Юнкер : другие произведения.

  

  

  

I

  

  Художник-реставратор Николай Васильевич Караваев перебирал мелочевку в ящике письменного стола и нашел пулю. Откуда она взялась, он не имел представления. Караваев покрутил в руках закругленный с одного края свинцовый цилиндр и хотел отправить его в мусорную корзину, но вместо этого еще раз осмотрел находку. «На берушу похожа, только размером меньше!» — подумал он и машинально сунул пулю в ухо. Она так замечательно вошла, что вытащить ее не удавалось. Николай Васильевич опешил, наклонил голову и попрыгал на одной ноге — безрезультатно.

  Он хотел извлечь паршивую железяку пинцетом, но ухо не собиралось расставаться с неожиданным презентом. Встревоженный не на шутку художник решил вызвать неотложку. Палец уже начал набирать нехитрый номер, как в голову закралось сомнение: «Что я скажу фельдшеру? Вот, мол, игрался и нечаянно...» — Караваев представил изумление медика. «Вы давно из детских штанишек выросли? С виду серьезный мужчина, а ведете себя как дитя малое!» — унижающий достоинство вывод заставил отказаться от этой затеи. Николая Васильевича бросило в пот. Держась за ухо, он опустился на диван. Казалось, что пуля увеличивается в размерах и подбирается к мозгу. Медлить было нельзя. Благо дело поликлиника находилась за углом. Каждый шаг отдавался в голове тяжелым колокольным звоном. Вероятно, пуля прыгала в черепной коробке, как шарик в погремушке. Караваев проигнорировал сонную очередь и влетел в кабинет. Он не слышал недовольный ропот за спиной, не видел возмущенных глаз ожидающих помощи людей. Ему было не до этого.

  За столом сидел седовласый старичок в белом халате и что-то быстро писал на клочке проштампованной бумаги. Напротив него, на табурете, покашливала грузная старуха. Ее бесформенное, маловыразительное лицо напоминало бельмо. Видя, что на него не обращают внимания, Караваев сорвался.

  — У меня нет времени ждать. Ситуация критическая, требующая срочного вмешательства! Спасите меня, я в опасности.

  Старуха перестала дышать. Все хвори, терзавшие ее, отошли на второй план. Доктор бросил заполнять медицинскую карту, поверх очков глянул на нетерпеливого посетителя.

  — Что с вами произошло, любезный?

  — Шел я по улице, — начал врать Караваев, — как вдруг что-то ударило в ухо. Я думал — майский жук, но... В общем, я плохо слышу и очень болит там, внутри, — он указал пальцем на голову.

  Доктор попросил старуху перебраться на кушетку, усадил на ее место Караваева и заглянул в ухо. Никелированными щипцами он извлек нечто, заставившее его присвистнуть.

  — Говорите, майский жук? Милочка, — обратился он к медсестре, — вызовите милицию. Покушением на убийство пахнет!

  Караваев не предполагал такого поворота событий. Он попробовал выскользнуть из кабинета, но медсестра грудью загородила выход. Раненный в голову реставратор опустился рядом с оторопевшей бабкой и пригорюнился. Ждали недолго. В кабинет вор-вался сыщик. Пыхтя, как паровоз, он стрелял по сторонам глазами, ноздрями втягивал воздух — надеялся взять след.

  — Где жертва перестрелки?

  Доктор указал на Караваева. Человек в форме разочарованно хмыкнул: не было ни крови, ни истерзанного страданиями потерпевшего. Перед ним сидел гражданин с рядовой внешностью.

  — Пойдемте со мной, составим протокол, — бесцветным голосом сказал милиционер.

  Тяжело переваливаясь, старуха подошла к дому. Она поправила на голове косынку и отдышалась. После чего обратилась к пожилому мужчине. Тот сидел с газетой на лавке у подъезда.

  — Слышал, Прохор Гаврилович, банда в городе объявилась?! Проиграют человека в карты, а потом убивают первого встречного. Сама жертву преступления в поликлинике видела. Привезли горемыку, а у него из уха пуля торчит! Генералы милицейские понаехали, стали пытать: что да как. А мужик уже не в своем уме! Бормочет что-то, а что, не разобрать. Так и помер! — насладившись собственными фантазиями, она скрылась в подъезде.

  Булкин проводил соседку настороженным взглядом. Человеком он был не в меру мнительным, и рассказанная история произвела на него сильное впечатление. «Хоть на улицу не выходи! — думал он. — Пойдешь в магазин, а тебе в спину очередь пулеметную пустят! Того гляди, по квартирам начнут шастать и отстреливать!»

