Он не помнил свою кличку. Как не помнил и другие, так много их было, что он их позабыл, и перестал откликаться на окрики этих двуногих. Но то, что "Ату его!" вовсе не кличка, а вoзглас,таивший в себе угрозу, он запомнил очень хорошо с самого детства. И сейчас, когда раздались радостные крики "Ату! Ату его!!!" - он вскочил, ощерился, приготовился к боли, к которой давно уже привык. Полетели камни, посыпались удары паллками...
Он уворачивался и оставалось в ответ скалиться, рычать, злобно лаять. "Главное, главное, не дать загнать себя в эту дыру в каменистой земле - там смерть..." - металось в его воспалённом мозгу. И он уворачивался, и от камней, и от палок, и от дыры. Иногда ему удавалось приблизиться к руке, держащей палку, и он вгрызался в эту плоть до кости, и сердце наполнялось дикой радостью, когда он слышал вой отчаянья и боли. Но чаще, чаще сердце его обволакивалось болью от камней, попадавших в рёбра, от палок, норовивших попасть в голову. К боли он привык, поэтому вместе с нею сердце лишь заполнялось злобой к этим двуногим.
Тишина наступила неожиданно, внезапно. Этот переход от "Ату, ату его!" к тишине был просто оглушителен, непривычен, непонятен. Вместе с тишиной возник вдруг запах такой же непонятный, неожиданный, но такой манящий! Запах жирной похлёбки. Вместе с запахом возникли голоса:
- Юрий Петрович! Он же - дикий! Зверь настоящий! Ещё бросится!
- На меня не бросится, правда, Казбек?
И вместе с этим голосом, вместе со словом "Казбек" к морде пса придвинулась миска с выворачивающим наизнанку вкусным запахом жирной похлёбки. У пса было достоинство. К миске он подошёл не озираясь, будто подчёркивая, что не испытывает страха от этих двуногих, и это он оказывает им милость, принимая из их рук "дань". И с тем же достоинством вылакал всю миску, да ещё и вылизал её дочиста, и улёгся с тем же чувством собственного достоинства, понимая своим собачим умом, что камней и палок больше не будет.
Так и повелось с тех пор - миска вкусной жирной похлёбки или здоровенная кость с вросшими в неё кусками бараньего мяса. И миску, и кость приносил всегда двуногий по имени Юрий Петрович. Он признавал только его запах, его голос, и когда кто-либо иной пытался подсунуть ему кость послаще, он презрительно отворачивался, чем страшно смущал этого "иного". Вместе с Юрием Петровичем появилось главное. Нет-нет, не миска с бараньей костью. Появился "Казбек". Кличка, с которой наконец-то он ощутил своё место в жизни среди этих двуногих и среди себе подобных.
На изумрудной зелени траве стоял большой прямоугольный стол, покрытый белой скатертью. Сервирован стол был изыскано, скромно, но на одну персону, которая и присутствовала здесь, восседая в кресле с подлокотниками. Тарелочка с тонко нарезаными ломтиками сыра, хрустящие хлебцы, несколько розеток, в которых расположились масло, икра чёрная и красная, и всё это "лоснилось" росой. Запотевший бокал белого вина. В кресле сидел Юрий Петрович. А по левую руку от него на иумрудной зелени траве лежал Казбек. Перед мордой его стояла миска, в которой дранила его нос здоровенная кость бараньего мяса. И ничего, пёс стоически отвернул морду от своего обеда прекрасно понимая этикет: негоже чавкать, когда джентельмены беседуют. Время его обеда прийдёт, надо лишь дождаться.
А джентельмены беседовали. Против стола Юрия Петровича стоял скромный квадратный столик, на нём - вазочка с горкой пряников и стакан чаю в раритетном подстаканнике(в таких подстаканниках в былые времена чаи раносили в купейных вагонах "Москва-Ленинград") На скромном стуле а скромным столиком сидел мужчина средних лет, джентеьмен. Вот между двумя джентельменами, Юрием Петровичем и скромным мужчиной и шёл разговор:
- Борисыч, ты пойми, к тебе ТРИЖДЫ приходили с предложением. И тыыы, как упрямый осёл упёрся рогами в какие-то права... Чего ты хочешь?
- Юрий Петрович, подождите, вы же видите, что в ваших предложениях для меня не остаётся никаких шансов.
- Погоди, погоди, Борисыч, кто к кому пришёл с предложениями? Это ведь я к тебе пришёл! У тебя есть шанс - дышать в одну ноздрю. И дышии, падла, дыши воздухом в одну ноздрю. Другие в полноздри дышат и счастливы... А ты скажи, если бы не я, если бы ты пришёл ко мне с предложением, было бы - бы иначе?
- Юрий Петрович, я никогда не соглашусь на ваше предложение.
- Не, Казбек, - лениво произнёс Юрий Петрович, - он нас не понимает... Фас!...
Юрий Петрович бросил обслуге:
- Приберите.
Пёс с чувством собственного достоинства вернулся к миске. Наступило время и для его обеда.
Юрий Петрович подошёл к псине и потрепал по холке.