Гринберг Кэрри : другие произведения.

Лорелея

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Здесь размещается весь текст целиком, до этого выкладывалась первая часть, см. ниже в разделе "Глава". Встретить мечту всей своей жизни на улицах Парижа - что может быть романтичнее! Но порой история любви оборачивается кошмаром, в центре которого и оказался молодой англичанин Артур С. Ему предстоит противостоять чарам девушки, которую он сам по неосторожности назвал Лорелеей - как героиню старинного предания, заманивающую и околдовывающую мужчин.
  Лорелея
  
  Не знаю, что стало со мною,
  Душа моя грустью полна.
  Мне все не дает покою
  Старинная сказка одна.
  'Лорелея', Генрих Гейне. Перевод В. Левика
  
  Май 1920 года, поместье Роуздэйл, Суффолк, Великобритания
  
   Я долго размышляла над тем, стоит ли поведать эту историю, произошедшую так давно, что лучше бы и забыть ее вовсе. Услышав единожды ее от брата, я не могла поверить - сначала. А, может быть, могла, но не хотела. Будучи и тогда барышней вполне разумной, я не верила в сказки. Разум не покинул меня и теперь, и я могу сказать со всей уверенностью, что эта сказка обернулась кошмаром наяву.
  Я тяну, откладываю рассказ, не могу его начать. Артур, простил бы ты меня, если бы я придала историю твоей жизни огласке? Но ведь недаром ты рассказал ее мне, как бы далека я не была от произошедших тогда событий, сидя в старой доброй Англии. Глядя на умиротворяющий пейзаж за окном, мне трудно представить всю правду того времени, о котором рассказывал брат, - времени, проведенном в ночной мгле, окутанном маревом нереальности и невозможности происходящего.
  Около печатной машинки лежит дневник Артура и его письма мне. Старые, им уже более сорока лет. До сих пор они хранились в секретере здесь же, в моей комнате - толстая тетрадка с потрепанной обложкой, и конверт, перевязанный широкой лентой, чтобы не высыпались желтые хрупкие листы. Единственное подтверждение произошедшего, не считая слов брата.
   И именно через его дневник - становившийся все более странным день ото дня в тот злосчастный 1874 год - я узнала обо всем, что произошло с ним.
  Позже, пару лет спустя, после долгого путешествия по Америке, он приехал к нам в Роуздэйл, где я все это время жила с семьей. Артур все мне рассказал. Я видела, как тяжело давался ему рассказ, словно он вновь и вновь переживал те события. У меня разрывалось сердце, когда я смотрела на его измученное лицо, так неожиданно постаревшее за прошедшие несколько лет. Перед отъездом он был молодым, довольным жизнью студентом университета, сейчас же он изменился настолько, что мне трудно было его узнать.
  Однажды вечером, когда домочадцы уже легли спать, он сам пришел ко мне. Почти всю ночь мы сидели в библиотеке возле камина, как когда-то в нашем родном доме в Уорикшире. Никогда прежде я не слышала такой невероятной истории, и ни за что бы не поверила, если бы ее не рассказал мне человек, которому я доверяла больше, чем себе. Он оставил мне дневник и свои воспоминания, стараясь избавиться от них навсегда - но смог ли?
  Я поражаюсь его выдержке и мужеству. Он был великим человеком, и его поступок был единственно верным, как бы тяжело он ему ни дался. Как жаль, что судьба отняла его у меня слишком рано - Артур погиб во время бомбардировки Лондона пять лет назад.
  Теперь, спустя много лет, я опять возвращаюсь к этой истории и пытаюсь рассказать ее такой, какой она предстала предо мной в рассказе Артура.
  А вы верите в существование вампиров?..
  Элизабет Морган.
  
  
  ***
  
  17 апреля 1874 года
  Из: Париж, Франция
  В: Суффолк, Великобритания
  
  'Дорогая Бетти, спешу заверить тебя, что весенний Париж невообразимо прекрасен, и ты многое теряешь, сидя в своем Роуздэйле. Выйди ты замуж попозже хоть на год, я бы непременно взял тебя с собой - ты просто обязана увидеть цветущие каштаны! Но увы, дорогая, теперь ты замужняя дама, и положение обязывает сидеть дома. По мне, так что может быть скучнее!.. Кстати, про супружество, передавай привет Абигейл, можешь добавить, что я мечтаю вновь ее увидеть, чтобы взглянуть в глаза, прекрасные как... как... придумай что-нибудь, ты по этому делу мастерица. Тебе же по секрету скажу, что я буду до последнего откладывать возвращение домой, потому что, по мне, узы Гименея, которые привяжут меня к этой особе, хуже петли висельника.
  Ты хотела, чтобы я писал тебе едва ли не о каждом дне, проведенном в этом городе, - но уволь, милая сестрица, за два месяца пребывания здесь я описал тебе каждую картину, увиденную в Louvre. По правде говоря, за годы обучения в Кембридже у меня сложилось впечатление, что я изучил музей вдоль и поперек по книгам и лекциям, и теперь хожу туда, словно к себе домой. Всякий раз, проходя мимо очередного Геракла или Аполлона родом из классической Греции, я машу ему, как старому другу. И, говоря начистоту, мысль провести всю жизнь с этими статуями наводит на меня смертельную тоску!
  Но картины, однако, превосходят любые мои ожидания, недаром профессор Риверс твердил нам, что жизнь будет прожита зря, если мы своими глазами не увидим всех этих Рафаэлей, Тицианов и Рембрандтов. Теперь я понимаю, что он имел в виду. Следующей моей остановкой в этом grand-tour будет Рим. И даже не думай ставить мне в упрек, что знойные итальянки интересуют меня больше, чем ватиканские музеи и Вилла Боргезе.
  Но пока я намерен еще на пару недель остаться в Париже. В конце концов, то, что происходит здесь сейчас, кажется мне куда интереснее давно упокоившихся мастеров, да простит меня Риверс за такие слова. Не далее как несколько дней назад я посетил восхитительную выставку, первую в своем роде! Ничуть не удивлюсь, если скоро даже в Англии заговорят о ней. Я впервые увидел все картины этих художников вместе, хотя многие из них уже широко известны в Париже. Видишь теперь, как далеко было то, чему нас учили в университете, от того искусства, которое я вижу здесь? Сколько еще времени должно пройти, чтобы такие, как Риверс, обратили свое внимание на современное искусство. По их мнению, все это направлено лишь на то, чтобы epater de bourgeois - но я готов с ним спорить!..
  Я чувствую, что просто обязан познакомиться с этими людьми - импрессионистами, как они себя называют, - иначе мое пребывание в Париже теряет всякий смысл. Иногда мне кажется: умей я хоть немного рисовать, я бы примкнул к их обществу, но, увы, мое обучение искусствам - словно насмешка, мои художественные таланты остались на том же уровне, что и в детстве. И я уверен, что ты вспомнишь ту корову, которую я нарисовал, пока мы гостили у тетушки Энн, - как ты могла принять ее за сахарницу! Хотя ты всегда была очень невнимательной.
  Обнимаю,
  Артур С.'
  
  23 апреля 1874 года
  Из: Париж, Франция
  В: Суффолк, Великобритания
  
  'Приветствую, дорогая сестра!
  Бетти, я вижу, ты слишком серьезно подошла к нашей переписке. Я с удовольствием читаю о происходящем в Роуздэйле, но, дорогая, три страницы про твою кошку - не слишком ли много?
  Отвечаю тебе сразу же, как получил твое письмо - слава английской почте! - и хочу рассказать тебе о многом, но не знаю, с чего начать. Главным событием этих дней было, конечно, то, что я наконец-то посетил кафе 'Планте', о котором столько слышал на недавней выставке импрессионистов. Это небольшое кафе на Гранд-рю-де-Батиньоль достойно внимания хотя бы потому, что там собираются интереснейшие люди своего времени! Иногда я жалею, что приехал в Париж слишком поздно, да что там, что так поздно родился!
  Окажись я здесь лет на десять раньше... О, знаешь, я уверен, что ничего не изменилось бы, потому что тогда мне было тринадцать лет, но, во всяком случае, это дало бы мне возможность почувствовать себя причастным ко всему тому искусству, что уже скоро ознаменует собой новую эру в художественной жизни Франции. Даже Риверс это признавал, а уж о его твердолобом ретроградстве сочиняли анекдоты.
  А чего только стоят разговоры в 'Планте'! Конечно, я не участвовал в них, скорее как внимательный студент слушал их, не конспектируя разве что из страха показаться смешным. Многие идеи показались мне не только странными, но и просто революционными - такого я никогда не услышал бы на лекциях у нас в Кембридже. Но, глядя на их картины, я понимаю, что да - именно они и правы, так и только так можно передать причудливую игру теней. К тому же мне очень понравилась идея М. относительно того, как освещенные поверхности воздействовали на остававшиеся в тени, а саму тень можно изображать без использования битюма - цвета совершенно меняются благодаря преобладанию светлых тонов.
  Но знаешь, Лиз, пусть это и прозвучит странно, особенно для меня, но мои размышления сейчас далеки от художников с их обсуждением пленэров и солнечных лучей. Да что такое! Еще вчера я вновь мечтал, что вновь вернусь за мольберт, и, быть может, вдохновленный, смогу нарисовать что-нибудь получше той неудавшейся коровы... Но нет, мыслями я хоть и возвращаюсь вновь в кафе, но вовсе не к художникам. Почему? Я предупреждал, что не смогу этого объяснить. Пожалуй, это можно списать на усталость - столько новых впечатлений! Неужели я устал от Парижа? Может быть, стоит действительно поскорее отправиться в Рим? Но пока я не хочу покидать этот город, а тем более - 'Планте'. Завтра я непременно туда вернусь, необходимо разобраться с самим собой и своими мыслями.
  Обнимаю,
  Артур С.'
  
  ***
  
  Артур запечатал конверт и отложил его на край письменного стола. Откинувшись на спинку кресла, он устало потер глаза и задумчиво бросил взгляд за окно, словно ждал чего-то. Давно пора спать; было так поздно, что правильнее было бы сказать - слишком рано.
  Газовые фонари лишь слегка рассеивали тьму поздней ночи. Обычно оживленная улица Сент-Оноре под окнами гостиницы была пуста, лишь несколько случайных прохожих за все это время быстрыми нервными шагами прошли по ней, желая как можно быстрее оказаться в своих домах. Эта ночь всем внушала тревогу. Кому-то вполне обоснованную - за свой кошелек, кому-то - непонятную и волнующую, как Артуру. Он пожалел, что позволил себе проявить слабость и написать Элизабет о том, что волновало его последние дни - с тех пор, как он впервые посетил 'Планте'. Уж лучше бы он доверил это только дневнику, а не пугал впечатлительную сестру своими непонятными сомнениями. Дай Бог, скоро все встанет на свои места.
  
  
  25 апреля
  
  Кафе 'Планте' мало чем отличалось от всех других кафе, которых великое множество как на Бульварах и Монмартре, так и в старых кварталах города. Та же неброская вывеска снаружи и громкая музыка шансонье внутри, которую всю ночь наигрывал усталый пианист. По вечерам здесь собиралось так много народа, что найти свободный столик представлялось большой проблемой. Разница была лишь в посетителях...
  Когда художники только начали собираться здесь в середине шестидесятых годов, это место и впрямь было тихим и уютным, однако сейчас, с ростом их славы, оно снискало такую популярность, что хозяевам и не снилась. Здесь собирались не только сами живописцы, но и их друзья, в том числе знаменитые писатели, известные даже за Английским Каналом, а также молодые люди, которым было приятно считать себя вольнодумцами и даже революционерами, а также примкнуть к богемной компании.
  Но и обычные горожане захаживали сюда не реже, да что уж там, здесь их было большинство. Пусть их и не интересовали разговоры тех странных людей в углу об искусстве и политике, однако в кафе подавали прекрасный абсент и божественно вкусный кофе, к тому же здесь выступала исполнительница канкана, на которую приходила посмотреть добрая половина Парижа - мадемуазель Кики, славившаяся стройными ножками, милым личиком и веселым нравом.
  Артур сидел среди этих людей за столиком, раскрыв тетрадь, в которой последние дни делал заметки о новом искусстве. Он лелеял мысль о том, что, написав серьезную исследовательскую работу, вернется в Кембридж уже не студентом, но помощником профессора. Ну или хотя бы напишет хороший тезис. Правда, тема исследования была выбрана весьма неудачно, в чем он в очередной раз убедился сегодня. Перед ним на столе лежала юмористическая газета 'Шаривари', в которой он нашел занятную статью про недавнюю выставку. Продираясь сквозь дебри так и не выученного как следует французского языка, Артур пытался вникнуть в смысл статьи, но мысли отказывались подчиняться. Его бросало то в жар, то в холод. Абсент? Он бросил взгляд на полный бокал - черт возьми, он же даже не пил его!
  
  '...В тот момент мне показалось, что в кафе было ужасающе душно. Воздуха не хватало, и я поспешил выйти на улицу, где должно было быть прохладнее. Я даже не подумал взять свои записи - они так и остались лежать на столе, хотя когда-то я хранил их бережнее денег. Меня посетила мысль: неужели я заболел и меня лихорадит?.. Этого только не хватало в Париже, я приехал сюда вовсе не для того. К тому же французские врачи не вызывают у меня доверия. Но, забегая вперед, скажу, что с моим физическим здоровьем все было в порядке. Чего нельзя было сказать о психическом...'
  
  Он встал из-за стола и направился к выходу. Никто даже не обратил внимания на бледного молодого человека, который поспешно покинул кафе. Но самому Артуру показалось, что кто-то из противоположного угла, не отрываясь, смотрел на него. Тяжелый взгляд призывал, заставлял вернуться. Лишь у самой двери он обернулся, не в силах сопротивляться. За дальним столиком сидела женщина, одетая в легкое белое платье. Ни лица, ни прически - ничего больше он не видел, только это яркое белое пятно в темном зале, да зеленые глаза, которые немигающе смотрели на него. Притягивали. Гипнотизировали. С трудом отведя взгляд, он замотал головой, чтобы избавиться от странного наваждения. Когда он открыл их вновь, видение исчезло - столик был пуст.
  Никакого следа женщины.
  Жар, определенно жар.
  
  На улице стало немного легче. Прохладный вечерний воздух бодрил, и Артур поплотнее запахнул плащ. Быстрым шагом он направился по Гранд-рю-де-Батиньоль в сторону центра, но чувство тревоги не покидало его. Ему казалось, что кто-то идет за ним следом, хотя молодой человек шел так быстро, как мог, едва не сбиваясь на бег. Пару раз он оборачивался, и ему мерещился вдалеке легкий белый силуэт.
  Даже в гостиничном номере его не покидала тревога. Как и прошлые ночи, он едва смог заснуть, и то лишь после лауданума, захваченного по совету матушки, которая лечила им все - от простуды до бессонницы.
  
  26 апреля
  
  '...Никогда в жизни я не видел таких снов: пугающих, кошмарных и в то же время слишком реалистичных для того, чтобы являться лишь плодом воображения. Тот фантом, о котором я писал несколько страниц назад, отказался покидать меня даже во сне. Всю ночь я видел перед глазами этот силуэт, и опять не смог разглядеть лица, хотя уверен, что эта та же дама, что привиделась мне в 'Планте'.
  Картина так и стоит перед глазами: порыв ветра - и окно распахивается настежь. В комнату врывается холодный ночной воздух, и вместе с ним - она. Как такое могло быть, если мои апартаменты на четвертом этаже? Но ведь во сне возможно все. Я вспоминаю сейчас, что она говорила со мной. Не помню ее слов, но и важно ли это? Все время, что я спал, она не покидала меня. Мне даже казалось, что я просыпался, открывал глаза и видел перед собой белую дымку. А ее глаза! Теперь я смог их разглядеть - и уже никогда не забуду. Зеленые, как у кошки, они проникали в самую душу. То мне казалось, что взгляд их теряет всякую осмысленность, как у душевнобольных людей, то, наоборот, они смотрели на меня с нежностью и мольбой, как мать смотрит на спящего ребенка. А иногда - и это было страшнее всего - это был взгляд хищника, готового в любую секунду разорвать на части свою жертву. Только под утро кошмар оставил меня. Проснулся я разбитым, словно и не спал вовсе.
  Теперь я понимаю, что должен вернуться к научной работе как можно скорее, пусть мои мысли лучше будет занимать техника живописи, чем эти кошмары. К тому же я думаю, мне стоит сменить тему и писать об Итальянском Возрождении. Посещение Лувра, а не 'Планте', сказывалось на мне лучше. Да, я решил - на этой неделе я покупаю билет на поезд и еду в Рим. Осталось только завершить здесь некоторые дела. В том числе я хочу вернуть свою тетрадь, которую вчера по неосмотрительности оставил в кафе.
  ...Мне необходимо вернуться туда, я чувствую это. Не только за тетрадью. Я должен убедиться, что не существует никакой призрачной дамы в белом платье, а мое воображение сыграло со мной злую шутку. Так мне будет спокойнее'.
  
  - Нет, мсье, никаких тетрадей не было, точно вам говорю! - смотритель зала со скрытым за благожелательной улыбкой раздражением смотрел на непонятливого англичанина.
  - Вы быть уверены? Я отставил ее на тот столик, - Артур указал на место, где сидел вчера. Сейчас оно было занято веселой компанией молодых людей. - Понимать, это очень важно мне.
  - Эй, Жанетт, подойди сюда!
  Молодая официантка, которая, не стесняясь посетителей, поправляла чулок, изящно поставив ножку на стул, выпрямилась и неторопливо направилась к ним.
  - Мсье забыл вчера здесь свои бумаги. Ты не видела их, когда убиралась после закрытия? - строго спросил мужчина.
  Жанетт окинула Артура оценивающим взглядом, кокетливо убрав прядь волос за ухо. Однако, не заметив ни малейшего интереса к собственной персоне, она разочарованно пожала плечами и проговорила:
  - Не видела я ничего, Анри, сдались мне эти бумаги!
  Артур расстроенно покачал головой. В конце концов, он немало времени посвятил своим изысканиям после посещения той достославной выставки на прошлой неделе. Жаль будет, если все это пропадет. Его успокаивало лишь то, что он решил сменить тему, а значит, методы работы на пленэре ему уже не понадобятся. Он собирался уйти, но неожиданная мысль заставила остановиться у самой двери.
  - Да, я хотел спросить еще... Мистер, не вспоминать ли вы среди вчерашних посетителей молодую леди в белом? Она сидела в углу, вон там.
  Жанетт понимающе хмыкнула и подмигнула ему.
  - Так бы сразу и говорили! А то все: 'бумаги, бумаги'...
  - Что, мадемуазель, вы помните об этой даме?
  - Нет, конечно! - пожала она плечами, засмеявшись. - Как я могу всех помнить. Знали бы вы, сколько здесь таких! Но вы заходите еще, какую-нибудь даму вам точно найдем. Вам ведь понравилась наша Кики?..
  
  Артур покинул кафе. Как он считал - навсегда. В Париже множество других кафе, быть может, там его перестанут терзать собственные призрачные фантазии?.. Но умиротворения не наступило.
  'Постой, не уходи. Обернись. Ты ведь пришел за мной. Иди сюда...'
  Он остановился, как вкопанный. Огляделся. Что за голос? Откуда? Дворник лениво гонял бумажки по тротуару, а официант зажигал фонари на открытой веранде, торопящиеся прохожие не обращали на него ни малейшего внимания.
  'Прошу тебя...'
  Происходящее потеряло всякую связь с реальностью. Шедшие мимо люди казались пришельцами из другого мира. Артур смотрел на них, и словно не видел - темные силуэты сливались и исчезали, оставляя его одного. Он развернулся, и увидел Ее.
  Старая знакомая. Властительница его мыслей. Дама в белом платье.
  Она тянула к нему руки сквозь толпу людей, но не приближалась.
  'Иди за мной', - прошептала она.
  Артур не видел ее лица, не видел движения губ, но женский голос звучал так ясно, словно говорившая стояла в нескольких шагах от него. Мягкий, томный, нежный - этому голосу невозможно было сопротивляться.
  И Артур пошел. Белое платье дамы служило маяком, оно то появлялось, то исчезало среди людей, и он шел - нет, почти бежал за ней, расталкивая медлительных прохожих.
  Если бы он понимал тогда, что делал, разве бы он пошел за ней? Артур не мог предположить, что ждет его, не думая ни о чем, он мечтал лишь догнать свою Лорелею, казавшуюся прекраснейшей из всех женщин. Как хотелось тогда дотронуться до нее, поймать, увидеть, наконец, ее прекрасное лицо... Но она ускользала, дразнила его, заставляла следовать за собой. Наконец, увидев, как фигура в белом свернула с Батиньоль, Артур, не раздумывая, бросился следом.
  Яркие огни Гранд-рю-де-Батиньоль сменились темнотой небольшой улицы Сен-Пьер, где исчезла дама. Не улицы даже - несколько домов образовывали тупик, а на узкой площадке между ними вряд ли смогла бы развернуться карета. Мягкий свет фонарей едва достигал этого места, рисуя причудливые тени на кирпичных фасадах домов и мостовой под ногами. И - Артур огляделся - никого. Он сам видел, как прекрасная проводница свернула сюда, но теперь исчезла, словно призрак. Ах да, ведь она и есть призрак, Фата Моргана, плод фантазии! Однако фантазия до того желанная, что он не мог поверить в ее исчезновение.
  - Ты пришел, - знакомый голос прозвучал позади, заставив резко обернуться и вздрогнуть.
  Теперь она стояла так близко, что Артур мог дотронуться до нее, лишь протянув руку. Дымка миража спала с незнакомки, и теперь он видел не только белое платье, настолько невесомое, что казалось сотканным из тумана, но и всю ее целиком. Артур называл ее дамой, но скорее она была совсем еще юной девушкой, нежно улыбающейся ему. Однако эта улыбка перестала казаться такой манящей и ласковой, как только их глаза встретились.
  
  '...Взгляд ее зеленых глаз, тех самых, что преследовали меня во сне, я не забуду никогда! Они будут преследовать меня повсюду, являться в ночных кошмарах. Я закрываю глаза и вижу ее - хищница, настоящая хищница, готовая к броску в любой момент. Никогда бы не поверил, что такая нежная девушка может так смотреть!
  Я вспоминал Эбби. Сейчас она кажется мне по-своему красивой: спокойной, простой, красивой чисто английской красотой. Иногда мне даже кажется, что я почти хочу жениться на ней, лишь бы обрести обычное человеческое счастье. Нет, не счастье, тут я не прав. Мне не нужно счастье с Абигейл или с кем-то еще. Мне нужен покой'.
  
