Диверсант висел вниз головой. Запутавшись в стропах парашюта, он не мог пошевелиться и тихонько раскачивался на ветру. К тому же при падении он ударился головой оствол берёзы и сильно разбил лицо.
--Смотри кА, Михалыч, фашист болтается!-сказал боец партизанского отряда "За Родину" Николай Зарембо, доставая из за голенища нож.
--Погодь, Колька, может он не один здеся.
--Да один он и висит видно давно, вон как его гада снегом запорошило.
Оба партизана: молодой Николай и совсем уже старик Михалыч съехали на лыжах с горки и остановились возле подвешенного на дереве фашиста.
--Автомат, авиомат сначала сними,-- подсказывал Николаю михалыч,--вот.. давай его сюда. Хорошая штуковина.
Старик забросил снятый с немца автомат на плечо, а Николай продолжал обыскивать .
--Эй, да он, кажись. Живой!
Диверсант со стоном открыл глаза и посмотрел на две перевёрнутые фигуры в кажухах и мохнатых шапках.
--А ты прикладом его, Миколка, прикладом.
В глазах у диверсанта что-то сверкнуло и тут же сменилось густой темнотой. Тем временем Николай перерезал стропы, и фашист рухнул в снег.
--Вяжи его , Михалыч, волоком в отряд доставим.
Партизаны быстро соорудили из лыж салазки, и уложив на них связанного немца, потащили его в глубь леса.
Командир партизанского отряда "За Родину" Пётр Илларионович Комар сидел за покрытым кумачовой скатертью столом в своей землянке. Опираясь спиной на смолистые брёвна, он задумчиво поглаживал рукоять пистолета. В землянке было жарко натоплено, но Пётр Илларионович все же не снимал своего лохматого тулупа и валенок. Отряд голодал вторую неделю. Виноваты были сами, нужно было идти вместе со всеми другими отрядами в прорыв. Но Пётр Илларионович решил тогда, что они должны остаться. Слишком мног у него в отряде баб да ребятишек-- куда с таким грузом в прорыв? Хорошо было отрядам "Разгром" и "Смерть фашистам", там большая часть солдаты и офицеры, из тех, что ещё раньше в окружение попали да в лес ушли. Те, конечно, воевать умеют. Хотя, по правде говоря, если бы умели, то в лесу бы не оказались. Да всё равно лучше чем у Петра Илларионовича, кроме него и замполита ещё семь мужиков , а остальные-баб восемнадцать голов да деток двенадцать. Ну ещё Михалыч, бывший лесник из этих мест,так его и за мужика-то считать грех-как ни как восьмой десяток человеку. Куда уж тут в прорыв!
Вот и остались тут, время упустили, а теперь в кольце. Гитлеровцы все окресные хутора да деревни попалили, вот вот да и устроят им тут кашу с тушёнкой. При мысли о каше снова заболела голова. Политрук вон трупом на лавке лежит-совсем ослаб. Да и был, по правде сказать, не очень крепкий. Такого уж из Москвы прислали. И опять "Разгрому" и "Смерть фашистам" больше повезло: их тогда троих палитруков с самолёта сбросили, по одному на отряд. Так в другие отряды палитруки как палитруки, здаровые, шея во-о, морды красные, сразу видно -боевые ребята. А Петру Илларионовичу хлюпик какой-то достался. Такого немец соплёй перешибёт. Только палитику партии разъяснять и мог да за бабами в отряде ухлёстывать. А теперь, когда голод, и баб не нужно ему и про палитику партии забыл. Во как!
--Та как Максимов?-окликнул Комар Палитрука.
--М-м-м... плоховато...
--Да, и не говори-плоховато. Я Николая с Михалычем на промысел послал, может споймают чего.
--Это какого Николая Зарембу что ли?
--Ну да, его и Михалыча--лесника.
--Должны поймать-Николай комсомолец.
--Всё одно-плоховато,--продолжил Пётр Илларионович,--на такую ораву да на баб, да на ребятишек охотой разве прокормишься?
--А если-лося?-спросил палитрук Максимов.
--Нет, лося не поймают,--покачал косматой головой командир,--лоси все за болото ушли, они бомбёжки боятся. Пугливое животное лось...
--А кто не пугливый?
--Ну, лиса, волк не пугливый. Заяц вот ещё...
--Да, плоховато..-протянул Максимов,--протянем тут ноги.
--Разрешите доложить!-раздался в землянке зычный голос Николая Зарембо.
