Аннотация: Как космонавты "познакомились" с Пушкиным.
КОСМИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ
Скорый поезд "Владивосток - Москва" мчался на Запад, будто спешил поскорее измерить протяженность великой страны, уверенно распластавшейся сразу на двух континентах Земного Шара. Раз в сутки он останавливался, чтобы передохнуть самому да дать возможность отважившимся на такой путь пассажирам размять свои залежавшиеся кости да заодно полакомиться горячей сибирской картошечкой с квашеной капустой или солененькими рыжиками, щедро предлагаемыми розовощекими от раннего ноябрьского морозца сибирячками. Накопившаяся за несколько дней транспортная усталость не забывала напоминать о себе: мозг временами уже не в состоянии был воспринимать прочитанного, надоедали и бесконечные разговоры с единственным попутчиком из соседнего купе, не привлекали уже и кедровые орехи, закупленные мной в большом количестве для своих домочадцев еще во Владивостоке, но уже почти съеденные. Там они особенные: размер их - с тыквенное семя. Лузгать эти смолистые орешки научила меня лет двадцать тому назад одна разбитная сибирячка, за которой я по молодости ухлестывал. Дело это оказалось совсем непростым. Чтобы получить истинное удовольствие, орех нужно положить на зуб не торцом, как, например, семя подсолнуха, а совсем наоборот - поперек, по самой серединке. А дальше наступает самый важный технологический момент: надо так осторожно надкусить его, чтобы, не дай бог, не раскусить пополам, а расколоть только скорлупку. Тогда ядрышко само выкатывается тебе на язык, остается только направить его, куда надо. Вроде бы и немудреное искусство, но не всем оно дается с первого разу.
Мои соседи по вагону, супруги Ивановы, люди замечательные, соседствовали со мною за одним столом и в санатории "Океанский", что неподалеку от Владивостока. Там мы и подружились. Срок пребывания в санатории у нас оканчивался одновременно. Тут-то я и предложил им составить мне компанию в поезде при возвращении домой. Некоторое время они сомневались в разумности этой затеи, но потом все же решились, рассудив, что вряд ли когда-нибудь им представится такой благоприятный случай - проехать, окинув своими очами, всю матушку Россию.
Мне и самому давно мечталось проделать такое путешествие, но все как-то не приходило в голову, каким образом можно было это осуществить. Подсказал старый сослуживец, который каждый свой отпуск превращал в очередное путешествие по стране. Надо только послать выделенную тебе санаторную путевку туда, куда ты задумал поехать, и дело в шляпе.
Сосед мой, назовем его Николаем Артуровичем, служил в Звездном городке, под Москвой, военным инженером и имел прямое отношение к космонавтике. В беседах он никогда не касался своего профиля работы, да и я, впрочем, не затрагивал эту тему в наших длительных беседах. Правда, иногда он любил, по случаю, рассказать какую-нибудь комическую историю, связанную с космонавтами. Одна из таких историй мне хорошо запомнилась. А дело было так. Однажды, только что избранный на пост президента Академии Наук СССР академик М.В.Келдыш, вылетел на Байконур для участия в испытаниях какого-то космического аппарата. Прибыл он на космодром самым первым. Комендант, как положено, встретил члена комиссии и поселил его в гостиницу. Расположившись в отдельном номере, Мстислав Всеволодович засел за рабочие документы, да так и заснул за столом, забыв выключить настольную лампу. Под утро пластмассовый абажур лампы загорелся. Густой черный дым, валивший из форточки, поднял на ноги пожарную команду. В общем, пожара не случилось: вовремя потушили. Больше было шума и суеты. В это же утро на космодроме появился председатель государственной комиссии. Комендант доложил по уставу, что все в порядке, за исключением: "Какой-то там Келдыш чуть пожара не наделал". Председателя комиссии возмутило не то, что сгорела настольная лампа, а то, что комендант оказался совершенным профаном. Назвать президента Академии наук СССР "каким-то" - это уж чересчур. Отругав его, как следует, он дал ему сутки на подготовку к зачету о президентах Академии Наук за всю ее историю. И при этом добавил: "Принимать буду лично".
