Аннотация: Действие романа разворачивается в I веке. до н.э., во время последней войны Митридата Евпатора с Римом. Этот век был богат как событиями, так и выдающимися личностями, с которыми сталкивается боспорец Сократ. Вместе с философом херсонесцем Метродором, действующим по заданию понтийского царя, он побывает в Греции и Италии, где примет участие в восстании Спартака. Возвращаясь на родину, он встретит девушку своей судьбы Елену. Затем, Сократ, спешит вместе с товарищами на помощь к царю Митридату, воюющему с римлянами, и попадает в Понт, Армению и путешествует по Скифии.
ПАНАЁТ И АЛЕКСАНДР КЕСМЕДЖИ
Б О С П О Р Е Ц
УЧЕНИК ФИЛОСОФА
- Вот ты, Метродор! Тяжёлая, мощная рука Митридата, протянулась через стол в сторону философа, обгладывавшего ножку фазана.
Философ на мгновенье оторвался от вкусного мяса, чувствуя, что царь задаст сейчас каверзный вопрос, быстро схватил золотой кубок с вином и отпил большой глоток, чтобы моментально проглотить пищу.
В пиршественном зале после слов Митридата воцарилась тишина.
Метродор медленно допил из кубка остаток вина, и бывшее шутливым мгновение назад лицо философа стало серьезным. Он пристально посмотрел на могучую фигуру царя, немного приподнявшегося на пиршественном ложе и торжествующе смотревшего уже в сторону стратига Таксила. Философ дождался, когда повелитель снова обернулся лицом к нему и начал свою речь. Он повёл её так, словно это был его заученный урок.
- Поскольку римляне, мой василевс*, поддерживают в греческих провинциях и государствах, от них зависящих, олигархов, которые в свою очередь лижут у них седалищные подушки, то сами боги велят нам избрать себе в союзники противоположную сторону. Эта сторона составляет большинство населения, из которого ты можешь черпать для своей армии воинов как в виде ополчения, так и наёмников. Как тебе захочется, мой царь, так ты и будешь поступать, управляясь с этой массой народа, благосклонность которого очень легко завоевать.
Митридат, внимательно слушавший философа, не выдержал:
- Ты что, предлагаешь мне, чтобы завоевать расположение простого народа на этих землях, заняться раздачами хлеба, вина и масла!?
- Вовсе нет, владыка! Есть более простой, более опробованный способ, который не нанесёт твоей казне никакого ущерба, - философ остановил свою речь и, повернув свою голову к виночерпию, стоявшему неподалёку с серебряным чеканным кувшином, выразительно перевёл взгляд на свой пустой кубок. Виночерпий, красивый, чёрнокудрый мальчик, лет двенадцати, поспешил к нему и наполнил кубок вином.
Все терпеливо ждали, когда, наконец, Метродор закончит свою мысль. Философ медленно отпил из кубка несколько маленьких глотков и, взглянув на скептически скривившегося Диофанта, продолжил:
- Вот и стратиг Диофант, победитель скифов, смотрит на меня недоверчиво, а моё предложение, как и всё великое, очень просто.
Но прежде чем ответить тебе, владыка, я хотел бы сам задать несколько вопросов.
- Ты вместо того, чтобы ответить на мой вопрос, Метродор, сам хочешь их задавать? Мы так не договаривались, умник ты мой!
- Не тебе, мой царь, а Неоптолему, он только недавно побывал послом у римлян в Пергаме*.
- Ну, хорошо, спрашивай, - Митридат одобряюще усмехнулся и потянулся за чеканным, персидской работы, золотым кубком, который когда - то принадлежал Александру Великому*.
- Скажи нам, стратиг, как живётся простому народу в когда - то богатой стране?
- Это ты правильно заметил, советник, сказав, в когда - то богатой стране. Я тоже много слышал о богатствах Пергама, но попав туда, пришёл в ужас. Народ бедствует! Благоденствуют только немногие из богатеев и знати, у кого давно налаженные отношения с римлянами. Римляне, объявив страну провинцией Азия, обложили население такими поборами, что пергамцы, погрязшие в долгах, чтобы рассчитаться со сборщиками налогов, уже давно вынуждены продавать своих детей в рабство.
- Достаточно!- прервал Неоптолема Метродор, - благодарю тебя, друг, за сообщение. Так вот, друзья мои, момент для действия нашего царя самый благоприятный, и я предлагаю нижеследующее.
Первое, надо будет заранее распространить слухи в Пергаме, что как только понтийские войска войдут в столицу, тут же наш владыка объявит о кассации долгов. Всех перед всеми! Никто никому ничего не должен! Нет! Нет! Мой царь, я умоляю, дай, я закончу мысль! И самое главное! Митридат должен отдать приказ местному населению, разумеется, тайный: перебить всех римлян и италийцев, которые находятся в стране. Этим самым мы не только избавимся от потенциальных лазутчиков и резервистов для римской экспедиционной армии, но и свяжем как бы круговой порукой судьбы пергамцев с понтийцами, что даст нам увеличение подвластного, я подчёркиваю, преданного населения в три раза! То есть после этого шага у нашего царя шансы увеличиваются втрое! Всё! Остальное детали!
