Аннотация: Другое название "хозяин смерти". Есть трэш и мерзости,предупреждаю заранее.
"...ведь я такая классная, а он такой ка-а-азззел!" - орали писклявым голосом динамики в мчащейся по ночному городу красненькой машинке. Дефачко, сидевшее на водительском месте, выпячивало от удовольствия ботоксные губы и крутило рулем в такт напевам, отчего машина дергалась в разные стороны, периодически выезжая на встречную полосу. Но ей все можно - ведь она звезда! Да, у нее только один альбом, заглавная песня которого как раз сейчас изливала страдания и метания сложной и возвышенной творческой личности, но этот альбом назвали лучшим в году! Все-все-все самые потрясные люди из телевизора сказали так и лично поздравили ее с началом творческой карьеры, когда Милый Котик представлял их своей даме, то есть ей. Она как раз возвращалась из клуба, где проходила презентация альбома... ну да, немного выпила, но ей можно! Подумаешь, каких-то пару коктейльчиков перед тем как начать петь, по котейльчику после каждой песни и стаканчик виски на дорожку, вернее после дорожки и перед отъездом. Это ведь ерунда! К тому же она была расстроена - ведь Котик взял и подло уехал на какие-то переговоры, бросив ее там одну! Ка-а-а-аззел! Зато можно съездить к Себастьяну, который обещал позвать еще одного своего коллегу-стриптизера и соотечественника Мбангу, а это намного лучше, чем пытаться разбудить вялого питона. К тому же они собирались одеться дедами морозами в честь близящегося нового года и заодно таким образом поздравить свою снегурочку. Зажмурившись от предвкушаемого удовольствия дефачко не заметила ни красного сигнала светофора, ни пары полицейских, стоявших в засаде у патрульной машины. Один из них, бывший помоложе, хотел было махнуть жезлом, но был своевременно остановлен старшим и, соответственно, более мордатым товарищем, который что-то ему объяснял, показывая на номера удаляющейся машины и щедро одаривая подзатыльниками своего незадачливого подчиненного.
Увлекшись мечтаниями ерзаяющая на сиденье горе-водительница была резко прервана ударом воздушной подушки, вжавшей ее в сиденье и этим спасшей от полета через лобовое стекло, неизбежный из-за где-то болтающегося ремня безопасности. Что-то нецензурно простонав она вылезла из машины, увидев старую черную девятку, протараненную её машиной в левый бок. Владелец пострадавшего транспорта как раз выходил из магазина, рядом с которым совсем недавно припарковался.
- Как же тебя так угораздило, а? - поинтересовался он, после того как закурил. - Занесло или тормоза отказали?
- У тебя самого тормоза отказали! На кого пасть раззеваешь, сявка дворовая?! - тут же заблажила в ответ девица, размахивая руками и чуть не падая с недержащих её ног.
- А вот хамишь ты напрасно, - сказал мужчина, подходя ближе и принюхиваясь. - Да ты еще и нажралась! Давай-ка, звони своему "папику", барби силиконовая, а то ментов вызову и эту ночь в обезьяннике проведешь.
Светская алкогольвица, испугавшись угрозы, ретировалась обратно в машину и заперлась, судорожно выискивая нужный номер в списке контактов. Она тряслась от страха, но не могла понять что же ее так напугало в этом невзрачном мужичке, весело с кем-то болтающем по телефону за стеклом. Он был... обычным, из той самой серой массы, на которую она никогда не обращала своего высокого внимания. Среднего роста, не слишком крепкого телосложения, в дешевой синтетической куртке и джинсах, не слишком чистых ботинках и вязаной шапочке. Посмотришь на такого и тут же забудешь - на улицах полно его братьев-близнецов. Но было в нем что-то жуткое, что-то такое, чего она не могла понять, как и не понимала почему он не трясется в панике, а спокойно стоит и ждет приезда ее "папика" со своими серьезными ребятами. Это пугало новоиспеченную певицу, она была уже почти готова закричать от страха и чувства безысходности как телефон зазвонил сам.
- Что у тебя случилось? Спутник показывает что ты где-то на окраине посреди дороги остановилась, - раздался в трубке спокойный до безразличия голос.
- Милый! В меня мудак какой-то врезался и угрожает! - бесстыже врала девица, начиная реветь. - Мне страшно, приезжай скорее!
- Еду, жди, не выходи из машины.
Через некоторое время, когда перепуганная дефачко уже почти успокоила свои нервы занюхав дорожку, сумерки развеялись ярким светом галогеновых фар подъехавшего к месту аварии джипа. Заметивший его мужчина убрал телефон в джинсы, предварительно пообещав собеседнику перезвонить чуть позже, и пошел навстречу прибывшей делегации в лице холеного господина предпенсионного возраста и троицы мордоворотов более чем характерной наружности.
