Пепел упал на взбитые сливки и Дина поморщилась. Кафе постепенно наполнялось людьми и гул голосов был сейчас нежелателен. Срываться с места не хотелось, и Дина, поежившись в уютном кресле, уставилась на стену. На стене были написаны стихи. Они образовывали причудливый орнамент вокруг нарисованного серой краской Здания. Стихи писали Валерик и Дина, Здание рисовал Саша.
Когда челка падала Валерке на лоб, то Дина украдкой любовалась. Когда Валька стригся, то челка улетала в унитаз и красота пропадала. Дина знала трех разных Валек. Первый с копной темных волос и задорной челкой, лезущей в глаза. Второй - в кинотеатре. Когда он сидит рядом и напряженно вглядывается в экран, тогда его профиль приобретает загадочность и дерзость. Валерка близорук и Дина часто подробно пересказывает ему образы на словах. Дина умеет читать детали и составлять из них полотно, прошелестев чуткими пальцами по которому становится все понятно. И полотно распадается, потому что слова, из которых сделано полотно, уже не нужны. Валера третий - обыденный, обыкновенный, каждодневный, как ежедневная чашка кофе, которых в жизни было тысячи и еще столько же будет.
Никто не знал, почему они всегда были рядом. Просто Валерка там, где Дина. Это были две ручки Паркер разных моделей в одной коробке. Упаковка. И по-другому не бывает. У ручек никто не спрашивает, зачем они лежат вместе. Да они и сами не задумываются.
Тандем был разбавлен Сашей.
Дина увидела его в метро. Был двенадцатый час. Многочисленные подружки, которых на деле нельзя было назвать даже приятельницами, окружали ее и воздух трещал от сплетен. Она почувствовала его, почувствовала рядом того, к кому хочется придти ночью и лечь рядом. Они смотрели друг на друга не отрываясь, а противные голоса девиц уже не раздражали ее. Объявили станцию. Он встал и прошел мимо нее к выходу. Это не было побегом, он не дразнил - он приглашал. Она так же молча встала пошла за ним. Темные улицы вились клубками, но Дине было все равно, она ничего не видела, только его плечо чуть впереди ее. В ту ночь она произносила тысячи раз только дну фразу: не отпускай меня. Ей хотелось, чтобы он вцепился в нее, вдавил ее в кровать, чтобы его руки срослись с ее руками, как корни вековых деревьев. Когда она проснулась, потянувшись по-кошачьи и услышала привычный ежеутренний хруст давно сломанного и неудачно сросшегося плеча, белый потолок ударил по глазам. Он сидел в кресле и смотрел на нее, не отрываясь. Это был единственный раз, когда он опередил ее утром.
Его смоляные волосы не обладали таким притяжением для Дины, зато потрясающие руки стоили целого царства. По силе и нежности они не могли сравниться ни с чем. Дина любила ночи больше дней. Ночью эти потрясающие руки находили ее тело, а дальше Дина просто проваливалась в кому, где реальность перетекала в сон, и обратно. Здорово было, играя, вырываться из этих рук, зная, что они все равно сделают свое ночное дело. Может, это и был рай.
Она тяжело вздохнула. Сигарета гасла и Дина резко утопила ее в море окурков. День лимузина, как они его потом называли, стал для всех троих точкой отсчета, только они ее не разглядели. Утро было солнечным и лучик, дерзко пробежавший по носу Дины, остановился на щеке Саши. Он не отреагировал на зайчик, только улыбнулся своей пошловатой улыбкой, будто увидел, как панталоны слетели с пожилой леди, и опять принял вид покоя и невозмутимости. Его черные волосы разметались по подушке, а Дина не могла наглядеться на этот профиль и показалось, что только сейчас умелые руки обрели вполне живого и реального хозяина. Зайчик пощекотал его нос и ловко перескочил на стену. Дина тихонько встала и оделась. Она любила уходить незамеченной, так, чтобы в утреннем разговоре и суете не растерять тот ночной запах, что витал в воздухе, когда он проводил одной рукой по ее бедру, а другой резко прижимал к себе, чтобы она не вырвалась. Она хотела идти в новый день, видя перед собой черные глаза, смотрящие в упор. Эти глаза умели смотреть только так и когда Дина начинала проваливаться и сходить с ума, они наблюдали за ней спокойно, не отрываясь. До самого конца.
Чуть дернувшись в кресле, она машинально достала из сумочки огромную пачку, затянулась сигаретой. Той самой, над которой всегда не упускал шанса похохотать Валерка - со смешным огромным фильтром и такой толщины, что пальцы ее еле удерживали, зато Саша просто улыбался и брал сигарету из рук Дины, затягивался и посматривал на Вальку с едкой улыбкой. Валька переставал смеяться и опускал глаза.