  Однако тогда он не смог ничего поделать. Будто находясь под действием чар незнакомки, Артур стоял, не шевелясь. К счастью, дар речи не покинул его, и он смог произнести:
  - Кто вы, прекрасная мадемуазель?
  Голос предательски дрогнул, а французские слова выветрились из головы, и больше он ничего не спросил, хотя множество вопросов вертелось на языке. Она снова улыбнулась и подошла еще ближе - намного ближе, чем позволяли приличия.
  - Милый, - прошептала она, не отрывая от него пристальный взгляд. - Ты называл меня Лорелеей? Красиво... Это что-то из Гейне?
  Откуда она может знать, о чем он думал? Вдруг ему стало страшно рядом с ней, по-настоящему страшно, он сделал шаг назад - но сзади была стена. Девушка засмеялась звонко - и вместе с тем так холодно, что мурашки пошли по коже. То был не веселый заливистый смех молодой девушки, но злой, горький, какой-то потусторонний - он никак не сочетался с ее нежным образом, но зато прекрасно - с глазами, которые все так же внимательно, не моргая смотрели на молодого человека.
  - Не бойся меня, милый.
  Улыбка 'Лорелеи' становилась все шире, пока не обнажила длинные белые клыки - острые, словно иглы, и совершенно не похожие на обычные человеческие зубы. Артур попытался оттолкнуть ее, но не смог даже пошевелиться. Он в ужасе видел, как она запрокинула голову и схватила его за плечи, приготовившись к нападению. Мгновение - и он почувствовал, как она вонзилась зубами в его шею, разрывая кожу и артерию под ней. Боли не было. Не было и страха. Артуру показалось, что он перестал чувствовать что-либо, как будто погрузившись в сон. Оттого страшнее было, что он не отдавал себе отчета в происходящем, не понимал, что она, вцепившись в его глотку, пьет кровь... Нет, он лишь чувствовал ее тело, плотно прижавшееся к нему, и губы на своей шее.
  Выйти из транса его заставили два на первый взгляд не связанных между собой события. Громкий звук, похожий на выстрел, и резкий, нечеловеческий крик ужасной женщины. Она отпрянула от него, да так неожиданно, что, обессиленный, Артур рухнул на землю. Последнее, что он увидел, как белая фигура теряет свои очертания, превращаясь в туман. А затем он провалился в мягкую, приятную, обволакивающую темноту
  
  ***
  
  - Жив?
  - Да жив, жив, что с ним станется-то. А вот ее упустили!
  Яркий свет лампы, направленной прямо в лицо, заставил Артура поморщиться и открыть глаза, чтобы через мгновение зажмуриться - после всепоглощающей темноты свет ослеплял.
  - Гляди, очухался! - произнес мужской голос совсем близко от него.
  Лампа тут же была убрана, и вместо нее юноша увидел склонившегося над ним полного человека лет сорока, одетого в медицинский халат. Артур попытался приподняться, чтобы оглядеться, но мужчина тут же уложил его обратно.
  - Но-но, рано еще, лежи. Твое счастье, крови немного выпила.
  - Кто?
  - Да красавица наша, ясное дело!
  Артур непонимающе уставился на говорящего, в очередной раз жалея о пропущенных уроках французского в приготовительной школе и колледже.
  - Лорелея?
  - Кто? - на этот раз не понял его собеседник.
  - Раз он жив, то пусть проваливает отсюда, - из темноты выступил второй мужчина.
  Когда тот оказался на свету, Артур смог разглядеть и его - невысокий, средних лет, одетый в костюм-тройку, он напоминал какого-нибудь клерка или стряпчего. Но его внимательные черные глаза, строго и жестко глядевшие на Артура, казалось, жили отдельной жизнью на каменном лице.
  - Люк, да ты с ума сошел, куда он пойдет! - проворчал первый, однако отступил от кушетки, на которой лежал Артур.
  - Зачем он нам здесь? У нас и так работы невпроворот, - тот, кого называли Люк, уселся на стул в углу и задымил папиросой.
  - Наверное, я должен идти, - неуверенно произнес Артур.
  Он вновь попытался встать - на это раз ему никто не мешал, - но понял, что эта попытка обречена на провал: голова кружилась как после очень, очень веселой пирушки. Однако весельем в этом помещении не пахло - скорее папиросным дымом, старой мебелью и отчего-то чесноком. И душно здесь было, как в аду.
  - Значит так, приятель, - обратился к нему наиболее разговорчивый из этих двоих. - Я врач, и покуда я говорю, что ты будешь лежать - значит, ты будешь лежать. И лучше поменьше шевелись, а то твоя рана век не заживет.
  Артур дотронулся до повязки на шее.
  - А... Джентльмены! - видя, что Люк так и сидит в своем углу, изучая потолок, а доктор, собрав свои склянки, направляется прочь, Артур попытался вновь привлечь их внимание к своей скромной персоне.
  - Ну что тебе еще?
  - Не хотел бы вас отвлекать...
  - Нет, ты посмотри, он еще над нами издевается! - Люк выпустил облако дыма. - Зря мы его спасали, пусть бы девка доделала свое дело, тут бы мы ее и взяли. Свалился же на нашу голову!
  - Куда? Простите, сэр, но мой французский не настолько хорош, видите ли, я англичанин.
  - А, ну это многое объясняет, - усмехнулся Люк.
  - Но все же, джентльмены, объясните для меня, что происходить!
  Они переглянулись.
  - Слушай, Фабьян, не вколол бы ты ему ту дрянь, от которой сутки спишь, как убитый? Он действует мне на нервы!
  Доктор посмотрел на него, как на капризного ребенка, и покачал головой:
  - А малый прав. Мы должны ему все рассказать. Он по нашу сторону баррикад, как говорится.
  - Почему бы не отправить его восвояси, пусть валит в свой чертов Лондон!
  - Ты и сам знаешь, почему. Она не отступит. А нам нужна помощь.
  - Ну так - что здесь происходить?! - Артур вновь попытался вскочить с кушетки, на этот раз ему удалось сесть - то есть с помощью доктора принять относительно вертикальное положение.
  - В общем, юноша, - как там тебя?
  - Артур. Артур Стивенс.
  - А это неважно. В общем, хочу тебе сказать, ты попал в серьезную передрягу, - добродушно улыбнулся Фабьян, словно говорил о чем-то совсем несущественном. - Эта твоя 'Лорелея' - та, кого мы преследуем уже несколько лет. Мицци, то есть Мария, Фогель - так ее зовут. Звали, давным-давно.
  - И чего вы от нее хотите?
  - Убить, - просто сказал Люк.
  Он достал из кармана пистолет и разрядил карабин - маленькие пульки заблестели на его ладони.
  - Нам это почти удалось сегодня, во всяком случае, мы ее ранили - а такую рану она залечивать будет долго.
  - Вы хочешь ее убить, что она вам делала? - переспросил Артур, посчитав, что не понял глагол. Ужасный язык - этот французский!
  - 'Хотите', - отстраненно поправил его Люк. - И да: мы хотим ее убить.
  - Мой друг выразился не совсем верно, - вмешался Фабьян. - Мы не желаем ее убить. Фактически, она уже мертва, мы лишь хотим помочь ей упокоиться. Согласись, трупу подобает лежать в земле, а не ходить по городу, не так ли?
  - Ну, она выглядела вполне жизненной... живой.
  Он видел трупы - они смирно лежали в гробу с самым почтенным видом, а затем, так и не проронив ни слова, отправлялись под землю. И еще они никогда не ходили.
  - О, они это умеют! Им иногда удается выглядеть даже более живыми, чем нам. Не обольщайся, внешность обманчива. Она вампир, слыхал про таких?
  Артура бросило в жар. Он, конечно, читал об этих существах - например, 'Вампир Варни' или книгу Полидори, - но выдумка всегда оставалась выдумкой, она жила на страницах романа, пугая оттуда бумажными ужасами, не способными существовать в мире реальном. И неожиданно он понял, что балансировал на краю бездны. Шаг - и его бы не стало.
  - Она тебя уже давно присмотрела, ходила за тобой, следила с неделю, не меньше. Приглянулся ты ей, парень. Мы-то думали, получится ее пораньше пристрелить, но нет, проворная бестия! - сказал Фабьян.
  - Ее так просто не убить. Вампир дорожит своим существованием порой больше, чем человек - жизнью. Они дьявольски изворотливы и сильны, - кажется, это была самая длинная фраза за сегодняшнюю ночь, произнесенная Люком.
  Он не смотрел на Артура, говорил словно сам с собой, уставившись невидящим взглядом в одну точку.
  - Восстав из мертвых, эти существа теряют самое главное, что было у них при жизни - свою драгоценную душу. Теперь у них лишь одна цель - пить кровь живых людей, чтобы продлить свое существование. Каждую ночь они восстают из гроба, чтобы найти себе жертву, а с рассветом возвращаются в свои укрытия. Она выбрала тебя.
  - Почему? - слабым голосом спросил Артур. Он все еще не очень понимал, что происходит.
  - Кто ее знает, - пожал плечами Люк, так и не посмотрев на юношу. - Может, понравился, а может, просто под руку попался. Изысканным вкусом эта упырица никогда не отличалась. Она давно охотится в районе Батиньоль, облюбовала это местечко, вот ты ей и встретился на пути.
  - Давно? - непонимающе переспросил Артур. - Так почему же вы не убивали ее до?
  Тут Люк, не выдержав, посмотрел на него. До сих пор Артур не встречал такого взгляда - злого, гневного, и при этом полного тоски и обреченности. Люк раздраженно затушил папиросу о деревянную столешницу, вызвав гневной возглас Фабьяна, и тяжело вздохнул, будто обдумывая что-то, но сказал просто:
  - Если бы у нас была возможность, мы бы убили ее.
  - Уже поздно, завтра тяжелый день, - примиряюще произнес Фабьян, поднимаясь из кресла. - Пусть парень останется здесь, не в отель же ему возвращаться. Ему нужно наблюдение врача.
  - Скажи лучше - охрана.
  Артур услышал, как дверь помещения со скрипом закрылась.
  'Необходимо понять, где я нахожусь. И что произошло. И кто эти люди'. Но сделать это он не успел. Он уснул.
  
  27 апреля
  
  При дневном свете комната выглядела иначе - в ней не было никакой таинственности, пелена загадочности спала с первыми лучами солнца. Однако едкий чесночный запах остался, а вот воздуха в помещении не прибавилось. Видимо, здесь считали, что это не самая необходимая вещь: маленькое окошко было плотно закрыто. В остальном комната походила на обычный рабочий кабинет, а пыльные книжные полки и заваленный бумагами стол не говорили о его хозяине, как о поборнике чистоты и порядка.
  В отдельном шкафу за стеклянной дверкой стояли странные предметы медицинского назначения, а также ряды колб и довольно подозрительных сосудов и склянок. Артур вспомнил, что одного из мужчин вчера назвали доктором, и эта комната, по всей видимости, заодно являлась и его кабинетом.
  Артур проснулся, когда жизнь города вошла в свой привычный ритм: за окном переругивались кучера омнибусов, экипажи проносились мимо, торговки расхваливали свой товар, а горожане с независимым видом вышагивали по мостовой.
  Глупцы! У них в городе живет эдакое чудище, а они и в ус не дуют. Он раздраженно отвернулся. Как раз в этот момент в двери тихонько скрипнул ключ, и в комнату зашел его старый знакомый. Имя забылось, да и все французские имена звучали для Артура на один лад. Патрик? Фабьян?
  - Ну, я смотрю, ты выспался, вот и славно.
  - Вы запирать меня! - воскликнул он, забывая о спряжении французских глаголов как о страшном кошмаре. Хотя теперь в его жизни были и кошмары пострашнее.
  - Для твоего же блага.
  - Да что бы со мной могло случиться?.. - проговорил Артур в запале и осекся. Вспомнил.
  - Действительно, ничего. Она не придет к тебе, пока не восстановит силы, так что пара дней у тебя есть. Пока твои вещи доставили на новый адрес.
  - Послушайте, мистер, как вас там...
  - Фабьян Берже, - представился он, пожав Артуру руку. Тот недовольно отдернул свою. - Кажется, вчера было не до знакомств, да?
  - Что, теперь я должен обитать здесь, пока не куплю билеты на поезд?
  - Не здесь. Будешь жить в 'Гиацинте' - это гостиница неподалеку, - он неопределенно махнул рукой в сторону окна. - Здесь я все-таки работаю, я врач, - с некоторой гордостью произнес он.
  - О, вот как, - пробормотал Артур. - Интересно. Вы лечите людей? Я думал, вы только вампиров убиваете.
  - Ну уж нет, этого еще не хватало. Всему свое время, а людей, нуждающихся в помощи врача, куда больше, чем вампиров, ожидающих своего осинового кола.
  Они замолчали на некоторое время, Артур явно тяготился присутствием здесь этого человека, с которым его свела судьба столь странным образом.
  - 'Гиацинт'? Это лучше, чем сидеть в ваша квартира, в любом случае, - он собрался было направиться к двери, но Фабьян остановил его.
  - Подожди, парень, не спеши так. Все равно, пока мы не убьем эту вампиршу, ты в опасности, что здесь, что в Англии. Ей отправиться туда так же легко, как и тебе, но мы этого не допустим. Лучше посиди-ка здесь, послушай, что я тебе скажу.
  - Опять вампиры? О нет, я надеюсь вчера заканчиваться этот кошмар, сколько еще я должен слушать ваш бред?
  - Завтра мы собираемся ее убить, - продолжал врач, будто не слыша раздосадованной речи Артура. - Кажется, Люк смог наконец-то вычислить ее убежище, во всяком случае, ушел он именно за ней, по горячим, так сказать, следам. И ты должен быть с нами. Ты должен будешь ее убить.
  - Я? Но я почему? Как я отношусь к вашей чертовщине? Я не уметь убивать вампиры, это ваша работа.
  - Ты. Это должен сделать ты. Отомстить за себя. Послушай, я расскажу тебе одну историю... - он открыл старый медицинский чемоданчик и достал оттуда фотокарточку в простой деревянной рамке.
  - Кто это - та вампирша?
  - Нет, моя жена.
  Артур удивленно взглянул на доктора. Он не говорил, что женат. Черное обрамление фотографии прояснило ситуацию. Уже не женат. С фотографии - не очень четкой, сделанной около двадцати лет назад - на него смотрела молодая девушка. Ей пришлось долго стоять перед объективом фотографа, не двигаясь, не моргая, и оттого взгляд получился сосредоточенным и серьезным. Но она была хороша, очень хороша; приятное лицо, широкая, добрая улыбка, и даже старомодное деревенское платье красиво подчеркивало крепкую, статную фигуру.
  - Моя жена, - с грустью повторил он. - Красавица, правда? Посмотри, какие у нее были волосы! Ах, да что на этой фотографии видно!.. Говорю тебе, она была ангельски красива, прекрасно сложена, а глаза - я ведь сразу влюбился в эти глаза, веришь? Как только увидел! Мы жили в соседних деревнях, в Аквитании, я встретил Бернадетт на Fête du vin. Я тогда только вернулся из Бордо, где учился в медицинской школе, и хотел вернуться работать в свою родную деревню. Ха, как будто я тогда уже знал, что здесь меня ждет счастье - и горе - всей моей жизни. А тебя в Англии ждет возлюбленная, парень?
  - Не сказать 'возлюбленная', но невеста, - отшутился Артур. - Абигейл. Я имел ошибку предлагать ей свадьбу еще до отъезда.
  - Красивое имя.
  - По мне - самое обычное.
  - Ты еще молод и глуп, раньше и я думал так же, - покачал головой Фабьян. - Но когда-нибудь ты встретишь ее. Знаешь, до Бернадетт я и подумать не мог, что по собственной воле захочу проститься с холостой жизнью. Но я захотел. Ради такой, как она, я готов был бы на все, не то что на свадьбу. И мы поженились. Купили небольшой дом на окраине, со своим огородом, фруктовыми деревьями и даже маленьким виноградником на заднем дворе. Я продолжал медицинскую практику, Бернадетт вела хозяйство, вместе мы мечтали о том, как будем растить наших детей. Наш дом был последний на улице, а за ним - большое поле, цветущее все лето. И Жер - небольшая речка - на горизонте. Знаешь, я часто представлял себе, как мои дети будут плескаться там, играть на траве, бегать, а мы с женой будем сидеть в тени нашего сада и смотреть на них. Немного мне надо было, скажешь? Но мне бы этого хватило...
  Однажды утром, как сейчас помню, это было 3 декабря 1859 года, она ушла - поехала в Ажен за тканями. Да, 3 декабря...
  Артур посмотрел на врача. Тот продолжал сидеть, не двигаясь, глядя в одну точку и не обращая внимания на англичанина.
  - Один наш парень, Клод, он частенько ездил в Ажен, и Бернадетт просила его подвезти. Пешком-то далеко было, а у него была такая лошадь хорошая, да и повозка крепкая. А она сама в город ездила редко, так, за самым главным. И вот тогда - захотела сшить себе платье. Себе - и нашему ребенку. Да, она уже носила его под сердцем, и через семь месяцев я должен был стать счастливым отцом. Они уехали вдвоем. И вернулись тоже вдвоем, поздно ночью. Дорога-то долгая... Только вот она была уже мертва. А Клод - Клод был так перепуган, что и слова сказать не мог. Это уже потом он все рассказал, как на духу, пришлось его припугнуть. Я тогда сам не свой был.
  Рассказал, что подвез ее до города и поехал дальше, он зерно вез на продажу, которое еще с осени осталось. Ну и договорился ее подобрать через пару часов. Он долго ждал ее у ратуши. Потом пошел в магазин, где тканями торгуют, хотел ее уже отругать, что ждать заставляет. И что - не было ее там. И нигде не было. Потом, когда уже стемнело, а темнеет в декабре рано, горожане шум подняли, что нашли мертвую женщину в заброшенном дворе. Клод сразу понял, что это она. Прибежал, глядит - и правда, лежит.
  Он мне рассказывал, а я слушать не мог, прогнал его.
  Она лежала передо мной, на операционном столе, а я боялся даже подойти к ней, надеясь, что она еще проснется. От чего она умерла? Я тоже задавал себе этот вопрос. Она была абсолютно здорова, я не сомневался, что Бернадетт легко перенесет беременность и родит крепкого ребенка, но тогда она выглядела изможденной, бледной, осунувшейся. Белая кожа обтягивала кости, а в открытых глазах застыл ужас. Неужели такой ее сделала смерть? Нет, я склонен был думать, что причина другая. Я обнаружил маленькую ранку на шее, бледную и едва заметную, но не придал ей тогда значения. И потерю крови - страшную, огромную потерю, которая и послужила причиной смерти. Первая моя мысль - выкидыш, мертвый ребенок, убивший мою жену, но дальнейшее обследование показало, что я не прав, ребенок все еще был в чреве, хотя теперь такой же мертвый, как и его мать.
  ...А потом приехал он. Люк Дюфрен, да вы видели его вчера. Он прискакал рано утром, едва не загнав лошадь. И первое, о чем он спросил - где жила умершая женщина. Разумеется, я хотел выдворить его вон, что за наглость! Но он и слушать меня не хотел. Суровый человек, ты же видел его.
  Он прошел в дом уверенным шагом, почти не обращая на меня внимания...
  Да и на Бернадетт смотрел совсем недолго: увидел эту самую ранку, удовлетворенно хмыкнул. Ну теперь-то ты и сам понимаешь, в чем там дело было, а я, разумеется, не знал, да и, пожалуй, знать не хотел. Но я не мог отпустить его без объяснений, а Люк, казалось, и не спешил уходить.
  'Врач, значит?- он внимательно-внимательно смотрел на меня, а затем кивнул. - Ее ты уже не спасешь и ничем не поможешь, но ты можешь помочь мне'.
   'Ты знаешь ее убийцу?'
  'Догадываюсь, ради него я и приехал сюда', - кивнул он.
  Вольготно устроившись на единственном стуле в комнате, он рассказал мне то, что слышал вчера ты. Как и ты, я не поверил всему этому, да и мудрено ли. Я хотел прогнать его, но в какой-то момент... Парень, не знаю, как тебе это объяснить, но я понял, что готов поверить всему, что он скажет. Люк говорил о вампирах, как о чем-то таком простом и естественном, будто бы они и правда существовали.
  - Да, в это трудно поверить, - кивнул Артур, который и сам до сих пор не решил для себя, где заканчивается реальность и начинаются фантазии.
  - Но я поверил. Допустил эту возможность, ведь недаром легенды говорят нам о восставших из могил покойниках, какими эти вампиры и являются.
  'А моя жена, она... она не станет такой? После похорон, я имею в виду. Она умерла... насовсем?'
  'Нет. Глупые легенды о том, что всякий, укушенный или даже убитый вампиром оживает. Иначе во Франции их было бы больше, чем живых людей. Да и во всей Европе тоже. Бернадетт умерла, и пусть тело ее покоится с миром, а душа найдет спасение на небесах', - Люк быстро перекрестился, и больше ни разу не взглянул на труп.
  - А почему вы ходили... то есть пошли с ним?
  - Тогда я считал это лучшим решением. Не решением даже - зовом сердца, порывом. Я и сейчас не жалею, ты не думай, - быстро добавил Фабьян, - а уж тогда и вовсе не сомневался. Я не мог оставаться там, в том доме, который... Да, в общем, все тут понятно.
  На следующий же день я покинул свой дом, поехав вместе с Люком в Ажен. Он рассказал мне все, что знал - или все, что посчитал нужным сообщить о вампирах, я слушал его и в то же время не слышал, слова долетали до меня как сквозь пелену тумана, а перед глазами стояло лицо Бернадетт, моей Берни, такой, какой она была всегда - красивой, веселой, счастливой. И вот в один день ее не стало, из нее высосали кровь и жизнь, убили вместе с моим ребенком... Проклятые твари, ненавижу!
  Фабьян со всей силы ударил по подлокотнику кресла, заставив Артура вздрогнуть.
  - Прости. Эти гадины не заслуживают ничего, кроме смерти!
  - Мистер Берже, но я не могу понять, почему Люк рассказал вам о существовании их? Это разве не есть тайна ото всех?
  - Да, эти его чертовы тайны! А и ладно, не стоит нарушать такой порядок, пусть все живут как живут, в своем безмятежном неведении, все спокойнее будет, чем если каждый осиновый кол возьмет и вместо того, чтобы ночами тихо спать в своих домах, пойдет вампиров искать. Вампиров не каждый найти сможет!.. Я вот не могу, например, а Люк каким-то образом отыскивает их убежища. Ну, он парень в этом деле ученый, не чета мне. А ему я понадобился как врач, он тогда хотел постичь с моей помощью причину вампиризма. Превращение крови, знаешь ли, или микробы какие, он думал, что вампиризм - это как заразная болезнь!
  - И?..
  - И все. Не медицинский это вопрос, Артур, и Люк это понял, а я с самого начала догадывался, что не в крови тут дело, и не в хворях. Наука никогда не объяснит того, почему, если эти ублюдки напоят кого своей кровью, то те умирают, чтобы потом воскреснуть как немертвый. Все просто - глоток их треклятой крови, и душа расстается с телом, а тело встает себе и идет, как ни в чем не бывало. Без морали, без стыда и совести, они просто убивают и убивают, чтобы насытиться чужой кровью. А кровь им нужна часто, каждые пару недель, а то и чаще. А теперь, парень, представь, сколько человек убивает один такой упырь за свою жизнь.
  - И сколько длится их жизнь?
  - Вечно, Артур, они могут жить вечно, пока их не убьют.
  - Боже, но ведь... - проведя в уме некоторые математические вычисления, Артур в ужасе уставился на врача. Тот смотрел на него прямым, серьезным взглядом без капли страха, лишь с грустью и сожалением, которые поселились в его душе со смертью жены. - Тысячи, сотни тысяч людей! Неужели никто не замечает?
  Фабьян пожал плечами.
  - Никто не хочет замечать, люди не видят очевидного, пока им не ткнут пальцем, да и то сопротивляются до последнего, не хотят признавать. Да и я не хотел... Я не верил до тех пор, пока сам не увидел вампира.
  'Его должен будешь убить ты', - произнес Люк сурово.
  'Но я... я не смогу! Я никогда в жизни никого не убивал, я врач, а не...', - я не мог представить себя убийцей тогда, даже убийцей вампиров.
  'Сможешь! Фабьян, она была твоей женой, и ты, а не кто-нибудь, должен отомстить за нее. Он не человек, запомни это раз и навсегда, ты лишь помогаешь его душе обрести покой. Ты ведь веришь в Бога? - я кивнул. - Ты должен сделать это во имя Господа нашего. И ради Бернадетт. И вашего ребенка'.
  Я снова согласно кивнул. Да, я должен буду это сделать. Он не человек, он вампир. Тварь, исчадие ада.
  'Осиновый кол прямо в сердце. Мне ли тебя учить, ты врач, ты знаешь, где оно находится'.
  Все казалось легко. Осиновый кол, серебряные пули, чеснок, святая вода - Люк говорил об этом так просто, будто это был воскресный поход на рынок.
  'И все? - спросил я. - Убить вампира так просто?'
  'О нет, мсье Берже, - голос Люка был холодным и жестким. - Убить вампира далеко не так просто. Сначала его нужно поймать. К счастью, эту работу я уже сделал за вас'.
  Да, он все тогда подготовил. Следующим днем мы направились к заброшенной часовне Девы Марии на окраине города. Нас интересовало кладбище рядом с ней. Здесь давно не было новых захоронений, более шестидесяти лет назад покойников начали хоронить на новом кладбище, и сюда давно никто не ходил. Страх и холод пробирали до костей, в тот момент я готов был все бросить и бежать назад, забыв как страшный сон все произошедшее. Но память о моей Берни не позволяла мне сделать неверный шаг и отступить. Я следовал за Люком, который уверенным шагом шел мимо покосившихся надгробий к склепу, темневшему вдали. Тишина, окутывавшая это место, была невыносимый, но я боялся произнести хоть слово, все наши действия были похожи на какой-то ритуал. Он остановился у входа в склеп и с торжественной гордостью объявил:
  'Пришли. Ну что, Берже, готовы?'
  Я решительно кивнул, хотя чертовой решимости в себе совершенно не ощущал.
  Помню как сейчас - темнота, мягкий свет фонаря Люка где-то впереди, который едва разгонял сгустившуюся вокруг нас тьму. В склепе не было ни одного окна. А впереди на возвышении стоял гроб. Обычный такой, самый простой гроб - он вряд ли принадлежал тому, кто был похоронен в этом склепе: виконт какой-то, не запомнил его имени, скончался в начале XVIII века, и останки его давно сгнили. А в склепе обосновался новый жилец со своим гробом.
  'Его убьешь ты', - Люк не спрашивал, а приказывал. Он не желал слышать возражений.
  Тогда я вовсе не был готов к этому. Я уже был готов поверить и в вампиров, и прочую дьявольщину, но не в то, что мне придется своими руками убить хоть кого-то.
  Он протянул мне остро заточенный кол, но я лишь покачал головой. Нет, я не мог.
  'Он убил Бернадетт, ты должен отомстить!'
  'Я не могу. Не сейчас. Я не готов убивать... даже их'.
  'Чертов упрямец, нашел время спорить', - произнес он раздраженно и решительно толкнул крышку гроба.
  Там и правда кто-то был. Я увидел его - вампира - впервые. И готов был поклясться, что никогда бы не отличил его от самого обычного человека, такого, как мы с вами. Я отшатнулся, Люк же наоборот сделал шаг вперед, и в этот момент вампир набросился на него. Я не успел заметить его движений, такими стремительными они были, к тому же я был уверен, что упыри спят днем, и ужас, охвативший меня, заставил поверить в нереальность происходящего. Но куда больше меня поразил Люк - он не испугался, наоборот, его лицо озарила торжествующая улыбка, и прежде, чем клыки вампира коснулись его шеи, он всадил свое оружие тому прямо в сердце. На мгновение вампир замер, затем навзничь упал в свой гроб, как подстреленный.
  'Смотри!'
  Соблюдая почтительное расстояние, я все же наклонился к гробу. Теперь вампир уже не был похож на человека: кровь лилась из раны в сердце без остановки, пачкая темный ситец обивки гроба, черты его стремительно менялись, иссушенная синеватая кожа обтянула череп, все краски покинули лицо, верхняя губа обнажила два длинных острых клыка, сам он словно мгновенно состарился, превратившись в дряхлого старика. Оскал смерти застыл на его лице.
  'И это все?'
  'Если хочешь, можешь отрубить ему голову. Процедура необязательная, но если тебе это доставит удовольствие... - Люк пожал плечами. - Но его уже ничто не воскресит. Я надеюсь'.
  Он выдернул кол из грудной клетки упокоенного, и в этот же момент вампир рассыпался в прах, навсегда перестав существовать. Еще несколько секунд Люк стоял над гробом, и губы его шептали слова молитвы. Затем обернулся ко мне, и видел бы ты, сколько презрения было в его взгляде.
  'Ты не смог отомстить за свою жену', - проговорил он, и резко развернувшись, направился прочь из склепа.
  С тех пор я убил много вампиров. Ну как много - около десятка, пожалуй, а то и дюжину, но мое сердце так и не нашло покоя. Слова Люка слова постоянно стоят у меня в ушах, и мне кажется, что Бернадетт смотрит на меня с небес укоризненно, ведь я не смог поквитаться с ее убийцей. Зато, быть может, я уберегу других от этой участи. Я же врач, в свободное от охоты на вампиров время, - Фабьян горько усмехнулся. - И убивая этих упырей, я тоже спасаю людям жизнь, в некотором роде.
  Он замолчал, задумчиво вертя в руках портрет Бернадетт.
  