В зале после слов советника философа на мгновенье воцарилась тишина, присутствующие переглянулись друг с другом, как бы переваривая сказанное, и почти одновременно раздались аплодисменты. Хлопали в ладони все: и сановники, и стратиги, и советники; хлопал, покачивая головой от редкостного неожиданного предложения, и сам Митридат.
***
Пожилой, с густой седой бородой философ остановил чтение и посмотрел на сидевшего перед ним молодого, атлетически сложенного юношу. Повернув голову в сторону моря, тот внимательно слушал Метродора, то перебирая чёрные кудри, то поигрывая кожаным шнурком, на котором висел золотой шарик с оленем.
- Вот так будет звучать начальная часть моей книги, рассказывающая о первой войне Митридата Евпатора с римлянами. Тебе ещё не надоело слушать меня, Сократ?
Юноша улыбнулся, и его большие карие глаза укоризненно вперились в философа.
- Мне всегда интересно слушать тебя, Метродор, не зря мой дядя Аристомен говорит, что среди херсонеситов нет человека умнее. Я не зря выбрал тебя в учители. Ты так всё ярко описываешь, что я живо, словно в театре всё это себе представляю. Продолжай, прошу тебя!
- Дальше я просто словами выражу тебе идею будущей книги. Всё это, мой дорогой боспорец, происходило пятнадцать лет назад. Я тогда внёс хорошее предложение, но Митридат, не воспользовался им так, как я советовал. Он принимал половинчатые решения. Скажем всех италийцев в провинции Азия и некоторых греческих островах перебили сразу, а вот отмену долгов объявили только после того, как римляне начали побеждать понтийцев в Греции. Тогда же стали массово набирать рабов в войско Митридата, их, так и не успев обучить воинскому ремеслу, бросали в битвы, где они становились лёгкой добычей опытных римских легионеров.
- Но почему, учитель, царь не слушался ваших советов?
- Он не простой владыка, Сократ. Митридат по своей матери Лаодике, дочери Селевка, потомок Александра Великого, а по отцу, убитому в результате заговора знати, подстроенного римлянами потомок великих Ахаменидов*. Он с тринадцатилетнего возраста вынужден был скрываться от врагов и потому много чего повидал. Царь наш, конечно, недоверчив, скрытен, мстителен и порой бывает очень жесток, но при всём этом он справедлив, храбр и решителен. Как он был великолепен в первую войну с римлянами! Мы тогда их били и гнали по всей Азии. Понтийский флот разогнал римские корабли, и наши войска беспрепятственно переправились в Грецию и Фракию.
Меня, тогда ещё молодого политика, наш Митридат отправил вместе с философом Аристионом в его родные Афины. Что в тот день творилось в этом бывшем великом городе. На агоре*, яблоку негде было упасть от собравшегося народа. Мы как посланники понтийского владыки выступали один за другим, напоминая афинянам об их великом прошлом. Афиняне, не воевавшие уже больше восьмидесяти лет, всколыхнулись всей своей массой, услышав, что великий Митридат предлагает им союз и обещает восстановить былое могущество и величие города, составляющего гордость эллинской культуры. Аристион показал горожанам большой перстень с изображением юного и прекрасного, как бог, Митридата и афиняне тут же избрали его главным архонтом города. Поскольку я был с ним, то стал правой рукой нового правителя.
- Извини, учитель, что прерываю тебя! На афинян так сильно подействовало изображение Митридата?
Метродор улыбнулся и, подняв с палубы небольшой мех с вином, отпил из него несколько глотков.
- Изображение тоже подействовало, Сократ. Но больше подействовали наши речи. Слова имеют волшебное свойство воздействовать на душевные струны людей и, если подобрать соответствующую мелодию, могут настроить собрание на нужный лад. Иногда то, что нельзя совершить с одним, единственным человеком, то есть внушить ему что-то, очень легко получается при сборище людей. Скажем, это собрание, театр или скажем общественные чтения. Ещё легче подбить неорганизованную толпу, на какое-нибудь неправомерное действие или бунт. Это ещё не всё, что касается силы слова и речей, мой дорогой ученик, но об этом в другой раз. На сторону Митридата перешла тогда половина городов Греции, а вторая половина из осторожности ждала развития событий. Вот тут бы сработал мой план кассации долгов.
- А что такое кассация? - остановил Сократ Метродора.
Философ с недовольной миной прервал повествование и как - то кисло произнёс:
- Это когда списываются долги, все или часть их. Но тут, в Греции, высадился лучший римский полководец Сулла и стал один за другим громить отряды самонадеянных, расслабившихся от лёгких побед понтийских стратигов. Естественно, те из греков, кто до этого сохраняли нейтралитет, дружно повалили в лагерь Суллы. И только тогда Митридат объявил о списании долгов. Как сказал поэт Архилох* " крепкие задним умом". Слишком поздно! Римляне осадили Афины и после жесточайшей, долгой осады захватили город. Я вместе с правителем Аристионом и другими руководителями афинян попал в плен. Оттуда меня вызволил стратиг Архелай, командовавший всеми понтийскими войсками и флотом в Греции, а вот умницу Аристиона римляне прикончили.
