Аннотация: Это пока очень недописанная книга, буду выкладывать продолжение в зависимости от частоты приступов графомании. Заранее извиняюсь, пишу медленно.
Эра искупления.
'Проходя же близ моря Галилейского, Он увидел двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы, и говорит им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков'.
Новый завет. Евангелие от Матфея.
1
Смотритель кладбища - работа почетная и не очень пыльная. Так всегда считал старина Бродий - ветеран двух войн и бесчисленных кабацких драк. Кладбище - место укромное и замечательно безлюдное, всегда, особенно темными вечерами, настраивало смотрителя на философский лад.
Любители поживиться за счет состоятельных покойников быстро забыли все потайные тропинки в его вотчину. Особо непонятливые лежали в одной земле со своими несостоявшимися клиентами, более разумные или трусливые - обходили кладбище Бродия стороной.
Отвоевав, таким образом, свое место под луной, старый смотритель любил присесть вечерком под корявым мертвым дубом, возвышающимся аккурат в самом центре погоста, откупорить флянчик чего-нибудь горячительного и полюбоваться на танец мотыльков вокруг своего кованого ручного фонаря.
В то очередное свое меланхоличное, но добросовестное ночное бдение, незваных гостей Бродий заприметил задолго до того, как они остановились возле кладбищенских ворот и зашушукались о чем-то, бросив на дорогу подозрительно ворочающийся мешок.
Лопат они при себе не имели, поэтому старый смотритель решил пока не отрывать зад от своей любимой скамейки. Профессиональное кредо у смотрителя было простым: выносить с кладбища ничего нельзя, вносить можно, но, опять же, смотря что... или кого. Скучающий Бродий, заинтригованный шевелением джутового мешка у ног припозднившихся посетителей кладбища, тихонько погасил огонек своего фонаря и закрыл пробкой горлышко верной фляжки.
Между тем, придя, наконец, к какому-то решению, гости подхватили свой мешок и воровато зашагали по тропинке между ажурными крестами и монолитными надгробиями.
Неслышно ступая по еще не успевшей обратиться в неопрятный прах, нарядной желтой листве, покрывающей землю, Бродий осторожно последовал за ними. Возле массивного, явно семейного, надгробия таинственная парочка остановилась.
- Давай здесь - шепотом произнес тот, кто был повыше.
Его щуплый спутник опустил мешок на землю и принялся развязывать стягивающую горловину веревку. Некоторое время, изнывающий от любопытства смотритель мог наблюдать только нервно дергающийся бритый затылок.
- Дай-ка, я сам! - здоровяк грубо оттолкнул своего напарника, нетерпеливо расправил ветхую мешковину и извлек наружу нечто черное и брыкающееся.
Старина Бродий прищурился, но разглядеть это 'нечто' так и не смог. Ему повезло: щуплый, пока его дружок возился возле мешка, извлек из своей сумки свечи, расставил их на надгробии и осторожно, заслоняя их от случайных потоков воздуха, разжег при помощи огнива и трута.
Громила тем временем, встал и вошел в круг света, образованный горящими на надгробии красными свечами. Одной рукой он тащил за собой по земле связанного черного козла, в другой сжимал кинжал странной формы. Судя по тому, как скованно он двигался, кинжал был тяжеловат даже для его окорокообразных лап, скорей всего, это оружие было не металлическим, а искусно вырезано неизвестным кудесником из цельного куска какого-то камня. Черное лезвие конической формы, за отсутствием гарды, плавно переходило в рукоять филигранной работы в форме раздвоенного копыта.
Бросив козла на импровизированный алтарь, приготовленный его молчаливым спутником, здоровяк отошел на два шага назад и немного полюбовался получившимся натюрмортом.
Щуплый все так же молча, встал за спиной у своего подельника а тот, помедлив, плавно и торжественно приблизился к могильной ограде, орошенной красным воском и нараспев заговорил:
/здесь будет текст (заклинание) на языке, который я еще не придумал, сами понимаете, создание языка - дело долгое и муторное, так что, приношу свои извинения, пока так/
Как только до ушей старого смотрителя донеслись первые звуки нечестивого наречия, несомненно, используемого поганцами для какой-то магической гадости, он тут же пожалел, что не пристукнул ханыг на подходе к кладбищенским воротам. Вжавшись спиной в скульптуру какого-то, очевидно, важного при жизни, лица, Бродий мечтал лишь об одном: провалиться сквозь землю, дабы не попасться на глаза тому, к кому в данный момент обращался этот здоровенный идиот с гладко выбритой маковкой.
- /бу бу бу бу бу!/ - подытожил свои завывания адепт невиданного культа и медленно опустил лезвие ножа на горло несчастного животного.
Кровь, забрызгав предплечья громилы, потушила несколько близстоящих свечей. Козел затрепетал и испустил дух.
Вновь отступив в тень, заклинатель застыл, ожидая результата дела рук своих. Невольный же свидетель всего этого безобразия, на всякий случай отлип от статуи и распластался на влажной от ночной росы листве.
Спустя некоторое время, культисты начали переминаться с ноги на ногу, а в глазах Бродия зажегся опасный огонь, который был хорошо знаком тем, кто видел его пьяные выкрутасы в окрестных кабаках. Привстав на одно колено, смотритель подтянул к себе поближе узловатую дубовую палку, которую обычно использовал вместо посоха. Мелкий, первым услышавший подозрительный шорох за спиной, что-то прошипел и быстро обернулся, судорожно шаря пальцами в складках своей свободной кожаной куртки.
Старина Бродий, не видя больше нужды скрываться, встал во весь рост и двинулся к застывшему от неожиданности здоровяку, справедливо рассудив, что нейтрализовать этого бугая нужно в первую очередь, используя все преимущества своего эффектного появления.
Пройдя несколько шагов и выписывая в гудящем воздухе замысловатые кренделя своей импровизированной дубиной, он неожиданно остановился, дабы убедиться в том, что эффектно заявить о своем появлении в этот вечер получилось не только у него.
На забытом всеми алтаре, среди трепещущих огоньков угасающих свечей, стоял худощавый молодой мужчина, с интересом взирающий на тушу мертвого козла, не забывая, впрочем, брезгливо сторониться темных ручейков, медленно прокладывающих себе дорогу к его щегольским остроносым сапогам.
Первым пришел в себя, как ни странно, культист-бугай. Поспешно вытащив из кармана цепочку с каким-то амулетом, он выставил ее перед собой, как щит и прокричал какую-то очередную галиматью.
Лицо незнакомца исказилось. Он сморщился, затем сильно выпучил глаза, сделал несколько судорожных вдохов и... оглушительно чихнул прямо в лицо подавшемуся к нему заклинателю.
- Я прошу прощения за это - щеголь вытянул из рукава платок и бросил его отпрянувшему и ошарашено вытирающему лицо здоровяку.
