Я нажал включатель указательным и средним пальцами. До ушей донеслось ровное гудение - электричество побежало по проводам. "Вскочило", как говорила моя учительница физики, миссис Дрейв. Ее лексикон был кладезем нескончаемых афоризмов, прилипающих раз, и на всю жизнь.
Я оглянулся, отведя взгляд от стены - темно-зеленой, как в больнице, с блекло-желтым посеревшим от курева и старости включателем. Взгляд уперся в темноту. Лампы еще не загорелись, но в них уже растекалось молочное свечение. Раздался треск и, на мгновение ослепив меня, вспыхнули стеклянные трубы под потолком над сценой и зрительным залом.
- Эй! Долго ты там копаться будешь? Мы уже устали ждать! - недовольный крик режиссера оторвал меня от притирания глаз, в которых все еще плавали разноцветные круги, похожие на те, которые возникают после длительного смотрения на солнце.
- Да-да, мистер Эрдонс, иду! - как можно более подобострастно отозвался я. Начальство есть начальство. Даже если с ним не согласен - тебя-то кто спрашивает?!
И поспешил на сцену, отодвинув рукой фиолетовый занавес, из вылинявшей, похожей на бархат, ткани. Мало того, что она вылиняла, так ее еще и испещряли небольшие дырки с опаленными краями (своенравные лицедеи и лицедейки зачастую на репетициях бегают по сцене с сигаретами, вереща, что "творческую душу" никто не понимает), пятна краски, коей подкрашивали пол сцены. Но, к счастью, из зала сих пятен видно не было, и то хорошо.
Половицы под ногами глухо поскрипывали в такт моим шагам. Здание театра было старое - его, похоже, еще в девятнадцатом веке строили, а последний ремонт был годах в пятидесятых. Я говорю о настоящем ремонте, а не о покраске стен и выбелке потолка, после которой пол зрительного зала было заляпано белыми каплями.
Сцена пустовала, не было еще даже декораций. Пришедшие к этому моменту Билл, Том и Ванесса сидели в первых рядах зала, о чем-то переговариваясь, временами оборачиваясь в сторону Айка Эрдонса, в задумчивости почесывающего бороду левой рукой и крутя в пальцах сигарету. Соответственно, в правой руке. Взгляд его уперся в далекое-далекое, видное только ему одному пространство. Разумеется, полное высоких материй и гениальных режиссерских ходов.
- Ну да, ты красавец, - хмыкнула Ванесса, изучая мой наряд.
Она права. Чего уж там скрывать. Мой костюм - длинный серый балахон и приклеенная к лицу фальшивая борода. А чего вы ожидали от роли Призрака отца Гамлета? Изумительного камзола? Нет, увы, моя роль - Призрак. И пусть роль не столь важная, как Гамлет, Офелия, Полоний, но зато это роль. Моя роль. И пусть кто-нибудь вякнет, что в двадцать три года выпускникам театральной Академии положено играть главные роли.
А сама Ванесса - Офелия - была одета в обычную одежду, так же, как и Билл с Томом. Почему-то Эрдонсу пришло в голову, что так я лучше войду в роль на репетиции. Хотя, всем понятно, что он меня не любит. Просто так, без причины. Моего бывшего однокурсника - Тома, Гамлета, которого я обходил по всем оценкам, - он практически обожал. Наверное, на этом сказывалось то, что дядя Тома - один из Совета Директоров одного из крупных банков, а может, и нет, кто знает. Черт их поймешь, этих "творческих натур".
- Ну, начнем? - флегматично спросил режиссер, туша остатки сигареты в керамической пепельнице.
Голос его выражал всю усталость, все презрение к таким низким материям, как репетиция. Великий режиссер тоже не был обделен человеческими слабостями - он слегка картавил.
Я, только-только успевший сесть рядом с Ванессой, поднялся, оправив балахон, поднялся по пяти ступенькам на сцену, отошел вбок, ожидая остальных. Том и Билл быстро вскарабкались ко мне, чуть замешкалась лишь Ванесса, укладывая в сумочку мобильник. Опять переписывается с новыми "мальчиками"...
- Но, мистер Эрдонс... Нас же лишь четверо... - неуверенно протянул Том, окидывая нас взглядом и задерживаясь взглядом на моей приклеенной бороде. На его лицо тотчас наползла ехидная улыбка, которую невозможно было бы стереть с лица и центнером ацетона вперемешку с хлоркой.