- А ты видел покорителя Афин, Метродор?
- Почти как тебя, Сократ. Я возглавлял посольство афинян к Корнелию Сулле во время осады города.
- Учитель, ты, наверное, произвёл впечатление на римлянина своими речами?
- Вот именно произвёл, и не только я, в посольстве, кроме меня, были и другие философы. Мы ему долго говорили о мировом значении и культуре Афин, пытаясь добиться сходных условий для сдачи города. Он, внимательно выслушал нас, не перебивая, а затем сказал: "Знаете что, идите вы, милейшие, отсюда, я ведь не учиться прибыл в Афины, а наказывать изменников, не соблюдающих договоры".
- А как случилось, что тебя Митридат отправил в Италию, а при себе оставил другого советника, тоже Метродора?
Философ усмехнулся:
- Митридат Евпатор всё же подвержен лести, хоть и старается всех уверить в обратном, а я, Сократ, не умею прогибаться. Царь как бы в шутку сказал, что два Метродора философа при нём, это много, и предложил одному из нас поездку в Италию.
- И ты добровольно согласился?
- Браво, Сократ! Царь знал мой характер, но не обошлось и без подсказки соперника. Но дело в том, что я уже бывал в Риме и лучше разбираюсь в местной обстановке.
За их беседой ненавязчиво, но внимательно наблюдали мужчина с девочкой лет тринадцати, расположившиеся рядом с ними на своих перемётных суммах.
Их беседа под мачтой корабля внезапно была прервана матросами, которые по приказу капитана принялись быстро спускать большой парус.
- Что случилось? - спросил Метродор, оглядывая весеннее почти синее небо. К чему такая спешка, капитан? На небе всего одно облачко.
- Провались она в Тартар*, в этих местах так начинается бора*, - озабочено ответил тот, приказывая своим людям покрепче увязать корзины с грузом, находившиеся на палубе. Метродор с Сократом невольно, как и остальные пассажиры стали наблюдать за небольшой тучкой, которая, разбухая на глазах, неслась к ним подгоняемая всё усиливавшимся свистящим ветром. Небо прочертила молния, громыхнуло. Матросы принялись по команде капитана орудовать вёслами, пытаясь отвести круглобокий корабль подальше от недалёких скал. Раскаты грома и зигзаги молний следовали друг за другом, а затем хлынул ливень. Матросы продолжали бороться с увеличивавшимися волнами, а большая часть пассажиров усердно молилась богам, прося у них спасения.
Корабль стало сильно раскачивать, и на днище собралась вода от дождя и брызг волн, бившихся о борта.
Один из пожилых пассажиров встал на колени и, воздев руки к небу, стал громко просить бога Зевса* о спасении, обещая ему за это построить храм.
- А как было всё хорошо, - произнёс Метродор, пытаясь кожаной накидкой прикрыть от дождя себя и уклонившегося от этого Сократа.
- Не нужно, учитель, я лучше к матросам, помогу им!
- Помни, Сократ, про мой посох, если что!
- Да всё будет нормально, учитель, смотри какой у нас бравый капитан!
Капитан, поглядывая по сторонам, невозмутимо отдавал команды матросам и кормчему. Моряки с огромным напряжением боролись с грозно накатывающимися, всё увеличивающимися волнами.
Сократ хотел было помочь хилому на вид матросу управляться с веслом, но капитан крикнул ему, чтобы он вычерпывал воду за борт. Юноша схватил большой деревянный черпак, плававший в воде, собравшейся на днище корабля, и принялся за работу, которой уже занимался один из матросов. Середина корабля не имела палубы, и водоотливом было бы заниматься удобно, если б не волны, швырявшие корабль. Сократ действовал черпаком, не поднимая головы, всё ускоряя темп, но воды становилось всё больше. Уже воду вычёрпывали все пассажиры, за исключением отца девочки, прильнувшего к борту корабля и изрыгавшего содержимое желудка в море.
Внезапно капитан закричал:
- Держитесь крепче, кто за что может!
Сократ поднял голову и увидел, как их приподнятый большой волной полузатопленный водой корабль несёт на невысокий песчаный берег, он бросил черпак и схватился за доски настила. Ливень продолжал хлестать под рёв моря и раскаты грома.
В следующее мгновение корабль почти мягко прочертил боком берег и застрял в песке, накренившись и словно присосавшись к нему, а волна ушла в море, унося с собой вещи пассажиров с палубы и девочку соседку с широко распахнутыми от страха глазами, кричавшую от ужаса.
В последний момент Сократ в прыжке схватил девчонку за длинные волосы и удержал, хотя её тело было уже за бортом. Обезумевший от ужаса отец кинулся к ней и вытащил на корабль.
Капитан воздел руки к небу:
- Благодаренье вам, боги Олимпа, и вам, Великие Кабиры,* - и тут же последовала команда матросам, - давай быстрее, олухи, верёвки, крепите корабль к берегу, чтобы его не смыло следующей волной в море!