- Амон? Вуузла... Амон? Ваа'ссахири! Бутча Амон! - забормотал сектант, нервно теребя в толстых пальцах кружевную тряпку, явно не зная, что с ней делать.
- Киль чечак! - любезно ответил новоприбывший и показал в усмешке крепкие, крупные зубы. - Что на ваш, лемурийский диалект, как тебе известно, переводится, как: 'поцелуй меня в жопу'. У тебя нет власти надо мной.
Громила попятился.
- Так чего тебе нужно, глупый лемур? Богатство? Раболепство других лемуров? Внимание женщин? Визит в баню? - незнакомец спрыгнул с надгробия и подошел к культисту вплотную.
- Пророк обещал, что если мы правильно проведем ритуал, демон будет служить нам!
- Ага! Вот как у вас это делается! - деланно изумился чужак, - Труп козла в обмен на вечное служение? Паршивая сделка. Предлагаю иные условия: принеси мне голову твоего 'пророка' и тогда, может быть, я не выну из тебя твою жалкую душонку.
Словно в ответ из темноты прилетел метательный нож, пущенный рукой мелкого сектанта, о котором все забыли.
Незнакомец сделал шаг в сторону и повернулся лицом туда, откуда на него было совершено нападение. Подняв вверх правую руку, он что-то прошипел и участок земли, на которой стоял щуплый вандал, осветился зеленоватым светом, придав надгробьям и крестам, среди которых он прятался, вид еще более зловещий и мистический.
Осквернитель кладбищенских надгробий как раз отвел руку с зажатым в ней ножом для следующего броска, когда один из крестов за его спиной вдруг пришел в движение.
Старик Бродий, схоронившись за так верно послужившей ему во время обряда скульптурой, изумленно протер руками глаза. То, что он принял поначалу за могильный крест, попав в круг гнилушного свечения, оказалось зловещим огородным пугалом, невесть откуда взявшимся на кладбище. Закутанное во что-то, весьма напоминающее похоронный саван и обмотанное цепями, оно было увенчано не пустой тыквой, а мертвой человеческой головой, грубо обшитой лоскутами кожи, несомненно, также человеческой. Но самым страшным было то, что это страховидло двигалось, подчиняясь воле чужака, возвышающегося с воздетой к небу рукой над стоящим на коленях здоровяком-культистом.
Не заметивший новой опасности, метатель ножей попытался выбросить правую руку вперед, но, что-то со страшной силой обрушилось ему на предплечье. Обернувшись, сектант невольно встретился глазами с пустыми глазницами на лице мертвой головы страшилища. Крик, исторгшийся из его глотки, заставил бы какую-нибудь баньши, окажись она поблизости, почернеть от зависти. Силуэт щуплого загорелся таким же зеленым огнем, как и все вокруг него и через несколько мгновений на землю к подножию адского чучела упал труп с дико выпученными белыми глазами.
Вконец сомлевший смотритель мог наблюдать, как пугало, исполнив свое черное дело, вдруг неуловимо переместилось от распластанного в светящемся кругу мертвого тела в руку своего повелителя, все еще торчащую вверх, как будто незнакомец пожелал помахать только что ушедшему на тот свет человеку на прощание.
- Широких тебе дорог, отважный лемур! - крикнул, как будто прочитав мысли Бродия, чужак и, как ни в чем не бывало, повернулся к своему давешнему собеседнику.
- Не люблю, когда вмешиваются в разговор - светским тоном сообщил он заднице растекшегося по земле культиста. Пока шла экзекуция над его дружком, бугай успел собрать вокруг своей головы внушительную охапку опавшей листвы и прятался в ней от своего мучителя, временами издавая сдавленные звуки, напоминающие стоны попавшего под колеса телеги бродячего пса.
- Знаешь что? Мне только что пришла в голову мысль. Ведь уже далеко за полночь, твой деловой партнер нас покинул, ваша концессия по обретению власти над бесом потерпела крах и вообще, я полагаю, ты уже довольно длительное время злоупотребляешь гостеприимством добрейшего смотрителя этого чудного уголка. А не пора ли тебе домой, глупый лемур?
Громила, не веря своим ушам, вытащил голову из пыльных листьев и с безумной надеждой воззрился на страшного пришельца.
- Да-да, я не шучу. Беги отсюда, как можно быстрее, пока я не передумал. Ты меня утомил. Хотя постой... я явно что-то забыл. Ах да! Я забыл выразить тебе почтение от имени... (Чужак всмотрелся в имена, высеченные на оскверненной могильной плите), ... Барбары! (Сильнейший пинок под зад заставил культиста кувыркнуться через голову)... Диметрия! (жилистая пятерня собрала куртку на груди сектанта в тугой узел)... и их маленьких детей: Авроры! (зуботычина снова повалила борова наземь)... и Алексия! (пинок по ребрам отправил вандала в долгий полет в сторону импровизированного алтаря).
Отвернувшись от бесчувственного тела, колдун брезгливо вытер руки платком, которым так и не воспользовался несчастный, и зашагал в сторону кладбищенских ворот.
- Постой-ка, уважаемый, как тебя там? - Дорогу чужаку заступил немного пришедший в себя смотритель. Уже трезвый, как стеклышко, Бродий расправил плечи и встал во весь свой нешуточный рост, поигрывая дубиной. Правда, впечатление от его воинственной позы немного портило громкое клацанье зубов.
- Франциск из Долины темной воды, к вашим услугам! - колдун шутливо поклонился.
- Ага... ну, как бы там ни было. Демонов у нас не шибко жалуют, да! Не пройдешь ты здесь, хоть в лепешку разбейся!
- Демонов, говоришь, доблестный страж? Так не жалуйте себе на здоровье! Я-то здесь при чем? - незнакомец очень натурально изобразил недоумение.
От вопиющей наглости чужака, смотритель потерял связность речи:
- А как же... свечи? Ритуал! Вот... говорили не по-нашему! И животину убили! Насвинячили здесь, как последние...
- Тише, тише, дружище! Побереги дыхание. - человек, назвавшийся Франциском, располагающе улыбнулся, - Это шутка. Проходя мимо твоего кладбища, я всего лишь хотел спросить дорогу до Стальмака, однако, увидев этих паяцев, решил развлечься и принял участие в их дурацком спектакле. Никто меня не призывал из адских чертогов, я просто появился в нужном месте в нужное время и преподал идиотам урок. Для одного из них, я уверен, он стал одним из главных в жизни, а для другого сей урок стал экзаменом, которого он, на свою беду, не смог преодолеть. Так часто случается на нашем пути. Я перешел им дорогу, а на моем пути сейчас стоишь ты. Кстати, учитывая все, что было сказано, ты все еще убежден, что находишься в нужном месте и в нужно время, доблестный страж?
Бродий, надо отдать ему должное, нашел в себе силы сделать вид, что размышляет, затем опустил дубину и пробурчал:
- Стальмак в трех лигах на север. Иди напрямки до мельницы, за ней мост, за мостом направо и через две лиги упрешься прямо в городские ворота.