  Булкин поскреб пальцем подбородок: «Где-то у меня хранится малокалиберная винтовка. Конечно, это не зенитная установка, но на безрыбье и рак — рыба!» Забыв на лавке газету, он поспешил домой.

  Кладовка служила хранилищем рухляди: на стене висел велосипед со спущенными колесами, под ним стояло оцинкованное корыто с макулатурой. Остальное пространство занимали старые стулья, которые громоздились друг на друге. Чтобы отыскать память о спортивной юности, пришлось перевернуть все вверх дном. Изделие тульских мастеров в плотном брезентовом чехле находилось в дальнем углу. Булкин разобрал винтовку, тщательно смазал ее. Возня с оружием успокоила, вернула уверенность в раздавленного страхом старика. Он подошел к открытому окну и выстрелил в сторону гаражей. Довольный собой снайпер повесил винтовку над кроватью.

  С приходом темноты смелость покинула Булкина. Ему мерещились разговоры за дверью, скрип половиц на кухне, возня на балконе. Он снял со стены ружьишко, на цыпочках вышел в прихожую, прислушался. Убедившись в ложности опасений, так же на цыпочках вернулся обратно. Любой автомобильный выхлоп на улице заставлял вздрагивать и выглядывать в окно. То же самое повторилось на следующую ночь. Жизнь Булкина превратилась в череду изматывающих потрясений. Ссылаясь на болезнь, он попросил соседку покупать ему необходимые продукты и стучать в дверь определенным образом. За неделю, проведенную в засаде, Булкин осунулся, зарос щетиной. Он даже сдал в росте и превратился в сгорбленного старичка.

  Тем временем органы внутренних дел не сидели сложа руки. Следуя выдуманным на ходу показаниям Караваева, они тщательно осмотрели район, где произошло «столкновение с майским жуком», вычислили траекторию полета пули и определили, откуда приблизительно произвели выстрел. Проверка загаженного голубями чердака результатов не дала. Оставалось опросить жильцов попавшего под подозрение дома. Ничего этого Булкин не знал.

  По вечерам он поднимал боевой дух, слушая патриотические песни, после чего ложился спать в обнимку с винтовкой. Просыпался Булкин ни свет ни заря, со скрипом приседал, размахивал руками и проверял: есть ли в патроннике патрон. Завершив ритуал, он включал городское радио, в надежде услышать о задержании банды. Диктор бодрым голосом передавал вести с полей, рассказывал про выпускной бал у школьников и ни слова не говорил о том, что так тревожило Прохора Гавриловича. «Боятся панику в народе посеять!» — делал он неутешительный вывод.

  Участковый, в сопровождении представителя прокуратуры, обходил квартиры подозрительного дома. На его вопросы жильцы пожимали плечами, недоуменно морщили лбы и совершенно не помогали следствию. Милиционер привычно постучал в дверь. Настороженный голос из-за нее поинтересовался:

  — Кого надо? Здесь такие не живут!

  — Откройте, пожалуйста! Это участковый!

  «Вот и явились нелюди! В мильтонов переоделись, гады!» — Булкин передернул затвор.

  — Стреляю без предупреждения! — как можно суровее крикнул он, но получилось неубедительно.

  Прохор Гаврилович надеялся, что бандиты побоятся поднимать шум и оставят его в покое. Но вышло наоборот. В дверь ударили чем-то тяжелым. Она закряхтела и выплюнула замок. Дожидаться, когда его пристрелят, пенсионер не стал. Он вскинул винтовку, нажал на курок. Сухой щелчок потряс Булкина — осечка! Он не растерялся, схватил винтовку за ствол и, как дубиной, ударил ввалившегося человека. Тот охнул, схватился за плечо. Из ствола его пистолета вырвалось короткое пламя.

  По небу прокатился раскат грома. Крупные капли забарабанили по крышам, тротуарам, молодой листве. Пуля не причинила вреда Булкину, отрекошетила от стены и вылетела в подъезд.

  Сочинившая историю о банде старуха услыхала шум в подъезде. Гонимая любопытством, она выскочила на лестницу и стала торопливо спускаться. Взломанная дверь соседа ввергла ее в шок.

