До цели всего четыре километра. Точнее - четыре и двести тридцать семь тысячных, сообщает мне дальномер. Цель вооружена и активна, говорит тактический процессор. Цель заметила наблюдение, успел сказать оптический сканер, прежде чем я приказываю ему отключить активный режим.
Теперь у сканера на один лазер меньше, а мне придётся стрелять по движущейся мишени. Быстро движущейся. И очень метко стреляющей.
Я выбираю оружие, вслушиваясь в бормотание баллистического вычислителя, вглядываясь в незаметные невооружённым взглядом струйки горячего воздуха из замаскированных в камнях ветроиндикаторов, обдумывая тактику боя. На дистанции... ого, уже четыре и ноль девяносто одну тысячную! Быстро бегает... Так вот, на дистанции свыше двух километров нужен калибр двадцать миллиметров. Я проверяю состояние ствола, ввожу поправку на износ нарезов, выбираю патрон - с осколочным снарядом, конечно, цель же пехотинец, а не БТР - и заряжаю оружие.
(Странное слово - "бенчрест". Что это?..)
Тактик, как всегда, рекомендует отвлечь цель от амбразуры и я подрываю взрывпакет в трёх километрах левее огневой позиции. Цель падает за сгоревший остов джипа, а я открываю бронезаслонку, сервопривод выводит винтовку на линию прицеливания и оружие сразу перестаёт подавать сигнал о готовности. Экспресс-диагностика выявляет механические повреждения гидропривода наводки, телеприцела и механизмов перезаряжания.
Обиженно пискнув, тактик принимает к сведению, что цель, во-первых, знакома с логическими алгоритмами тактического процессора, а во-вторых, способна попасть за десять секунд в мишень, размером тридцать на сорок сантиметров, минимум двумя пулями. С дистанции в три и восемьсот шестьдесят тысячных километра. Это вдобавок к уже известной ему информации о результатах стрельбы по лазеру, кстати.
(Отличный результат. Я, конечно, могу так, но это же не я...)
Медицинский процессор вливает что-то мне в кровь и я успокаиваюсь.
Я провожу ревизию оставшегося в этом секторе арсенала и прихожу к неутешительному выводу - либо цель нужно будет подпускать на километр, чтобы достать её из малого калибра - либо мне придётся использовать последнюю противотанковую ракету. За два года дежурства большинство боеприпасов израсходовано, да и огневые точки выходили из строя... Но в километре от меня - "мёртвая полоса", последний рубеж обороны, так что моё решение однозначно.
Оглушив рёвом мои акустические сенсоры, стартовая ступень забрасывает ракету на полкилометра вверх и я жертвую ещё двумя лазерами, чтобы подсветить фигурку в трёх с половиной километрах. Однако цель не стреляет по лазерам, она стреляет по ракете, пока та, кувыркаясь в воздухе, ловит головкой лазерный зайчик... И повреждённая ракета самоликвидируется.
(Стрельба по тарелкам...)
Следующие шестьдесят секунд я привожу в боевую готовность противопехотные и противотанковые мины, запускаю расконсервацию скорострельных пулемётов и огнемётных ячеек. Шутки кончились, такой профессионал опаснее танка, так что тут лучше перебдеть. Тактический процессор, работающий в параноидальном режиме, запрашивает данные со спутника (сосредоточения войск нет) и требует немедленной поддержки с воздуха (отказано).
Размечтался. За два года моего дежурства, авиаудар запрашивался четыре раза, к тому же, по целям не в пример серьёзнее. А нанесён был лишь один раз, год назад, когда три ливийских Т-80 прорвались в пробитую электромагнитной бомбой щель в моей обороне и начали расстреливать беззащитные лазеры ПВО.
(Теперь я пропускаю до десяти процентов ракет. Ужасно...)
Через минуту всё готово. Между делом я отправляю в центр обороны запрос на перевооружение (двадцатый за текущий год) и получаю ответ (первый за всё дежурство). Перевооружение поясов обороны, ремонт и профилактика механизмов будет проведена после отражения атаки, говорят мне. Можно помечтать.
Через двадцать минут цель уже приблизилась почти на рубеж километра. На таком расстоянии моя оптика легко может различить черты лица. И различает.
(Сидней, 2004, Гасан аль-Фаттех, стрельба на две мили, чемпион...)
Я рассматриваю цель и чувствую, как в органической части моей памяти оживает что-то, связанное с ней.
(Дамаск, 2005, свадьба, праздник...)
Тактический процессор подсовывает мне таблицы стрельбы и рекомендации, но я отключаю его. Блокирую линию связи с центром.
(Ливан, 2006, война, оборона, "Меркавы-IV", РПГ-22...)
Отключаю и деактивирую мины, обесточиваю пулемёты, опускаю капсулы импульсных огнемётов обратно в шахты.
(Ранение, танковый прорыв, я прикрываю отход, взрыв...)
Цель движется вперёд. Я вспоминаю, продолжая пропускать цель к своему бункеру.
(Плен, медцентр, эксперимент, операция...)
Вопль охранной системы - дверь бункера взорвана. Выключаю сигнализацию. 30 секунд система будет ждать, чтобы техник ввёл отменяющий пароль, но пароля не будет.
(Ничего о себе не вспомнит, гарантируем. Участки мозга, блокированные электродами...)
Над моим лицом откидывается сервисная крышка капсулы жизнеобеспечения и я впервые за два года смотрю своими глазами. Это больно.
(Безусловная активация программы самоликвидации... Тридцать секунд до подрыва зарядов... Двадцать девять...)
-Ты жива?
Слова я слышу не ушами - микрофоном. Мой родной слуховой аппарат давно удалён за ненадобностью. И не только он.
(Срок службы процессора - три года. Зачем ему, к примеру, кишечник?..)
Я смотрю на своего мужа, он смотрит на меня - на обрубки рук и ног, на вскрытый череп, на пучки проводов, воткнутые в обнаженный мозг, на трубки и шланги, питающие киборга, который когда-то был его женой.
Рядом со мной лежат тактик, дальномер, баллистик, медик и сканер - бывшие бойцы из моего отряда, попавшие в плен со мной. От них осталось ещё меньше.
(Ни один компьютер не может работать так, как живой мозг. Взгляните на результаты тестов...)
- Ты нашёл меня...
Маленький динамик для отладочных сигналов пищит еле слышно. Ни учёные, ни ЦАХАЛовцы не предполагали, что центральный процессор заградительного поля номер бет-двенадцать будет разговаривать с кем-то посторонним. Но мой муж - не посторонний.
(Я два года убивала своих братьев, защищая своих врагов...)
- Я нашёл тебя, любимая...
Гасан становится на колени и целует мои глаза, а я молюсь, чтобы пятнадцать секунд, оставшиеся до взрыва, прошли побыстрее.