Келейников Иосиф Кириллович : другие произведения.

Сезоны души

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Об авторе И.Келейников родился в Новосибирске в 1933г. Репатриировался в Израиль в 1981г. после шести лет отказов. Живёт в Ашкелоне. В России и Израиле работал психиатром. Доктор медицинских наук. Член Союза писателей Израиля. Пишет стихи с 1948г. Увлекается скульптурой и путешествиями. В Израиле и США публиковался в журналах. Издал книгу стихов на русском языке и на иврите ( в том числе и переводы) ћКлубки дорогЋ (1988г.) и книгу - исповедь ћСнег во снеЋ (ћРеквием по йорикамЋ) (2003г.). Настоящее издание - сборник стихов - итог раздумий о судьбе человека и человечества, о тщетной попытке принять предстоящий метафизический мир, в котором нет привычных мер времени и пространства. Читатель может чувствовать взаимопонимание или отвергать идеи автора, но не может не задуматься о смысле бытия.

   Предкам.
   Потомкам.
   Тебе.
  
   Бар?х атЮ* .., или сбухты барахты
   *Барух ата (иврит) -" Благословен ты..." - обращение к миру, Богу, человеку.
  

0x01 graphic

  
   Из материнской утробы - в земное бытиё. И всё окружающее - Я! Собственное Я появляется по мере отлучения и отличия от объектов, которые то ранят и пугают, то ласкают и спасают, то исчезают неизвестно куда. Поневоле закричишь от беды или радости. Как осязяемо и сиюминутно всё происходящее!
   Детство поглощает всё, что находится в пределах досягаемости чувств. Поглощает, чтобы созреть. Кажется, что всё окружающее создано только для того, чтобы всасываться в каждую новоявленную душу. А потом взрослеть, вытесняя свою раннюю алчность к знаниям алчностью к успехам.
   Детство и взрослость. Два мира, один в другом, близкие и чужие, они тянутся друг к другу, не находя путей. Как муж и жена, как физиология Павлова и психоанализ Фрейда. Чувственная память наводит мосты, но, оформляясь в слова, превращает мосты в иллюзию. Опыт взрослого направлен на возведение реальных мостов и на их реальное разрушение. Остатки детской любознательности и воображения только удобряют чёрствую и жадную почву. Юмор с крупицей цинизма легко расставляет вешки возрастных периодов: девочка.., девушка.., молодая женщина.., молодая женщина.., молодая женщина... Бац! - И нет старушки.Таков биологический круговорот человека. Но у каждого, от вешки до вешки, - что-то своё, неповторимое. Всегда и везде: в древнем Египте, современной Европе или в Новосибирске 30 - 40г.г. Завершая жизнь и оглядываясь назад, многим недосуг задаваться вопросом "Зачем?", а заглядывая вперёд, удивляться отсутствию финишной черты.
   Первые прогалины, сосульки, непроходимые реки тающего снега на улицах, звонкие трамваи (когда уши шапок уже можно подвязывать сверху), нежная дымка зелени на берёзах, щекочущий лицо тополинный пух.
   Второй класс...- солнечный зайчик взгляда, брошенный девочке с задней парты: она тоже переведена в следующий класс! А на завтра - война с раздельным обучением, чёрно-белые будни, военные сводки, продовольственные карточки, "чёрные кошки", инвалиды, кража из сенок кусочка сливочного масла, сытный жмых, сладковатые клевер с ромашкой...
   Вытачивание из кирпича солдатиков, перековка гвоздей на мечи, собирание гербариев, коллекций минералов и фантиков. И одуванчики: "закрой глаза - открой рот!"
   "Походы" в соседние дворы за семечками или ранетками, прибивание расхлябанных досок на крыше. Учебники, прикрывающие от бабушки книжки о путешествиях. Засолка капусты. Холодная вода из чайника с привкусом многолетней накипи и деревяной бочки.
   Траншеи в снегу, пропахшие навозом; долгие очереди у водокачки, где еле течёт струйка ледяной воды; яростные бои за снежную горку. Ледышки на рукавичках, тающий снег в валенках. Поздние, затемно, возвращения из школы.
   Сколько во всём этом красок, запахов, ощущений! Сколько милых сердцу воспоминаний! Поглощённое рассчитано на всю жизнь. Тепловой реактор души.
   Зато какой мощной изоляцией воспитания окутан этот реактор! Под массовым опытом запретов и разрешений выхолащивается индивидуальный опыт проб и ошибок, а непосредственность растворяется в толпе заученных ролей. Воспитатель приспосабливает воспитуемого к своим интересам. Так формируются рабы с раздутым и ничтожным самомнением, - поначалу удобные, а впоследствии - агрессивные бунтари. О, как инородно в этом нашем коллективном портрете выглядят одиночки, упрямо несущие лозунг Гёте: Человек - бросок к высшей цели. Трудно достижимое ненавистно, как непокорная штанга - штангисту или Марлен Дитрих - бомжу.
   Но и "чехол реактора" подвержен разрушению: генетические слабости, инфекции, травмы и утраты высвобождают первозданную энергию. Так появляются социопаты, блаженные не от мира сего, а порой, экстрасенсы. Простому смертному остаётся изворачиваться, натыкаться на углы, западни и тупики. И каждый раз зализывать раны в тёплой берлоге прошлого.
   Улица и дом. Два слова. - Бесчисленные впечатления. Но дом, хоть и "насыпушка" с бренчащим рукомойником на кухне и давно некрашенными половицами, - всё же уют и убежище. В нём обитают большие и добрые люди, занятые на работе, на войне, по хозяйству. А когда собираются вместе, журчат бесконечные семейные былины; замысловатые споры с шутками и подковырками; поразительные стихи не публиковавшихся тогда Саши Чёрного, Северянина, Гумилёва, Есенина. Отца среди нас не было. Были его письма из лагерной ссылки, неизменно сердечные, была память о нём.
   Кончилась война. Вернулись с фронта дяди. Не вернулся отец. В 14 лет я, узнав о его смерти, обрёл его в письмах. И только тогда по настоящему мне стало его не хватать. Письма были наполнены любовью, но мне нужны были его руки, его улыбка, его голос.
   Можно насыщаться впечатлениями, но и душевная пустота имеет свой объём и вес. Худо-бедно, я взрослел. Завязались в один узелок густые запахи смородины в заводях речки Чик, пыльный репей во дворе, войны с пацанами соседних улиц, страдания Овода, приключения Хрупа с Узбоя, грядки на огороде, семейные истории и много-много других мелочей. Настоящая жизнь закончилась. Впереди предстояла биография с переставленными и отсеянными акцентами, отражающая совсем другого человека, существующая порой отдельно от меня. В том давнем узелке до сих пор таится жизнь и пристально наблюдает за происходящим вовне. Она замечает любую фальшь и неловкость своего хозяина и при этом непременно кричит петушком, которого не слышит никто. Стихи, как сказал Мандельштам, - возрасты человека.
   Жизнь одного детства. Жизнь бесчисленных ролей. Одноразова ли? Зачем она владельцу? И владелец-то кто? - Я? Он? Образ? Подобие?.. Не в том ли цель бытия, чтобы в конце пути, сидя у разбитого корыта условных ценностей, оглянуться в прошлое и увидеть будущее при отсутствии настоящего?
   Была такая крылатая фраза - "Всё остаётся людям". Какая ограниченная самоуверенность! Остаётся в конце-концов эфемерная душа, которой сыт не будешь. А то, чем будешь сыт - ещё не делает тебя человеком. В залихватской советской песне значительно больше глубинного смысла: "Мы родились, чтоб сказку сделать былью". Мы родились, чтобы трансцендировать и заполнять Нишу.
