Нет, ну, вообще, конечно, не в начале, хотя кто его знает - может, и в начале там тоже было пусто. Но мне так много лет, что времена, когда была не-пустота, я уже и не помню. Так, охота иногда погрузиться в воспоминания о былом - о кровавых жертвах, о толпах поклонников, об экстатичных жрецах. Но мой культ прекратил свое существование уже как тысячи лет. Пришли на замену другие боги, число моих почитателей неизменно уменьшалось, пока не умер последний жрец, чьи слова давно перестали находить отголосок в сердцах людей.
Сейчас мое имя не знает никто. Записать его было некому - мне поклонялись еще в те времена, когда не существовало самого понятия письменности, все передавалось из уст в уста. Конечно, поначалу было любопытно иногда спускаться в мир, смотреть за его развитием. Когда люди впервые начали использовать разные закорючки для письма, меня подмывало оставить свой след на бумаге, подтолкнув руку какого-нибудь впечатлительного писаки; но - чем меньше людей верит в бога, тем меньше у него сил, а если почитателей вообще не осталось в мире - то и притока энергии нет. Поначалу, конечно, живешь на накопленном запасе, но выходить из спячки становится все тяжелее, сама спячка длится все дольше, а изменения в мире и вовсе становятся неподвластными.
Поэтому - да. Вначале была пустота. Кажется, когда в последний раз я выходил из спячки, люди паниковали из-за чамы. Или шумы. Новомодные человечьи словечки сложно запоминанать. А коллеги по цеху задирают нос - кому надо общаться с безвестным, безымянным богом старого мира, что с него можно взять?
Все мы из пустоты рождаемся и все в нее когда-нибудь вернемся. Думаю, мой срок уже на подходе. Сил не осталось совсем - дрейфую вне времени и пространства. Так мне казалось до недавнего времени. Хотя сказать, насколько это время было недавним, мне уже сложно.
Когда я впервые это почувствовал, я подумал, что умираю. Может ли умирающий бог бредить? Ведь не иначе, как бредом, я не мог объяснить происходящее. Тоненький поток энергии, не сравнимый, конечно, с былыми временами, когда энергия лилась в меня рекой. Этого просто не могло быть в мире, в котором и имени-то моего никто не знает. Однако через время энергии прибавилось. А затем - еще и еще. Энергия приходила маленькими порциями, я не считал, сколько ее пришло - но однажды пустота закончилась.
На смену пустоте пришел голос. Вначале его было сложно понимать. Но энергия продолжала поступать, силы постепенно накапливались, и спустя какое-то время я начал различать слова. Голос не звал, голос не требовал, голос не просил. Могут ли у забытых богов быть галлюцинации? Схожу ли я с ума или просто медленно умираю? Мои жрецы верили, что смерть суть новое начало. Но что там, после той смерти, не знают даже боги. По крайней мере, я не видел ни одного своего жреца после его кончины.
Но - вернемся к голосу. Я бы даже сказал, голоску или голосочку - больно тоненький и высокий. Кажется, он принадлежал маленькому ребенку. По крайней мере, во времена моего всесилия так непосредственно говорили только дети. Иногда голос подолгу не было слышно, но он неизменно возвращался. Как и энергия. Ее поток не увеличивался, но и не прекращался.
И однажды я смог открыть глаза. Четкость зрения возвращалась с трудом, яркость солнца сбивала с толку и дезориентировала. Можно было искать спасения в пустоте, но я успел привязаться к голосу, говорившему всякие глупости, а любопытство - черта древних богов, мне всегда были искренне интересны мои последователи. Не знаю, сколько прошло времени, но ощущал я себя в точности просыпающимся от глубокого - наверное, даже слишком глубокого сна. И проснулся окончательно я посреди ночи сидящим на огромном камне. Попытка взаимодействовать с окружающим миром успехом не увенчалась - вложенных в меня сил все еще недоставало. Но возможность вновь видеть и слышать этот мир казалась настоящим подарком. Постепенно возвращались обоняние и тактильные ощущения. Вокруг, насколько хватало глаз, простирался лес, а камень, на котором я сидел, при более детальном ощущении оказался моим алтарем. На нем лежали странные кубики в блестящих бумажках, источавшие сладковатый запах. Пару раз я попробовал отойти от камня подальше, но в глазах спустя пару-тройку шагов начинало темнеть, так что идею об изучении нынешнего мира я быстро отбросил и вернулся на алтарь, который, казалось, был рад моему решению и встретил едва заметной пульсацией изнутри.
Закрыв глаза и сосредоточившись на поглощении тепла от камня, я не заметил, как в свои права вступил день. Из полудремы меня выдернул уже ставший таким привычным голосок.