Может быть, на самом деле все обстояло совсем не так, кто его знает. Однако, как известно, анекдоты на пустом месте не рождаются.
Подобных житейских случаев за восемь дней пути было рассказано много.
Нашему сближению поспособствовало то, что у нас оказались общие знакомые. Это была семья генерала Г.В.Шевченко - человека, хорошо известного среди космонавтов. О нем можно было бы написать целую книгу, но я постараюсь охарактеризовать этого замечательного человека буквально в нескольких словах. Невысокого роста, коренастый крепыш с удивительно добрым лицом и обаятельной улыбкой, никак не вяжущимися с его воинским званием. В то время он возглавлял кафедру в Военно-инженерной академии имени В.В.Куйбышева, успевая попутно проворачивать столько разных общественных дел, сколько другим было бы не под силу: был инициатором и душой движения юных карбышевцев, с которыми провел тринадцать всесоюзных слетов в разных городах страны; много сил и времени уделял созданию музея космонавтики в Москве и памятника изобретателю первой советской ракеты с жидкостно-реактивным двигателем, Ф.А.Цандеру, в подмосковном Нахабино; писал стихи, прозу, учебную литературу, научные статьи, прекрасно пел и принимал участие в поэтических конкурсах. Его жизнелюбию и неиссякаемой энергии можно было только позавидовать. Погиб он трагически, как говорят, на боевом посту, возглавляя колонну машин на Марше мира.
Еще больше известна космонавтам жена Георгия Владимировича. Это дочь прославленного конструктора космических кораблей Сергея Королева - Наталья Сергеевна, доктор медицинских наук, профессор, лауреат Государственной премии СССР.
Знакомство мое с Георгием Владимировичем, состоявшееся еще в академии в середине шестидесятых годов, со временем переросло в более дружественные отношения. Однажды он приехал в Калининградское инженерное училище во главе государственной выпускной комиссии, где в то время я проходил службу. В первый удобный момент он подозвал меня к себе и, несколько смущаясь, сказал: "Вот, понимаешь, жена прислала телеграмму, хочет приехать в Калининград. Она здесь никогда не была, и ей очень хочется познакомиться с этим городом. У меня, сам понимаешь, дел невпроворот. Не мог бы ты встретить ее на вокзале, а потом показать город?". "С удовольствием", - ответил я, - "Только вот, как я ее узнаю?". "Это совсем несложно", - усмехнулся он, протягивая мне телеграмму, - "Номер вагона ты уже знаешь, а дальше - по обстоятельствам. Мою жену ни с кем спутать нельзя". И, хлопнув меня по плечу, с улыбкой добавил: "Понял задачу?".
Так оно и получилось. Поджидая около указанного в телеграмме вагона неизвестную мне женщину, я пристально приглядывался к каждой, выходящей на перрон, вызывая тем самым нездоровое подозрение, но когда вышла она - неуверенность моя сразу улетучилась. Это, без сомнения, была Наталья Сергеевна. Она почему-то улыбалась мне, будто мы уже сто лет были знакомы. Видимо из всех встречающих я был единственным в форме офицера инженерных войск, и спутать меня с кем-либо было невозможно. Сойдя с подножки, она протянула мне маленький саквояж и ласково сказала тихим, немного низковатым мягким голосом: "Здравствуйте, спасибо, что встретили, куда мы дальше?".
Несмотря на ее простоту и удивительную приземленность, в разговорах с ней я постоянно ощущал некоторую неловкость, я бы сказал, робость, возникающую, по-видимому, от сознания ее причастности к славному имени отца, дружбы со всеми космонавтами, первыми осваивавшими космическое пространство, которые, вот уже много лет, в день рождения Сергея Павловича приходят в ее дом на 2-й Миусской, чтобы почтить его память.
