Воскресенье начинается ужасно, сухость в горле мешает языку двигаться, голова настолько тяжелая, что еле приподнимается от кровати, мышцы дрожат от усталости, я чувствую себя на двести лет, не меньше. День давно перевалил за свою половину и даже закрытые окна не могут сдержать шум от воскресного потока туристов. Я буквально сваливаюсь с кровати, доползаю до мини-бара, там обязательно дож но находится пиво, которое мне жизненно необходимо. Если человек не может без опохмела, значит он алкоголик, ну что ж если и так? Что это для меня меняет? Ничего, осознание факта моей зависимости никак не делает мою жизнь хуже или лучше, это просто факт - я алкоголик, и он не вызывает во мне ужаса, и мне не хочется рвать на себе волосы от понимания моей пагубной привычки ведущей меня на социальное дно. Мне плевать. Уже давно плевать на все, ведь только алкоголь примеряет мне с этой планетой, так почему я должен стремиться избавиться от единственного средства позволяющего мне протянуть еще один день? Нет, совсем наоборот, я буду наслаждаться каждым мгновением жизни под градусом, главное - не запороть работу, а все остальное не важно. И пока у меня отпуск, можно пить сколько влезет, впрочем, сейчас надо пить с умом дабы не помешать делу. Я наконец доползаю до мини-бара, достаю оттуда холодное пиво, открываю банку и в один присест опустошаю её. Холодная жидкость проваливается в живот, он некоторое время раздумывает, бурлит, но потом принимает жертву, я растягиваюсь прямо на полу и снимаю наконец битники - ногам становиться значительно легче. Если оклемаюсь до вечера, то надо выписываться отсюда и найти съемную квартиру, незачем тратить деньги на отель, за суточную оплату номера я вполне могу снять квартиру у иракцев или тамилов на неделю, правда условия жизни не фонтан. Я замечаю, что мыли задвигались поживее, опохмел явно помог, надо еще немного полежать , переварить.
В итоге я отключился, потому что когда открывая глаза за окном уже вечер, в комнате стоит невыносимая духота: кондер я не включал, окна не открывал и в результате получилась если не баня, то что-то к ней близкое, так что, я встал и открыл окно. Солнце почти село, наступил час ярких красок, когда толпа туристов вываливала на пляж свое бесформенное тело, дабы поглядеть на представление, и природа островов всегда оправдывала их ожидания показывая настоящую феерию красок, каждый закат чем-то да отличался от другого, в одном было больше синего , на фоне которого строгое солнце опускало свое желтое тело в океан; а в другой день все расцветало подобно весеннему лугу: перистые облака наливались темно-красным цветом, алея по бокам, поэтому их четко очерченные красный контуры было хорошо видно на малиновой небесной простыне стремительно желтеющей к нижней линии горизонта. В следующий раз большая часть неба представала почти белой, и такой же, почти белый, раскаленный шар медленно опускался подсвечивая редкие облака пробирающиеся по небесному пути. Художники съезжались сюда со всего мира, дабы напитаться этим зрелищем, сделать фотографии или просто запомнить увиденное, чтобы потом, написать свой шедевр. В Альянсе появилась очень большая художественная школа отпочковавшаяся от маринистов, называвшая себя - морские импрессионисты , они либо родились на Далеких островах , либо переехали сюда ради творчества. Они наплодили очень много картин как например висящий в моем номере "Камень" , репродукция Евстеева кажется, или Евстафьева, или Евстигнеева, вечно я забываю имена, но это не принципиально. "Камень" с одной стороны воспринимался антитезой морских импрессионистов, так как, в нем использовалось всего лишь три краски - серый, синий и белый, но в этих размытых контурах огромного камня, стоящего на линии прибоя угадывалась целая человеческая драма , трещины с застрявшими кусками серого металла говорили о натуральной буре из стали , обрушившейся на него во время атаки японцев на Командирский остров, это неудачное нападение вынудило Японскую империю отказаться от полномасштабной войны с Альянсом. Внизу картины зритель видит как волна отступает от камня, пена покрывает нижнюю его часть, но каким-то непостижимым образом она оставляет пустое пространство в виде человеческой пятерни , словно природа таким образом почтила память о докторе Теймурове, который прогуливаясь по пляжу , ненадолго остановился в тени камня и оперся о него рукой, а тем же вечером он придумал лекарство от полиомиелита. Просто камень, по которому стекает пена, а как много в нем скрыто если тщательно присмотреться: война и лекарство, смерть и жизнь -вечная тема для творчества. А еще он давал надежду, именно это слово, на пяти языках, сплетала сеть трещин, причем художник нарисовав их так искусно, что приходилось поломать голову прежде чем удавалось прочитать слово даже на сэловском, говорили, что на самом деле языков было больше, но пока нашли только пять, я сам , без подсказки обнаружил только четыре "надежды". Мои глаза принялись изучать камень, однако я вовремя прервал себя, сегодня я точно не будут заниматься расшифровкой тайных посланий. В холодильнике должно было оставаться еще пиво и в этот раз моя рука была тверда - сон помог, я решительно сжал горло найденной бутылки, и не оставляя ей шансов на побег медленно прикончил. Вроде бы я оживал, а значит можно идти искать квартиру, если отыщу, то смогу завтра съехать из отеля.
Не смотря на улучшение самочувствия сил помыться у меня все равно не нашлось, поэтому я просто обтерся водой, причесал волосы и оделся в чистое. За стойкой отеля кажется дежурила новая пара девушек, одна из них - огненное рыжая , очень молодая, я задержал на ней взгляд когда отдавал ключи, она равнодушно глянула на меня, выдавила дежурную улыбку, забрала ключ со стойки ,после чего занялась своими делами. В принципе , чего я ожидал-то? Чтобы такая красавица мне в любви призналась, или что? На улице меня встретила отвратительно-идеальная погода: легкий ветер нагонял немного прохлады, чем компенсировал активную работу солнца, оно в последние минуты жизни перед закатом изо всех сил пыталось согреть все человечество. К тамильскому кварталу было проще добраться через променад, поэтому пришлось толкаться среди туристов. Наверное, стоило поймать такси, но, когда ко мне пришла эта очевидная мысль я уже преодолел половину пути, ладно, черт с ним. Я свернул вглубь острова, и пошел через вторую линию города, здесь вперемешку располагались жилые здания, наподобие того , где парочка трахалась, госучреждения, музеи, библиотеки, театры и кинотеатры, эти общественные сооружения пытались строить так, чтобы превратить в туристическую достопримечательность украшающую город, поэтому типичные здания Альянса выполненные на материке в скучно-казенном стиле, или даже намеренно возведенные угрожающими и подавляющими человека, на островах выглядели совсем иначе: гарьевское здание суда представляло собой парус положенный на землю, его треугольно белесое тело покоилось под небольшим углом, обилие стекла делало сооружение легким и невесомым, говорят оно выиграло какой-то международный приз по архитектуре, еще имелась центральная библиотека в виде рыбы и дворец спорта похожий на серфинг на волне , его прямоугольное двухэтажное основание сверху было покрыто псевдоволнами из бетона, на которых покоилась доска для серфа немного взлетающая вверх, она представляла собой двух этажный модуль. Правда с цветовой гаммой зданий все было не очень хорошо, при Альянсе власти отчаянно пытались имитировать то буйство красок коими славились туземцы, но по большей части их потуги носили казенно-безликий характер и цвета вместо того, чтобы смешиваться в радующий глаз хаос постоянно норовили выстроиться по цветовой гамме и дать отчет представителям спецслужб о виденном и услышанном сегодня. Зато у цейлонских тамилов бежавших от войны с этим оказалось все в порядке, они приехали на острова в конце шестидесятых и привезли с собой подлинное цветовое разнообразие: они украшали свои здания гирляндами искусственных цветов, вещали на все доступные кабели полоски цветной бумаги, прилепляли на балконы цветные флаги, в общем старались воссоздать здесь потерянную родину, не знаю на сколько у них это удалось, я не был ни в одном государстве субконтинента в отличие от отца, но туристов они однозначно привлекли и в вскоре тамильский квартал стал точкой притяжения для всех приезжих. Из -за этого Альянс не стал пытаться выстроить тамилов в строгую линию, а позволил им проявлять фантазию и дальше, благо она приносила деньги. Но вот храм строить не позволяли, все-таки прогрессисты не поощряли религию и старались подавлять ее, поэтому храм тамилы возвели только в начале 90-х. А зря, ибо храм являлся настоящим произведением искусства: сложенный из серого камня, в форме очень острой пирамидой, он буквально устремлялся вверх подобно ракете, он нависал над человеком, но не подавлял его, а словно бы приглашал взлететь вместе ввысь, все его ступени оказались заполнены ярко раскрашенными фигурами людей и животных, эта орава символизировала индуистских богов. Ночная подсветка добавляла сооружению мистического ореола, наверное, на это и был расчет.
Некоторое время я повосторгался этому культурному чуду, после чего пошел в гостиницу. Она была неофициальной: тамилы незаконно организовал её в своем районе, таких кстати имелось немало, конкретно эта мне очень нравилась своей дешевизной и чистотой. Под нее выделили два первых этажа стандартной жилой панели, их раскрасили в ядовито желтый цвет, с зелеными полосками, так что, казалось эти этажи являются телом какого-то психоделического индустриального насекомого. У подъезда сидел молодой паренек лет пятнадцати, босой , из одежды только шорты до колен, я спросил у него на счет свободной комнаты на одного и в качестве пароля назвал имя смотрителя. Он кивнул, сбегал в подъезд, через минуты вышел и сказал, что все будет, и чтобы я пришел завтра вечером с вещами, произнося эту короткую тираду на чистом сэловском, он непрерывно улыбался, белые ровные зубы буквально сияли на его почти черном лице и напоминали мне то ли оскал хищника, то ли радушное приглашение, я так и не смог разобраться. Я не стал уточнять конкретное время : у тамилов точность была не в части , просто еще раз назвал себя, и пошел в сторону гостиницы. Уже наступила ночь, со всех сторон лупили фонари не позволяя увидеть шикарное звездное небо, за этим видом надо было ехать в горы, откуда , если не было облаков, открывался купол усеянный звездами, их блеск буквально завораживал и приводил в трепет, когда я его смотрел на ночное небо мне одновременно чудилось противоположенное, с одной стороны я видел и понимал, что передо мной бескрайний космос, с его обширным пространством в котором болтаются эти самые звезды, а с другой стороны мне казалось будто эта россыпь белесых холодных огоньков на самом деле не отдельные звезды, а часть одного целого и они представляют собой визуальное отображение чего-то могущественного и единичного. Много лет я никак не мог выбрать один из двух вариантов, в один день я думал так, а в другой этак. За размышлениями о вечном я не поленился зайти в бар, и пропустить пару стаканчиков , бар естественно оказался заполнен больше чем на половину: приезжие во всю накачивались, но такое положение дел вполне естественно для всех кабаков расположенных в туристических городах, особенно в выходной день, и надо было отъехать в настоящее захолустье Командирского острова, чтобы найти уединенное место лишенное туристов. Сегодня я не слишком заправлялся алкоголем: завтра надо было рано вставать и организовывать слежку за ней.
