Аннотация: Приключения на воде и под водой Охотского моря и на острове Сахалин
Вранье
Посвящается друзьям моего детства
- Вранье, - сказал Борода.
Борода, - это Вова Бардин, мой школьный друг. С ним мы сидели вместе за одной партой, на первой, так как Вова постоянно травил, мне на уроке, охотничьи байки и при этом дико размахивал руками, мешая учителю вести урок.
Сейчас Вове тридцать пять. Но он все такой же сказочник. Все так же, в свободное от работы время ходит со своим браунингом по тайге, набираясь фольклора. А в рабочее время, он ныряет в пучину морскую зимой и летом, днем и ночью, при любых метеорологических условиях.
Он фанат-ихтиандр. Есть такие люди, которые постоянно помнят, откуда вышел человек в этот мир.
Один у Вовы недостаток - он не любит, когда врут, больше его.
- Вранье, - повторил он, - мы с Пономарем облазили все подводные гроты на Тарнае, и кроме пугливых мурен там ничего не видели.
Паша Пономарь - подводная тень Вовы Бардина и друг детства моего. Он обладает двумя странностями. Он амбал. Когда к нам в деревню приезжал цирк, цирковой силач вытащил его на арену и попросил, для убеждения публики, попробовать оторвать от пола 10 пудовую шаровую штангу. Он, к расстройству этого силача, легко поднял ее. А вторая странность его - он никогда не врет. Он любит слушать вранье Вовы, но не любит злое вранье. Учась в мореходке, он сломал челюсть старшине роты, за то, что тот врал ему, что у него нет на него форменного бушлата большого размера, и ударил Пашу по румпелю, когда бушлат малого размера разошелся по швам на Пашиной фигуре прямо на парадном построении.
--
Мы там вели подводную съемку дна, - гордо сказал Вова, - если хочешь факты, - можешь посмотреть наше кино.
--
Включай, - сказал я.
Он нашел кассету и включил видеомагнитофон.
На экране появился аквалангист с подводным ружьем, плывущий в стае горбуши. Видимо это Пономарь, так как снимал Вова. Стало темно, наверное, забыли включить подсветку. Ага, вот включили - аквалангист плывет по подводному гроту, тупые зубастые морды мурен поспешно прячутся в расщелинах грота. Видимость отличная, вдруг на Пономаря движется огромная акула-молот.
--
Вова, а это чудо, откуда? - спросил я.
--
Из кино, Зуб акулы называется, - как профессиональный кинорежиссер ответил он, - вставили для остроты сюжета.
Далее на экране происходили события, больше похожие на фильм ужасов, чем на фильмы клуба путешественников. Пономарь и Вовина правая рука, левая видимо держала камеру, вооруженные большими водолазными ножами, кромсали акул разных мастей и калибров на право и на лево.
Акулы грызли их на части, все море было в крови и частях тел моих друзей детства. Я даже чуть не
всплакнул.
--
Ну и где ты видел касаток, - оторвал меня от сентиментальных мыслей голос Вовы.
--
Да, в документальных и остросюжетных кадрах касаток не было, - съязвил я,- думаю, они остались за кадром.
Прошло пять лет. Я уже не ловил рыбу в рыболовецком колхозе, а занимался искусственным интеллектом в одном из институтов академии наук. Прилетев на родной остров в свой очередной отпуск, я конечно первым делом отправился к Вове домой. Дома никого не было.
Я зашел в магазин одежды и купил себе черную шляпу с обрезанными полями, похожую на форменную фуражку японских самураев квантунской армии. Выйдя из магазина, я увидел сверкающую на солнце ' Волгу', самого первого выпуска.
- Петров где-то рядом, - подумал я, - кто кроме него может так отполировать такую древнюю
колымагу.
--
Ладно, хватит глазеть на мой аппарат, давай садись, поехали, Бардин уже ждет на водолазной станции, - раздался сзади голос Валеры Петрова, с которым мы учились вместе в автошколе. И судя по его реплике, только что смылись с занятий по гражданской обороне на автомобильном транспорте.