Мои обязанности гида затянулись на целую неделю. Я получал необычайное удовольствие от общения с этой очаровательной и умной женщиной. Мы много гуляли по улочкам и площадям старого Кенигсберга, осматривая памятники культуры и непринужденно ведя беседы об искусстве, об истории, о жизни вообще. Наталье Сергеевне очень захотелось навестить музей янтаря. И вот мы у ворот форта "Der Dona", в котором как раз шли авральные работы по случаю предстоящего открытия музея. Узнав, что в музей пожаловала такая редкая гостья, директор выбежала навстречу и сама предложила проводить нас по залам будущего музея. То, что мы там увидели, превзошло все наши ожидания. Тщательно отштукатуренные стены и своды бывшего фортификационного сооружения были покрыты темно-вишневой краской, которая, в сочетании с анодированными под золото современными бра и кашпо, создавали удивительную гармонию цветов. Индивидуальные миниатюрные светильники освещали изящные витрины, отделанные изнутри темно-зеленым сукном, на котором должны были красоваться янтарные изделия. Но их, увы, не было. Они пока еще находились в упакованном виде в здании старого краеведческого музея. Директор любезно пригласила нас ознакомиться с материалами будущих экспозиций. Мы выехали на улицу Горького. Надо было видеть, с каким восторгом Наталья Сергеевна рассматривала уникальные экспонаты, примеряя некоторые на себя. Сколько было радости и блеска в ее глазах! Тогда нам показали уникальный экспонат, который позже никогда не появлялся на витринах музея. Это был чернильный прибор из огромного монолитного куска янтаря, который предназначался для вручения президенту Соединенных Штатов Америки, Ричарду Никсону, во время посещения им нашей страны. Говорили, что Никсон отказался принять его, будучи законопослушным гражданином Соединенных Штатов. Закон этой страны запрещает брать такие дорогие подарки.
Но вернемся все же к беседам с Николаем Артуровичем.
Как-то разговор зашел о профессиональной подготовке космонавтов. В том, что все они профессионалы высокого класса, никто из нас не сомневался. Но тут я вспомнил о случае, который позволил мне не так давно заключить, что на культурную составляющую в их космической программе, мягко говоря, мало обращают внимания. И есть ли она вообще, эта культурная составляющая? Видимо, о ней и вовсе забыли? А может, просто опустили за ненадобностью, как опустили в свое время в программах всех военно-учебных заведений этику, танцы, русский язык и литературу?
А случай был такой. В 1979 году, когда вся наша страна готовилась торжественно встретить 180-летие со дня рождения нашего великого поэта, Александра Сергеевича Пушкина, был запущен космический корабль "Союз-32" с космонавтами В.Ляховым и В.Рюминым на борту. Случилось это 6 февраля, как раз в канун дня памяти поэта. Именно эта дата запуска привлекла мое внимание к полету космонавтов. Я внимательно следил за ним в надежде услышать от космонавтов какие-то слова, связанные с именем Пушкина. Но, увы! Проходит 10 февраля (день памяти Пушкина) - из космоса ни звуку. Наступает день юбилея, шестое июня. Тут-то уж, думаю, обязательно вспомнят о нашем национальном гении. Страницы всех газет, журналов испещрены статьями и очерками о Пушкине, по телевидению и радио нескончаемо идут передачи, посвященные этому событию. Только космос упорно молчит. По правде сказать, я был в полной растерянности. Как же так? Мы все отчетливо помним космические телемосты, когда наши космические герои общались из космоса с популярными артистами эстрады, попмузыкантами, а тут... забыть о Пушкине в день его юбилея! Надо быть нерусским, чтобы допустить такое. Я долго не мог успокоиться, мысленно отпуская в адрес наших героев самые нелестные слова.
Прошел ровно год. Я, было, уже успокоился, как вдруг слышу по радио сообщение о том, что 5 июня 1980 года в космос запущен пилотируемый космический комплекс "Союз-Т2" и "Салют-6" с Ю.Малышевым и В.Аксеновым на борту. Это был первый испытательный пилотируемый полет космического корабля "Союз-Т" и, надо же, прямо в канун дня рождения поэта.