Команда бросилась спешно выполнять приказание, но следующая волна только лизнула днище накренившегося корабля, который все поспешили покинуть.
Матросы быстро вбили колья в песок выше корабля и привязали к ним верёвки. Сократ проверил в это время свой багаж, достал закатившийся под доски посох, с тайным письмом и подошёл к Метродору, наседавшему в это время на капитана.
- Так ты не можешь определить, где мы находимся?
- Да тут из-за ливня и в двадцати шагах ничего не видно, как я определю, где мы? - отвечал недоумённо капитан.
- Ну, хотя бы приблизительно, - упорствовал Метродор.
- Вы лучше займитесь своим имуществом, а то я смотрю, многие пассажиры уже осмелели и тащат с корабля свои вещи, как бы они ненароком и ваши не прихватили, - отвязался от назойливого философа капитан.
Сократ с Метродором вытащили свою поклажу, и, добравшись до одиноко торчавшего из песка большого камня, расположились возле него, накрывшись накидкой. Так они и уснули под шум бури.
НА ЗЕМЛЕ ЭЛЛАДЫ
Понтийцы проснулись на рассвете почти одновременно. Дождь прекратился, но море продолжало рокотать, накатывая всё более слабеющие волны на песок. Возле понтийцев стоял давешний сосед мужчина с девочкой и слегка, как то робко покашливал:
- Пришли вот поблагодарить вас за спасение нашей дочки, - нерешительно сказал мужчина, - мне было плохо от качки, да и сейчас, собственно, я ещё не отошёл от неё. Меня зовут Менедем, а дочь Еленой, мы из Синопа.
Лицо девочки при словах отца порозовело.
- Да всё нормально. Вы бы и сами поступили так же, - смутился Сократ, - это мой учитель Метродор, а я Сократ, выходит, мы почти земляки, мы из Боспора.
Девочка подошла к юноше и, покраснев, решительно протянула ему руку:
- Спасибо!
Отец с дочерью ушли.
- Смелая девочка, - сказал Метродор, - ты видел, как она посмотрела на тебя?
- Да она ещё ребёнок. Что это там происходит у корабля?
Он перевёл внимание Метродора на сборище людей возле их судна. Капитан стоял у корабля и честил всех: свою команду, богов, себя и даже невинных пассажиров. Сократ побежал к собравшимся людям.
- Что случилось? - спросил он, недоумевая, одного из матросов, оглядываясь на изрыгавшего проклятия капитана.
- Вон видишь трещину? - матрос показал рукой на середину корабля, и Сократ заметил узкую щель, змеившуюся от верха борта к килю корабля: - снизу под кораблём, видно, где - то посередине, находится камень, вот корма с носом провисли и просели на песке.
- И что теперь? - Сократ смахнул песок, прилипший к щеке.
- Да ничего! Разбирать надо нашу лохань и сшивать снова, но для этого нужно много времени и новых досок, - моряк сплюнул себе под ноги, - а если вам в Афины, то вы лучше ищите повозку и отправляйтесь в город.
- А где мы находимся? - Сократ посмотрел в сторону покатой возвышенности, где вдали виднелась колоннада какого - то строения.
- Это побережье Марафона. Видишь, вон виднеется храм Геракла*.
- Так мы недалеко от Афин?
- Да, братец. Один день пути, или два не торопясь, и вы там.
Сократ вернулся к Метродору, который тщательно вычёсывал огромным гребнем из головы и бороды песок.
- Учитель, мы попали в местность Марафон, то здание вдали - храм Геракла, а до Афин, как мне сказал моряк, отсюда два дня пути.
- Больше моряк тебе ничего не сказал? - глаза Метродора смотрели насмешливо.
- Да нет. А что, Метродор, он должен был ещё сказать? Ну да, вспомнил, здесь же Геракл осилил озверевшего вконец, местного быка, - Сократ радостно захохотал.
- Сам ты озверел, Сократ! И чему я тебя учил? Здесь же произошло и Марафонское сражение*. Возможно, вот на этом самом месте, где мы спали, шла жаркая схватка афинян с персами.
Сократ почесал затылок, и песок посыпался из волос на спину.
- Неплохо, учитель, было бы помыться, после морской воды всё тело зудит.
Я вообще - то, читая Геродота о Марафонской битве, думал, что это какое - то особое место, а тут песчаный берег, и всё.
- Не всё, Сократ. Видишь, вон тот холм, за которым виднеется одинокая колонна? По всей видимости, это сорос - братская могила павших греков. Давай, ищи воду, после такого ливня поблизости должны быть ручьи.
Они вскоре нашли мутноватый поток, поплескались в прохладной воде ручья, а затем пошли к соросу. Метродор по пути остановился у небольшого болота и срезал там камыш, после чего сплёл из него два венка*. Они подошли к погребальному холму, из которого торчали кустики травы и местами был виден козий помёт. Рядом с холмом на постаменте стояла мраморная колонна, увенчанная фигурой богини Ники*. Пожелтевшие от времени, барабаны колонны были с канелюрами, а ионическая* капитель - с завитушками. Мраморная богиня устремила свои руки на восток, к восходящему солнцу и казалось, парила в его лучах. Философ, очистив от травы небольшое место у подножья, возложил на него свой венок, кивнув Сократу, чтобы он сделал то же самое, и, достав фиал, налил в него вина из небольшого меха. В это время к ним нерешительно приблизился Менедем с дочерью. Философ кивнул им, и они стали наблюдать за действом им совершаемым.
