Так уж вышло от рождения - не могу я вести речь. Оратор из меня никакой. Речь у меня не слишком грамотная, да и с дикцией плоховато. Вот я и решил выложить мою историю на бумагу. Это легче, нет так ли? Я просто обо всем напишу. Напишу, дабы сбросить с моих плеч довольно тяжелый груз. Я напишу...
Вообще-то история эта не моя, как я указал выше. Повествование не обо мне. Повествование это о человеке, в чью историю я был втянут, и выкарабкался оттуда не без последствий. Никто не сможет рассказать об этом более подробно, чем я, потому что этого человека уже нет в живых.
Звали её Настей Соболевской. Как и мне, тогда ей было шестнадцать лет от роду. Она жила рядом со мной (а когда нас ещё не было на этом свете, то наши родители были соседями). Может быть, мы почти одновременно сделали первые шаги. Одновременно пошли в школу. Во многом мы были сходны, во многом - различны (по-моему, все люди на свете одинаковы, но имеют некоторые индивидуальные черты, в которых и заключаются их различия).
Нет надобности говорить, что я был по уши влюблен в свою соседку. Влюблен в неё уже около пяти лет. Но рассказывать о своем отношении к Насте Соболевской пока что нет смысла. Она мертва. Её с нами нет. Сейчас Настя где-то в километре отсюда, на кладбище, что на Сокольской горе, лежит себе под огромной глыбой мрамора около трех недель. Три недели назад наша улица, улица Свердлова, взорвалась завыванием сирены "скорой помощи". Когда Настю поместили в машину "амбуланса", она была ещё жива. Но до ЦРБ (центральной районной больницы), она уже не доехала. Она скончалась тогда, когда "скорая" выезжала на главную улицу Бугульмы. Это случилось 4 июля 2006 года, в половине четвертого утра - тогда, когда ночь неприметно для глаз переходит в утро.
Может быть, не слишком умно сообщать в самом начале рассказа о том, что его главная героиня погибла. Значит, зло победит. Как бы не развернулись события, конец все же будет нехорошим. Заранее зная об исходе, читателю будет неинтересно знакомиться с повествованием.
Но это не рассказ. Это не литературное произведение с вымышленными персонажами и событиями. Это - описание реальных событий. Это проза жизни. Это произошло на самом деле, будьте уверены. Этот рассказ - чистая правда. Maybe, как любила говорить моя подруга Настя Соболевская, он вам не понравится, вы посчитаете его бредом сивой кобылы, мусором, не заслуживающим внимания и доброго слова. Но какой бы лажей мой рассказ не был, он описывает все, как было на самом деле. Хотите - верьте, хотите - нет, но это было! Это было на самом деле! Здесь будет описано все. Ни одного слова, ни одного события не будет опущено.
Вот моё объяснение тому, что я заранее сообщил вам о гибели Насти. Если вы будете знать об исходе, если вам будет известно об этом... maybe, вы взглянете на Настю чуть по-другому. Вы увидите её "под другим углом".
Но, пожалуй, я слишком растянул своё вступление. Сначала, ещё до воющей машины "амбуланса", залитого кровью сиденья в машине, была Настя, её любящий отец и бутылочно-зеленая "пятнашка".
Настя была единственным ребенком в семье Соболевских. Когда ей было три года, Аллу Соболевскую настиг инфаркт прямо за рулем автомобиля, когда она ехала по шоссе. Произошло ДТП, в котором погибло ещё двое человек.
Настя жила с отцом. Тот был человеком состоятельным - управляющий самого крупного супермаркета в Бугульме - "Фрегата", и членом совета директоров сети этих супермаркетов. Отец с дочкой жили в достатке, с деньгами у их маленькой семьи проблем не было. Для Ивана Соболевского Настя была целью жизни, никого он не любил так, как свою дочь. Благодаря его стараниям Настя выросла воспитанной, умной, невероятно интересной в общении. Он сделал из неё очень загадочную и многослойную натуру. А самое главное - Соболевский научил Настю бороться с жизнью. Да, да, именно бороться. Мне кажется, все мы находимся в непрерывной борьбе с нашей жизнью. Правда, когда человек легко берет над ней верх, она прибегает к нетрадиционным способам борьбы. Настя взяла верх над жизнью... она выдержала все её нападки, все беды, которые выпали на её душу... и жизнь усложнила игру. Трудно, знаете ли, идти по бревну над пропастью с завязанными глазами... но когда ещё вдобавок и в спину толкают... Жизнь намеренно толкнула Настю в спину, чтобы она упала. Жизни не понравилось, что она выдержала все её нападки.
Ну как? Говорил же я вам, что моя писанина - бред сивой кобылы? Вам лучше этого не читать. Не читайте, скоро начнется полная галиматья. Вы столкнетесь с чем-то, напоминающим записки сумасшедшего.
Идем далее.
Настя была моей лучшей подругой. Или, как это принято говорить, была моей девушкой. Нет, я неправильно выразился... не она была моей девушкой. Скорее, я был её парнем. Потому что Настя просчитала своим немалым умом и компьютерным мозгом, что я больше подхожу ей, нежели её скучные и бестолковые одноклассники. Если честно, в учебе я не силен, хорошо занимаюсь лишь по русскому языку, истории и литературе. А вот Настя была отличницей по всем предметам, кроме химии, которую люто ненавидела. Мозг у неё и впрямь был сравним с компьютером, она хорошо знала математику, но в дальнейшем заниматься ей не желала. Она считала, что математика - наука холодная и однообразная. Она предпочитала бесконечную карусель цифр и знаков более "живым", на её взгляд, предметам - изучению языков и истории. У неё был гуманитарный склад ума, чем и объяснялась её интересная манера общения, грамотность и начитанность. И огромное чувство юмора.