Я проснулся не как огурчик, но оказался довольно близок к этому состоянию, и поэтому принял всего лишь полбанки пива, когда собирал вещи для выезда из номера, на улице еще было темно, но я специально не пощадил себя и встал в такую рань: перед тем как устроиться наблюдать , мне нужно было выписаться и забросить вещи на вокзал в камеру хранения. Минут десять я тыкался по комнате, постоянно зевая, моргая, потягиваясь, попутно я проверял не забыл ли я что-то из своих вещей. Вроде бы все в порядке и все на месте. Я заправил кровать, да я знаю, что работники все перестелют заново в соответствие со своими стандартами , и мною двигало не желание оставить после себя все как было, а знак уважения к их труду, этакое "спасибо". Я спустился по лестнице, балансируя на ступеньках дабы сумка с вещами меня не перевесила, на ресепшене почему-то дежурил парень, я попросил его вызвать такси ко входу, вокзал находился в центре города и пешком, да еще с сумкой, я бы шел до него столько же, сколько Моисей из Египта на родину. Я вышел на улицу, и остановился в стороне от входа, чтобы не мешать людям , с наслаждением закурил первую за день сигарету, самую важную сигарету из всех которые я выкурю в течение дня, ибо они уже не будут иметь того насыщенного и яркого вкуса. Приехало красно-синее такси, я забросил сумку в багажник, сел и мы поехали, еще не расцвело, но не смотря на темноту ночь явно теряла свои права, она уже не представлялась мне такой густой, плотной, туго обволакивающей мир , как это было пару часов назад, ее непроницаемое тело постепенно растворялось, разжижалось, как будто тьма устала после многих часов работы, и особенно сильно она потеряла на верху, в небе: оно уже не являлось угольно- черным, а стало менее насыщенным из-за микрон синевы пробивавшихся из-за горизонта , верхняя сфера теперь походила на занавес в театре который вот -вот упадет. Машина проносилась по улицам наполненным усталыми людьми, еще бы, все ночь бухать - это очень тяжелый труд, лишь единичные компании на променаде весело гикали, махали руками и прочими способами демонстрировали веселье, в основном же люди целенаправленно двигались в гостиницы или в снятые квартиры, чтобы отоспаться перед новым раундом веселого веселья, коего на островах припасено на тысячу лет.
Здание вокзала представляло собой потугу на архитектурный шедевр, его выполнили в форме огромной тарелки, из зада которой бил огромный, широкий луч, если смотреть сверху, то вокзал походил на некий круглый летательный аппарат, оставляющий после себя инверсионный след. Очевидно создатель хотел воплотить в вокзале увлечение фантастикой, которое охватило весь мир в 60-е годы, тогда все зачитывались историями путешествий по космосу и по другим планетам, с радостью представляли, как будут выглядеть пришельцы и все в таком духе, в западных кинотеатрах постоянно крутили плохо сделанные даже по тогдашним меркам фантастические картины. Альянс тоже оказался охвачен этой лихорадкой и на полках книжных магазинов была выброшена целая плеяда хороших и плохих творцов рассказывающих о будущем с прогрессивной спецификой, вот эта страсть к фантастике и передалась к архитекторам. Я вытащил сумку, поставил ее на землю, огляделся на предрассветный город, сейчас было отчетливо видно что Гарьевск именно туристический город, потому что в этот час , в любом материковом городе ты ловил ощущение пробуждения, оно естественно являлось чисто интуитивным, ничем не подтверждённым , но очень сильным: глядя вокруг ты словно видел как люди просыпаются, готовятся к новому рабочему дни, а коммунальные службы города начинают выдвигаться на очередной, и заранее проигранный бой с грязью и энтропией. А здесь на островах, предрассветный час являлся самым спокойным, самым тихим: людей на улицах почти не осталось, окна были темными, все сонно, покойно, пальмы опустили листья, птицы спят - ничего не двигается и даже не готовится двигаться. Мне очень нравились эти спокойные часы, жаль только, что из-за моего алкоголизма, я в такое время обычно сплю как убитый и не могу припасть к этому источнику тишины. Пока я осматривался такси отъехало в карман для машин, где осталось ждать моего возвращения. Огромный вокзал пустовал, на креслах и скамейках спали пассажиры, изредка кто-то шел к бару или киоску чего-нибудь купить, от этого каждый шаг разноситься довольно громких и крайне одиноким эхом. С трудом дотащив сумку до камеры хранения, я запихиваю ее внутрь, придумываю код, запираю и закуриваю новую сигарету, странно конечно, но мне кажется раньше я курил значительно больше, практически не выпуская сигарету изо рта, а теперь часто забываю покурить и при этом организм молчит и не требует своей порции никотина. Что это? Неужели я отравил себя сверх меры и тело таким образом сигнализирует о том, что нужно прекращать? Очень возможно. В ларьке покупаю пару пива, выхожу наружу, открываю банку и с наслаждением выпиваю половину, конечно надо бы не разгоняться с этим делом, но уж больно хочется. Подхожу к машине, спрашиваю у водителя-вьетнамца можно ли внутрь с пивом, он скупо кивает, восточные люди, даже те, кто прожил на островах всю жизнь, все равно остаются малоэкспессивными. Я сажусь на переднее сидение и мы едем к пятнашке, вернее к окраине города - адрес я не называю, нечего светиться даже в мелочах. Доехали мы быстро, я расплатился, вышел на променад и потопал по необычно пустынному тротуару в сторону насыпи. То и дело я видел на пляжном песке тела, иногда тела лежали парами и некоторые из них лежали друг с другом особенно энергично. Такое на наших островах сплошь и рядом, материковые сэла , да и прочие иностранцы, приезжая сюда буквально шалели от погоды, теплого воздуха, песка, невероятной энергичной атмосферы и творили такое, что у себя дома стеснялись делать или делали только за закрытыми дверями и с громко включенной музыкой.
На этом искусственном острове не имелось марины, а значит, перешеек являлся единственным способом добраться до суши и дабы отслеживать всех выходящих мне нужно сидеть рядом с единственных входом и выходом на насыпь. Сейчас наступала самая скучная часть моего приключения, мне требовалось составить график жизни красавицы, чтобы понять, где и когда она бывает, и как долго отсутствует дома. Я не сомневался, что даже если она бросила институт, она все равно днем не слишком много времени живет в квартире, такая красивая девушка просто обязана проводить время в компании людей, дабы позволять им наслаждаться своим совершенством, я заметил, что все красивые люди имели внутреннюю потребность демонстрировать себя другим и получать от них восхищение, словно им было жизненно важно проливать свой свет идеального тела и лица на других. В этот момент я понимаю, что выяснив адрес девушки, я не узнал одна ли она живет или с кем-то, чертыхаясь я поднимаюсь с парапета на котором уже очень уютно устроился, и двигаюсь в сторону ее дома, теперь мне придется сидеть на лестничной клетке и караулить ее дверь: нужно подождать пока она выйдет из квартиры , а затем продолжать вести наблюдение за входом ожидая выйдет ли кто-то оттуда или нет. Периодически потребуется подходить к замочной скважине и прислушиваться к звукам в квартире, потому что если из дома никто не выходит , это еще не значит что, там никто не живет, мало ли , возможно там находится старая бабушка которая почти не встает с постели. Черт, как же не хочется торчать на лестнице, прячась от жильцов, а то увидят, как я околачиваюсь у них в подъезде и вызовут полицию или устроят скандал. Но если уж мне уготовано провести целый день на лестнице, то надо запастись в круглосуточном корейском магазинчике расположенном в цоколе ближайшего к перешейку здания, здесь я покупаю шесть банок пива, и литровую бутыль воды, ее я выливаю как только выхожу: сюда буду справлять малую нужду во время слежки. Я шел к её дому, жестяные банки гремели в пластиковом пакете, а на встречу мне попадались зевающие собачники которых выгнали на улицу их питомцы, никто понятное дело не обращал на меня внимания.
Я входил в подъезд осторожно, но, не как вчера, ибо незачем вызывать подозрение жильцов наблюдающих из окон за окрестностями видом жирного мужика крадущегося в дом, однако, я старался прислушиваться, ловя звуки шагом - мне не хотелось столкнуться с кем-то из жильцов, и чтобы мое лицо запомнили, тем более мне совсем не требовалось наталкиваться на нее, к счастью в подъезд я вошел без проблем. Я не спеша поднялся на площадку между четвертым и пятым , пристроился в угол откуда открывался вид на ее дверь и стал ждать. На улице уже расцвело и где-то через полчаса из квартир начали доноситься разнообразные звуки: кто-то топал, кто-то шваркал, кто- плелся, двери приглушали человеческую речь, так что до меня доносилось лишь бормотание, в которое превращались разговоры или песни из телевизора, но было очевидно - дом просыпается и скоро начнут выходить люди. По подъезду стал разноситься запах яичницы и жаренного хлеба, от ароматов домашней еды у меня потекли слюнки, но не только от еды, я представил ее, как она просыпается, потягивается на кровати демонстрируя миру свое идеальное тело, вот она встает, идет чистить зубы, затем проходит на кухню и ставит чайник на плиту. Может быть она включает радио, и выбирает какую-нибудь зажигательную песню и подпевая ей начинает собираться в институт: она привычно, почти на автомате достает нужные учебники, тетради, скалывает все это в изящную, небольшую сумку, она продолжает петь и может даже немного танцует, предвкушая новый день. Чайник свисти , она запаривает чай, или кофе, ест фрукты и овсянку или что-то другое, но обязательно малокалорийное и полезное для здоровья. Идет в ванну наносит косметику, потом долго стоит перед шкафом рассматривая вещи, вряд ли для похода в институт девушка наряжается также откровенно, как и на свидание, поэтому скорее всего она выберет какое-нибудь длинное платье и легкие туфли. Она раздевается до нижнего белья, одевает выбранный наряд, проходит в прихожую , где еще раз оглядывает себя , поправить макияж и прическу, надевает туфли и вот уже сейчас она выйдет. Естественно в реальности она не вышла, дверь была все также закрыта, а вот с пятого этажу уже кто-то ушел, к счастью он поехал на лифте, поэтому мне не пришлось бегать от него. Солнце начинало припекать и я открыл окно на площадке, покурил в него, в ответ ветер бросил мне в лицо влажный морской воздух, мы остались довольны друг другом.
