Впечатление самое наилучшее. Хотя поначалу немного устал от однообразия атмосферы жестокости, юродства и вялотекущей шизофрении. Но послевкусие от просмотра оказалось намного приятней, чем ожидал.
Петр Мамонов - находка российского кинематографа. В прежние времена в советское кино попадали не красавицы и красавцы, а необходимые типажи. Поэтому любому режиссеру всегда были доступны типажи интеллигентов, крестьян, казаков, рабочих, аристократов. В наше время отбор актеров в учебные заведения видимо происходит по внешним данным, отчего на экране обилие сексапильных голливудских лиц, мало связанных с реальной жизнью и способных лишь обеспечить подсознательную "влюбляемость" зрителя в актера. Но ведь у нормального зрителя не только нижние чакры работают. Петр Мамонов - идеальный типаж русского мистика, угловатого, дикого, захлебывающегося от избытка страсти, фантазии и восприимчивости при отсутствии твердых ориентиров и незыблемых авторитетов. Петр Мамонов сразу выглядит коренным жителем той страны, где каждый сам себе и царь и пророк. Недаром у него была исключительно вольная молодость, закончившаяся не менее бурным православием.
С первых кадров фильма режиссер дает нам понять, как противоестественно сочетается в душе царя Ивана в исполнении Петра Мамонова - монах и тиран. Одетый в рубище монах, читавший библию, за несколько минут у нас на глазах превращается в сильного и жестокого царя. Возникает впечатление, будто спускаясь под зловещую музыку из кельи на крыльцо, Иван позволяет слугам надеть на себя не царскую одежду, а царскую душу. Такое раздвоение личности, судя по всему, действительно имело место.
Причину беспредельной лютости царя Ивана Четвертого Петр Лунгин расшифровал как фанатичную деятельность мистика, наделенного неограниченной властью. Чтение христианского Апокалипсиса привело царя Ивана к мысли о приближении Конца Света и признаки грядущего Светопреставления начали мерещиться царю повсюду. Человеческая жизнь показалась царю ничтожной по сравнению с задачей по скорейшему искоренению всех грехов на Руси, чтобы с царя не спросили за грехи его подданных.
Подозреваю, что такая трактовка царской опричнины в фильме Петра Лунгина возникла под влиянием образа другого тирана - господаря Валахии Влада Цепеша, более известного под именем Дракулы. В 15 веке князь Цепеш не менее рьяно боролся за безгрешную жизнь, и лютыми казнями довел подданных до такого ужаса, что полностью искоренил воровство. Видимо не случайно именно во времена Ивана Четвертого о князе Цепеше была написана назидательная книга, ходившая по Руси в качестве примера идеального христианского государя.
Но вторая, тщательно скрываемая, дьявольская часть натуры царя Ивана отлично осознавала, что смысл жестокости вовсе не в подготовке к Светопреставлению, а в кровожадном удовольствии, получаемом от жестокости. Поэтому весь фильм царь Иван Васильевич как бы играет в жмурки с самим собой - облачает свой животный садизм то в справедливый суд, то в отказ от суда, то в божий суд, хотя в любом случае кто-то должен был умереть, желательно в муках. Поэтому юный немецкий инженер, построивший увеселительный деревянный городок для массовых казней, лучше всех постиг душу безумного русского царя.
Ведь и сегодня мы говорим одно, делаем другое, и наши истинные мотивы подчас весьма далеки от провозглашаемых. И даже рассуждая о Боге, нередко исповедуем под видом религии лишь наши темные, животные страсти, совсем как лютый московский царь Иван Васильевич Грозный.
Выходя из кинотеатра, я с грустью спросил: почему в России свергали только гуманных правителей, но никогда не свергали настоящих тиранов? И получил резонный встречный вопрос: а в какой стране свергали настоящих тиранов? Как ни странно, тиранов действительно редко свергали изнутри, лишь извне. Вероятно, возникновение тирана и покорность народа взаимосвязаны. В стране, где народ свободолюбив, тираны попросту не заводятся, и наоборот.
Иван Охлобыстин играет в фильма сумасшедшего дьячка, чье безумие было под стать царскому, поэтому незаметно, покуда дьячок окончательно не заговорился, назвав вторую жену царя, бывшую жестокую и своенравную черкесскую княжну, Вавилонской Блудницей. От такого сравнения даже на царя-шизофреника напал гнев, хотя дьячок не осуждал царицу, а восторгался ею, как истинный средневековый сатанист. Черкешенка Мария действительно мало соответствовала титулу христианской царицы - охотно любовалась на казни, склоняла мужа к массовым оргиям с участием девушек из своего терема и заводила себе любовников чуть ли не на глазах у царя.
Олег Янковский играет в фильме Лунгина митрополита Филиппа. Олег Янковский мастерски показал, как долго и мучительно христианский митрополит пытался то воздействовать на царя, то перехитрить его, то о чем-то договориться с ним, до последней возможности надеясь примирить совесть с традиционной верностью властям, которые якобы от Бога. Зато отчаявшись, митрополит настолько решительно восстал против царской власти, что укрепил своей твердостью души других людей и больше уже ни разу не ошибся в правильном выборе, чем бы его не искушали. Вся безжалостная, изощренная и юродивая машина опричнины оказалась бессильной.
А момент обретения митрополитом Филиппом святости показан в фильме Петра Лунгина очень красиво. Человек, который еще вчера был бессилен и слаб, внезапно избавляется от оков, пророчествует и исцеляет так обыденно и спокойно, как будто бы торопясь завершить важную работу, когда уже не осталось времени на долгие церемонии.
Наверное, это очень хорошо, что последняя роль в кино у Олега Янковского оказалась настолько светлой. Ведь смерть приходит ко всякому, однако, не каждому выпадает честь проститься с жизнью в образе христианского святого. Царствия Вам небесного, Янковский Олег Иванович, и огромное спасибо за труд.