Аннотация: Рассказ о нелегком труде рыбаков Охотского моря
ГОЛУБОГЛАЗЫЙ МИНТАЙ.
- Стоп машина! Боцман, бросаем якорь! - крикнул прокуренным и пропитым голосом старпом Коля Бастрыкин. Коля Бастрыкин - бывший капитан рыболовного сейнера "Сиг", последнего сейнера, который он утопил, будучи капитаном.
Коля в детстве закончил мореходку. Был прожженным пижоном, читал только порнографические журналы, курил трубку с табаком "Капитанский", был женат на красавице, с которой познакомился в ресторане.
Алла Бастрыкина, жена Коли Бастрыкина, имела прекрасную фигуру и характер Эллочки - Людоедочки. По приходу Коли в любой порт мира она срочным рейсом вылетала в этот порт, чтобы, не дай Бог, ее Коленька не заразился какой-нибудь экзотическо-эротической болезнью. От эротических болезней Колю спасала только водка.
По этой причине, то есть от чрезмерного употребления зеленого змия, Коля умудрился утопить 3 сейнера и был разжалован из капитанов в старшие помощники.
Будучи капитаном рыболовного сейнера "Сиг", в тяжелых ледовых условиях, он посадил его на камни. Заделав пробоину, установив цементный ящик, они двинулись в порт вроде бы как бы на ремонт. По прибытию в родной порт экипаж неделю с великой радостью отмечал свое возвращение целыми и невредимыми. На вторую неделю, после очередного возлияния, все в бодром настроении решили пойти на лов, напрочь забыв про дырку в борту. Вечером рыболовный сейнер взял отход в район лова. И ночью они вышли за ворота порта, где у них удачно отвалился цементный ящик и пароход, который японцы дразнили "Сигомару" вместе с героическим экипажем затонул прямо на входе в бухту. Но так как был глубокий отлив, то сейнер затонул только по самую рубку, в которой собрался героический экипаж, продолжая пить, справляя поминки по своему славному пароходу. Диспетчер порта по трансляции запросил Колю о месте нахождения. На что Коля, стоя по колено в воде, на капитанском мостике, невозмутимо бодреньким голосом сообщил диспетчеру: "Все хорошо. Идем первым тралом в районе лова!"
Наступило утро. Начался прилив. Коля вызвал буксир, который снял экипаж с сейнера. Диспетчер проснулся, посмотрел в окно и увидел торчащие мачты доблестного парохода "Сигомару". На этом и закончилась карьера парохода "Сигомару" и капитанская карьера Коли Бастрыкина. Но наш рассказ не о Коле Бастрыкине, а о Голубоглазом Минтае.
Голубоглазый Минтай - это Вова Миронов, представляющий собой верзилу 2,15 м ростом с огромным волосатым животом, на который водолазный свитер никогда не натягивался по причине непомерного размера, в смысле не свитера, а живота.
У Вовы были большие красивые голубые глаза, длинный нос и американская улыбка. Американская улыбка никогда не сходила с его лица по той причине, что каждые 30 минут он употреблял розовый портвейн "Абусимбл", на огромной черной бутылке которого был изображен черный негр с такой же улыбкой.
Голубоглазый Минтай вообще-то был не матросом, а кандеем - так называют поваров на малых рыболовных сейнерах.
Раньше Вова служил на атомной подводной лодке, и когда он первый раз пришел к нам на сейнер, то матросы, увидев его волосатый живот, лысую голову и отсутствие бровей, поинтересовались: " А внизу живота у тебя что-нибудь растет?" на что Вова, совершенно не смущаясь, оттопырил свое, надутое в коленях трико, показал густую "бороду" вместе с огромным достоинством, после чего все матросы его сильно зауважали. Но когда он первый раз сварил им обед, все уважение куда-то испарилось. И они ему засунули два пожарных шланга в болотные сапоги и включили пожарный насос. Вова даже не обиделся. Он резонно им сказал: "Вы всегда жаловались, что на трале работаете, мокнете, а я ничего не делаю, вечно сухой. А теперь мы вроде бы и побратались".
Итак, начнем. Был месяц август. На Сахалинском побережье стояла небывалая жара. Горбуша шла валом. Сдачи на переработку нигде не было. Малый рыболовный сейнер 5007, груженный под заливку протухшей горбушей, искал, куда бы ее пристроить.
Диспетчер сообщил капитану Вите Винивитину, что протухшую горбушу можно сдать в порту "Яблочный" для переработки на муку. Витя Винивитин, молодой капитан, огромного роста - кандидат в мастера спорта по боксу в тяжелом весе, никогда ни в чем не сомневался, приказал Коле Бастрыкину рулить из пролива Лаперуза на западное побережье Сахалина в направление города Холмска, где и находится, забытый Богом порт-пункт "Яблочный".
