Аннотация: Ветеранам и военнослужащим, воевавшим в горячих точках посвящается.
Мне сейчас сложно вспомнить события тех дней, которые навсегда изменили мою жизнь, обратили в прах все мои жизненные ценности, не дав взамен ничего, кроме беспредельной пустоты в душе. Впрочем, не совсем так. Осознание чего-то значительного, несоизмеримо более важного, нежели все, что я ценил до этого, появилось примерно в то же время. Какой-то мудрец некогда сказал, что в мире все взаимосвязано и скорбная чаша, которую всякий из нас наполняет своими поступками и мыслями, обязательно однажды переполняется. И тогда все приходится начинать сначала. Наверное, моя чаша, в тот момент, когда я повстречал Сергея переполнилась тоже. И взглядом стороннего человека взираю теперь я на свою собственную, прежнюю жизнь... и не нахожу в ней ничего, что было бы угодно Богу.
По воле Господа приходим мы в этот мир, познаем мир, встречаем друзей и также теряем их только для того, чтобы увидевшись однажды, через много лет, перемолвиться всего лишь несколькими фразами и пересмотреть все жизненные свои приоритеты. И ныне я часто спрашиваю себя, была ли та встреча вообще, или же она всего лишь привиделась мне в каком-то сне? Возможно, бывшего моего сокурсника, выпивоху и покорителя женских сердец, на свете нет уже много лет, с того момента, когда где-то в Чечне, на федеральной трассе "Кавказ" группа боевиков расстреляла колонну военнослужащих. В числе погибших, как поговаривали тогда, находился и Сергей... Впрочем, говорили люди и о том, что он каким-то образом остался жив, попал в плен, а может быть дезертировал из армии и даже перебрался куда-то за границу. Многое говорили... Но думалось мне тогда, и думается мне теперь, что будь у этого парня поменьше ветра в голове, возможно и не отчислили бы его тогда, из института. Жил бы он, довольствуясь случайными своими заработками, и студенческой стипендией, зная о войне лишь с чьих-то слов и из СМИ. Судьбе же угодно было сыграть с Сергеем злую шутку, дав ему возможность по-настоящему постичь цену человеческой жизни на землях, где сотни лет люди живут по законам шариата и законы эти ставят превыше всего. Похлебать из скорбной чаши, в то время ему, вероятно, довелось сполна...
Сергея я увидел лишь три года спустя после окончания института. С трудом я узнал в человеке, одиноко сидевшем в тени деревьев, на парковой скамейке, своего товарища, с губ которого когда-то не сходила улыбка, и глаза которого не покидал озорной огонек. Странно мне было осознавать, что время, этот безликий чародей, всего лишь за какие-то десять лет превратило красивого парня в седого, сгорбленного мужчину, с лицом, испещренным шрамами, и взглядом, кажется безразличным абсолютно ко всему.
- Серега, - прошептал я, приблизившись к сидевшему на скамье мужчине, - Ты ли это?!
Тот, услышав мой голос, дернулся, как словно от ожога, потом посмотрел на меня. На мгновение в глазах его что-то блеснуло и погасло.
- Виталий, - хриплым голосом произнес бывший мой товарищ и, наверное, попытался улыбнуться. Однако вместо улыбки на его губах появилось что-то безобразное, - Вот и встреча...
- Я думал, что тебя... А ты, вон, жив!
- Да, жив. Просто повезло, - промолвил Сергей, - Я горел. Видишь?
- Вижу.
Он хотел, наверное, что-то сказать еще, но не стал, ибо внимание его привлекли к себе несколько бритоголовых парней, с бутылками пива стоявших у детских качелей. Рядом с теми качелями стоял и смуглый, щупленький мужичок, вероятно приехавший в Москву откуда-то с Кавказа. Он мялся, что-то невнятно шептал, словно пытаясь за что-то извиниться перед молодыми людьми, но те только посмеивались в ответ. Мне стало понятно, что скинхеды нашли очередной объект для своей забавы. Нет, я не ощущал жалости к этому человеку. К нему я испытывал абсолютное безразличие, поскольку видел порой, с каким пренебрежением, и даже презрением некоторые из приезжих относятся к коренным москвичам. Думается мне теперь, что в ту минуту, где-то в глубине души я даже возликовал, видя страх в глазах кавказца.
Однако, иначе, наверное, думал Сергей. Не без труда, опираясь на длинную трость, он начал вставать на ноги. Я не знал в то время, что заставило его сделать это, но сейчас, по истечении нескольких лет, предполагаю, что иначе, наверное, он поступить не мог. Сжав кулаки, Сергей заковылял к скинхедам.
- Ты что, Серега? ! - я схватил его за рукав, попытавшись остановить.
- Я горел, - прошептал он и резко отдернул свою руку, - Ты понимаешь меня?
Нет, я не понимал. Оставшись стоять возле скамьи, я видел, как Сергей приблизился к детским качелям и, остановившись возле крепкого, хорошо сложенного, бритоголового парня, с татуировками на руках, посмотрел ему в глаза.
Молодой человек, увидев возле себя опирающегося на трость калеку, озадаченно принялся потирать руки.
- Тебе чего, баран? - нахмурив брови поинтересовался он, - Че вылупился, сучара?
Сергей улыбнулся.
В следующую секунду скинхед пошатнулся от мощного удара, нанесенного ему в челюсть бывшим десантником. В глазах его, еще не осознавшего что произошло, появилось недоумение. Другой, еще более мощный удар свалил парня на землю...
...Сейчас, по прошествии нескольких лет после той встречи, я не могу отделаться от той мысли: что-то неправильно было создано в этом мире, если нормальный, здоровый человек однажды может ощутить себя полнейшим ничтожеством перед обожженным, сгорбленным калекой. Я не знаю, откуда взялось во мне это ощущение собственной неполноценности, однако твердо уверен в том, что именно в тот день, когда я увидел Сергея, я познал ценность человеческой жизни. Иногда, в те минуты, когда я остаюсь в одиночестве, в совершенной тишине, и ход моих мыслей не нарушает абсолютно ничто, я слышу, кажется, голос Сергея, хриплый и усталый. И тогда мне думается, что на войне, о которой я знаю только понаслышке, я все-таки был...