Я ждал, и ждал, и ждал. То и дело шумел открывающийся замок, и дверь выпускала наружу очередного жильца, лишь один раз я слышал, как кто-то заходил, наверное, это был собачник вернувшийся с прогулки. Жаль, что я опять забыл часы, мог записать время ее ухода и прихода, но ничего, завтра это исправлю. Пока я корил себя, опять услышал шум замка, на этот раз в ее двери, я отступил за лестницу, ожидая, пока она выйдет, закроет дверь и начнет спускаться. Да, она надела длинное , свободное платье, раскрашенное цветными волнами, я смотрел на нее всего пару секунд, пока она спускалась по лестнице, и был пленен ее красотой и тем, как грациозно двигается ее гибкое тело, жаль, что она никогда не узнает меня, не поймет на сколько же я лучше него, в этот момент я вспомнил их секс и на меня накатила чудовищная ярость, я хотел заорать: настолько сильно меня переполнял гнев который буквально обжигая легкие и требовал выхода, поэтому я укусил себя за руку гася этот необузданный приступ, нет надо держать себя в руках, нечего беситься стоя на бетонном полу выложенном коричневыми , потертыми плитками, я смотрю и смотрю на него буквально выпучив глаза , будто желаю разглядеть в нем что-то важное, и сжимаю зубы до тех пор, пока не успокаиваюсь. Опять ожидание, оно тянется, как тянется караван в пустыне идущий по песку: медленно, очень медленно верблюды переставляют свои лапы, а фон настолько однообразный , что чудиться будто они вообще не двигаются, я отчетливо помню эту картину хотя никогда не бывал на Востоке, потому что в свое время девушка потащила меня на какой-то иракский фильм про тяжкую судьбу прогрессивных караванщиков живших в начале 20 века, эти исторические фильма Ирак начал активно клепать после заключения стратегического союза с Альянсом в начале 70-х. Вот в нем я и увидел двадцатиминутный показ каравана пробиравшегося по пескам, с тех пор именно эта картина стала у меня ассоциироваться с невыносимой скукой. Я встряхиваюсь, допиваю пиво, и кладу банку в пакет, теперь надо проверить ее квартиру. Подхожу к двери, готовый при любом звуке открывающегося замка сорваться с места, прикладываю ухо к замочной скважине и начинаю слушать. Я делаю неимоверное усилие в попытках уловить человеческое присутствие в квартире: шорох, топот, шарканье, шмыгание, тявканье собаки или мяуканье кошки, но ничего не слышу, может быть там никого нет, а может он или она просто спят. Я опять пошел на площадку между четвертым и пятым, прислонился к стене, закурил и начал третью банку, мысли текли каким-то странным , единым, скрученным в сплошное месиво потоком из-за чего я никак не мог уловить хоть одну из них, они непрерывно переплетались, смешивались, лезли одна на другую, меня это слегка раздражало, ну да ладно, пусть будет так. Я вздохнул, допил банку, и помочился в бутыль. В итоге все случилось как я и думал: я бегал туда-сюда почти до вечера, но так ничего и не расслышал. Скорее всего она жила одна, или же те, с кем она делит квартиру уехали. Такой вариант я тоже учитывал, так что, когда представится возможность я не стану бездумно ломиться в квартиру, а подожду.
Перед уходом с этой осточертевшей лестничной площадке я присел на лестницу покурить, закатное солнце отбрасывало тени деревьев на стену, странно, почти все тени стояли ровно, и лишь одна из них дрожала под порывом ветра, ее горизонтальная проекция на стене покачивалась из стороны в сторону, временами совершая резкие броски и пересекая другие темные силуэты, после чего она возвращалась на место, чтобы через минуту вновь начать движение. Огонек моей сигареты зажигался в такт ее покачиваниям, или мне так казалось. Все, на сегодня хватит. Я быстро вышел из дома, прошел перемычку, и оказался на заполненном пляже, хоть и ночь понедельника, а от народу отбоя нет, и так всегда, на островах тебя постоянно преследует толпа народа - это плата за жизнь в нашем, раю. Для такого интроверта как я это тяжелое испытание, я очень завидую тем, кто живет на склонах вулканов, в лесах, эти места еще не испаскудили , ибо туристы добираются туда редко, правда и самим хозяевам туда непросто доехать, требуется машина, да и перебои с электричеством случаются, так что, с одной стороны уединение, а с другой можно запросто просидеть неделю без света. Я прошел променад насквозь, пересек несколько улиц с гостиницами и заглянул в знакомый вьетнамский бар, тут я бываю когда появляюсь на Командирском острове, его основное преимущество это местоположение рядом с первой линией города, однако цены здесь очень щадящие. Я заказываю у бармена кружку, под моим строгим наблюдением он наполняет пузатый, типично немецкий бокал настоящим вьетнамским пивом, ну или тем, что тут выдают за вьетнамское пиво, однако оно очень вкусное и похмелья от него почти нет. Как только кружка оказывается на стойке я немедленно хватаю ее и с жадностью выпиваю, да, это не сравнить с баночной дрянью, которую я лакал весь день из банок, стоя как собака у ее двери. Быстро допиваю и заказываю еще одну. Смотрю в телевизор работающий без звука и пытаясь разобрать о чем идет речь, сейчас около одиннадцати, скорее всего гоняют новости или пропагандистские репортажи об очередных достижениях Нового блока под мудрым руководством обожаемого лидера. Как же быстро мы возродили химически чистый культ личности, хотя нет, об этом я думать не хочу, не сегодня по крайней мере. Добиваю вторую кружку, расплачиваюсь и иду на вокзал забрать сумку. Я успешно выполняю задуманное, ничто и никто не мешает мне добраться до моего багажа, а после, проехать к тамильской гостинице.
Как всегда, ночью тамильский квартал начинал напоминать генеральную репетицию какого-то фестиваля или карнавала: тамилы умудрялись толпиться даже если их всего лишь двое, и все встречные -поперечные буквально искрились весельем и громко смеялись, и до полноценного праздника не хватало только фейерверка или танцев с песнями, а так, практически все слагаемые на лицо. Хотя, как оказалось песен имелось с избытком , ибо когда я заселился в квартиру-номер, соседи на полную слушали какие-то завывания , вероятно они смотрели очередной киношедевр кои Траванкор выпускал в чудовищных количествах затыкая за пояс по объему кинопроизводства и Альянс и Всеамериканские штаты вместе взятые, правда это превосходство достигалось за счет полного отсутствия качества, актеры тамильского кино иногда одновременно снимались в трех-пяти картинах, а в год могли принять участи в тридцати, а то и сорока фильмах. Не понимаю, как этот можно смотреть, но вот смотрели же, то ли тоска по родине, то ли в лентах был зашит особый культурный код понятный только дравидам. Пройдя на кухню, я убираю в холодильник батарею пива, бросил туда же джерки, к этому мясу островитян приучили американцы и пару клубней таро - это если захочу основательно поужинать. Я включил телек и начал бездумно перебирать каналы, попутно выпивая бутылочное пиво купленное в тамильском магазине, я взял то, что подешевле и холоднее, оказалось неплохо, очень даже неплохо. Ничего не желалось, ничего не моглось, никакие мысли не приходили в мою голову, я просто пил, я был никем и находился нигде - голова пустая, даже не чувствовалось усталости от целого дня слежки. Это не нирвана, а просто тупая душевная усталость, я оказался настолько опустошен и одинок, что мне уже ничего не хотелось искать, никуда не хотелось стремиться и чего-то там штурмовать. Я жил на пепелище, на котором никогда ничего не вырастет , все, что сюда попадает превращается в такой же пепел, а если его взять, то на испачканной руке можно будет прочитать обо всех моих мечтах и разочарованиях, но я не часто это делал, не часто пачкал руки в пепле, предпочитая просто смотреть на его безжизненную поверхность, где похоронен я сам. Новостная передача кончилась и начался музыка, я смотрел без звука, но по внешнему виду и по артикуляции понял, что поют сэлы, какая-то женская группа из трех человек, почему-то все блондинки, хотя обычно стараются смешивать цвета кожи и волос. Отличное сложенные, молодые , они о чем-то там пели, сейчас прободные группы заполнили экраны телевизоров и концертные площадки всего бывшего Альянса, часто в сэловские группы брали арабок из Ирака или тамилок , пытаясь за счет мультирасовости пробиться на международную арену. Мне стало тоскливо от этого фонтана молодости и сексуальности, надо было еще выпить и ложиться спать, завтра предстояло выяснить учиться ли она ил работает, или чем она там занимается, и составить ее примерное дневное расписание.