  Сквозь тучи прорвалась молния. Громыхнуло так, будто взорвался газовый баллон. Что-то горячее ударило старуху в лоб. Она повалилась на ступеньки, конвульсивно дрыгнула короткими ногами и сползла вниз. Платье на ней задралось, выставив напоказ трикотажные панталоны. Спустя минуту старуха оклемалась, потрогала огромную шишку и удивленно посмотрела на закованного в наручники соседа. Жалкий, он вышел из квартиры в сопровождении вооруженного мужчины.

  Возле бабки суетился участковый. Что он говорил, пострадавшая понять не могла. В голове гудело и все казалось дурным сном. Прибывшие по вызову врачи не нашли причин для беспокойства, сделали старухе укол от столбняка и умчались по неотложным делам. Больше всего раненую соседку волновало, что натворил тихий, никому не мешающий Прохор Гаврилович.

  Любопытство старухи было удовлетворено самим Булкиным. Его вскоре отпустили. Баллистическая экспертиза определила, что пуля, застрявшая в ухе Караваева, выпущена из другой винтовки. На этом можно было бы поставить жирную точку, но ложь художника-реставратора, пусть и безобидная, изменила ход истории: в мире все связано эфемерными нитями, и один поступок влечет за собой другой, с первого взгляда не имеющий никакого к нему отношения. Содеянное сегодня может через год, а то и через много лет напомнить о себе удивительным образом. Редко кто задумывается над этим. Не утруждал себя подобными размышлениями и художник-реставратор Караваев.

  

  

II

  

  Обглоданная временем церквушка ежилась на заросшем чертополохом холме, взирала черными глазницами окон на грунтовую дорогу и с каждым годом все глубже уходила в землю. Заброшенная хранительница библейских истин дышала клубами пыли, поднимаемых порывами ветра. Тощие кресты, торчащие из прогнивших куполов, скособочились и служили шестком для птиц. Изнутри божий храм выглядел удручающе: вдоль стен росла крапива, на месте алтаря лишаем расползлось кострище. Сводчатый потолок закоптился и поблек. С него печально смотрел едва приметный лик. Развалины мозолили народу глаза, но сносить их не решались, а на восстановление не было денег. Так и стояла обдуваемая ветрами развалина, так и ждала своей участи.

  Владелец сети магазинов Лаврентий Николаевич Лялин напоминал бульдозер. Любые преграды на пути к поставленной цели он сносил не задумываясь. Капиталы его росли, но счастья не приносили. Скорее, наоборот. Несколько месяцев назад, когда дела резко пошли в гору, Лялин решил, что может без посторонней помощи ориентироваться в мутном потоке бизнеса. Не тут-то было! То налоговая инспекция нагрянула с проверкой, то жалобы от населения посыпались. Почтовый ящик засыпали письма с угрозами. Дошло до того, что в гаражном массиве покушались на его жизнь.

  На самом выходе, перед самым носом Лялина кирпичная стена брызнула осколками, и облако пыли припудрило побледневшее от страха лицо. От неожиданности Лаврентий Николаевич пригнулся и бросился бежать. Откуда мог знать процветающий коммерсант, что это старик Булкин испытывал винтовку, готовясь к нападению головорезов. Дома Лялин задернул занавески, достал сигарету и долго мял ее непослушными пальцами. Мысль о том, что на него открыли охоту, бросала в дрожь. Лаврентий Николаевич обмозговывал, как оградить себя от посягательств. «Ну ладно, проверки, штрафы, но не убивать же из-за того, что я успешнее других! Озверел народ, одичал — мать родную за алтын пристрелят!» Так и не закурив, он потянулся к журнальному столику. Полистал газету, нашел страницу с объявлениями. На глаза попалось: «Продаю бронежилет». «Куплю я эту кольчугу, но от административной атаки она не спасет. Не надо скупиться на подарки, — запоздало сожалел он. — Начальство любит, когда ему преподносят гостинцы в виде компьютеров, телевизоров и пухлых конвертов», — Лялин понимал, откуда ветер дует, но идти на поклон не позволяла гордость, и тогда он решил поступить по-иному: «Отреставрирую православные святыни на окраине города, заручусь поддержкой церкви. А там уж, даст Бог, и с местными властями все утрясется».