Кроме ума, Бог, вдобавок, наградил Настю яркой внешностью (поначалу вообще может подуматься, что Бог наделил её всем, чем можно наделить, но это не так). Настя была писаной красавицей. Росту она была не слишком высокого, со спортивной и грациозной статью. Всегда франтила в красивых и цветастых вещах, в которых отец ей никогда не отказывал. Волосы у неё были темные с медным отливом, длинные, вьющиеся. Глаза болотно-зеленого цвета, небольшие. Взгляд у Насти был хитроватым, плутовским... хотя нет, не хитрым. Просто лукавым. Эти глаза имели веселый и смеющийся взгляд, в котором читался вызов и усмешка. Порой Анастасия могла так на тебя посмотреть, что невольно подумаешь - она читает твои мысли и копается в них, точно в библиотечном каталоге. И ещё она была невероятно смелой. Не боялась ни бога, ни черта.
И, наконец, последнее - о машинах. Заботливый Настин папа с самых пеленок учил её крутить баранку. В десять лет она, будто хвастаясь, разъезжала под моими окнами на отцовской машине. В пятнадцать лет она водила не хуже папаши. В шестнадцать лет Настя получила от него в подарок "пятнашку" бутылочно-зеленого цвета и свободно колесила на ней по всему городу, ничуть не страшась гаишников. Но по городу Настя ездить не любила. Она колесила по лесам, исследовала дороги в дебрях. За рулем она была в своей родной среде, в дорогах разбиралась как математик в числах или филолог в словах. Это, если честно, меня очень бесило - какая-то соседская девка носится на собственной машине куда лучше меня. На свое шестнадцатилетие я выклянчил у папаши "семерку", но ездить лучше Насти так и не научился. Думаю, у меня не было такого внимания и реакции, как у неё. Что ж, мне пришлось смириться с этим. Я смирился с её насмешливо-лукавым взором, которым она награждала меня, проезжая рядом. Но небольшая капелька зависти у меня все же присутствовала. Она крутит баранку лучше меня! Несправедливо!
Но ещё несправедливее было тогда, когда Насти не стало. Ведь не стало её именно из-за "пятнашки" и умения водить.
Не научи её отец в семь лет рулить как заправский водитель, а привей ей любовь гулять пешком, Настя сейчас была бы жива.
В тот прохладный вечер двадцать второго июня 2006 года (нет нужды напоминать о том, что произошло шестьдесят пять лет тому назад), я сидел на скамейке у своего дома, щелкал семечки и слушал музыку на мобильнике. Было примерно десять часов, на безоблачном небе появился белесый полумесяц, дул свежий ветер. На невысокой Сокольской горе, рядом с которой располагалась наша улица, в сумерках виднелась лишь одноцветная жирная лента соснового леса. Полчища ворон скучились над моей головой, летая кругами и галдежом перекрывая звуки телефона. Наступал переходный момент между временами суток, и на улице было очень красиво. Улица Свердлова - два ряда симпатичных домиков по обе стороны от побитой грунтовой дороги, была очень мила и прекрасна. А что, вы считаете более привлекательным образ переулка в центре города: стены, изрисованные граффити, мусор, окурки?
Я уже собрался залезть в карман за новой пригоршней семечек, как увидел свою возлюбленную, которая, как всегда, лихо прыгала по неровностям дороги на своей "пятнашке". Похоже, она меня не заметила - проехала мимо и резко затормозила около ворот своего дома. Минуты две она сидела внутри, потом неторопливо вылезла, поправила волосы, упавшие ей на лицо, и вытащила наружу битком набитый пакет.
- Что, здороваться разучилась? - я резко подал голос, но Настя даже не дернулась - лишь с удивлением обернулась ко мне.
- Привет... дружище, - сказала она. - А я тебя даже и не заметила.
- И это неудивительно. Небось, все внимание на дороге сосредоточила?
- Нет...- Настя не заметила сарказма, - Просто темно стало. Вот и не приметила.
- А... Понятно. Где весь день шарахалась?
- Весь день? Да я почти до полудня в постели пролежала.
- Что это с тобой? Ты мне говорила, что просыпаешься с первыми петухами.
- Я не спала до полудня. Я просто валялась в кровати. Читала книгу. Потом немного покаталась, машину заправила, - Настя поставила пакет на землю, сложила руки на груди и стала глядеть на меня своим фирменным взглядом. - Надеюсь, без меня не скучал?
- Нет, - ответил я и вновь принялся за семечки. Настя подняла пакет, щелкнула сигнализацией и быстрым шагом прошла в дом. Я опять включил музыку, но стоило мне оторвать взгляд от экрана телефона, как я снова увидел Настю, быстрым шагом выходящую из дома. Она что-то держала в руках, но я не мог разобрать, что именно - мешали сгущающиеся сумерки. Она подошла ко мне.
- Это твои фильмы, - Настя протянула мне несколько дисков, которые держала в руках. Я забрал их:
- Всё посмотрела?
- Ой, нет!- она выхватила один из дисков у меня из рук. - Я ещё "Камеди клаб" не посмотрела. Завтра верну.
- Хорошо.
- Что завтра делаешь?
- Я? Я ничего не делаю. Дома сижу, как всегда.
- Прокатиться со мной не желаешь?
Я вопросительно поглядел на Настю. Та буравила меня своими лукавыми глазами и улыбалась краешком рта.
- Да, желаю.
- Здорово, - улыбнулась Настя. - Позаботься о музыке. Не будем же мы в тишине носиться по дорогам?
- Носиться?
- Конечно, носиться! - усмехнулась Настя.
- Не любишь по правилам ездить?
- Ненавижу, - она скорчила гримасу отвращения. - Тем более, гонки будут проводиться на Сокольской горе. Там ментов нет.
- Ладно, ладно.
- К тому же, когда я каталась по лесу, я обнаружила там кое-что интересное.
- Что? Труп, да?
- Нет, не труп. Поинтереснее.
- За эту находку заплатят?
- Нет.
- Значит, лучше бы труп нашла. За его обнаружение платят.