Но удивительное дело: я совершенно спокойно проглотил информацию, будучи абсолютно уверенным в том, что и на этот раз я ничего не дождусь. Раз уж не вспомнили о поэте в его юбилейный год, то в обычный и подавно не вспомнят. И я оказался прав.
Позже я стал изучать даты стартов космических аппаратов и был несколько удивлен, обнаружив, что многие из них были осуществлены именно 6 июня. В день рождения поэта были запущены искусственные спутники Земли: "Космос- 1185", "Космос - 1186", "Молния - 3", "Космос - 1375" и т.д. Наверное, эта дата является наиболее удачной для запуска подобного рода устройств. Подумалось: видимо не случайно Пушкин, которого в последнее время все чаще стали называть микрокосмом российской национальной культуры, родился в этот день, чтобы потом взлететь на недосягаемую орбиту мировой культуры. Не себя ли он имел в виду, сочиняя эти строки:
Под каким созвездием,
Под какой планетою
Ты родился, юноша?
Ближнего Меркурия,
Аль Сатурна дальнего,
Марсовой, Кипридиной?
(П, 447)
Мелькнула мысль: раз такой сложный комплекс, значит надолго. Следовательно, через какое-то время должны обязательно запустить грузовой корабль. А не использовать ли мне знакомство с Натальей Сергеевной? Из рассказов Георгия Владимировича я знал, что по определенным дням в доме Королева, на Миусской, где проживает семья генерала, собирались за общим столом питомцы прославленного конструктора - первые космонавты. В расчете на этот случай я послал Наталье Сергеевне письмо вместе с маленьким томиком "Евгения Онегина" из серии "Классики современности" с просьбой - передать этот томик на грузовой корабль с тем, чтобы он попал в руки летающим космонавтам. В этом случае они уж точно не забудут упомянуть о нем. Надежда была на то, что Наталье Сергеевне космонавты не посмеют отказать в этой маленькой просьбе.
Время запуска космического комплекса совпало с моей командировкой в Ленинград, откуда я должен был прибыть в Москву. Ленинградский поезд доставил меня в столицу в четыре часа утра. Спящая Москва встретила меня непривычной тишиной и пустынными улицами. Утренняя прохлада заставила шевелиться. В томительном нетерпении я расхаживал спортивным шагом по Садовому кольцу от Курского вокзала до Красных ворот в ожидании времени, приличного для телефонного звонка. Мне не терпелось узнать о результатах моей "авантюры". В шесть часов мое терпение лопнуло. Набрав номер на первом попавшемся автомате, я долго ждал ответа. Наконец в трубке послышался хриплый непроснувшийся голос генерала: "Кто такой? Почему так рано?". Я представился и тут же задал тревоживший меня вопрос: "Как там мой "Евгений", улетел?". "Да не улетел, не улетел он, дорогой ты мой, - послышался ответ, прерываемый какими-то посторонними звуками, - как ни просила Наталья Сергеевна, они не пошли на уступку: баланс, видите ли, нарушится". Разочарованный, я потерял интерес к продолжению разговора. Не помню, чем он закончился. Я никак не мог понять, каким образом крохотный томик, который весил меньше тюбика с космическим борщом, мог нарушить весовой баланс многотонного корабля. Моему раздражению не было предела. Я пока не знал, что нужно предпринять в этой ситуации, но совершенно отчетливо понял, что дела этого я просто так не оставлю.
Как раз в это время и подвернулась мне путевка в санаторий на Дальний Восток.
Николай Артурович с большим вниманием выслушал мой рассказ и потом долго сокрушался, не находя способов мне помочь.