Метродор поднял чашу и стал лить из неё вино на очищенное место, говоря:
- Пью за вас, герои афиняне и платейцы, сбросившие варваров в море и возвеличившие Европу перед Азией.
Сократ даже удивился, что обычно многословный Метродор больше ничего не произнёс, но заметил, что глаза учителя повлажнели.
Затем они по очереди выпили по несколько глотков разбавленного вина, из единственного у них фиала, поминая героев Марафона, и, постояв немного в молчании, пошли назад.
- Сократ, а чему тебя учит Метродор, - спросила Елена.
- Дочка, неприлично женщине первой начинать разговор с мужчиной, - вмешался её отец.
- Я не женщина, а девочка, - отрезала она.
- Я уже начинаю сожалеть, что волна не унесла тебя! - воскликнул рассерженный Менедем.
-Он учит меня замечать то, что всегда было под носом, но на что я никогда не обращал внимания..., то есть Философии, - ответил, смеясь, Сократ. Его поддержал своим мощным хохотом Метродор.
Вскоре к месту крушения корабля собрались местные зеваки и искатели работы. Капитан стал договариваться с одним из них о доставке нужного материала для ремонта обшивки судна, а пассажиры, решившие не дожидаться восстановления корабля, стали нанимать повозки, чтобы добраться до Афин.
Понтийцы наняли повозку в складчину с Менедемом и пожилым пассажиром, обещавшим богам за спасение строительство храма. Возчик, местный житель, обрадовавшийся подвалившемуся заработку, забросил их поклажу на двуколку со сплошными деревянными колёсами блинами, и они отправились вслед за ней в Афины. Проходя мимо храма Геракла, они остановились по требованию набожного пассажира, который решил возжечь свечи в честь спасения. Боспорцы за компанию вошли в старинный храм и совершили нехитрый обряд у статуи бога героя, исполненной древним мастером в архаичном стиле.
Войдя в храм, они бросили монеты в деревянный ящик, взяли восковые свечи, лежавшие рядом в стопке, и прошли вглубь помещения.
В сумерках старинного здания обнажённый каменный Геракл, в два человеческих роста, невозмутимо смотрел перед собой. У его ног лежало два огромных бычьих рога. Перед статуей, слабо её освещая, на металлической подставке с насыпанным песком догорала одинокая свеча. Посетители зажгли от неё свои свечи и установили их рядом. Лик древнего героя обрамляли длинные волосы, и он словно вытянулся напоказ, щеголяя могучими угловатыми плечами, прямолинейной неподвижностью рук и гладкой узостью бёдер.
- Изображение бога - героя какое-то совсем примитивное, - шепнул Метродору Сократ.
- Статуе больше шестисот лет, для той эпохи это шедевр, видишь, Геракл выставил одну ногу вперёд, - философ указал на левую ногу статуи.
- С левой ноги пошёл, - с удовлетворением заметил юноша.
Метродор, как только они продолжили путь, спросил набожного пассажира, вышедшего из храма после долгой молитвы, что он построит по данному им обету.
- Я человек небогатый и потому, чтобы выполнить обет, построю небольшой храм Зевсу Сотеру*, размером с часовню, главное, чтобы алтарь там был, - отвечал тот неохотно, семеня за повозкой.
- А ваши предки молодцы, большой храм построили Гераклу, - обратился Метродор к возчику.
- Ещё бы, герой спас нашу долину от этого дикого зверя, иначе ходили бы мы сейчас все с рогами и на копытах, - бойко ответил марафонец.
- Почему с рогами, - не понял философ.
- Так этот бычок, говорят, накидывался на свободных гражданок и бесчестил их! - возчик расхохотался своей шутке, и его поддержали Метродор с Сократом и Менедем.
Елена, дремавшая на повозке, очнулась от их смеха и, посмотрев сонными глазами на мужчин, снова погрузилась в дрёму.
- Да я смотрю, парень, тебе палец в рот не клади, - продолжая смеяться, сказал философ.
- А мне без шутки и жизнь не мила, - марафонец стеганул легонько вола.
- Видишь, Сократ, какой упадок нравов; даже среди забитого, казалось бы, сельского населения наступает полное безверие в богов, - шепнул философ юноше.
- Да, учитель, ты прав. Те ритуалы и обряды что совершают люди, стали не более, чем привычки, но суеверия всё - таки живы, - и он глазами показал на богобоязненного спутника.
Боспорцы неспешно шли за скрипевшей повозкой, на которую взобрались все, кроме них. Дорога была каменистой и однообразной, с редкими кустами по обеим сторонам, обглоданными козами. Они шагали между двух неглубоких колей, выдолбленных колёсами повозок за несколько столетий. Сократ взглянул на дремавших в повозке попутчиков и задал Метродору первый, пришедший в голову вопрос:
- Отчего творится столько несправедливости, учитель?