- С тебя двадцать тыщ баксов, дружочек, - сказал приехавший господин, бросив мимолетный взгляд на машину.
- Чёй-та?
- Десятка за ущерб, ещё столько же за моральный вред. Понятно объясняю или сказать парням чтобы доступнее растолковали?
- Мне-то всё понятно, а вот ты понимаешь, что это за штука у меня в руке? - Поинтересовался мужичок, демонстрируя отпрянувшей компании зажатую в кулаке гранату. - Стоять, гады! Команды бежать не было. Да и смысла тоже нет - осколки на тридцать метров разлетаются, шансов выжить никаких, так что делаем что я говорю.
- Да ты не охренел ли часом, фраерок? - поинтересовался побледневший, но упорно пытающийся сохранить лицо господин. - Ты вообще знаешь кто я и какие люди за мной стоят?! Тебя уже завтра найдут!
- Кто ты я знаю - ты говно, а как тебя звать мне пофигу. Найдут или нет вопрос спорный, а если даже и найдут, то мне снова пофигу: врачи пообещали месяц жизни в лучшем случае, так что мне глубоко безразлично когда умереть. Сегодня, завтра, послезавтра - в любой день я могу и сам дуба врезать, так что твои угрозы для меня звучат не важнее чем твой же пердёж.
- Чего ты хочешь?! - чуть не сорвавшимся на визг голосом, спросил господин, ещё тая какую-то смутную надежду. - Денег, женщин, дури? Говори, я всё тебе дам! Только убери эту штуку!
- Слово волшебное забыл, - засмеялся в ответ мужчина. - Зачем мне весь этот хлам, который ты предлагаешь?! Да, раньше это имело значение, до того как я узнал свой диагноз. Теперь же всё это бессмысленно, в отличие от того, что я ещё могу сделать.... Знаешь, меня всегда раздражали типы вроде тебя, этакие хозяева жизни. У вас всегда было всё, чего бы ни пожелали, любые блага вам доставались играючи, тогда как мне приходилось терпеть лишения. Все самое лучшее доставалось тебе, что чуть похуже - твоим шестёркам, а таким как я только объедки с твоего стола. Но я искренне радовался им, радовался тому, что ты сам не удостоил бы даже взгляда. Ты всегда был сильнее, наглее, подлее чем все остальные, никогда не останавливался ни перед чем, что мешало достижению твоей цели и добивался её любыми средствами. Но все твои связи, вся твоя власть и всё твоё богатство не смогут остановить мои пальцы - как только они разожмутся ты умрешь.
Важный господин с каждым словом, сказанным мужиком, становился всё бледнее, руки безвольно повисли, а губы мелко тряслись будто моля о пощаде, но страх, сжавший горло стальными тисками, не пропускал ни звука. Ноги, казалось, одеревенели, пустили корни вглубь холодного асфальта, не позволяя сделать ни шага назад, прочь от приближающегося вальяжной походкой ужаса. Охрана же подобных трудностей не испытывала и, вначале медленно пятясь, а потом уже и откровенно драпая, скрылась в недрах спального района. Её же примеру последовала и виновница всей ситуации, уносящаяся вдаль на своей машине.
- Смотри-ка, разбежались! Просто-таки как дым рассеялись, будто и не было с тобой никого. Вот и вся твоя власть и всё, что ты имеешь, такая же иллюзия. Добро пожаловать в реальность, мудила, - завершил речь мужичок, хватая господина за лацканы пальто и нанося удар головой в лицо.
Господин упал в дорожную кашу из грязного снега и кем-то щедро разбросанного мусора. Из сломанного носа хлестала кровь, заливая дорогую одежду, но ему было всё равно - сознание покинуло тело ещё до удара, не выдержав накала эмоций. Мужичок же, подкурив сигарету от зажигалки, сделанной в форме гранаты, с помощью которой он и устроил всё это представление, открыл багажник своей машины и, поднатужившись, погрузил в него бесчувственное тело. Предстоял долгий путь.
***
Пробуждение было ужасным: тело, отбитое за время езды в багажнике, окоченело и отказывалось слушаться, отекшие глаза с трудом раскрылись крохотными щелочками, позволив смутно разглядеть окружающую промзону, обстоятельства попадания в которую память милосердно умалчивала. С трудом поднявшись Андрей Михайлыч, а именно так звали важного господина, ныне выглядевшего не лучше какого-нибудь бродяги, осмотрел свои карманы, оказавшиеся пустыми. Пропало всё: документы, деньги, телефон. Он не только не представлял где находится, поскольку местность была совершенно незнакомой, но и не знал как будет отсюда выбираться.
- Ублюдок хренов, - прошипел он охрипшим и каким-то надтреснутым голосом.