   Следуя закону земного "притяжения", мы стремимся воспроизводить себя. Обзаведясь потомством, усугубляем своё одиночество. Что я мог дать сыну? Жалкие попытки противостояния среде, неуверенность в самоценности своего Я? Нас разлучало время. И право выбора было за ним. Куда естественнее и выигрышнее меня выглядели его дяди и мама. Их непосредственность, жизнелюбие и музыкальные таланты создавали тёплую атмосферу, но не вооружали ни средствами, ни целями. Какой ценностью для него могли обладать мои цели, в которых я и сам никогда не был уверен? Здесь нет и намёка на самооправдание. Не увлёк за собой, значит не самодостаточен. Спрос-то со старшего. "Нет пророка во граде его", "ещё пожалеете!" - защита беспомощного. Невосполнимое прошлое тешится упорным самокопанием или слепой беззаботностью. Так или иначе, но под себя подгребаем: бытие наше земное, не чета небесному.
   Диапазон от эгоизма до альтруизма для человека слишком широк. Нам достаточно находиться в пределах от эгоизма до эгоцентризма. Остальное зависит от цели, которой он руководствуется. Сталин для своих "ведомых" был великим альтруистом. "Кто ты?"- спрашивает трусость. "Куда ты ?" - спрашивает любознательность. Интуиция вопросов не задаёт.
   Каждый идёт к себе, в свою землю обетованную. У каждого свой угол зрения и своя ответственность. Один видит за порогом ад, другой - рай. Но переступает не будучи виновным, ибо метафизический кодекс бытия вне нашего разумения. А остальные кодексы сиюминутны, как и идеалы. С возрастом замечаешь, что время из будильника улетает в вечность. Туда, за порог, мы не пронесём нажитые деньги и бредни, успехи и огрехи, - они нужны остающимся жить. Впрочем, никто к этому серьёзно не относится и каждый норовит пронести за порог что-то своё: "на том свете встретимся!" - с любимыми, с несбывшимися на Земле чаяниями, с Богом ... Родимся с глазами, видящими мир вверх ногами. Умираем с головой, обращённой назад в прошлое.
   Вот ведь, казалось, всё по местам разложил, а душа места не находит. Душонка... Душенька... Опутанная словами и поступками, в быту она остаётся неявленной слепоглухонемой, одним из бесчисленных светлячков, без которых мировой дух был бы слеп; одной из веточек мимозы, без которой он был бы глух; одной из изумрудных росинок, без которых был бы нем. И адрес у неё есть, но достучаться... Увы!.. Пока держит тело, она всего лишь генная память в море человеческих страстей. Своя ли собственная, ближнего ли моего, - не докричишься. Своевольная, она себе на уме. Вольно ей обманываться стихами.
   В нашем сознании "душевное" и "духовное" почти-что кровные родственники. Однако душевность проявляется в отношениях между людьми, а духовность - в отношении к чему-то высшему. В ней намёк на причастность к макрокосмосу. Душу отдают в быту. Дух принадлежит нечеловеческому миру. Тело, на время занятое у земли, - реактор, начинённый катализаторами. Душа телесна, она вся в беспорядочных связях между внутренним и внешним мирами. Дух иррационален, он - сама гармония, в которой уравновешивается не только тело с душой, человеческое с божественным, но и конечное с бесконечным. Душа - относительность. Дух - абсолютность. Связь между ними такая же, как между чувством и разумом, теплом и холодом, физикой и метафизикой: душевное всасывается и растворяется в духовном вне зависимости от наших желаний.
   Пресловутые ад и рай - во взаимоотношениях души и духа. Оставил добрую душу, и память живущих будет тянуться к Духу с благодарностью. Злая память - с проклятиями. Вся заковыка в том, что мы в трёхмерной гордости своей не способны перевести Добро и Зло на язык других измерений, а в своей земной ипостаси остаёмся рабами предвзятостей.
   Мы часто употребляем выражение - "вторая натура", не зная, с чем её едят. Вторая натура на виду, демонстративна, нацелена на контакт. Чем отчётливее она выражена, тем значительней её антипод и тем сложнее отношения между ними. Как часто попадаешь на удочку, клюнув на светлую доброту, не заметив в ней жгучую злобу! Как не скоро, споткнувшись о порог скупости, начинаешь различать сердечную щедрость.
   "Чем хуже, тем лучше" - зависит от угла зрения. Стоит взглянуть иначе, и понятия хорошего и плохого стушёвываются, а то и меняются местами. О ком вы только что сказали, что он хороший человек? На чём вы основывались? Плохое в нём.., не опосредовано ли оно вами или другими внешними причинами? Спящий не плох и не хорош. Сознательное поведение начинается с пробуждения и зависит от взаимодействия со средой. "Плохо" и "хорошо" неизбежно требуют "суда", а значит и спекуляций "вины и наказания". На то он и человек, чтобы помнить наказ: "не судите...". На то он и человек, чтобы не следовать этому наказу. Как часто я обижался, как часто винил ближних!.. И тех, кто не вернул мне мелкие долги, и тех, кто убивал в моём отце любовь, и тех, кто сжигал книги и евреев. Не я им судья, а человеческие законы и традиции. Убийцам нужны лозунги, убийце - сочувствие. А сочувствующий, пока жив, и сам несёт свой крест. Он и белая ворона, и гадкий утёнок, и загнанная лошадь. Зоопарк в джунглях. Тяжёлое ярмо. Легче убивать. Не хочется быть человеком...
   Детство. Юность. Зрелость. Старость. Всё происходит и завершается в детстве. Потом - осознание опыта: распределение по полочкам, инвентаризация, утилизация... Блажен, кто пронесёт своё детство, каким бы оно ни было, до конца: в нём нет фальши воспитания. Но счастлив ли? На этот вопрос может ответить его первая, заложенная в детстве натура, если ухитрится выглянуть из-под второй.
   Первозданная натура кроется в подсознании. Она проявляется в экстремальных условиях, при психических расстройствах, у экстрасенсов. Шизофренические ассоциации характерны сочетанием несочитаемого. Но и болезнь чему-то учит: в таком случае природа приоткрывает свои закрома, где до поры таятся запредельные понятия. "Природа - Мировой Дух", "информационные ауры человека и кристалла", "сверхскорость - способ прибыть к цели до того, как объект начал движение", "хаос - абсолютный порядок"... А в закрома далеко ходить не надо: они в нас, резервные мозговые структуры, хранящие археобразы мира. Оттуда нет возвращения в повседневность.
   О чём это я? Об истоках? О впадании в детство или выпадании из него? Когда тебе за семьдесят, стыдливость превращается в ностальгию, а прошлое розовым туманом скрадывает проступающие черты будущего. Кому как, а по мне, прошлое и будущее есть всегда. Они одномоментны и бесконечны, как наше пребывание в них. В частной жизни каждый из нас Нарцисс. Пуп Вселенной. Течёт время - меняется восприятие. Зеркальная поверхность ручья всё чаще подёргивается рябью и незаметно становишься как все... Но кому хочется быть как все? И тогда - в крик. Так рождается сумбурная автодушеграфия. Кому-то она покажется близкой, кому-то - не от мира сего. А на самом деле, она, опять же, как у всех.
   Нарцисс отчаянно цепляется за своё Я, пытается отразить и выразить своё отличие. И у каждого свои способы. Мне импонирует сатирическая философия. В этих двух несовместимых понятиях - несовместимость индивидуальности и толпы. И пусть кипящие чувства испаряются мыслями, а поступки выпадают в осадок. Индивиду - дышать. Толпе - жрать.
   Так, хотя бы на бумаге, я очищаюсь от человеческого.
  
