Первый раз в жизни Лёха ехал в салоне лимузина. Всё внутри выглядело запредельно дорого: кожаные сиденья, лакированные деревянные панели c прорезями под бутылки шампанского, и ещё - портативный телевизор на боковой стенке.
Только вместо шампанского в одном из отверстий стояла бутылка водки, и ехали в машине не те люди, у которых бывают дорогие галстуки на шеях и шестизначные счёта в банках.
-- Вот так, братан, -- говорит Мишаня. -- Сказали нам с Серёгой: "Извините, мол, ребятки, но сосните хуйца, не будет вам зарплаты на этой неделе. Можете взять лимуз и погонять пару дней в счёт неустойки". Ну хули тут скажешь? Мы взяли ключи и вот, едем, -- уличный ветер трепал его футболку через открытое окно. Это была фирменная зенитовская футболка с номером "11" и надписью на спине - Кержаков. Мишаня купил её полгода назад в Питере.
-- Лимуз - это здорово, -- Лёха меланхолично вздыхает.. - Можно любых тёлок цеплять. Я бы сейчас перепихнулся. Хоть они меня и заебали...
-- С чего это вдруг? - Мишаня наливает водку в пластиковый стаканчик и открывает пакет с апельсиновым соком.
-- Да, понимаешь... нравится мне одна...
-- И кто же?
-- Да ты будешь смеяться.
-- Буду, как же нет. И кто она?
-- Журналистка с местного телеканала.
Мишаня смеётся, затем выпивает водку из стаканчика и осторожно возвращает бутылку на место в прорезь, опасаясь испачкать салон лимузина.
-- Красавчик! И что за история?
-- Да вот есть одна... Светлана... городские новости на "АИСТе" ведёт, ну и в сюжетах мелькает частенько. Вот как в передаче увижу её, эх... Мишаня... у неё такая задница... Я спать не могу. Сука.
Мишаня перебирается на другой конец салона и стучит в затонированную перегородку рядом с водительской кабиной.
Стекло опускается. За рулем сидит Серёга в белой футболке и белых шортах.
Серёга снимает одну руку с руля и достает из кармана металлический брелок, напоминающий газовый баллончик для сифона. Зажимает его между указательным и средним пальцем, вытаскивает из приборной панели прикуриватель и прижимает раскалённую спираль ко дну брелка. Вершина брелка светится тлеющими огоньками.
Серёга подносит брелок к губам и втягивает дым.
-- Хорошо...
-- Хер знает, я тебе водки хотел предложить.
-- Ну её, эту водку. Говно. Вот трава - другое дело: ни больной головы, ни последствий. Как пришло так и ушло.
-- Конечно, никаких последствий, разве что какой-то дорожный инстинкт у тебя просыпается - то в клуб полетели, то к однокурснице на чай, то рыбачить в три ночи посередине города, -- возразил Мишаня.
-- А что, плохо? Сейчас приедем в Листвянку, там нас ждёт пацанчик с гашишем. Всё нормально, оттянемся. А ты, Лёхыч, не еби себе мозги, найдём тебе бабу.
-- Быдло ты, Серый, -- говорит Лёха. - Но, сука, оптимист. Люблю я тебя.
-- Да ну тебя нах, гомосек.
Стекло между кабиной и салоном поднимается.
Мишаня наливает Лёхе.
Лёха выпивает и откидывается на сиденье.
-- Такая жопа у неё, Мишанька, такая жопа... эх.
-- Не бери в голову. Все они одинаковые между ног. Вот возьми меня - проехать с пацанами, побухать в лимузине... чего ещё надо от жизни? Знаешь, если бы я писал книги, то не лил бы туда воды. Какая нахер любовь, какая нахер борьба бобра с ослом? Вот борьба зла со злом - вот это интересно. А истории о любви... встретились пацаны на деревне, побухали самогонкой, а потом пошли на сеновал и отъебали доярку - вот это самый лучший в мире рассказ про любовь. Хочешь выебать журналистку - подойди и выеби.
-- Мерзкий ты, Мишанька.
Мишаня довольно улыбается.
Серёга включает "Ленинград".
Шнур поет про жопу.
Когда лимузин въехал в Листвянку, было уже около двух ночи. Серёгин знакомый должен был ждать рядом с небольшим ресторанчиком, в котором обычно бухал народец на лендкрузерах, авансирах и прочих подобных по цене четырёхколёсных.
Фары высветили небольшую площадку, на которой торчало несколько пьяных мужичков с растрёпанными рубашками. Вокруг них кружили поддатые девицы, расписанные отекающей косметикой.