  Лялин бродил вокруг руин, оценивающе осматривал их. Заложив руки за спину, прикидывал: во сколько выльется реанимация храма. Навскидку выходила кругленькая сумма. Выражение угрюмой сосредоточенности не сходило с его лица. «Да черт с ними, с деньгами! Реноме и покой дороже». Он не стал тянуть резину, поставил в известность о своих намерениях епархию, посоветовался с архитектором и нанял бригаду хороших специалистов. Церквушка молниеносно обросла строительными лесами. Ближе к осени ее внешний облик изменился. Лаврентий Николаевич лично контролировал ход работ, чаще пропадал на объекте, чем в кабинете.

  Благотворительность принесла должные плоды. Лялина оставили в покое, жалобы покупателей прекратились, а мэр города при встрече первым протягивал руку. Ко всему прочему, о нем написали в газетах, как о человеке сердобольном и отзывчивом. Дела снова пошли в гору и затраты на реставрацию церквушки уже не выглядели такими пугающими, как изначально.

  Весной воздуху прогрелся, и началась роспись стен. Художники прорисовывали каждую мелочь, каждый фрагмент библейских сюжетов. Притвор украсили сцены евангельской истории, на боковых сводах парили ангелы, а ниши алтаря и храма облюбовали святители. Своим великолепием церквушка настолько радовала глаз, что Лаврентий Николаевич чуть не уверовал в Бога. В присутствии батюшки он демонстративно крестился.

  Одновременно с удовлетворением в душе Лялина заворочался червячок самолюбования и гордыни. Незаметно он прогрыз в сознании мецената нору для соблазна. Лаврентий Николаевич глядел на свод храма и что-то прикидывал в уме. Он отозвал в сторонку Караваева, ответственного за роспись потолков, по-свойски хлопнул его по плечу.

  — Ты, Коля, вот что. Срисуй-ка лик Спасителя с моей фотографии. Добавь к ней усики, бородку. Чего тебе стоит? Я в долгу не останусь!

  — Да разве ж можно, Лаврентий Николаевич? Это же святотатство! Церковь такое богохульство не простит ни вам, ни мне! — выдавил Караваев и суетливо вытер кисти о тряпку.

  — Да откуда она узнает? Делай что говорю, ты же художник, а не инквизитор, чтобы ересь выявлять! — Лялин сунул в карман его куртки конверт. — Потом еще добавлю!

  

  

III

  

  Подъехать к торговой точке с торца не удалось — улицу перегородила фура с товаром. Лялин вылез из машины и нос к носу столкнулся с пожилой цыганкой. Похожая на галку женщина схватила его за руку.

  — Давай погадаю! Все скажу! Что было, что есть и что будет!

  Лялин недолюбливал представителей этого крикливого, наглого народа. Он хотел вырвать руку, но проснувшееся любопытство остановило. Лялин протянул купюру. Цыганка посмотрела на его ладонь и вернула деньги. Не говоря ни слова, пошла прочь. Поведение гадалки озадачило Лаврентия Николаевича. Мгновение он стоял в замешательстве, потом догнал женщину.

  — В чем дело, красавица?

  — Не беру с покойников! Совесть не позволяет!

  Покачивая широкими бедрами, цыганка продолжила свой путь.

  — Постой! — не так уверенно произнес Лялин. — Объясни: ты что, меня пугаешь? — от липкого пота зачесалась спина.

  — Зачем пугать того, кого нет!

  — Как это нет, старая ведьма?! Вот я! Живой и невредимый!

  — Не вижу тебя. Так, тень одна!

  Встреча с цыганкой вывела Лялина из себя. Он плюнул на дела, сел в автомобиль и поехал к храму. Работы подходили к завершению. Строительные леса еще не убрали, но лик Христа отлично просматривался снизу. Батюшка поклоном приветствовал Лялина и восторженно цокал языком.

  — Господь-то как живой получился! Того гляди, сойдет и начнет судить грешных! — перекрестившись, он скрылся из виду.

  Довольный тем, что никто не заметил подмену, Караваев мечтал о покупке новой мебели, плазменном телевизоре и отдыхе на море. Как и многие, он строил планы на будущее, не имея представления, что случится с ним через мгновение. Жизнь, вообще, настолько непредсказуема, что диву даешься. Под ногой Караваева треснуло. Он потерял опору, взмахнул руками и повалился на настил. Деревянная конструкция зашаталась и накренилась.

  «Ну вот, будут богомольцы прославлять Господа, а я на них сверху взирать!» — глаза Лялина светились шальным огнем. Треск прервал полет бредовой фантазии. Со скрипом, как карточный домик, сложились леса. Лаврентия Николаевича расплющило чем-то тяжелым. Скрытый облаками пыли истошно вопил Караваев.