Хоть у меня и отпуск, но встаю я в такую рань, в какую не поднимаюсь и в рабочие дни, а что делать, удовольствие требует наряженного вкалывания, не потрудишься - ничего не получишь, впрочем, мой опыт наблюдения за жизнью говорил мне, что даже если и потрудишься, то велик шанс остаться не с чем. Жизнь устроена несправедливо, вернее не так, жизнь она просто есть, как каток или лавина, и она не знает людских категорий морали, которые упорно на нее навешивает человек, поэтому рассуждать о справедливости бытия это тоже самое, что пытаться научить паука читать греческую философию в подлиннике - бессмысленное занятие. Однако же, именно благодаря этой тупой и не имеющей рационального зерна идее, философы и писатели уже тысячи лет делают себе имена, славу, зарабатывают деньги давая ответ на вопрос которого не существует: есть ли справедливость или ее нет, есть ли смыл или его тоже нет, и прочее, напыщенное в том же духе. Мусолят, мусолят и мусолят несчастную справедливость, которая даже не удосужилась предстать перед их судом, потом что никогда не рождалась, но это им не мешает, ибо они нашли отличный выход из положения - они просто придумали ее, и после того, как придумали начали перепаривать, дабы преподнести людям этого искромсанного уродца, имеющего однако превосходное, нет, идеальное имя "справедливость". Что-то с утра меня заносит, я лежу пялясь в свежепобеленный , угнетающе чистый потолок - меня несколько минут назад разбудил телефонный звонок, да-да, здесь есть и такая услуга. Надо выпить и чего-нибудь съесть. Я достаю джерки и сую в кастрюлю стоящую на газу, говядину можно есть и так, но у меня плохие зубы и я не хочу лишний раз их нагружать. Пока мясо размягчается, я тяну пиво и закуриваю. Из окна видится стандартный пейзаж, который можно разглядеть из окна любой панельки в бывшем Альянсе: в центре двора песочница обнесенная низким заборчиком, половина песка оттуда уже разбросана по окружающему пространству , рядом стоит деревянная горка со стальным ложем-спуском, с другого бока - рукоход. Разница между материковыми и нашими дворами заключалась в том, то у нас весь этот натюрморт окружали пальмы. Чуть в стороне от песочницы вкопана рама для выбивания ковров, там сейчас трудится пожилая женщина, от каждого ее удара выбивалось облако пыли, в предрассветном солнце даже казалось, всего лишь на мгновение, будто она выбивает не пыль, а наколдовывает туман, но нет, все-таки это тривиальная пыль. Мясо уже достаточно размягчилось, вилкой цепляю куски и кладу их на тарелку, еда очень хорошо пахла, я даже неожиданно для себя почувствовал голод, некоторые думают, что я жирный потому что объедаюсь, но нет, все от пива , а ем я мало. Быстро приканчиваю порцию мяса, выкуриваю на дорожку сигарету и выхожу из дома, уже почти расцвело, так что, я снова ловлю этот волшебный миг всеобщей тишины, жаль нет времени насладиться им. Иду по пустой улице и пальмы весело машут мне своими кронами, на зеленом газоне подпирающим тротуар валяется мусор, все - таки тамилы иногда позволяют себе запустить окружающую среду, в отличие от тех же корейцев, которых Кимы так вымуштровали, что они даже прожив десять лет за границей все равно ходят строем , поют гимны как одержимые, а в их домах и районах казарменный порядок - все серо , уныло и стерильно чисто, я не понимаю как корейцы умудряются создать настолько тоскливый пейзаж в наших ярких тропиках. Я дохожу до широкой улицы, редкие машины обдают меня звуковым шумом, голосую потягивая пиво, быстро останавливается белое авто, судя по угловатым чертам и отдаленному сходства с броненосцем, но не животным, оно вьетнамское. Доезжаем до пляжа за десять минут, благо никаких пробок пока нет. Я прохожу к намоленному еще вчера месту близ перешейка пятнашки, устраиваюсь и начинаю ждать, снова надо ждать. И даже не смотря на то, что передо мной самый красивый вид на планете - океан и белый песок , с понатыканными пальмами, я все равно скучаю и зеваю. Вскоре по перешейку начинаю двигаться люди, некоторые едут на велосипеде, но ее нет: по моим прикидкам она должна пройти в начале девятого, а сейчас на моих часах только начало восьмого. Еще куча времени.
Пиво кончилось и вот она появилась, платье сегодня другое, но фасон тот же: светлое, свободно спадающее до колен, держащееся на лямках , отчего ее смуглые плечи были полностью открыты, с этим цветом очень хорошо гармонировали ее угольно -черные волосы спадающие до лопаток. Она не идет, а как будто плывет, впрочем , это моя фантазия, но идет и вправду красиво, хотя с такой попой и грудью, все, что она делает будет выглядеть красиво, пусть даже она бы стояла и зевала, все равно выглядело бы это шикарно. Девушка проходит к остановке троллейбуса, где уже скопился народ одетый в основном в что-то серое или темно-коричневое, странно, что не взяла такси, неужели ее парень не дает деньги на такие вещи? Впрочем, его скупость - чье-то счастье: кому -то повезет прижаться или прикоснуться к такому роскошному телу в автобусе, от этих мыслей я начинаю чаще дышать. Я иду за ней, но держусь так, чтобы между нами находилось как можно больше людей. Когда транспорт подъедет я зайду в соседнюю дверь и буду оттуда наблюдать за ней краем глаза, благо следить за девушкой легко: она достаточно высокая и к тому же выделяется цветом кожи. Подъезжает троллейбус, курильщики дружно бросают сигареты и тянуться к дверям, набивается очень много людей, контролер даже если он и есть, а чаще всего его и нет, ибо платят им копейки, не в стоянии проверять билеты, так что никто и не платит за проезд. Мне в бок упирается чей-то локоть, но я не меняю позицию, уж больно удобно я стою в плане наблюдения: мне отлично виден ее затылок, а она не может меня заметить, да и если заметит, то увидит очередного толстощекого туриста, в дурацкой розовой панаме, я специально взял шляпу такого яркого цвета, поскольку она отвлекает на себя все внимание, дополняют композицию здоровенные солнечные очки. Нет, меня не узнать. Пока мы едем неизвестно куда, я дышу на кого-то перегаром, этот кто-то недовольно морщиться, но за него нашлось кому отомстить: некто в свою очередь дышит своим перегаром мне в лицо. Определенно , раньше, при Альянсе было лучше: общественный транспорт развивали, троллейбусы чинили, вводили новые маршруты, даже запустили пару веток трамваев обслуживающих несколько районов двухмиллионного Гарьевска. В конце 80-х здесь планировали построить легкое метро на эстакаде, проект позаимствовали у немцев: их футуристическое наземное метро стало своеобразным символом прогресса, причем не нашего - правильного прогрессивного прогресса, а их - неправильного прогресса общества благоденствия. Вместе с тысячами посетителей выставки прогрессивных новаций регулярно работавшей в столице островов, я видел проект метро и он впечатлял, эстакаду хотели проложить по променаду, а ночью поезда должны были светиться синим цветом, и получалась этакая молния проносящаяся на фоне Гарьевска. Уже начали ставить столбы для подвесной дороги, когда Альянс помер, а опоры так и остались - не было денег на снос, теперь они напоминали пальцы мертвого гиганта державшие пустоту в которой хранились несбывшиеся надежды горожан на метро , да и на будущее в целом.
На очередном повороте мои мысли изрядно перетряхнуло, а локоть еще глубже врезался в мой бок. Мы ехали по второй линии города, когда она задвигалась, прижимаясь свои роскошным телом к менее совершенным людям, значит готовится выходить, ну и мне пора, я пробуравился к двери и стал ждать остановки. Троллейбус выплюнул меня перед сквером, я знал это место, здесь раньше стоял памятник Второму, а теперь возвышался обелиск-мемориал чтящий память репрессированных, надо сказать , что большую часть этих невинно репрессированных составляла торговая каста, которая благодаря толковой экономической политике Второго расплодилась сверх всякой меры: Второй достаточно успешно совместил госсектор и частное предпринимательство, что помогло экономики Альянсу, но вместе с тем разложило государственных мужей, коих Первый дрессировал нещадно посредством расстрелов и лагерей. Хотя были среди убитых и реальные борцы с режимом, идейные люди, но большинство - это проворовавшиеся чинуши и их подельники из частного сектора. Я увидел, что она переходит дорогу и двигается к белому зданию с желтыми колоннами - Академия Искусств , здесь обучались как на художников, так и на редкую в Альянсе специальность - иконописца, вообще на островах было много вольностей и нам позволялось то, о чем не могли даже помыслить на материке , например, вот эта иконопись, тогда как на материке церкви при Альянсе в большинстве позакрывали , или превратили в музеи. Нет, я не двинулся вслед за ней в здание, лишь убедился, что она точно зашла внутрь, после чего сел на скамейку у запасного входа в Академию, он был закрыт, но судя по обилию окурков у дверей в окрестностях обитали курящие люди. Теперь надо ждать до конца ее занятий, еще три-четыре дня таких наблюдений и я смогу понять ее график занятий. Пару раз за все время сидения на заднице я ее видел, один раз она вышла покурить с подругами, те преданно выстроились вокруг нее, было видно, что они пытаются держаться независимо, как равные, но на самом деле они постоянно бросали на нее взгляды снизу вверх, подобно тому как стайные животные смотрят на вожака. Ну да, с красивой девушкой выгодно дружить, вокруг нее постоянно болтаются парни, а значит шансы этих подруг завести с кем-то отношения повышаются, а если сказать, что ты близкий друг этой вот красавицы, и много о ней знаешь, то твои акции у мужчин подскочат до небес, ведь всем парням, да и старикам, захочется подлизаться к тебе и выяснить больше деталей об этой смуглянке. Второй раз она вышла , опять же с эскортом, на обед в близлежащее кафе, я проследовал за ними до входа, но внутрь не стал заходить, отошел на угол , закурил и шаркая ногой принялся ожидать. Потом, убедившись, что она вернулась в институт и просидит минимум пару, я забежал в кабак, сходил там в туалет, выпил одно пиво и купил пару бутылок с собой, мне дали дурацкий пластиковый пакет с каким-то мультяшным персонажем, я не сразу понял, что это слон, слишком тонкая и изящная фигура, напрочь лишенная слоновий тяжести, только хобот его выдавал, вдобавок животное оказалось малинового цвета. Выйдя из магазина я не стал возвращаться к запасному входу, а сел на скамейке стоящей через улицу от Академии.
В четыре часа занятия в Академии закончились, это я определили по настоящей студенческой реке, вышедшей из берегов в районе выхода - студенты чуть ли не бегом бежали из здания. Были там и очень симпатичные девушки, возможно, что некоторые даже красивее нее, но я не стал увлекаться, просто напрягся и старался не пропустить ту самую. Она вышла, когда основана масса прошла, то ли не хотела толкаться, то ли задержали дела. Вышла она не одна, а с группой поддержки, на этот раз компанию ей составили трое девушек и двое парней, все они естественно окружали ее плотной толпой, а парни норовили прижаться к ней, нет они делали это не специально, такое поведение им диктовало их подсознание, буквально требующее спариться с этой красавицей, но человеческие условности мешали реализации этого плана и поэтому они ограничивались случайными касаниям и нелепыми столкновениями. Хотя я не заглядывал в черепушки парней, но я знал, что именно так все и есть - оставшись один я часто листал книгу памяти , смотря на то, каким я был в прошлом и в какой момент я умудрился все просрать, так вот, я вспомнил как я вел себя с самой красивой девочкой курса, я тоже терся рядом, с готовностью бегал за всем, что она просила, и вот также как они иногда касался ее, я думаю она все прекрасно осознавала: женщины в плане чтения эмоций на порядок превосходят мужчин , и поэтому позволяла мне иногда трогать её в качестве награды и снисходительно относилась к тому, как я пялился на ее грудь, когда мы были на пляже и она раздевшись, оставалась в микроскопическом бикини. Да, после этого зрелища я мастурбировал как сумасшедший, а кто-то более красивый и обаятельный чем я трахал её. Все как сейчас, ничего не поменялось.