В Москве мы тепло распрощались, обещая при случае, навещать друг друга. Но жизнь распорядилась по-своему. Повседневные заботы постепенно стирали из памяти сначала содержание наших бесед, а затем и лица друзей. И когда, казалось бы, все было позабыто, приходит новая круглая дата: 150-летие со дня гибели Пушкина. Еще задолго до этой даты все центральные газеты и журналы стали помещать статьи виднейших пушкинистов страны. В самый канун дня памяти поэта читаю в "Правде": "6 февраля 1987 г. в 0 ч. 38 мин. московского времени осуществлен запуск космического корабля "Союз ТМ - 2", пилотируемого экипажем в составе командира корабля дважды Героя Советского Союза, летчика-космонавта СССР полковника Романенко Юрия Викторовича и бортинженера Лавейкина Александра Ивановича. Программой полета предусматривается стыковка корабля "Союз ТМ-2" с орбитальным комплексом "Мир" - "Прогресс- 27" и проведение экипажем на его борту запланированных научных исследований и экспериментов..."
С волнением жду десятого числа. В "Правде" за 9 февраля целая полоса посвящена Пушкину: большая статья академика Д.С.Лихачева "Знамя нашей культуры", подборка материалов о Пушкине Олеся Гончара с Украины, Георгия Цицишвили из Грузии, Джованни Джудичи из Италии, Э.Д.П.Бриггиса из Англии. Ну, думаю, уж "Правду"-то космонавты наверняка читают, да и те, что ими с земли руководят - тоже. Должны же подсказать, наконец.
Вот и десятое наступило. Спешу к газетному киоску, открываю "Правду", с волнением тянусь к первой странице, где обычно дается краткая информация о полетах космических кораблей, жадно читаю, в надежде встретить хоть что-нибудь о Пушкине, но, увы, натыкаюсь на сухое стандартное сообщение: "Космонавты продолжают запланированные операции по переводу станции в режим пилотируемого полета. Они провели, в частности, расконсервацию систем жизнеобеспечения..." и т.д. и т.п. Опять, значит, холостой выстрел. Но тут уж я разозлился не на шутку. Обиднее всего было то, что командиром экипажа этого космического корабля был наш земляк, калининградец Юрий Романенко, бывший ученик школы N 23 города Калининграда. Сейчас это лицей.
Мы все гордимся нашими космонавтами, получившими путевку в жизнь здесь, в калининградских школах. Когда-то бегали они по улицам разрушенного города, еще не совсем очищенного от остатков войны, набирались сил и ума, чтобы потом, пройдя специальную подготовку, стать известными всему миру космонавтами: Леоновым, Пацаевым, Романенко, Викторенко. Сейчас нам об этом напоминают: улица, носящая имя ныне здравствующего космонавта Алексея Архиповича Леонова, огромный памятник космонавтам работы московского скульптора Б.В.Едунова, украшенный бронзовыми барельефами наших космических земляков и музей космонавтов, базирующийся на научном судне-музее "Космонавт Виктор Пацаев", ставшем на вечную стоянку у набережной "Петра Великого" и "приписанном" к калининградскому музею Мирового Океана.
Да, видимо не втолковали этим мальчишкам в школе, что наша область - одна из самых пушкинских в России. Отсюда, из этой, тогда еще прусской, земли в 1139-1144 годах прибыл на Русь предок Пушкина, Радша.
В бывшем Кенигсберге часто бывали прадед Пушкина Авраам Петров (Ганнибал), родной дядя поэта, Василий Львович. Многие друзья и товарищи Пушкина под Прейсиш-Эйлау и Фридландом, в 1807 году, получили боевое крещение.
Сюда под конвоем привезли на телеге, лишенного всех званий и чинов, выставленного с позором из России, убийцу поэта, Жоржа Дантеса.
В годы первой мировой войны на этой земле погиб правнук Пушкина, Феодосий Павлович Воронцов-Вельяминов, добровольцем ушедший на фронт.
Среди тех, кто в годы Великой Отечественной войны принимал участие в Восточно-Прусской операции, были два потомка поэта: Марина Чалик и Олег Кологривов.