Франциск из Долины темной воды учтиво кивнул в знак благодарности. Миновав посторонившегося смотрителя, он неторопливо вышел за ворота кладбища и исчез в ночной темноте.
Бродий же, недоверчиво кривя рот, вытащил из-за пазухи флягу, сделал несколько жадных глотков и вернулся к оскверненному вандалами надгробию. Немного подумав, он отбросил носком сапога нож для жертвоприношений, снял с могильного камня тушу несчастного козла и, мурлыкая какую-то солдатскую песенку, потащил ее в свою хижину. Необходимость наводить порядок в своей вотчине ничуть не обременяла ветерана двух войн, бесчисленных кабацких драк и одного, почти состоявшегося, побоища с двумя адептами неизвестного культа и призванным ими демоном. Как было упомянуто ранее, работу свою смотритель любил, считая ее не пыльной и очень почетной.
2
Три дня спустя, на постоялом дворе 'Меч и окорок', Франциск, скучая, наблюдал за детворой, азартно гоняющей по двору поросенка. С утра шел крупный дождь, поэтому, временами, было трудновато отличить преследователей, играющих в 'королевскую охоту', от их жертвы.
- Хэггемон? - Франциск и не подумал сменить свою расслабленную позу и обернуться на тихий голос блеклого лакея из-за спины.
- Нехорошая привычка у тебя, братец, со спины подходить. - Франциск лениво выплюнул стебелек травы, доселе бездумно кочевавший из одного уголка его рта в другой, - В некоторых кварталах Бриллиантового Столпа тебе после таких заходов пришлось бы расстаться с парочкой золотых кругляшей, там, знаешь ли, товар пробовать можно, но уходить потом, ничего не купив, как-то не принято.
Лакей сдавленно хохотнул, но быстро замолчал. Работая в трактире достаточно долгое время, он прекрасно знал таких вот меланхоличных типчиков: балагурят со скучающим видом, а через секунду: 'чик-чик' - успевай только мертвецов оттаскивать, да молись, чтобы самого не пришили ненароком. И дело даже не в мече на боку. Меч теперь можно даже купцам носить. Дело в глазах. А глаза у гостя заведения были с изрядной долей чертовщинки.
- Вам письмо, хэггемон! - почтительно сказал лакей и протянул постояльцу небольшой конверт.
- О, спасибо, друг! - Франциск бросил оживившемуся прислужнику тусклый медяк и, оторвавшись, наконец, от созерцания залитого дождем двора, скрылся за толстой деревянной дверью, ведущей в его покои.
Оказавшись в своей комнате, он нетерпеливо шваркнул ставнями, впуская в помещение тусклый свет через грязноватое окно, сел за стол и ножом, которым на завтрак разделывал баранью ногу, вскрыл белый бумажный прямоугольник.
На выпавшей из конверта маленькой бумажке чьей-то, довольно умелой рукой, были нарисованы две отрубленные собачьи головы и приписан адрес: 'Улица Забойщиков, дом Коршуна'.
Франциск хмыкнул и поднес уголок странного письма к подрагивающему огоньку свечи.
Клочок бумаги вспыхнул, как порох, но колдун настойчиво вглядывался в бешено пляшущие язычки пламени, не обращая внимания на то, как застыли вокруг него предметы, даже пылинки, потревоженные его шагами, не спешили ложиться на небрежно выскобленный пол.
- Итак, ты встал на свой путь, Пророк, - донеслось из-за огненной завесы. - Не оступись, эта пропасть не имеет дна!
- Здравствуй, Беатрис, - в голосе Франциска прорезалось нечто, отдаленно напоминающее тепло, - Неужели дома по мне уже начали скучать?
- Кому надо - те знают, что ты начал свою игру. Знаменосец идет по твоему следу, будь настороже.
- Идти по следу - значит, идти позади. Я должен успеть, а дальше придет и его очередь.
- Мне иногда трудно отличать твой оптимизм от гордыни, но все, что от меня зависело, я выполнила. Теперь мне остается лишь наблюдать.
- Я никогда не смогу отдать тебе этот долг, Беатрис, не подставляйся под удар и храни тебя Вечная Тьма. Спасибо, и прощай!
- Я буду рядом, Пророк, не забывай об этом!
- Прощай, Беатрис.
- До свидания, Франциск, береги себя.
Пламя погасло и тот, кого неведомая Беатрис назвала Пророком, громко зашипел, тряся обожженными пальцами.
На улице Забойщиков, в час, когда добропорядочные горожане, привычно накинув засовы на входные двери и плотно закупорив ставни, творили молитвы и отходили ко сну, у дома Коршуна неуловимо возникла фигура в плаще с капюшоном и, уверенно поднявшись по ступеням крыльца, дернула за веревку, прикрепленную, по всей видимости, к колокольчику по ту сторону двери.
Вместо вполне ожидаемого тихого звона, из недр дома донесся вой собаки. Через несколько мгновений, дверь приоткрылась ровно до той поры, чтобы не очень толстый мужчина смог протиснуться туда бочком. Человек в капюшоне не стал рядиться и, звякнув чем-то железным о стену, скользнул в дверной проем. Дверь закрылась, послышался глухой лязг многочисленных засовов и замков.
В темных сенях, Франциск (а это был именно он), сбросил, кривясь, свой плащ на руки юркому типчику с острым лицом и, ни о чем не спрашивая, устремился в комнату с богато накрытым столом, но освещенную всего лишь одной маленькой свечой, воткнутой в горлышко пустой бутыли из-под вина.
В комнате никого не было, хотя, судя по всему, совсем недавно, кто-то здесь, за этим столом плотно ужинал и выпивал. Франциск непринужденно развалился в большом дубовом кресле и налил себе из початой бутылки, предварительно понюхав и уважительно кивнув, красной тягучей жидкости в серебряный кубок в виде смеющейся головы сатира.
Спустя несколько секунд, в комнату ввалился довольно грузный мужчина лет пятидесяти, одетый в богатый дорожный камзол. Первой деталью внешности, что бросалось в глаза при взгляде на его лицо, была окладистая рыжая борода, изрядно поседевшая по краям, отчего казалось, что он недавно крепко напился чего-то красного и забыл вытереть подбородок.
- Прошу меня извинить, хэггемон! - с порога заявил седобородый, не утруждая себя приветствиями, - Мне пришлось отлучиться из-за срочного доклада...
- Вправляли мозги своим соглядатаям? - Франциск лукаво сощурил глаза поверх серебряного кубка. Надо, надо! Редкостные кретины, доложу я вам, хэггемон?...
- Зовите меня отец Горицвет, - поспешно сказал толстяк.
- ... Благодарю. Мне представляться, думаю, нет нужды.
- Да, конечно! Но как?..