-- Ну что, команда, на выход? - предложил Серёга.
-- Что-то не вижу я твоего паренька с гашишем, -- скептично возразил Лёха. - Да и посмотри на этих баб, им же за тридцадку всем перевалило... какие перепихоны?
-- Кончай нудеть, братан, -- подал голос Мишаня. - Это ж самое оно! Да они только и ждут, чтобы мы отодрали их в местном сортире! Хуле ещё здесь делать? Тут же любая на долбёжку втроём согласится.
-- Не, долбёжка втроём не варик...
-- И чего это не варик?
-- Не хочу на ваши рожи смотреть, когда она вам дрочить начнёт.
Между тем к лимузину начали подтягиваться гуляки из ресторана. Они тыкали пальцами в машину и перешёптывались между собой. Гадали, кто же это такой приехал и чего он здесь забыл.
-- Пошли, найдём твоего гарсона.
Мишаня открыл дверь.
Наружу, в Листвянку, вырвался хриплый голос Шнура.
Парни вышли из машины.
Секунду висела тишина.
Внезапно один мужик из толпы сорвался в сторону машины.
-- Саня, блядь! Саня Кержаков, блядь!
Мишаня замешкался и отступил назад, его брови сложились в знак вопроса, но было поздно -- подбежавший мужик успел захватить его правую руку и теперь от души тряс её в воздухе. Его лицо перекосила улыбка счастья, словно всю жизнь он только и делал, что ждал этого момента.
-- Саня... -- дышал мужик перегаром. - Сашка, блядь... Санёк... А я-то думаю: ты не ты? А потом понял - ты! Чисто прикинул: лимузин, футболка, "Ленинград"... Точно! Керж! Кто ж ещё?! Блядь, Саня! Санёк! Погоди, погоди...
Фанат Кержакова спешно начал шарить у себя по карманам, поначалу не попадая в разрезы из-за выпитого алкоголя, но потом всё-таки смог, сделал -- достал из брюк трёхрублёвую мыльницу.
Затем подозвал жестом Серёгу: мол, щёлкни на память.
-- Во, не в падлу, братан, сфоткай меня с Саней! Чтобы мы типа как руки жали.
Серёга, хихикая, запечатлел на мыльницу эту знаменательную встречу.
Мишаня расслабился. Он, сдерживая смех, залез в лимузин и достал оттуда бутылку водки. Сорвал с неё этикетку. Потом вытащих из штанов дешёвую китайскую авторучку и нацарапал поверх надписи "Беленькая" фирменный автограф -- "ББББ". Чирканул под ним невнятный зигзаг и протянул это бухому мужику.
-- Держи, отец, -- тепло, по-доброму сказал Мишаня.
Фанат Кержакова, дрожа от волнения, взял из его рук этикетку. По его щекам потекли слёзы радости. Как редчайшее сокровище этикетка отправилась вместе с фотоаппаратом в карман.
-- Бля, Саня... какой же ты, сука, охуенный... пошли, пошли, я тебе налью водяры, и корешам твоим тоже. Ох, гульнём!!! -- и потащил Мишаню за собой.
Лёха пожал плечами, махнул рукой и пошёл вслед за Мишаней и бухим мужиком.
Люди между тем оживились. Словно кто-то закинул на площадку перед рестораном баллон с веселящим газом. Послышались перешёптывания, среди которых повторялись слова: "Кержаков", "Зенит", "бомжи" и "говночашка".
Трезвых здесь не было.
Ресторан встретил героя российского футбола бодрым шансончиком и скользкими от пролитой водки полами. В помещении стоял галдёж, туда-сюда носились официанты, а подвыпившие мужики в диких танцах трясли животами. Сигаретный дым заменил воздух.
-- Где твой драгдилер, братан? - спросил Лёха Серёгу.
-- Да хрен его знает... Скинул ему маяк на мобилу, подождём, придёт.
Мишаня присел за столик вместе со своими фанатами и начал закатывать водку в горло.
Лёха и Серёга присоединились.
Почти сразу же к столику с "Кержаковым" стали подходить люди со стороны - с ручками и салфетками. Наклюкавшийся "Керж" щедро расписывал их своими "ББББ", и следом получал в подарок бутылку водки, одну за другой.
-- Братан, в чём дело? Ты же раньше заебатее играл... Говночашку приволок в команду, мячей нахуячил по горло... а сейчас чё? Где, блядь, работа? Хули отлыниваешь?
-- Дык, как тебе сказать... тренеры всё... мудаки, не дают раскрыться...