К западному побережью Сахалина подошли глубокой ночью. Осветили прожектором берег и увидели перекошенный бревенчатый причал времен российско-японской войны. Вокруг угрюмые скалы и в центре огромная морская яма, видно природного происхождения. Это и был порт-пункт "Яблочный".
- Ладно, я уже три парохода утопил. Будем заходить утром, - дал команду боцману кидать якорь. Заглушили двигатель и легли спать до утра.
Ранним утром, как только рассвело, запустили двигатель, снялись с якоря и самым малым ходом прокрались между двух скал в бухту "Ябочная". У причала места для нас не оказалось, так как к нему были пришвартованы три ржавых сейнера. У рыбонасоса стоял сейнер "Попов" Сахалинского института рыбного хозяйства. Он был похож на летучего голландца. Его не красили со времен капитана Флинта. А палубу не мыли вообще с мезозойской эры. Мы самым малым ходом подкрались к нему. И пришвартовались. На палубе "Попова" лежал в дым пьяный вахтенный матрос и во сне сосал потухшую трубку.
Капитан Винивитин сказал:
- Наверное, у них чума, кандей, иди, проверь у них носовой тамбур.
На что Вова сказал:
- А почему всегда я?
Винивитин ему ответил:
- Таких, как ты, проспиртованных, никакая чума не берет.
Вова, траурно попрощавшись со всеми взглядом, открыл дверцу камбуза, вытащил из-за нее полбутылки своего любимого "Абусимбла", одним махом осушил ее, бутылку выбросил за борт, потер руки и бодрым шагом направился на "летучий голландец".
Подошел к валяющемуся на палубе вахтенному матросу, с удовольствием пнул его в зад, чтобы хоть на ком-то возместить свое недовольство. На что, лежащий вахтенный матрос, с еще большим удовольствием стал сосать потухшую трубку. Тогда Вова направился к носовому тамбуру, где находится спуск в каюты экипажа. Открыв дверь тамбура, Вова почувствовал "родной" запах и, повернув голову к своему экипажу, расцвел своей неотразимой американской улыбкой. И счастливо закричал:
- Это не чума! Это - бражка!
И тут на сцене появляется новый персонаж, одетый в китель на голое тело, в брюках клеш с красными клиньями, с животом чуть меньшего размера, чем у Голубоглазого Минтая, в кривой мичманке и заросшей рыжей мордой, как у африканского орангутанга.
- Слышь, браток, ты че делаешь на моем пароходе? - рявкнула Рыжая Морда Минтаю Голубоглазому. На что Вова спокойно ответил:
- Дядя, а ты кто?
- Я - боцман этого парохода, - гордо ответила Рыжая Морда. Вова мгновенно смекнул, с кем он имеет дело. И миролюбиво предложил отметить встречу двух адмиралов рыболовного флота в более комфортных условиях. И они, обнявшись, отправились в ближайшую пивную, отмечать встречу. Капитан Винивитин орал вслед Вове благим матом:
- Мерзавец, вернись, я тебе приказываю!
Но Вову развезло от выпитого и пережитого нервного потрясения так, что он уже никого и ничего не слышал.
Мы оттащили своими лебедками сейнер "Попов" от причала, сами пришвартовались к рыбонасосу для сдачи рыбы. На причале собралась местная публика, а именно - пожилая, миловидная рыбоприемщица, в новой телогрейке - наряд у нее такой, и группа студенток - рыбообработчиц, в зеленых, обклеенных различными значками, курточках - "парадный мундир".
- Дедушка, дай нам ракушку, - крикнула Борису Андреевичу самая озорная из них.
Борис Андреевич - добродушный дедушка лет 45 с торчащими усами как у Сирано де Бержерака, по - морскому - старший механик. Он на спор поднимал 200 литровую бочку масла на свой огромный живот и по трапу тащил ее на пароход.
Так как кроме тухлой рыбы у нас на палубе ничего не было, да и в трюме тоже, на просьбу девушки дедушка развел руками и жалостливо ответил:
- Деточка, если бы я бы мог, я бы соскрёб тебе ракушку со своего зада, так как он похож на корму старого обросшего ракушками парохода.
Прошло буквально полчаса. На причале нарисовались Рыжая Морда и Минтай Голубоглазый. Оба индивида были огромного роста, ноги их уже не держали и они стояли в коленно-локтевой позе и пели в разнобой "Бригантину".