Компания двинулась куда-то вглубь города, они шли громко смеясь, все жестикулировали, все кроме нее, она вела себя подобно королеве на приеме гостей: движения сдержанные, поворот головы медленный и величественный, улыбка не слишком широкая. Ну да, чувствует бремя лидера, понимает, что в компании нельзя расслабляться и позволять веселью слишком сильно овладеть тобой, ибо вожаку надо отслеживать поведение вассалов, ловить их настроение и гасить попытки к мятежу, последнее конечно шутка, но все остальное - правда. Они дошли до гордости Гарьевска - аллеи бенгальских фикусов, эти деревья являлись символом Командирского острова. Так как, они были инвазивным видом я очень хорошо знал эти растения, у нас в саду института даже рос один, его семена привез мой отец из Бангладеш. Фикус представлял собой очень ветвистое дерево - вскоре после начала роста оно образовывало широкую крону, а после, пускать с ветвей вниз воздушные корни, большая их часть не выживала и походила на засохшие лианы, а часть приземлялась и укоренялась создавая дополнительный ствол, иногда находившийся в нескольких метрах от основного, таким образом одно дерево превращалось в своеобразную общину деревьев, дерево-лес. Самому старому фикусу аллеи меньше сотни лет, его посадил последний император Российской империи погибший в теракте вскоре после этого, и наш фикус даже близко не мог сравниться с деревьями в Бангладеш, но все равно он впечатлял: фикус походил на скопление стволов приставленных очень близко один к другому, в природе он так не растет, так что здесь постарались садоводы, которые подпитывали каждый воздушный корень росший близ основного ствола, благодаря их заботе он укоренялся и формировал новый ствол. Компания неспешно прогуливалась под огромными кронами пересекаясь курсом с табунами иностранцев, мне кажется туристы приходили сюда, чтобы спрятаться от солнца, а не ради фикусов. Иногда парни бегали за соком к ларьку, ну да, быть рядом с красавицей недешевое удовольствие для тощих студенческих кошельков, хотя может быть это детки богатых родителей и я, зря за них переживаю. Во время слежки я старался не приближаться слишком близко, поэтому естественно ничего не слышал из их разговоров, только видел их жесты и мимику, и пытался угадать тему бесед, впрочем, большую часть своей жизни я именно так и взаимодействовал с человечеством : держался подальше от людей и пытался узнать, что у них на уме. Ради интереса я начал считать сколько же раз парни к ее трогали, оказалось не мало, минут за десять - двадцать раз, странно, я думал результат окажется значительно меньше, то ли она поощряла их, намеренно позволяя так делать, а может это обычная практика, просто я не обращал внимание. Мда, повезло парням, быть рядом с такой красотой, вдыхать ее аромат, слышать ее голос, ощущать ее нежную кожу, видеть эту прекрасную грудь и может быть, чисто случайно ее трогать.
Они бродили по городу до вечера, пару раз зашли в кафе, что там покупали я не знаю, да и мне было плевать, я устал, я злился и обливался потом, вдобавок мне только один раз удалось сбегать в туалет, а это , учитывая количество выпитого пива, оказалось очень мало, катастрофически мало. Только когда стало смеркаться, компания рассыпалась, она пошла к променаду, а остальные в противоположенную сторону. Я плелся за ней, мне было нужно понаблюдать за квартирой и вечером, чтобы попробовать услышать или увидеть, живет ли в квартире кто-то кроме нее, а завтра мне снова предстояло дежурить на лестничной клетке, и так всю рабочую неделю. А то, мало ли, может она учиться по какой-то сокращенной программе и ходит в академию не пять дней в неделю, а только три, или два, или вообще один - по понедельникам, а остальные дни лежит дома, гуляет и трахается со своим парнем. При мысли о последнем я стиснул зубы от злости. Мы дошли до ее дома, я забежал наверх быстрее лифта, мало ли, может ее прекрасную попку встречает кто -то любящий, ну, не такой любящий как я , но тем не менее. Однако нет, она отперла дверь своим ключом и насколько я понял, когда она входила, то ни с кем не здоровалась. Утомленный беготней, я сел на ступеньки пролета ведущего на пятый этаж, открыл пиво, сделал очень долгий и очень вкусный глоток, из открытого окна сифонил морской бриз слегка остужая мое разгорячённое тело. Я сгорбился, закурил и решил для себя, что пробуду тут до одиннадцати, после чего вернусь в гостиницу и тут же лягу спать, я не хотел снова шататься по улицам сонный: в таком состоянии легко допустить ошибку, а учитывая, что я еще и выпиваю, то вероятность промаха сильно возрастала.
Во вторник я снова встретил ее у перешейка, во время ожидания меня некоторое время сопровождал крик одинокой чайки, в нем помещалась какая-то причудливая , поистине звериная тоска по другим. Я даже на некоторое время заслушался, настолько необычно это звучало, страшно, но в тоже время прекрасно. Час нашей с ней встречи оказался тем же, значит, определённо, она двигалась в институт, на этот раз в троллейбусе я сел от нее как можно дальше, чтобы даже случайно она меня не увидела. Дергаясь в такт с дребезжащим троллейбусом, синхронно потея с толпой и кажется даже, вздыхая одновременно с другими пассажирами, я ехал в Академию, хотя мне кажется раньше она имела статус института, но после кончины Альянса, в образование пришли рыночные отношения, началась острая конкуренция за студентов и большая часть институтов повысила себя до университетов или академий. Когда мы подъехали к сосредоточению искусства, я не стал идти за девушкой, а остался на остановке: отсюда мне все прекрасно видно. Я поглядел как она зашла, сегодня она одела темное платье, свободное, но на мой взгляд оно выглядело сексуальнее вчерашнего, от того веяло чем-то очень простым, легким, а это являлось более строгим. Хотя, что я понимаю в моде. В этот раз в качестве пункта наблюдения я выбрал скамейку рядом с остановкой, здесь ходило много людей, кто-то шел в Академию, другие направлялись в офисные учреждения, некоторые на еще не помершие заводы электроники или по другим делам. Я цедил пиво, смотрел на часы , варился под солнцем, потел, пил пиво, смотрел на часы, катал во рту куски джерки, растворяя их пивом. Иногда на скамейку кто-то садился, обычно это оказывались старики, некоторые пытались о чем-то со мной заговорить, я что-то да отвечал, нельзя же откровенно хамить, они могли и полицию вызвать, зачем мне скандал на ровном месте. Но я старался демонстрировать уровень дружелюбия если не как у акулы, то как у айсберга, и вскоре от меня отставали. Не люблю старость, эту дряблость, немощь, несостоятельность, старики - это постоянное напоминание о той участи которая тебя ждет, своим существованием они словно говорят тебе: вскоре, все то, что давалось тебе легко станет невероятно трудным, даже поход в туалет превратится в подвиг, а обыкновенный обед сделается опасным предприятием, поскольку твой желудок станет плохо функционировать. А можно как моя бабка, годами лежать на кровати , оказавшись пленницей немощного тела и полностью зависимой от других, я с дрожью вспоминаю приезды к ней в детстве, тогда она выглядела для меня как какая-то бесформенная груда одеял и одежды, в которой оказалось запрятано тщедушное тельце с вечно слезящимися глазами. Это теперь я понимаю, что она была очень хорошим, очень добрым человек, сильно любившим меня, и стеснявшей того, что она стала обузой для своих детей, а тогда я видел только что-то уродливое и некрасивое, и поэтому приехав к ней, старался проводить больше время на кухне подальше от этой старухи, а она так хотела пообщаться с внуком.
Очередной порыв ветра уронил на меня пальмовый лист. Этот день с одной стороны пролетел очень быстро, но с другой стороны, когда я смотрел на время, казалось, что оно не двигается, вот такой парадокс. Но час настал, студенты принялись выходить, и она среди них, ага, вот у нас уже и набирается статистический материал и через пару дней появится возможность сделать выводы. Сегодня уже можно не следить за ней , но я не мог удержаться от того, чтобы не полюбоваться на ее попку и поэтому пошел следом. Сегодня она гуляла с двумя подругами, я так понял они говорили о чем-то личном , потому что девушки постоянно наклоняли друг к другу головы словно стараясь соблюдать некую интимность, хотя на шумной улице всем было все равно, о чем ты там говоришь. О чем интересно они беседовали? Да наверняка о своих парнях. Мерились у кого богаче, красивее и перспективнее, парни меряются членами и машинами, а девушки парнями. Они вышли на пляж, разделись, порадовав меня своими молодыми телами, и искупались, естественно когда разделась она, то все окружающие мужики начали синхронно на нее пялиться, я к сожалению находился у каменного заборчика огораживающего променад, так что, до воды была почти сотня метров и я плохо ее рассмотрел, но все равно получил массу впечатлений. Потом они сели в кафе, шушукались, смеялись, перемигивались, улыбались, как и у всех подростков их жестикуляция и мимика были очень экспрессивными, подчеркивающими их бурлящую энергию, их молодость, наверное, именно на это и клевали старперы типа меня, когда заглядывались на молоденьких, на этот фонтан энергии бьющий из молодого тела. Нам очень хотелось припасть к нему, почерпнуть эту силу, дабы и самим хоть на миг вернуться в молодость, стать теми, кем мы на самом деле уже никогда не станем -молодыми, но зная это, мы все равно хотим попытаться. Нет, все-таки причина увлечения молодыми не только в сексе, в нем конечно тоже, но не только, вот например я просто глядел на них с улицы, до меня долетали искры их молодости, отчего стало даже как-то поуютнее, и спина уже болела не так сильно, а что бы произошло, если я смог прикоснуться к ней и стал бы черпать силы из этого океана красоты каждый день? Как бы изменилась моя жизнь? Впрочем, ладно.