  ***
  
  Дорога от Бульваров, где была квартира Берже, до улицы Медичи пролетела незаметно, и вот уже фиакр остановился у Люксембургского сада. Здесь чинно прогуливались няни с колясками и гувернантки с детьми постарше, одетыми, как маленькие взрослые, и никто не подозревал, что где-то рядом идет охота на вампира.
  Охотники вышли первыми, Артур же слегка замешкался. Хоть он и не верил до конца в происходящее, но все равно не хотел вновь встречаться с вымыслом, зубы которого оказались более чем реальны. Он дотронулся рукой до раны шее, которая болезненно саднила.
  Фабьян бросил пару монет извозчику, и карета укатила, оставив их стоять посреди оживленной улицы.
  - Вы... ее следили, да? - попытался завязать светскую беседу Артур.
  - В некотором роде. О враге надо знать все, - усмехнулся Люк.
  Они свернули с Медичи и прошли чуть дальше, туда, где городская суета смолкала, вглубь старых домов, устоявших во время перестройки Парижа бароном Османом. Оказавшись на одной из тех маленьких улочек, где едва-едва сможет проехать карета, а дома подступают друг к другу настолько близко, что балконы едва не соприкасаются, Люк довольно произнес:
  - Вот этот дом. Я вычислил по документам, он уже несколько десятков лет принадлежит ей.
  - Сорбонна, неплохой райончик, - присвистнул Фабьян, подходя к нему. - Она умеет выбирать себе дома.
  Они зашли во двор, и поднялись по старой каменной лестнице, угрожающей развалиться под ногами.
  - Значит, она жить здесь? - переспросил Артур, аккуратно наступая на ступеньки. - Вы есть уверены? Вообще-то, я не так представлял дом вампира.
  Вообще-то, он никак себе его не представлял, так как до недавнего времени был уверен, что вампиров не существует вообще. Но здесь все выглядело так... обычно! Потертый железный номерок с цифрой 7 рядом с домом, обычная деревянная дверь - тоже не новая... Окна, выходящие во двор, скрыты за изящными железными решетками, краска на которых облезла от времени. А с внутренней стороны висели занавески. Если они ошиблись, будет очень неприятно ворваться в дом какой-нибудь почтенной пожилой леди, которая и полицию позвать может.
  - Уверены? - переспросил Люк. - Сейчас мы это и проверим!
  Люк, поковыряв отмычкой в хлипком замке, без труда открыл дверь и прошел внутрь. Фабьян последовал за ним, решительно прижимая медицинский чемоданчик к груди, и Артуру ничего не оставалось, как переступить через порог.
   При свете газового рожка, который зажег Люк, можно было разглядеть холл, который заставил юношу вновь усомниться, что здесь живет не чья-нибудь достопочтимая тетушка, вяжущая холодными зимними вечерами кружевные салфетки и теплые шерстяные шали, а труп, питающийся человеческой кровью.
  - Мы должны найти ее гроб, - уверенно продолжал Люк, шагая по узкому и длинному коридору. - Осмотрите все комнаты. Скорее всего, он будет в подвале, рядом с кухней - туда не попадают солнечные лучи.
  - Гроб?
  - Ящик такой, с крышкой. Знаешь, в нем хоронят трупы?
  Артур смотрел на лицо охотника, и в какой-то момент ему показалось, что тот просто сумасшедший. Предстоящее убийство воодушевило его: обычно суровое, бесстрастное лицо мужчины невероятно изменилось, на губах играла довольная (если не сказать - радостная) улыбка, а глаза горели фанатичным блеском. Юноша вспомнил, что вчера охотник говорил об убийстве вампиров, как о деле своей жизни, предназначении, призвании - и теперь готов был в это поверить.
  - Готов, Фабьян?
  Тот сосредоточенно кивнул.
  - Артур... - начал Фабьян и замолчал, подбирая слова. - Ты должен. Понимаешь - должен убить ее. Именно ты.
  Артур понимал. Фабьян не смог упокоить убийцу своей жены, вместо него это сделал Люк. И Артуру казалось, что врач до сих пор винит себя, не может простить себе ни ее смерть, ни собственную слабость.
  - Никого. Пусто, - Люк вернулся, проверив комнаты первого этажа.
  Их было немного - обычный дом среднего класса, ничем не отличавшийся от тех, что Артур видел в Лондоне. Несколько запущенные и пустые, комнаты все же не выглядели забытыми. Неожиданно юношу посетила мысль, что он был бы не прочь осмотреть здесь все внимательнее - что за бумаги лежали на бюро в кабинете, какие книги стояли на полках в библиотеке, какие картины висят на стене в гостиной. Уютный провинциальный стиль, если не считать...
  - Скажите, но в соседних домах, вот здесь, за стенкой, живут...
  - Люди, Артур. Там живут люди. Обычные люди, - произнес Фабьян.
  - И они не полагают, кто их сосед? Кто здесь жить за соседней дверью, кто они могут видеть ночью? - Он содрогнулся.
  - Они не хотят этого знать. Людям так спокойнее.
  - А в это время за их стеной обосновалась сама Смерть, - мрачно заметил Люк, спускаясь со второго этажа.
  - Что там?
  - Так же пусто, как я и думал. Две спальни и комната для прислуги. Две из комнат пусты, третья... Третья тоже пуста. Не думаете же вы, что вампир будет спать в спальне, на кровати под шерстяным одеялом? - раздраженно произнес он. - Все, хватит этих дурацких экскурсий, мы все знаем, зачем пришли сюда. Фабьян, готовь осиновый кол, Артур, возьми это - на всякий случай.
  Флакончик со святой водой задрожал в руках юноши, хотя еще вчера он внимательно рассматривал его, расспрашивая, как же вода действует. Но он не был уверен, что хочет увидеть это воочию.
  Сам Люк взял в одну руку пистолет, в другую - фонарь, и, освещая себе дорогу, начал спускаться вниз, на кухню. Если ее можно было так назвать. В Сен-Клерс-гарден, том самом поместье в Уорикшире, где прошло детство Артура, кухня была, пожалуй, самым оживленным местом в доме. Здесь всегда можно было поживиться чем-нибудь вкусным, и они с Лиз могли сидеть часами у очага, наблюдая, как миссис Уоллис готовит субботний обед, гоняя служанок и поварят и напевая себе под нос какую-нибудь песенку.
  О нет, это была совсем другая кухня. Она была пуста, совершенно пуста, очаг был затянут старинной паутиной. Паук, сплетший ее, давно умер от старости в окружении скорбящих потомков, да и мыши наверняка сюда не захаживали, потому что поживиться в этой комнате было абсолютно нечем. Сквозь маленькое тусклое окошко едва пробивался дневной свет.
  Они огляделись. Не успел Артур с некоторым облегчением отметить, что никаких следов вампира здесь не наблюдается, как Люк распахнул дверь в кладовку и с победным возгласом устремился туда.
  - Здесь!
  Это была маленькая комнатка, в которой обычно хозяева хранят зерно, хлеб или вино, иногда - ненужные в хозяйстве вещи, редко - спит прислуга, и никогда - стоят гробы. Но все же он находился здесь, посреди комнаты. Ящик, в котором хоронят трупы, как сказал Люк, объясняя французское слово. Но этот труп не желал быть похороненным.
  - Какое неуютное место, - произнес Фабьян.
  Он выглядел не так воодушевленно, как его напарник, и, скорее всего, желал покончить с этим делом и как можно скорее уйти отсюда.
  - Давай же, приятель, не тяни.
  - Приготовьтесь!
  Глаза Люка горели от предвкушения, он, будто наслаждаясь неумолимостью ситуации, неспешно обошел гроб, затем же, поудобнее перехватив пистолет, свободной рукой откинул крышку...
  
  '...В романе ужасов следовало бы описать весь трепет, что нам довелось пережить в тот момент, terreur mortelle, покойника, лежащего внутри и смотрящего на тебя пустыми глазницами... - ну или что-нибудь такое, я не силен в описаниях. Мы же увидели потертую серую обивку из дешевого бархата, но гроб был пуст, как кошелек последнего пропойцы. Мы дружно вздохнули, охотники - от разочарования, я же - от тайной радости, что мне не придется вновь встретиться с этой Мицци Фогель - и убить ее...'
  
  - Этого не может быть, - в который раз повторял Люк, оглядываясь туда, где уже давным-давно, много поворотов назад, скрылся дом вампирши.
  Он не кричал, не злился, как того ожидал Артур. Он словно не мог поверить в то, что произошло. Охотник лишь разводил руками, повторяя одно и то же: 'Но ведь она должна быть здесь... Она не могла... Я был уверен...'
  - Успокойся, дружище, - Фабьян похлопал его по плечу, хотя и сам выглядел расстроенным и поникшим. - Мы найдем ее. И других вампиров тоже. От нас они не уйдут.
  - Но как, как она могла?.. Ведь она должна быть здесь! Этого не может быть.
  Теперь они возвращались домой, экипаж уже пересек Сену, даже шпиль Нотр-Дама остался позади, но все трое мыслями были еще на улице Медичи.
  Затем все разошлись.
  Артур направился в свою новую гостиницу с легким сердцем, втайне довольный, что все случилось так, как случилось.
  Фабьян вернулся в квартиру, где его уже ждали пациенты, и ему предстояло превратиться из охотника на вампиров в респектабельного врача
  Люк же поехал на бульвар Капуцинов, где снимал комнаты. На письменном столе его ждало письмо.
  
  29 апреля
  
  Впервые за последние дни Артур проснулся в хорошем настроении в своем новом номере гостиницы 'Гиацинт'. Сон его был спокоен и безмятежен, а мысль о том, что вчера ему не пришлось совершить убийство, пусть это было даже убийство немертвого, грела душу.
  Теплое весеннее солнце ласково светило, свежий воздух гулял по людным мостовым, и Артур с удовольствием отправился в пешую прогулку сначала до Сите, но ноги сами несли его дальше и дальше, и он прекрасно отдавал себе отчет, куда. Туда стремились все его мысли, сердце ныло от тоски по своей Лорелее, и, убеждая себя, что он всего лишь гуляет по Парижу без какой-либо цели, он прошел неблизкий путь до Сорбонны. Долгая дорога не утомила его, но, наоборот, придала решительности.
  Наверное, это было не лучшим его решением. Наверное, ему стоило поскорее уехать в Италию или вернуться домой. Но сейчас Артур хотел только одного - вновь оказаться в доме вампирши, откуда они ушли вчера, угнетенные своим поражением.
  Возможно, там никогда не было вампиров? Может, их вообще не существует? Но гроб... Гроб не шел из памяти, он казался лишним и ненужным в том доме. Откуда он там?
  Он мог бы найти дорогу до ее дома с закрытыми глазами, так хорошо он ее помнил, хоть и был там всего один раз. Широкая улица Медичи, петляющие переулки старинного квартала, узенькие окна, уютная тишина, которая заставляла забыть о том, что он находится в одном из крупнейших городов Европы. И вот он, желанный дом, точно такой же, как и его соседи - с обветшавшими кирпичными стенами, маленькими оконцами и низкими потолками, - кажущийся карликом рядом с современными строениями.
  
  Артур уверенно толкнул дверь. Он мог бы пойти сейчас в тысячу других мест: в выставочную галерею или магазин на Елисейских полях, вернуться в свой номер или пойти пообедать в brasserie, посетить библиотеку в поисках необходимых для работы книг, в конце концов, - но он был здесь, в этом старом доме университетского квартала, где, по мнению Люка, жила вампирша.
  Песня Лорелеи манила, и он не в силах был сопротивляться. Или просто не хотел. Как рыбак направлял лодку по бурному Рейну вперед, все ближе и ближе к своей мечте, так и он ускорил шаг, а громко стучащее в груди сердце заглушало голос разума.
  Дверь была открыта - по всей видимости, с тех пор, как охотники взломали замок, никто не заходил и не покидал этот дом. Артур не чувствовал в себе той уверенности, которая сопровождала его вчера. Вчера была Цель. Священная миссия, в которой никто не должен был сомневаться. Но они не смогли убить вампира - его просто не оказалось здесь, только пустой гроб, словно насмешка. Сегодня он сам не знал, зачем пришел сюда. Не убить, нет, он не взял с собой оружия, да и не был уверен, что у него хватит сил на это. Быть убитым? Такая мысль даже не закралась в голову юноши.
  Артур убеждал себя в том, что это был интерес естествоиспытателя, ученого, исследователя. Здесь когда-то жил, а может быть, и живет до сих пор вампир, и ему представилась уникальная возможность - увидеть среду, в которой обитают эти кровососущие монстры. Исследовать ее с научной, так сказать, точки зрения. Со вчерашнего дня у него из головы не лезли все эти безвкусные фарфоровые статуэточки с пастушками, репродукции Коро и Милле на стенах, несколько книжных полок, скромно ютившихся в гостиной зале, и оставленный на столике гребень для волос - это было что угодно, только не логово вампира.
  - Эй, есть тут кто-нибудь? - тихо спросил он, проходя вперед по коридору.
  Слова эхом разлетелись по дому, отражаясь от стен и возвращаясь к нему. Да и кто может быть здесь, если вампиры днем должны вновь умирать и лежать в гробу - как говорили охотники. А еще они говорили, что вампиры не отражаются в зеркалах... Он посмотрел на маленькое треснувшее зеркало в запыленной медной раме, которое отображало всю комнату позади него. Тогда зачем оно вампиру - в качестве элемента интерьера? Как и все остальное здесь... Он провел пальцем по тяжеловесной раме, снимая тонкий слой пыли.
  Когда он обернулся, то успел пожалеть не только о своем приходе сюда, но и о приезде на Континент, о выбранной специальности в университете, да и о том, что вообще появился на свет.
  
  Вампирша стояла на лестнице, обеими руками крепко вцепившись в поручень, и смотрела на Артура - немигающим, мертвым взглядом покойника. Она не двигалась вперед, но у молодого человека сложилось впечатление, что она стоит в шаге от него, можно протянуть руку и коснуться... Но вместо этого он судорожно достал маленький серебряный крестик, которым снабдил его Люк, и решительно вытянул руку, словно защищая себя. Вампирша слегка подалась назад, и, наконец, отвела взгляд.
  - Но сейчас день, как же ты... - пробормотал Артур.
  Что-то здесь не совпадало - днем вампиры должны спать. Но Мицци Фогель, как называли ее охотники, стояла перед ним такая же реальная, как, например, ваза с увядшими цветами на тумбочке около лестницы. В своем зеленом в цветочек платье, с разметавшимися по плечам волосами цвета красного золота она была похожа на обычную девушку, а не на волшебное видение, посетившее Артура той злополучной ночью.
  - Я надеялась, что ты придешь, я ждала.
  - И откуда же ты это могла знать? - он заговорил с ней, прекрасно понимая, что лучшим решением здесь было бы исчезнуть из дома как можно быстрее. Может быть - убить ее. Но никак не вступать в беседу.
  Она пожала плечами.
  - Вы приходили вчера, я видела, - Мицци замолчала, как будто собираясь с силами. Артур видел, что каждое слово дается ей с трудом и стоит немалых мучений. - Хотели меня убить, да? - вампирша попыталась изобразить на бледных губах что-то, похожее на усмешку.
  - Я сожалею, что нам это не удалось, - жестко сказал он. - Но когда-нибудь мы это исправим. Я не могу убить тебя сейчас, но мы вернемся.
  - Ты говоришь, как Люк. Он многое рассказал тебе, я вижу. И, пожалуйста, говори на своем родном языке, твой французский настолько ужасен, что я не понимаю его.
  - Люк предупредил меня о вас, - он попытался вложить в это слово как можно больше презрения, но это не особенно-то получилось. Как и не получилось отвести взгляда от ее лица и вообще пошевелиться.
  Артур понимал, что сейчас лучше всего уйти из этого проклятого дома, рассказать все охотникам, пусть знают, что она опасна даже днем, но... Но он не мог. Не хотел уходить. Он так и продолжал стоять, вытянув вперед руку с крестиком и глядя на вампиршу, казавшуюся ему не столь прекрасной и таинственной, как той ночью, но трогательно-человечной сейчас, в этом простом мещанском интерьере, в своем дурацком, но все-таки чертовски соблазнительном платье. И только усилием воли он заставлял себя вспомнить, как она набросилась на него, чтобы выпить всю кровь и убить.
  - Но ты ведь не хочешь делать этого, признайся, - произнесла Мицци, и он понял, что да, действительно, сколько бы он не убеждал себя, у него нет никакого желания убивать вампиршу. Но он должен, ведь это их Цель! Их цель. Не его.
  - Не хочешь убивать.
  Она попыталась спуститься ниже, ближе к Артуру, но путь ей преграждала тонкая полоска света - робкий солнечный луч пробивался сквозь плотно задернутые шторы, мягко рассеиваясь по комнате. Вампирша проворно отдернула мысок туфельки и поднялась на ступеньку выше.
  - Люк хочет меня убить, и я это знаю. Но не ты.
  - Разумеется, хочу! Ты чуть сама не убила меня, я только чудом остался жив. По-моему, неплохой стимул, да? Я уж не говорю о том, скольких еще людей ты употребила в пищу. И что, каждого ждала к себе домой, и с каждым вела такие беседы? Ты хочешь, чтобы я говорил с тобой, как с равной, с человеком, но ты, ты...
  - Я тоже человек, Артур. Разве нет? Посмотри на меня, - она могла бы этого не говорить, он и так смотрел, не отрываясь.
  - Как же я устал от всего этого! Люди, вампиры... Я стою здесь и разговариваю с существом, которое едва не убило меня. Кто же ты, что тебе нужно от меня?
  - Они же все рассказали тебе, зачем ты спрашиваешь. Я просто хочу... хочу видеть тебя.
  - Ну, тогда смотри, - Артур устало развел руками. - Ты проникаешь в мои мысли, сны, заставляешь подчиняться тебе, следовать за тобой. Я пришел в этот дом только с одной целью - чтобы увидеть тебя. Зачем ты все это делаешь? Я даже не могу сопротивляться, это немного нечестно, не находишь?
  Он раздраженно сделал несколько порывистых шагов по комнате, сам не замечая того, как сокращается расстояние до лестницы. Остановившись у ее подножия, Артур с вызовом посмотрел на вампиршу, и, кажется, впервые за их разговор она опустила веки, не желая встречать его взгляд.
  - Вы пришли вчера втроем, и тоже только с одной целью. Я видела, как вы взломали замок, как по-хозяйски обошли все комнаты моего дома, пока я пряталась, обсуждая, как лучше меня убить. Вы пришли днем, когда я бы ничего не смогла сделать - как и сейчас. Это честно?
  - Значит, вампиры бессильны при дневном свете? - улыбка тронула губы юноши. - И я могу убить тебя сейчас с той же легкостью, как и ты меня - ночью? Тогда почему же ты не прячешься, как вчера?
  Она легонько покачала головой, и рыжие кудри волной заструились по полуобнаженным плечам, предавая ей сходство с венецианками на ренессансных полотнах. Обворожительна, соблазнительна, прелестна - Артур, пожалуй, за свою жизнь еще не видел девушки прекраснее. Будь она человеком... Эта мысль не оставляла его ни когда он смотрел на волнующие округлости груди, которую едва скрывало платье, ни на чувственные губы - бледные сейчас и алевшие в ночной тьме тогда, на Батиньоль. Но он ни на миг не мог забыть, кем она является, и вся ее красота меркла по сравнению с тем ужасом, в который он приходил от мысли о ее сущности.
  - Это бессмысленный разговор; я не должен был сюда приходить, - резко сказал он. - Я надеюсь больше никогда не видеть тебя.
  - А я надеюсь увидеть тебя завтра вечером в 'Планте'.
  
  Артур со всей силы хлопнул дверью так, что она едва не вылетела из хлипких петель.
  На выходе он чуть было не сбил с ног почтальона, разносившего письма по домам в округе. Тот недовольно посмотрел на юношу, так стремительно скрывшегося в переулке.
  - И куда все бегут, - проворчал он, неторопливо доставая конверт и опуская в почтовый ящик дома номер 7.
  Опустив крышку гроба и оказавшись в спасительной темноте, Мицци Фогель закрыла глаза и мечтательно улыбнулась своим мыслям.
  
  ***
  
  Квартира Люка Дюфрена полностью соответствовала его характеру. Здесь было бы неожиданно увидеть те милые бессмысленные безделушки, которыми окружила себя вампирша, лишь бы сохранить иллюзию жизни.
  Люку это было не нужно, он и так был жив.
  Он сидел в кресле, закрыв глаза, и неторопливо докуривал папиросу.
  Напротив, отделенная от него пустым столом, сидела девушка в скромном темно-сером клетчатом платье, сложив на коленях руки в тонких кожаных перчатках. Весь ее вид так и говорил о смирении и покорности, и, при некой доли фантазии, ее можно было принять за пришедшую наниматься горничную или няню. Только вот взгляд никак не вписывался в облик, но тут она ничего не могла поделать: можно было убрать волосы под шляпку и надеть скучное буржуазное платье, но не скрыть свою сущность.
  - Ты не обманешь меня. Снова, - усмехнулся Люк.
  - Я и не пыталась, ты сам был готов обмануться.
  - Я просто даю тебе отсрочку, как мы и договорились.
  Девушка промолчала, теребя край перчатки.
  - Заметь, я даже не спрашиваю, зачем это тебе надо... Хотя я догадываюсь. Но имей в виду, парень под моей опекой.
  - Я и не...
  - Тсс, я знаю вас лучше вас самих. Никогда не заключал договор с вампиром, но это может быть интересно.
  - Вот.
  Она достала из сумочки сложенный вдвое листок и решительно протянула его через стол. Он был исписан убористым аккуратным почерком меньше, чем наполовину. Люк быстро пробежал его взглядом и убрал в нагрудный карман.
  - Не густо.
  - Здесь информация обо всех вампирах, которых я знаю. Я только прошу оставить в покое меня... и Артура.
  - Ты слишком многого хочешь. Но раз мы договорились о сделке... У тебя есть три дня, чтобы убраться из города. Этого достаточно?
  Мицци кивнула.
  - И ты не трогаешь Артура. Пусть это покажется сентиментальным, но я чувствую ответственность за этого непутевого юношу. А теперь лети, Фогель, лети, пока я не передумал.
  Люк закрыл на мгновение глаза, а когда открыл их вновь, вампирши не было и в помине.
  
  1 мая
  
  Он улыбнулся мило:
  "Бедняжка Лора Лей,
  Какая злая сила
  Царит в душе твоей?"
  Клеменс Брентано, 'Годви'. Перевод А. Ревича
  
  
  - Эй, парень! - девушка помахала рукой перед глазами Артура, взгляд которого был сосредоточен на двери.
  Он ждал. Дверь открывалась и закрывалась, тесное помещение 'Планте' наполнялось новыми людьми, которые, будто пришельцы из потустороннего мира, проплывали мимо него, не привлекая внимания и растворяясь в глубине зала.
  Он ждал. Она могла появиться в любой момент, как и тогда; сотканное из лунного света видение, таинственная Фата Моргана - и та юная девушка, что предстала перед ним вчера, трогательно-беззащитная и бесконечно усталая.
  Он ждал. И был готов встретиться лицом к лицу с этим чудовищем, дать ей отпор и защитить себя, если понадобится. Он не знал, что в голове у вампирши, о чем она думает и не выжидает ли подходящий момент, чтобы вонзить свои зубы в шею, его или чью-либо другую.
  - Что?.. - он вернулся в мир реальный.
  - Да, говорю, знаю я, кого ты ждешь! Я сяду, ага?
  Не дождавшись ответа, официантка поставила на стол поднос с грязными стаканами и села рядом с Артуром, наспех вытирая руки о кокетливый фартучек с не особо свежим кружевом.
  - Откуда вы смогли это узнать, мисс...
  - Жанетт, Жанетт, познакомились уже, что ж ты забываешь-то!
  - Откуда вы смогли знать, кого я жду!
  - О-о-о, 'молодая леди в белом', - передразнила она его английский акцент. - Знакомо, м-м?
  Артур оторвал, наконец, взгляд от двери, и повернулся к своей собеседнице, которая методично накручивала темный локон на палец.
  - Мисс Жанетт, я буду вам бесконечно признателен, если вы расскажете мне все, что знаете! - его тон моментально изменился, и девушка хихикнула в кулачок.
  - Да ладно, ладно, расскажу! Ты как ушел тогда, а я задумалась сразу, что за леди такая у нас может быть. Нет, у нас, конечно, всякие бывают, - она кивнула в сторону весело смеющейся красотки, сидящей на коленях мужчины в углу зала, - но твоя, я сразу поняла, не какая-нибудь там catiche. А приличные дамы сюда редко заглядывают, не женское это место, сам понимаешь. Но именно такую, в белом, я тут видела пару раз, она ближе к ночи появлялась. Никак не пойму, что ей тут делать было, ей-богу!
  - И что же она тут делала?
  - Да не делала она ничего, в том-то и дело. Молчаливая всегда такая была, все сидела в своем углу, да на людей вокруг смотрела так внимательно-внимательно. Иногда подсаживался к ней кто-то из художников этих модных, да и все. И я что заметила - она не заказывает ничего, а если угостят ее вином или абсентом, то и стоит полный бокал, так и не притронется. Ну и зачем, спрашиваю я, приходить?..
  - А еще? Она... - 'убивала кого-нибудь?' - чуть не вырвалось у Артура, но он сдержался. - Она... нормально себя вела?
  - Ну да, - девушка непонимающе пожала плечами. - Такая вся из себя, как ты там сказал - 'леди'. А сама-то, ну посмотрела я на нее - девчонка девчонкой, и сдалась тебе она? Хотя - твой выбор, нравится тебе, так пусть твоей будет.
  - Жанетт, да сколько тебя ждать! - грозный голос из подсобного помещения перекрыл даже пьяный смех за соседним столиком.
  - Ах, нет, ну что такое! Ни секунды отдыха, - официантка раздосадованно всплеснула руками, и под звон стаканов, чудом удержавшихся на подносе, отправилась прочь.
  