- И что? - казалось, не понял Эрдонс. - Том, понимаешь, вместо того, чтобы ждать остальных, мы отрепетируем то, что можно репетировать без них... Скажем... Начнем - первый акт, пятая сцена. Так как у нас только Горацио, Марцелла еще нет, отработаем до диалогов с ними. Все выучили сценарий? Офелия, Горацио - сядьте. Быть может, при меньшем скоплении народа некоторым будет проще... настроится
- Да, - одновременно со мной ответил Том. Конечно, по идее в постановке Гамлета сценарий не нужен, но... Айк Эрдонс отличается своеобразностью интерпретаций. К примеру, в его постановке Божественной Комедии Данте, от самой Божественной комедии осталось лишь название и пара совпадений. Ну, короче, в его постановках столько же от первоисточников, как и в Голливудских фильмах. Хотя, ознакомившись со сценарием я понял, что его Гамлет не очень далеко ушел от оригинала. Но... Чуть ушел. К счастью, роль Призрака Отца Гамлета, принца Датского это мало затронуло. Хотя, этот некоторый, коим и является ваш покорный слуг, даже эти "затрагивания" не сильно по душе. Но... Что поделаешь...
- Хорошо, - Том кивнул, - начнем, мистер Эрдонс.
- Поехали, - крикнул режиссер, и мы с Томом пошли рядом от занавеса. Согласно пьесе, я должен его куда-то вести, а тут он начинает брыкаться, как упрямый осел. Скажу я вам, только ему не передавайте, он и есть упрямый осел.
- Куда ведешь? Я дальше не пойду! - воскликнул Том-Гамлет, останавливаясь. Не знаю, предполагал ли мсье Шекспир, что Гамлет должен произносить это обиженно-упрямым голосом, но мсье Айк Эрдонс, в искусстве, без сомнения, фигура куда более значимая, чем дядюшка Уильям - по крайней мере, по его мнению - против таких интонаций Тома-Гамлета, наверняка, тоже великого деятеля искусств (так же, как и его дядя, разумеется), ничего не имел.
- Так слушай, - ответил я так, как, по-моему мнению, ответил бы сам Призрак. Вкрадчиво и убедительно. Громко, но не так, чтобы резало слух.
- Я готов, - продолжил причитать Том-Гамлет.
- Уж близок час мой, когда в мучительный и серый пламень вернуться должен я...
- О бедный призрак!
- Стоп! - крикнул Эрдонс. - Что это такое?! Что, я спрашиваю?! Мы что, дешевый балаган?!
Мы с Томом одновременно застыли, ожидая, на кого же обрушится буря.
- Дэвид!!! - рявкнул Айк с нотками истерии.
Все, я попал. Интересно, за что?
- Что, мистер Эрдонс? - потупившись, спросил я как можно мягче. Нельзя мне терять эту роль!..
- Не верю, вот что! - режиссер патетично взмахнул руками, вскочив со своего места и чуть не перевернув небольшой столик со сценарием, кофе и пепельницей. - Не верю!
И, просто наверняка, он значимее еще и Станиславского. Его "Не верю!" весьма громоподобно и яростно. Словом, режиссер, так режиссер... Великий во всех своих проявлениях.
- Да, мистер Эрдонс, - сказал я, борясь с желанием закатить глаза.
- Ты не так говоришь! Что, по-твоему, вся роль заканчивается на зубрешке текста? Да эту фразу даже попугай повторит! Как надо говорить?! "Уж! близок! час! мой! когда! в! мучительный! и! серый! пламень! вернуться! должен! я!!!". Где экспрессия, черт побери?! Где страдание, ярость, зловещие интонации?! О, боже, я этого не вынесу!!!
Пятнадцать восклицательных знаков, и это только в тринадцати словах этой фразы. Вот она - истинная техника Станиславского...
- Понял? - не унимался Айк, похоже, близкий уже к истерике. Что ни говори, гений и сумасшедший - одно и то же. Хотя, на сумасшедшего он еще не тянет... Следовательно, и до первого ему еще несколько тысяч ступенек. Печально, печально...
- Да, мистер Эрдонс, - ответил я. - Понял, конечно...
Не засмейся, не засмейся... Только не засмейся!..
Режиссер стремительно сел на место и махнул рукой:
- Еще раз! И, чтобы как надо!
Мы с Томом-Гамлетом, глумливо улыбающимся, явно довольным моей выволочкой, вернулись на исходную "позицию".
Быстро повторили текст до того, где мы в прошлый раз остановились. Я говорил назло так, как сказал Айк, но все равно буду говорить так, как считаю правильным на самом спектакле. Мне важнее мнение критиков, чем этого режиссера, наши пути с которым, скорее всего, вскоре разойдутся. Хотя, даже какие критики?! Мне важно лишь мое мнение! Хотя, правда, денег и славы хочется тоже...