Как только окончилась война, тысячи жителей глубинной России были направлены в Кенигсбергскую область, отошедшую к Советскому Союзу по Потсдамскому соглашению глав четырех держав-победительниц. Среди тех, кто первыми осваивал эту область, были жители Рязанской, Смоленской, Ярославской, Орловской и многих других областей. Приехали сюда и жители самых пушкинских мест: из Псковской области среди прочих - жители Пушкинских Гор и села Михайловского. К ним присоединились жители многих районов ныне Тверской и Нижегородской областей. Были и москвичи. Они-то, переселенцы, и принесли на эту землю имя Пушкина и его современников. Среди многочисленных сел и поселков, названных ими именами Державина, Гоголя, Тропинина, Грибоедова, Жуковского мы находим целых шесть населенных пунктов, носящих имя Пушкина. Где еще, в какой области России вы найдете такую пушкинскую топонимику?
В самом Калининграде две улицы и один переулок носят имя Пушкина, а в Пушкинском сквере стоит памятник поэту, выполненный самим академиком М.К.Аникушиным.
В области с 1988 года работает Общество почитателей А.С.Пушкина, известное далеко за пределами янтарного края.
Я далек от мысли, что наши космонавты не знакомы с творчеством Пушкина. Такого в России просто не может быть. Пример тому хотя бы космонавт Герман Титов, который, отрабатывая в предполетный период программу "одиночества", выучил наизусть всего "Евгения Онегина". Причина, вероятно, в другом. Но вернемся опять в 1987 год.
Раздосадованный случившимся, я вспомнил о своих дальневосточных знакомых, которые, живя в подмосковном Чкаловске, имеют возможность лично встречаться с руководителями Центра подготовки космонавтов, и взялся за письмо на имя командира Центра В.А.Шаталова и его замполита П.И.Климука.
Задача оказалась непростой. Как я ни старался, получалось совсем не то, что я хотел, к тому же чересчур эмоционально. Я никак не мог освободиться от не оставлявшего меня волнения. Уже вся корзина была заполнена перечеркнутыми вариантами, а дело не сдвигалось с мертвой точки. Читатель, хоть раз смотревший фильм "Белое солнце пустыни", не мог не запомнить фразу одного из героев: "Мне за державу обидно". Вот и мне было до боли обидно и за наших космонавтов, которых мы все очень уважаем, да и за державу тоже. С другой стороны, подумалось мне, легкая критика ничего не даст. Над ней просто посмеются: мол, тут вам не тут, понимаете, как в армии говорят, не какие-нибудь там литературные курсы. Вот и опять на ум пришел старый кинофильм, в котором чиновник Бывалов говорит своим оппонентам: "Мы тут, понимаете, отдельными балалайками не занимаемся. У нас массовое производство!" Здесь надобно такое письмо, которое за живое задело бы, разозлило бы их и, одновременно, заставило бы задуматься над своим российским происхождением. Ну а раз так, то как тут без крепких слов? Я вновь засел за письмо. Оно получилось жестким, может быть чересчур жестким. Там не было общепринятого заискивающего тона, преклонения перед заслугами космонавтов и их мужеством. Там был человеческий упрек, прежде всего российским гражданам, увлеченным техническими проблемами космоса и совершенно забывшими о культурной и, если хотите, патриотической роли своих деяний.
Конечно, я понимал, что на такие письма, как правило, не отвечают. Собственно, и отвечать-то им было нечего. Поэтому я и не стал ждать ответа. Письмо я направил в Чкаловск своим друзьям, Ивановым, убедительно прося их передать его лично в руки Шаталову или Климуку.
Через некоторое время я получаю открытку о том, что они получили путевку в военный санаторий Светлогорска, что в тридцати километрах от Калининграда. Встретились мы как старые друзья. Меня, конечно, в первую очередь интересовало, попало ли мое письмо по назначению. "А как могло быть иначе?" - по-одесски, вопросом на вопрос, ответил Николай Артурович. Я спросил, какова была реакция, на что он ответил, что никакой реакции он не заметил: ведь письмо было прочитано не в его присутствии, а позже его по этому поводу никто никуда не приглашал. У меня, грешным делом, закралось сомнение: а передал ли вообще Николай Артурович письмо? Может быть, затерял его где-нибудь в житейской сумятице, да так и забыл о нем, а при встрече не хотел огорчать. Но я не стал развивать эту мысль и про себя решил больше не продолжать "космическую эпопею".
