Where is truth? I think truth inside is all... (с)
Поезд несся с головокружительной скоростью или же мне казалось, что он несется, потому что если бы я не сидела в вагоне обшарпанного плацкарта, то мои ноги ровно с такой же скоростью несли бы меня в северную столицу.
Ночью он позвонил и сказал, что я должна, нет, я обязана сесть на первый же поезд и приехать к нему, потому что он истинный мужчина и джентльмен - и отключился. У меня не возникло никаких вопросов, их и не могло возникнуть. Влюбленный человек не выбирает особо... Я ринулась к только что разобранной после командировки сумке и начала кидать туда все, что попадется под руку. Мне все казалось, что я еду туда, чтобы остаться там навсегда. Белая фата и море гостей на свадьбе мне уже застилали глаза. Я была похожа на умалишенную и даже успела наорать на мать, чтобы она не мешалась под ногами. Мама только покачала головой, прислонилась к косяку и тихонько сказала: вот глупенькая. Она все понимает, моя мама. Но никогда не скажет и слова, боясь обидеть.
Вылетела я из дома как ошпаренная. С поездом повезло и несколько часов я, сидя как на иголках и нервничая, тряслась в поезде и рисовала свою мечту, свое "единственное будущее" - жизнь его и мою. Уже вместе. Попутчица, пожилая тетка, хорошо одетая и накрашенная, все пыталась соблазнить меня бутылкой заморского коньяка. На исходе третьего часа я набросилась на коньяк, устав сопротивляться нервам, умирающим с чудовищной скоростью.
Поезд прибыл по расписанию. Чуть шатаясь, я и тетка вышли из вагона. Шел дождь. Заморского коньяку было выпито очень много и нам любой дождь был нипочем, а нервы окончили ритуал группового самоубийства. На выходе из вокзала я увидела его большую, темную фигуру. Он заметил меня издали, но не подошел. Что-то кольнуло. Медленно приближаясь к нему, я все четче различала такие суровые, немолодые, но такие любимые черты. Подошла. Встали.
Напротив меня стоял мой любимый человек. Самый любимый человек, прости меня, мама. Я не жила вне его, не могла выжить, только в нем и только ради него. Он смотрел на меня пристально, а потом так непохоже на его манеру разговаривать стал мельтешить словами и что-то говорить, говорить, говорить... Первые несколько слов, долетевших до млеющего влюбленного сердца разбили в пух и прах хрупкую надежду на "единственное возможное счастье". Меня будто выкинуло из кадра и я стояла и наблюдала со стороны за его лицом, за своим - совершенно непроницаемым. Мне показалось, что это фильм или, скорее всего, наложение миллионов женских судеб одна на другую в пространстве и времени. Все так знакомо. Но не может быть моим... Потому что это смерть. А смерть я отрицала всем молодым телом и любящим сердцем. Каждое слово вырывало с куском мою жизнь.
Он поцеловал меня в макушку, сказал, что ждет звонка о том, что доехала нормально, но больше мы видеться не будем. Я молча развернулась и ушла. Это была уже не я. То от меня, что осталось, начало чувствовать, как умирают здоровые клетки организма. Я обрадовалась, потому что испытывать предстоящую боль, после осознания разрыва по какой-то совсем незначительной причине, для меня было сродни изощренным пыткам, обязательно приводящем к самоубийству или смерти.
Я купила билет и села на скамейку в зале ожидания. Через секунду я плакала навзрыд. Через пять минут бдительная бабка сообщила о ревущей девушке милиционеру. Еще через минуту милиционер был рядом со мной.
- Эй, ты меня слышишь? Что у тебя случилось? Кошелек украли? Документы?
- Он меня разлюбил...
- Ну и черт с ним... Носит вас тут таких... Где живешь?
- В Москве.
- Билет есть?
- Вот.
- Удачного пути. А реветь будешь - посажу на 3 суток.
Попутчик теперь попался классический. Молодой, здоровый, любящий приключения в пути. Долго я не вникала что к чему, а когда предложили выпить тут же согласилась. Всю дорогу до Москвы купе ходило ходуном.
Нашла я себя только в пять утра в кафе в центре города. Рядом со мной стояла моя черная командировочкая сумка, болел живот и из кармана куртки виднелся краешек бумажки с телефоном "влюбившегося насмерть" попутчика.