Сейчас на улице шел снег. Ветра не было и серые облака плотно висели над центром города. Сашка говорил, что в каждом городе есть свое Здание. В этом городе он его нашел, но на стене кафе нарисовал неубедительно. Расплывчатый рисунок был похож скорее на сосну без веток. Длинную стройную сосну, верхушка которой была основанием. Дина не понимала, что он имел в виду под Зданием, но сам рисунок отлично вписался в атмосферу кафе. Дина часто сидела здесь - знакомое место и много знакомых - и часами смотрела на этот рисунок: через двадцать минут стихи, окружавшие сосну, разлетались, и сосна протягивала к Дине свои руки, сильные и ласковые. И Дина засыпала с уютном кресле до прихода Саши, который будил ее, расплачивался (в сумке Дины невозможно было найти даже книгу, не то, что кошелек), сажал ее на свой спортивный мотоцикл и они ехали к Валерке.
Кожаная куртка Саши, больше похожая на стильный бронежилет, так плотно облегала его грудь, что было совсем незаметно женских округлостей. И тогда Дина обнимала его выше живота обеими руками и прижималась всем своим маленьким существом. Каждый раз Сашка, уже в шлеме, поворачивал голову назад, как будто проверяя есть ли там Дина или если бы просто запоминал ее лицо в светлых кудряшках, так, на всякий случай. Даже ветер не мог обогнать их. Может, это действительно было так.
Занятия в институте стали приводить ее в бешенство. Эти глупые преподаватели, не знающие настоящего счастья, говорят одну ерунду и совсем заврались сами себе. И иногда ей казалось, что она сходит с ума и все время оглядывалась назад, на задние ряды аудитории. Черные глаза преследовали ее везде. После занятий она сидела на ступеньках и курила в одиночестве. Стая стервятников, которых надо было называть одногруппниками и быть с ними предельно вежливыми, налетела внезапно. Вдруг послышался звук подъезжающей машины и на парковку перед институтом въехал белый лимузин. По обе стороны от него в белых костюмах шли Сашка и Валерик, держась за крышу машины. Настоящие телохранители! Она прыгнула в машину с визгом, а дальше был сон, которого они не забудут никогда. Они пили, веселились, смеялись до боли в животе, целовались и только изредка вбегали в бары за выпивкой. Когда Дина опьянела окончательно, Валерка взял ее, маленькую, на руки и отнес в спальню. Дина приподнялась на локтях. Она помнила четко - темнота, фонарь пытается разглядеть непристойности в чужих окнах, и две фигуры стоят перед кроватью. Дина улыбнулась и откинулась на подушку.
Снег перестал идти. Знакомая официантка, обалдев от отсутствия работы, включила музыку на полную мощь и улыбнулась Дине. Дина слегка подмигнула. Дина любила брюнеток и любила подмигивать им. Но сегодня этот привычный ритуал вышел убого. Просто это была Madafi и ее Mr. Right. Дина закрыла глаза.
А тогда не было и намека на зиму. Стоял классический июль и жара была ужасная. Асфальт плавился и марево искривляло пространство. Все вокруг было кривым и плавучим. Они подъехали к Зданию и Саша прикрикнул на Вальку, который ныл, что в машине нет кондиционера. Валерка был выкинут после этих слов в густое марево, а Дине достался резкий взгляд черных глаз. Здание стояло в городской жаре устойчиво, как ложка в мороженом. Сашка попросил подождать. Его фигура в темной рубашке взлетела по ступенькам и скрылась за двойной стеклянной дверью. Дина тогда подумала, что все-таки у каждого человека есть причуды, ведь в жару себе дороже ходить в черном. Она подняла голову выше. Она не запомнила здания, в ее памяти оно было таким же расплывшимся, как и рисунок на стене кафе. Если бы ее просили нарисовать Здание, она сделала бы это точно так же, как Саша. Жара душила, но к фигуре в черном не относились природные законы. Они мило обходили его стороной. Через пять минут показалась знакомая фигура. Свежая рубашка, летящие волосы, такая редкая гостья на лице - улыбка. Он протянул ей фотоальбом с одной лишь фотографией - Дина стоит у фонтана, ее обнимает Саша, а Валерка спешит влезть в кадр, но не успевает и на этой фотографии лишь половина его лица. Они запрыгнули в машину и больше не вспоминали ни о жаре, не о Здании.