Капитан Винивитин приказал матросам вскрыть крышку трюма. Когда ее вскрыли, из трюма вверх пошел дым зловонного запаха тухлой рыбы. Капитан бодренько надел перчатки, схватил огромную четырехметровую ложку, при помощи которой выбирают рыбу из трюма и вываливают в садок рыбонасоса. Старший механик Борис Андреевич включил пожарный насос и подал забортную воду в трюм, чтобы разжижить содержимое трюма. Получился протухший "супчик" в количестве 12 тонн. При помощи стрел и лебедок и огромной ложки экипаж черпал этот "супчик" в садок рыбонасоса. Все это время Минтай Голубоглазый с боцманом сейнера "Попов" исполняли на причале "романсы". Несколько раз всплакнули. И начали флиртовать с пожилой приемщицей рыбцеха.
Когда выбрали больше половины трюма тухлой рыбы, нужно было спуститься матросам с вилами и переталкивать вилами из карманов трюма в центр эту рыбу. Матросы, из-за невыносимой вони наотрез отказались лезть в трюм. Тогда капитан Винивитин сказал:
- Тому, кто первый прыгнет, ставлю три бутылки водки.
- Я первый!!!- заорал с причала Минтай Голубоглазый. И с разбегу прыгнул в трюм. Но не рассчитал и, споткнувшись о кромку трюма, нырнул рыбкой в зеленовато-серую пульпу. Весь экипаж застыл в ожидании, когда Вова вынырнет из "супа".
Вдруг раздалось громкое фырканье и Вова из Минтая Голубоглазого "превратился" в моржа Дальневосточного. Стоя по пояс в зловонной пульпе, выплюнув остатки тухлой рыбы, он гаркнул:
-Капитан, кидай вилы!!
Капитан, испугавшись, что Вова может там захлебнуться, заорал на него матом:
- Ты, мудила, вылазь оттуда!!!
На что Вова, со свойственным ему спокойствием, ответил:
- Ты мне обещал три бутылки водки. - Тогда капитан сказал тралмастеру:
- Видишь, на причале стоит маленький кран, которым поднимают шланг рыбонасоса? Стропите кандея стропами и вытаскивайте его из трюма этим краном.
Матрос по кличке "Дядя" сел за рычаги крана, завел стрелу над трюмом и опустил крюк в руки тралмастера, который уже застропил Вову стропами от трала. И они медленно, при помощи крана, начали поднимать его из трюма. Когда Минтай Голубоглазый показался над палубой, пожилая рыбоприемщица громко охнула. Группа молодых студенток - рыбообработчиц завизжали от восторга. Сначала показалась лысая голова Вовы, потом его водолазный свитер, облепленный костями разложившейся рыбы, потом его огромный волосатый живот - что интересно, чистый - потом, чем-то неизвестным облепленная, курчавая "бородка" внизу живота и, наконец, "огромная палка" с такой же огромной лысой и, отливающей синевой, блестящей, головкой, как голова самого Вовы. Эта штуковина безмятежно раскачивалась как маятник в такт качающейся стреле крана. Непомерное темно-синее трико мокрым парусом висело на его болотных сапогах.
Матросы нежно положили Вову на палубу, спрятав от чужого глаза за лебедкой, и накрыли брезентом.
После всей этой истории с Вовой матросы уже принюхались к неприятному запаху, и мы быстро выбрали рыбу из трюма. Два матроса спустились в трюм со шлангом пожарного насоса и начали замывать его от остатков.
Когда трюм замыли, Борис Андреевич включил осушительный насос, который качает грязную воду из трюма за борт. Но так как рыболовная инспекция запрещает откачку любых нечистот за борт, то обычно на выпускной патрубок осушительного насоса надевается резиновый сапог с отрезанным носком и грязная вода течет не прямо за борт, а на палубу. А уже с палубы через бортик незаметно стекает за борт. Как только Борис Андреевич включил осушительный насос, раздались странные звуки, похожие на удары ласт о палубу большого сивуча (тюлень такой). Борис Андреевич заволновался, подумал, что сломался насос. Он быстро его выключил. Но хлопанье продолжалось. А потом затихло. Борис Андреевич послушал и снова включил насос. Хлопанье возобновилось с еще большей интенсивностью, а тралмастер закричал благим матом:
- Борис Андреевич, кандея утопишь!
Кандей лежал на спине, лицом напротив злосчастного сапога, откуда пульпа огромной струей била ему прямо в рот. Ему казалось, что он упал за борт, и он брассом на спине по палубе пытался отплыть от патрубка осушительного насоса. Но палуба была вся в рыбьей слизи и ему это никак не удавалось. Борис Андреевич запричитал бабьим голосом:
-Бедненький ты мой, что ж это делается?! - и побежал выключать насос.
Через два часа мы снялись домой. На переходе попали в сильный шторм. Минтай Голубоглазый выпустил в душе всю пресную воду, отмывая свои чресла, и нам пришлось готовить чай из воды, которую Борис Андреевич извлек из системы охлаждения вспомогательного двигателя.