе знает?

   У.: Тысяча рублей.

   Х.: (молчит)

   У.: Две тысячи.

   Х.: (молчит)

   У.: Три тысячи! Это всё что есть, честное слово!

   Х.: Ишь как припекло. Ну давай, раз так.

  

   У. неуклюже достаёт из кармана бумажник, пытается вынуть оттуда купюры так, чтобы не показать всего содержимого собеседнику, но букет роз мешает.

  

   Х.: Да что ты как не родной. Дай помогу.

  

   Забирает бумажник, заглядывает внутрь.

  

   Х. (удовлетворённо): Я же говорил, что лгунишка.

   У. (чувствуя себя неловко): Мне ещё в ресторан идти. С девушкой. И домой потом доехать нужно.

   Х.: Не переживай. На проезд я тебе оставлю.

  

   Х. забирает из бумажника несколько купюр - явно сильно больше трёх тысяч, деньги прячет в карман, бумажник отдаёт У., но уходить не спешит.

  

   У.: Вы обещали уйти.

   Х.: Ничего подобного. Я обещал деньги взять. А уходить не обещал.

   У.: Слушайте, ну это уже ни в какие ворота не лезет. Мало того, что гадостей мне наговорили, теперь ещё и ограбили среди бела дня.

   Х.: Ночь уже.

   У.: Верните деньги. А не то я милицию позову.

   Х.: И что? Расскажешь милиции, что ты пидарас и что тебе котёнок под подушку насрал? (пауза) Ладно, ладно, не кипятись. Отдам я тебе твои деньги.

  

   Х. демонстративно тянет руку к карману, останавливает на полпути.

  

   Х.: Или, может быть, уйти? Ты что предпочитаешь?

   У. (радостно): Идите! Вас котята заждались!

   Х.: И то правда. Ладно, пойду. Ты только на один вопрос ответь.

   У.: Я не гей.

   Х.: Это ты девушке своей рассказывать будешь. Если, конечно, она существует, в чём я лично сомневаюсь. Вопрос о другом.

   У.: О чём?

   Х.: Срал тебе котёнок под подушку? Да или нет? Только честно. А то не уйду.

   У.: Чёрт. (колеблется, оглядывается, переходит на интимный шёпот) Да.

   Х. (громко): Котёнок насрал тебе под подушку?!

   У.: Да!

   Х.: Это что ж такое надо было с котёнком сделать, чтобы он под подушку насрал?

   У.: Да мне пять лет было! Ничего я с ним не делал. Любил даже.

   Х.: Знаем мы, какая у вас, пидарасов, любовь.

   У.: Я ответил. Вы обещали уйти.

   Х.: Всё-всё, ухожу. Я-то не лгунишка.

  

   Х. демонстративно уходит. У. провожает его взглядом, потом садится на скамейку, нюхает розы, с отвращением откладывает их подальше.

  

   У. (начинает тихо, потом всё громче, в конце монолога рыдает): Господи, даже розы дерьмом пахнут. Всё дерьмом пахнет. Борщ, пирожки, шампанское, весеннее утро, зимний мороз, одеколон "Фаренгейт" от Кристиана Диора, свежие, только из типографии, книги... Сука, ты попробуй съесть борщ, который пахнет говнищем, и ни разу не скривиться - потому что кривиться нельзя, блядь. Потому что за неподобающее для трапезы выражение лица будешь уёбан половником по затылку. Попробуй поцеловать девушку, которая пахнет дерьмом, и не блевануть при этом. Да у меня, может, самый крепкий желудок на планете, меня, может, в космонавты надо отдать. А всё этот гребучий котёнок. Маленький он, видите ли. Не понимает, сука, куда срать. А что мне с тех пор говном всё пахнет - это ничего. Пустяки. Главное, чтобы котята могли шалить, а там пусть хоть весь мир в дерьме утонет. Любите ли вы котят? Любите ли вы ебучих котят, как люблю их я? Топить, сука, топить нахуй маленьких гадёнышей.

  

   Ближе к концу монолога У. за его спиной появляется Х., который сперва честно ушёл, как и обещал, но теперь вернулся. Он на цыпочках крадётся к У., держа правую руку за спиной.

   У. встаёт, берёт розы, снова нюхает. Кривится, отшвыривает на землю.

  

   У.: Блядь, даже сраные розы!

  

   В этот момент Х. бьёт его монтировкой. И не прекращает бить в продолжение всего дальнейшего монолога. У. падает после третьего удара, некоторое время ещё двигается на земле, пытается ползти, потом перестаёт подавать признаки жизни.

  

   Х.: Котят он не любит, вот же пидарас. Извращенец чёртов. Лгунишка. (передразнивая) "Вам котят случайно удобрять не нужно?" Нужно, блядь, и не случайно, сука, а как следует. Вот такими, как ты, пидарасами и удобряю. Что, думаешь, простое это дело - каждую ночь совершенство холить и лелеять? А потом каждый день смотреть, как пидарасы вроде тебя проходят мимо и даже не смотрят. Покупают какие-то сраные розы, вместо великолепнейших чёрных котят на когтистых стеблях. Под подушку тебе, видите ли, насрали. И что теперь? Разве это повод? Это, я спрашиваю, повод быть мудаком? Нихуя это не повод.

  

   Х. наконец останавливается, оглядывается. Вокруг по-прежнему никого. Х. хватает У. за воротник и без особого напряжения тащит прочь.

  

   Х.: Вы спрашиваете, что происходит с котятами, которые остаются в оранжерее. Ночью котята-бутоны открывают свои маленькие идеальные пасти и тоскливо плачут, ползая всюду, насколько хватает длины их стеблей, - в поисках еды. А когда находят, сперва топчут её мягкими лапками, радуясь предстоящему пиршеству и демонстрируя свою благодарность, как охотники-нымыланы, которые прежде станцуют своей добыче танец, а уже потом станут её есть. Завершив ритуал благодарности, котята вгрызаются в живую ещё плоть с восторженным урчанием. Рвут на части, изредка рецессируя, чтобы удовлетворённо мяукнуть что-то неразборчивое на своём ночном языке.

  

   Х. уходит.

   Через некоторое время появляется Й. - высокий молодой человек в щегольских ковбойских ботинках, узких брюках, модном пальто. Он смотрит на часы, недоумённо оглядывается. Замечает букет белых роз на земле. Поднимает, нюхает, кривит лицо, отшвыривает розы прочь. Уходит.