-- Блядь... я так и знал. Ох уж эти ебучие Хиддинги-Газзаевы... Керж, ты вот что, ты меня тренером возьми, я в этом деле ваще рублю как надо, всех по местам расставлю. Вечно наберёте уебанцев на рулевые скамейки и сидите в говне...
Время потекло невероятно быстро. Лёха много не выпивал: всё больше поглядывал по сторонам в поисках более-менее подходящей женщины, но кругом натыкался на пьяных бабищ, едва стоящих на каблуках.
И вдруг:
-- Серёга... Серый! Блядь, Серый, глянь, глянь, мать твою, посмотри!
Рядом с баром сидела ОНА. Чёрное платье, золотистые браслеты, тёмные густые волосы. Сияющая улыбка. Ярко-красный лак на ногтях. Длинные точёные ножки в нейлоновых чулках.
Девушка шепталась о чём-то с барменом и поглядывала в Лёхину сторону.
Та самая журналистка.
-- Чего ты увидел?
-- Да это же она! Серый, это та самая журналистка, которая нравится мне.
Серёга захохотал.
-- Вот тебе и встреча. Пойди потрись вокруг, может, чего и перепадёт...
-- Да ну ты,брось... что я могу? Вот Мишанька, наверное, смог бы...
Серёга отрицательно замахал руками. Потом достал из штанов брелок с гашишом. Протянул его приятелю.
--Не-е-е-е... Нет, братан. Скажем "нет" дрочерам. Держи гуманитарную помощь -- пару минут назад кое-кто принёс нам этот сверкающий.. э-э-э... блядь... артефакт. Я уже дунул, а у тебя всё впереди.
Сначала Лёха отказался. Потом посмотрел на журналистку.
На пьющего Мишаню.
Снова на журналистку.
А затем взял брелок, прикрыл его ладонью и подогрел металлическое дно зажигалкой.
-- Эге-гей, Санёк, -- Лёха обнял Мишаню. Потом вполголоса прохрипел ему на ухо. - Сейчас я пойду к бару, а ты мне рукой помаши и кивни головой. Понял?
Мишаня пробурчал что-то нечленораздельное, похожее на "я не гей", потом захотел сказать что-то поразвёрнутее и посерьёзнее, но слова в его губах упрямо распадались на мычание. В итоге он плюнул на эту непосильную задачу и просто показал поднятый вверх большой палец - мол, заметано.
Лёха направился к бару.
Присел рядом с девушкой.
"Какой же у неё шикарный парфюм... -- подумал он. - Сирень... Чёрт, как её такую родили?"
Он хотел было открыть рот и что-то сказать, но журналистка начала первой:
-- Так значит, ты знаешь Кержакова...
-- Знаю ли я Саньку? Хах, да я его лучший друг!
-- Ух ты, даже так? Лучший друг? Слушай, лучший друг, дело есть...
-- И что за дело?
-- Я, знаешь ли, очень известная журналистка. Не мог бы ты устроить мне с Кержаковым... ну-у-у... небольшую встречу. Эксклюзивное интервью. Он же не афишировал свой приезд, никаких пресс-релизов не было, верно? Во-о-от... Тем интереснее материал. Что думаешь?
Лёха не мог поверить своим ушам.
Так просто.
Даже говорить ничего не пришлось.
-- Э-э-э... как тебя?
-- Света.
-- Света. Знаешь, Света, Саня очень занятой человек. Очень. Ему расслабиться страсть как необходимо. Отдохнуть от прессы там, от футбола. Развлечься. Ему сейчас интервью... ну, не в тему, понимаешь.
-- Есть один способ... Света... зайка... непростой способ.
Света захлопала ресницами, делая вид, что не понимает значения этих слов.
-- Знаешь девиз Сани, ББББ?
-- Э-э-э... нет....
-- Бил, бью и буду бить. Четыре "бэ". Фирменный знак. Любой фанат в любом месте процитирует. Такую репутацию единицы зарабатывают. Так вот, есть ещё кое-что, о чём немногие знают, есть другой девиз, скажем так, известный лишь в узких кругах. Девиз этот: ЕЕЕЕ.
-- ЕЕЕЕ? Что это значит?
-- Ебать, ебать, ещё ебать, -- закончил Лёха.
На её личике отразилась целая палитра эмоций: вот она морщится, потом задумывается, потом начинает стучать ногтями по барной стойке, потом открывает рот, чтобы что-то сказать, но не решается.
Пристально смотрит на Лёху.
-- У меня будет интервью?
-- Да.
-- С Кержаковым?
-- Тебе никто не будет мешать.
-- Полный эксклюзив?
-- Именно.
Света закусывает губу. Вроде бы ничего не происходит, но Лёха уже знает, как дальше потекут события.