- Я прошел мимо ваших людей? Просто прибыл на место встречи чуть раньше назначенного срока. Аккурат, в то время, когда ваш доверенный шпион расставлял их вокруг моего трактира.
Отец Горицвет ненадолго задумался и, судя по всему, решил замять этот деликатный вопрос.
- Как добрались, хэггемон? - церемонно обратился он к Франциску, освежая вино в его бокале.
- Неплохо, неплохо, благодарю вас! - демона, похоже, забавляли потуги собеседника выглядеть непринужденно. Потных подмышек и дрожащих рук своего визави он милостиво решил не замечать.
- А с... вашими... провожатыми... все прошло гладко? Жертва принята?
- Да, знаете, вашему Пророку (отец Горицвет нервно заерзал в своем кресле) не откажешь в некой извращенной иронии. Я видел множество жертвоприношений, работа, знаете ли, но чтобы жертва шла на смерть с таким энтузиазмом... Знатные были лемуры, на вкус, как молочные поросята... Но ближе к делу, отец. Я здесь, как и хотел ваш Пророк, взывая к силам, суть которых, я очень надеюсь, он осознает. Итак, что за цели передо мной стоят?
- Вам предстоит разжечь небольшой костер, хэггемон. Костер, в котором сгорит множество человеческих душ. Для этого, в девяти городах вам предстоит встретить девятерых провожатых и настичь с их помощью девять жертв. Пророк очень надеется, что с помощью нашего погребального костра, мы сможем изменить этот грязный мир. И уверяю вас, хэггемон, основания так думать у него есть, и очень весомые. Подсаживайтесь поближе, мы подошли к самому интересному - деталям...
Было уже далеко за полночь, когда в стене дома Коршуна на улице Забойщиков с тихим скрипом отворился тускло освещенный провал, исторгший из себя фигуру, закутанную в черный плащ с глухим капюшоном. Темный силуэт, избегая освещенных мест, заскользил вниз по улице, направляясь в сторону таверны 'Меч и окорок'. Через несколько секунд, из темноты послышался глухой шум, который обычно производит человеческое тело, падая на камни, и полились отборные матюги.
- Пророков, блядь, развелось, как свиней нерезаных, а нормальных каменщиков днем с огнем поискать! - в сердцах прошипел Франциск из Долины темной воды, закутался в разорванный и испачканных уличными нечистотами плащ и, слегка прихрамывая, продолжил свой путь к мягкой постели и чистым полотенцам. Перед дальней дорогой надо было использовать весь, оплаченный за неделю вперед, убогий комфорт таверны.
***
Что делать, если из кустов под копыта вашей лошади выкатилась чья-то отрубленная голова?
Ни в одном справочнике для путешественников нет ответа на этот вопрос, однако, поступают оказавшиеся в такой ситуации, как по учебнику, используя, чаще всего, два варианта: одни замирают, не смея пошевелиться. Другие - отважно пускают лошадь в галоп, стремясь оставить между собой и теми, кто эту голову отрубил, как можно большее количество лиг.
- Живодерский тракт, а вы чего хотели, хэггемоны? - сказал Франциск и неторопливо спешился.
Ответом на его, непонятно кому адресованную, реплику прозвучали два мушкетных выстрела в отдалении.
Лошадь нервно заржала, заставив своего хозяина злобно на нее покоситься. Не теряя времени, Франциск скользнул в кусты, из которых прикатилась злополучная голова.
Обнаруженное там путником тело, наспех присыпанное листвой, было облачено в зеленую ливрею - бедняга при жизни был лакеем персоны, имеющей титул аристократа.
Разбойники, как правило, не имели мушкетов. Это оружие в основном использовалось военными в силу своей относительной экзотичности и дороговизны.
В общем, картина ясная: какие-то особо наглые лесные бандиты решили попытать счастья и организовали налет на хорошо вооруженный кортеж аристократа. Можно, сохраняя надлежащие меры предосторожности, двигаться дальше.
Вернувшись на большак, Франциск с горечью убедился в мудрости изречения, гласившего: 'Если хочешь рассмешить бога, расскажи ему свои планы на текущий день'. Окаянная кобыла, пока ее хозяин рыскал в кустах, использовала свою свободу довольно разумно, учитывая недалекую пальбу - ускакала в неизвестном направлении.
Что самое грустное - вместе с ней сгинула переметная сума, содержащая съестные запасы, одежду, воду и кое-что из снаряжения. Франциск никогда не был опытным всадником и с лошадьми у него были непростые отношения, поэтому укорять себя за глупость он не стал, а первым делом вновь убрался с открытой местности, дабы обдумать сложившуюся ситуацию.
- Ну что, дорогой мой соратник, - пробормотал себе под нос Франциск, - Я не вижу иного выхода, а вы?
Через несколько мгновений чему-то кивнув, словно дождавшись ответа на свой вопрос, колдун бесшумно двинулся в сторону источника отдаленных криков и лязга железа.
Наездником Франциск был никудышным, но это не мешало ему разбираться в знаках, которые, при должной сноровке, всегда можно вычленить из какофонии боя. Судя по тому, что звон клинков становился все тише, а вопли - все громче, схватка плавно перетекала в резню.
Вполголоса помянув Вечную Тьму, Франциск прибавил шагу и через несколько минут смог одним глазком оценить обстановку на изрытой множеством ног поляне.
Посреди поля боя, покосившись, стояла богатая карета, с козел которой свешивалось мертвое тело возницы. Вокруг кареты лежали изрубленные тела в доспехах гербовых рыцарей и, одетые во что попало, неопрятные туши бандитов. Ни одного стоящего на ногах защитника кортежа Франциску увидеть не удалось. Судя по несущимся из кустов истошным воплям, невооруженная челядь вельможи в данный момент разделяла судьбу своих недавних охранителей.
Окружившие карету налетчики деловито выпрягали лошадей, один из бандитов распахнул дверцу и сделал приглашающий жест. Подождав секунду и не дождавшись реакции, разбойник выдернул из-за пояса саблю и показал ее кому-то, скрывающемуся в стенах экипажа и невидимому пока для Франциска.
Через несколько секунд из проема показалась черная туфелька и край широкой юбки, вызвав в толпе налетчиков волну восторженного рева. Бандит протянул руку и извлек из недр кареты невысокую рыжеволосую девицу в скромном наряде. Судя по всему, служанку при знатной особе.
От сильного рывка девушка потеряла равновесие и упала на колени, тут же вцепившись в колесо. Не обращая на нее внимания, вожак нетерпеливо качнул головой, призывая на свет божий последнюю обитательницу кареты (если Франциск что-то понимал в геральдике, графская корона на дверце была женской).
Время шло, но никто на столь экспрессивные призывы главаря разбойников так и не откликнулся. Гневно зарычав, бандит исчез по пояс в дверном проеме, пытаясь выволочь непокорную аристократку из-за тонких стен ее ненадежного убежища.