-Ты неверно ставишь вопрос. Не назвал, кто творит и что ты считаешь несправедливостью.
-Вы лукавите. Отлично меня поняли.
-Как ты определил? - Метродор вскинулся и вмиг нахохлился, как с ним всегда случалось в предвкушении увлекательной беседы. - Старому придворному интригану интересно узнать об этом. Я знаю, о чем говорю, ни мой взгляд, ни голос не могли выразить насмешки.
- По губам. Глаза лгут, учитель, голос немного выдаёт, а губы ваши оживленно подернулись, когда я спросил, словно перед тем, как им приложиться к чаше.
-Что ж, ты наблюдателен. Похвально! - Метродор бессознательно принялся шарить рукой в поисках меха в перемётной суме, лежавшей на повозке, но новая тема явно увлекала его больше, чем очередное возлияние. - Но, тем не менее, даже если я и понял верно, все одно не смогу ответить, ведь для этого мне нужно позабыть вкус вина, запах женщины, зловоние заточения, горечь победы, радость возмездия и ещё уйму вещей, перечислять кои я не намерен, вследствие быстротечности жизни. Короче говоря, чтобы ответить, я должен вернуться в те времена, когда у меня едва начал пробиваться пух над губой и я начал отращивать длинные волосы*, а пределом мечтаний было полное снаряжение тяжелого пехотинца. А если бы это случилось, и Клото* распустила бы нить моей жизни, я бы и вопроса твоего слушать не стал, убежал бы вслед за первыми же стройными ножками..., убежал бы познать их: вино, победы и прочее, о чем мне скучно уже говорить в силу преклонных лет.
- И этот ваш приём я знаю, - рассмеялся Сократ, - теперь вы, вместо того чтобы ответить прямо, будете юлить и задавать массу противоречивых вопросов, чтобы я сам приблизился к ответу.
- О, если бы ты смог подсказать мне эти вопросы... Могу сразу ответить напрямую, но ты не услышишь меня... Подрасти немного, мой мальчик, пооботрись меж жерновами жизни, и многое из того, что кажется тебе сегодня противным, станет обыденным. А дальше, ты и сам будешь совершать многое. Одно - из необходимости, другое - для удовольствия, иное - уже просто по привычке. И чем дольше тебя будет тереть, тем меньше у тебя будет оставаться вопросов, кои ты столь наивно соединил в одно безликое действо. Философия - не очень точная наука. Поразмысли ещё раз, мой мальчик, сформулируй более чётко, не придавай своему вопросу ширь океана и глубину Тартара.
Сократ поднял очи горе, зашевелил губами, его указательный палец выписывал в воздухе замысловатые фигуры, словно он писал слова, затирал их и писал снова. Внезапно он споткнулся о придорожный камень и прекратил свои немые размышления.
Метродор с усмешкой наблюдал за ним, его лицо то оживлялось, то потухало. Со стороны можно было подумать, что он читает мысли юноши.
- Отчего люди творят столько беззаконий? - выдал наконец Сократ.
Метродор досадливо крякнул:
- Хвала Афине Палладе ты не потратил долгих лет жизни на столь никчемную словесную оправу. Пожалуй, в первом же храме принесу в жертву её сове гекатомбу* мышей. Я думал, что после стольких размышлений из уст твоих выпорхнет пригоршня золота, а оттуда выскользнул такой худой обол*, что и Харон* бы побрезговал.
Учитель редко бывал язвительным, если и подшучивал, то лишь для того, чтобы подтолкнуть к новому поиску. Сейчас же, настроение Метродора резко переменилось, взгляд ушёл в себя, казалось, он не склонен продолжать разговор и начал думать о чём-то своём. Сократ в ответ обиделся, и демонстративно отвернувшись, принялся разглядывать унылые выжженные солнцем придорожные пейзажи. Взгляд его соскользнул на дремавшую перед ним Елену. Боспорец невольно залюбовался завитками её волос, парящими в воздухе и словно живущими отдельной жизнью. Долго разглядывал её тонкую руку, то и дело беспокойно взметавшуюся к прическе и поправлявшую непослушную прядку, розовое просвечивающее на солнце ушко. Подумалось, как здорово, наверно, должно выглядеть это ушко в темноте, на фоне пламени светильника. Потом в голову полезли упомянутые Метродором стройные ножки, и он досадливо отмахнулся от своих мыслей и снова уставился на выгоревшую траву.... Он уже забыл, из-за чего начал дуться, как вдруг услышал голос Метродора, который обратился словно не к Сократу, а к невидимому собеседнику.
-Дома у нас завелась уйма крыс, отец поручил эту заботу мне, но, как я ни старался, вывести их не удавалось. Я переловил уйму этих крыс, наказывал их самыми страшными карами, но их не становилось меньше, они вели все более изворотливо. Вскоре я бросил эту затею.
Много лет спустя, живя при дворе Митридата Евпатора в Синопе, мне вдруг вспомнилось это поражение юности.... Много задач я сумел решить, если не сам, то разумным советом. А если советы эти исполнялись неправильно или не в полной мере, так в том не было моей вины. И тот случай с крысами, надо признаться, был единственным моим сокрушительным поражением.