  - Какая милая девушка. Не хотелось прерывать вашу беседу, - улыбнувшись, Мицци села напротив Артура.
  Вампирша появилась бесшумно, ниоткуда, и юноша вздрогнул от неожиданности, едва услышав ее голос, который он не забудет уже никогда и не перепутает ни с каким другим.
  - Что ж, ты опять заставила меня прийти против воли, скоро это станет привычкой.
  - Я не заставляла, - покачал головой девушка. - И ты это знаешь, зачем обманывать себя.
  - Хорошо, и что ты хочешь от меня?
  - Я хочу быть с тобой. Разговаривать. Видеть тебя. Неужели это звучит так странно?
  Артур посмотрел на нее с осторожным удивлением.
  - Более чем. Я бы меньше удивился, скажи ты, что хочешь выпить мою кровь. Так было бы честнее.
  - Я не говорила, что не хочу этого, - она улыбнулась. - Ты просто не знаешь, что это такое - жажда крови. Не можешь себе даже представить. Но я... Просто допустим, что я не хочу убивать тебя сейчас.
  - Не могу, - честно сказал он, прямо глядя на сидящую перед ним вампиршу.
  Она выглядела обычно - она могла казаться человеком, если того хотела. Рыжеватые волосы стянуты сзади в пучок, по вечернему открытое современное платье со множеством оборок и кружева, тоненькая золотая цепочка на шее, легкий румянец на нежной фарфоровой коже... Артур подумал, что, должно быть, она уже утолила свою жажду, и оттого ее лицу вернулся человеческий оттенок. Может быть, она не хочет убивать его сейчас, но это лишь вопрос времени.
  - Я не знаю, о чем думают вампиры, когда смотрят на людей. О том, как сильно хотят крови? Или как лучше их убить, чтобы не привлечь внимания? А, может быть, они завидуют людям, вспоминают себя до того, как продали душу дьяволу, подписавшись на вечную жизнь?
  - А может быть, они просто хотят жить? Жить, как все.
  - Как все люди? Но вампиры-то уже давно не люди!
  - Люди смертны. А я... Я просто не хотела умирать, - тихо проговорила Мицци. - У меня был выбор, и я его сделала. Вечная жизнь в обмен на то, кем я стала. Спать в гробу, скрываясь от солнечных лучей, убивать других для продления своей жизни, жить в вечном холоде и темноте - я знала цену и готова была ее заплатить.
  - И что, ты довольна? Неужели это ты называешь жизнью?
  - Да! - с вызовом произнесла вампирша. - Это жизнь, какой бы она ни была. В отличие от свифтовских струльдбругов я не старею, я все так же молода и прекрасна, как и век назад. Ты не можешь этого понять, ты никогда не был так близко к смерти, как я. А я видела Ее лик, чувствовала Ее дыхание позади себя... И теперь не хочу встречаться с ней как можно дольше!
  - И вместо себя ты отправляешь навстречу Смерти других.
  Мицци опустила свои пронзительно-изумрудные глаза, пряча взгляд.
  - Я не всегда убиваю. Это не обязательно. Мы можем обходиться без убийств, выпивая не всего человека. Но это... это так сложно.
  Она замолчала, не глядя больше на Артура, и он внезапно почувствовал себя очень неловко рядом с ней. Конечно, ему не было жаль кровопийцу. Он даже не мог себе представить, чтобы она могла вызвать чувство жалости в ком-либо. И тем более он никогда бы не простил ей нападение на себя, и что уж тут было говорить о тысячах убитых ею. Просто почему-то именно в этот момент он подумал: а все ли о вампирах ему рассказали охотники? И все ли они знают сами.
  - Каково это, быть вампиром?
  - Что?
  - Мне интересно. Я смотрю на тебя и думаю: что скрывается за этой красотой, ради которой любой был бы готов пойти на все? Кто ты? Кто такие вампиры?
  Они говорили громко, но никто не обращал на них внимания, не замечал, будто их здесь и не было. Отгороженные от тесной залы переполненного кафе вампирскими чарами, они сидели друг напротив друга, и в какой-то миг Артуру показалось, что они здесь совершенно одни, как были одни в толпе на залитой огнями Гранд-рю-де-Батиньоль.
  - А кем ты хочешь меня видеть? Ведь лучше было бы, если бы все было так, как говорил Люк, правда? Я мало встречала вампиров - нас и правда совсем немного, а скоро, наверное, и того меньше станет. Не из-за таких, как Люк и Берже, нет. Просто слишком много меняется вокруг, слишком тяжело успеть за жизнью... Я же не зря вспомнила струльдбругов. Меня не покидает чувство, что я становлюсь такой же, как они. Не понимаю новой жизни, не успеваю за ней. Я стараюсь, бегу, но время быстрее меня. Странное ощущение, будто бы жизнь проходит мимо.
  Она оглядела кафе равнодушным взглядом. Девушка-старушка. Артур вдруг подумал, что она жила еще задолго до его рождения. Интересно, каким она видела мир тогда и каким - сейчас?..
  Мицци осторожно дотронулась до его руки своими холодными тонкими пальцами, так аккуратно и мягко, как будто боялась, что он отпрянет, вырвется, ускользнет от ее чар.
  Но юноша не двигался, выжидающе глядя на вампиршу.
  - Тогда все было по-другому. Мир сильно изменился, и я, я тоже старалась меняться вместе с ним.
  - Ты читаешь мои мысли?
  - Я не специально, - смутилась она. - Просто так получается.
  - Не делай этого больше.
  Артур отдернул ладонь и, скрестив руки на груди, откинулся назад на стуле.
  - Я постараюсь. Ты даже не представляешь, как тяжело постоянно слышать все это в голове: шепот, крики, плач, страдания, смех - все сразу, одновременно, ты не можешь понять, что они произносят, а что думают, где заканчиваются их мысли и начинаются твои собственные! Мне хотелось закрыть уши руками и закричать, чтобы все замолчали и оставили меня в покое. Только спустя много лет я научилась не обращать на них внимания, и теперь уже не помню того времени, когда не слышала человеческие голоса.
  - Я слышу один голос, и мне этого хватает. Он преследует меня уже несколько недель. Почему, Мария?
  - Мне хочется, чтобы ты был рядом со мной.
  - А мне хочется побыть одному хотя бы некоторое время. Я могу идти?
  - Да, почему ты спрашиваешь?
  - Я хотел бы надеяться, что никто не будет преследовать меня ни в темных подворотнях района Батиньоль, ни в моих снах, нигде.
  - Никто не будет, - произнесла она и отвернулась.
  
  Дверь кафе закрылась за Артуром с протяжным скрипом, и он, наконец оказавшись на улице, вздохнул полной грудью. Прохладный ночной воздух бодрил и отрезвлял, возвращая из мира грез в мир реальный. Юноша быстрым шагом направился прочь от 'Планте', постоянно оборачиваясь, чтобы увидеть призрак дамы в белом, плывущий следом за ним. К сожалению, позади никого не было.
  
  ***
  
  - Лорелея, скажи мне, кто ты?..
  Артур смотрел через грязноватое стекло гостиничного окна на пустую улицу, на окна домов напротив, в которых давно уже погас свет, на весь Париж, который простирался перед ним. И который был ему теперь совершенно не нужен.
  Ему мерещился полупрозрачный силуэт в белом платье, то появляющийся, то исчезающий и иногда лицо призрака появлялось на стекле, как в зеркале, и мягкий голос шептал совсем близко:
  - Милый, не бойся меня, прошу, не бойся...
  - Лорелея, куда ты меня манишь, почему?
  - Ты сам идешь за мной, милый. Пусти меня, дай мне увидеть тебя вновь.
  - Ах да, вампиры не могут проникнуть в дом без приглашения, разве нет? Кажется, мне что-то говорили об этом, - он нерешительно взялся за шпингалет окна, покрутил его из стороны в сторону, но все же не открыл.
  - Ну что ж, раз они так говорили, значит, это правда.
  - И я в безопасности в этой гостинице...
  - Именно-именно.
  - А ты можешь сидеть там хоть до рассвета, и ждать...
  - Да, правда, тут не очень удобно.
  - И холодно, наверное?
  - Прохладно.
  - Но стоит мне лишь открыть окно, как ты на меня набросишься и убьешь. А куда денешь труп? А следы крови?
  - Об этом я не подумала. Значит, план придется отменить? Нет, слушай, я не шучу, тут очень неудобно!
  Артур не смог сдержать улыбки. В конце концов, он сам звал ее, вот она и пришла.
  Нужно быть осторожнее в своих словах. И мыслях. И желаниях.
  Открыв окно, он увидел вампиршу, сидящую на узеньком карнизе окна. Три этажа вниз, кажется, мало смущали ее. Подобрав полы юбки, она аккуратно перекинула ноги через оконным проем и легонько спрыгнула на пол, оказавшись прямо перед Артуром.
  Мицци впервые стояла так близко к нему. Нет, не впервые - быстро поправил он себя. Он уже помнил это мгновение - желание прижать девушку к себе, прикоснуться к нежной коже, а потом - в одно мгновение изменившийся взгляд и блеснувшие острые зубы. Она пугала его и одновременно притягивала.
  Девушка небрежно поправила локоны, разметавшиеся от ветра, и улыбнулась.
  Артур поймал ее взгляд - сначала рассеянный, потом сосредоточенный, он постепенно менялся, фокусируясь где-то чуть ниже и правее подбородка... Черт. Он сделал быстрый шаг назад, вампирша так же поспешно отвернулась, рассматривая узор на обоях. Орнамент из мелких зеленовато-желтых цветочков, кажется, всецело занял ее внимание.
  - Уютно.
  - Спасибо. Прекрасно выглядишь
  - Да, - смутилась она. - Это все новая брошка. Спасибо. А... я не помешала?
  - Да нет, что ты, как раз вовремя. Не стесняйся, садись, - он обвел взглядом скромно обставленную комнату и пожал плечами. - Где-нибудь. Ты по какому-то делу, или так, просто?..
  Девушка уселась на маленький диванчик у окна, подобрав под себя ноги, Артур сел рядом. К этой идиллической картине не хватало разве что горячего ароматного чая в красивых фарфоровых чашках, но его юноша даже предлагать не стал. Во-первых, откуда в три часа ночи у него в номере мог взяться чайный сервиз? А, во-вторых, он знал предпочтения своей гости.
  Он уже давно перестал понимать, что происходит. Все равно назавтра это будет казаться сном... если он доживет до завтра.
  - Артур, скажи, для чего ты приехал в Париж? - спросила она, хитро поглядывая на него. - Я думаю, ты оказался в 'Планте' не случайно, так? Ты художник?
  - Нет, не совсем. Ну, я имею к этому некоторое отношение... В общем, я изучаю искусство.
  Он успел пожалеть, что так и не научился рисовать за все это время. Хотя, вспоминая нарисованную у тетушки Энн корову, Артур с горечью осознал, что этим талантом он был обделен всегда.
  - Знаешь, я тоже когда-то его изучала, - Мицци кокетливо улыбнулась и доверительно наклонилась к нему, юноша в свою очередь с трудом заставил себя отвести взгляд от ее слишком откровенного декольте. - Один из тех художников, что собираются там вот уже много лет, Р., ты наверняка про него слышал, он даже нарисовал мой портрет, представляешь? В этой новой манере, ну, когда все так нечетко. Я сижу вот так, гордо смотрю прямо, и совсем-совсем не улыбаюсь. Ах, бедный Р., он так страдал, что я не могу позировать при дневном свете, говорил, что ему не нравится это освещение... Такой смешной! Знаешь, знаешь, это мой первый портрет!
  - За столько-то лет?
  Артур усмехнулся, глядя на нее. Она радовалась, словно маленький ребенок, получивший конфетку в яркой обертке. Все-таки вампирша была чертовски мила, хоть ее человечность и казалась слишком показной, слишком наигранной, слишком... слишком.
  Но, во всяком случае, она старалась.
  - А сколько тебе лет, Мария?
  - Сто двадцать... Шесть? Не может быть, я забыла! Это так странно, я как будто и не заметила, как они прошли, - растерянно проговорила она. - Все слилось в одно.
  - Ну еще бы, за столько лет! Неужели не скучно жить так долго? Я не представляю, чем можно себя занять все эти годы. Хотя мой дедушка Бартоломью, светлая ему память, дожил до девяноста лет, развлекая себя тем, что выводил из себя весь наш Сент-Клерс-гарден. О, это ему удавалось превосходно, к концу жизни он стал настоящим виртуозом своего дела!..
  Мицци опять посмотрела на него с легким лукавством во взгляде и неожиданно подмигнула.
  - Не скрывай, тебя ведь интересует все про вампиров, правда? Эти твои вопросы - они не случайны. Знаешь, я раньше тоже было очень любопытна...
  Он пожал плечами, пытаясь казаться равнодушным.
  - Не особенно. Вечная жизнь может быть привлекательной, но она не стоит такой цены. Жизнь без души - это не жизнь.
  Вампирша замолчала. Задумчиво глядя куда-то в сторону. Склоненная набок голова, лицо с тонкими, застывшими чертами, локоны, падающие на плечи... И пустой, безжизненный взгляд. Фарфоровая кукла с острыми клыками.
  - Я обидел тебя? - спросил он обеспокоенно, видя, что ее губы задрожали, как у маленькой девочки, готовой расплакаться. - Поверь, я не хотел, и уж тем более не думал, что скажу что-то новое для тебя. Да и я не думаю, что ты будешь спорить со мной.
  - Нет, - покачала она головой. - Ты совершенно прав. Быть вампиром не так уж и весело, как я думала в начале. Эти ночи, которые тянутся бесконечно в одиночестве, дни, когда мечтаешь оказаться одной, отгородиться от призраков, и единственное спасение - сон, тяжелый, нечеловеческий, похожий на смерть. И эта кровь, которая становится вдруг самым главным в жизни, ее целью и смыслом. В этом ты не ошибся, и Люк все правильно тебе рассказал. О да, он многое знает о вампирах. Но это ведь еще не все!
  - Я вижу, - произнес Артур задумчиво. - Охотники не сказали мне всего, и, пожалуй, я жил бы спокойнее, думая о вампирах как о трупах, которые встают из могил только для того, чтобы насытиться кровью, эдаких чудовищах, которые не думают ни о чем, кроме своей жажды, ну, ты понимаешь. Представить себе вампира, который учит иностранные языки или читает Гейне, я не мог.
  - Просто у меня было слишком много времени. Артур, я... Понимаешь, они правы. Эти охотники. И Люк, и Берже, и все те люди, которые думают так же, как они. По дороге сюда я убила человека - мужчину, возвращавшегося домой из бара, которых теперь так много кругом, - Артур непроизвольно отшатнулся, и вампирша усмехнулась. - У него было трое детей, жена и мать, он любил музыку Моцарта, и терпеть не мог свою работу - он был стряпчим. Он родился в Нормандии и перебрался в столицу двадцать лет назад. Все это я узнала, отведав его кровь, порой она говорит больше, чем любые слова. Я убила его не потому, что была голодна. Я боялась... Ты не представляешь, Артур, как я боялась, что, придя сюда, я не смогу себя сдержать. Не смогу говорить с тобой, и буду думать только об одном...
  - О крови.
  - Да. Я слышу биение твоего сердца, я чувствую запах крови, пьянящий сильнее вина.
  Она коснулась своей маленькой прохладной ладошкой щеки Артура. Неожиданно для нее он не противился.
  - Твоя кожа теплая, - грустно вздохнула она, констатируя очевидный факт. - Согрей меня, Артур. Ты хотел знать, что значит быть вампиром, я ответила. Но это не все. Когда впереди тебя целая жизнь, ты можешь потерпеть некоторые неудобства.
  - Мицци, Мицци, - прошептал он едва слышно. - Зачем ты встретилась у меня на пути? Что мне теперь делать со всем этим, с тобой, с собой?..
  - Я не знаю, - так же тихо проговорила она. Или ее голос прозвучал у него в голове?
  Она склонила голову ему на плечо, глядя задумчивым взглядом за окно, на темный ночной Париж. Артур провел рукой по ее золотистым волосам, успокаивая, как маленького ребенка, и аккуратно отодвинул от себя.
  - Я бы многое отдал, чтобы встретить тебя раньше, когда ты была еще жива. Как давно это было...
   - Я помню все так же отчетливо, как это было вчера. Солнце - тогда я не боялась его, я любила ощущать его на коже, подставлять лицо, отчего на нем появлялись эти смешные веснушки. И призраки тогда не приходили ко мне, как же хорошо, как спокойно было жить, не чувствуя их рядом!
  - Но ты рассталась с такой жизнью. Ради чего? Тебя прельщала вечность? Чего ты хотела, Мария? Я смотрю на тебя и не могу понять одного - почему. Какие мотивы могут двигать девушкой такой молодой и прекрасной, чтобы она отвернулась от света навсегда? Или, может быть, это был не твой выбор? Что же произошло тогда, сто с лишним лет назад?
  - Я расскажу тебе одну историю. Считай, что это всего лишь сказка, из тех, где Золушка не встречает своего принца, а Спящая Красавица засыпает навсегда. Представь себе долину Рейна весной, когда солнце выходит из-за облаков, а бесконечные дожди заканчиваются. Первая листва на деревьях, тихий прохладный ветер дует в лицо, и все вокруг оживает. Ты никогда не был там? Ты не представляешь, Артур, это самое прекрасное место на земле. Поэтому я никогда туда не возвращалась.
  - Как же это? Ведь ты же сама говоришь...
  - Я боялась разрушить это очарование старинных домов, маленьких узких улочек и Рейна, моего любимого Рейна, протекающего внизу. Весной он разливался так, что почти достигал нашего дома, и мы всякий раз боялись его неумолимой силы.
  Я всю жизнь прожила там, близ города Бендорф, не представляя себе других мест и даже не мечтая о них.
  'Когда-нибудь ты выйдешь замуж за богатого человека, и вы уедете в большой город, и ты поймешь, насколько та жизнь лучше', - часто говорила мне мать, мечтавшая вырваться из повседневности нашего городка, но я не понимала ее. Мне не нужны были далекие города, я мечтала всю жизнь прожить там, в доме на высоком берегу, чтобы, сидя в беседке на обрыве, смотреть на воды Рейна, на маленькие лодочки, проплывающие мимо, на высокие шпили и красные крыши домов. Но одновременно - вырваться из оков той бедности, в которой жила наша семья, навсегда покинуть тот маленький, тесный дом, где мне нечем было дышать.
  И, как любая девочка, я мечтала выйти замуж за принца и жить в сказочном замке. Замков было много в том районе, где я жила - они стояли высоко, возвышались над всеми прибрежными городками, величественные и неприступные. Уже в то время многие были заброшены - стало модно жить в крупных городах, а не в старых крепостях. Гуляя по нашему городку, я иногда видела белые стены и приземистые круглые башенки одного из них. Знаешь ту принцессу, которая сидела в своей башне и грустно глядела вниз? Я представляла, какой прекрасный вид, должно быть, открывается оттуда, и мечтала очутиться на ее месте. Ведь у принцесс всегда есть деньги и куча драгоценностей. Они не задумываются о том, что сегодня нечего есть, а платье, донашиваемое за старшей сестрой, уже давно порвалось и превратилось в тряпку, - Мицци любовно расправила шелковую ленту на рукаве своего прелестного кукольного платьица, которое по нынешней моде состояло, казалось, из сплошных лент, оборок и кружева. И стоило немало денег. - Наша семья отнюдь не была богата, наоборот; и я ненавидела ту бедность и убогость, которая нас окружала. Мне противно было находиться в маленьком доме, скудно обставленном самой простой мебелью; живя в нищете, я мечтала о роскошных платьях и балах, о красивых украшениях и благородных кавалерах. Но вместо них получала быстрые поцелуи и ласки от давно знакомых мне парней и отдавала себя им в каком-нибудь темном углу, спрятанном от посторонних глаз. Я ждала любви, но не видела ее вокруг. Это было... грустно, пожалуй, но я не отчаивалась.
  Потом пришла и любовь - появилась неожиданно, случайно заглянув в наш городок. Он был молод и прекрасен, как же сильно он отличался от всех, кого я знала раньше! Как будто пришелец из другого мира, он появился в разгар шумного майского праздника, когда мы все собрались на ратушной площади.
  Мицци склонила голову на грудь Артура и, мечтательно прикрыв глаза, возвращала их обоих на век назад, за сотни километров на берега Рейна. Юноша не спешил прерывать вампиршу, ее сладкая, плавная речь убаюкивала, словно колыбельная, а сама она так уютно и просто устроилась подле него, как будто и вовсе самая обычная девушка сидела рядом со своим возлюбленным. Артур вновь неуверенно коснулся пальцами ее золотистых волос, при свете луны казавшимися совсем светлыми. Мягкие, легкие, как у живого человека. Мицци улыбнулась, но ничего не сказала.
  Стоило Артуру закрыть глаза, и он будто сам оказался на маленькой площади, заполненной народом. Беззаботно и невыносимо громко играла музыка, оглушая и заставляя веселиться даже тех, кто этого не хотел. Низкие дома с покатыми красными крышами, крепко-накрепко построенные в стиле фахверк еще пару веков назад, плотно обступали клочок земли, залитый солнцем. Говорят, что по центральной площади можно составить впечатление о городе. Так вот, это был очень, очень маленький городок.
  Молодые - да и не только - люди отплясывали что-то удалое и не особенно сложное, громко стуча каблуками по булыжной мостовой. Юбки девушек, и без того короткие, как носили тогда, да и носят сейчас порой в деревнях, взметались едва ли не выше их голов, рубашки под корсажами сползали от сумасшедшего ритма танца, оголяя плечи и грудь.
  Ее он увидел сразу. Мицци Фогель кружила в самом центре, всем телом прижимаясь к здоровому рыжему парню; ее щеки алели, разгоряченные от вина и танца, и она не сгорала при свете солнца, но... Она не изменилась. Артур всем сердцем желал убедиться, что, умирая и теряя душу, человек меняется полностью, лишается всего того прекрасного, что было в нем живом. Но Мицци тем же привычным движением убрала прядь спадающих на глаза волос за ухо и посмотрела прямо на него своими пронзительными зелеными глазами. Которые совсем не изменились.
  - Когда появился он, я заметила его сразу. Было видно, что это чужой здесь человек, не наш, в богатой одежде, со шпагой. Он въехал на лошади на площадь, держась так уверенно и гордо, будто был хозяином этой земли. Наверное, я смотрела на него столь пристально, что всадник заметил это и повернул голову. Остальные не обращали на него внимания, они бы не заметили, пожалуй, даже если бы началась война.
  Он увидел меня, а я не отрываясь смотрела на него. Оставив танцующих, я незаметно направилась к всаднику, гордо подняв голову и не смущаясь его прямого взгляда.
  - Не говори, Мицци. Лучше покажи мне это.
  - Хорошо, - шепнула она, нежно касаясь его век и опуская их. - Закрой глаза и вернись туда, к нам. Ты видишь меня, Артур?
  - Да, - так же тихо ответил он. - Ты прекрасна.
  Вампирша засмеялась.
  - Он тоже так подумал.
  Артур увидел, как всадник спешился, но не сделал и шага навстречу Мицци. С довольной улыбкой он смотрел, как девушка быстро идет к нему.
  'Добрый день', - она присела в неловком поклоне.
  'Добрый, красавица. Надо же, попал как раз к празднику, - произнес он, оглядываясь. - Я к вашему бургомистру, но лучше заеду позднее'.
  Они говорили на немецком, который Артур не знал, однако почему-то сейчас понимал каждое слово.
  'Не присоединитесь к нам? Здесь весело!'
  'Ну уж нет, пожалуй' - он покачал головой, разглядывая стоящую перед ним девушку.
  Казалась ли она ему красивой? Несомненно. Артур готов был поспорить, что любой мужчина посчитал бы ее прекраснейшей из смертных. И, возможно, из бессмертных.
  'Пойдем'.
  'Куда?' - Мицци кокетливо заправила локон за ухо.
  - ...Мы удалялись все дальше и дальше от шумной площади, - продолжала она свою сказку. Тихий, нежный голос зачаровывал Артура, заставлял погружаться в состояние, сродни гипнотическому. Позднее он ни раз удивлялся тому, что вампирша не воспользовалась ситуацией - он был самой подходящей жертвой, попавшей в сплетенную ею мягкую паутину. - Громкие голоса стихали позади нас, мы шли по старым узким улочкам нашего городка молча, пожалуй, это был первый раз, когда я не знала, что сказать, а мой собеседник не особенно-то стремился к разговорам.
  Рука об руку, как старинные знакомые, мы шли дальше. В этот момент я подумала: я готова была идти так сколько угодно, быть рядом с таким человеком, как он, чтобы вместе молчать и смотреть вперед.
  Впереди был Рейн. Мы стояли на скале под закатными лучами солнца и смотрели вниз, где плескались его бурные воды, уносимые стремительным течением вдаль, за горизонт. Он целовал меня... Или я целовала его? Я не помню. Мне было так хорошо, что о большем было страшно и мечтать. Я бы хотела превратиться в птицу, чтобы, как она, свободно лететь вслед за Рейном на своих белых крыльях, вдыхать свежий воздух полной грудью и смотреть вперед, только вперед. Конечно, ему я этого не сказала, посчитав свою мысль глупой и детской. Вместо этого я указала на замок, тот самый, на который любовалась с самого детства, и где в башне томилась в заключении принцесса.
  'Какой красивый, посмотри! Должно быть, оттуда открывается восхитительный вид'.
  'Не сказал бы. Там слишком высоко, туманы часто закрывают реку'.
  - Это был его замок, представляешь?
  - Мне кажется, я знаю конец этой сказки, - произнес Артур задумчиво. - Он был вампиром, и, влюбившись в тебя, решил убить, чтобы сделать себе подобной...
  - ...И рука об руку, рядом со мной провести всю бессмертную жизнь, избавившись от вечного холода одиночества и страданий, и все такое? Будь на то моя воля, я бы закончила эту историю так. Но я обещала другую сказку. Нет, он не был вампиром. Он, как и я тогда, ничего не знал о них, и, расскажи ему кто, едва ли поверил бы.
  На следующую ночь, под покровом тьмы, я бежала с ним. Он увез меня в свой замок на высокой скале. Романтично, правда? - Мицци вздохнула, неестественно и непривычно. - И вот перед моими глазами уже рисовалась свадьба, я в дорогом платье и с высокой сложной прической, он - прекрасный, как всегда, мой благородный рыцарь, множество гостей, и все как один - графы или герцоги. Звон свадебных колоколов кафедрального собора, а затем - долгая и счастливая жизнь в этом замке. Я закрывала глаза и видела себя то танцующей на роскошном бале в зале, увашенном зеркалами, то неспешно прогуливающейся под кружевным зонтиком или сидящей в белой беседке и смотрящей на Рейн.
  - И что же, это все было? Сбылись твои мечты?
  - Скажи, Артур, я похожа на принцессу? Нет, они не сбылись. Тыква не превратилась в карету, или что там должно было случиться. На некоторое время я готова была поверить в чудо - на те несколько недель, что жила в замке.
  Я боялась заикнуться о свадьбе, хоть втайне и надеялась, что она не за горами. Мое хрупкое положение его любовницы, метрессы, содержанки, столь нередкое в ту пору, пугало меня своей неопределенностью. Я отдавала ему всю себя, свое тело, свою душу, свою любовь, чувствуя себя счастливой и несчастной одновременно. Мой прекрасный возлюбленный был честен со мной - он ничего не обещал, и ни о чем не спрашивал. Он одаривал меня дорогими подарками, у меня были чудесные платья, ленты и кружева, драгоценности, сияющие ярче звезд, и куча безделушек. И в каждый момент я была готова, что потеряю все это.
  - Неужели тебе нравилась жизнь в этой золотой клетке? Фогель... ты не хотела улететь на свободу?
  - Ты не понимаешь! - гневно произнесла вампирша и подняла к нему свое красивое личико, перекошенное злобой. - Я хотела жить, жить по-настоящему, наслаждаться жизнью!
  - Быть любовницей этого аристократа? Отдавать себя за деньги?
  - За любовь!
  - Мицци, ты правда любила его? - Артур покачал головой и поморщился так, будто не верил в ее честные помыслы. То ли она была слишком корыстна, то ли слишком глупа. - Ты говоришь о свадьбе, о замках, о нарядах. Все это было твоим стремлением, но при чем здесь любовь?
  - Как ты можешь так говорить!.. - она несильно отпихнула Артура и обиженно отодвинулась от него.
  - Хорошо, извини, - легко согласился он. - Пусть будет так, как ты хочешь. Но что же дальше? Расскажи эту сказку до конца. Была ли свадьба?
  - Свадьба была. И было красивое платье, и были гости, и была музыка. Была прекрасная невеста, красотой своей затмевавшая солнце. Но меня там не было. Однажды он в очередной раз покинул замок, сообщив, что отправляется по делам в Кельн. Я всегда мечтала там побывать и упрашивала взять меня с собой, но он необычно резко отказал.
  'Я буду ждать', - пообещала я, нежно поцеловав его.
  Я стояла на балконе и смотрела на дорогу, по которой удалялась карета. Неприятное чувство пришло ко мне в тот самый момент, и больше уже не покидало. Я неприкаянно ходила по коридорам и галереям замка, которые казались мне чужими, пустыми и холодными. Слуги обходили меня стороной, не обращали внимания, да и кто я была для них?.. Одна из них, которая была приставлена мне в горничные и выполняла свою работу с явным неудовольствием, зашла как-то вечером ко мне, когда я сидела перед зеркалом и задумчиво расчесывала волосы.
  'Знает ли фрейлейн, куда отправился наш господин?' - спросила она с показным равнодушием.
  'Да', - гордо подняв голову, произнесла я.
  'Ах, моя дорогая фрейлейн, но вы не знаете, зачем, - она скорбно покачала головой, а я лишь больше обозлилась, мои нервы и без того были на пределе. - Он вернется из Кельна со своей прекрасной невестой, шлезвигской герцогиней, и скоро свадебные колокола заиграют в их честь'.
  'Как ты смеешь такое говорить!' - воскликнула я гневно и метнула в служанку гребень, который, не попав в нее, разбился о каменный пол.
  