Донесшийся из недр кареты тонкий визг поначалу развеселил его товарищей, но смех потихоньку начал стихать, когда до них начало доходить: кричала явно не женщина, а, как бы это невероятно ни выглядело - их предводитель. Страшную догадку подтверждали судорожные движения нижней части тела атамана, до сих пор выставленной на обозрение достопочтенной публики. Обутые в рваные ботфорты ноги выписывали в воздухе бешеные кренделя. Судя по всему, бандит изо всех сил пытался покинуть экипаж графини, но что-то его там удерживало. И это 'что-то' ему явно не нравилось.
Наконец, с диким воплем, вожак выпал из кареты, рухнул на задницу и, отчаянно разгребая сапогами побитую траву, отполз к ногам своих, ничего не понимающих, подельников.
Подняв глаза от своего скулящего предводителя на злополучный дверной проем, бандиты дружно заорали. Из недр кареты им приветливо улыбался грубо обшитый кожей человеческий череп. Словно почувствовав, что внимание принадлежит отныне только ему, призрак неуловимо переместился ближе к оцепеневшей толпе, заставив видавших виды налетчиков испуганно попятиться, прижимая их к краю поляны.
Нечеловечески страшное пугало, обмотанное цепями и грязно-белыми лохмотьями, зависло над пропитанной кровью землей, медленно распрямляя свои тонкие руки-ветки. Обведя перетрусивших бандитов взглядом светящихся зеленым светом глаз, страшилище вдруг широко раскрыло пасть и оглушительно завопило.
Окажись в этот момент неподалеку старина Бродий - смотритель кладбища, с происшествия на котором и началась наша история, он был бы серьезно озадачен и напуган: ведь именно так кричал перед своей страшной смертью незадачливый щуплый культист - метатель ножей.
- Это что еще за х.. кх... х-х-х... - один из бандитов вдруг захрипел, выплевывая сгустки крови. Из его груди напротив сердца внезапно выросло окровавленное острие меча.
- Это мой друг, достопочтенный хэггемон Сабатиан, прошу любить и жаловать! - любезно сообщил испускающему дух налетчику Франциск.
Вырвав клинок из спины разбойника, он отразил удары двух его опомнившихся товарищей зажатым в левой руке коротким мечом, сделав изящный пируэт, снес одному из них голову и молниеносно скрылся в кустах.
- Ко мне! - Заорал один из лесных злодеев, размахивая окровавленным чеканом. Лицо бандита скрывала странная конструкция из ткани и металла. Очевидно, надежд на ползающего по земле вожака никто из налетчиков уже не возлагал и хоть как-то сплотить людей попытался его заместитель.
Многие проигнорировали его призыв, спасаясь от инфернального пугала. Франциск знал, что обычно происходило в мозгу трусов после встречи с Сабатианом, и очень им не завидовал. Разбойники, обладающие нервишками покрепче, начали подтягиваться к своему лидеру, сжимая в руках оружие.
Стрела срезала небольшой пучок листвы совсем недалеко от уха Франциска, нужна была новая тактика. Послав мысленный приказ пугалу, колдун сместился вправо, стараясь не потревожить стволы кустарника и не хрустнуть веткой.
- Не бойтесь козней демона! - завывал новоявленный главарь, тыча своим оружием в сторону кривляющегося пугала, - Это всего лишь нечестивое наваждение! Плюньте ему в глаза!
- Ну попробуйте... - процедил сквозь зубы Франциск, не сводя глаз с парочки громил, решивших проверить только что предложенный им новый метод экзорцизма.
Из-под лохмотьев Сабатиана вылетели два мясницких крюка, волоча за собой гремящие концы цепей. Неуловимым для глаза движением цепи обмотались вокруг несчастных. Разбойники завопили, чернея и покрываясь кровоточащими язвами, а затем разом замолчали, был слышан лишь треск лопающихся костей. Свершив свое черное дело, крюки, волочась по земле, вернулись обратно к пугалу, оставляя за собой на траве кровавые полосы. Некоторое время на поляне стояла очень громкая тишина.
- Убейте чернокнижника! - заорал опомнившийся первым предводитель.
Бандитам не нужно было повторного приглашения. Пара десятков человек, размахивая оружием, ринулась в кусты. Впрочем, большинство из них, продолжая вопить, и не теряя скорости, пронеслось мимо Франциска, горя одним желанием: не видеть обшитой человеческой кожей мертвой головы и не слышать ее загробных воплей. Франциск их не преследовал, лишь заколов парочку бедолаг, выбравших слишком близкий от его местоположения маршрут. Он видел своего истинного врага: широким шагом, как на длинном солдатском марше, к нему приближалась фигура, увенчанная диковинной маской, из-под которой по-кошачьи посверкивали желтые звериные глаза. Более не скрываясь, Франциск вышел на поляну и неспешно вытер меч о траву.
- 'Чер-р-р-нокнижника!' - передразнил разбойника колдун, - И как это я сразу не учуял тебя, клеконская шавка?
Новоиспеченный главарь банды отстегнул нижний сегмент своей маски и с ненавистью уставился на Франциска. Судя по вытянутой шакальей морде, появившейся из-под упавшего на грудь намордника, перед колдуном стоял чистокровный клеконец - представитель элиты охотников на демонов.
Эта раса, изуродованная вмешательством демонов и экспериментов сумасшедших магов, вела с Преисподней давнюю, нескончаемую войну. Любой рожденный на земле Клекона человек нес в себе семя потусторонней заразы. Их называли песеглавцами - людьми-собаками, хотя мутации этой расы были бесконечно многообразными. Некоторые клеконцы внешне абсолютно не отличались от остальных людей, но каждый из них нес в себе осознание своего уродства, так или иначе, очевидно или скрыто, искалечившего при рождении его тело и душу.
- Хр-р-р! Х-х-хочу увидеть твои глаза, прежде, чем отправлю тебя назад, ублюдок! - разбойник, очевидно, слово и дело не разделял и сразу перешел в атаку.
Франциск встретил клюв чекана жестким блоком и рубанул клеконца по ноге. Тот крутанулся вокруг оси и ребра чернокнижника затрещали от удара рукоятью чекана сбоку, из-под руки.
Потеряв равновесие, Франциск сделал несколько шагов назад. Бандит зарычал и совершил длинный шаг, рубанув своим страшным оружием наискосок, метя в неприкрытую воротником кольчуги ключицу врага. Чекан со свистом обрушился на плечо колдуна, но, почему-то не встретив сопротивления, вонзился в землю. На мгновение, лица тяжело дышащих оппонентов сблизились: на лице демона вновь играла самоуверенная улыбка, а морда клеконца выражала досаду и разочарование.
Опустив взгляд, разбойник увидел торчащую из своего правого бока рукоять меча, за которую крепко держался проклятый колдун.
- Как твое имя, отважный лемур? - вежливо поинтересовался Франциск.