Настя промолчала.
- Хорошо, заинтриговала ты меня. Завтра еду с тобой.
- Молодец. Не забудь про музыку. Не бери всякую туфту, возьми "Скутер" или "Продиджи". Что-нибудь сложное и солидное.
- Тогда возьму диск "Куин".
- А... ну, возьми. Тоже ценю, - Настя наклонилась и поцеловала меня в щеку. - И не забудь, я просыпаюсь очень рано, даже если ложусь спать за полночь. А вот ты, лежебока, дрыхнешь лишних три - четыре часа. Просыпайся рано, а то уеду без тебя.
- Ладно, заведу будильник.
- Обязательно. Ну... спокойной ночи, Максим.
- Тебе того же.
Настя вернула мне мобилу, развернулась, засунула руки в карманы и направилась к гаражу. В тот день я её больше не видел.
На следующее утро, двадцать третьего июня, я проснулся вовсе не с первыми петухами, как просила Настя, а в одиннадцать часов. И проснулся я не от трели будильника, которого так и не заводил, а от завывания клаксона у окон. Я отбросил одеяло и метнулся к окну - Настя уже сидела в машине и нервно барабанила пальцами по рулю. Я по-армейски быстро натянул на себя черные джинсы и белую майку, при этом став похожим на Фредди Меркьюри. Быстро облачившись, я выскочил на улицу и подбежал к Настиной машине.
- Извиняйте, - сказал я, - проспал.
- Ничего, ничего, - Настя вылезла из машины. - Я, например, сегодня только три часа спала.
- И как себя чувствуешь?
- Как будто заново родилась, - Настя усмехнулась. - Что ж, организм у меня так устроен.
- Ну ты даешь!
- Так... диск взял?- спросила Настя.
- Нет.
- Иди, возьми. Сейчас поедем. И неплохо бы кое-какой снеди с собой прихватить.
- Мы что, в поход идем?
- Нет. Мы не идем, мы едем. Давай быстрее.
Я немного промедлил.
- И всё же, что ты нашла в лесу?- спросил я.
- Сейчас увидишь сам.
- Это тайник бандюганов? Там наркотики и оружие? Или пачки баксов?
- Не угадал, - сказала Настя.
- Это брошенная машина?
- Нет.
- Ммммм... корабль инопланетян?
- Снова не отгадал.
- Слушай... давай сделаем так, - я уже весь исходил из себя от нетерпения. - Мы поспорим. Если я всё же угадаю, то...
- То что?
- Как обычно - поцелуй.
- Идет, - Настя живо протянула мне руку. - Всё равно не угадаешь. Иди за диском, да побыстрее. Я жду.
Я прошел домой, схватил со стола пакет с ирисками, ещё кое-какую харчу (я даже не обратил внимания на то, что взял), спер из холодильника две банки пива. Пройдя к себе в комнату, я остановился у полки с музыкальными дисками. Немного пораскинув мозгами, я выбрал диск с "Куин" и "Ред хот чили пепперз". Затем я вышел наружу, запер дом и сел в машину.
- Будем слушать старый рок, - заявил я и отдал Насте диск. Та забрала его, вставила в магнитолу.
- О да... - пропела она. - "Куин", старая школа. Жаль, сейчас такой музыки уже нет. Особенно в России. Порулить хочешь?
- Да.
- Садись, покатайся чуток.
Мы поменялись местами. Настя до упора выкрутила ручку настройки громкости на магнитоле. Мы проехали до конца улицы, затем, повернув направо, оказались на улице Волкова, которая вела в гору. Дорога была грунтовая, неровная, пологая, но я лихо взмахнул на гору и очутился на узкой заасфальтированной дороге, петляющей среди живописного соснового леса.
Знай я заранее, что она нашла в том лесу (не в сосновом, а в осиновом лесу, чуть подальше отсюда), я бы мигом развернул машину и умчал Настю как можно дальше оттуда. На другой край Татарстана, может, даже на другой край страны.
Подальше от этого скверного осинового леса.
Если взглянуть на Сокольскую гору из города, то она покажется вам живописной. Отчасти из-за плотной стены древних сосен, создающих как бы стену, скрывающую от лишних взоров неказистый осинник, которым поросла вся гора. Но если посмотреть на гору глазами пролетающей над ней птицы, то мы увидим, что сосен на горе - кот наплакал, они образуют лишь полоску по краю горы. На самом деле вся Сокольская гора с высоты птичьего полета кажется покрытой одеялом, сшитым из темно-зеленых верхушек осин, а сосны лишь образуют красивую кромку.
Но на горе хватает и полян. Последние образуют некую прожилку между густым осинником и соснами. Чуть западнее располагается лыжная база, от которой, будто щупальца осьминога, расходятся узкие, хорошо заасфальтированные дорожки. Зимой на их месте лежат лыжные трассы, летом же эти дороги являются излюбленным местом для велосипедистов. Дорога (условно назовем её Узкой - И - Ровной), извиваясь как итальянская макаронина, проходит у татарского и русского кладбищ, затем через сосняк, потом делает петлю и возвращается к лыжной базе.
Там, где Узкая - И - Ровная делает петлю, от неё отходит абсолютно прямая, на сей раз грунтовая дорога. Она, будто надрез скальпелем, вгрызается в осинник. Эта дорога (назовем её Дорогой - В - Осиннике), имеет отвратительное свойство разветвляться, как разветвляются наши бронхи. И, хотя осинник в размерах невелик, дорог здесь огромное количество. Куда ведут некоторые из них - неизвестно никому.
Если вас занесло в осинник на Сокольской горе, никогда не блуждайте по Дороге - В - Осиннике. Я понимаю, в этом лесу по осени богатый урожай грибов, но грибы можно собрать, не углубляясь в лес. Этот лес коварен, и Дорога - В - Осиннике может привести вас к тому месту, в котором вы менее всего хотели бы очутиться. Это, поверьте, ничего хорошего вам не сулит.