  

0x01 graphic

  
  
   Вот уже и сформировалось в юном теле своё Я. Но как холодно принимает его окружающее! С каким криком гнева приходится отстаивать его обособленность и неповторимость! Как чувственно происходящее! Как оно стремится удержаться и увековечиться!
   Голодная от одиночества, душа ищет самовыражения. Здесь, одиночество не наказание, а потребность. И средства - не самоцель, а физиологическое сырьё. - Оно сугубо индивидуально. Результат - творчество, самопроизводство. Его плоды, как дети, уродливые или прекрасные, одинаково дороги. Царапающие рифмы, утяжелённый слог, обеднённость глаголами, парадоксальность и замысловатость - всё может быть оправдано, если служит смыслу и не злоупотребляет интуитивным вкусом. Удались ли эти сочетания - судить неторопливому читателю.
   Сезоны души естественны, как естественны биологические или электронные часы. Всему своё время - время формирования чувств и их обогащение сочувствием, время на самоопределение в среде и на попытку осознания зачем мы на Земле. От инфантильного лепета - к наивным вопросам, от страха заблудиться - к мерцающим просветам. Живя в словесном тумане, мы не замечаем, как стушёвываются грани и нарушается биоритм. И чем гуще туман, тем ярче невидимые звёзды. И слова, как посланный в небо телескоп: чем дальше, тем отчётливее видишь себя. Путь и оставленные на нём вешки стихов, как прошлое и память, - одно целое.., но они шапочно знакомы, как моё Я с моим отражением в зеркале. Можно увидеть оболочку, уловить гримасу, но заглянуть внутрь?..
   Метафорически, философия творится не на кухне, а в обсерватории. При этом не исключено, что философствующий может обладать ещё и талантом повара. В конечном счёте всё сводится к степени душевного голода.
   Друзья говорят, что я богоборец. Но я же не окончательный идиот, чтобы бороться с образом, созданным двуногими на задворках одной из галактик, а тем более, со Всемогущим, который всегда, везде и без имени. Даже противостоять человеческому исчадию я не в состоянии. Что вижу, о том и пишу, будучи попутчиком и путаником, - одним из дон кихотов.
   Другие считают, что я мизантроп. Однако, не совсем: вся история - история взаимоуничтожения во имя одних и тех же идеалов. В панканнибализме чудом уцелевают одиночки - потрясённые мудрецы и альтруисты. Их кажущаяся отстранённость - плоть от плоти кипящей толпы. В прозрачном и тайном океане жизни каждой капле хочется отличаться от себе подобных. Капельное это дело - представлять себя альтруистом или мизантропом. Капле невдомёк, что она - Океан. Такова природа Homo, извините, Sapiens'a. Истина самодостаточна и не нуждается в уважении, но человеческие исчадия!.. Они достойны милосердия и жалости. Не в том ли любовь?
   Друзья благосклонны ко мне. Спасибо им,- с ними я выхожу в светлый мир общения. Но спасибо и каннибалам, - с ними я ухожу в себя, в сонный мир ассоциаций. Увы, наш мир должен быть таким, как он есть. И каждому своя погода в свой сезон. Правда, душевные сезоны относительны: их перипетии наблюдаются в любое время "года". Свою наивную весну мы проносим через все сезоны. Она тускнеет и, под конец, почти исчезает под накапливающейся искушённостью; но и тогда, неожиданно и задорно, среди белой зимы, вдруг пропоёт петушок. Да и признаки сезона старости появляются в любом возрасте, когда плотский интерес вдруг охлаждается сомнением: "Стоит ли игра свеч?". Этот вопрос возникает на рубеже между привычкой к вымыслам и озорством догадок. И тогда, пресыщенный прошлым, обретаешь хотя бы мимолётный аппетит к будущему. Время грозам, время и зарницам.
   Прошлое, каким бы оно ни было, нуждается в отчёте, максимально освобождённом от фальши. Завершая свои "сезонные циклы", человек и человечество в меру возможностей подводят итог собственного существования. Отчитываясь, мы не столько изменяем миры, сколько уменьшаем для себя порог между ними. С этим, шагнув из эвклидова пространства в незнаемое, мы не ужаснёмся их различию.
   Мне посчастливилось общаться с людьми, обладавшими паранормальными способностями - Вольфом Мессингом (СССР), Рони Маркусом (Израиль), пациентами (один демонстрировал телекинез, другая - предчувствия). Ещё совсем недавно публика относила такие демонстрации к разряду "очевидное - невероятное", а в мире материалистического мракобесия они назывались шарлатанством. За последние годы армия учёных меняет свои позиции: интервенция прогресса в нашу повседневность обязывает реагировать. Нарастает лавина сугубо научных публикаций, в котрых крупные специалисты, исследуя феномены "тонкого мира", не гнушаются говорить о сознании планет и Вселенной, об информационной связи между разными видами особей и между живой и неживой природой.
   Один только частный пример. В Новосибирске живёт Сперанский С.В. Около сорока лет он изучает телепатическое воздействие экстрасенсов на физиологические функции людей и животных - непосредственно и на расстоянии в тысячи километров, а также опосредованно - через "заряженные" лекарства, волосы, воду, чудотворную икону и т.д. Свои работы он опубликовал в 2004 году в книге с оптимистичным и драматичным названием "Да, скоро!". Представитель великой уходящей Культуры, человек со щедрым сердцем, он неловко несёт свои научные регалии. Доктор биологических наук, член-корр. Международной Академии Энергоинформационных Наук, он вывел из перепутья методологию биологических экспериментов. Стоя на пороге четвёртого измерения или шестого чувства, он вправе выбирать. Кто же переманит его в своё ведомство - открывающийся запредельный мир или скрывающийся вездесущий Бог?
   Помимо земных треволнений, контактов, забот и наслаждений, помимо перемен погоды и давления атмосферного столба, мы не замечаем своей растворимости в неуловимо загадочной среде. Среде, равняющей нас не только с ближними, не только с окружающим живым и "мёртвым" миром, но и с космосом. Паранормальность такого единства кажущаяся. Просто на этом берегу мы ещё не готовы, а ждущее на противоположном - оберегает нас от опрометчивого шага. Для выбора нам дана творящая жизнь.
   От детских чувств до раздумий старости - короткий прочерк кометы, сгорающей в земной атмосфере. У кометы предыдущая история теряется в космической глубине, а последующая - оседает пеплом. Такова и биологическая жизнь человека. Неужто в этом вся сермяжная правда? Не кроется ли в нашем бытийном сознании некая запредельная функция? Не существует ли в нас метафизический код, связывающий нас с абсолютным миром? Сгорая, согреваем, освещаем, творим, захлёбываемся словами. Для чего мы?! И нет словесного ответа.
   А пока... Светит солнышко, крутится планета, а люди на ней убивают друг друга. В философии противоположности сходятся. В обществе приматов - взаимоуничтожаются. Любое общество не обходится без лидера и отвергаемого. Ориентация на вождя понятна, однако отвергаемые играют не меньшую роль в судьбе, будь то маленькая семья, производственная группа, граждане государства или население Земли. Ксенофобия инстинктивна. Корни её архаичны, как восторг от костра или боязнь пауков. "Не тому улыбаешься", "не тому молишься", "чужой", "инородный", "враг народа" - не нарекания, а суровые приговоры. "Ты виноват уж в том, что хочется мне кушать!"
   Человечество с рождения имеет коллективную языческую душу, голодную по хлебу и зрелищам. Созрев до христианства , этой душе потребовалась идеологическая основа. Так на отверженных разверзлась пасть антисемитизма. В инфантильном движении "зелёных", мне кажется, проясняется возможный выход из поголовного каннибализма: сотрудничество с природой. Но как созидать, не вызывая цепную реакцию разрушения? Ведь, помимо упомянутого голода, страны и континенты задыхаются от невозможности поспеть за прогрессом. Загнанную лошадь пристреливают... И круг замыкается снова. Бесчеловечная природа бесконечно мудрее человеческой. Её жестокость - это уже наша проблема.
   Действие не равно противодействию. Они сосуществуют. Символичность и абстрактность, интеллектуальность и духовность с одной стороны, а с другой - конкретность и консервативность, потребность и душевность создают индивидуальный конфликт, но он растворяется в естественном единстве Большой Природы. Их неравенство упрямо влечёт нас в мир других измерений. В религиозном представлении - к слиянию с Богом.
   Как бы то ни было, мы движемся, а значит, страдаем от заблуждений и радуемся каждому успешному шагу. Вот только как освободить душу от вечной зависти к Духу? Как смириться со стремительно увеличивающейся пропастью между мощью и немощью? Или такова цена за любознательность и творчество?
   Даже такие монстры, как Карл Маркс, Рудольф Штайнер, Фридрих Ницше, Мао Дзе-Дун опускались до стихоплётства. Им не чужды были удручающие разногласия с собой, с ближними, дальними.., пока не увлекал их поток общей судьбы, - судьбы любимого и ненавистного общества. "Что-то стало холодать... Не пора ли нам поддать?" - алкогольный вариант социального дискомфорта... Однажды, в дурном настроении Лев Толстой сказал, что писать стихи - это, как пахать и за сохой танцевать. Экзальтация в зимнюю пору, действительно, выглядит слюняво. Но петушок!..
   Хронологически перетасованные, стихи узнают друг друга, перекликаются и берут меня в компанию. Художественная литература в сторонке что-то бормочет о традициях и "вечных темах". Она живёт вымыслами ради самоудовлетворения. Я со своим нечтивом - догадками ради самопознания.
   Окультуренное дерево стремится вернуться к "дикости". Плоды мои... съедобны ли? Если съедобны, перевариваемы ли? Если перевариваемы, на пользу ли? Если на пользу, то на чью?
   Моё зеркало... Отражённое в нём, могло быть и лучше. Но и это - вам на суд.
   С новым годом, дорогие! Пусть распогодится нам в будущем.
  