Нагнётся.
И возьмёт в рот.
И ни слова не скажет.
Света достала из сумочки презерватив.
-- Давай со мною в туалет, только быстро.
Журналистка заглянула в дамскую комнату, проверить обстановку. Никого не было.
Жестом подозвала Лёху.
Они вместе зашли в одну из кабинок и защёлкнули за собой дверцу.
Внутри кабинки были проолифенные деревянные стены и обшарпанный унитаз с треснувшей пластмассовой крышкой.
Напротив дверцы выцарапана надпись: "Таня - сука".
Света расстегнула ширинку на Лёхиных джинсах и разорвала упаковку презерватива. Лёха моментально возбудился, вырвал презерватив у неё из рук, отшвырнул в сторону и резким движением заставил журналистку взять в рот член.
В глазах девушки промелькнула ненависть, но лишь на секунду.
Света начала отрабатывать свой эксклюзив.
Лёха откинулся спиною на дверь и, наслаждаясь приятными ощущениями, уставился на надпись "Таня-сука". Всё напоминало сон. Как будто сегодня где-то неподалёку дежурил Старик Хоттабыч, подсмотрел Лёхины желания, похабно ухмыльнулся и вырвал волосок из своей бороды.
А может, всё дело в девизе "Газпрома"?
В кармане джинсов завибрировал мобильник. Лёха нервно нащупал его пальцами и начал жать на все кнопки.
Звонок оборвался.
"Что-то слишком она увлеклась..." -- он оттолкнул Свету в сторону и развернул её спиной к себе. Его пальцы подняли вверх платье журналистки. Света упёрлась руками в треснувший ободок унитаза.
-- Только не в жопу, -- попросила она.
-- Ага, -- согласился Лёха.
И - в задницу.
Поначалу девушка дёргалась и стонала, но потом закусила губу, задержала дыхание и начала быстро двигаться вперёд-назад, стараясь поскорее закончить этот туалетный перепихон.
Лёха почувствовал, что больше не выдержит. Он вытащил свой член, перевернул Свету к себе лицом, сунул его ей в рот и, расслабившись, кончил.
Девушка подавилась и закашляла. Потянулась к унитазу, сплюнула туда сперму, смешанную со слюной, и ещё некоторое время боролась с рвотными позывами.
Отступило.
Журналистка встала с колен, достала из сумки влажные салфетки с нарисованным на упаковке яблоком и вытерла ими губы. Затем поставила на ободок унитаза помаду с зеркальцем, чтобы подкраситься.
Лёха застегнул ширинку, удовлетворённо выдохнул и закрыл глаза.
Спустя пару минут перед ним стояла обновлённая Света, с яркими сочными губами, невинно блестящими глазками, и всё с тем же ароматом сирени.
Как семиклассница, не понимающая почему все мальчишки смотрят ей в вырез на груди.
-- Теперь интервью.
-- Я договорюсь. Подожди меня за барной стойкой.
Стол, за которым выпивали в честь гордости российского футбола, был пуст. Ни Мишани, ни Серёги, ни пьяного мужика.
Вообще ни одного человека в ресторане, кроме бармена, протирающего стаканы.
Только груда пустых бутылок из-под водки и раскинутые по столикам рыбные кости.
Лёха почуял неладное и достал из кармана телефон.
Звонил Серёга.
Ответный вызов не дал результата. Гудки шли, но никто не отвечал.
Леха обратился к бармену:
-- Приятель, скажи, здесь был Кержаков и его друг, в белой футболке и шортах. Не видел? Куда они вышли?
-- Ну как же. Этот, в белой футболке-то, сорвался с места, глаза красные, кричит - погнали, погнали, надо ехать, мы ж сюда не сидеть пришли, я взял чего надо. А Кержаков уже нахрюкался, его мужики заволокли в лимузин, закинули пару бутылок водки сверху и отправили восвояси.
-- Куда отправили?
-- Куда - не знаю.
У Лёхи внутри что-то щёлкнуло и сломалось. Бормоча проклятия, он выбежал на улицу. Пусто. Нет лимузина. Нет Мишани. Нет Серёги.
Только полная луна светит, и звёзды ей подмигивают.
Лёха закурил. В перерывах между затяжками его губы шептали "Блядь. Блядь. Что же делать? Сука!"
Он посмотрел на одинокую площадку перед рестораном. Видимо, все рванули на своих машинах следом за Мишаней и Серёгой. Может в Иркутск. Может на Байкал. Или в соседний ресторанчик.
Кто знает.
Лишь одна машина никуда не уехала.