Настроение у нас было отличнейшее. Я гнал "пятнашку" по Узкой - И - Ровной, наслаждаясь грохотом музыки. Мы ехали по живописному, чарующему сосняку, по дороге, присыпанной желтоватой мелкой хвоей и тонкими веточками с мелкими шишками. Хвоя сплошь покрывала дорогу, и мы будто катили по желтой ковровой дорожке. В лесу тоже все было посыпано желтым хвойным снегом, на высоких пнях лежали желтые шапки. Высокие стволы сосен смыкали и переплетали над дорогой свои кроны, бросая на нас тень. Мы ехали по самому красивому в мире туннелю - по лесному туннелю. Хвойные леса самые красивые, самые красочные и загадочные. Я часто прогуливался здесь, когда нечего было делать. Иногда гулял тут с Настей, если ей уж слишком надоедала езда за рулем или же просто не было денег на бензин. Помню, мы неспешно топали по хвое, которая слегка пружинила под ногами, и рассказывали друг другу всякие байки, анекдоты, или же вели долгие беседы о музыке. В общении мы не были стеснены, и поэтому говорили на все темы, которые приходили в голову.
Я убавил звук и спросил у Насти, которая сейчас надувала пузыри из жевательной резинки и любовалась лесом:
- Твоя находка... она в осиннике?
- Да, - Настя щелкнула ещё одним пузырем.
- Тогда веди ты. Мне не терпится увидать это.
Настя улыбнулась и сказала:
- Хорошо. Тормози.
Мы остановились. Обменялись местами. Настя села за руль, откашлялась, словно перед чтением речи, резким движением головы отбросила с лица волосы. И вдавила педаль газа.
За рулем Настя была совсем иной. Она преобразилась. Ветер, врывающийся в открытое окно, трепал её волосы, отчего она была похожа на какую-то амазонскую наездницу, которая преследует свою добычу на статном скакуне. Она еле заметно улыбалась, её глаза излучали немного пугающее и странное выражение свободы. Настя чем-то напоминала военного летчика, которому после долгого времени, наконец, разрешили подняться в воздух. Она была в своей среде. И я не мог отвести от неё взгляда. Она предстала мне как некая богиня автотранспорта.
Мы лихо свернули с Узкой - И - Ровной на Дорогу - В - Осиннике. Машина подскакивала на неровностях, но Насте, похоже, эта тряска приносила огромное удовольствие. Она безжалостно гнала машину, будто того же самого скакуна (хотя, по сути, выражение "безжалостно гнать машину" смысла не имеет), выжимала из нее все, что можно. Чтобы шестнадцатилетняя девушка так гоняла за рулем - вещь невиданная. Думаю, Настя была каким-то феноменом. Она действительно являлась неординарной натурой, необыкновенной личностью. Готов поспорить, если бы она прожила на этом свете ещё лет двадцать, она бы стала великой. Это я говорю, не преувеличивая.
Дорога - В - Осиннике, прямая, как жердь, уходила в мрачный осинник, который тоже смыкал над ней кроны деревьев. Только, в отличие от мирного и красочного сосняка, здесь было мрачно, жутковато и мерзко. Я не люблю осиновые леса. В них постоянно темно, сыро, стволы осин какие-то влажные и даже кажутся склизкими на ощупь. Если в лесах и водились какие-нибудь духи и призраки, так наверняка в лесах, подобных этому. Находясь в этом осиннике, неволей чувствуешь на себе чьи-то пристальные и злобные взгляды. Порой кажется, что это деревья смотрят на тебя, и при этом стараются чем-нибудь навредить - в глаз веткой ткнуть, поставить подножку корнем. Мне кажется, появись у этих злобных деревьев возможность двигаться, они бы убивали.
Настя уверенно гнала машину по грязной дороге. Солнечный свет, проходя сквозь листву крон, окрашивался в зеленый цвет и ложился на влажные стволы осин, на коряги, поросшие гнилушками и мхом, на дорожную грязь, которая тут, похоже, никогда не высыхала. Стало прохладно, темно, но окон мы не закрывали. Тем более, глядя как Настины волосы трепещутся на ветру, окон закрывать не хотелось, дабы не прерывать столь красивого зрелища.
Дорога - В - Осиннике разделилась на манер рогатки. Мы свернули налево. Я оглянулся назад и продолжал видеть голубой квадратик неба в обрамлении осиновой зелени. Но затем, после поворота, дорога пошла чуть вниз, и квадратик исчез. Мне показалось, что лес сожрал нас, и мы плавно опускались в его желудок (как в мультиках, где акулы или киты глотают героев).
Потом дорога разделилась еще несколько раз, и мы постоянно сворачивали влево. Эти повороты я ещё помнил. Неподалеку была одна из полянок - красочный, яркий, веселый островок посреди зловещего океана деревьев. Я даже углядел некий намек на солнечный свет посреди леса, золотистый мазок, но быстро упустил из виду.
На пятом повороте мы свернули, на сей раз вправо. Этих дорог я уже не помнил. Сейчас я был в незнакомом месте. Мы отмахали не менее трех километров, это точно. Я ощущал запахи леса - старые, незнакомые запахи нетронутости и неизвестности. На шестом повороте (снова направо), мне уже казалось, что здешние обитатели - звери или птицы - ни разу не видели автомобиля или снегохода последние десять - двадцать лет, а, может, вообще никогда. Я знал, что где-то неподалеку есть люди, что в наше время таких дремучих мест почти не осталось, но с каждым метром, с каждым оборотом колеса, эта уверенность во мне угасала. Будто мы провалились во времени, и сейчас разъезжали по лесам мезозоя. Кое-где стволы сгнили, кое-где сломанные ветви, будто шлагбаум для огромного транспорта, нависали над дорогой. Становилось ещё темнее, тусклый свет был зеленым.
- Далеко ещё? - спросил я.