  
  
  

0x01 graphic

   Пообтесалось в окружающем многострадальное Я, но поиск самоиндентификации продолжается. Разросшееся и потерявшее чёткие очертания, оно ищет в зыбком мире свою позицию, свою нишу. И снова крик самодостаточности, смешанной с отчаянием, тарзаний крик - мы одной крови! А окружающее приценивается и прицеливается. Как неоднозначно происходящее! Как вольготно ему в пространстве между чувством и мыслью!
   С какого боку подступиться и вникнуть в свою среду? Точка зрения... Угол зрения... Огляну ли поле? С наглостью невежества? Но, ведь жизнь преподносит свои созревшие плоды. Вот она, перед глазами, вся наша история от пещер до Вавилонской Башни и дальше, к интернету и виртуальности. От отдельных кровожадных вождей до массового терроризма. Так ли уж сложно проследить двухсотлетнюю историю Франции от весёлого величия энциклопедистов до доморощенной свободы нравов под марокканским соусом? Какие опасные ножницы ума и морали! Какое неуправляемое нами ускорение!
   Гёте в "Максимах и размышлениях" относил философию к продуктам рассудка изъясняющегося туманным языком, и считал, что человек никогда не понимает насколько он антропоморфен. Гёте был настолько выше своего окружения, что его скептический гений не удосуживался вопросом о миссии человека в мироздании. Вся история культуры пронизана языковым туманом - от Гераклита до Борхеса. Но как отчётливо проступает стержень этой истории - "единство противоположностей" - единство Добра и Зла в Боге! Если наука развивается стремительно, по гиперболе, то философия даже не топчется. Её служителям достаточно покоя и созерцательности. Туманный язык Библии (зачем нужны были бы толкователи?) оставил людям не только Заветы, но и основную идею хранить духовные ценности и игнорировать материальные. Родись, живи и умри во прахе.
   Библия полна трагических примеров грешивших смертных, включая праотцов и пророков. На том же стержне основывалась мудрость Дальнего Востока. Европа с её размытыми границами впитала греческую мифологию, оставив грекам христианство. В это разливанное море смещений и смешений вливается российская река, в которой уже не отличишь православное содержание от кэгебешной формы, дух истовости от выдоха винным перегаром. Обособленность Тибета и Гималаев замесила в своём котле массу восточных верований, включая индийскую мифологию. Получился эклектический, вполне съедобный суп. Более того, этот суп перекочевал из религиозного меню в меню Культуры с лояльностью к инакомыслию.
   Продираясь сквозь дебри антропологии, философии и социологии, можно увидеть две основных ориентации человечества: вера в единого и неисповедимого Бога в рамках иудейской религии с её пасынками, питающими фрейдистскую ненависть к первоисточнику, и вера в духовные (точнее - душевные) ценности в рамках философии. Направление раздора и направление мира. Я надеюсь, что Провидение не ломает себе голову над проблемой Добра и Зла, ибо стандарты его никакого отношения к гуманности не имеют. Человеческий путь предназначен и предопределён. И этой судьбе естественно соответствуют наши душевные потуги, которые не могут воссоединить метафизику религии с повседневностью антропоморфного бытия. Суть-то в них одна, но... слова, постулаты, идеалы!.. Туман - это красиво, но абсолютный свет находится вне спектра наших чувств.
   Будучи свидетелями двух мировых войн, экзистенциалисты увидели пропасть, в которую обрушиваются человеческие идеалы. Ужас и мудрость Сартра смешались: "Отсутствие Бога является более великим, более божественным, нежели Бог". Экзистенциализм подвёл итоги земного существования, игнорируя грозные библейские намёки. Иудаизм говорит о Боге, но подразумевает исправление человечества; говорит о неисповедимости Бога, но предполагает созревание в человеке посеянных в нём семян познания и бессмертия. Сорок лет исхода из Египта для осознания принадлежности своему народу, две тысячи лет изгнания для осознания принадлежности человечеству и шесть тысяч лет для осознания принадлежности Природе Духа.
   Ницше заглянул по ту сторону Добра и Зла посредством своих "злых мыслей". Он увидел величие человека за пределами счастья и удовольствия, но испугался биологической смерти с последующим за ней бесчувственным будущим. Мы запечатлеваем космические катаклизмы, случившиеся миллиарды лет назад и повседневные собственные потрясения. Всё кружится в ярком цветном калейдоскопе, пока не смешается в одну сплошную тьму, - тьму безбрежного света. Легко ли отказаться от искрящихся радужных осколочков бытия, от ранящих и радующих впечатлений!? Барсуку даются зимние спячки. Природа - великий анестезиолог - даёт человеку одноразовый период обезболивания. "Как это мудро - отнимать былое , когда уже и будущего нет!" написала поэтесса Алла Айзеншарф.
   Преодолевая страх перед Богом, мы попадаем из "огня да в полымя". И возникают вокруг поражающие воображение намёки на сверхестественное: биополе Кирлиана, жизнь после смерти, телепортация, неопознанные объекты и прочая "чертовщина". Похоже, что запредельный мир плотным кольцом окружает нас. Только протянуть руку. Разрешить себе непредвзятость и, разрешивши, обнаружить себя внутри него, - снежинкой в облаке. Но отказаться от любви, счастья, радости?! Даже если они приправлены страданием?! Совсем уж не по-человечески.
   Возлагая надежды на жизнь после смерти, мы очеловечиваем метафизику. Слиться ли с Богом, стать ли им или оказаться за пределами материального мира, значит - лишиться чувств, потерять привычные меры времени и пространства. Абсолютизироваться, то есть поставить безоговорочный знак равенства между лилипутом, гуляющим по поверхности атомного ядра и Гулливером, жонглирующим всеми галактиками. Мы же пыжимся от гордости и топчем Землю, а Тот, Великий и Бородатый, летает по своим неисповедимым путям. Гордость примитивна, она расцветает в прошлом и увядает в будущем.