--Вот и охотники вернулись,--обрадовался Петр Илларионович.-Докладывай,Коля, только дверь закрой, землянку мне не морозь.
Политрук привстал с лавки и,заглядывая Николаю в глаза, тихо спросил:
--Ну что, комсомолец, удачно сходили?
--Удачно, товарищ Максимов, удачно, Петр Илларионович!-лицо молодого бойца сияло от радости и от мороза.
Петр Илларионович быстро подошёл к парню
--Ну- ка ,дай я тебя обниму, сынок!
--Скажи мне, Николай,--ласково заглядывая бойцу в глаза, произнёс Максимов,--ты в партию вступить хочешь?
--Да брось ты, палитрук, успеешь ещё мозги парню запудрить, сейчас людей кормить надо.
--Зря вы так, товарищ Комар,--обиженно сказал палитрук,--парень-то герой-всему отряду жизнь спас. А герой обязан быть коммунистом.
--Он не один нам жизнь спас, они с Михалычем на задание ходили. Так ты, что прикажешь и Михалыча в партию принимать? Только учти, деду восьмой десяток уже. Или его в комсомол-для начала?
--Давай, Коля, показывай, чего вы там с дедом добыли?
--Есть, товарищ командир! Эй, Михалыч, подавай!
Михалыч втолкнул в командирскую землянку деверсанта, вошёл сам и , закрыв дверь, присел на низенькую лавочку у входа. У старика болели ноги.
--Это ещё что?-удивлённо вскинул брови Пётр Илларионович.
--А лось где?-не выдержал палитрук.
Николай смущённо улыбался. Диверсант со связанными за спиной руками и разбитым лицом пытался что-то говорить по-своему, но у него выходило только какое-то мычание бульканье.
--А мясо, мясо где?-не унимался Максимов.
--Вот, товарищ командир, диверсанта словили. На дереве висел. Запутался, гад, в парашюте. Мы думали сперва, он это-того (Николай провёл ладонью по горлу), а он,гад, живой. Вот мы с Михалычем и решили его в отряд, как языка...
--Какого ещё к чёрту языка?-гневно задвигал Комар своей косматой бородой.-Нахрена нам язык?! Нам самим жрать нечего. Я вас зачем в лес посылал?
--Эх ты, Коля, Коля,--встрял палитрук,--а ещё комсомолец!
--Ну и что нам с ним сейчас прикажешь делать?
--Как что?-удивился зарембо,--Допросить!
--Да на кой нам его допрашивать? Мы и так в полной жопе. Что он нам может рассказать? Немцы кольцо сужают, люди от голода пухнут, бабы вон кору берёзовую в котле варят.. Михалыч! Ну ладно этот ещё зелёный, ну а ты- то, ты, чём думал?
--Так я это...--Михалыч кряхтя поднялся с лавки,--табачок вот ето при нем был, паипироски тоись..
Старик выложил на стол пачку немецких папирос и спички.
Палитрук наконец поднялся с лежанки и, сев за стол, закурил.
--Это всё?-глядя в глаза старику, спросил он и спрятал при этом папиросы в карман гимнастёрки.-А набор диверсанта?
--Что ещё за набор?-вмешался Николай.
--Не встревать, боец!-рявкнул Максимов.-Я у старика спрашиваю. А до тебя очередь ещё дойдёт. Так где, я повторяю, набор диверсанта?
Михалыч удивлённо хлопал глазами,не понимая чего от него хотят.
--Ну набор, набор продуктов у него с собой должен был быть. Или ты хочешь сказать, что он ночью с парашютом в лес покурить спрыгнул?! А?! Так где продукты?
--Да не было у него ничего. Пётр Илларионович, ну что же вы молчите?! Автомат вот у него был.., нож.., ещё всякая мелочь (Николай смущённо показал из под рукава тулупа наручные часы)...и папиросы. Да разве б мы... Да, Петр Илларионович, мы же с вами из одной деревни, в ж меня не первый год...
В тепле связанный немец начал потихоньку приходить в себя, он приподнялся с лавки, на которую был заботливо посажен стариком Михалычем, и что-то громко замычал.
Комар пятернёй с размаху заехал фашисту в лицо:
--Сидеть, вражина!
Тот стукнулся головой о стену и снова затих.
--Знать -то я тебя знаю,Коля,да только ты ещё не видал, что голод с людьми делает. И вот что ещё: сдай-ка мне часы трофейные.
Николай покосился на палитрука:
--Да уж вижу, чего там...