Не знаю, что на меня тогда нашло, видимо так и начинается старость, только не шли у меня все из головы эти крысы. Глупо, конечно, но решил я взять реванш. Благо в хранилище дворца крыс было предостаточно, потому как решение, вдруг вспыхнувшее в моей голове, не давало покоя и требовало воплощения.
Изловил я крепкого молодого самца и стал морить его голодом, когда он уже начал бросаться на собственную тень, кинул ему дохлую крысу. И он сожрал её. Снова я морил его голодом и затем бросил искалеченную, полуживую крысу. Поначалу он не притрагивался к ней, но затем сожрал её, причем, не дожидаясь пока она издохнет. Следующим был маленький крысёнок. Мой узник почти без ожидания напал на него. Затем я бросал ему взрослых крыс, и всех он убивал, не задумываясь, чтобы насытиться. Вскоре он начал убивать, даже не страдая от голода. Если противник был слаб, он набрасывался сразу, если был равен или сильнее, мой узник дожидался, пока он не впадёт в полудрему, и нападал исподтишка.
Разумеется, я всячески скрывал от окружения это мое занятие. Но разве можно при дворе, где все следят друг за другом, что-либо утаить. Надо мной посмеивались. Откровенно хохотали, когда я тайком нёс в свою комнату очередную жертву, и она выдавала своё присутствие. В шутку напрашивались на зрелищную схватку. Но никакой схватки не было, зрелища тоже. Исход мне был заранее известен. Даже было жаль расставаться с моим питомцем, но нужно было завершить начатое. Дорого бы я отдал за то, чтобы последовать за ним взором и узнать, что именно происходило в подвалах дворца. Увы, я не бог, я философ. Избрав себе героя и пропустив его через горнило испытаний, я не мог незримо быть рядом, чтобы в нужный момент пронзить пятку его противника стрелой или явить пугающее знамение. Даже не берусь утверждать, что ситуация разрешилась при участии моего выкормыша. Война ли у них приключилась, судилище ли, при котором обвиняют и расправляются со многими, порождая подобных первому... но хранитель божился мне после, что сам лично видел, как крысы покидали место своего обитания. Как бы то ни было, убыль припасов прекратилась. Крыс не стало.
Метродор замолчал. Некоторое время они продолжали путь молча.
- Только люди не покидают место обитания, они устраивают либо судилище, либо войну... - Сократ подхватил смысл слов старого философа. Метродор неопределенно кивнул в ответ.
- Вы ведь не сильно-то верите в богов, учитель, зачем же вы сравнили себя с Аполлоном, а крыс - с людьми?
-Тот, кто выковал первый меч, тоже не ведает сейчас, что творят смертные при помощи его придумки.
-Но откуда вам знать, что этой вашей воспитанной крысе нужно было сначала кидать дохлую, затем больную и потом маленькую крысу, может, она бы сразу начала убивать здоровых и крепких собратьев.
-Передо мной стояла задачка, поставленная самой природой, но, увы, я не владею её тайнами. Зато я отягощён знанием великих предшественников. Они и подсказали мне наиболее целесообразный способ воспитания.
-Но ведь люди не крысы.
-А разве воины не забирают оружие у раненого или убитого? Оно ему больше не нужно, а другим продлит жизнь, а у тяжелораненного, чтобы защитить его самого... или бросить, если невозможно вынести из боя. А разве иной властитель не бросает на погибель часть своего войска, чтобы уйти от неминуемого поражения? Я уж молчу про придворную жизнь... Конечно же, люди не крысы; не подумай, что я настолько не люблю человеческое существо. Но люди - это тоже часть природы. Ответь мне, Сократ, почему благородные юноши так любят состязаться в охоте? Ведь мясо можно купить и на рынке.
- Соревнуются подобно мальчишкам: кто быстрее, кто метче, кто сильнее. И потом это упражнение для войны.
-Вот именно. С той лишь разницей, что на охоте не нужно поступаться собственной совестью. Можно выследить, преследовать, сразить и сразу получить мясо. На войне между "сразить" и "получить мясо" столько всего малоприятного, что у иных и аппетит поначалу пропадает. Не зря охоту называют "чистым искусством".
-Значит, подхватить оружие убитого - это то же самое, что сожрать дохлую крысу?
-Вообще брать в руки оружие не лучшее занятие для того, кто задается вопросом "Отчего творится столько несправедливости". Это не то же самое, это просто первый шаг. Я привел такое сравнение только потому, что ты навряд ли знаешь, что такое случайно обсчитаться, а потом намеренно обсчитать, или свести немощного раба, заменив его молодым и крепким.
-Я могу себе это представить...
-Вряд ли ты можешь представить себе это в полной мере.
-Но ведь можно жить так, чтобы не пришлось изменять своей совести. Всегда поступать разумно и правильно.
-Никогда не ставь "разумно" и "правильно" в один ряд как непогрешимо единое. Они мало соотносятся.