В ответ на восклицание Тома-Гамлета (все тем же капризным голосом) "О бедный призрак!" я ответил печально, так, как, по-моему, надо:
- Нет, не жалей меня, но всей душой внимай мне.
- Говори, я буду слушать, - капризно, нудно отозвался Том-Гамлет.
- Это Гамлет, мистер Эрдонс, - не выдержал я. Надо же посвящать необразованных. Ликбез, так сказать...
- Я-то знаю, что это не хуже вас, молодой человек! Не могли вы, что ли, поучится у Тома игре на сцене?! Как, как вас взяли в Театральную Академию?! Не понимаю, молодой человек! Берут, кого ни попадя!..
Я скрипнул зубами, борясь с желанием запустить в него чем-нибудь. Желательно, чем-нибудь тяжелым и железным.
И не смейся, не смейся!!!
- Я попытаюсь еще, - пытаясь скрыть гнев, сказал я голосом "да-я-ничего-не-умею".
И не кинь в него чайником, так одиноко стоящим в углу сцены...
Чайник?! А что, идея!..
Мы повторили еще раз. На том же месте Айк подбежал к сцене, размахивая руками, и чуть ли не рвя на себе волосы. Вид его был донельзя истерично-стервозным: глаза на выкате, язык, казалось, свешивается, как у собаки. Мсье Эйнштейн, узревши его, сиречь Айка, потерял бы дар речи. А я-то думал, что сумасшедшее сего мсье уж некуда...
- Не верю! - разнеслось по залу. Ванесса и Билл пытались подавить смех. Странно, но все остальные почему-то опаздывали на репетицию. Вот бы посмеялись... Ведь это великое "Не верю!" из уст величайшего из великих режиссеров это звучало как "Не Вейу!". Добрым, чистым детским голоском...
Не засмейся!..
- Не верю! - повторил он уже тише, но злее, выразительно смотря на меня. Ожидая, наверное, того, что я глубоко вздохну, ахну, и театрально - разумеется! - упаду оземь.
Я плюнул на все и пошел за занавес, нуждаясь хоть в какой-нибудь передышке. Спокойно, - сказал себе я, - спокойно. Такой... Великий... Режиссер... Ох, поскорее бы отработать по контракту - и куда угодно, хоть в рекламе сниматься, хоть в бесчисленных римейках Бонда, что маловероятно, хоть посудомойкой работать!
Я уже развернулся, чтобы вернуться, но...
На сцене стоял я... Я...
Или не я... Я даже не знаю... Вроде я... Но, кто тогда тот "я", что здесь?.. Все, допрыгались, раздвоение личности!..
Этот "я" стоял на сцене рядом с Томом-Гамлетом, который был уверен, что это я, и декламировал. Неплохо, кстати:
- Я дух, я твой отец, Приговоренный по ночам скитаться, а днем томится посреди огня, Пока грехи моей земной природы не выжгутся дотла...
Я?..
- Стоп, - донесся голос Айка. - Не верю! Сколько можно повторять, ты бездарность, Дэвид! О, боже, как я это вынесу?! Ванесса, неси мои успокоительные таблетки!.. Нет, я так не могу!.. Бездарность, что стоит сказать это яростно, бойко?! А это что, печаль, нюни разные!.. О, боги!!!
Я в ужасе посмотрел на "себя". И вот, что подметил...
Этот "я" чуть просвечивал, сквозь его бок я видел другой занавес, хотя и одежда и лицо были такие же. Хм, я точно двинулся...
- Не верю! - повторил Айк, явно ожидая ответа от "меня". Ванесса уже заботливо принесла ему желтый флакончик таблеток.
И тут, ни с того, ни с сего, я вышел на сцену. Вернее сказать, мои ноги сами меня вынесли на нее. Зачем? А кто знает?!
Айк застыл, переводя взгляд с меня на "меня" и обратно. Ванесса и Билл тоже застыли. Том отличился оригинальностью и упал в обморок. Ну, в этом гениальном актере я никогда не сомневался, уж если он при виде пауков визжит...
- Не верите, значит, - произнес второй "я". - Ну что же мне с вами делать, господин режиссер, ладно, тогда до свидания, вы, наверное, лучше меня знаете, кто такие призраки, и как их играть. До свидания, благодарю за внимание... Право же, не стоит оваций...
С этими словами он помахал рукой Айку, подмигнул с улыбкой мне, и... растаял в воздухе.
- Ми... Мистер Эрдонс... - пробормотал я, чувствуя, как пол уходит из-под ног.
Я двинулся... А может, нет?.. Не засмеяться лишь бы...
- Не... Не верю! - сказал он дрожащим голосом и упал без сознания.