  Я была готова вцепиться ей в волосы, накричать, ударить, но в глубине души ожили самые страшные сомнения.
  'Шла бы ты домой, Мицци, - она говорила уже другим, более мягким и спокойным голосом, не как с госпожой, но как с девушкой много младше ее самой. - До добра это не доведет, он вышвырнет тебя отсюда, как только приедет. Или скорее - прикажет кому-нибудь из здешней прислуги сделать это раньше, чтобы не смущать красавицу-герцогиню'.
  Я ей не поверила.
  Я пыталась ей не поверить.
  Я хотела убедить себя, что не верю.
  Я боялась.
  А через два дня пришло письмо.
  'Предупреждала же я тебя, Мицци, - служанка внимательно смотрела, как я собираю вещи, и следила за тем, чтобы среди немногих моих пожитков не оказалось что-нибудь из господских фамильных драгоценностей. - Загордилась, а надобно таким как ты свое место знать. Вот и возвращайся в свою деревню, все одно лучше будет'.
  Я вернулась, но двери родного дома были закрыты передо мной. Папа... Он не кричал на меня, но спокойным, холодным голосом говорил в лицо жестокие слова, сказал, что честь и доброе имя его семьи запятнано навсегда. Я плакала не только от обиды и горечи, но и от осознания того, что его слова - правда.
  'Не возвращайся сюда больше!'
  И я не вернулась. Я больше никогда не видела родителей. Простили ли они меня?
  Простили?.. - тихо повторяла вампирша.
  - Простили, - прошептал Артур.
  - Сейчас я думаю, что все могло бы быть по-другому. Я могла вымолить прощение, а они - я знаю, они любили меня! Папа мог сердиться, мог негодовать, мог обижаться, но разве он выгнал бы меня на улицу? Но судьба распорядилась по-другому.
  Я вскинула голову и сказала, что, раз меня не желают здесь больше видеть, я не вернусь никогда, а мой дом перестал быть мне домом. Я со злостью хлопнула дверью и бросилась бежать прочь по знакомым улицам, мимо знакомых людей, к знакомому Рейну.
  Было уже темно. Синие бурлящие воды отливали серебристым блеском в свете луны, водная гладь казалась такой тихой, такой обманчиво спокойной... Я стояла на той самой скале, где мы с ним вдвоем когда-то говорили друг другу нежные слова и шептали дерзкие признания, и надо мной высился замок, принцессой в котором я так и не стала. Знаешь, глупая мысль, но я подумала, что понять меня смог бы только Рейн. Недаром он чтился издавна как бог - древний, могучий, мудрый, эдакий седовласый старик, грозный и величественный. Рейн видел меня на протяжении всей моей недолгой жизни, он знал меня лучше, чем я сама. Моя жизнь прошла близь Рейна, и умереть мне предстояло здесь. Не лучше ли это сделать, глядя в лицо речного бога? Он принял бы меня в свои объятья...
  - Как красиво и трогательно. Покончить жизнь самоубийством, это ведь так просто. Что, неужели лучший выход?
  - Ты говоришь, как он.
  - Кто? Твой этот возлюбленный?
  - Ты ревнуешь?
  - Что за вздор! Но мы остановились на том, что ты смотришь на Рейн со своей скалы и собираешься прыгнуть, так? Как я вижу, тебе это не удалось.
  - 'Не слишком ли это просто', так ты сказал? Эти слова я и услышала в тот самый момент, когда уже, закрыв глаза, представляла себя летящей вниз, свободной, как птица.
  'Что?' - я обернулась, ища глазами говорящего, но кругом была только темнота.
  'Ты можешь прыгнуть со скалы, это несложно. Но ты не из тех, кто так легко сдается, разве нет, Мицци Фогель?'
  'Вы знаете меня? Кто вы?' - мне стало страшно. Мысли о полете, о Рейне и смерти на время меня покинули, зато чувство самосохранения вернулось, и я попятилась назад, продолжая всматриваться во тьму.
  Он появился как будто из тумана - сначала явившийся из ниоткуда белый пар окутал скалу, а затем рассеялся, и вот передо мной уже стоял мужчина. Я думала, что узнаю его, раз он назвал меня по имени, но его лицо казалось мне совершенно незнакомым.
  'Ты часто приходишь сюда и стоишь часами на скале, вглядываясь вдаль. И разговариваешь сама с собой'.
  'Не с собой, с Рейном. Ты... ты ведь и есть Рейн, да?' - неожиданная мысль озарила меня.
  Мне показалось, что он усмехнулся. Посмотрев на меня еще раз - долгим внимательным взглядом, он подошел ближе, и я увидела длинные клыки, совершенно нечеловеческие... Ну, ты знаешь, - быстро проговорила Мицци, смутившись.
  'Не думаю, что твое самоубийство принесло бы кому-нибудь пользу, - проговорил он, подходя ближе. - Я знаю способ лучше'.
  Я в ужасе вскрикнула, и сделала еще несколько шагов назад. Последний из них оказался роковым.
  Я не помню, как летела вниз, но, думаю, это не было похоже на тот воображаемый полет чайки, что я мысленно рисовала себе. И уж конечно, думая о том, что я упаду в объятья Рейна, я и не представляла, что не долечу до него каких-то пару метров, упав на выступ в скале. Мне показалось, что ад наступил. Я знала, что самоубийство - это грех, но не думала, что расплата настигнет меня так скоро. Это было... больно. Я больше не могла думать ни о чем, кроме всепоглощающей кошмарной боли, которая пронзила все мое тело. Потом она стала отступать, и это было еще хуже - я не чувствовала ничего, ни единого ощущения; я попыталась пошевелиться, но не смогла, попыталась закричать, но рот не открывался и не производил ни звука. Последнее, что я увидела прежде, чем зрение меня покинуло, была большая черная птица - или летучая мышь - летящая ко мне. Она все приближалась, увеличивалась, а потом - потом отказало и зрение.
  'Мицци Фогель, ты хочешь жить?' - требовательный мужской голос звучал совсем тихо, как будто он говорил откуда-то издалека. Я почти не слышала, и ничего не понимала.
  'Спасите меня, пожалуйста, я не хочу умирать, нет, я не готова', - то были не слова, произнесенные вслух, то были даже не мысли, это было желание, мечта, единственное, что еще держало меня в умирающем теле, разбитом, словно у сломанной куклы.
  'Глупая, ты все равно умрешь. Скажи, ты хочешь жить? Я предлагаю тебе другую жизнь, Мицци'.
  'Я хочу, хочу, ХОЧУ!'
  А потом я умерла.
  Когда я ожила вновь, мое тело все еще было мертво. Чтобы вернуть его в прежнее состояние, вампир приносил мне живых людей - в основном это были дети, чтобы вернуть силы и оживить тело. Со временем, медленно, но все же я смогла сначала слышать, потом видеть и говорить, а через неделю уже вставала и ходила - неуверенно, как ребенок, который делает свои первые шаги. Я была для него как дитя; не любовницей, не любимой женщиной, но ребенком, о котором надо заботиться и кормить, учить всему и оберегать от любых опасностей. Он называл меня своей маленькой глупой девочкой, и это звучало так нежно, как не звучали никогда даже признания в любви. Но его убили совсем скоро. Слишком много людей стало пропадать, ведь для восстановления сил мне нужно было много крови, и эти исчезновения стали замечать. Охотники - такие, как твой Люк и его приятель - найдутся на каждого вампира, и вот моего учителя, моего нового отца, моего самого дорогого и любимого человека убили. Убили из-за меня. В тот день я впервые вышла на охоту сама. Знаешь, кто стал моей первой жертвой?
  - Я не желаю этого знать, - передернул плечами Артур. - Ребенок? Случайный прохожий? Какая разница для тебя?.. Это отвратительно.
  Она кивнула, соглашаясь.
  - Я знаю. И все же, я так живу. Но в тот день жертва была особенно сладка - как моя месть. Я незаметно пробралась в замок - тот самый, с низкими круглыми башенками, стоящий на высокой скале. Сначала я убила его. Он спокойно спал на своей широкой постели со своей женой-герцогиней, давно забыв обо мне. Красивый... Я провела пальцем по его щеке, и он проснулся.
  'Тихо', - прошептала я и привлекла его к себе, целуя сначала в губы, а затем - в шею. Теперь я думаю, что смерть его была слишком тихой и приятной, под сладким вампирским дурманом он и не заметил, как я высосала всю его кровь, а тело бросила к подножию кровати. Потом настала пора его жены. Она и правда была красавицей - тонкие аристократические черты лица, белая кожа, сквозь которую проступали голубоватые вены, светлые длинные волосы, нежная кожа... Прекрасный выбор. Она никогда не знала меня, в отличие от меня она была чиста и целомудренна, когда выходила замуж, и любила своего мужа всем сердцем. Тогда я научилась через кровь читать жизни людей, и эта девочка - совсем еще молоденькая - отдала мне свою жизнь, даже не сопротивляясь. Мне было почти жалко ее, но не настолько, чтобы оставить в живых.
  Ее призрак чаще всего навещает меня. Он почти невидим, прозрачен, ее голос звучит в моей голове тихим шепотом, но я слышу его отчетливее колоколов Нотр-Дама. В отличие от остальных она не проклинает меня, не обещает мне гореть в аду и не желает вечных страданий.
  'Почему ты это сделала, Мицци?' - иногда спрашивает она, глядя на меня своими грустными голубыми глазами, немного стеснительно, как будто боясь побеспокоить меня.
  А иногда мы просто разговариваем. Она так мало видела за свою жизнь, эта бедная девочка. Всякий раз она говорит о замке в Шлезвиге, где жила со своей семьей, о холодном северном море, которое любила так же, как я - Рейн, повторяет одно и то же, день за днем, год за годом, вот уже сто лет.
  Такая вот сказка, Артур. У нее не могло быть счастливого финала, даже сказочная принцесса, приехавшая из далекой страны - и та умерла у меня на руках.
  Артур встал, отодвинув от себя Мицци, которая вновь прильнула к его плечу, тихо и осторожно, в надежде, что он не прогонит ее.
  - Лучше бы я умерла, ты ведь об этом думаешь? - вампирша всего лишь озвучила его мысли.
  - Нельзя понять и простить убийства, даже если ты совершаешь их лишь для того, чтобы выжить. Твоя жизнь давно закончилась, хватит отбирать чужие!
  - Я не могу. Я... я не хочу, понимаешь? Я не готова расстаться с жизнью - и не была готова тогда, стоя на скале над Рейном. Артур, пожалуйста, пойми... - она протянула к нему руки, и тот подошел к ней. По своей ли воле или под гипнозом, он уже и сам не понимал. Он обнял вампиршу, хотя хотел оказаться как можно дальше; он поцеловал ее, хотя желал ей смерти.
  - Я никогда не пойму этого, Мицци, - шептал он, нежно гладя ее кожу, прохладную и тонкую, но не ледяную. - Неужели нельзя как-то иначе?
  - Нельзя...
  Она стала терять свои очертания, как мираж в пустыне, допустивший путников слишком близко к себе, пока не превратилась в полупрозрачный туман, заполнивший комнату.
  - Нельзя...
  Туман исчез, растворился, и Артур практически физически почувствовал, что теперь находится в номере один.
  - Лорелея, заманивающая мужчин в свои сети, и губящая их, вот ты кто, - грустно усмехнулся он, глядя за окно, где уже забрезжили первые отблески рассвета, а тьма из всепоглощающе черной становилась грязно-серой, как стены парижских домов.
  Он заснул, и всю ночь ему снилась молоденькая шлезвигская герцогиня, беспомощно смотрящая на него огромными испуганными глазами и говорящая: 'Она убила меня, ведь убила, но за что?'. К ее тоненькому голосу присоединился гул других голосов - мужских, женских, детских, говорящих на разных языках, плачущие и кричащие, спокойные и злобные... Теперь они обращались к Артуру, гневно вопрошая его: 'Ты! Как ты можешь общаться с этим чудовищем, этой ведьмой, вампиршей? Ты должен убить ее, убить, убить!'
  
  2 мая
  
  Стоит ли и говорить, что утро выдалось тоскливым, и погода за окном в унисон с настроением Артура испортилась: небо заволокло темно-серыми тучами, и непрекращающийся дождь монотонно стучал по карнизу, возвращая юношу в реальность.
  
  '...Утро отрезвляет, и вот уже вчерашний разговор кажется лишь сном. Была ли она в действительности, или я сам ее придумал? Слишком уж хорошо я помню холодное прикосновение ее пальцев, не может быть иллюзией и мягкий шелк золотисто-рыжих волос, но разве мог бы я впустить в свою комнату вампира? Говорил ли я с ней, или мне это лишь померещилось? Сейчас утром мне кажется это невозможным и безрассудно-глупым, но отчего тогда я помню свежий ветер, дующий с Рейна, и вижу его с высокой скалы, на которой стояла девушка с развевающимися волосами цвета солнца перед тем, как броситься вниз?
  Мария, Мария, что же ты со мной делаешь?
  Почему ты просто не убила меня, не забрала мою кровь, как делала это с другими?
  Почему не отпустила?
  А теперь уже я боюсь отпустить тебя и больше никогда не увидеть...'
  
  Артур неуверенно смотрел на кончик пера, с которого готова была сорваться синяя чернильная капля. Он запутался настолько, что даже не знал, что написать. Или знал, но боялся сам себе признаться, как и в том, что он всеми силами будет искать встречи с Мицци.
  Лишь бы дождаться ночи - она мягко окутает город, изменив его до неузнаваемости. И вместе с ночью придет его прекрасная дама, сотканная из белого тумана. Что будет дальше, Артур не знал, он лишь помнил, как щемило сердце, когда она уходила, скрывалась в предрассветной мгле, а пальцы, только что касающиеся ее кожи, теперь сжимали воздух.
  Однако вопрос, чем скрасить тоскливый день в ожидании столь желанной ночи, решился сам собой. В дверь настойчиво стучали, и, вставляя ключ в замочную скважину и открывая, Артур уже не сомневался, кого ему ждать за порогом.
  - Мистер Берже, мистер Дюфрен... Я бы хотел сказать, что радуюсь вас видеть...
  - Рад, рад видеть, - машинально поправил Люк, и Артур скрипнул зубами.
  Люк скинул плащ и цилиндр на руки юноши и уверенно прошел в комнату, его коллега проследовал за ним.
  - Конечно, не лучшее жилье, но здесь ты хотя бы под наблюдением и не натворишь бед.
  - Я очень ценю вашу заботу, - Артур постарался, чтобы его слова звучали искренне.
  - Так ценишь, что даже не предложишь сесть? - усмехнулся Фабьян.
  Впрочем, приглашение им не требовалось - Люк нашел себе место на диване, Фабьян же занял единственный свободный стул, аккуратно переложив с него нетронутые книги по истории искусства на стол. Повисла неловкая тишина, нарушить которую решился, наконец, Артур.
  - Я... Я просто хотел говорить, что я уже прекрасно себя чувствую. И этот инцидент...
  - Ах, ну вот и славно, что произошедшее тебя не беспокоит! Знаешь, редкий человек бы на твоем месте так быстро все забыл, выкинул из головы, смирился с существованием вампиров, в конце концов. Но ты, парень, молодец! Всегда уважал в англичанах стойкость духа, - весело произнес Фабьян, и Артур не смог с уверенностью сказать, смеется ли тот или говорит серьезно. - Расскажи, чем занимаешься?
  - Вернулся к учебе, - он кивнул в сторону аккуратно сложенных и ни разу не открытых за последнюю неделю книг. - Я решил писать выпускную работу по Давиду, его сюжеты так точно отражают события эпохи, и к тому же...
  - А вдохновение ты ищешь, видать, в 'Планте'?
  - Но как вы...
  - Мадемуазель Жанетт была очень мила и с радостью рассказала нам про странноватого англичанина, который искал там не только вдохновение, но и девушку... я сначала хотел было поинтересоваться, кто же настолько завладел его вниманием, но Люк мне подсказал.
  - На Рейне в Бахарахе волшебница жила... - отвлеченно проговорил тот, крутя в руках какую-то подобранную на диване безделушку, и строчка из стихотворения Брентано прозвучала в его исполнении весьма зловеще.
  Когда же он встал и подошел к Артуру почти вплотную, тот отшатнулся. Угольки глаз Люка жгли насквозь, они смотрели на юношу с ненавистью, в то время как остальное лицо сохраняло каменное спокойствие.
  - Ты еще глупее, чем я предполагал, - произнес он холодно. - Идти навстречу своей смерти, раскрывать ей все двери - в буквальном смысле.
  - Я не понимаю, о чем вы, - неуверенно пробормотал англичанин.
  - Твое? - охотник повертел у него перед носом маленькой медной шпилькой, украшенной перламутровым цветком на конце.
  - Что? Она была здесь? Вампирша? - Фабьян подскочил со своего места и недоверчиво осмотрел вещицу. - Ты свихнулся, что ли?
  Артуру, может быть, и следовало бы ответить, а возможно, даже и решительно заявить, что ничего подобного не было и быть не могло, но он продолжал молчать. Никому теперь не интересная заколка была отброшена на стол, Люк же уверенным движением достал из внутреннего кармана пиджака конверт и протянул его юноше.
  - Завтра с Сан-Лазара отходит поезд до Гавра. Оттуда садишься на паром до Англии и больше никогда сюда не возвращаешься. Может быть, это еще сможет спасти твою жизнь.
  Это была во всех отношениях прекрасная идея. Как только она сама не пришла в голову Артуру... Он повертел в руках конверт, даже достал оттуда маленькую бумажку, которая должна была завтра решить его судьбу, пробежал глазами и аккуратно положил на стол рядом с заколкой. Он чувствовал, что должен что-то сказать, но словарного запаса на французском - да и любом другом языке - не хватало.
  - А вы уверены...
  Пауза. Мужчины выжидающе смотрели, хоть Артур и был убежден, что они знают, что он сейчас скажет. Люк - точно знает. Пока юноша собирался с мыслями, тот демонстративно достал папиросу из портсигара и чиркнул спичкой.
  - Вы уверены, что правы относительно вампиры... вампиров? Относительно Мицци.
  - Что ты имеешь в виду?
  - Вы так уверенно меня убеждали, что они являются лишь чудовищами, неспособными ни что человеческое, и я, конечно, не могу спорить, но... Так ли они действительно ужасны? Я видел Мицци, я говорил с ней, она, как вы видеть, не убивала меня. И я - как же это будет - assure...
  - Дурак ты, вот как это будет, - сказал Фабьян хоть и беззлобно, но и безо всякого уважения. - Дай-ка взгляну...
  Он оттянул воротник рубашки Артура и аккуратно дотронулся до раны, нанесенной вампиршей. Юноша невольно поморщился.
  - Еще кровоточит, плохо заживает, - с неудовольствием произнес врач. - Не отцепится она от тебя, пока не добьет.
  - Она не собирается меня убивать!
  - Ты так считаешь? - Фабьян все еще хмуро разглядывал его ранку.
  - Это... это другие чувства.
  - Ты думаешь, она любит тебя? Как бы не так! - неожиданно резко произнес Люк.
  Артур был плохим физиономистом, да и собственные мысли занимали его сейчас куда больше, но на мгновение ему показалось, что всегда такое спокойное, словно каменное, лицо охотника на вампиров исказилось в злой усмешке. Впрочем, это могло лишь померещиться, потому что уже через секунду тот спокойно докуривал свою папиросу и смотрел сквозь тюлевые занавески за окно, где дождь размывал улицу, экипажи и пешеходов, делая их похожими на разбрызганные по бумаге акварельные кляксы. Больше ничего говорить он не собирался, и ему на помощь пришел Фабьян.
  - Не любит она тебя, как же ты не поймешь! Она на уровне физиологических инстинктов не может отказаться от твоей крови... Хм-хм, как бы тебе это объяснить, - почесал он подбородок, глядя на сосредоточенно-непонимающее лицо Артура. - Вампир, испробовав кровь однажды и отпустив свою жертву, что случается, прошу заметить, крайне редко, не успокоится, пока не выпьет ее до конца. Эта зависимость, которую ты принял за человеческие чувства, лишь стремление вновь изведать твоей крови, вкус которой она не может забыть.
  - Нет, все же вы не правы. Она бы могла убить меня сразу...
  - Но не сделала этого? Считай, что оттягивает удовольствие. Представь, что творится у нее в голове: попробовав твою кровь, она не может думать ни о чем другом. Она знает про тебя все, - Артур поежился, - и никогда теперь не отпустит. Она прочитала тебя насквозь и просто помешалась на тебе, а точнее - уж не буду льстить - на твоей крови. Ее вкус и аромат сводят вампиршу с ума, она бредит ими! Мы сами видели, как вампир преследовал свою жертву из Реймса в Монпелье только потому, что не смог убить за один раз. Что это было, если не одержимость? Трудно понять, как мыслят и что чувствуют эти существа, но точно могу сказать, что не хотел бы оказаться на пути вампира, столь страстно жаждущего моей крови!
  Артуру показалось, что противоположная стена поехала перед глазами, и он схватился на край стола, чтобы не упасть. Фабьян предупредительно подставил стул. То, что описал врач, с трудом укладывалось в голове, но если так и есть... И если это одержимость движет Мицци каждый день навстречу ему... - юноша бросил взгляд на конверт с билетом, - не будет ли лучшим решением и правда бежать? Бежать так далеко, чтобы она никогда не настигла его. Спастись, пока не поздно.
  - Это пугает, - кивнул Фабьян. - Поэтому нас весьма огорчило то, что мы наткнулись на Мицци слишком поздно, когда она уже завлекла жертву - то есть тебя, парень! Виноваты, извини, - развел он руками.
  - То есть, все те слова, которые она говорила, все чувства... все это - ложь? - переспросил Артур, недоверчиво озираясь. Люк продолжал все так же курить у окна, делая вид, что его совершенно не занимает беседа. Впрочем, он стоял к англичанину спиной, и тот не мог видеть его лица.
  - Уж думаю.
  - Но вы не уверены?
  - Артур! Навсегда выбей эту дурь из головы! Здесь тебе не бульварный романчик, здесь нет мест чувствам, о которых ты пытаешься сказать. Есть только помешанная на твоей крови вампирша, от которой было бы благоразумно держаться подальше.
  - Фабьян, - окликнул его Люк, которому надоело созерцать уличную жизнь через окно гостиницы. - Ты сказал все, что было нужно. Если у этого юнца еще остались мозги, он поймет, что надо делать. Идем! Завтра поезд с Сан-Лазара, ты знаешь, как поступить, - бросил он Артуру.
  Когда они были уже на пороге, Люк немного задержался в дверях, шаря в карманах плаща в поисках то ли спичек, то ли перчаток... и наконец извлек на свет божий пистолет.
  - Держи. Надеюсь, тебе это не пригодится, но имей в виду - он заряжен посеребренными пулями, этого должно хватить, чтобы убить вампира. Если придется использовать - не мешкай, действуй. Стреляй наверняка, целься в сердце. И помни, у вампиров нет чувств. Они не могут любить.
  Дверь за ним захлопнулась, оставив растерянного юношу стоять, неуверенно сжимая пистолет. Он и стрелять-то никогда толком не умел... С минуту посмотрев на него, он раздраженно отшвырнул оружие на стол, где уже одиноко лежал конверт с завтрашним билетом и шпилька Мицци, оставленная как единственное напоминание о ней.
  - ...Но кто попал к ней в сети, спастись уже не мог, - прошептал он продолжение того стиха, что начал Люк, и без сил опустился на стул, невидящим взглядом уставившись в стену.
  