- Нет. Полпути уже проехали.
- Всего-то полпути?
Настя обернулась ко мне:
- Терпи. Сейчас приедем.
Вскоре дорога изогнулась под прямым углом. Я не знаю, как это объяснить, но мне вдруг стало жутко. Просто жутко, не по себе. Я нервно заерзал на месте, испытывая легкий психоз. Чем дальше мы углублялись в лес по этой страшной дороге, тем больше этот психоз увеличивался. Я был наслышан о местах, в которых люди чувствовали неизвестно откуда появившийся панический страх, но считал это чепухой.
- Вон там, в самом конце дороги, - сказала Настя.
- Ты, что весь этот лес исколесила? - спросил я.
- Нет, не весь. Этот лес огромен.
- Не думаю. Он не слишком-то большой.
Я посмотрел на Настю. Она вела машину с очень довольным выражением лица, как у сытой кошки. Сейчас в ней было что-то пугающее, даже безумное. За рулем сидела не та Настя, которая вчера поцеловала меня в щеку. Как я уже сказал ранее, она была натурой многослойной. Сейчас мне открылась ещё одна Настина сторона, ещё одна незнакомая грань, о которой я не знал.
Что происходило дальше, я помню плохо. Лес стал, в самом прямом смысле, давить на меня. Я начал переживать легкую панику. Воздух вокруг словно сгустился, атомы кислорода и углекислого газа как будто прилипали к лицу. Не отдавая себе отчета, я стал видеть в лесу всякую жуть. Настя же хладнокровно крутила руль и переключала передачи; чуть улыбаясь, глядела на дорогу. Похоже, лес на неё не действовал.
Мы проехали не менее восьми - девяти километров, если не все десять. И тут мне словно на голову ведро воды вылили - а ведь здесь не должно быть леса! Осинник давно должен был закончиться, уступив место лугам и полям. Но, вопреки всему, мы продолжали нестись по глухомани, а яркого света и голубого неба не было в помине.
- Don"t ta-a-a-ke offence at my innuendo! - голосила Настя в унисон с Фредди Меркьюри и долбила пальцами по рулю. Мне, в отличие от неё, не было столь весело.
- Нась... тебе не кажется, что мы слишком долго катаемся по лесу?
- Нет. Мы еще полчаса назад были в городе.
- Я имею в виду то, что по этому лесу мы ездим слишком долго. Неподалеку находится деревня Казанка. После осинника идет небольшой овражек, затем молодой ельник. Вообще-то, сейчас мы должны быть в самой Казанке, а ведь ещё и из леса не выехали.
- А какое расстояние до Казанки?
- Точно не знаю. Примерно семь - восемь километров. А мы почти десять проехали. В чем дело? Почему мы ещё в лесу?
Настя обернулась ко мне и звонко рассмеялась. Впервые в жизни мне не понравился её смех. Он был неуместен в это время.
- Максим, ты проиграл спор! Ты в жизни не угадаешь, на что же я наткнулась здесь. Да, это странно, что леса так много. Но это ещё прелюдия к тому, что нас ждет впереди. This is beginning.
- Черт, мы в параллельном мире, да? Если честно, меня эта обстановка не слишком вдохновляет. Я испытываю тут непонятный страх и психоз, причем сам не знаю, откуда он берется. Что это за место? Куда мы приехали?
- Сейчас увидишь, - спокойным, умиротворенным голоском, будто дразнящим меня, ответила Настя.
Мне стало ещё хуже. Пришло ощущение, что весь мой организм накачали холодной водой, я нервно заерзал на сиденье. Настя искоса посмотрела на меня.
- Тебе страшно?
- Нет. Я нервничаю, словно здесь распылили особый газ. Быть может, ты нашла секретную лабораторию, где производят новый вид психохимических веществ?
- Не угадал.
Впереди появился свет, но я этому не обрадовался, даже сильнее занервничал. Дорога не заканчивалась, как не заканчивался и сам лес. Я подумал, что продолжаю спать. Нет, этого просто не может быть - мы проехали почти пять километров по лесу, которого просто не должно быть на этом месте. Параллельный мир? Ирреальность? Чушь! Это не укладывается в рамки привычного.
Но глаза-то видят иное.
Глаза видят бесконечное море деревьев с сырой корой и темноту между ними. Нескончаемые лесные просторы.
- Боже...- протянул я,- какая же тут дурная атмосфера! Тут пахнет чем-то нехорошим. Здесь запах страха. Ужаса.
- Ничем плохим тут не пахнет. Тут только лесом пахнет. У тебя воображение разыгралось. Кстати, мы приехали. Это - моя находка.
"Пятнашка" въехала на небольшой пятачок из зеленой травы, обильно освещенный солнцем. Здесь было светло, тепло, трава светилась зеленым светом. Но тут было ещё страшнее, чем в лесу. Здесь была воистину ужасающая атмосфера. Виной всему была неказистая, ветхая лачуга, жалкая хибара, занимающая собой почти всю площадь пятачка. Это безобидное зданьице выглядело так, словно в нем жило семейство призраков. Хотите - верьте, хотите - нет, но это было именно так. Лачуга своим видом нагоняла ужас.
Я вылез наружу и стал недоуменно озираться по сторонам. Лес плотной стеной смыкался вокруг перекошенной избы, которой было не менее сотни лет, это точно. Лачуга выглядела, казалось бы, как простая безобидная избушка, без всяких резных узоров на рамах или деревянных коней на крыше, обветшавшая за многое количество лет, но у меня стыла кровь в жилах, когда я глядел на неё. Окна выбиты, заметна бревенчатая стена, где бревна еле проглядываются за гобеленом из паутины. Внутри я также заметил большую русскую печь, с которой была отбита штукатурка. Сердце у меня застучало вдвойне быстрее, и я поспешно отвел взгляд от окон избы. Наверное, я побоялся, что в этом окне резко появится бледное лицо маленького мальчика, который жил здесь полвека назад. "Призраки,- подумал я,- не существуют. Это чепуха, которая придумана писателями для своих ужастиков".