Немец снова попытался что-то промычать, но уже не вставал с лавки, боясь гнева командира.
--Чего он мычит, как корова?
--Так это Миколка ему прикладом приложился,--объяснил Михалыч.
А Зарембо добавил:
--Челюсти я ему подправил, вот он и жалуется.
--Подправил он,--проворчалКомар, прилаживая трофейные часы на своём волосатом запястье,-- костоправ хренов! Ну и кой ляд нам с него? Продуктов у него нету, говорить не может. Да если бы и мог. Кто у нас по- ихнему понимает? Вот скажи, кто?
Николай почесал затылок:
--Выходит-никто.
--Вот тото и оно, что никто. Так на хрена вы его припёрли, я вас спрашиваю? Что теперь сним делать?
Петр Илларионович смял в раздумье свою бороду в кулак. В землянке повисла тишина.
--В расход его,--наконец произнёс командир,--только отведите в лес подальше и снежком потом забросайте, хотя, один хрен, ночью волки сожрут.
--Есть, товарищ командир, --хмуро сказал Зарембо.-Пошли, Михалыч.
Немец снова рванулся к столу, но Николай успел сбить его прикладом с ног.
--Да угоманите вы его, чего он дёргается, понимает что-ли?
--Чует, --ответил Михалыч, --хоть и не понимает, а чует... Нука, Миколка, давай его ещё разок прикладом.
--Ага!-возмутился Зарембо.-А в лес его ты на себе потащиш? Припугнуть только разве что?
Он замахнулся на фашиста прикладом:
--Сиди тихо, гад!
Немец испуганно зажмурил глаза и свернулся на полу в клубочек.
--Погоди, Петр Илларионович, хриплым голосом сказал политрук , с трудом поднимаясь из-за стола,-- скажи прямо , командир, как партиец партийцу, сколько мы ещё без еды протянем?
--Ну, дней пять ещё продержимся. Это мужики, а дети дня два.
--А бабы сколько?
--Ну и бабы дней десять, они насчет этого поупорней нас будут.
--Тааак, --политрук обвёл собравшихся взглядом,-- а теперь скажи Петр Илларионович, а воевать мы через три дня сможем?
-- Да ну что ты ,товарищ Максимов, глупые вопросы мне задаёшь? С тебя -то и сейчас боец никакой, еле вон на ногах держишься. Да ты сядь, голубчик, сядь, нечего силы понапрасну тратить.
--Так вот,-- не обращая внимания на совет командира, продолжил палитрук,-- не осебе мы сейчас должны думать...(щеки Максимова покраснели, изо рта разило ацетоном, по всему было видно, что речь эта даётся ему с большим трудом).
--Обстановка на фронтах, товарищи...--Максимов закашлялся,-- Родина ждёт от нас..-палитрука снова скрутил кашель.
--Да ты сядь, товарищ Максимов,--Комар заботливо усадил комиссара за стол. Максимов наконец отдышался и продолжил, но уже значительно тише:
--Каждый боец должен до последнего оставаться в строю... Немцы сужают кольцо, Родина в опасности! Ни шагу назад! И мы должны дать оккупантам достойный отпор..
--Ты не горячись, товарищ Максимов,--перебил палитрука Комар,--дело говори, говори к чему клонишь.
--А ты не торопи, торопи , Петр Илларионович, тут вопрос стратегический. Мы остались без продовольствия, люди обессилили, но партия требует: выжить любой ценой. Выстоять! Фашист это мясо. А мясо это жизнь! Нужно отпоить женщин и детей горячим бульоном, поставить на ноги бойцов, чтобы рука крепче сжимала винтовку... Чтобы раздавить фашистскую гадину... За Родину! За Сталина!
Максимов замолчал, чиркнув трофейной спичкой, он прикурил паиросу. Где-то в углу заверщал сверчок.
Петр Илларионович мерил землянку своими широкими шагами, мягко ступая белыми валенками по грубо отёсанным доскам пола .
--Соль у нас есть, наконец сказал он , бросив комкать бороду,-- сварим бульон, а остальное засолим или заморозим, нужно только следить, чтобы волки не утащили ночью... Немец у нас хороший, мясистый, одной ноги отряду на сутки хватит. Неделю продержимся. Силы восстановим. Фрицы тоже не железные, глядишь, к тому времени блокаду снимут, а там можно и к Верхним Костюкам выйти, хлебом запастись. Молодец, Максимов, соеденимся с "Разгромом", подам раппорт о представлении тебя к награде, спас ты отряд, спасибо, товатищ!