--
Ты к магазину подъехал лично за мной? - спросил я
--
Да, как же, ты у нас стал такой важной персоной. Моя Надежда видела тебя в аэропорту, говорит: Совсем не изменился, такой же франт в черном плаще и шляпе.
--
Как она могла видеть меня в шляпе, если я ее только что купил? - удивленно спросил я.
--
А ты ее с младенчества носишь, вот у нее образ твой в шляпе и остался, - философски сказал он.
--
Да и шляпа точно такая же, как ты в школе носил, - оценивающе посмотрев на мое новое приобретение, изрек Валера.
--
Только на родине можно купить такую шляпу, - с теплотой в голосе сказал я.
--
Да, не говори, - ответил он.
***
Надежда, его жена, любит меня материнской любовью, хотя мы с ней ровесники. У них трое детей и все девочки блондиночки. Наверное, я ей заменяю сына, которого она очень хотела иметь.
--
Что будешь делать через двадцать лет? - как-то спросила она меня, когда я, наконец, женился.
--
Мемуары писать, - ответил я.
--
Я не про это, тебе будет пятьдесят, а ей сорок, понял к чему я клоню.
--
Понял, - беззаботно сказал я, - помнишь мою бабушку Анастасию, она была из ханской семьи с горячей восточной кровью, я, наверное в нее.
--
Помню, знатная дама была, верила сразу в две веры и в православную и в мусульманскую, всем могла отпустить грехи.
--
Так по мусульманской вере женщина не имеет право выходить замуж за православного, а дед мой был из донских казаков, вот она и верила и в свою веру и в его.
--
Петров, похоже, то же решил создать себе горем - две ночи дома не ночевал. Но я к этому отношусь спокойно, раз бог его покарал и отдал в руки еще одной, то это неизбежно, все равно он без меня в этой жизни уже не выживет. Я даже не спросила его, где он был, хоть он и пытался мне что-то соврать. А насчет горячей крови, то мне его хватает даже с избытком, я ему всегда говорила, что его хватит на двоих, и чтобы он влюбился в кого-нибудь еще. Вот и договорилась, - спокойно сказала Надежда.
--
Хотя, когда он влюбляется, я чувствую, что он еще сильнее любит меня, - добавила она.
--
Обманывает она сама себя, потому что любит своего Петрова, - подумал я, а сам спросил:
--
Знаешь, что было написано на обратной стороне перстня Ивана Грозного?
--
Нет.
--
И это пройдет, - ответил я, зная о том, что это, не проходит а остается в нашей памяти на всю жизнь.
***
Подъехали к воротам базы торпедных катеров. Вышли из машины, и пошли вдоль ограды территории базы к берегу моря. На берегу стоял строительный вагончик и пятитонный контейнер.
--
Это водолазная станция Бардин и Компания, - объяснил мне Валера.
--
А в контейнере у него офис? - пошутил я.
--
Да нет, компрессорная для зарядки аквалангов, - ответил он.
У двери вагончика сидел Бардин и собирал подвесной мотор.
--
Давай снимай с себя этот маскарад, одевай сухой водолазный костюм, собирай двигатель, пойдешь пилотом, - хмуро сказал Вова.
--
Слушай, Борода я тебя не видел пять лет, может поздороваемся, - обиделся я.
--
Может обнимемся и расцелуемся, - буркнул он, - тебя еще утром вычислили в аэропорту, а ты все лазаешь по гостям, а я тут двигатель разобрал, а собрать не могу, вот себя уже завел вместо мотора супротив тебя.
Я переоделся, и довольно быстро собрал мотор. Вова зарядил баллоны от аквалангов.
Подъехал джип с кузовом.
--
Витя Медведев приехал, - сказал Вова, - ты на него не смотри пристально, он стесняется своего лица, ты его все равно не узнаешь, но это наш Витек. Он в своем автосервисе работал, автомобиль сорвало с домкрата, он в это время лежал под ним, а голова находилась под двигателем, так поддон двигателя попал ему прямо на лицо.