-Вот вы, например, ведь за всю свою жизнь не совершили ни одного поступка противного совести.
-Совершил множество.
-Ну, уж наверняка не такие, чтобы уподобиться вашему длиннохвостому герою, погубившему своё племя.
-Разумеется, нет. Ничего подобного я не совершал. Но вот помнишь, я рассказывал тебе о некоем философе, посоветовавшем своему правителю в одночасье уничтожить 80 000 человек?
-Но ведь римляне..., - Сократ осёкся, долгое время он молчал, - но ведь тот философ посоветовал поступить так с врагами.
- Да... с врагами, а я выкормленная ученая крыса...
Менедем за время пути рассказал попутчикам о причине, вынудившей его, жителя Синопы, отправиться в далёкие Афины. У него в этом городе жил дядя, переехавший туда во время первой войны Понта с римлянами. В Афинах он стал владельцем нескольких деревообрабатывающих мастерских. Дядя потерял свою семью во время осады города римлянами, когда горящий снаряд из их метательной машины попал в ночное время в кровлю его дома. Дом сгорел вместе с женой и двумя дочерьми дяди. Сам он в это время, мобилизованный, как и все метеки Афин на военную службу, был в дозоре на крепостных стенах далеко от дома. После заключения мира между Митридатом и римлянами дядя настойчиво стал звать к себе Менедема с семьёй, оставшего у него единственного родного человека.
- А я так и не смог наладить собственного производства в Синопе и работал младшим компаньоном с двоюродным братом, - закончил он повествование, - слишком большая конкуренция, и после смерти жены решил податься в Афины.
Вечером следующего дня они остановились уже в виду Афин, чтобы передохнуть, и подкрепиться в придорожном трактире.
Им подали жареной баранины, которая оказалась настолько жёсткая, что даже молодой Сократ пережёвывал её с трудом.
- Эй, хозяин, ты что нам подал?! Это же есть невозможно, - возмутился возчик.
- Немного недожарилась баранина, милейший, так я же торопился, чтобы вам угодить, - лебезил хитрый трактирщик, - вижу, люди проголодались в дороге.
- Мы это есть не будем, замени нам мясо, - настаивал возчик.
- Так у меня больше ничего и нет на сегодня, - выворачивался трактирщик, - разве что если приготовить бобы?
Менедем с дочерью потерпев неудачу с мясом, молча ели хлеб, обмакивая его в соус.
- В Тартар твои бобы вместе с тобой! - взорвался Метродор, неудачно пытавшийся откусить кусок от бараньей ноги, - подай сюда ножи, чтобы можно было нарезать мясо.
На голос Метродора из-за угла трактира выглянул человек, закутанный в дорожный плащ, и незаметно приблизился к путешественникам. Он коснулся плеча философа, и тот, подняв на него голову, воскликнул:
- Дион! Ты ли это друг мой?!
Тот молча взял за руку Метродора и потянул его за собой. К удивлению Сократа, философ безропотно последовал за ним, продолжая держать в другой руке кусок бараньей ноги.
Вернулся философ без мяса, и как показалось Сократу, обескураженный; он, сделав ему знак, отозвал его в сторону и заявил, что они остаются здесь и дальше сегодня не пойдут, и попросил трактирщика дать им комнату и приготовить бобы. Спутникам он сказал, что их планы с Сократом изменились, и ему с учеником нужно ехать в Фивы. Возчик с набожным пассажиром, подкрепившись жёстким мясом, направились в Афины, с ними продолжили свой путь и опечаленные расставанием Менедем с дочерью. Сократ перетащил кладь с повозки в указанную трактирщиком небольшую комнату. Повозка скрипя тронулась, Метродор из - за стола помахал рукой отъезжающим, а Сократ сделал несколько шагов вслед и поднял руку, прощаясь. Внезапно Елена спрыгнула с повозки, чуть не упав и подбежав к изумлённому Сократу, встала на цыпочки и поцеловала юношу в губы.
- Елена, ты с ума сошла! - воскликнул Менедем, всплеснув руками.
- Если бы я был девкой, то непременно тоже бы поцеловал такого красавца! - воскликнул марафонец возчик, помогая раскрасневшейся девочке снова взобраться на повозку.
Набожный попутчик только покачал неодобрительно головой, а Сократ, стоял смущённый, и в то же время как - то приятно у него закружилась голова. Он стоял и смотрел вслед, пока повозка не скрылась за поворотом, а затем подсел за стол к Метродору.
- Случилось что - то серьёзное, учитель?
- Да, Сократ. Нам нельзя в Афины. Там начались волнения бедноты.
- Почему нельзя?! Какое это имеет к нам отношение? Ты же обещал показать мне этот город, - разочарованно произнёс юноша.
- В городе облава на сторонников Митридата, меня сразу же схватят. Надо же такому случиться, здесь меня хорошо знают.
- Может тебе сбрить для безопасности бороду?
- Даже не мечтай, я с ней не расстанусь.
- А кто был этот человек, что увёл тебя?
- Из наших. Хорошо, что он случайно заметил меня. Он обещал найти двуколку. Только теперь мы не будем идти за ней, а поедем.