Думать было крайне тяжело из-за холода, терзавшего тело будто ударами тока, но задача выживания стояла остро, мобилизуя все ресурсы организма, и взгляд господина зацепился за вырывавшиеся из входа в теплотрассу клубы пара. "Где пар - там тепло, где тепло - там жизнь" - что-то вроде этого промелькнуло в голове Андрея Михайловича и он поковылял к спасительному теплу, приволакивая обе ноги разом, упорно отказывающиеся слушаться. Испарения обладали довольно мерзоньким запашком, но они согревали, а это сейчас было самым главным. Немного отогревшись и расслабившись мужчина внезапно осознал, что в теплотрассе он не один - за стеной пара просматривались два тела, сидевших неподалеку. Испугавшись вполне возможно опасных незнакомцев Андрей Михайлович двинулся было к выходу, но был остановлен сиплым голосом.
- Эй! Осади, друган. Куда рванул? - Поинтересовался один из незнакомцев.
- Сюда канай, знакомится будем, - распорядился другой.
Господин почувствовал тоскливый страх - кем бы ни были эти двое, но сила сейчас была явно на их стороне и они могли с ним сделать абсолютно все, что угодно и в этой глуши никто бы не смог им помешать, а потому он подчинился. При ближайшем рассмотрении аборигены оказались потасканными типами, чьи руки, обильно украшенные "перстнями", недвусмысленно намекали на бурное криминальное прошлое. Взгляды, выражавшие алчный интерес, стали брезгливыми, стоило лишь им разглядеть отекшее лицо Андрея Михайловича, все еще местами покрытое коркой ссохшейся крови.
- Ты откуда такой красивый нарисовался?
- Из Москвы.
- Ма-а-асквич, значит? - с издевкой поинтересовался один из бродяг. - А давай-ка ты, столичный житель, мне с корешом приятное сделаешь, а то как-то не по понятиям получается: мы тебя сюда пустили, погрели, а ты нас в ответ ещё ничем не поблагодарил.
После этих слов говоривший тип начал расстегивать штаны, тем самым намекая о каком "приятном" он говорил, а второй, мерзко ухмыляясь щербатым ртом, достал из кармана нож, предостерегая от возможного отказа. В отчаянии объект вожделения бродяг начал отступать, придерживаясь рукой за трубу, чтобы не упасть - ноги самым предательским образам грозились перестать поддерживать тело. Но бежать было некуда, это прекрасно понимали как насильники, глумливо заржавшие в осознании собственного превосходства и предстоящего развлечения, так и их потенциальная жертва. Исход противостояния не оставлял места для сомнений, но рука Андрея Михайловича наткнулась на нечто, оказавшееся молотком, вполне возможно забытым здесь рабочими, устранявшими неисправность, приведшей к столь обильной концентрации пара.
Первым подавился собственными зубами бродяга со спущенными штанами, второй же, после секундного замешательства, полоснул ножом бок несостоявшейся жертвы, отчего тот вспыхнул будто огнем, но развить успех ему не удалось: подстегнутый болью Андрей Михайлович стал наносить быстрые беспорядочные удары, от которых оппонент мог только закрываться руками, вскоре превратившимися в подобие фарша и умолять о пощаде. Злость застила взор ещё совсем недавно респектабельного господина багровой пеленой и он продолжал наносить удар за ударом пока силы не оставили его и он, тяжело дыша, не опустился на пол, составив компанию лежащим там трупам.
Собравшись с силами победитель через некоторое время встал, правда только на четвереньки, и принялся стаскивать с одного из трупов одежду - рана на боку кровила и требовала перевязки. Находясь на грани потери сознания Андрей Михайлович упражнялся в оказании первой помощи, прикладываясь к найденной на лежбище поверженных врагов початой бутылке палёной водки. Огненная вода уменьшала боль, но появившийся после ранения шум в голове только усиливался, приближаясь по громкости к несущемуся на полной скорости локомотиву, так что от обезболивания пришлось отказаться и остатки палёнки были вылиты на кое-как перевязанную рану с целью дезинфекции.