Я подошел к Насте. Она стояла у открытой дверцы автомобиля - руки в карманах, смотрит куда-то вверх. Вид у неё был как у паломницы, которая, наконец, добралась до священного места за многие километры от дома. Впрочем, это место священным назвать было трудно. Оно было плохим, скверным, дурным.
- It"s a perceptional reality,- мечтательно произнесла Настя.
- Говори по-русски, пожалуйста, - сказал я.
- Это так называемая перцептивная реальность.
- А что это такое? Что-то из психологии?
- Да. Перцепция - это смутное и бессознательное восприятие реальности органами чувств. Перцептивная реальность - это реальность, нарисованная воображением и реально воспринимаемая нашими органами чувств. Может, я неправильно говорю, в книгах написано не так, но я к истине близка.
- Получается, мы в параллельном мире?
- Какой ещё параллельный мир? - фыркнула Настя. Фантастики насмотрелся, так теперь думаешь, что в жизни точно так же? Параллельных миров не бывает. Мир только один, и мы живем в нем. Зато есть перцептивная реальность. Она может привидеться только одному человеку, может, как в нашем случае, двум.
- Получается, того, что мы сейчас видим, на самом деле не существует?
- Не знаю, - покачав головой, ответила Настя. - Хотя, это меня особо не волнует. Я не собираюсь париться, думая о том, откуда эта избушка на курьих ножках взялась, - тут она вновь засмеялась, и её глаза вернули себе лукавое выражение.
Я почувствовал легкое недомогание - слабую тошноту и головную боль. Башку будто сдавливали тисками, уши заложило, как при взлете на борту лайнера. Психоз не проходил, и я чувствовал на своем затылке чей-то пристальный взгляд. Взгляд из леса.
Настя, наоборот, со счастливым видом уселась на капот "пятнашки" и сообщила:
- Мне здесь нравится. Тут клёво. Порой я вижу всякие вещи... будто нахожусь под наркотиками. Но это не галлюцинации.
- И что ты видишь?
- Я вижу одного мальчика. Его зовут Юра. Он приходит из леса, - она небрежно махнула рукой в сторону осинника, - и начинает говорить со мной. Мы говорим о всяких интересных вещах... Недавно он показал мне котенка, который умер уже семь лет назад. Его тоже звали Максимкой, как и тебя. Я вновь увидела своего котенка, вот счастье-то! Юра сказал мне, что если я буду продолжать ходить сюда, то покажет мне моих бывших подружек, которые разъехались по другим городам... а может, и маму.
- Нась...- промолвил я,- ты обкурилась, что ли?
- Я говорю правду, - с оскорбленным видом ответила Настя. - Это всё правда. Я вижу то, чего мне в жизни не хватает. Я вижу здесь то, что я потеряла, и мне, поверь, очень приятно видеть это вновь. Это куда лучше простых воспоминаний. Здесь мне хорошо. И пусть это перцептивная реальность, пусть это абсолютная мистика, но мне эта мистика доставляет удовольствие.
- Я всё ещё сплю?
- Конечно, нет, - сказала Настя, и, подойдя ко мне, сильно дернула за ухо.
- Больно!- заголосил я.
- Ну вот... Во сне боли не бывает, значит, это не сон.
- Тут нельзя находиться. Пора валить отсюда, да поскорее.
- Никуда мы не поедем! Ты сам вызвался сюда ехать, так сиди и не возмущайся.
Пришлось замолчать. Настя уселась на полусгнившее крыльцо, убрала с лица волосы и устремила взгляд на верхушки осин. Я сел с ней рядом.
- А я могу это увидеть? Мальчика Юру или твоего котенка?
- Не знаю. Вполне возможно. Если ты зайдешь в Лачугу, увидишь. А может, и нет. Но я тебя не надуваю. Я вижу, что это место на тебя плохо действует. А на меня - нет. Тут ирреальность, Максим. Может, ты в это не веришь, но ведь глаза-то тебе не изменяют.
- Дурдом какой-то. Может, ещё раз меня за ухо дернешь?
Настя засмеялась и снова дернула меня за ухо. Пробуждения, как и следовало ожидать, не было.
- Максим, сходи, пожалуйста, в машину. Включи музон, что ли.... И принеси компас. Он лежит в бардачке.
Я, не задавая вопросов, повиновался. Сделал все как надо, вернулся к Насте.
- Смотри,- сказала она и указала на компас, который положила на землю. Я не увидел ничего особенного - стрелка все так же правильно указывала на север. Настя приподняла компас на десять-двадцать сантиметров от земли. То же самое. Но стоило ей приподнять прибор чуть выше, примерно на полметра от земли, как стрелка повернулась на 180 градусов.
- Геомагнитная аномалия. Ничего странного, таких мест на планете много.
- Да... много, - Настя подняла с земли веточку и стала копошить ею травинки.
Через некоторое время нервозность и беспричинный страх стали куда-то пропадать. К тому же, мы с Настей оприходовали обе банки пива, которые я стащил из отцовской заначки. Настроение у меня резко подскочило. Я убедил себя, что эта лачуга - никакая не перцептивная реальность, просто мы углубились в лес, сделав поворот, которого я не заметил. А мальчик Юра и те странные вещи, которые он показывал Насте... Да она просто подшучивала надо мной. Это в её репертуаре.
Я, окончательно набравшись смелости, даже решился обойти Лачугу вокруг. За ней, как оказалось, была ещё одна дорога, поросшая травой, без единого намека на грязь, светлая и красивая, не то что та, по которой приехали мы. Она уходила чуть вдаль, затем поворачивала под небольшим углом, и скрывалась за деревьями. Эта дорога тоже выглядела жутко, куда жутче, чем сама Лачуга. Смейтесь, но при взгляде на обычную дорогу, у меня задрожали колени, и сердце перешло на галоп. Я с округлившимися от страха глазами взирал на дорогу, представляя её дорогой, ведущей в ад. В самое настоящее чистилище. Нет, это место плохое, это место проклято, это место, о котором забыл Бог. "Это место... оно находится под контролем неких сил. Злобных, смертельно опасных сил. Надо увести её отсюда",- подумал я.