Музыка закончилась, наступили секунды тишины и мелодия сменилась попсовой банальщиной. Дина не любила банальности. Дина никогда не плакала, когда банальный фильм заканчивался слезливыми сценами, независимо от того, умерли главные герои или же всеми своими силами соорудили хеппи-энд. Дина не плакала, когда истерично орущий Валька позвонил и вдруг зашептал в трубку, чтобы она ни в коем случае, и дальше, и дальше... В морге сказали, что всякие идиотки ездят на мотоциклах и ломают хребты, а потом шмякнули ворох бумаг и Дина все подписала. Спокойно и без эмоций. Они похоронили его и жизнь шла как обычно. Валька ввел в употребление словосочетание - стеклянный вид. Это то же самое, что вид непонимающей команду собаки. Дина выпала из пространства, из времени, из любви, из себя. На смену одной комы пришла другая. Дина не отвечала, когда ее спрашивали и начинала говорить, когда этого не требовалось. Она пыталась занять время, но тетради выпадали из рук, компьютер стоял, мигая слепым экраном, а стихи на стене кафе не были уже стихами. Они были никому не нужны.
Валька и Дина сидели на качелях во дворах рядом с институтом, болтали ногами. Валера болтал от скуки и от смущения. Дина же - невроза. Она теперь всегда чем-то дергала. Валька повернул голову и долго смотрел на ее пустое лицо, которое не выражало ни скорби, не грусти. Она смотрела на птичку на ветке, и Вальке казалось, что Дина сейчас начнет шевелись губами, разговаривая с птицей. Птичка улетела, а Дина продолжала смотреть на ветку. Валера заговорил. Потом начал кричать. Он говорил долго и хотел сделать больно. Обо всем: он проговаривал каждую деталь по сто раз и кричал, что не хотел, но когда он увидел, как этот ублюдок целует ее...Но Дина смотрела на ветку. Он схватил ее и ощущение от прикосновения к ее руке было для него ударом тока - к Дине мог прикасаться только Он. Валька схватил ее в охапку, кинул в машину и педаль газа ушла в пол. На кладбище и они стояли перед свежей могилой, без фотографий и венков. Дина наклонилась над еще сырой могилой, хотела положить руку сверху, проверить, может быть там есть шевеление, но голова закружилась и она рухнула прямо на могилу.
Рука привычным движением потянулась за очередной сигаретой. Кафе опустело. Звуки ушли куда-то. Тогда тоже ушли звуки и потолок, который она наблюдала не вставая в течении двух недель, был не таким белым, как в то, первое утро. Она отключила телефон и забыла свое имя. Сидя каждый день на скамейке у могилы, Дина пила виски и улыбалась. Она представляла, что он сидит рядом, так же подавшись вперед и смотрит на недавно поставленный крест, на котором сейчас висела серебряная табличка - Александра Юрьевна Воронцова 1981-2003. И ей становилось хорошо. Потом, провожая взглядом последних уходящих посетителей, Дина всегда начинала нервничать, но всегда успокаивала себя тем, что она уже сошла с ума и бояться ей теперь нечего, опять улыбалась и пила обжигающий виски. Однажды ночью она уже валялась лицом в земле, когда Валерка стал расталкивать ее. Она крутила руками и повторяла заплетающимся языком: "банальная смерть, что за чертовщина". Он взял ее на руки и отнес в машину. Дома он засунул ее в ванну, но открыл дверь - боялся, что она осмелится покончить с собой. Дина оделась в белый пушистый халат и посмотрела на себя в широкое зеркало. Повернула голову и перехватила взгляд стоявшего в коридоре Вальки. В его глазах читалось крупным шрифтом обожание и преклонение. Дине стало ужасно смешно и она рассмеялась пьяным смехом.
По прошествии немалого времени все казалось расплывчатым, как старый рисунок на стене. Не осталось ни фотографий, не вещей. Дина встала. Кинула купюру и бросила последний взгляд на стену. Она тогда часами бродила по городу, искала Здание, но так и не нашла. Валера не помнил этого эпизода вообще. Валера не был больше Валькой. Он стал Валерием Михайловичем и теперь мотался туда-сюда над Атлантическим океаном, спал с француженкой и получал одну десятую состояния Била Гейтса в год. Он был счастлив. Дина помедлила, достала из сумки альбом и положила на столик, одернула плащ и пошла к выходу.
- Когда ты теперь к нам? - оживилась официантка.
- Я уезжаю. Зашла в последний раз. - И махнув рукой, Дина стала подниматься по узкой подвальной лестнице наверх.
- Тогда счастливого пути.
Дине показалось, что кто-то пристально смотрит в спину, и она повернулась, чтобы еще раз кивнуть на прощание официантке, но той уже не было за стойкой. Дина посмотрела на поблекшее Здание на стене. Если вернуться обратно и сесть в кресло, если смотреть двадцать минут... Но краска уже осыпалась. Внутри все молчало. Дина повернулась на каблуках и резко дернула ручку двери. Звякнул колокольчик.