И Лёха догадывался, кому она принадлежит.
Он поднял глаза на безоблачное небо, засмеялся и бросил окурок себе под ноги.
-- Сегодня ночь чудес, братан. Кто-то уже исполнил одно твоё желание. Может, на этом ничего не закончилось? Может, кто-то всё-таки хочет, чтобы ты был счастлив, а?
Лёха глядел на луну и та, кажется, ему подмигивала.
Когда Света вышла на улицу, Лёха стоял рядом с её машиной, облокотившись на столб линий электропередач. Его глаза были полны нежности. А ещё ожидания чуда.
-- Где Кержаков? - спросила она, и её голос был подобен звону колокольчиков.
-- Кержаков? Знаешь, Света... его не было. Он не приезжал сюда. Сюда приехал я. Для того, чтобы встретиться с тобой.
-- То... есть?... Как это не было?...
-- Знаешь, я смотрел все твои передачи. Мне нравится твой стиль, твоя уверенность. Теперь я понимаю, что ни одна женщина в мире не сделает меня счастливым. Только ты. Потому что ты больше, чем мечта.
-- Подожди-подожди... как это не было Кержакова? Что это значит? Что это значит?
-- Это просто случайность. Моим друзьям дали покататься лимузин, один из них надел футболку с номером "11", и, когда мы сюда приехали, никому в голову не пришло спросить о том, что здесь делает Кержаков, и почему он в своей рабочей форме. Мы были пьяны. Мы веселились. И мы... встретились.
-- Что? Что?
-- Всё, чего бы я хотел - это поехать к тебе домой и любить тебя до самого утра, всю эту прекрасную ночь...
-- Это... это... это...
-- Это судьба, милая. "Газпром", мечты сбываются.
Света заехала Лехе кулаком в лицо. Удар был слабым, но Лёха поскользнулся на мокрой траве и упал. Журналистка, матерясь и брызгая слюной, начала дубасить его своей сумочкой. Ей было неудобно делать это на каблуках: один из них сломался, и девушка шлёпнулась на землю. Вечернее платье запачкалось травой.
Света тут же подскочила, скинула туфли, подтянула платье выше колен и начала пинать лежащего. Чулки на её ногах разъехались по швам.
Журналистка запыхалась. Она стояла, тяжело дыша, её щёки раскраснелись, помада размазалась по лицу.
Наконец она плюнула на Лёху, схватила туфли и побежала к стоящей неподалёку машине. Открыла дверь, залезла на водительское сиденье, завела двигатель и стронулась с места.
Но на этом ничего еще не закончилось.
Лёха увидел, что машина летит в его направлении, и понял что дела его - хуже некуда. Он вскочил на ноги и рванул что есть мочи в сторону. Машина пронеслась мимо, заскрипели тормозные колодки, автомобиль развернулся.
Лёха бежал. Подошвы скользили по траве, на одном кроссовке развязался шнурок.
Сзади, подскакивая на кочках, летело возмездие с разъярённой женщиной за рулём. Словно орудие судного дня посередине мирно спящего посёлка.
Буквально перед самым ударом о капот Лёха отпрыгнул, и машина, не сбавляя скорость, на полном ходу врезалась в находящийся неподалёку столб.
Змеями залетали обрывки электропроводов и щепки треснувшего дерева.
Сработали подушки безопасности. Мотор заглох.
Все фонари вокруг разом погасли.
Лёха подобрал одну из щепок, подбежал к боковой двери автомобиля, рванул её на себя и прорезал острым краем щепки подушку безопасности. Воздушный пакет, шипя и сморщиваясь, освободил обмякшую за рулём девушку.
Леха вытащил её и положил на траву.
Света рыдала и шептала проклятья. Она приподнялась и слабо ударила Лёху по плечу.
-- Ничего, всё хорошо будет. Мы вызовем эвакуатор...
-- Я... сама... съебись с моих глаз, мудак.
Журналистка кое-как поднялась на ноги и добралась до машины. Сунула в салон руку и вытащила оттуда сумочку. Достала мобильный телефон.
-- Я помогу тебе, -- примирительно сказал Лёха. - Если надо будет, я тебя в больницу понесу... на руках...
Света показала ему средний палец.
-- Съеби по-хорошему! Пока я тебе зубами горло не перегрызла...
Лёха тяжело вздохнул и пошёл назад, к ресторану.
В его кармане лежал разломанный мобильник и смятая пачка сигарет. Он совершенно не помнил дорогу в город. И ни одного номера на память. Всё тело ныло от ударов, а руки трясло.
В домах обесточенного посёлка звучала брань и зажигались восковые свечки.