Я вернулся к Насте. Та спросила:
- Ты видел ту дорогу?
- Да, - высоким, перепуганным голосом сказал я.
- Мне тоже было не по себе, когда я на неё взглянула, - Настя слабо улыбнулась, словно рассказывала забавную, но немного грустную историю из жизни. - Юра сказал мне, что на эту дорогу ступать нельзя. Это запрещено. Она ведет к смерти, - Настя чиркнула пальцем по шее, - туда идут лишь те, кому неохота жить дальше. Дорога самоубийц.
- Поехали отсюда, - приказал я. - Нам здесь нечего делать. Тут дурное место, Настя. Поехали отсюда.
- Нет, не поеду.
- Нась... - я подошел к ней,- что с тобой приключилось? Ты несешь какую-то ахинею про мальчика, про...
- Это не ахинея! - обиженно воскликнула она. - Если ты в это не веришь, зайди в Лачугу, и сам убедишься!
- Зайду! Вот прямо сейчас зайду, осмотрю там все и выйду! Я знаю, у тебя огромное чувство юмора, но такие шутки у меня смеха не вызывают!
Закончив тираду, я прошел мимо Насти, со скрипом отворил дверь Лачуги, и вошел туда.
Там было очень жарко, совсем как в бане. Единственным звуком было жужжание мух, да непонятный шум в голове, который напоминал высокочастотные звуки барахлящей колонки, так сильно действующий на нервы. Я помотал башкой, чтобы согнать этот звук, но он не уходил. Уши заложило, кровь прилила к голове, её сдавило, словно я висел вверх тормашками. Меня стало подташнивать, я закашлялся, словно подавился несуществующей крошкой.
Стоило мне переступить порог Лачуги, как мне стало очень плохо. Но я набрался сил пройти в избу.
Настя говорила, что я мог здесь кого-то увидеть, но внутри Лачуги никого не было. Здесь господствовали хаос и запустение. Кроме обсыпавшейся печи, в единственной комнате были двухъярусные нары, поваленный набок огромный стол, да две покоцанные табуретки. У стола, который напоминал мертвого, поверженного шакалами слона, недоставало двух ножек. Толстые дубовые ножки были отломлены, будто карандаши. Табуретки валялись рядом, тоже несчастные и поверженные. Если стол был сравним с побежденным слоном, то табуретки - с шакалами, которых слон в схватке отправил в их шакалий рай. На нарах скопилось пыли толщиной с палец, в которой, будто пароходы во льдах, застряли скомканные календарные листики и окурки. На стене некогда висел календарь, но теперь его сорвали, лишь к вогнанным в стену кнопкам крепились маленькие обрывки бумаги. На подоконнике располагалось целое кладбище дохлых мух, пауков, шмелей и пчел. С потолка ниспадали гирлянды из паутины, украшенные мушиными мумиями. На полу, кроме слоя пыли, была рассыпана шелуха от семечек, валялась пара шприцов, окурки, осушенная бутылка водки, и ещё одна бутылка, разбитая. Один из углов комнаты был почерневшим - там, должно быть, пытались развести огонь.
Мухи звенели так, словно собрались на некий мушиный митинг. Посреди этого жужжания слышалось низкое гудение шмеля. Мохнатое насекомое, нарезая круги по воздушному пространству комнаты и гудя, точно маленькая модель самолета, вдруг приблизилось ко мне и ужалило в щеку. Я завопил - в щеку будто вогнали раскаленную иглу. Матерно лая, я схватился за укушенное место и запрыгал по полу. Шмель, будто потешаясь, сделал надо мной круг, словно торжественный маневр, и улетел в разбитое окно.
- Стой, гад, убью! - заорал я, но шмель уже исчез. Вдобавок, сильнее разболелась голова. Я чувствовал, как у меня подскакивает давление и усиливается тошнота. "Ничего здесь нет,- злорадно подумал я. - Эта Лачуга всего лишь пристанище бомжей и наркоманов".
Я повернулся и собрался уйти, но как только подошел к двери, что-то заставило меня обернуться. Я повернул голову, и тут же ледяные и липкие пальцы страха сдавили мне горло.
С печки свисали чьи-то ноги. Кто-то сидел за печной трубой и болтал ногами, одетыми в зеленые мешковатые трико. Я оцепенел, и глаза мои округлились как два ноля. Я не запаниковал, нет, но соображать перестал уж точно. Через какую-то долю минуты мне удалось отвести взгляд, я поспешно вышел наружу, хлопнул дверью. Стоило мне оказаться за пределами Лачуги, как шум в ушах, головная боль и тошнота куда-то исчезли. Лишь укус на щеке пульсировал острой болью.
- Кого-нибудь увидел?- спросила Настя.
- Да, увидел. Кого-то, обутого в зеленые трико. Кто это? Твой Юра, да?
Настя кивнула головой и спросила:
- А почему ты орал?
- Шмель укусил. Поехали отсюда, да побыстрее, - я подошел к Насте, взял её за плечи и приподнял с крыльца. Она встала, отряхнула брючки от опилок и гнилой трухи и сказала:
- Хорошо, поехали отсюда, парень. Айда в машину.
Мы уселись в "пятнашку", развернулись и рванули от Лачуги. Настя вновь превратилась в богиню автомобилей, преобразилась, став пугающе-прекрасной. Примерно через пятнадцать минут бешеной тряски по кочкам, мы выехали на божий свет. Я своим глазам не поверил, когда увидел знакомый прелестный сосняк, панораму Бугульмы, раскинувшейся внизу, сочно-зеленые полянки с одинокими дубами, растущими посреди них. Наверное, те же чувства испытывают дети, когда покидают комнату ужасов в парке развлечений. Я и сам не заметил, как мы уже подкатили к нашим домам, нашим родным домам.