   Западная привязанность к реальной истории имеет свою центробежную тенденцию: из Я - вовне, обособляя себя от Мира. Лозунг - "Всё во имя человека!" - подкупает пустословием, он одинаково подходит и серийному убийце и плоду в утробе матери. Другая тенденция, Ближне-Дальневосточная, - центростремительная, при которой втягивается в Я абстрактный, абсолютный Мир. Иудаизм - через символы, буддизм - через медитацию. Отсюда и разница в восприятии оттенков окружающего. Обе эти культуры исходят из того, что человек пуст и порочен. Но иудаизм предполагает очищение через Бога, а буддизм - через реинкарнации. Одни в своей земной ипостаси эксплоатируют огрехи бытия (прагматики), другие используют скрытые резервы индивидуальной физиологии (йоги). Последний вариант менее драматичен, ибо даёт человеку передышку на благодушие и самоудовлетворение. Зато иудаизм позволяет прямой контакт с Богом, а значит допускает головокружительную Его материальность.
   "Предательство" Иуды спасло Христа от ординарной смерти и забвения. "Тридцать серебреников" настолько освободило христиан от совести, что и "прощение" евреев Папой Римским не поколебало антисемитизм. Умники с остатками совести предполагают, что Христос шёл в толпе соплеменников к печам Освенцима. Говорят, что кто-то слышал тогда его шёпот: "кровь... любовь..." Избитая рифма... Недобитая боль. Стоит заглянуть за кулисы догм, отключиться от чувств и подумать о связи истоков с итогами. Скажете - мысли и чувства неразделимы? Но ведь мы уже наполовину компьютезированы, а наполовину напичканы мудрыми стандартами. Как освободиться от приевшихся афоризмов и броских фраз? Достаточно было харизматичному Черчилю обмолвиться по поводу демократии, чтобы потомки надолго застряли в поисках альтернатив. Как выкарабкаться из сетей общественных санкций и ожиданий, сотканных любовью к ближнему и свободой воли? "Не хлебом...", но реальность воробья в руках предпочтительнее аиста в небе. В какую сторону мы ушли от Рождества Христова? От отцов греко-римской философии? От Рэя Брэдбери и Карла Поппера до Малькольма Брэдбери и милого Гарри Поттера? Где вы, христианские знамёна любви и милосердия? Над полями сражений, изрытыми междуусобной ненавистью? Или в салонах, где телеэкран, среди прочего, несёт в массы откровение: "любовь - это Алла Пугачёва и Максим Галкин!" Увы, мы привыкли измерять культуру по вертикали: "выше-ниже", игнорируя не менее важный параметр: "шире-уже". Как же измерить отношение к ближнему, если от любви до ненависти нет и шага?
   Вопросы, вопросы, вопросы... Великолепие случайных встреч. Отдушины, овеянные всесильным любопытством к окружающему. Общение, в котором потребность взаимопонимания важнее удовлетворения аппетита.
   Беспросветное утро. Студёные брызги хлещут по лицу. Тщедушный буксир в устье Индигирки продирается против течения... Нас больше, чем трое: с нами всё тот-же Иисус, всё то же человечество, всё та же фляжка спирта. Общение ради общения и страх перед стихией колышется будничным полярным сиянием.
   Представьте себе зной и толчею на пыльной улочке тибетской деревушки. Рикши в заношенных рубашках, женщины в ярких цветных сари, школьники в чистеньких формах, собаки, прикорнувшие под колёсами стоящих грузовиков, коровы, степенно проталкивающиеся через толпу... Ароматные запахи специй, приветливые улыбки, готовность к общению. Долгие, невероятно женственные песни о любви. Тысячи километров усеяны такими деревушками, но на дорогах между ними нет задавленных собак или обезьян, нет сбитых птиц. На обочинах и на отвесных скалах - мудрые и добрые напутствия водителям и путешественникам. В буддийских храмах многолюдные обеды или собрания, медитации, глубокоутробные молитвы... Всё без суеты, где-то между Богом и человеком.
   Чур, не ловите меня на симпатиях к пасторальности. Что может быть пасторальнее городка Браунау ам Инн, где родился Гитлер?! Он и сейчас завораживает божественным покоем. Но между колыбелью Гитлера и клонированием гитлеров один шаг. Вот только трудно отыскать такую страшную колыбель в истории Индии. Индийское обожествление природы и иудейское возвращение человека Богу сходятся как крайности. Природа бунтует и отвоёвывает свои права у нас и Бога. Мне ничто человеческое не чуждо, хотя Истина и дороже. А Истина в том, что мы находимся на пороге метафизического мира, где человеческие очертания теряются.
   Представьте себе возвращение из Индии в Израиль. Те же зной и суета. Всюду светофоры. Собаки на поводках. Коровы, индейки и куры, овощи и фрукты - на производственном конвейере. Люди, готовые пообщаться, легко гневаются. В синагогах рьяно молятся и, так же, как тысячи лет назад, нарушают святые Заветы. Каждые полчаса - последние известия, пропитанные садо-мазохизмом. На дорогах, то тут, то там, оглушительно пульсирует "транс". Несутся машины, равняя с асфальтом оставленных без присмотра собак, одичавших кошек, зазевавшихся птиц. В потоке выспренних слов слышится мычание золотого тельца. Жизнь и смерть сосуществуют, как близнецы, неотличимые друг от друга. И Бог во всём, и всё в Боге, с человечьим душком.
   Чур, не ловите меня на мрачности и юдофобстве. Да, многие репатрианты из России - юдофобы, но у меня другое: здесь, на многозначительно молчащей горе Мория или возле преисподней Сдома, проникаешься высокой отрешённостью. Здесь я отчуждаюсь от человеческого, будь оно еврейским, индийским или арабским. Это отчуждение, как прыжок в пустоту. В сновидениях такие полёты знакомы и не чужды человеку. Но осознаваемое отсутствие верха и низа очаровывает и приближает к той Истине, которая дороже меня самого вместе с моим еврейством. Можно предположить, что явная сторона Книги Книг обращена к эмоциям, а её иносказательность рассеяна в разных культурах, её следы обнаруживаются в туманном прошлом шумеров, в санскритских ведах и теряются в космическом пространстве. Её глубинный метафизический смысл сегодня стучится в наше сознание. Здесь, в Израиле, проясняется причастность человечества к язычеству, становится ближе беспредельность мира. Здесь рождается кощунственная для многих идея: антропоморфная гармония ждёт, когда объединятся человеческие ценности с нечеловеческим иеудаизмом. Здесь виднее, куда идут все.
   От гроз к зарницам, от угроз к озарению.
  