Она попрощалась с подружками ближе к десяти, к этому времени я уже ощутимо клевал носом, умудряясь делать это стоя, и поэтому провожать ее не стал. Завтра я встречу девушку у института, а после поеду к ней домой и послушаю под дверью. Мне даже начинала нравиться эта активность, они придавал смысл моей жизни, словно у меня появился человек о котором надо заботиться и я теперь я мечусь по городу ради него. После того как она ушла в сторону дома, я некоторое время смотрел ей вслед, как это часто делают в дешевых мелодрамах влюбленные, затем сильно зевнул, поймал такси, и поехал в гостиницу. У тамилов оказалось чрезвычайно многолюдно: народ тянулся к храму, все прохожие были нарядными, очевидно какой-то праздник, плевать, главное, чтобы дали выспаться, мне ведь надо работать. По пути в гостиницу, я зашел в магазин купил пива и несколько связок биди, эти сигареты продавали не в пачках , а в пучках типа веника. У нашего подъезда народу стояло немного, но все равно присутствовало гораздо больше чем обычно: темнонокожие дравиды о чем-то беседовали, махали руками, много курили, на меня они не обратили никакого внимания за что я им очень благодарен. В номере я загрузил пиво в холодильник, бросил сигареты на столик, их потом надо переложить в картонный футляр-портсигар, пошел в душ. Уже наступила полночь, с улицы доносились очень отдаленные и поэтому вполне терпимые песнопения, после ванной я не стал натягивать ткань на мою тушу, так и сидел голым на кухне, с выключенным светом, съел пару кусков вяленной говядины, покурил пялясь в окно, там изредка появлялись цветные огоньки - очевидно верующие шли с празднества неся в руках фонарики или что-то подобное , выпил еще пива и лег спать. Утром когда шел из гостиницы увидел на обочинах дороги остатки вчерашнего гуляния: лепестки цветов, обрывки цветной бумаги, какие-то ленты, было видно, что все это убирали, но чистоту наводили кое-как, поэтому осталось много грязи.
Пешком до академии было минут сорок-пятьдесят, я некоторое время раздумывал не пройтись ли, но потом решил взять такси: лучше прибыть несколько раньше, чем опоздать, и сидеть и гадать: внутри она или нет. Сегодня ехали немного медленно, променад, через который мы направлялись, оказался ощутимо забит машинами, водитель слушал свою вьетнамскую музыку, что-то тихонько мурлыкал, я смотрел на пляж, на людей которые шли купаться или просто позагорать , многие довольно улыбались и были черт возьми счастливы, я глядел на них и пытался, пытался в этот момент украсть их счастье, да, звучит очень глупо и почти паталогически, но мне было так завидно, я понимал, что их улыбки могут оказаться фальшивыми, но все равно, они казались счастливее меня, довольней меня, жизнь многих из них имела смысл, иногда даже очень сильно их радовала, так почему бы им не поделиться со мной, ведь должен же в природе существовать какой-то механизм перераспределения этого счастья между людьми, в конце концов природа имеет способы перераспределения ресурсов: когда дерево накапливает полезные элементы, после умирает , падает и возвращает их в почву откуда их забирают либо животные , либо растения, вот также и здесь, можно же как-то выдрать счастье у других людей, хоть как-то. Как-то не так болезненно, как умел я. Меня передернуло, словно я попал под кондиционер, водитель бросил на меня взгляд, но ничего не сказал. Мы доехали, я расплатился и вышел чуть не столкнувшись с кем-то в костюме, сел на скамейку, с которой вход в академию открывался под очень сильным углом, однако лица людей я мог рассмотреть без всяких проблем и это главное. Опять надо ждать. Ждать и ждать. Наконец она прошла внутрь, похоже, что ходит каждый день. Красавица снова была в довольно невзрачной одежде, странно ведь деньги у нее однозначно имеются , так почему же она одевается в институт как... нет, не монашка конечно, но без выпендрежа? Почему она не хочет привлекать к себе внимание сокурсников одеваясь в богатые вещи? Или считает, что одной красоты более чем достаточно? Что это? Проявление настоящей добродетели, такой редкой в наши дни? Или своей сдержанностью она демонстрирует свой достаток. На западе уже давно появилась подобная мода среди обеспеченных людей, богачи буквально соревновались в скромности, одни ездили в метро, другие летали эконом -классом, третьи толкались в автобусе. Однако, как по мне, так это просто форма выпендрежа не более того, просто в какой-то момент соревнования между богатыми на тему того, у кого длиннее лимузин или больше дом зашли в тупик и всем надоели, вот они и придумали новую борьбу между собой: кто из них лучше спрячет свое богатство, этакое выставление богатства наоборот. В этой их скромности не имелось искренности , одна лишь демонстрация намерения, а не само намерение. Ими двигал не внутренний порыв имевший корни в религиозной или социальной позиции, а простое желание пустить пыль в глаза, только в этот раз пыль была не алмазная, а самая обычная, дорожная. Так может и она из этих? Играет на публику? Правда такое поведение нетипично для новых богатых из Блока, они -то наоборот , чаще всего одеваются как павлины которые только что удачно обворовали сорок: носят все блестящее и яркое.
После того, как я проводил голодным взглядом ее попку, я немедленно зашел в магазин за пивом, купил семь банок и тут же выпил одну, после чего поймал такси и двинулся к ее дому. На перешейке пятнашки мне попалось пара человек, но даже если мы и виделись, то вряд ли они меня узнали, ибо сегодня я оделся иначе: серая ковбойская шляпа, джинсовая рубашка, и джинсовые же шорты, выглядело все это очень безвкусно, но опять же , наряд отвлекал внимание от моего лица закрытого очками. Жироковбой. Пройдя на четвертый этаж я некоторое время подслушивал под ее дверью, но ничего не уловил, после чего поднялся на пролет выше, сел и стал ждать. Раньше во время слежки я пробовал брать с собой книги, но через некоторое время понял, что они не помогают: во время наблюдение мозг неосознанно направлял все свое внимание на объект слежки, поэтому мне ни как не удавалось сосредотачиваться на тексте, это выражалось в том, что перелистнув страницу книги я внезапно понимал, что хоть и прочитал текст, но не понял из него ни единого слова. И так постоянно, в итоге я плюнул на попытки самообразоваться во время наблюдения, поэтому занятия мои были самыми тривиальными: я курил в окно, бегал к ее двери, слушал и слушал, и слушал. Ничего, в квартире тишина, в течение дня я собрал коллекцию разных звуков из открывающихся и закрывающихся дверей, натужного кашля, то и дело доносившегося с пятого этажа, громкой ругани, опять же с пятого этажа, похоже там проживала молодая парочка, причем безработная, ибо в разгар дня они находились дома и во всю орали друг на друга. Несколько раз я слышал разговоры жильцов на лестничной клетке, очевидно они пересекались пока один выходил из дома, а другой наоборот, шел домой. Они беседовали о ценах, о погоде, о туристах которых стало слишком много, об отключениях электричества и воды, о том, что в их квартале начали селиться вьетнамцы, а их взрослые дети активно раскрашивают стены своими лозунгами, естественно о росте преступности и много, о чем еще. Я дождался ее прихода домой, опять вслушивался, но ничего не указывало на то, что она с кем-то живет. После я еще немного подождал представляя как она раздевается перед сном, полюбовался на вечерний театр теней на стене лестничной площадки, и ушел в гостиницу.
В таком режиме я и провел все дни до выходных, во время уик-энда я проследил за ней в первой половине дня, увидел, что она встречается с ним, гуляет, а затем идет к нему домой. Я знал куда они двигаются и не провожал, вернулся к себе в одинокую квартиру и напился, стараясь не думать о том, чем они в этот момент занимаются. Я уже понимал, что на следующей недели надо делать дело, но пока ко мне еще не пришла твердая уверенность относительно момента, обычно я за день или два чувствовал, когда пора начинать, а на выходных внутренний голос молчал, что меня немного огорчало, ибо его тишина могла означать, что я пока не уверен в себе и не могу решиться. Значит на будние надо продолжать наблюдение, и это не очень хорошо потому что повышало шансы на то, что кто-то обратит на меня внимание, а я этого не хотел. Я тоскливо пил на кухне, смотрел на качающиеся пальмы и одинокий фонарь прямо перед моим окном, его серая, щербатая поверхность была покрыта сколами и трещинами, он поизносился, но еще был крепок и мог отлично служить. Я не понимал, что я тут забыл и зачем мне все это надо, ради чего так стараться? Зачем себя изматывать? Что мне все это дает? Как же все тупо и глупо, никакого смысла во всем этом нет и никогда не было , сплошной самообман, старого , жирного дурака. Все это результат того, что жалкое ничтожество пытается стать хоть кем-то, пытается доказать себе, что его жизнь имеет значение, что в его бытии имеется крупицы смысла. Как всегда, после многих дней слежки и психологического напряжения на меня накатила депрессия, я сидел как будто придавленный бетонной плитой и едва мог шевелиться, все тело и даже разум онемели в какой-то немыслимой, непредставимой судороге, лишившей меня ощущения самого себя. Я не чувствовал себя и своего тела: меня как будто сплющило до толщины молекулы, и я фактически исчез . Дрожащей рукой я открыл новую банку, и припал к ней, я пил и пил, пиво лилось на футболку, пиво напополам со слезами: меня наконец отпустило, и я зарыдал. Моя жирная туша еще некоторое время тряслась от всхлипов, стало легче, не сказать, что чернота ушла, но отлегло. Завтра понедельник и все начинается снова.
Это ощущение пришло ко мне во вторник, именно во вторник сидя на скамейке напротив ее академии и жарясь под полуденным солнцем я понял, что завтра тот самый день. Сердце немедленно забилось, пытаясь выпрыгнуть из груди, руки затряслись, я попытался успокоиться, но куда там, адреналин просто зашкаливал. Но, несмотря на то, что пару минут я походил на старика с паркинсоном, я все равно был доволен, ибо дождался того самого момента. Надо идти домой, готовиться, а потом хорошенько накатить, ведь я настолько взбудоражен , что трезвым я бы точно никогда не заснул. Мне захотелось прогуляться до номера гостиницы пешком, чтобы погонять себя и устать, солнце светило особенно ярко отчего моя темно синяя рубашка уже давно пропиталась потом, подмышками виднелись отчетливые темные круги, а по спине проходила широкая мокрая дорожка. Мне было немного стыдно за мой внешний вид, все -таки в таком месте как наши благословенные острова все должно выглядеть красиво, а тут вот я, нарушаю гармонию, такой жирный , потный и выпивший. Впрочем, американские туристы зачастую выглядели еще хуже, чем я, глядя на некоторых я понимал, что мне еще есть куда расти, в буквальном смысле расти, ибо я встречал настолько необъятные туши, что не понимал, как они могут передвигаться. Но также, я наблюдал очень красивых молодых девушек во всю демонстрирующих свои идеальные тела, их вид одновременно и радовал, ведь своим совершенством они как будто говорили , что в мире не все так мерзко, и огорчал, ибо напоминал мне о том, что я никогда не получу. По пути я зашел во вьетнамский бар, сегодня там сидели байкеры-вьетнамцы, что-то там праздновали, вряд ли эти ребята могли бы у себя на родине вот так свободно байкерствовать, в прогрессивных странах не поощряли суб-культуры и всякие там панки, байкеры и прочие подобные западные извращения считались подрывными элементами и наказывались, а здесь на островах - пожалуйста, сколько угодно. С этой компашкой в основном сидели девушки-сэлы, а не вьетнамки. У нас на островах всегда достаточно спокойно относились к межрасовым, межэтническим , межрелигиозным и меж каким угодно связям, тогда как в Альянсе, где якобы тоже выступали за выращивание свободных людей, свободных от классовых, расовых, религиозных уз, число смешанных браков было очень маленькое - после распада Альянса данную статистику опубликовали, это доказывал и тот факт, что беженцев из Ирака или с юга индийского субконтинента власти предпочли отправить куда подальше , в частности к нам на Далекие острова. Не знаю в чем причина того, что на островах процветали такие свободные отношения, возможно дело в ярком южном солнце, вон, те же бразильские карнавалы мало чем отличаются от порнофильмов, или сыграла свою роль изоляция, отдаленность от людей и возникшее вместе с этим чувство некой вседозволенности, легкости, что и вылилось в очень простое и панибратское общение всех со всеми. Я так и не ответил себе на этот вопрос, допил второй бокал, и ушел, на выходе закурил и немного постоял, сейчас в моем телом пробудилась та невесомость, которая свойственна людям в начальной стадии опьянения , так я и пошел: с едва заметной улыбкой, пивом в пакете и сигаретой в зубах - все слагаемые счастья.
