|
Говоря о себе, я привычно употребляю глаголы в мужском роде. Хотя мне больше подошло бы местоимение: "оно".
Ведь, кажется, чудовище - оно, а не он.
Впрочем, я никогда не заморачивался по этому вопросу. Я никогда... не думал. Просыпался. Тупо шел пить душу. Сытый, ложился снова. Засыпал. И так - по кругу.
Что-то изменилось. Что-то пошло не так.
Смотрю на свою бледную руку и понимаю, что сейчас стошнит от грязных, полусгнивших ногтей. Но тошноты нет... все внутренности были вырезаны смертью...
Смертью?!
Кто я, черт побери?!
- Эх, жаль Машку... ей бы жить и жить...
- Да...
- А какие цветы вышивала... не то, что эти надгробные венки...
- Выпьем.
Голоса доносились до Павла как будто издалека. Он стоял перед крестом с изображением распятого Иисуса Христа и табличкой, на которой можно было прочитать: "Старцева Мария Максимовна". И дату смерти.
Ему протянули пластиковую тарелку с картошкой и хлебом, и он машинально взял ее одной рукой, но есть не стал. Кусок не лез в горло.
Друзья понимали состояние Павла. Даже слишком хорошо, если не пытались вовлечь его в разговор, за что Павел был им благодарен. Впрочем, и благодарность он сейчас не испытывал.
Машка, Машка... кто же знал, что пьяный подонок на джипе... так и задушил бы горе-водителя... душил бы живого... мертвого... правильно кричали старики... надо было повесить урода на дереве. За яйца. Прямо на остановке.
Чтобы протрезвел за минуту до смерти. Чтобы знал, как переезжать на своем автомобиле живых людей. Жаль, милиция... полиция подъехала быстро.
Машка...
Рука сама потянулась к надгробному кресту. Дерево. Удивительно мягкое. Теплое.
Я всегда буду помнить тебя, Маш...
Пальцы сжались на перекладине креста. И Павел замер.
Он всей ладонью ощутил плечо Марии. Длинноволосая, стройная, она сидела в позе лотоса, прислонившись к восьмиконечному кресту спиной.
Павел даже знал, какое у нее сейчас выражение лица: серьезное, будто еще не отошедшее от шока.
И пусть Машка смотрела не на него, а куда-то вдаль, он словно читал в ее взгляде, настолько чужом и непривычном, что оторвал руку от плеча... креста.
- Да, а еще ей нравилось играть на пианино...
- Сколько можно пить? Маша не одобрила б.
- Это при жизни...
Показалось, подумал Павел, слушая голоса друзей. Не могло быть такого... душа не тело. За плечо не взять. Но крест...
Показалось, подумал я сначала, но едва заметная ниточка тянулась по-прежнему.
С каких это пор мертвые сомневаются?
Мертвым не может казаться. Мертвые знают. Видят. И я видел нить, ведущую меня к очередной душе.
Вылезти из могилы. Оглядеться. Собаки вдали начинают скулить, чуя мое присутствие. Трусливые твари, молчите.
Притихли. Забились в свои норы. Боятся за свои душонки. Только мне собачьей мало. Мне нужна человечья.
Я иду за ней.
Странно, обычно, мое чутье ведет к ближайшей жертве. Но эта ниточка тянется дальше и дальше, заклиная не останавливаться. Все больше мне хочется разрубить ее, плюнув на... что? Хочется? Мертвый, я еще чего-то хочу?
Я еще боюсь?
Павел закрыл за собой дверь и нажал на выключатель, хотя дома прекрасно мог ориентироваться в темноте.
В зеркале ему на минуту привиделось совершенно незнакомое и оттого жуткое лицо. Да... нервы...
Вздохнув, Павел вошел к себе в спальню и, не раздеваясь, рухнул на кровать. Как же он устал... день выдался сумасшедший. А тоска по Маше лишь усиливалась. Может, и прав был Андрей, предложивший быстрее найти себе другую женщину. Жизнь продолжается, земля вертится. Смерть была, есть и будет. Это надо просто принять. Понять.
Павел прикрыл глаза. После креста он что-то открыл в себе. Осознал все ощущения умирающего человека. Как охватывает полное бессилие. Как пытается, но уже не способен сделать вдох. И с последним выдохом покидает мир. Сердце стучит слабее и слабее. Останавливается. Мозг, приняв сигнал "Стоп", отключается...
Павел вскочил с кровати и подошел к окну. Страх накатил с новой силой. И, вроде, нечего было бояться, но желание бежать, бежать хоть на край света росло. Какого черта он вообще дотронулся до креста?
Повернулся уже к тени, которая отделилась от него и перетекла к незваному, невероятно грязному гостю в лохмотьях.
- Ты кто?- рука зашарила позади, нащупывая горшок на подоконнике. Фиалки, которые Машка поливала...- Я сейчас мили... полицию вызову...
Гость молчал, не спеша выйти на свет. Глядя неотрывно пустыми глазами на Павла. Тот уже хотел швырнуть в него горшок, когда визитер открыл рот.
- Кто я?
Лучше бы этот бомж молчал.
- Я пью души.
Это сон, подумал Павел. Это кошмар...
- Я... мертвый...
Представил себя вампиром, с гадливостью сообразил Павел. Цирк. Театр. Детский сад. Друзья, что ли, так решили подшутить? На них непохоже, но...
- От тебя душа точно в пятки уйдет,- согласился Павел и, размахнувшись, швырнул в грязный силуэт цветочный горшок, надеясь попасть им в башку.
То, что произошло дальше, заставило его вскрикнуть. На месте вампира теперь зиял пустой дверной проем, зато сам гость каким-то образом оказался рядом в мгновение ока и мертвой хваткой теперь держал Павла за шею. От смрадного, замогильного амбре его едва не вывернуло наизнанку.
Он вдруг понял, что все это происходит наяву и клыки, похожие на волчьи, вот-вот доберутся до артерии.
Но вампир медлил.
- Мне знакома твоя душа,- услышал уже ничего не соображавший Павел. Он уставился на мертвеца, пытаясь осознать сказанное.
- Она была моей,- прошептал гость.- Я - это ты.
Теперь они с удивлением изучали друг друга. Рехнулся, в отчаянии подумал Павел. Кто-то из двух рехнулся. А может, оба...
- Зачем ты позвал меня?- хмуро спросил мертвый.
- Я не звал!- возмутился Павел.
- Я слышал зов. Он привел меня сюда.
- Это какая-то ошибка!
- Одна душа и два тела... одно из них давно мертвое... а второе - живущее сейчас...- медленно произнес странный пришелец.- Непростительная ошибка.
Смеется? Или серьезен? Павел запутался окончательно.
- Я не понимаю...
- И не надо понимать,- со злостью отрезал гость, которого уже можно было назвать трупом.
Живой мертвого не поймет. Но тело свою душу всегда узнает. В отличие от нее.
Я смотрю на очередное воплощение, и на меня накатывает волна зависти. Это он, Павел, ходит молодой, а не я. Это его сердце разгоняет кровь, а не мое. Что с того, что я сильнее? Тело без души - одна сила, тупая... словом, "оно".
Ревность? Обида? Ярость? Да!
Черт побери, это моя душа. Ах, она меня не признает. Она теперь - его, Павла. И носит его имя. А я свое давно позабыл. Я знаю только - оставлять это... безнаказанным... нельзя.
...Впившись в горло, высасываю ее. Враки, что вампиров притягивает кровь. Враки, что умрешь, Павел. Просто станешь, как я. И вечно будешь избегать своего креста.
А мне с душой остается вернуться в могилу. И там, наконец, превратиться в прах.
|