  
   0x01 graphic
   Заблудилось наше Я на человеческом базаре. Вопли сменились шёпотом, шёпот - внутренним диалогом и, вот, наконец, наступает тишина. Глубокая тишина необъятной утробы запредельного мира. Тишина, в которой слова и поступки бессмысленны. Зато Смысл Утробы обретает всеобъемлющее Я. Происходящее... Это ж про исходящее. Как завораживает устье! Как жадно оборачиваешься к истокам!
   Чувства - внутри человека, душа - вовне его. Неразделимые, они связывают его со средой и создают нечто единое, одушевлённое и неповторимое (за счёт своеобразия субъекта). Цельность человека подвергается тяжёлым испытаниям. Ему приходится метаться и выбирать между ценностями мирка и Мира. К. Рерих определил культуру как культ света, ссылаясь на ивритское окончание слова ("Ур" или "Ор" - свет). Замороченный прекраснодушием, мог ли он обратить внимание на ряд однозвучных слов - "натура", "фигура", "халтура", "Ура!" наконец? С лингвистическим чувством юмора можно было бы уловить не только однозвучие, но и смысловую связь: например, "халтура" - "хапать свет", как действенное воплощение культуры. Но Рериха несло к мировому содружеству за сохранение "духовных" ценностей под символами Искусства, Науки и Религии, объединённых Культурой. С тех пор цивилизация проделала путь от телефона к пелефону, интернету и "виртуальной реальности". А даты этих вех, - не настораживают ли гиперболической прогрессией? Не было ли прекраснодушие рерихов самообольщением и самообманом перед надвигающимся неизбежным? Воспитанные на идеалах, могли ли они в своё время слышать современный похоронный марш цивилизации с кратким и точным названием "транс"? Но уж наверняка, оглядываясь назад, могли повторить Идиота, правда, с вопросительной интонацией: "Красота спасёт мир?" А отсюда всего один шаг до водораздела между красотой человеческого мира и совершенством нерушимого мира, в котором мы временно бытуем. Европа рерихов закатывалась и идеалы горели у них на глазах...
   Историкам, как и метеорологам всё понятно в ретроспективе. Эрудит и публицист, "Нестор еврейского народа" С.М. Дубнов посвятил жизнь истории и особой функции в ней маленького народа: евреям было дано Время, остальным - Пространство. Наблюдая историю, уже одетую в нацистскую форму, он торопился писать и метался в замкнутом треугольнике - Одесса, Берлин, Рига... В конце 1941 г. его из гетто втолкнули в колонну смертников. А, ведь, никакая история не поучительна так, как еврейская. Творчество одной личности питается теми же идеалами, что и творящая история. Но уних разная сытость.
   Уже были пророки. Были провидцы и аристократы духа, особенно на почве российского юродства и кликушества. Леонид Андреев - плоть от плоти Города, был потрясён рёвом зверя из грязной бетонной лохани зоопарка, рёвом, проклинающим цивилизацию: "И почудилось мне: вместе с проклятием встают из гроба гигантские тени умерших столетий; и идут торжественно в кровавой мгле; и новые встают за ними; и бесконечной вереницей огромных, бледных, окровавленных теней они беззвучно облегают землю и в пространство направляют свой страшный путь...".
   Искусство. Наука. Религия. В этом триединстве каждому своё: жить в нём, игнорировать его или отдать за него жизнь. - Индивидуальная свобода выбора. Могу ли я, не кривя душой, сказать, что проживаю и переживаю общую жизнь? Не является ли такая жизнь бездушной по отношению к близким, нуждающимся хотя бы в тёплом слове? А что мне дороже? - Не кусок ли хлеба? ...И всё-таки сопричастность!.. Сопричастность этим трём столпам Культуры. Хотя бы стихами.
   Какие откровения звучат у нас в минуту душевной оторопи? В ответ на очередное массовое убийство в Синае итальянский премьер Берлускони человечьим голосом говорит, что не может понять террор. Но он и ему подобные, в зависимости от обстоятельств, понимают равно то террористов, то жертв. В ответ на убийство кинорежиссёра Ван Гога голландский гуманизм ищет диалог (!) с выродками. И все озабочены судьбой Арафата, Бин Ладена и их отпрысков...Мы призываем на их головы наказание и смерть, забывая, что мавзолеи увековечивают корни зла. О, всеядное быдло! С какой животной истомой мы встречаем Путина в Израиле! Распутины приходят и уходят. Распутица остаётся.
   А "инженеры душ" пишут вычурно-нарцистические детективы о постгуманистической эпохе, в которой гибнет субъект. А поэты, захлёбываясь метафорами и пренебрегая пунктуацией, выплёскивают на этого субъекта свои физиологические проблемы. Повальное интеллектуальное изящество с апофеозом христианства (Фуко, Перес-Реверте, Сарамаго, М. Брэдбери, Коэльо и .... несть им числа). Не патогномонично ли? Великая Эллада молилась своему богу культуры - эстетике. С тех пор человечество наглоталось археологической пыли. Чем, позвольте спросить, отрыгнула Германия в прошлом веке - этикой или эстетикой?
   Русская литература хваталась за соломинку этики, но в пьяном болоте мышкины захлебнулись. Агония была прекрасной: "серебряный век" предпочёл эстетику.
   Иудейский бог этики родился в Адаме и умрёт с последним его потомком. Предметы этого культане выставлены в музеях. Впрочем, в Иерусалимском Музее Книги хранятся древние манускрипты...
   "Не торопись устами своими... остерегайся составлять много книг..." - говорил Коэлет. А мы, дерзкие, пишем. Потому, что душа горит.
   Пишу и я, зная, что ничего не знаю, но всё-таки, зная больше тех, которые действительно ничего не знают и знать не хотят. Освободившись от внутренних запретов и от удручавшей критики своего старшего дяди, пишу с оглядкой на него и на других, уже ушедших дорогих мне людей. Пишу, сочувствуя ближним, как самому себе. Не проклиная, а приветствуя грядущее.
   Выполняя свою функцию, человечество соединяет свой духовный опыт с Духом Мира (далеко не трёхмерного). При этом, с течением времени, часть метафизического превращается во вполне материальное, как, например, виртуальность или клонирование. То, о чём недавно говорили,- "этого не может быть", теперь приобретает статус факта: "Кто же этого не знал!?" На то и наука с прогрессом. Томас Элиот отчаивался: "Где наша мудрость, потерянная ради знаний, где наши знания, потерянные ради информации?" И зря переживал: мудрость - эстетическое поле всех времён, а научный прогресс - лестница с неравными и скользкими ступеньками. Элиот сравнивал несоизмеримые категории, хотя и не существующие одна без другой. Творчество Гераклита и Борхеса, Хайдеггера и Конфуция - естественное человеческое поле. Знание и информация - меняющаяся технология обработки этого поля. При их взаимодействии вершится прогресс, который вовсе не обязан служить личности и, вообще, не имеет "человеческого лица": при нём исчезает непосредственное общение, теряется половая идентификация, растёт непримиримое различие между развитыми и отсталыми странами. И, как побочный продукт, - сатанизм в искусстве, быту, политике. (Побочный... или основной?)
   Наука развивается стремительно, с ускорением, вырываясь из-под контроля. Проследите динамику в развитии средств коммуникации от костров, барабанного боя и дорожной почты до электроники. Завтра виртуальность станет нормой общения в интровертированном обществе. Среди детских телевизионных передач появились программы для годовалых младенцев. Ещё не умея говорить, они погружаются в них, включаются в действие на экране. Родители работают, отдыхают и удовлетворяют свои личные потребности. Взаимоответственности поколений не предполагается. Старая проблема отцов и детей торжествует на новом витке.
   Давно ли Пинель освободил от цепей и верёвок психически больных? Давно ли Кречмер классифицировал психические расстройства на основании внешнего вида и физиологии пациентов? Литературная эпоха психиатрии кончилась с появлением аминазина. Новое поколение психиатров видит пациента сквозь призму фармакологии, биохимии и стандартных тестов. Больной, лишённый человеческого понимания и сочувствия, остаётся наедине со своими бесами, тогда как врач, вооружённый психотропными средствами, загоняет в душевные тупики тех самых бесов, пренебрегая здравым смыслом больного. Не является ли психоз несвоевременным пробуждением тайной резервной структуры мозга? Не хранит ли эта структура связь времён и прочие "занимательные штучки"? Как огромно расстояние между лечением больного и знанием больного органа!