- Тот, кто оседлал твою мамашу! - прохрипел клеконец и застонал, - Я тот, за кого ты еще ответишь!
- Не исключено, - согласился демон и мощным рывком высвободил клинок своего меча.
Отвернувшись от содрогающегося на земле тела, он повторно вытер меч о желтую траву и, стараясь не глядеть на пирующего посреди поляны Сабатиана, направился в сторону кареты графини.
***
Приближаясь к экипажу, Франциск торопливо приводил свой наряд в надлежащий вид. После лесной схватки его дорожный камзол был забрызган кровью и измазан в грязи.
Рыжая служанка, опасливо косясь на Сабатиана, бинтовала разбитую голову тучному усатому мужчине, непонятно откуда появившемуся на поляне. Завидев Франциска, девушка торопливо поднялась с земли и низко поклонилась.
- Благодарю вас, хэггемон! Если бы не ваше вмешательство, графиня была бы в плену, а мы, ее ничтожные слуги - мертвы!
- Не стоит благодарности, - Франциск внимательно поглядел на девушку, - Как тебя зовут, красавица?
- Ты из земель Рун-Халага, Т'Рина? Интересно, очень интересно. Как чувствует себя графиня?
Служанка замялась.
- Графиня чувствует себя... хорошо, благодарю вас. Настолько хорошо, насколько это возможно при ее недуге.
- Т'Рина? - из недр кареты донесся тихий голос, от звуков которого Франциска почему-то передернуло.
- Да, хэггемона? - девушка проворно обогнула застывшего Франциска и прильнула к окошку экипажа.
- Помоги Усияру. Я побеседую с нашим спасителем.
Т'Рина кивнула и вновь склонилась над стонущим мужчиной.
Франциск приблизился к карете и отвесил поклон тонкому женскому силуэту, появившемуся, наконец, за дымкой кружевной шторы.
- Я Франциск из Долины темной воды, ваше сиятельство.
- Благодарю вас за наше спасение, хэггемон Франциск! Я - Воска, графиня Брассилонийская. Прошу меня простить, я никогда не бывала в таких ситуациях, посему не знаю, как принято предлагать... м-м-м... вознаграждение...
- О, не стоит беспокоиться, ваше сиятельство! - перебил Франциск, - Это долг любого дворянина - оказывать посильную помощь находящимся на пути... особенно, если проклятая кляча, на которой путешествовал дворянин, сбежала со всеми пожитками неизвестно куда.
Окончание фразы Франциск пробурчал себе под нос, еще раз светски изогнувшись.
- И все же, хэггемон, мне кажется, вы можете столкнуться с... некоторыми трудностями в пути. Ваши методы ведения... поединка могут привлечь внимание Церкви, причем, смею заметить, внимание недоброе. Начался мор. Церковь объявила охоту на ведьм и чернокнижников. Будет прискорбно, ежели святые отцы в праведной злобе примут вас за врага веры.
- Мор, вы говорите? - Франциск застыл, проклиная свою глупость: в седельной суме, которую утащила на себе в лес мерзопакостная кляча, кроме припасов, лежала подорожная грамота, выданная ему отцом Горицветом, а также бумаги на имя какого-то захудалого дворянчика с окраины, коим, по легенде, ему должно было представляться при встречах с представителями закона.
- Да, ужасный мор. Кажется, у нас есть возможность помочь друг другу, хэггемон. Командир моей охраны сегодня отважно сложил голову, посему, не откажете ли вы мне в любезности занять его место? Разумеется, вы будете вольны оставить мой кортеж после того, как мы доедем до места, где окончится мое путешествие и продолжить свой путь с моим благословлением.
Колдун склонил голову, раздумывая. То, что предлагала графиня, было даже лучше его первоначальной задумки: потребовать у благодарной аристократки новую лошадь, немного припасов и продолжить свое странствие в одиночку. Корона на бортике графской кареты могла решить множество проблем на его пути.
- Всего один вопрос, ваше сиятельство.
- Да?
- Куда вы направляетесь?
Графиня помолчала. Кажется, беседа отнимала у нее все больше сил: голос, и без того тихий, становился глуше, а язык начал заплетаться.
- Я направляюсь в монастырь Святого Утмара, смиренно надеясь на излечение от недуга, который, несомненно, был ниспослан мне за мои прегрешения. Настоятельница Белина, говорят, творит чудеса целительства. Она - моя последняя надежда, хэггемон. Итак? Как видите, я с вами предельно откровенна. Оставите ли вы в беде горстку паломников, или доведете свой подвиг до конца в качестве рыцаря Брассилона?
- Служить вам - честь для меня, пресветлая графиня Воска, - промолвил Франциск, медленно опускаясь на одно колено.
- Благодарю вас, хэггемон! Т'Рина! Помоги мне подняться!
Служанка распахнула дверцу кареты и на опавшую листву, покрытую подсыхающими брызгами крови, нетвердо ступила тонкая нога, облаченная в легкий дорожный сапожок.
На почтительно опущенное плечо Франциска легла рука, показавшаяся ему неестественно тяжелой. Благословляя, графиня навалилась на него всем весом своего тела. Было видно, что на ногах ее заставляет стоять лишь нечеловеческая воля.
Голос Воски Брассилонийской, тихий и безжизненный, заставил Франциска осторожно повести плечами: ему показалось, что за шиворот его дорожного одеяния проникла небольшая горстка лесных муравьев с ледяными лапками. От графини раздражающе пахло медом, травами и какими-то незнакомыми благовониями.
- Именем Вседержателя, ведущего меня, гласом предков, нарекших меня, землей, породившей меня, посвящаю тебя, Франциск из Долины темной воды, в рыцари графства Брассилон, дарую тебе мое покровительство, кров, хлеб и возлагаю в твои руки меч, яростно сокрушающий врагов моих. Клянешься ли ты соблюдать вассальную клятву, покуда бьются сердца - твое и мое?
- Клянусь.
- Восстань, сэр Франциск из Долины темной воды, рыцарь Брассилонийский!
Произнеся последние слова, Воска замерла, тяжело навалившись на плечо своего новоявленного вассала.
Стоявшая неподалеку Т'Рина, после секундного замешательства приблизилась и тронула Франциска за второе плечо.
- Хэггемон, помогите отнести Ее сиятельство в карету. Кажется, она без сознания.
Стряхнув с себя странное оцепенение, настигшее его во время посвящения, Франциск поднялся на ноги и попытался подхватить обмякшее тело графини, но Т'Рина с неожиданной силой оттолкнула его и сноровисто сплела свои тонкие руки вокруг корсета госпожи.
- Просто придержите ее за руку, хэггемон, и откройте мне дверцу кареты.
Пробурчав нечто, отдаленно похожее на извинения, Франциск крепко взялся за локоть, безжизненно болтающийся в такт движений служанки, и галантно распахнул тяжелую дубовую створку.