Из джипа вышел парень с красивой атлетической фигурой, черными вьющимися волосами.
--
Здрасте, - сказал он, и отвернул изуродованное шрамами лицо в сторону моря.
Я понял по его глазам, что он узнал меня, но не хочет, что бы я узнал его.
- Привет Мишка, - так я звал его в школе, по причине его медвежьей фамилии.
--
Узнал? - спросил он.
--
Как не узнать любителя нежных женских сердец, - ответил я.
--
Был любитель, стал профессионал.
--
Хорош болтать, давайте грузите все на джип, а то скоро солнце зайдет, - рявкнул Вова, внеся разрядку в натянутый разговор.
--
Случай расплющил ему душу больше чем лицо, - подумал я, - он врет себе, стараясь всем доказать, что он остался неотразимым Мишкой футболистом, хотя прекрасно понимает, что им нужно его неотразимое тело, а не его расплющенная душа.
--
Куда едем, - спросил я Бардина, что бы уйти от неловкого разговора.
--
На Тарнай.
Подъехали, уже вечерело. Накачали от баллона акваланга резиновую лодку, установили подвесной мотор. Бардин сказал:
--
Мы пойдем на дно за крабами, а ты будешь сегодня пилотом, соберешь нас в море, когда у нас кончится воздух.
Я вывез всех на рейд и разбросал их в разных районах синего моря. Когда Вова уходил на дно, он мне сказал:
- Помнишь какие ты нам страсти рассказывал о касатке, которая здесь живет, если кого-нибудь из нас не досчитаешься, то считай, что она сытно сегодня поужинала.
Я вернулся на лодке под берег и бросил якорь недалеко от подводного утеса, от которого пахло морской капустой, когда он показывался из воды. Места эти мне были хорошо знакомы. Я лег на дно лодки и стал вспоминать, как я рассказывал Бардину историю, произошедшую со мной именно в этом месте.
***
Было также как сейчас спокойно и тихо. Вечерело. Я стоял у руля на корме моторного бота и держал минимально возможные обороты двигателя, для того чтобы, груженный тушами нерпы мотобот не черпал воду своими бортами. С океана шел довольно сильный накат. Когда мотобот проваливался между огромными волнами, мне казалось что он ударится о мель и сломается гребной винт. На этот раз, кроме того что был гружен под завязку сам мотобот, три туши мы тащили на буксире.
--
Я же тебе говорил Яша, давай оставим половину нерпы на базе не выходя в открытое море, - сказал я Яше-японцу.
Яша-японец - местный абориген, он из старых японцев, оставшихся после войны на острове. Когда я спрашиваю этого бронзового бога, сколько ему лет, он отвечает: Если я тебе скажу, ты меня спишешь на пенсию, будешь жалеть и никогда не возьмешь с собой на промысел.
Он не любит, когда его жалеют. Но мне кажется, он сам никого никогда не пожалел, как судьба его самого никогда не жалела. Когда мы подходим к нерпичьей ловушке, он хладнокровно расстреливает не задохнувшихся нерп из своего карабина. И с холодным равнодушным спокойствием вытаскивает их трясущиеся мелкой дрожью тела на борт. Хотя перед этим они жалобно кричали младенческим криком.
--
Маро, маро быро, - прохрипел Яша.
В переводе с японского это значило, что когда мы находились в лагуне Буссе, то нерпы в мотоботе еще было мало и мы не стали заходить на базу разгружаться, а вышли через пролив в открытое море. Где у нас ловушек было больше чем в лагуне.
Когда проходили пролив, Яша, многозначно посмотрев за борт на огромные водяные воронки, уходящие в темень глубины пролива, сказал: Есри мотор загрохнет нам хана.