   А недифференцированные и нестареющие раковые клетки, которые, сожрав приютившего их хозяина, умирают с голоду? Что они? - Ограничение жизни индивида извне или намёк на их потенциальную способность к специфическому функционированию в каких-то особых условиях? Не следует ли помимо борьбы с ними распознать их программный код и действовать с учётом не зло-доброкачественности, а с учётом высшей целесообразности?
   Преклоняясь перед собственными достижениями, мы благословляем своего могильщика. Прогресс - неотъемлемая часть человечества, а сама человечность пропитана антигуманизмом. Наше представление о загробном мире подогревается надеждами на воздаяние свыше за добро и зло при жизни. Не логичнее ли предположить, что Там существует иная энергия гармонии "рая" и "ада"? А здесь, среди нас, бытует регуляция войнами, сжиганием атмосферы и недр, разрушением имунных систем.
   Нынешний храм науки напоминает Вавилонскую башню. Его строители - учёные уже теряют способность говорить на прежнем языке. Предстоит воздвигать нечто новое, подобное мосту между реальностью и мистикой. А с языком не беда: мы уже распознаём "вирусы" и стерилизуем компьютеры.
   Институт религии был создан для обуздания дьявольских страстей, снедающих человеческую душу. Бог оказался альтернативой страха перед внешним и внутренним неведомым, или перед тем, о чём боимся думать. Мы до сих пор пугаемся конвенциальных войн, а живём в разгаре глобальной войны культур. Обыватель в нас не реагирует на глобальность и это спасает от осознания окончательного решения вопроса о человеческой сути. Может быть, обыватель в каждом из нас запрограммирован, как ислам в человечестве. Без этого было бы невыносимо осознавать свою разноликость в мире, теряющем человеческое лицо.
   Можно отчаяться, если не предпологать наличия внешней направляющей силы. Заглядывая в тайны неведомого, мы приводим в соответствие ценности мирка и Мира. Не хлебом же единым! В который раз возникает вопрос - "Куда мы идём?" Сегодня он звучит актуальнее, чем когда-либо. Но голову из песка не вытаскиваем. Услышав об апокалипсисе, хихикаем. А ведь он в нас запрограммирован, как конечная точка гиперболы прогресса. Очень уж тяжело человеку расставаться с прекрасной иллюзией гуманности. Сменив фиговый листок первородного греха на эстетику Любви и Демократии, остаёмся безобразно голыми. "Каждому своё" - фундаментально. Страдающая совесть нуждается в психиатрах, мудрецах, в экзальтации Ницше. Страдающая совесть, если она конструктивна, есть сама мудрость. Она самодостаточна и связывает метафизику с физикой.
   Человечество... Народ... Индивид... У каждого своя история. В данном контексте не говорится о нациях, так как это потребовало бы социально-психологического анализа многочисленных частных случаев. Поэтому понятия обобщены: человечество в целом, с его сроком жизни и историческими функциями; народы , с их сроками и культурой (религией); человек , как элемент первых двух. А объединяет их расхожая фраза: "Ничто человеческое мне не чуждо". В этом триединстве живут потребители и творцы, психопаты и психологи. Им и расплачиваться за свои успехи, ошибки, амбиции и конфликты. Речь не о формальной ответственности: на то существуют инструкции, уголовные законы, религиозные предписания. Здесь хочется коснуться вопроса о степени нашей зрелости в осознании Цели общего Пути. Пути, который не оставляет выбора. Можно ли вернуться к себе, навести порядок и искать гармонию между Я и Мы? Или отойти на обочину меркантильных интересов? Или, вооружившись амбициями, добиваться власти над Мы? В каждом из нас таится своя обочина, только бы застолбить её неповторимость и самодостаточность. А потом.., хоть стихи кропай.
   Историки и социологи изучают конфликты безотносительно к метафизическим причинам. Когда я сообщаю приятелю о своём интересе к восточной ментальности, тот возражает: "Их бонсай и хокку являются ширмой крайней жестокости", и напоминает о камикадзе, самураях, Пирл-Харборе.., путая вилку с бутылкой.
   Тоталитарные режимы, терроризм, бешенные коровы, - наказание ли Божье, или замаскированные регулировщики на нашем Пути?
   Современная поляризация противопоставила народы и страны. Американцы активны. Они бодрствуют. На другом полюсе - русские. Над вечным погостом России вспыхивают огоньки бунтов и революций. Спят и бормочут: "Мы впереди планеты всей". Двигаясь в одном направлении с практиками, лунатики ближе к тонкому миру.
   Биологическая агрессивность индивида, увеличиваясь в толпе, обществе и человечестве, не перестаёт оставаться биологической, даже если она обусловлена космическими катаклизмами (Чижевский). Однако существует альтернатива - стремление к Истине, скрытой в разности потенциалов между "Да" и "Нет", к абсолютному равновесию, к Смерти с её запредельным смыслом. Узнав об озоновой дыре или о предстоящем охлаждении Солнца, дети пугаются за своё будущее: для них миллионы лет легко превращаются в считанные дни. Но человек, только-только входящий в роль Homo Sapiens, также пугается грядущего. Действительно, на пороге биологического и духовного, страшновато представить себе потомков через какую-нибудь сотню лет, которые не найдут ничего общего с нами, теперешними. И, если они оглянутся назад, то с какой миной? Конечно, в будущем живут наши гены, память о прошлом. Вот ведь, протащили мы через тысячи лет Адама с Хавой. Бесконечна ли наша общая история? Не заблуждаемся ли мы, простофили, путая биологические часы с Perpetuum Mobile? Как беззаботно звучит в суете некогда грозное "Memento Mori"!
   Распыляясь вовне, христианство и мусульманство черпают силы в святых причиндалах (иконы, плащаница, камень Магомета и т.п.), возносят над головами сверхценные декларативные идеалы и идут проливать кровь. Разница незначительная: одни льют кровь свою и чужую ради счастья для всех, другие - преимущественно чужую, чтобы быть счастливыми самим. То, что одни прикрываются Отцом, расплатившимся вперёд за чужие грехи, а другие - собственными детьми, не познавшими греха, дела не меняет. Обе основных тенденции судьбоносно связаны между собой. Как-то унизительно видеть в человечестве, народах и в себе козлов отпущения. Но мы из тех козлов, которые топчутся у новых ворот с надписью: "Физика Предельных Величин". Оторопелые, мы страшимся войти туда, где таится другая Природа Вещей. Она включает в себя мир наших чувств и знаний вместе с придуманным нами Богом. Проблема в нашем житейском опыте стада. Рекламы и ритмы массовой культуры легко заглушают у индивида не только жалкий голосишко, но и светлячок разума. Вслушайтесь и вникните в поток шлягеров. Сколько бессмысленных надежд и безнадежных смыслов обрушивают они на тех, кому не по силам нести в себе Личность! Так персонифицируется стадо. Так отдельный его представитель обретает свою личность с обобщёнными чертами.
   Футурологи обещают нам мир с женским лицом. Они правы. Но воспитанные на идеалах, они имеют в виду женственность. Прогресс отбирает у женщин их биологические роли, что влечёт за собой разрушение моральных барьеров. Такая трансформация более катастрофична, чем утрата мужской ориентации. Роль мужчины изначально связана с опасностью, а значит, с инстинктом страха, осторожности, оглядки назад. У женщины такого защитного механизма нет. А эксперименты с нами проводились ещё задолго до "футуристов", хотя в ту пору позднего неолита матриархат не владел секретами клонирования. "Мир с женским лицом" теряет лицо человеческое, как и мир с лицом без половых признаков.
   По словам одного из героев книги "Источник" известной американской писательницы Айн Рэнд* "... мир гибнет в оргии самопожертвования". Это ли не провидение женского начала в новой эпохе?
  