Со всей, возможной в данной ситуации почтительностью, Т'Рина водрузила тело графини на скамью, проверила, удобно ли расположены подушки, захлопнула дверцу и тяжело перевела дух.
- С ней все будет в порядке? - Франциск пристально глядел в зеленые глаза служанки, но на сей раз она и не подумала опустить свой взгляд.
- А это теперь зависит только от вас, сэр Франциск, рыцарь Брассилонийский.
- И то верно. Не будем терять времени. Разбойнички могут и вернуться, ведь мой друг Сабатиан, кажется, покинул нас на некоторое время.
Чернокнижник оглядел поле недавней битвы. Повсюду лежали мертвые тела. Те, над которыми потрудилось пугало, под ударами порывов ветра рассыпались, как зола от вчерашнего костра. Возле умерших от честной стали, в мрачно-терпеливом ожидании переминались с ноги на ногу жирные, взъерошенные вороны.
Все еще держась за кровоточащую голову, к Франциску почтительно подошел салатно-зеленый лакей Усияр, ведя на поводу хрипящего гнедого мерина.
- Еще кто-нибудь спасся? - принимая поводья, поинтересовался колдун.
- Я нашел еще троих раненых. Мы с Т'Риной погрузили их в обоз, туда же я перенес все, что удалось спасти от грабителей. Что делать с телами людей графини? Не мешало бы провести обряд погребения, капитан.
- Начальник стражи графини не может иметь чин ниже капитанского, хэггемон, - вмешалась переодевшаяся в мужскую одежду Т'Рина, карабкаясь на козлы графской кареты. Треуголка с плюмажем здорово шла к ее, заплетенным в толстую косу, рыжим волосам.
- Понятно. Нет, Усияр, хоронить людей у нас нет времени. Можешь помолиться за спасение их души, но советую делать это уже на скаку. Ходу, родной! Надо засветло выехать на большак и убраться как можно дальше отсюда. Вопросы есть?
- Нет, капитан!
- Чудно. По коням!
Франциск лихо запрыгнул в седло, заставив мерина испуганно заржать. Т'Рина хлестнула вновь запряженных в четверку графских лошадей и экипаж, выворачивая толстые пласты дерна, со всей доступной ему скоростью двинулся в сторону Живодерского тракта.
На краю злополучной поляны Франциск помедлил, пропуская вперед карету графини и обозную телегу, которой правил Усияр. Вытащив из кармана бумажный свиток, колдун внимательно его рассмотрел, а затем скомкал и бросил на дорогу.
Гикнув, он пустил своего скакуна в галоп, нагоняя кортеж. Клочок бумаги немного полежал на земле, а затем вспыхнул ярким, оранжевым пламенем. Горящая бумага корчилась, как живая, а зубцы небольшой огненной короны кивали вслед удаляющемуся всаднику. На клочке догорающего свитка таяли два имени. Одно из них уже полностью сгорело, а другое еще можно было рассмотреть. На быстро исчезающей в пламени бумаге аккуратным, каллиграфическим почерком отца Горицвета было выведено: 'Зора Белина, настоятельница монастыря Святого Утмара'.
***
- Жуковиха! Эй, Жуковиха! Иди к нам! - Сидящая на земле старуха медленно подняла голову и обвела улицу своими черными глазами.
- Кто меня зовет? - Жуковиха испугалась своего голоса - мертвого и надтреснутого. Последние двое суток она открывала рот только для того, чтобы напиться из колодца возле сожженного дома старосты.
Никто не ответил. Деревня была мертва. Только орали дерущиеся над мертвецами вороны.
- Хватит отдыхать! - старуха сердито помотала головой и с трудом поднялась с колен.
Раз за разом она уходила на пепелища и возвращалась, волоча за собой по земле тяжелые тела.
Запнувшись о раздувшийся труп собаки, старуха зашла в дом кузнеца и вышла, держа за руку тело десятилетней девочки по имени Потеха. Отец ее, зарубленный клеконцами, лежал в куче трупов, которую она вот уже два дня и две ночи усердно пополняла. Жуковиха была благодарна кузнецу за то, что он умер посреди деревни, и ей не пришлось тащить его громадное тело к братской могиле. Многие ее односельчане погибли именно там: на длани Авеля - месте, где крестьяне собирались для богослужений, торжеств и редких общинных тяжб под мудрым взором старосты. И именно на длани Авеля старуха решила похоронить своих родичей и соседей.
- Помоги мне, Потеха! - уговаривала Жуковиха мертвую девочку, - дряблые мышцы старухи отказывались слушаться, ноги вязли в мокрой золе, а пальцы разжимались и все время соскальзывали с холодного запястья.
Изнемогающей женщине показалось, что ее скорбная ноша и впрямь стала, как будто, немного легче, словно девочка, при жизни славная своим добрым нравом, вняла просьбе своей провожатой и добровольно отправилась в свой последний путь.
Ветер перемешал столбы черной пыли и серой золы, заставив старуху отшатнуться от зловещей тени - всадника на могучем коне. Отпустив руку девочки, Жуковиха рухнула на колени в ожидании смертельного удара. Следующий порыв ветра рассеял морок.
Подняв глаза, старуха с облегчением перевела дух. Конечно, страшный всадник ускакал в озаряемое светом пожара небытие два дня назад. Вряд ли он вернулся для того, чтобы прикончить никому не нужную старую крестьянку, которая собиралась проводить своих родичей в чертоги Авеля и сама вскоре последовать за ними. Клеконцам, предавшим деревню огню, даже в тот черный день было жаль для нее стали. Зачем же им мучить своих коней ради нее сейчас? Нет. Нет. Она одна на этом пепелище.
Утешаясь таким образом, Жуковиха вернулась к своему скорбному занятию. Но поворачиваясь спиной к пригорку, с которого всадник два дня назад управлял своими подручными, несущими факелы и холодную сталь, она чувствовала затылком взгляд его пустых глаз.
Она видела его поныне как наяву: широкие плечи, украшенные массивными наплечниками, короткие пегие волосы, клоковатая борода, огромная инкунабула на собачьей цепи через плечо и двуручный меч, который так и остался притороченным к седлу во время резни. Он указывал на начинающие заниматься огнем крыши домов и молчал, а вокруг него бесновалась клеконская свора, словно в издевку носящая символы веры на уродливых, нечеловеческих доспехах.
- Святой Кристофар! Святой Кристофар! - Старухе казалось, что боевой клич кинокефалов до сих пор носится среди обугленных остовов деревенских построек.
Она видела объятые пламенем дома и мечущиеся меж ними силуэты. Видела, как бегут люди, валятся под копыта коней и корчатся на земле под ударами мечей и секир.
- Святой Кристофар! Кристофар!
Старуха упала на колени и глухо зарыдала. Ее плач в тишине отогнал бесовские тени, крики клеконцев превратились в воронье карканье, а мертвящий взгляд Всадника растворился в тумане и воняющем гарью дожде.