Сейчас я вспомнил его пророческие слова и решал в уме задачу о трех неизвестных: оставить весь груз до утра на буе, подойти к ловушке и оставить половину там, или добавить обороты двигателю, и идти галсами носом на волну средним ходом.
Что-то шаркнуло о скулу мотобота, оторвав меня от логических размышлений. Я инстинктивно сбросил обороты двигателя до холостых. По правому борту зашипела вода, и огромное черное крыло разрезало полутемье поверхности моря. Гигантская туша показалась прямо перед правой скулой мотобота.
--
Подводная лодка!? - откуда, на такой глубине, - мелькнуло у меня в голове
--
Сакки но о ханасино тори дес нэ, - заорал Яша, забыв русский язык.
Потом, изучая японский, я вспомню эту фразу: Я не хочу что бы со мной произошло несчастье, - кричал бедный старый японец, подумав наверное, что нам пришел, как он говорит, хана. Интересно, что кричали нерпы, пытаясь схватить из последних сил воздух через щели ловушки, не боясь получить пулю в лоб из Яшиного карабина. Потом я понял, что Яша врет, что ему никого не жалко, боясь просто не выжить в этом жестоком мире. Я же видел, как ему было жаль себя.
- Касатка, - крикнул я.
- Там второй, - вспомнил русский язык Яша.
Я схватил топор и обрубил буксир с тремя тушами за кормой, запах крови, которых привлек этих корсаров.
Резко добавил обороты и развернул бот носом на волну.
Но наше жертвоприношение их не интересовало. Они решили поиграть с нашим ботом в догонялки, а заодно и поиграть на наших натянутых как струны нервах.
Это им удалось. Они били своими тушами по деревянным скулам мотобота, примерно также как дельфины играют в носовых бурунах, идущего полным ходом судна. С той разницей, что эта игра больше напоминала игру гангстеров на автомагистрали, настигающих и берущих в тиски свою жертву.
В животе у меня стало холодно. Я сообразил, что нужно сбросить ход. И крикнул Яше:
- Бросай нерпу за борт!
Потерявший ход мотобот развернуло бортом к волне и стало захлестывать водой. Зато касатки отвязались от нас и кружили поблизости, кромсая брошенные нами туши нерп.
Я добавил самые малые обороты и крадущемся ходом повернул в сторону пролива. Почему-то подумав при этом: Хорошо, что мы все выбросили, теперь спокойно пройдем пролив.
***
- Эй, на барже, проснись, - оторвал меня от воспоминаний, а может быть и ото сна, крик с берега.
На берегу стояла Нива, рядом стоял Пономарь уже в акваланге, ластах и с маской в руке.
Я стал заводить двигатель, пусковой шнур несколько раз соскользнул с маховика.
- Совсем интеллигентом заделался, даже мотор завести не можешь, - крикнул Пономарь, - ладно, я сам до тебя доплыву.
Он залез в лодку и я, в отместку за интеллигента, произнес фразу, которая обидела его до конца вечера:
- Паша, что -то ты постарел.
- А ты, как был пижоном так им и остался, я, как увидел на водолазной станции шляпу, так сразу понял, что ты приехал, - обиженно ответил он, - ладно, отвези меня в район, где оставил Бардина.
Перед тем как уйти в воду Пономарь сказал:
--
У меня воздуха всего на два часа, они уже час в воде, думаю, через час можешь нас забирать.
И надев маску, перекинулся спиной за борт.
Я завел двигатель и направился под берег досматривать свои сны.
Солнце уже скрылось за теменью сопок мыса Анива. На море наступило время, когда на поверхности уже ничего нельзя отличить, видны только крупные силуэты кораблей на горизонте.
Зато звук распространяется на далекие расстояния, свет маяка с мыса Крылион не так заметен, как
слышен звук его ревуна.
Я уже собирался бросить якорь под берегом, как вдруг где-то издалека раздался человеческий голос. Мне показалось, что он доносится сверху, со звезд находящихся над моей головой.