Днем у тамилов было пустынно, даже ларьки разбросанные тут и там казалось прикорнули из-за жары, что ж, хорошо, отдохну от людей и надеюсь, что вечером никто не станет орать всякие песни. Зайдя в номер, я разделся до трусов - было жарко, а кондер пока не охладил комнату, почистил клубень таро и подумал, что моя привязанность к мясу очень странная, ибо она типична для жителя материка, тогда как островитяне обычно предпочитают рыбу, может в этом выражается мой неосознанный протест против мира? Или я желаю выделиться хоть чем-то кроме размеров живота и несчастливой судьбы, стараюсь, пыжусь, выпрыгиваю из штанов лишь бы меня заметили, отметили, похвалили, пригласили, тьфу, мои мысли поплыли непонятно куда, хотя может и туда, я ведь часто замечал за собой желание понравиться другим: оказавшись в компании я начинал подстраиваться под людей, кивал, поддакивал, никогда не отстаивал свою точку зрения, а если слышал ахинею, то не поправлял человека. Вероятно, это пошло у меня с детства, еще со школы, ведь я рос слабым ребенком и чтобы меня меньше лупили, я старался подлизаться к лидеру класса, помогало. Вообще, большую часть жизни я был очень контактный и до смерти родителей я имел обширный круг, нет не друзей, близко я никого не подпускал, а знакомых, поэтому я всегда мог с кем-нибудь выпить, с кем-то созвониться, я не был один. А может, тогда я , как сейчас, все-таки был один и просто в те времена я обманывал себя, претворяясь, что я кто-то, что я личность которую желают видеть, с которой хотят дружить, а смерть родителей показал мне на сколько хрупка и ничтожна жизнь и в ней нет ничего, за что стоит цепляться? И поэтому я перестал общаться с прежними знакомыми? Я вздыхаю, выключаю кипящее таро, выкладываю его на тарелку, в еще горячую воду бросаю джерки, пусть разбухнет. От тарелки клубами поднимается пар, может быть это навеяли мои печальные мысли, а может аромат запустил что-то в памяти, но вспоминаю наши семейные ужины, как мы втроем сидели за столом, мама раскладывала в наши с отцом тарелки варенное таро, жаренное мясо, в салатнице лежали порубленные помидоры с огурцами, стояла бутылка масла и тюбик горчицы. Я с благодарностью брал из рук матери тарелку, нет, не хочу сейчас это все вспоминать, не хочу. В ответ на этот взбрык памяти я лишь стискиваю зубы и прикладываюсь к банке, выпиваю все до конца и немедленно открываю следующую. Как никогда я ощущаю свою заброшенность, я очень хочу туда, к ней, но нельзя, есть план и надо его придерживаться. Черт, зачем я начал обо всем этом думать? Надо допивать, доедать, убирать остатки в холодильник и ложиться. Завтра тот самый день.
К ее двери я пришел ровно в половину восьмого - как настоящий влюбленный я прибежал на свидание намного раньше нужного часа. Я стоял на лестничной площадке, одетый сегодня максимально серо: серая рубаха на кнопках с длинным рукавом, серая панама, серые брюки, это были разные оттенки серого, от грязного, до почти кирпичного, я не специально одевался именно в этот цвет, но как-то вот так совпало. Естественно я каждые десять секунд смотрел на электронные часы, и естественно мне постоянно приходили в голову мысли из серии "а если...": а если она сегодня заболела и никуда не пойдет, а если именно сегодня приехали ее родители , а если она уйдет и внезапно вернется в квартиру забыв что-то, а если я не смогу открыть замок, а если, а если, а если. Так я и сношал себе мозг доводя до исступления, и за те сорок минут пока ее ждал, я выкурил всю пачку и даже не заметил этого, дым на лестничной площадке стоял такой, что покури я еще чуть -чуть и жильцы бы вызвали пожарных. Но вот она ушла, я проводил ее голодным взглядом и подбежал к двери, я буквально вжался в ее деревянную поверхность, припал к замочной скважине, закрыл глаза и начал слушать, вместе с тем я отслеживал остальные квартиры на лестнице -не хватало , чтобы кто-то увидел меня в такой позе. Я провел у ее двери не меньше часа: мне требовалось убедиться в отсутствие лишних людей, и в том, что она не вернется. Правда один раз пришлось убежать наверх, когда в соседней двери защелкал замок. Наконец время пришло.
Я достал комплект отмычек и начал перебирать их, периодически вставляя в замок. Взломом замков меня заинтересовал наш институтский завхоз, он сидел за кражи, и фиг бы его с такой биографией приняли на такую работу, но отец похлопотал и устроил его, потому что завхоз являлся его школьным приятелем, отец вообще часто помогал людям. Я встретил завхоза при комических обстоятельствах: будучи школьником я часто после уроков бегал к отцу, сидел в его кабинете, листал альбомы с изображениями растений и животных, читал статьи стараясь по слогам разобрать научные латинские названия, рассматривал огромную карту Земли, водил по ней пальцем и представлял, как я побываю во всех странах мира. Отец в это время либо что-то печатал на здоровенной машинке, мне казалось, что от её клацанья стол буквально трясся, либо созванивался с кем-то и обсуждал текущие вопросы. Когда он покидал кабинет, то строго наказывал, чтобы я никуда не уходил, ибо замок самозапирающийся, а запасной ключ отец уже давным -давно потерял. Я довольно долго держался, и соблюдал его приказ , но в один из дней мне так сильно захотелось по маленькому, что я буквально пулей пронесся в туалет, конечно же я забыл ключ на столе и конечно же я оставил окно открытым и конечно же сквозняк захлопнул дверь. Когда я это обнаружил мне показалось, будто из-за меня отец уже никогда не сможет войти обратно, не понимаю с чего я это взял, но меня оправдывает тот факт, что я был мальчиком с развитой фантазией. Вот в этот момент меня и встретил завхоз, узнав причину моего горя он на пару минут ушел, затем вернулся, но не с связкой ключей, а с отмычками, оглянувшись, чтобы никого не было рядом, он за полминуты открыл замок. Меня это очень впечатлило и я понял, что увидел нечто таинственное, нет не магию, но находящееся за гранью обычного человеческого умения , мне понравлюсь иметь возможность решить проблему вот так - мгновенно и захотелось научиться тому же. В следующий раз я уже намеренно захлопнул дверь: я хотел поговорить с завхозом, дабы он мне все объяснил, но он отказался учить меня вскрывать замки, однако эта идея засела у меня в голове так плотно, что я никак не мог ее выбросить. Обучение работе с отмычкой растянулось надолго, очень надолго. Сначала я покупал книги по замкам, в Альянсе их имелось немного, однако их писали довольно толково, почитав литературу я понял, что на ней далеко не уедешь, я приобрел замок и втайне от родителей, еще не хватало чтобы они увидели, чему я учусь, разобрал и собрал его, с целью понять устройство. В армии мне повезло встретить одно приблатненного солдата, который значительно обогатил мои знания об отмычках. Возможно сначала это и являлось мальчишеским увлечением, ну вот некоторые собирали воздушных змеев, другие марки, а я вот - отмычки , но после взросления я продолжил ковыряться с замками, так почему же? Зачем я тратил время на это? Причина заключалась в том, что уже тогда я хотел заглядывать в жизнь других? Желал иметь доступ к их личному пространству без спроса, потому что понимал: меня никто и никогда не пригласит в свою жизнь? Не знаю, возможно, но если ответ на последний вопрос "да", то это очень тоскливо, ибо выходит так, что я с ранних лет знал, о своем одиночестве.
К счастью ее замок оказался очень простым, прямо очень. И вот я внутри, я сходу начал принюхиваться как собака, меня очень интересовал запах ее квартиры, оказалось что пахнет вполне по домашнему, уютно , с мощной ноткой благовоний, ну да, сэловская молодежь с удовольствием переняла у тамилов привычку жечь разные специи и смеси. Я находился в прихожей, слева от меня располагалась комната, прямо кухня, справа ванная и туалет. Я вставляю отмычку в замок, и немного поворачиваю, теперь с другой стороны не откроют, это даст мне время на случай ее неожиданного визита: когда жилец не сможет открыть замок, он пойдет к соседям вызвать слесаря и в этот момент я смогу убежать. К счастью воплощать этот план в жизнь мне еще никогда не приходилось. Снимаю сандалии, ставлю их рядом с целой батареей босоножек и туфель, стоящих на двух этажной полке. Я провожу руками по ним, касаюсь кожи, замочков, внутренней поверхности. После, двигаюсь на кухню, мне интересно, что она ест, что готовит, да и готовит ли вообще. Стол застелен изящной скатертью , на нем, на подносе, стоит солоница, сахарница, какие-то приправы. В раковине все чисто, посуда вымыта и убрана. Я гляжу на тарелки в шкафу, все они явно из одной партии, а не как у меня: разных цветов и размеров, стоят в сушилке четким рядком, под ними донышком кверху чашки, такого же нежно голубого цвета , что и тарелки. Заглядываю в нижние шкафы, там находятся кастрюли, мясорубка, деревянный молоток, скалка, в общем полный набор, в другом шкафу в банках крупы, мука. Похоже она сама готовит. В холодильнике пара кастрюль, в одной овсяная каша в другой суп, на нижней полке стандартный островной набор за который, впрочем, на материке во времена Альянса отдали бы очень многое, да и сейчас, не смотря на наступивший рынок, там со свежими фруктами напряженка, здесь лежало горное яблоко, манго, ананас, сбоку - кокосовый сок в бутылке. Все, как всегда.