  ***
  
   Вещи - кроме самых необходимых - были упакованы в один средних размеров чемодан, скромно прислоненный к стенке, и гостиничный номер казался теперь совсем безликим и холодным. Сборы заняли ровно полчаса - не так уж и много вещей у путешествующего в одиночку молодого человека. Все остальное время Артур пытался понять, как же будет правильнее поступить, и, не придумав ничего лучше, сдался. Он уедет. Он больше не будет рисковать свой жизнью, позволяя этой смертельно опасной - но такой притягательной! - девушке находиться рядом. Пусть его картина мира станет прежней, в ней не будет больше вампиров, прекрасных призрачных женщин и воспоминаний о далеком Рейне, который он и не видел-то никогда.
   Никогда еще простое решение не давалось так сложно.
  
   Не переставая злиться на самого себя, Артур схватил куртку и зонт и выскочил на улицу, то ли от кого-то убегая, то ли наоборот пытаясь догнать. Он хотел попрощаться с Парижем, обещая ему и в первую очередь самому себе непременно сюда вернуться вновь, и уже не на два месяца.
   Ноги сами вели к Лувру. Казалось бы, он знал его вдоль и поперек, и бывший королевский дворец уже ничем не мог его удивить. Но эта дорога (сначала по шумной Риволи, затем обязательно обойти музей и прогуляться недолго в саду Тюильри, раздумывая, а готов ли он много часов кряду посвятить высокому искусству, или лучше перекусить здесь же в кафе, а потом все же неторопливо зайти в роскошное здание Лувра и потеряться здесь, забыв обо всем), эта дорога была одним из немногих приятных воспоминаний о Париже, никак не связанных с вампиршей. И все равно думал он именно о ней.
   Мостовая блестела от дождя, редкие прохожие спешили поскорее оказаться в сухом месте и быстрым потоком обтекали Артура, иногда задевая его своими огромными черными зонтами. Тюильри в это время обычно был полон посетителей. Дамы выходили в сад, чтобы продемонстрировать сшитые по последней моде платья, подметая длинными шлейфами турнюров гравиевые дорожки; нарядные дети богатых семейств бегали, пока их похожие в своих униформах на сорок нянечки и гувернантки беседовали неподалеку; на бортике фонтана, а то и вовсе на еще холодной земле кучковались студенты и молодые повесы, убивая понапрасну время...
  Сейчас же сад, смоченный весенним дождем, пустовал, и Артур с удовольствием прошелся по скрипящим под ногами камешкам. Ботинки все равно уже давно промокли, и лишние полчаса прогулки в одиночестве ситуацию не ухудшат. Холодный свежий воздух помог отвлечься от тяжелых дум, а открывающиеся виды на Лувр и возвышающиеся за ним башни Нотр-Дама натолкнули на мысль, что уже завтра он покидает этот замечательный город, совсем скоро вернется домой в Англию, к следующему семестру, если допишет, уже предоставит тезисы Риверсу... На лето, возможно, стоит поехать в Роуздейл к сестре и ее мужу, которые всегда так радостно его принимают. И Абигейл. Непременно нанести визит Абигейл, подарить все эти чудесные французские дамские безделушки, которые и так уже занимают половину его чемодана, и, возможно...
  - Артур!
  Этот голос, терзающий его все последние дни и не идущий из головы, он ожидал услышать здесь меньше всего.
   Он медленно развернулся. На дорожке стояла закутанная в темный плащ дамская фигура, и как бы Артур ни убеждал себя, что ее присутствие здесь невозможно, он сразу понял, что это Мицци - даже несмотря на спрятанные под капюшоном волосы и окутывающую густым облаком лицо вуаль. Она была настоящей, и это заставляло сердце биться быстрее.
   - Но... но как? - только и пробормотал он.
  И на всякий случай посмотрел наверх: хоть дождь и продолжал монотонно лить из бесконечных серых туч, был определенно день. Самая его середина. И в мае уже поздно темнеет...
  - Разве ты можешь выходить днем на улицу?
  Он не заметил, как вампирша оказалась рядом с ним. Словно и не по земле шла вовсе.
  - Это неприятно, - просто ответила она. - Обычно я так не делаю, но сегодня...
  - Что сегодня?
  - Я хочу в Лувр. Я никогда там не была, - сказала она это так просто, словно...
  Словно все и правда было просто. Банально. Как у людей. Милая пара идет на прогулку в музей. 'Я даже ни разу не водил Абигейл в Британский Музей, - не к месту пронеслось в голове, - но почему-то очень хочу показать картины Лувра этой мертвой девушке'.
  - Ты ведь знала, что я здесь буду, да? Откуда? И... Мария, Мицци, я просто не могу понять, почему ты меня преследуешь?
  Эти слова дались Артуру неожиданно легко. Не было никакой магии, вампирских чар - это было его время, когда он чувствовал себя свободно, а вампирша... Что ж, днем вампирам и правда приходится несладко, если она даже не пытается околдовать его и подчинить себе. Мицци аккуратно подняла вуаль, откинула ее с лица и тут же поморщилась, будто свет бил ей прямо в глаза. Только вот солнце было скрыто за тучами.
  Про себя Артур, давно привыкший примечать детали, отметил, насколько по-другому она выглядит днем. Еще в прошлый раз в своей квартире она казалась бледной и измученной, и сейчас можно было подумать, что она еле держится на ногах. Неумело наложенный толстый слой косметики только усугублял впечатление, хотя, возможно, девушка и думала, что так сможет быть похожей на человека или... или больше понравиться Артуру?
  - Я просто хочу быть с тобой, - ответила она.
  - Ты уже говорила это однажды.
  - Но ты мне не поверил. Хочешь, я уйду?
  Юноша понимал, что если он ответит положительно, она действительно уйдет. Не будет нападать на него, очаровывать и гипнотизировать - она просто не сможет. Но разве мог он так ответить? Вместо этого он предложил ей руку и зонтик. Предлагать сердце смысла не имело, им она владела уже давно.
  Та радостная улыбка, что осветила лицо Мицци, когда Артур подхватил ее под локоть, заставила и юношу улыбнуться в ответ.
  - Так значит, тебя интересует искусство?
  - Не очень, - честно призналась девушка. - Но общаться с теми милыми художниками из 'Планте' было занятно.
  - Но ты ведь не... не убила никого из них?
  - Только одного.
  - Ты сейчас шутишь?
  Вампирша внимательно посмотрела на него и ничего не ответила.
  Они направились к зданию музея, и за все время так и не было нарушено молчание. Девушка крепко вцепилась в руку Артура, тот держал огромный черный зонт раскрытым над обоими и старался ни о чем не думать, а просто по возможности наслаждаться обществом своей спутницы.
  
  Оказавшись по ту сторону тяжелых старинных дверей, отделявших волшебный мир изящных искусств от всего остального Парижа, Артур улыбнулся, глядя, как аккуратно девушка ступает на мраморный пол и придерживает полы мокрого насквозь плаща. Впрочем, когда плащи и зонтик были скинуты на руки знакомому привратнику, юноша на мгновение забыл, зачем сюда пришел. В музей вампирша оделась, как на бал. Судя по платью - на бал времен Наполеона, однако это не мешало ей выглядеть в нем роскошно. Пожалуй, даже немного чересчур, и уж точно не к месту, но, очевидно, девушка выбрала лучшее из того, что хранилось в шкафу в течение последней сотни лет, и теперь выжидающе смотрела на Артура с явно читаемым во взгляде: 'Ну, как я тебе?'.
  - Ты замечательно выглядишь, - искренне сказал он. Можно было закрыть глаза и на не к месту яркий макияж, и на слишком большое количество украшений, которыми она увешала шею, уши, а остатки позвякивали на запястьях, и на потускневшее и местами стертое золотое шитье - она действительно замечательно выглядела, и юноше захотелось отвернуться, лишь бы оторвать от нее взгляд.
  
  Артур направился к билетной кассе, а Мицци осталась одна посреди роскошного вестибюля и неуверенно огляделась. Таким взглядом провинциалки обычно окидывают лучшие ателье Парижа, зайдя туда по неведению, и, как те смотрят на шикарные ткани и платья стоимостью в небольшой дворец, так Мицци разглядывала лепнину на стенах и роспись потолка.
   - Ты здесь никогда не была? - сделал очевидный вывод Артур. - За столько-то лет!
  - Он открыт только днем, - пожала плечами девушка. - К тому же картины в таком количестве навевают скуку. И это не говоря о статуях!
  Впрочем, другого ответа от деревенской девушки, к тому же вампира, едва ли следовало ожидать, поэтому Артур только усмехнулся и предложил компромисс:
  - Тогда я обещаю не делать сегодняшнюю экскурсию долгой. Раз ты сказала, что хочешь посмотреть музей, я покажу тебе свои любимые залы, и будем считать твое культурное образование на сегодня законченным. Хотя греческие статуи и заслуживают того, чтобы быть увиденными... А египетский зал! Французские ученые сейчас делают потрясающие открытия, и музей пополняется каждый год - это действительно впечатляет.
  - Мумии, да? Я читала о них в газете. Не слишком интересно смотреть на этих давно умерших и завернутых в бинты фараонов, - наморщила носик девушка.
  - Ты тоже умерла, - заметил Артур, и хоть он хотел сказать это в шутку, но по тому, как обиженно и расстроенно Мицци взглянула на него, но тут же отвела взгляд и закусила губу, понял, что даже немертвую девушку легко обидеть. - Извини, я... я вовсе не это имел в виду.
  - Ничего, это нормально. Ты же прав. Просто я думала, что сегодня... хотя бы на один день... Неважно. Так ты покажешь мне свои любимые картины? - улыбнулась она.
  Он уже привычно подал руку Мицци, принимая правила ее игры, и уверенно повел сквозь залы. Немногочисленные посетители с любопытством смотрели вслед странной парочке, мило беседующей на английском языке. Юноша в простом костюме никак не сочетался с дамой, словно сошедшей с картины 'Коронация Наполеона'.
  - Англичане всегда вызывали у меня недоверие, - пробормотала одна из посетительниц, направив монокль на Мицци.
  - Актриса, наверняка. Только они так одеваются, - хмыкнул ее спутник, по всей видимости, большой знаток актрис.
  
  - Ты все это знаешь и понимаешь, да? - спросила Мицци, когда Артур в очередной раз начал рассказывать ей про особенности освещения или исторический контекст конкретной картины. Около 'Свободы на баррикадах' они провели не менее получаса. - Должно быть, сложно держать все это в голове.
  - Ну, я учился этому несколько лет, и все еще продолжаю... А что, тебе так скучно?
  - Нет-нет, что ты! Я никогда не видела столько картин сразу. Я вообще их не особо много видела. Кроме того, что выставляли художники из 'Планте'... Импрессионисты, так их называют? Или когда рисовали меня. И это все восхищает, но...
  - Что?
  - Я боюсь показаться глупой, если скажу.
  - Не бойся, мне правда интересно, - подбодрил Артур.
  - Они все такие ненастоящие. Все эти идеальные картины, застывшие позы - в них нет жизни. Смешно, да? Я говорю о жизни. Но в этих прекрасных, безупречных полотнах нет искренности, я им не верю. Или я слишком плохо знаю людей?
  - Боюсь, ты знаешь нас даже лучше, чем мы сами. И какие же картины тогда нравятся тебе больше всего?
  Мицци уверенно зашагала в предыдущий зал.
  - Эти!
  Артур проследовал направление ее пальца и не смог сдержать улыбки. Стену украшали радостные картины живописцев XVIII века - родной эпохи Мицци. С картин Ватто, Фрагонара и Буше смотрели прелестные розовощекие амурчики, очаровательные пухлые барышни - иногда в изящных костюмах, иногда и без них вовсе - в окружении буйной зелени и цветов.
  - Неужели?
  - Не смейся! Я бы хотелась оказаться где-нибудь там, - она указала на 'Завтрак' Франсуа Буше, где семейство собралось за маленьким столом в залитой солнцем комнате среди замысловатой мебели с позолотой. - Глупо, конечно, но я тоскую, что меня там не может быть. Эта картина - почти противоположное всему тому, что у меня есть. И именно она мне кажется очень настоящей и правильной, а то, что я имею в действительности... - вампирша развела руками и добавила с улыбкой: - А еще у девушки слева чудесное платье. Темно-голубое - мой любимый цвет.
  Артур чувствовал, что Мицци говорит искренне, и что следовало бы что-то сказать, но слова не шли. Было больно понимать, что та жизнь, которая есть у нее, не жизнь даже, а существование, не нравится вампирше, что она желает другого - такого банального, простого, обычного, что есть у всех людей... Но при этом он не мог ее жалеть. Сложно жалеть того, кто при встрече рассказывает, кого убил, и чьей следующей жертвой можешь стать ты.
  - Ты так странно смотришь... Артур! Тебе не нравится Буше?
  - Почему же, нравится, - очнулся тот. - Очень мило. Хотя классицизм до недавнего времени нравился мне больше - пока меня не покорили импрессионисты. Или итальянский Ренессанс... Я хотел ехать в Италию специально, чтобы как следует изучить его.
  - В Рим, да?
  - Откуда ты знаешь?..
  - Догадалась, - засмеялась она.
  - Ну конечно.
  - Извини, я... Я не специально, - смутилась вампирша. Конечно, охотники оказались правы - выпив его крови, она узнала все о нем. О его родных, друзьях, увлечениях... От этой мысли становилось очень неприятно.
  - Неважно. Все равно я туда уже не еду.
  - Жаль, - почему-то сказала Мицци.
  Они еще немного походили по залам: Артур рассказывал что-то, что помнил из курса истории живописи, девушка внимательно слушала и понимала в лучшем случае половину, жалуясь на то, что так и не выучила как следует английский.
  - Я хочу тебе кое-что показать, - подозвал Артур.
  - Мона Лиза! - просветлела его спутница. - Я читала в газете статью про нее. Ну, по правде, это была та же статья, что и про мумии...
  - Ну видишь, ты не так далека от мира искусства, как говоришь, - улыбнулся англичанин. - Но я имел в виду другую картину, ее тоже написал Леонардо да Винчи.
  Мицци с интересом разглядывала полотно, на котором была изображена красивая молодая девушка - хоть и не столь загадочная, как вышеупомянутая Мона Лиза, она все равно притягивала взгляд.
  - Прекрасная Ферроньер, - представил картину Артур. - В честь нее назвали это милое женское украшение, которое у нее на лбу, - пояснил он.
  - Она и правда очень красивая, - согласилась вампирша.
  - И напоминает мне тебя.
  - Правда? - сравнение с красоткой Миланского двора явно польстило девушке. - Но почему? Я давно не видела себя в зеркале, но, вроде бы, я не очень на нее похожа, и ее волосы явно темнее... - она подцепила пальцем прядь своих рыжих волос и вытащила из сложной прически. - Точно темнее!
  - У нее такой же взгляд, как у тебя. Я понял это не так давно, когда увидел впервые днем - в твоей квартире. Такой же немного испуганный, обиженный и очень печальный. Разве не так?
  - Никогда не думала, что это так выглядит, - пробормотала Мицци и посмотрела на Артура точно таким же взглядом, что и девушка на картине Леонардо.
  - Это не плохо, - заверил ее молодой человек. - Мне очень нравится.
  И всякий раз не переставал удивляться, как она расцветает всякий раз, услышав от него что-то приятное. Конечно, это льстило и заставляло умиляться ее непосредственной радости, но каждое проявление человечности Мицци болезненно отзывалось в нем.
  - Что ж, не буду тебя здесь больше мучить, пойдем. Дождь уже, кажется, закончился.
  Погода и впрямь исправилась, и город вновь ожил с наступлением темноты. Как и Мицци, для которой пришло ее время. Она скинула плащ, так и не высохший после дождя, и радостно закружилась прямо на ступеньках музея, не обращая внимания на гуляющих поблизости людей.
  - Это было чудесно, спасибо тебе, Артур, - прошептала она, неожиданно оказавшись рядом с ним, практически в его объятиях.
  - Но за что? Это было совсем несложно - все эти вещи, которые...
  - Спасибо, что позволил мне быть рядом, - сказала вампирша так тихо, что Артур скорее не услышал ее слова, а почувствовал. И понял, что вновь тонет в ее бездонных зеленых глазах. Но по своей ли воле?..
  Он аккуратно отодвинул от себя девушку и сделал шаг назад - всего один шаг, который дался ему с невероятным трудом - едва ли не самый трудный шаг в его жизни.
  - Мицци, этот вечер был восхитительным, - честно сказала он. - И лучшее, что мы можем сделать - это не портить его.
  - Но... - она хотела было что-то сказать, но поникла.
  - Ты ведь читаешь мои мысли, правда? - вампирша легонько кивнула. - Тогда ты знаешь, что я хочу сказать.
  - Позволь мне сказать кое-что первой, - быстро заговорила она. - Сегодня впервые за много лет я почувствовала себя живой. Да что там - я уже вечность ни с кем не разговаривала так, как с тобой. Просто разговаривала, понимаешь? Как... как человек. Я бы хотела, чтобы это никогда не заканчивалось...
  - Но все закончится твоим следующим убийством: не сегодня, так завтра. Так?
  Она молча опустила голову.
  - Я бы очень хотел, чтобы ты была человеком и чтобы все было возможно. Но сейчас есть единственный выход.
  - А если я скажу, что люблю тебя?
  - Мицци! - предостерегающе начал Артур. - Ты же знаешь, что это не так.
  - Мы можем всегда быть вместе, - горячо шептала вампирша, хватая его за руки. - Ты ведь тоже хочешь этого.
  - Пожалуйста, дай этому вечеру закончиться так же хорошо, как он начинался. Я хочу запомнить тебя такой, какой увидел сегодня - человеком, а не призраком, преследующим меня на Батиньоль и жаждущим моей крови. Ты говоришь, что любишь меня. Если это действительно так, то ты не будешь больше идти за мной и искать встречи. И уж тем более, если ты меня любишь, то не захочешь убить.
  Мицци стояла прямо перед ним - и при этом была невообразимо далеко, в совершенно другом мире. Она смотрела на него грустным взглядом Прекрасной Ферроньер - как если бы та была вампиром и жила уже целую вечность.
  - Тогда я тоже хочу попросить об одной вещи. Поцелуй меня перед тем, как ты уйдешь. Ты ведь сам хочешь этого, я знаю!
  ...Ее губы оказались неожиданно сладкими на вкус, а прикосновение не обжигало ледяным холодом. Артур знал, что за этими прелестными губками скрываются зубы, которые уже однажды оставили отметину на его шее, но в тот момент это было последнее, о чем он думал. И Мицци, так порывисто и искренне отвечающая на его поцелуй, была самой реальной девушкой из всех, что вообще существовали в этом мире. И самой желанной. Но, к сожалению, поцелуй не мог длиться вечно.
  - Все, Мицци, теперь - все! Ты не пойдешь за мной, не будешь меня преследовать и пытаться убить... Мы просто расстанемся. Как люди.
  Она долго и внимательно смотрела на Артура, склонив голову набок, а потом широко улыбнулась, обнажив острые клыки, и юноша готов был поклясться, что они удлинились.
  - Я не человек, ты забыл, - вампирша клацнула зубами.
  Артур стоял, не шелохнувшись, ожидая нападения в любую секунду. Он отчетливо помнил слова охотников, и отчаянно жалел, что оставил пистолет на столе гостиничного номера. Как глупо!
  - Я никогда этого не забывал, как бы ни пытался.
  - И я не могу об этом забыть. Но я хотя бы пытаюсь. Значит, ты хочешь, чтобы я ушла? Чтобы оставила тебя? Скажи это!
  Нет, он не хотел. Он всем сердцем желал, чтобы она осталась, чтобы всегда была рядом с ним, остальное же теряло всякий смысл. Мечтал снова целовать ее нежные губы - целовать каждый день, каждый миг, и никогда-никогда не отпускать. Но сказать он мог только одно:
  - Да, Мицци. Я прошу оставить меня, если это еще возможно.
  'Прощай', - прошептал воздух голосом Мицци. Сама девушка уже не стояла напротив него, растворившись в тусклом свете фонаря, словно ее и не было вовсе.
  Артур вздохнул. Это было, возможно, самое тяжелое прощание в его жизни, однако его не покидало ощущение, что вампирша не уйдет так просто.
  'Вампир, испробовав кровь однажды и отпустив свою жертву, не успокоится, пока не выпьет ее до конца'.
  
  ***
  
  К приходу Мицци он готовился и ждал его, как первого свидания. Она посещала его сначала в снах, мерещилась где-то между явью и мечтами, затем явилась, хоть и вовсе без приглашения, но самая желанная из всех гостей. Что принесет сегодняшняя ночь, Артур не знал. Он нетерпеливо мерил шагами свою маленькую гостиничную комнату, потом садился на диван и тут же в нетерпении вскакивал снова. Пару раз он даже подошел к окну в надежде увидеть там белый призрачный силуэт... Но стекло лишь отражало свет в комнате и его собственное бледное лицо, и, как юноша ни присматривался, больше он ничего не видел в обманчивой ночной темноте.
  Она не шла. Часы безучастно показывали второй час ночи, самое то время, чтобы явиться, пока не наступил рассвет. И Артур был готов ждать ее, сколько потребуется...
  
   3 мая
  
   Уже давно рассвело, а юноша, так и не дождавшийся своего чудного видения, спал, неудобно скрючившись на диване. Сон застал его, когда надежда увидеть Мицци пусть в последний раз растаяла в предрассветной мгле. В какой-то момент ему показалось, что он различает призрачный силуэт за окном, но, возможно, то было уже за гранью реальности.
   Артур недовольно потер затекшую шею и привычно ощупал края раны, которая хоть и затягивалась, но очень медленно, словно с неохотой. Будто еще ждала зубов вампирши, которая придет и возьмет то, что не сумела получить с первого раза.
   Он нехотя поднялся с дивана и прошелся по комнате: вещи были собраны и ждали его, билеты до Гавра лежали на столе. С Мицци, казалось, было покончено - по крайней мере, для него. Он отказывался верить, что она уйдет так легко. Может быть, она обиделась? Столь глупая мысль заставила Артура улыбнуться, а потом и вовсе засмеяться - нервно, сбрасывая напряжение последних дней. Обидеться... Если охотники хотя бы в чем-то правы, то можно ли думать, что вампирше знакомо столь человеческое чувство? Ушла бы она, решив из гордости не возвращаться? Нет, это была бы не Мицци.
  Следующая мысль не была уже такой забавной.
  Что, если... Что, если охотники смогли ее поймать и убить? Они ведь искали вампиршу все это время - по крайней мере, Артур так полагал. Что им стоило выследить ее у Лувра и убить... Так просто, если подумать. У них были серебряные пули, а в докторском чемоданчике Фабьяна наверняка остались осиновые колья и весь остальной набор, необходимый в их профессии. Убить, отрезать голову и напихать в нее чеснок - как бесстрастно рассказывал Люк - вот и дело с концом. Мицци перестанет пить кровь людей на улицах ночного Парижа, а ее душа обретет долгожданный покой. Только вот почему-то эта мысль не радовала, а, скорее, огорчала.
  В любом случае, ее он больше не увидит - ни мертвой, ни... еще более мертвой.
  Артур с ненавистью посмотрел на билеты в Гавр и сунул их в карман пиджака.
  
  ***
  
  - Так вы сдаете билет, мсье? - переспросил его кассир через мутное окошко.
  Артур рассеянно кивнул. Это решение далось ему непросто, но сейчас, когда он почувствовал себя свободным как от призрачного присутствия Мицци, так и от наблюдений охотников, он хотел вновь сам распоряжаться своей судьбой. И совершенно точно не хотел ехать в Гавр.
  - Не подскажете, откуда отправляется поезд на Италию? - неожиданно для самого себя спросил Артур и порадовался грамматически правильной фразе.
  - С Гар-де-Лион, мсье, с пересадкой в Ницце, - немного удивленно ответил вокзальный служащий. - Это на бульваре Мазас. И поспешите, поезд отходит через полтора часа.
  Поблагодарив кассира, Артур поспешно направился прочь сквозь шумные толпы встречающих, приезжающих, ожидающих, затерявшихся меж ними попрошаек и карманников, натыкаясь тут и там на углы огромных саквояжей или чьи-то острые локти. Французская речь со всех концов страны смешалась здесь и звучала невероятной какофонией, которую лишь изредка заглушали гудки паровозов или крики вокзальных смотрителей. Невыносимо хотелось бежать прочь отсюда и из Парижа, забыть все, как страшный сон.
  