Я с первого раза завел двигатель и пошел в открытое море, предполагая, что голос доносится оттуда. Но как я не всматривался в темную поверхность волн, никого не видел. Тогда я заглушил мотор и прислушался. Голос раздался совсем рядом. Я оглянулся и увидел черное лицо Пономаря.
Он держал маску в руке и махал мне. Я быстро завел мотор, подошел к нему, и на ходу, двумя руками, перевалившись через борт, вытянул его, набрав пол лодки воды. Откуда только силы взялись вытащить из воды такого верзилу, - подумал я, - наверное от стресса.
Пономарь был весь синий от холода, потом я понял - больше от страха.
- Здесь рядом две касатки, наши с Бардиным прячутся в гроте под нами. Зажги фальшфейер и опусти в воду, они попытаются выйти на нас, - клацая зубами, сказал он.
Я достал из ящика, на котором сидел, фальшфейер, отвинтил крышку и чиркнул теркой. Фальшфейер зашипел и заискрился, ничего не стало видно от яркого света, я опустил его в воду,
он немного пригас, но освещал воду довольно хорошо. Через некоторое время показались три черные тени.
--
Ну, ты доцент даешь, людей от касаток отличить не можешь, - радостно ответил он.
Я знал, что Пашин любимый фильм Джентльмены удачи, но не до такой же степени и промолчал.
Они быстро, как зайцы деда Мазая, попрыгали в лодку. Бардин молчал как рыба, остальные тихо переговаривались между собой. Я полным ходом вел лодку к берегу.
Уже на берегу, сидя в ночи у костра, на котором кипел огромный чугунок с крабами Пономарь хвастался, как от этого чугунка был в восторге торговый атташе Великобритании, которого они с Бардиным возили на природу, по просьбе одного областного босса. Вова задумчиво сказал мне:
--
Всю жизнь тут ныряли, и никогда не было здесь касаток.
--
Они пришли за мной, - тихо сказал я, обманывая себя ощущением того, что я все еще живу в мире друзей моего детства, - мстить нам с Яшей за то, что мы отнимали у них добычу.
--
Мистика все это, ты, наверное, и в церковь ходишь, - ответил он.
--
Вспомни, что ты мне сказал перед погружением, атеист, - сказал я ему.
--
Все это ерунда, вот я камеру и подводное ружье там бросил, - с горечью сказал Вова, - надо осмотреть ласты, мне все время казалось, что они хватают меня за них своими белыми зубами.
--
Не страдай, завтра утром найдем, - как можно бодрее сказал я.
***
Прошло еще три года. Был праздник Великой Победы. Я лежал и смотрел телевизор. На глазах у меня были слезы. Шла передача о моряках, которые в войну водили караваны судов северным морским путем и через Тихий Океан. О морском конвое, который, бомбя глубинными бомбами подводные лодки противника, добивал этим своих моряков находящихся в воде после торпедирования их судов этими подводными лодками. Об участнике этих событий канадце Билле
Шорте (Коротком), который на самом деле короткий, так как у него нет обеих ног. Его самого и его товарищей подняли из воды вместе со спасательным плотом, за который они держались мертвой хваткой. По настоящему мертвой, так как из тридцати пяти поднятых оказалось живыми только семь.
--
Сотни кораблей и тысячи моряков того времени лежат на дне, а сейчас о них никто не помнит, -
с горечью говорил Билл.
Я вспомнил своего отца, капитана дальнего плаванья, который юнгой прошел весь этот ад.
--
Папа ты плачешь? - спросил меня мой сын Андрей.
--
У меня глаза болят, - соврал я своему сыну.
--
Врет Шорт. Я, помню. Помнить будет Андрей, потому что он был последним и, наверное, единственным слушателем своего деда. Всех нас окружающих, последнее время уже не волновали его захватывающие морские истории, - подумал я.
Mожет я обманывал себя что мне жаль этих моряков, но себя, думаю мне было жаль точно - ведь могло быть так, что ни меня ни моего Андрея не существовало бы в этом мире.