- Жуковиха! Бабка Жуковиха! Не плачь! Лучше расскажи мне сказку про Змею-Лаетту! - перед Жуковихой стоял ее любимец Пимеон - первенец ее старшего сына. Он звонко смеялся и белый пепел, струясь меж его пальцев, легкими хлопьями оседал на мокрую землю.
Подняв глаза, старая крестьянка вскрикнула и заслонилась руками от зеленого марева, окутавшего длань Авеля и курган из человеческих тел на ней.
Языки неестественно яркого пламени плавили плоть мертвецов, словно воск, а спиной к пожарищу стоял, не отводя от старухи глаз, ангел. Такими изображали на полотнах небесных защитников иконописцы. Роскошные, огромные крылья, и глаза, исполненные вселенского понимания и скорби. Вот только крылья, в отличие от канона, пришелец имел черные. Хоть и смотрел на Жуковиху с состраданием, а по лицу его текли капли дождя, похожие на слезы.
Незнакомец осторожно повел плечами и его крылья неуловимо трансформировались в широкий рваный плащ, отороченный вороньим пером на плечах. Все так же, глядя на старуху, он повторил:
- Ты видишь огонь?
Жуковиха открыла рот, чтобы ответить, но из-за ее спины неожиданно донеслось:
- Я вижу, Знаменосец!
Резко обернувшись, старуха узрела медленно поднимающуюся с земли Потеху. Глаза девочки открылись и Жуковиха онемела, заглянув в них. Белки глаз дочери кузнеца растворились в багровой тьме, превратив ее лицо в бледную маску с провалами, приоткрывающими смертным окно на ту сторону. Однажды, в далеком детстве, Жуковиха видела, как бешеный волк-оборотень ворвался в деревню и убил двух человек, прежде чем умереть от стрел и рогатин охотников. Души тысяч безумных волков смотрели сейчас на старуху из глаз Потехи.
- Как тебя зовут? - Чужак подошел поближе к помертвевшей старухе и ожившей девочке.
- Потеха, хэггемон Знаменосец!
- Хэггемон - это постыдное прозвище, которым величают друг друга лемуры. Зови меня просто Знеменосец. И дай этой старой женщине то, чего она хочет. Мы спешим.
- А чего она хочет, Знаменосец?
- Яви ей милосердие, Сестра Потеха, а затем следуй за мной.
Не обращая внимания на хрипы старухи, Знаменосец обернулся к погребальному костру и произнес:
- Идите на свет, упиваясь сладкими мечтами. Вашу жажду утолит Золотой Огонь.
***
- Графиню не беспокоит чад? - поинтересовался Франциск, подъезжая к карете, которой все три дня их совместного пути бессменно правила Т'Рина, не пуская никого на козлы.
Карета как раз въехала в очередную полосу густого дыма. Путники начали к нему потихоньку привыкать. Любой клочок земли, обжитый людьми, коптил ныне, как пожарище.
- Нам придется мириться с ним, хэггемон, - ответила Т'Рина, - Моровое поветрие убивает и богатых, и бедных, верующих и нечестивцев. Люди напуганы. Говорят, что в коров и свиней вселяются демоны, отчего у них отваливаются уши и копыта. Всю больную скотину сжигают, как, впрочем и тех, кого заподозрили в черной ворожбе.
- Твоим соотечественникам, наверное, трудно сейчас приходится? - карета ехала медленно и Франциску не составляло труда держаться рядом с Т'Риной, - Ведь самые сильные маги выходят из Рун-Халага. А любой монах вам скажет, что маги - это чертознаи, предавшиеся Каину за возможность пердеть огнем и летать, как птица. Впрочем, я и сам бы не прочь заложить свою душу за то, чтобы подняться в небо. На земле сейчас, на мой вкус, духовито сверх всяких ожиданий.
- Да, - Т'Рина помрачнела, - Мои соотечественники прокляты этим даром, поэтому им приходится покидать страну. Зато клеконцы, которых в городские ворота раньше с неохотой впускали, теперь убивают и пытают, кого захотят. Среди правителей стало модно держать при дворе парочку охотников на демонов, хотя вреда от них порой больше, чем от тех, на которых они охотятся.
Франциск, увидав, что на дороге образовался очередной затор, ударил мерина каблуками сапог и поехал вперед, чтобы узнать, что случилось.
Живодерский тракт всегда был полон народу. Паломники, купцы, солдаты многочисленных армий, шпионы, шлюхи и, конечно, разбойники, не позволяли ему пустовать.
Во времена войн, эпидемий и восстаний, ко всей этой толпе добавлялись беженцы, нищие и прокаженные, а также безумцы.
Памятуя о том, что он теперь капитан графской охраны, а не беглый демон-отступник, старающийся не привлекать к себе излишне пристального внимания, Франциск нарочито нагло ворвался в затор из телег и людей, раздвигая боками своего скакуна матерящийся люд.
- Осади! - тут же заорали со всех сторон, - Куды прешь?
- Прошу у вас прощения, хэггемон... и у вас, святой брат... и у вас... клешни прибери! Руку отрублю, если еще раз за уздечку схватишься!
Тот, к кому была адресовано окончание этого монолога, судя по одежде, приказчик какого-то состоятельного купца, испуганно присел и, насколько позволяла толпа, заспешил прочь от сердитого всадника.
Пробившись, наконец, к импровизированной заставе, Франциск едва не наехал конем на осатаневшего и осипшего толстяка в пропотевшей стеганке с гербом Братства Скорби.
- Тпр-р-р-р-у! - заорал прямо в красное лицо караульного Франциск, резко осаживая мерина.
Попятившись, стражник наткнулся спиной на щиты своих братьев по оружию, кои, в количестве пары дюжин, растянулись в цепь и сдерживали напор разгоряченных путников, поигрывая тяжеленными ржавыми топорами.
Франциск соскочил с седла и вопросительным знаком завис над потной лысиной 'скорбного брата'.
- Н-ну? - спросил он, поправляя перевязь с мечом.
- Нетути дороги, хэггемон! - сорванным басом ответил страж, злобно косясь на перчатку Франциска, как бы невзначай легшую на рифленую рукоять.
- Чавой-та-а-а? - явно издеваясь, протянул новоиспеченный капитан.
- Мор в деревне! Ходу нетути, говорю! Не велено! - толстяк окреп духом, когда возле него встали двое здоровяков с деревянными щитами, на которых желтой краской были намалеваны крылатые черепа, - Надобно подождать, покуда Таинство не закончится.
Франциск открыл, было, рот, дабы поведать скорбному брату, что он думает обо всяких там таинствах, но осекся, навострив уши. Недовольный гомон и крики вокруг утихли, да так, что стало слышно пичуг, распевающих свои легкомысленные песенки в кустах.
Даже его собеседник, и без того невысокий ростом, съежился до совсем несолидных размеров, глядя на дорогу, куда-то за спины своих соратников.