   * Айн Ренд - Алиса Розенбаум, современница Ахматовой и Мандельштама, эмигрировала из большевистского Петрограда.
  
   Каббалистический цикл от Бога к Богу через человеческую сущность предусматривает на последнем этапе возвращение "ребра" Адаму. Мы, всю жизнь ищущие свою вторую половину, ещё далеки от одухотворённости, но легитимность однополых браков уже оседает в нашем сознании.
   Творчество - дело молодых. Всё окружающее воспринимается ими ярко и мощно в эмоциональном диапазоне от безотчётной радости до витальных ужасов. С возрастом меркнут страсти, исчезают язычки стимулов, появляется медлительный и нудный пожарник - инерция. Но тлеющие угли опыта будут ещё долго излучать невидимый, глубинный жар. Лишённый мишуры, он остаётся невостребованным. Хочется верить, что этот "мангал" перекачивает своё тепло в иной мир, и почти по закону сохранения энергии: если ты ненужен здесь, то где-то там всё-таки нужен. Одного такого предположения достаточно, чтобы умерить жеребячий восторг молодости и позавидовать подспудной щедрости старости. Хотя бы ради себя. Однако на эту щедрость спроса нет. Да если бы и был, природа опечатывает это подспудное богатство старческим слабоумием.
   Природа отражается в наших чувствах, но она вне нашей мудрости.
   "Помни о смерти!" - для молодых, а старые живут с ней бок о бок, как партнёры. За молчанием стариков выясняются интимные отношения между жизнью и смертью.
   Загляните в дом престарелых, в своё будущее. Перед отходом ко сну молча сидят старички, а между ними мельтешит девчушка - нянечка. Порхает лёгкий ситец, порхают независимые от халатика части тела. Как далека она от окружающего! Она ещё омываема вчерашним морем и мужскими руками под водой. Её не заботит начальница вместе с гигиеной и санитарией. Но её порхание останется у старичков, как смутная надежда на завтра... и багаж, накопленный за долгую жизнь, покажется им лёгким ситчиком. Багаж, стремительно теряющий земную ценность.
   Каждый дом престарелых - ёмкий аккумулятор энергии для мира с другой скоростью, другим светом, другими отношениями.
   Как далека от нас наша колыбель! Как далеки мы от совершенства однодневных мотыльков! О, как скоро мы должны к ним вернуться!
   Мы думаем, что ищем Истину, а ловим блох. Истина ловит нас на том, что блохи прыгают значительно выше человека и знают - куда и зачем. На самом деле мы заигрываем не с Истиной, а с правдой, пытаясь сорвать с неё соблазнительные и лживые покровы. Беззащитная правда знает, что мы фетишисты, и нам достаточно лоскутка лжи, чтобы оставить её саму в покое.
   Чтоб хоть как-то оправдать своё странно-отстранённое мышление, сошлюсь на К. Юнга, считавшего науку служанкой психологии* и делившего душевное на два мира - дневной и ночной: "...то, что наука именует "психикой".., есть открытая дверь, через которую из нечеловеческого мира... входит нечто неизвестное и непостижимое по своему действию, чтобы в своём ночном полёте вырывать людей из сферы человеческого и принуждать служить своим целям".
   О, как много мы знаем! Как возносится знание над мышлением! Но знать - усыновлять чужое, думать - рожать самому.
   В нашем быту нет сверхсветовых скоростей. Зачем же мы пришли к этим жутким воротам? Не для того же, чтобы пялиться или пятиться. Видимо, придётся играть по общим правилам Прогресса и растворять ностальгию в памяти будущего. Был чёрный день... Вы видите, как в ночь струится свет?
   Представление о Добре и Зле не обходится без конфликтов. Возможно, метафизическое равновесие принимает в себя только энергию духовного опыта, очищенного от биологических функций. Допуская такую концепцию, начинаешь особенно болезненно терять привычные иллюзии. На их место приходят новые, от которых захватывает дух, как во сне, когда шагнёшь в пропасть. Или при пробуждении, когда в ашкелонской спальне у комода медленно тает фигура Конфуция и замирает его русско- китайский :
   - Кто утром слышит о Пути,
   Тот может вечером и умереть спокойно.
   Утро весны? Ночь зимы? Позади день.., год.., век... Прошлое с живыми тенями. На кладбищенской стене горбится бабелевский реб Арье-Лейб, - вылитый патриарх Иов, насыщенный днями. Подслеповатые глаза уплывают во тьму, продираются сквозь туман воспоминаний и, наконец, падают туда, где мерцает Великая Тайна. Она не зовёт, просто намекает о своём существовании. И при всём при том веет ласковый ветер, щебечут птахи, а рядом страдают, балагурят и теснятся близкие. Это - вы, мои дорогие. И каждому свой горизонт и нам всем - один праздник бытия, одно Солнце, одни и те же чаяния. И ничто не чуждо... Мы ведь только тени! По образу и подобию... И каждый несёт свой призрачный свет в иные пределы.
   Да будет благословенно грядущее.
   * К.Юнг перефразировал афоризм Ницше: "Наука - служанка философии"
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"