  Долгую дорогу от одного вокзала до другого Артур посвятил путеводителю по Италии, пока извозчик вез его по загруженным парижским улицам, тут и там останавливаясь, чтобы разойтись с другим экипажем или не налететь на неловкого пешехода. Автор книжки настоятельно советовал проехать с севера на юг, чтобы насладиться пленительными пейзажами и очаровательными городами, еще помнящими Цезаря. В Пьемонте путешественнику непременно стоило отведать лучшее итальянское вино из знаменитых виноградников Бароло и Барбареско, в Вероне любой уважающий себя англичанин, конечно же, вспомнит великого соотечественника Шекспира и его героев, столь романтично простившихся с жизнью. Флоренция притягивает к себе ценителей искусства со всего мира, приезжающих туда ради возможности посетить Галереи Уффици, Капеллу Медичи и Музей Изящных Искусств. Ну и Рим - Вечный Город, на который и целой жизни не хватит.
  'Вампирам, должно быть, хватило бы', - невесело подумал про себя Артур и убрал бесполезную книжицу подальше в багаж.
  
  На месте он оказался незадолго до отхода поезда - тот уже стоял на перроне, погружая Лионский вокзал в клубы дыма. Его атаковали желающие уехать из Парижа, и, если в вагоны первого класса роскошные дамы вплывали под руку со своими не менее роскошными кавалерами, пока носильщики надрывались, таща их багаж, то у дверей в третий класс шла смертельная битва за возможность зайти пораньше и занять место поудобнее, в которой не жалели ни женщин, ни детей. Оценив свои скудные средства, весьма расточительно потраченные во французской столице, англичанин выбрал компромиссный второй класс.
  - Поспешите, поезд скоро отходит, - уведомил его кассир, протягивая билеты. - Приятного пути!
  И вот уже в тот последний момент, когда Артур подходил к своему вагону, когда был готов навсегда проститься с Парижем и событиями прошлых недель, неведомая сила заставила его остановиться и медленно обернуться. И перрон под ногами покачнулся.
  - Но как?.. - прошептал Артур. Или подумал? Сейчас это не имело значения.
  Изящная женская фигурка стояла возле вагона первого класса, наблюдая, как носильщики втаскивают ее огромный чемодан в поезд, замешкалась, проверяя билеты, повернула голову, оглядывая вокзал... Увидела его. Замерла. Улыбнулась. Наверное, улыбнулась - Артур не видел, но почувствовал. И сердце усиленно забилось, разделяя и страх, и радость, и что-то другое, столь трудно определимое. Словно в сентиментальном романе их взгляды встретились, несмотря на суетящуюся бесформенную толпу, на разделяющее их расстояние, на то, что и лица девушки практически не было видно под вуалью, на невозможность ее здесь присутствия.
  - Ты все-таки едешь в Италию, - ее раздался голос совсем рядом. Словно и не было между ними двух вагонов и полусотни людей.
  - Твои штучки? - Артур поежился и огляделся - разговаривать с голосом, не облаченным в осязаемое тело, было странно. Впрочем, уже через пару секунд вампирша стояла перед ним - в глухом закрытом платье, накидке и огромной шляпке с вуалью, из-под которой весело блестели зеленые глаза.
  - А ты как думаешь?
  - Как же еще ты оказалась здесь! Ты же знала, что я собираюсь в Италию, и вот, преследуешь меня. Больше у меня нет объяснений, что может делать вампирша на вокзале.
  - А ты прав. Может быть, я здесь именно поэтому. А, может быть, потому, что захотела посмотреть Италию. Ты так много думал о ней, что я захотела увидеть эту страну. Раз мы все равно расстались. Раз ты уехал в Англию! Кстати, почему ты не уехал в Англию?
  - Я не знаю. Теперь это и не важно. Ты бы ведь и туда поехала за мной.
  - Ты все-таки не веришь мне? - разочарованно протянула она. - Ну конечно! Как будто я не доказала тебе...
  Гудок паровоза прервал ее слова, оглушив и испугав.
  - Через две минуты отправление! - крикнул проводник, готовясь убирать приставную лестницу.
  - Поедем вместе! - горячо зашептала она, заглядывая Артуру в глаза. - Я выкупила целое купе, потому что... так было нужно. Ты ведь тоже этого хочешь.
  - Поехать? С тобой? - сама эта мысль казалась юноше столь невозможной, что он не смог сказать 'нет'.
  - Ну же, поезд отходит. Ты ведь хочешь этого!
  'Хочу', - подумал он.
  'Я знаю', - улыбнулась Мицци.
  - Только пообещай мне одну маленькую вещь, - шепнул Артур на ухо девушке, пока они бежали к двери вагона.
  - Конечно, конечно!
  - Ты не будешь убивать. Больше ни одной жертвы, пока мы вместе. Я хочу поехать с тобой, но не хочу находиться рядом с убийцей. Пообещай мне, Мицци!
  Она застыла перед дверью поезда, неуверенно глядя на Артура. Оставался всего один шаг, но вампирша так и продолжала стоять снаружи, несмотря на обжигающее солнце.
  - Я... Я не могу, - пробормотала она испуганно.
  - Можешь! Пожалуйста, - юноша подал ей руку и потянул к себе. Мицци нерешительно подалась навстречу, и в тот момент, когда оказалась рядом с ним, дверь захлопнулась, а проводник с едва скрываемым раздражением попросил их занять свои места. Поезд резко тронулся, и, покачнувшись, девушка оказалась в объятиях Артура, но тут же оттолкнула его и решительно направилась сквозь вагоны к своему купе в первом классе, не оглядываясь назад и не пытаясь заговорить. Было похоже, что она злилась.
  
   Просторное купе первого класса впечатлило Артура, вошедшего - или, вернее, вбежавшего - туда вслед за Мицци. Темно-зеленая бархатная обивка диванов казалась совсем новенькой, позолота на подлокотниках и спинке ярко блестела, оправдывая цену на билет, а на столике возле окна стояли цветы и ваза с фруктами. На стене даже висела миленькая картина незамысловатого сюжета, основная ценность которой заключалась в роскошной - и тоже позолоченной - оправе.
  Вампирша, не глядя по сторонам, быстро подошла к окну, плотно сдвинула тяжелые зеленые шторы - под цвет обивки сидений - и, наконец, откинула с лица вуаль. Все это она проделала, игнорируя Артура, хотя, учитывая размеры купе, это было трудновато. Повернувшись к нему спиной, она, не торопясь, вытащила шляпные булавки, сняла шляпу, отцепила вуаль, аккуратно сложила все вместе и водрузила на диван рядом с собой так, что ее новому соседу оставалось только ютиться на самом краю. Потому что сидение напротив было целиком занято ее огромным багажом, который еле втащили двое носильщиков.
   - Это... - начал было Артур светскую беседу, кивая на багаж.
   - А сам как думаешь?
  - Это ведь гроб, да? Как в фольклоре. И... что у тебя с лицом?
   Только сейчас он заметил, что щеки и нос девушки были красными, словно от ожога, а кое-где появились волдыри. Будто кто-то ошпарил ее кипящей водой или кислотой. Мицци осторожно дотронулась до лица, но тут же болезненно отдернула руку и отвернулась, чтобы он не видел ее обезображенного лица.
   - Я не фольклор, Артур, ты забыл, что я вампир? Я не отражаюсь в зеркале, не могу находиться под солнцем, а еще я убиваю людей и пью их кровь.
   - Ты говорила, что это не обязательно - убивать, - прервал ее юноша.
   В его голосе звучала искренняя надежда ребенка, еще верящего в добро и справедливость на Земле. Или взрослого, мечтающего изменить мир.
   И вампирша с неохотой согласилась:
   - Возможно, это и так. Я... не уверена. Это слишком сложно. Я не могу.
   - Но ты можешь попытаться! Ведь если все те слова, что ты говорила, хоть немного правдивы, если ты действительно...
   - Артур, пожалуйста!..
   Она все еще не смотрела на него, то ли не желая, чтобы он видел ее обожженное лицо, то ли не решаясь взглянуть в глаза.
   - Сейчас день, я должна спать.
   - В гробу? - поинтересовался юноша, поняв, что ответа от Мицци он не дождется.
   - Это не гроб, это чемодан, - бросила она, и юноша заметил, как уголки ее губ слегка дрогнули в сдерживаемой улыбке.
   - Тогда ты действительно хорошо подготовилась к поездке!
   Артур с трудом стащил ее багаж вниз и убрал под диван - вампирше бы ничего не стоило поднять чемодан весом не менее ста пятидесяти фунтов, но она безучастно сидела, прикрыв глаза и откинувшись на спинку сиденья.
   - Тогда спокойной ночи. То есть спокойного дня, - пробормотал он.
   Мицци не ответила. Присмотревшись, Артур понял, что она уже спала - если это можно было назвать сном. И видят ли вампиры сны? Она не дышала, а застывшее, словно восковое, лицо делало ее похожей на покойницу, которая никогда уже не откроет глаз. Впрочем, здесь Артуру пришлось в очередной раз поправиться: покойница, покойница и есть!
   Столь безобидная и хрупкая днем, она не была похожа на безжалостную кровопийцу, скорее уж на жертву, которую хочется оберегать и охранять от жестокого мира. И тут юноша понял, почему же охотники так стремились найти ее при свете солнца. Силы вампира истощились, ему требовался отдых в надежном укромном месте, где его не смогут отыскать преследователи. Убить спящего вампира даже проще, чем человека.
   Артур нащупал в кармане пиджака пистолет. Он знал, что надо было делать, и это было единственным правильным решением.
   Вместо этого он поправил и без того плотно задернутые занавески, и бережно уложил девушку на диван. Неправильные решения принимать всегда проще.
  
   'Единственное, что я теперь могу - попытаться уговорить ее отказаться от убийств. И знаю, что никогда не смогу этого добиться. Она говорила, что не желает этого, что каждая смерть заставляет ее страдать, но я не верю. Зато предполагаю, что прежде, чем выйти днем на солнце, она насытилась чьей-то кровью. Нет, я не хочу об этом думать, но мысли сами приходят ко мне, лишь только спадают чары моей прекрасной Лорелеи. Стоит прекратить немедленно этот фарс, сейчас же, как она проснется, но я не могу. Я слишком...' - Артур резко поднял голову. За окном стремительно темнело, и слабого света в купе не было достаточно, чтобы нормально писать, но он все равно писал страницу за страницей этих ненужных, бессмысленных записей, которым предстояло послужить растопкой для камина. Он писал не думая, почти не глядя, но сейчас резко остановился.
   'Я слишком...'. Он не мог написать слово на букву 'Л'. Не мог произнести его, не мог даже подумать. Вампиры не могут любить, значит, и он не может позволить себе это чувство к Мицци. И, как он догадывался, теперь уже ни к какой другой девушке.
   'Я слишком привязан к Мицци, и не могу найти в себе силы побороть эту дурную, болезненную слабость'.
  
   - Что ты пишешь?
   Артур вздрогнул, и карандаш выскользнул из рук. Быстро закрыв тетрадь, он удивленно оглянулся: вампирша более не лежала на диване бездыханным трупом, укрытая от солнечного света его плащом, а с интересом наблюдала за ним. Как давно? Когда зашло солнце? Юноша и вовсе не заметил, как скрытые от него плотной занавеской провинциальные французские пейзажи поглотила ночь, а до Ниццы уже оставалась меньшая часть пути.
   - Ничего, - быстро ответил он. - То есть... про музеи. В Риме. Мы ведь туда едем.
   Неожиданно ему стало очень не по себе. Ночь, купе в поезде, в котором вместе с ним едет вампир, тишина, которая бывает хуже любого шума. Пристальный взгляд ее немигающих глаз - внимательный, пытливый... манящий и гипнотизирующий. Артуру потребовалось усилие, чтобы отвернуться.
   - Ты, должно быть, устал. Хочешь спать?
   Он покачал головой. Сложно было представить себе, чтобы он заснул здесь, под носом у вампирши, которая может в любую минуту... Но ведь и он мог убить ее столь же легко и просто. И Мицци, должно быть, догадывалась. Она была не столь глупа, чтобы доверить свою жизнь (или нежизнь) человеку, поведать ему свои секреты и отдаться на волю судьбы. Или просто довериться. Какое хорошее слово. Каким чужим оно казалось сейчас Артуру.
   Она пожала плечами. Конечно же, прочла его мысли, но решила игнорировать.
   - Buona notte!
   - Что?
   - Ты едешь в Италию, и даже не дочитал до конца путеводитель? Там в конце есть словарик.
   - Откуда ты знаешь?
   - Я купила такой же, - улыбнулась она и в доказательство помахала у него перед носом знакомой книжицей.
   Она была аккуратно заложена в нескольких места бумажками с пометками.
   - Ты успела выучить все языки? За столько-то лет! Английский, французский... еще и итальянский?
   - Я открыла путеводитель только вчера. Дай-ка посмотрим... Grazie, spiacente, prego, - она принялась загибать пальцы, - аmore, scusi...
   - Самые необходимые слова!
   - Конечно.
   Их взгляды наконец-то встретились, как ни старался Артур делать вид, что смотрит в темноту окна, а Мицци - скрыться за книгой. Ее ожоги так и не прошли, - отметил он про себя, но стали чуть менее заметны. Что же сделало бы тогда прямое палящее солнце? Девушка сидела на противоположном диване, так далеко, как только можно было в небольшом купе - и все равно в опасно притягательной близости.
   - Мне не дает покоя один вопрос, - быстро произнес Артур, лишь бы как-то нарушить тишину - и желательно, не спряжением итальянских глаголов. - Почему они так и не добрались до тебя? Люк и Фабьян, я имею в виду, они ведь...
   - Ах, да, охотники, - рассмеялась Мицци непонятно отчего. - Они до меня или я до них - это вечная история. Иногда в войне хочется сделать маленький перерыв... - юноша непонимающе смотрел на нее, и вампирша пожала плечами, словно объясняя и так понятное. - У нас был договор. Тебе-то они могли говорить, что не о чем даже разговаривать с вампиром, но сами так не считали.
   - Что за договор? С трудом могу себе представить!
   - Все просто. Я сообщила им адреса дневных тайников парижских вампиров - те, о которых я знала.
   - Вампиры не любят себе подобных еще больше, чем люди, - невесело заметил Артур.
   - Мы - вампиры - те еще эгоисты. Впрочем, как и люди. Только не осуждай меня за это маленькое предательство. Тебе ведь и так есть, за что меня осуждать!
   - Я уже давно перестал это делать, - вздохнул он. - И не буду слишком печалиться о судьбе парижских вампиров. Но неужели все было так просто?
   - Охотники не знают, что ты не поехал назад в Англию. Конечно, они бы не допустили этого. Это ведь опасно, ты и сам понимаешь. И Люк... особенно Люк. Он так хотел, чтобы я держалась от тебя подальше! И это мне тоже пришлось пообещать.
   - Ты прекрасная обманщица!
   - Но в этот раз ведь ты сам пришел ко мне. Хоть и, я уверена, обманул своих друзей, обещав им как можно скорее оказаться в Англии. Мы стоим друг друга.
   Это 'мы' странным образом задело Артура. Никогда он не думал о них этим маленьким объединяющим словом. Всегда была она - то пугающая, то желанная, но всегда по другую сторону баррикад. И он. Но никогда - вместе. Никогда - мы. Хотя как еще можно было назвать их теперь, едущих в одном купе и столь мило беседующих меж собой.
   - А Люк ведь предупреждал, что из твоих сетей невозможно выбраться.
   Мицци вновь засмеялась. И снова было похоже, что она знала больше него, и это злило.
   - Что еще такое? Он был прав!
   - О да, Люк... А ты ведь не знаешь, да? - она пытливо посмотрела на него. - Ну конечно, стал бы он рассказывать! Но это такая милая история, - вновь хихикнула вампирша, - тебе она должна понравиться.
   - Ты что-то знаешь про Люка? Но откуда?
  - Все это случилось совсем недавно, по мне - так вчера. Но люди ведь быстро растут... взрослеют. Стареют. Вот и Люк тогда был твоим ровесником, может чуть старше. Представь себе эдакого пылкого французского юношу, еще ничего не знающего о вампирах, еще ничего не видевшего в жизни. Его любили женщины, он любил женщин... Немного философ, немного поэт, вечный студент.
   - Ты точно имеешь в виду того же Люка, что и я?
  - Артур, не смейся! - строго произнесла она. - Все мы меняемся... Может быть, я немного преувеличиваю, но не это важно! Я пытаюсь дать общую картину, не придирайся к деталям. Я ведь давно его знаю, с тех самых пор. С ним было намного проще общаться, когда он еще не помешался на вампирах. Но сейчас рассказ не обо мне, как ни странно.
  Каждая парижская весна похожа и не похожа на другую одновременно. Цветут каштаны, светит солнце, и распускаются цветы, а ты сам открыт новым приключениям, и сердце зовет любовь... Как все знакомо, правда? Ничто не изменилось за двадцать лет.
  Представь хотя бы на мгновение, что и Люк поддался этому сладкому искушению первых весенних дней и не устоял перед чарами одной девушки - милой и жизнерадостной, настоящей парижанки во всем ее изяществе и грации, соблазнительном взмахе ресниц и сладком, как мед, голосе. И были танцы в Мулян-де-ла-Галетт, когда ее кринолин взметался, на секунду обнажая стройную ножку и сводя с ума... Но не все танцы заканчиваются скорой помолвкой.
  - Подожди, подожди, - Артур замотал головой, обескураженный посетившей его мыслью. - Это была ты? Люк влюбился в тебя?
  - Артур, я бы поразилась твоей проницательности, но нет. Я же сказала, что она была истинной парижанкой, а я с Рейна. Но Моник - назовем ее так - была мне близкой подругой, и у нас было нечто общее... Впрочем, ты уже и сам понял.
  - Она была вампиром, - обреченно произнес Артур. - Почему-то меня это не удивляет. Все кругом в какой-то момент оказываются вампирами!
  Мицци кивнула.
  - Но, как и люди, мы хотим развлекаться, общаться, жить - в своем роде. Просидев в одиночестве месяц и разговаривая лишь с голосами в своей голове, начинаешь сходить с ума. Моник же, как я сказала, была веселой девушкой, и отказываться от той легкой и беззаботной жизни, что она вела раньше, не собиралась. Люк был для нее, возможно, развлечением. Все эти танцы и театры, смех людей вокруг, модные магазины и мимолетные интрижки помогали ей чувствовать себя все еще живой. Разве можно ее винить?..
  - Кхм, - резонно заметил Артур.
  - Это был риторический вопрос. Она ничего не хотела от Люка, пусть он и нравился ей. Нравился настолько, что готова была отпустить. Я имею в виду - оставить в живых. И дать уйти.
  - Это кажется лучшим, что она могла сделать.
  - Да. И мне жаль, что я не могу сделать того же. Но эта история ведь не обо мне. Моник говорила, что она уже развлеклась с ним достаточно, и из симпатии к молодому человеку решила не забирать его жизнь, благо поиски пропитания в Париже никогда не были особой проблемой для вампира. Но случились две непредвиденные вещи.
  Сначала Люк влюбился в нее. Или возможно даже - полюбил. По-настоящему, как никогда еще в жизни - и никогда потом.
  А потом он узнал, что та, кому он готов посвятить свою жизнь, та, кого он боготворил и готов был целовать землю, по которой она ходила... оказалась вампиром. Никогда до этого он ничего не слышал о нас - как и ты, как и остальные люди.
  Последнее поразило его до глубины души. Каково было узнать, что девушка, которую он мечтал видеть своей женой и подумывал, каким именем крестить первенца, оказалась немертвой. Фольклором, как ты сказал.
  Только вот Люк представлял себе все по-другому. Не знаю, что творилось у него в голове и что за образ он создал, но Моник в его фантазиях представлялась теперь уже не просто женщиной, а бессмертной богиней, что-то вроде индийской Кали, а ее вечная жизнь - почти недостижимым, но вожделенным состоянием, к которому человек может только стремиться, но никогда не притронуться... И он загорелся идеей получить ее дар. Стать бессмертным. Вампиром.
  - Люк? Но он же...
  - Такие вот шутки преподносит иногда жизнь, - усмехнулась Мицци. - Любовь, смерть, жизнь... Как видишь, взгляды на эти вещи меняются. В случае с Люком - кардинально. Но то, чего он хотел от Моник, ей совсем не нравилось, но ее игра уже перестала быть игрой.
  Она могла бы его просто убить, но юноша был ей слишком симпатичен. Мы не такие жестокие существа, как ты думаешь! Хотя, быть может, лучше бы она действительно покончила с ним. Моник хотела уйти, но не смогла - Люк убил ее. Не знаю, в чем был его мотив: разочарование ли в любви или обида из-за того, что она не подарила ему вечную жизнь.
  - Невероятная история, - Артур задумчиво посмотрел на вампиршу. - И все же он сам говорил мне другое. Люк так искренне ненавидит вампиров теперь, что трудно поверить, что когда-то хотел стать одним из вас. В это вообще трудно поверить!
  - Что же ему оставалось? Лишь только возненавидеть то, что когда-то любил. Кого когда-то любил.
  - ... И говорил, что вампиры неспособны на чувства, - продолжил Артур.
  - Возможно и так. А, возможно, потому он так и говорил, что его любимая, его мечта не ответила взаимностью. То, что не было для нее никогда серьезнее развлечения, перевернуло его жизнь, сделало из Люка другого человека. Конечно, Моник не любила его. Никогда ничего не обещала. Хотела уйти... Но он успел быстрее. Наверное, просто пришел днем в ее дом - она не пряталась, по крайней мере, от него. Что тогда произошло, останется лишь в памяти Люка. Сомневался ли он или решительно пронзил ее тело осиновым колом? О чем думал, что чувствовал в тот момент? Не знаю, каково это было - убить ту, в кого был влюблен. Может быть, если ты встретишь Люка еще раз, ты спросишь у него? Что заставило его выбрать этот путь - стать охотником на вампиров? Ненавидеть тех, кем однажды мечтал стать. Ненавидеть тех, в кого однажды был влюблен.
  Мицци замолчала. Внезапно тишина заполнила все купе и, если бы не затихающий стук колес, стала бы абсолютной. Посчитав свой рассказ законченным, вампирша поправила растрепавшиеся волосы и произнесла как ни в чем не бывало:
  - Кажется, это уже Ницца. Пора собираться, а не то итальянский поезд уедет без нас.
  
  
  4-5 мая
  
  За сутки путешествия с Мицци в одном купе Артур уже почти привык к своей соседке. И да, он все же заснул - вскоре после того разговора с ней, когда он еще и представить себе не мог, что способен расслабиться и сомкнуть глаза в присутствии вампира. Но стук колес убаюкивал, и Артур не заметил, как провалился в неровный, поверхностный сон, почти не отличимый от яви. Один из тех, которые хуже кошмаров: там чудовища хоть и пугают, но все же остаются лишь несуществующими творениями твоего подсознания. Чудовище же в его сне было вполне реальным, оно сидело напротив и улыбалось своими острыми зубами, и говорило что-то на итальянском (что тоже было по-своему кошмарным, потому что Артур едва ли представлял, как будет общаться с римлянами, не зная их языка). Сон услужливо подкидывал ему те картины, которых он избегал в реальной жизни, стараясь не думать, что будет дальше. Что вообще может быть у них общего, когда они приедут в Рим? Он будет вновь водить Мицци по музеям? Какая глупость!
  Во сне они любили друг друга в самом плотском смысле этого слова.
  Во сне он прекрасно понимал, что представляет собой вампирша, видел настоящую ее сущность и все же...
  Во сне они были вместе. И это пугало больше всего. Потому что он понимал, что никуда не денется от нее, а она - от него. Пока, по крайней мере.
  Нервный сон то и дело прерывался; Артур просыпался и инстинктивно тянул руку к шее, пытаясь нащупать следы укуса - и вновь засыпал, убедившись в целостности кожного покрова. В купе было темно, но в какой-то момент, вновь приоткрыв глаза, он понял, что Мицци с ним нет. Напряжение, железной хваткой державшее его за горло, отпустило, но лишь на короткое мгновение - она не могла никуда деться, она все еще здесь, и Артур боялся предположить, куда она могла исчезнуть. Она ведь так и не пообещала ему, что не будет убивать. Она даже из вежливости не притворилась, что смогла бы пойти ради него на такой шаг. Так что лучше было не думать, что она делала в тот момент.
  В следующий раз он увидел Мицци утром, когда окончательно проснулся. Та сидела на диванчике как ни в чем не бывало, и изучала путеводитель, решительно приближаясь к концу, где обычно автор уже удаляется от Рима и пишет о прекрасных окрестностях вроде виллы Адриана или виллы д'Эсте, которые непременно следует посетить каждому уважающему себя туристу. Представить себе вампиршу гуляющей среди остальных туристов между фонтанов эпохи Ренессанса было непросто, но книжку она читала внимательно и даже делала какие-то пометки карандашом.
  Выглядела она уже значительно лучше, даже несмотря на ясный день: от вчерашних ожогов остались лишь почти незаметные следы, глаза сияли, а кожа казалась не пергаментной, а почти человеческой, только немного бледной. К сожалению, такой эффект мог быть достигнут лишь одним способом.
  
  Поезд прибывал в Рим около девяти часов вечера, до этого времени Артуру приходилось наблюдать все проносящиеся мимо красоты Италии из коридора: занавески в купе были плотно задернуты, и Мицци трепетно оберегала свой покой. Облокотившись о поручень, Артур смотрел на проносящиеся мимо яркие пейзажи Тосканы. Виноградники и пастбища сменялись деревушками, где текла размеренная итальянская жизнь, такая живописная и самобытная, что любой художник только и мечтал бы переехать сюда на пару месяцев, лишь бы иметь возможность запечатлеть стройные кипарисы и не менее стройные станы улыбчивых селянок. Во Флоренции поезд стоял час, пока отсоединяли вагоны, а шумные итальянцы штурмовали перрон. Юноша вспоминал, что когда-то, не так давно, он мечтал остановиться здесь, чтобы все время посвятить лишь Галерее Уффици и Национальному Музею (ну и тем самым прекрасным стройным итальянкам, но этого ведь не будешь писать в заявлении профессору). Сейчас же весь этот высокий Ренессанс, ради которого в свое время он и сорвался в Гранд-Тур, казался ему далеким и эфемерным, словно из прошлой жизни.
  