Дальнейшее важный господин вспоминать не любил. Он не знал сколько прошло дней - они все слились в один бесконечный кошмар: он метался на импровизированном ложе, сделанном из кучи какого-то тряпья, и перед его взором вставали образы тех, кого он в прошлом подставил, разорил, обманул или вовсе "убрал". Никто из них не сказал ни слова, но их взгляды, полные боли и немого укора, жгли душу каленым железом. Андрей Михайлович кричал, пытался куда-нибудь уползти, но взгляды не давали скрыться, они кружили по всей теплотрассе, не отпуская своего губителя ни на миг. Вот вынырнуло раздутое и почерневшее лицо его старого друга и компаньона Витька, которого он выкинул из бизнеса когда начались разногласия по поводу дележа прибыли, а потом и отправил на дно пруда с аккуратной дырочкой во лбу, стоило лишь ему заикнуться о передаче бухгалтерских книг налоговой. А вот Алла, одна из бывших жен, закопанная где-то за городом после выдвинутых ей требований о разделе имущества. Она смотрит с изумлением, прямо как в тот миг, когда его руки сомкнулись на ее тонкой шее. На смену ей приходит неизвестный мальчик лет двенадцати, несколько лет назад сбитый господином в одну из тяжелых ночей. Он уже и забыл об этом случае, но обугленное лицо напомнило о ночи кремации в кочегарке. Рядом с мальчиком девочка, немногим старше, первая красавица класса, которую много лет назад ее хулиган-одноклассник Андрюха напоил и покрыл вместе с парой своих друзей. Она, кажется, потом повесилась... иначе сложно объяснить отчего ее шея столь неестественно согнута. А вот, кстати, и те два друга, пошедшие вместо него по этапу только потому, что были из простых семей, не обладающих ни каплей власти и влияния. Видимо на свободу выйти им так и не удалось, да и вид у обоих какой-то униженный и жалкий.... Потоки лиц, знакомых и не очень, продолжали свой хоровод казалось целую вечность, но в один прекрасный миг уступили место помятому, но вполне живому лицу какого-то совсем незнакомого мужика в рабочей одежде, хлещущего Андрея Михайловича по щекам и с крайне встревоженным видом кому-то что-то говорящего. Впрочем это прояснение было недолгим и вскоре мертвые вновь закружили свой хоровод.
***
Окончательно сознание вернулось только на больничной койке. Пациент чувствовал себя крайне скверно, но был рад слабости и разбитости реальности, заменившим собой ужас лихорадочного бреда. Тело сопротивлялось командам разума, но Андрею Михайловичу все же удалось поднять свои истончившиеся руки со ставшей почти прозрачной кожей, сквозь которую проглядывали жгуты вен, покрытые следами от старых и свежих уколов. К нему приходили разные люди: кто-то давал лекарства, кто-то кормил показавшейся невероятно вкусной больничной едой, другие же задавали вопросы, выясняя кем является неизвестный, найденный ремонтной бригадой в теплотрассе вместе с двумя трупами. А через пару дней приехали его партнеры по бизнесу. Они пытались казаться обрадованными столь неожиданным возвращением господина, но лица были слишком деревянными, а улыбки настолько фальшивыми, что Андрей Михайлович лишь отвернулся в ответ на их расспросы.
Потом был месяц в частной клинике где-то в Европе, дни которого слились в поток проплаченной доброжелательности, и возвращение домой. Господин пытался заниматься привычными делами, но они не приносили радости, он пытался отвлечься разными способами, но мысли упорно возвращались ко времени, проведенному в теплотрассе. Не помогали ни антидепрессанты, ни самые раскрученные психотерапевты - чувство вины и отвращения к самому себе стало постоянным спутником неизлечимого пациента. Иногда Андрей Михайлович вспоминал мужика, отправившего его в нокаут, и тогда его страдальческий вид заменялся задумчивым. Никто не знал что в эти минуты творилось в голове высокопоставленного господина, а сам он не распространялся об этом.
И вот, в один из вечеров, черная меланхолия внезапно сменилась экстатическим возбуждением. Глаза господина, последние месяцы будто присыпанные пеплом, засияли и он принялся печатать письмо, периодически сверяясь с данными, выдаваемыми ему поисковиком по крайне не типичным для этого господина запросам. Прошло полночи когда, отправив напечатанное на электронный ящик своего адвоката, Андрей Михайлович откинулся на спинку кресла с чувством оплаченного долга. Немного посидев с закинутыми за голову руками господин извлек из своего стола пистолет и зарядил его одним патроном. Раздался выстрел.
***
-... а также распродать все остальное движимое и недвижимое имущество, - зачитывал по листу адвокат в окружении родственников покойного, - а вырученные средства распределить между детскими домами, благотворительными фондами, больницами и иными организациями, указанными в приложении, в равных долях. Дата, подпись.
Поднявшийся возмущенный гвалт вскоре утих, стоило лишь адвокату в доступной форме объяснить сколь невозможным делом является попытка оспаривания завещания и все собравшиеся, удрученные словами адвоката несравнимо больше, чем смертью Андрея Михайловича, стали расходится, продолжая раздраженно обсуждать решение покойного. Лишь один человек хранил молчание и оставался на месте, пропуская всех остальных пока не остался наедине с адвокатом.
- Вы что-то хотели узнать? - спросил престарелый юрист, внутренне готовый к очередной попытке "договориться".
- Нет, благодарю. - ответил мужичок с незапоминающейся внешностью, растворяясь в спертом воздухе.