Фашист вдруг подхватился на колени и бросился к ногам командира. Крякнув, Николай опустил приклад ему на затылок. Диверсант рухнул между палитруком и Комаром. На полу, возле головы фрица, быстро образовалась красная лужица.
--Кажись всё,--тихо сказал Михалыч.
--Разделывать будем тут,--командир указал на пол землянки,--чтобы не подрывать моральный дух. Ты, Михалыч, дуй к бабам в землянку, пусть котел с водой ставят.
Тело немца было белым и мускулистым. На груди кустились рыжеватые волосы. Ножи партизан быстро затупились, и Мхалычу пришлось несколько раз их подтачивать. Лавку, на которою положили фрица и весь пол залили кровью.
--Больше, чем со свиньяки кровищи,--заметил Михалыч.
--В человеке крови-пять литров,--вставил Николай,--нам на курсах по гражданской обороне рассказывали, когда я в городе учился.
--А тут все десять,--недовольно произнёс Комар.
Михалыч несколько раз бегал с ржавым ведром на улицу: выносил то кишки, то кисти рук, то ступни-их вместе с головой решили в пищу не употреблять, чтобы не подрывать марального духа, как сказал Пётр Илларионович. Хотя Михалыч и предлагал оставить их для холодного.
--За милую душу пойдёт,--убеждал он командира и палитрука,--не хуже, чем из хрюшки получится!
Но Пётр Илларионович его урезонил:
--Мы здесь не к свадьбе готовимся, наша задача-выжить. Хотя палитрук вроде бы был инее особенно против.
--
А ноги порубать надо, так не порежем, а целиком в котёл не влезут, только баб напугем.-предложил Зарембо.
Палитрук похвалил за это Николая:
--Правильно рассуждаешь, комсомолец!
--Михалыч, неси топор.
Потолок в землянке мешал как следует размахнуться, поэтому по одному месту приходилось бить топором несколько раз. На стены землянки брызнули небольшие сгустки крови вместе с белыми осколками костей.
--Перекур!-объявил командир, вытер со лба пот и повернулся к максимову:
--Угости трофейными, комиссар.
Партизаны сели за стол. Палитрук каждому выделил по папиросе. Внушительная горка мяса возвышалась между ними, оно кое где ещё сочилось кровью. Комар ножом подцепил из этой кучи несколько увесистых шматков и бросил их в ведро.
--Неси к бабам, Михалыч, скажи-лосятина.
Михалыч обслюнявленными пальцами притушил папироску, спрятал её куда-то за отворот тулупа и бросился исполнять приказание.
В землянке снова закипела работа. Через час Петр Илларионович весь потный приоткрыл дверь и с удовлетворением увидел, что возле котла собрался почти весь отряд. Все, кто ещё мог встать и выйти на улицу были там. Командир накинул тулуп и вышел на улицу. Замученные, изможденные голодом люди улыбались ему. Впервые за несколько недель Пётр Илларионович тоже улыбался. Он приказал организовать раздачу пищи, сначала накормить детей и тех, кто уже не может ходить, лишь потом есть самим.
Вместе с пищей в отряд возвращалась жизнь.Вскоре изо всех землянок слышался весёлый перестук алюминевых и деревянных ложек. Сам командир вместе с палитруком сели есть в своей землянке. Перед этим Николай с Михалычем затёрли там снегом пол и стены. Зарембо примерил сапоги диверсанта:
--Как по мне шиты
--Ну и носи на здоровье,--улыбнулся Пётр Илларионович, и,обратившись к палитруку, серьёзно добавил:
--Пусть люди немного отойдут от голода. А завтра утром, перед завтраком, выступи ты перед ними, товарищ Максимов, пусть знают, что нет места фашистам на нашей земле!Но палитрук максимов уже спал и не слышал слов командира.
Через три дня немцы сняли окружение и отошли. Партизаны быстро наладили связь с ближайшими сёлами и в лес снова стало поступать необходимое продовольствие. А боец партизанского отряда "За Родину" Николай Зарембо натёр в немецком сапоге ногу, и , вытянув из него промокшую стельку, обнаружил под ей тайник. В небольшом, свёрнутом в трубочку документе говорилось, что капитан Селевёрстов Н. Е. направляется Ставкой в район действия партизанских отрядов "За Родину", "Разгром"и "Смерть фашистам" для координации их действий с Центром. Николай решил никому не показывать обнаруженный документ и как можно быстрее избавиться от "трофейных" сапог.