Прошло несколько лет. В феврале 1991 года меня пригласили в Ленинград на очередное заседание Ассамблеи Российского Пушкинского общества. Сидя в просторном зале Всесоюзного музея А.С.Пушкина, я внимательно вслушивался в доклады членов Ассамблеи, стараясь скрупулезно записать все то, что для меня представляло какую-то ценность. После выступления основных докладчиков, предложили выступить гостям Ассамблеи. Все их выступления были, как братья-близнецы, похожи одно на другое: столько-то проведено экскурсий по пушкинским местам, столько-то открыто выставок, столько-то прочитано лекций и т.д.
Одно из выступлений насторожило меня. Докладывал журналист Н.В.Беляк. В его сообщении речь шла о культурной программе космонавтов, о том, как космонавты обратились к академику Д.С.Лихачеву с просьбой разработать для них специальный "Культурно-исторический календарь". Журналист также поведал, что уже 14-16 февраля 1990 года на одном из первых витков космического корабля "Мир" космонавтом Соловьевым была сделана запись в бортовом журнале о передаче на Землю приветствия участникам учредительной конференции Всесоюзного Пушкинского общества. Как жаль, что этого приветствия делегаты учредительной конференции, в числе которых был и автор этих строк, так и не услышали! По словам журналиста, в это время на борту космического корабля находился сборник стихов А.С.Пушкина.
Невольно стал отматывать свой "спидометр" в обратную сторону. Если к началу 1990 года уже появился "Культурно-исторический календарь", значит с момента отправки моего письма космонавтам (конец лета 1987 года) прошло лишь два с половиной года. Все сходилось. Ведь на разработку такого календаря академику Лихачеву, человеку до предела загруженному не только научной, но, очевидно, в большей степени общественной работой (он в то время возглавлял Советский фонд культуры и принимал активное участие в подготовке учредительной конференции Всесоюзного Пушкинского общества), которому в то время перевалило далеко за восемьдесят, понадобилось бы не менее двух лет. Полгода, естественно ушло на раскачку да на докачку. Вот и выходит, что подействовало!
Нет надобности описывать чувства, которые обуяли меня. Я вел себя, как мальчишка, не смотря на мой далеко не юный возраст, и готов был просить прощения за грубые слова, сказанные в адрес всеми любимых космонавтов. Жаль, что мне так и не пришлось встретиться с ними.
Решил поделиться радостью с Дмитрием Сергеевичем Лихачевым. Описав в письме всю эту историю, я просил его рассказать о работе над "Календарем". Не дождавшись ответа, звоню. Узнав, с кем разговаривает, он извинился за то, что не смог вовремя ответить, и с грустью добавил: "Вы знаете, для многих современных молодых людей Пушкин стал несовременен. Тут много причин, но главная, по моему мнению, - мало стали читать. Все больше увлекаются телевидением. Я думаю, что Пушкин несовременен лишь для тех, кто, выражаясь словами поэта, не желает "мыслить и страдать". А что касается космонавтов, на них нельзя обижаться. Они выполняют важнейшую государственную задачу и физически не могут охватить все, что нам с Земли кажется виднее".
Быстро летит время. Уже далеко позади ярко отпразднованное двухсотлетие поэта. Не дождавшись его, ушли из жизни выдающиеся корифеи-пушкинисты: Юрий Лотман, Семен Гейченко, Олег Комов, Георгий Свиридов, Михаил Аникушин.... Нет уже с нами и Дмитрия Сергеевича Лихачева - первого и последнего председателя им же воссозданного Российского Пушкинского общества. Каждый из них оставил после себя бесценное творческое наследие, которое мы, россияне, будем изучать и наслаждаться им многие века.
И каждый раз, проходя по улице "Космонавта Леонова" в Калининграде, я с благоговением смотрю на аникушинский памятник Пушкину, который всегда будет напоминать мне эту космическую историю.