  - Мы скоро приедем, - раздался голос позади него.
  Артур и не заметил, как зашло солнце: сумерки длились тем меньше, чем южнее они оказывались, и сейчас было уже почти темно. Вампирша покинула купе и нашла Артура в коридоре, где он стоял уже последние... два? три часа? Давно...
  - Мне стало совсем скучно, я эту книжку уже наизусть выучила, - Мицци помахала путеводителем и протянула его англичанину. - А ты, кажется, так ничего и не прочел.
  Она пристроилась рядом у окна, и некоторое время они молча стояли, изображая заинтересованность в римских предместьях, мимо которых их мчал поезд.
  - Я согласна, - вдруг сказала она.
  Артур удивленно посмотрел на вампиршу, пытаясь понять, на какой незаданный вопрос был этот ответ. То, что она рылась у него в мыслях, как в своих вещах, хоть и раздражало, но давно стало привычным.
  - Про убийства, - Мицци произнесла это так тихо, что можно было прочесть только по губам, хотя кроме них никого больше в коридоре не было. На Артура она старалась не смотреть. - Я помню, о чем ты просил меня в Париже.
  - Но вчера ночью... Ведь мне не показалось, верно? И я слышал какие-то разговоры, что в вагоне третьего класса пропал человек.
  Он не закончил мысль, но вампирша согласно кивнула, все еще не поднимая на него взгляда. Разговор выходил ужасно неловким и никак не хотел строиться. Но как еще говорить про убийства, Артур не представлял, а Мицци то ли разделяла серьезность момента, то ли пыталась подстроиться под его восприятие. Но вопрос так и не был задан, а ответ не был получен.
  - Я постараюсь, - вновь сказала она после некоторой паузы. - Я не могу обещать, но я постараюсь. Просто это действительно очень сложно. Но ведь по-другому не может быть?
  Артур вновь отчетливо услышал это непроизнесенное 'мы'. 'Ведь по-другому у нас не получится?' - хотела спросить девушка, но так и не смогла. 'Ни по-другому, ни как-либо еще, дорогая Мицци, и ты это прекрасно знаешь'. Юноша осторожно прижал вампиршу к себе и обнял: ту, о которой он только и мечтал последнее время, которую боялся, и которая теперь принадлежала только ему. Ее волосы, ранее расплавленным золотом мерцающие среди огней ночного Парижа, смешно щекотали нос и были мягкими на ощупь. И - если уж быть совсем романтичным - можно было попытаться представить, как ее сердце бьется в унисон с его.
  Впрочем, неважно, длилась ли их идиллия несколько секунд или десятки минут, но ее разрушили пассажиры с чемоданами, стремящиеся к выходу из вагона. Поезд прибыл на вокзал Термини, чье строительство завершилось совсем недавно, но который уже по доброй итальянской традиции был полон людьми, как встречающими и провожающими, так и торговцами всех мастей, и попрошайками, и затерявшимися среди них карманными воришками... Носильщики уже поджидали, и, когда двери в вагон первого класса открылись, принялись наперебой предлагать свой услуги. Дешевле, конечно, во всей Италии было и не сыскать.
  
  ***
  
  '...Рим производит впечатление двоякое. Он прекрасен, грандиозен, Город из Городов, его величие невозможно постичь, но в то же время память о Древнем Риме и Ренессансе погребена под ветхими стенами и грязью, и, чтобы добраться, до древних жемчужин, надо потратить немало времени и сил.
  Но не буду тебя пугать - это лишь первое впечатление от города. Стоит пройти чуть дальше, заглянуть в пустые дворы огромных, некогда богатых домов, остаться одному в маленькой церкви, видевшей в свои лучшие годы всю роскошь Рима, оказаться рядом с развалинами древнего Форума, более полутора тысяч лет пролежавшими под землей, и вся эта поверхностная суета перестает замечаться. Пусть сейчас Рим - лишь бледный призрак себя самого, сначала погибшего от рук варваров, а затем - еще раз - после падения Священной империи, все равно он остается тем городом, о котором мы читали в детстве, рассматривали картинки и мечтали увидеть хоть одним глазком.
  Здесь может надоесть в первый же день, но и года не хватит, чтобы познать и понять этот город целиком. Каждый раз, стоит лишь пробраться через грязную площадь у Пантеона или у Санта-Марии-Маджоре, где толкаются бездельники всех мастей и торгаши, жаждущие всучить свой ненужный товар случайному прохожему, оказываешься на тихой улочке между холодными стенами старых домов, где царит тишина и покой - и так уже на протяжении веков, неизменно, нетленно...'
  
  На конверте Артур привычно написал адрес: Роуздэйл, Суффолк, Англия. И, немного задумавшись, в левом углу вывел '... Рим, Италия'. Это было первое и последнее письмо, написанное сестре из Вечного Города. Прежде чем заклеить конверт, он скептически пробежал глазами несколько исписанных листов. Вроде бы все как надо. Особое внимание, конечно же, он уделил музеям. В первую очередь - Ватиканскому, куда уже давно съезжаются туристы и ценители искусства со всей Европы.
  Артур чувствовал, что письмо это сильно отличалось от тех, что он писал сестре раньше из Парижа. Тогда все было намного проще: можно было писать правду. Сейчас же приходилось думать над каждой фразой, словно любым неосторожным словом Артур мог выдать себя и Мицци заодно. Поэтому-то он ничего и не рассказывал о себе, отделавшись фразой, что с ним все в порядке. Зато в красках расписал римские церкви, музеи, виллы и парки, частично пересказав путеводитель - этого должно было хватить. Он давно уже не писал на родину - с конца апреля или, по его собственным ощущениям, с прошлой жизни.
   Пропасть, разделяющая его теперешнего и того жизнерадостного юношу, которым он приехал в Париж, была огромной. Ему казалось, что изменение это было лишь внутренним, но и из зеркала на него теперь смотрел совсем другой человек. Ну хорошо, допустим, что это было художественным преувеличением - Артур в зеркале оставался все тем же Артуром, только словно постаревшим на десяток лет, с залегшими под глазами синяками и тревожным взглядом, которого раньше он у себя не замечал. Окружение тоже изменилось, но, погрузившись в себя, Артур уже не восторгался красотами, которые, словно драгоценная шкатулка, прятал Рим.
  
  ...Артур приехал в Париж, когда весна только начиналась. Она уже чувствовалась в свежих порывах ветра и робких солнечных лучах, но земля была еще серой и холодной после зимы, деревья стояли голыми и одинокими без нежной весенней зелени. И все равно он жадно вдыхал парижский воздух и не мог надышаться. Он готов был днями бродить по широким проспектам и уютным улицам, улыбаться очаровательным парижанкам, дышать, смотреть, чувствовать. Иногда он возвращался в свой тесный номер лишь к рассвету, иногда не возвращался вовсе. Каждый новый уголок города был для него открытием, каждая картина или скульптура, до этого виденная лишь в книге, заставляла сердце биться быстрее от восторга. Он сам себе тогда казался совсем глупым, но эта была приятная, легкая глупость, которую не хотелось прекращать.
  
  Здесь в Риме он был уже не один и жил не в маленьком отельном номере где-нибудь около вокзала, а снимал квартиру в одном из тех огромных домов, что стояли покинутыми в самом центре города, словно призраки былой роскоши. Окна выходили на пьяццу Навона, которую называли самой красивой площадью в Риме. Но фасад дома был совсем не примечательным, скорее тусклым и облезлым, а где-то там, в лабиринтах многочисленных коридоров, жил хозяин дома, которого Артур видел лишь однажды; о других жильцах он и не слышал. Прислуги также почти не было видно - в таком дворце легко было затеряться.
  - Это чудесное место! - воскликнула Мицци. - Здесь никто не будет нам мешать.
  Ее каблучки звонко процокали по внутреннему двору, где плитка была настолько старой, что частично успела порасти сорняками, а частично отсутствовала вовсе.
  - Ты ведь тоже этого хочешь, правда?
  - Конечно! - ее бездонным глазам невозможно было противиться и ответить 'нет'.
  Они жили здесь вдвоем, вдали от всего мира, спрятавшись в старых стенах особняка, скучающего в тишине.
  
  
  
  
  Когда-то в мае. А может, и в июне.
  Краса ее заманит
  Тебя в пучину вод,
  Взгляд сладко одурманит,
  Напев с ума сведет.
  Отто Генрих фон Лебен, 1821
  
  Артур давно уже потерял счет дням, которые слились в один бесконечный, окутанный туманом и затерянный между сном и явью час. Порой он просыпался от этого сна, и чувство тревоги наполняло его, хотелось бежать прочь или же наоборот - спрятаться в глухих стенах, где никто не смог бы его найти. Это обычно случалось утром, когда солнце медленно выкатывалось на небосвод, осторожно освещая первыми, еще холодными лучами каменные стены. Но этого Артур не видел. Ставни всегда были плотно закрыты, и он мог лишь догадываться, что за окном уже светало. Тогда он просыпался, а Мицци лежала рядом с ним, уже погруженная в свой тяжелый, мертвый сон. Однажды он поймал себя на мысли, что мог бы уйти. Встать, собрать самые нужные вещи, деньги и идти прямиком до вокзала, не оборачиваясь, все ускоряя и ускоряя шаг. Юноша почти представил себе, как покупает билет в кассе: до Парижа, Женевы или... неважно. Но потом он вновь взглянул на лежащую рядом вампиршу, чьи золотистые волосы рассыпались по подушке, а белая кожа сливалась с батистом простыней, и понял, что этого он сделать не может. Просто не может.
  
  Как ни пугала его эта мысль, но Артур понимал, что любит Мицци. Впервые в жизни, так, как никогда и никого ранее. Как вообще, пожалуй, нельзя было любить человека. Он не думал о том, что будет дальше, не понимал, что происходит сейчас, забыл, что было раньше. Но, чувствуя, как ее нежные руки ласкают его лицо, а губы целуют его губы, не хотел, чтобы это когда-либо заканчивалось.
  - Я хочу, чтобы наша любовь продолжалась вечно, - сказала как-то Мицци, обнимая его и прижимаясь всем телом. - Все было бы настолько проще!
  Артур не сразу понял, что она имела в виду. Вечная любовь - та самая, о которой сочиняли стихи и превозносили до небес - в ее понимании могла оказаться и концом всего. Смертью. Укусом вампира. То чувство страха, что уже было оставило его, вновь кольнуло где-то под сердцем. Он мягко отодвинул девушку от себя и постарался как можно более серьезно сказать:
  - Ты же знаешь, что это невозможно.
  - Знаю, - рассмеялась она маленькими серебряными колокольчиками. - И знаю, что ты все равно любишь меня, ведь правда? А пока любишь - ничто остальное не важно! Лучше обними меня, Артур!
   И хотя бы в тот момент они были счастливы.
  
  ... А момент тот все длился и длился. Иногда Артур спохватывался, что проходили часы, а то и сутки, а он не помнил, куда исчезло это время. Но Мицци была рядом, сладко улыбалась ему, и он вновь погружался в океаны ее глаз.
  Конечно, не все время он проводил с ней, но часы разлуки были просто невыносимы. Всякий раз, ступая за порог, он чувствовал, как рвется незримая связь с вампиршей, и от этого становилось почти физически больно. Но сидеть взаперти он не мог.
  Во-первых, Мицци нужна была кровь. Артур заставил ее пообещать, что она не будет убивать людей, и девушка согласилась. Он не знал, чего стоило ей это решение, но чувствовал свою ответственность перед ней. Ведь только ради него она пошла на такой нелегкий шаг, и эту жертву он не мог не оценить.
  Но Мицци оставалась вампиром, и ей нужна была кровь. Она этого не говорила, но это и так было ясно. И когда на второй день после их приезда в Рим она стала совсем слабой и раздражительной, побледнела и осунулась, Артур понял, что теперь должен что-то сделать для нее.
  Нет, убивать людей он не собирался. Но зато смог договориться с мясником, сочинив ему что-то про медицинские цели. Впрочем, Артур не говорил на итальянском, мясник же не знал никакого другого языка, и вопрос решился с помощью универсального переводчика - денег. Вначале англичанин с нескрываемой брезгливостью смотрел, как темно-красная кровь стекала в бидон, и даже отвернулся и закрыл рукой рот, сдерживая рвотные позывы. Через какое-то время эта процедура стала столь же привычной, как поход в прачечную.
  - Свиная кровь?! - с омерзением воскликнула вампирша, принюхавшись и оттолкнув стакан. - Она... отвратительна! Я не буду пить эту гадость!
  Артур растерялся. Он отчего-то ожидал, что его приношение воспримется с трепетом и радостью, как живительное спасение, но Мицци была очень расстроена и рассержена.
  - Но ведь это не может быть человеческая кровь! - попытался оправдаться он.
  - Почему?
  Ах, почему! Потому что это негуманно, жестоко, ужасно! Преступно, в конце концов. Так ведь нельзя, и ты это знаешь, милая маленькая Лорелея, живущая засчет человеческих жизней. Но разве ты поймешь?
  - Она невкусная, - произнесла Мицци, осторожно взяв стакан с красной жидкостью. - И она делает меня слабой. Это не может сравниться с... Ах, ну хорошо! - она картинно закатила глаза и отпила глоток, поморщившись. - Только ради тебя.
  С тех пор это стало некоторым ритуалом, и не самым неприятным, стоит сказать. Артур приносил ей кровь и был уверен, что вампирша больше не убивает людей. Откуда взялась такая уверенность, он и сам не знал; возможно, это был вопрос веры. Он хотел верить, что она его не обманывает, что самое главное условие, при котором они могли быть вместе, соблюдено. Вопреки словам Мицци, свиная кровь не сделала ее слабее, она так же возвращала ее щечкам нежный розовый оттенок, а коже - тепло и мягкость, словно у живого человека. Когда Артур ласкал ее нежную кожу, когда видел ее лучистые глаза и сотканные из золота волосы, он чувствовал себя счастливейшим человеком.
   Иногда англичанин вспоминал, зачем вообще он приехал в Рим, и тогда рано поутру отправлялся по сонным улочкам в музеи Ватикана или виллу Боргезе, или Музей ди Рома - на встречу со своей ожившей мечтой. Однако, гуляя по роскошным залам среди таких же, как он, приехавших со всех концов Европы и Америки людей, Артур не мог понять, отчего же его оставляют равнодушным произведения давно почивших мастеров, которые он столь долго мечтал увидеть. Из души будто бы вырезали кусок и заменили его другим чувством, более насыщенным, более настоящим, и теперь оно полностью занимало юношу, а не те куски холста, что равнодушно взирали на него из рам.
   Понимая, насколько бессмысленными теперь стали его занятия, Артур все же продолжал поддерживать привычный ему порядок вещей, который создавал определенную стабильность и той соломинкой, что вытягивала его в нормальный,, человеческий мир. Он даже взял книги в библиотеке - те немногие, что нашел на английском и французском языках, а в музеях всегда ходил с блокнотом, записывая свои мысли и наблюдения. Мысли получались удивительно скучными и сухими, словно выдержки из энциклопедической статьи, и чем-то очень напоминали лекции профессора Риверса. Впрочем, для искусствоведа это было и неплохо. 'Возможно, - думал Артур отстраненно, - эти заметки пойдут в мою работу'. О будущем этой работы, как и о возвращении в Англию и продолжении учебы, мыслей у него почему-то не было.
  В те дни, когда он не выходил, он часто оставался в их доме с огромными комнатами и высокими потолками, где в пустых коридорах заблудилось эхо. Артур сидел за письменным столом при мягком свете газовой лампы, разложив свои книги и записи, бумагу и чернила, но смотрел поверх них - на Мицци, в уютной полудреме лежащую на диване в ворохе подушек и шелков своих юбок. Конечно, занавески были плотно задернуты - об этом Артуру не приходилось напоминать. Разумеется, он сделал бы все, чтобы она была в безопасности. Сейчас она казалась ему такой слабой и беззащитной, что юноше хотелось обнять ее и укрыть, как нежный, ранимый цветок. Днем она была вся в его власти, но он не знал, что с этой властью делать, а потому лишь мог находиться рядом и наблюдать за ней, спящей. Иногда Мицци просыпалась и кидала быстрый взгляд из-под пушистых ресниц: здесь ли он еще, не ушел ли, не бросил ее?..
   То были самые любимые дни, в которых время терялось и забывалось, которые пролетали одним мгновением, чтобы потом наступила долгожданная ночь. Тогда он с радостью проваливался в мягкий туман, с которым не мог сравниться никакой наркотик, и руки Мицци вновь обвивали его, а губы щекотно шептали какие-то ничего не значащие слова на ухо; тогда он был по-настоящему счастлив.
  - Abend ist's, die Sonne ist verschwunden,
  Und der Mond strahlt Silberglanz;
  So entfliehn des Lebens schoenste Stunden,
  Fliehn vorueber wie im Tanz ,
  Она пела своим нежным, тягучим, как мед, голосом стихи какого-то немецкого поэта, своего современника, чье имя не было столь известно, но чьи слова Моцарт переложил на музыку. Артур не понимал слов, но чувствовал, что смысл их - здесь и сейчас, прекрасный момент вечности, который никогда не кончится.
  
  ***
  
   И тот июньский вечер - кажется, это был еще июнь, хотя Артур не был уверен - ничем не отличался от других. Возможно, стал еще более жарким и душным; возможно, ночь стала на пару минут длиннее, чем была еще вчера, но здесь юноша тоже не мог сказать ничего определенного, ведь засекать моменты счастья с секундомером было бы просто глупостью. Он шел домой чуть позже, чем обычно, задержавшись на мосте Святого Ангела. Холодные лунные блики - точь-в-точь как те из немецкой песенки Мицци - танцевали вальс на воде Тибра, а величественные скульптуры ангелов казались ожившими и готовыми воспарить в небо. Сегодняшнюю ночь он хотел провести именно здесь, гуляя с Мицци по ночному Риму.
   Еще одним тот вечер все же отличался - романтические настроения Артура нашли воплощение в одной изящной безделушке, купленной у местного ювелира. Нитка розового жемчуга лежала в бархатном футляре и приятно утяжеляла карман. Артур представлял себе, как Мицци радостно рассмеется при виде этой вещицы, как нежно будут оттенять переливающиеся жемчужины ее кожу и отражаться в глазах. Да, ей определенно должно понравиться; он улыбнулся своим мыслям и зашагал в сторону дома.
   Когда же он понял, что в тот вечер все пошло не так?..
   Уже подходя к пьяцце Навона, петляя в узких улочках недалеко от дома, Артур с удивлением ощутил, как романтическая легкость сменяется необъяснимым волнением, тем чувством, о котором он почти забыл, но которое преследовало его по пятам в Париже. Сердце усиленно забилось, когда разум еще только пытался понять, что же происходит. Юноша остановился посреди дороги, переведя дыхание. Скоро, очень скоро он вернется домой к властительнице его мыслей, и снова все станет хорошо и спокойно, исчезнут страх и глупые сомнения, Мицци ласково улыбнется ему и поцелует его в губы. Как всегда, как было и должно быть. Только отчего вдруг его охватила эта внезапная тревога, от которой хочется бежать, не оборачиваясь?..
   Он глубоко вздохнул и продолжил свою дорогу - до пьяццы Навона оставалось не более пятисот футов, и сейчас не могло быть ничего лучше, как оказаться в спасительной тишине своей квартиры, рядом с той единственной, которую...
   Но что это? Этот звук - такой тихий, почти на грани слышимости - которого не должно быть. Эта тень, мелькнувшая так быстро, что ее легко можно было не заметить - и ее тоже не должно было здесь быть. Это предчувствие - единственное, в чем Артур мог быть уверен той ночью. Но все вместе было уже странным образом ему знакомо, и чем дальше, чем ощутимее становилось déjà vu.
  И вот, словно во сне, юноша медленно поворачивает на соседнюю улицу. Фонарь горит тускло, вот-вот погаснет, и его нервный свет создает причудливые тени на мощеной улочке. Фонарь качнулся на ветру, и из тени выступает туфелька: обычная, женская, небольшого размера - в темноте большего и не углядишь. Артур делает еще шаг и видит выступающую из темноты девичью ногу в грязном чулке. А вон и сама девушка - лежит, бесформенной тряпичной куклой прислонившись к стене. Что с ней? Она пьяна? Ее избили? Мертва? Но она тут же перестает интересовать англичанина, когда привыкшее к темноте зрение различает еще одну фигуру, склонившуюся над ней.
  С ужасом Артур осознал, что уже видел эту картину. Был ее непосредственным участником. И знал, что чувствовала эта девушка еще минуту назад, когда была жива: это всепоглощающее счастье, сродни любовному экстазу, которое длится вечно... до конца жизни.
  - Ты... - прошептал он. Или подумал, неважно.
  Мицци - конечно же, это была Мицци Фогель, прекрасная, божественная, любимая - оторвалась от своей жертвы и повернулась к нему лицом монстра. С острых клыков на подбородок капала темная кровь, и рот ее - нежный, розовый ротик с пухлыми губками - застыл в зверином оскале. Но больше всего пугали глаза. Те самые, которые преследовали его в Париже и навевали сладкие грезы. Те, которые смотрели на него с любовью и обожанием в Риме. Зеленые, как два сияющих в ночи изумруда, и бездонные, как сама ночь. Но где все это? Куда исчез их волшебный свет? Они светились, да, но холодно и злобно, делая ее еще более похожей на опасного хищника.
  - Артур! - прошептала она. Или подумала, неважно.
  Он сделал шаг назад. Потом еще один - почти незаметный, крошечный шажок назад, туда, где не было никакой Мицци, где не действовали ее чары; в тот мир, который он покинул вместе с Парижем. Артур решительно развернулся и пошел прочь, все быстрее и быстрее, хотя знал, что ей ничего не стоит догнать его в одно мгновение. Все мысли, что беспорядочно роились у него в голове, он яростно впечатывал в мостовую. Голова была предельно ясной, в один миг ушло то сладкое забвение, которым вампирша окутывала его, словно пуховым одеялом. Любовь, страсть, что за глупость! Все это время он был охмурен дурманом вампирши, чувства, которыми он жил - были чужими, диктовались ему злой волей Лорелеи, которая околдовывала мужчин, играла ими, а затем кидала на скалы. Но теперь он видел все так ясно и четко, как никогда прежде. Теперь, в общем-то, у него не было выбора.
  Он мог бежать из Рима сейчас, когда никакие больше цепи его не держали. Но смог бы он сам себе простить это постыдное бегство? Поэтому он, как обычно, вышел к пьяцце Навона, зашел в темный дом, где в пустых коридорах ему так никто и не встретился - даже слуги уже легли спать в столь поздний час. Не торопясь поднялся на свой этаж, зажег газовую лампу и, собравшись с мыслями, решительно кивнул сам себе. Из кармана пиджака он достал маленький футляр с прелестным украшением внутри и швырнул на стол. И принялся ждать.
  
  Так ждут смерти - покорно отсчитывая мгновения, когда придется идти на эшафот, но втайне надеясь, что часы замедлят свой ход, а палач опоздает на работу.
  Но уже скоро - или не скоро, какая, в общем-то, разница? - Артур услышал шаги в коридоре, затем ближе, в соседней комнате... Он не хотел выходить, не хотел видеть ее лица, столь любимого и ненавистного, боялся вновь поддаться чарам и уже никогда не спастись.
  - Я просто хочу поговорить, - слышалось из-за стены. - Ты должен меня понять! Я... я просто не могла по-другому. Ты знаешь. Ты ведь знаешь, Артур? Ты ведь простишь?
  Ее голос шептал то ли у него в голове, то ли в соседней комнате. Потом она замолчала, и эту звенящую тишину он уже не мог вынести. Артур осторожно подошел к двери, медленно открыл ее и остался стоять на пороге, убрав руки за спину.
  - Ты простил меня, - улыбнулась она, примеряя жемчужное ожерелье, которое он оставил в комнате.
  Никакого оскала монстра, никакой крови, никаких убийств - перед ним вновь его милая, хрупкая Мицци. Улыбается чуть смущенно. Жемчужинки одна к одной так чудесно лежали на ее груди, оттеняя нежно-розовым цветом тонкую кожу.
  - Простил! - счастливо засмеялась она, повернулась к нему и тут же изменилась в лице. Прочитала мысли, как делала это и раньше. Хотела что-то сказать, но застыла, глядя на англичанина.
  Артур молча поднял пистолет и нажал на курок. Попасть в сердце с такого расстояния было несложно, и вот уже через мгновение она оседает пеплом на пол. Большой, пугающе большой кучей пепла. Как и сказал Люк: 'Стреляй наверняка, целься в сердце. И помни, у вампиров нет чувств. Они не могут любить'.
  
  
  Bald entflieht des Lebens bunte Szene,
  Und der Vorhang rollt herab;
  Aus ist unser Spiel, des Freundes Traene
  Fliesset schon auf unser Grab.
  ...
  Weih mir eine Traene, und ach!
  Schaem dich nur nicht, sie mir zu weihn;
  Oh, sie wird in meinem Diademe
  Dann die schoenste Perle sein!
  
  ( Вот и вечер, исчезло солнце
  И луна сияет серебряным светом;
  Так проходят лучшие часы жизни,
  Проносясь мимо, словно в танце.
  
  Скоро исчезнет яркая сцена жизни,
  И занавес взмоет вверх;
  Закончилась наша игра, слезы друзей
  Потекут на могилу.
  ...
  Урони обо мне слезинку, и вот!
  Только не стыдись ее выплакать;
  О, она станет в моей диадеме
  Самой красивой жемчужиной. Йоахим-Генрих Кампе )
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"