- Кстати, Максим, - сказала Настя сразу, как мы остановились, - держи-ка свой диск. "Комеди клаб". Я вчера его всю ночь смотрела. Угорала как обкуренная! А вот "Ред хот чили пепперз", если ты позволишь, я ещё послушаю, ладно?
- Ага, - ответил я.
- Спасибо. Я сохну от этой группы. Укус болит?
- Немного, - сказал я и прикоснулся к зудящему красному пятнышку на левой щеке.
- Приложи лёд. Поможет.
- Обязательно, - Настя, как и вчера, на прощание поцеловала меня.
- Ну... до свидания, - с этими словами я вылез из машины. Перед глазами так и маячили ноги сидящего на печке мальчика.
- До свидания, - весело бросила Настя. Голосок у неё был таким веселым, будто она вернулась с какого-нибудь юмористического представления. А вот со мной все было наоборот.
Прошла неделя. После того, как след от укуса шмеля исчез со щеки, я стал считать, что путешествие к Лачуге - всего лишь бред, фантасмагория. Наверное, мне все приснилось. Я без особых усилий вытряхнул этот нонсенс из моей памяти и потихоньку забывал события двадцать третьего июня. В течение всей недели я бил баклуши, мучаясь от безделья и скучищи. Пару раз я сходил (сходил, а не съездил!) с Настей в библиотеку. Она так долго подбирала себе чтиво, что я не выдержал, и сам записался в эту библиотеку, взял какой-то детектив, но он оказался просто отвратительным. Мы побывали и в "Империи", самом крупном в Бугульме магазине с дисками, где отоварились несколькими фильмами и играми. Накануне нас занесло в "Сириус", где я, к сожалению, назюзюкался, и чуть не подрался с одним типом, который глядел на Настю не под тем углом. Остальное время я проводил, вкалывая в огороде, ковыряясь в своей "семерке" и играя в "Героев-5". Словом, рутина.
Стоял последний день июня. Ровно полдень. На западе, за Сокольской горой, в воздухе застыло гигантское кучевое облако, отчего сложилось впечатление, что на горе лежит огромная гора снега. Было жарковато, но ветер дул часто. Солнце светило во всю мощь. Я, как и тогда, двадцать второго, снова сидел на скамейке и лузгал семечки, только музыка раздавалась не из телефона, а из дома, где я на всю катушку включил "Продиджи". Настроение было превосходное.
Вскоре я увидел, как Настя, держа в руках дымящуюся кружку, неспешным ходом вышла из дома и направилась ко мне.
- ќHow are you?- спросила она.
- Все хорошо.
- У меня тоже. Кофе слишком горячий получился,- она указала на кружку,- вот я и вышла на улицу. Может, на ветру остынет быстрее. Кстати, где Рита? (забыл сказать - Рита моя сестра, которая была старше меня на полчаса. Если я был лучшим Настиным другом, то Рита - её лучшей подругой)
- В Казань укатила. С подругами какими-то. Это ещё лучше, хоть отдохну от неё.
- Молодец. Больше так не налимонивайся. А то вы бы там мордобой устроили, и ходил бы ты с кривым носом.
- Спасибо за совет, леди.
До тех пор, пока Настя не осушила кружку, мы сидели в молчании. Затем она с самым лукавым взглядом, на который была способна, спросила:
- Может, снова к Лачуге сгоняем?
Мне словно поленом по затылку съездили. Грохочущая музыка будто удалилась, как и все остальные звуки. В голове возопил непрошеный голосок: "Это все по правде? Лачуга все-таки существует, раз Настя вновь предлагает туда съездить?".
Я поневоле вспомнил психоз, который испытывал по дороге к Лачуге и страх при виде ног, свисавших с печки. Мне ой как не хотелось оказаться там вновь. Я уже собрался сказать "нет", но передумал. Если бы я не поехал, значит, Настя бы отправилась туда одна. А мне также не хотелось, чтобы моя любимая девушка в одиночку отправлялась в эту жуткую перцептивную реальность. Нет, раз уж я - её парень, то я обязан защищать её.
- Ладно, сгоняю с тобой.
Настя просияла и заразительно засмеялась, хлопнула меня по спине:
- Спасибо, чувак, я от тебя в восторге! А то мне уже надоело одной туда ездить!
- Что? Ты туда одна ездила?
- Конечно! Я там та-а-акое видела! Такого и после пяти доз крэнка не увидишь, и после килограмма галлюциногена тоже!
- Настя?- спросил я.
- Да?- она посмотрела на меня абсолютно серьёзным взглядом, но затем снова расхохоталась, прижалась ко мне и закрыла глаза.
- Ты, случайно, не пьяная? Колеса не глотала?
- Что?- в её голосе послышалось удивление.- Я не пьяная! Сегодня я только кофе пила. С чего это ты так посчитал?
- Ты ведешь себя странно, постоянно смеёшься. Всегда развеселая. За последнюю неделю я тебя ни разу серьёзной не видел. А когда мы идем с тобой в библиотеку или в "Империю", ты шагаешь вприпрыжку, как первоклассница. Хотя тебе шестнадцать лет, и мы должны идти в обнимку, как влюбленная парочка по набережной.
- Вообще-то, Максим, влюбленные парочки гуляют в обнимку только вечером, когда не так жарко, как днем. А вприпрыжку я иду, потому что мне хорошо на душе. Позитив. Пусть я не первоклассница, но ещё и не солидная дама, поэтому могу ходить вприпрыжку.
- Настя! - я резко оборвал её. - Что с тобой? Что делает с тобой эта Лачуга или то существо, что обитает в ней? Ты изменяешься! Я не хочу, чтобы моя девушка менялась.