Прохожу в комнату. Когда-то первым делом я искал дневники, думал, что там записаны интимные тайны, какие-то откровения, к своему несчастью пару раз я их нашел, вместо каких-то размышлений о жизни, сексуальных фантазий я обнаружил очень, очень много страниц описывающих довольно однообразные переживания, их суть заключалась в том, что сегодня или вчера, или когда-то там, никто на нее якобы не посмотрел, и из этого вытекала целая трагедия на много абзацев. Или она сравнивала себя с другими девушками, одежду, фигуру, волосы, глаза, ногти, естественно сравнение было всегда в ее пользу, ибо у одной волосы секлись, у другой маникюр не аккуратный, у третьей жир на боках, у четвертой пахло изо рта, пятая косолапила, и только она одна - образец совершенства, все это занимало не одну страницу. А уж если у девушки выскакивал прыщ, да еще на лице, то все, трагедия эпических масштабов с обильными причитаниями о навсегда ушедшей красоте. Похоже красивые люди буквально одержимы вечным подтверждением своей красоты и лучше, чтобы это делали окружающие посредством взглядов или комплиментов. Я не исключаю вероятности того, что это мне так не повезло и пару раз я нарвался на жутких эгоисток, но дальше проверять так ли это на самому деле или нет я не стал. Поэтому войдя я просто осматриваюсь, обои примерно того же голубого цвета, что и тарелки на кухне. У окна в левом углу стоит большая кровать, она заправлена так же как это делают в гостиницах, вероятно красавица помешана на аккуратности, ну да, похоже на то: справа стол, на нем выровненной стопкой, нигде не торчит краешек, лежат тетради, отдельно - пара учебников, карандаши и ручки помещены в стаканчик, и у меня такое впечатление , что расстояние между кончиками точно вымерено. Поверхность протерта, ни единого следа пыли. Стул плотно задвинут. Слева от входа, и напротив кровати, огромное зеркало в полный рост, да, очень удобно: во время секса смотреть на себя, или с утра разглядывать собственное прекрасное личико. Справа от меня, в углу, стоит мольберт или как там называется штука на которую помещают картину во время рисования, на стенах комнаты кстати висит пара - явно островные пейзажи , если это ее, то она кроме красоты обладает талантом, ну или я ей так льщу и она бездарность, хотя зачем мне ей льстить если она об этом никогда не узнает? Мда. Ага, а вот и фото, ну конечно, куда же без фотографий себя любимой, какая прелестница не имеет у себя такого рода снимки, вот и здесь целая галерея прямо над кроватью. Тщеславие? В основном это фото лица, но есть одно и в бикини, она стоит на камнях в окружении брызг от налетевшей волны - стандартный для островов снимок, такой можно много где сделать без особых проблем, но жители материка с ума сходят по ним и первым делом приехав на остров требуют снять их в таком вот антураже брызг. Да, плохой вкус, плохой, а вот фигура просто божественная, впрочем, не исключено, что для нее важно не фото, а тот, кто его делал. Я даже подбираю слюни настолько меня пробирает от ее осиной талии, выдающейся груди и широких бедра. Интересно , она спит голая? В платяном шкафу ничего необычного, висит одежда, благо у нас вечное лето, поэтому в ограниченном пространстве можно хранить очень много вещей, в выдвижных ящиках отдельно трусики, отдельно маечки и еще что-то. Учитывая ее тщательность даже в мелочах, я ничего не вынимаю опасаясь нарушить порядок, но нюхаю, пахнет естественно приятно, но химий. Впрочем, я тут не для собирания вещей, не для коллекционирования предметов, мне это все не надо, я здесь для того, чтобы ощутить атмосферу места, проникнуться его настроем, энергией - мне важно понять, что же она за человек. И надо отметить: мне все понравилось, хотя , учитывая ее внешние данные, меня бы в любом случае все устроило. Я вообще еще ни разу не разочаровывался в женщинах, вот такой у меня превосходный вкус.
Я встаю, потягиваюсь и бросаю взгляд на часы. Оглядываю пол, он паркетный, темно-коричневый, прохожу по углам , пробую оторвать доску, но ничего не получается, сделано крепко. Сдвигаю кровать , некоторое время смотрю на немного пыльное пространство, значит здесь она убирается реже, что хорошо , иду на кухню за ножом и отковыриваю одну из досок , потом прилаживаю обратно - все получается, сидит как влитая. Уже пора. Сердце начинает биться сильнее. Я беру из сумки бритвенное лезвие и режу вену на левой руке поперек, сую пальцы в щель - красная жидкость стекала под паркет. Из руки струиться кровь, но мне не страшно, ведь я наконец-то дома и останусь здесь. Я буду здесь всегда, рядом с ней. Я наконец-то не один. Мое сердце бьется так, будто я пробежал стометровку, это заставляет кровь струиться лишь сильнее. Нет страха, нет одиночества, нет, нет, нет. Все изменилось в тот момент, когда я прочертил лезвием линию на запястье, теперь все краски мира, все ароматы мира, все мелодии мира, все оргазмы мира, все это теперь мое, во мне, со мной. Как же хорошо. Как же хорошо. Как же хорошо. Я есть удовольствие и удовольствие есть я. Я это бесконечный, нескончаемый поток, состоящий лишь из чистой неги, никто, никогда не узнает того, что познал я , и даже самый талантливый поэт или писатель не опишет этого. Я нирвана, я конечная точка всех страждущих, всех сирых и отчаявшихся. Во мне их цель, я - их искания, я - их стремления. Как же хорошо. Все во мне, и я во всем, я все знаю, я всемогущий. Никто со мной не сравнится, ни один деятель прошлого и будущего, они не я, никто не я, я такой один. Мне нет равных. Я лучший, я лучший, я лучший. Я победитель. Как же хорошо. Слова типа "счастье" или "радость" не отобразят моих ощущений, люди не придумали еще таких слов, ибо никто такого не испытал. Как же хорошо. Я могу превзойти любое достижение, я могу совершить любой подвиг, толпа будет восхищаться мной, все станут аплодировать мне, нет такой вершины, которой я не достигну, нет такого поражения, которое я не обращу в победу. Как же хорошо. Все меня оценят, и пожалеют, что не любили раньше, ибо увидят, как я сияю, как я совершенен, и захотят быть со мной. Они признают меня. Все они. Я стану сосредоточением всего того, чем они хотят , но никогда не смогут стать. Я , только я, никого другого больше нет, ибо я такой один, и никогда не будет, ибо никто не повторит меня. Как же хорошо. ХОРОШО. Бесконечный покой и всемогущество, я могу все, но я совершенен и поэтому мне ничего не нужно, вот он секрет жизни, такой очевидный и такой непонятный обывателям. Я это все. Я сосредоточение мира, он во мне и он спокоен и безмятежен. Как же хорошо. Я блуждаю в состоянии не имеющем названия, не имеющем местоположения, не имеющем времени или, гравитации, это есть и этого нет, а я там и не там. Здесь растворено все и здесь смешано все, и здесь ничего. И поэтому тут есть все, что я знаю, и ничего из того, что мне ведомо. Я в гармонии со всем миром. Я там, где и должен быть. Я на своем месте. Я останусь здесь навсегда. Это никогда не кончиться, никогда, никогда. Длится, длится, длится. И тут приходит боль, она резкая, пронзительная как лезвие, она незаслуженная и несправедливая, ее не должно быть, но она есть. Есть. Есть. Есть. Она начинает меня поедать, откусывая кусок за куском от моего тела, она пожирает меня с жадностью изголодавшегося по добыче зверя, не оставляя мне ни единого шанса на спасение, только она и я, и она выигрывает. Ее скоблящие зубы, сдирают с меня то немногое , что я имел, не оставляя мне ничего, не оставляя самого меня. Ее жалящие клыки прожигают плоть, добираясь до кости, и пытаются ,там внутри, сжечь как можно больше мяса. Она поселилась в моей руке и убила все, что было во мне ранее, убила не оставив того, что я только -только обрел.
Руку начинает в буквальном смысле обжигать, черт лишь бы я не резанул слишком глубоко, я протягиваю руку к своей сумке, достаю оттуда пару упаковок бинтов, один бинт я кладу прямо на рану, другим обвязываю запястье руки. Моток за мотком, рука разбухает, голова начинает ныть от боли, меня подташнивает от волнения и от страха. Надо собираться и убегать, я все сделал, теперь я здесь и мне нельзя запороть это. Я забиваю на место паркетину, а вот о том, что мне придется двигать большую кровать одной рукой я не подумал, это оказалось очень тяжело, но я справился. Оглядываю комнату, ну вроде ее вещи я не перебирал, так что все на своих местах, да может кое-что я случайно и сдвинул, но даже учитывая то, что она очень аккуратна, она вряд ли подобно шпиону запоминает расположение вещей в своей квартире с точностью до миллиметра. Вроде все как было. Я надеваю сандалии, к счастью они на липучках, а то, с такой рукой я бы никогда не завязал шнурки, боль очень сильная. Но, не смотря на свое самочувствие перед тем как выйти, я пару минут торчу у замочной скважины: лестничная клетка должна быть чистой, чтобы не наткнуться там на беседующих соседей или на жильцы остановившегося завязать шнурки. Слушаю, слушаю, слушаю. Все чисто. Я тихонько выхожу, запираю дверь и без спешки спускаюсь, я постоянно трогаю длинный рукав рубахи проверяя бинт, вроде все хорошо. Меня колотит от перевозбуждения, сердце выпрыгивает, что очень плохо, ибо чем выше давление, тем быстрее из порезанной руки вытекает кровь. Я инстинктивно прижимаю руку к груди, сейчас надо ехать в травмапункт и просить зашить меня, опять, снова. Конечно они заметят мои старые шрамы, но к счастью времена Альянса, когда увидев такую рану врачи обязательно бы вызвали психиатра, миновали, сейчас все проще, я пришел, они зашили, ну при условии конечно, что у них есть анестезия, если нет, то мне придется искать другой травмапункт. Пройдя перешеек я ловлю машину, наклонившись к водиле прошу его отвезти меня в ближайшую травму, он равнодушно кивает.В медицинском учреждении меня быстро опрашивают, видят, что я еще не дошел до кондиции и могу подождать, поэтому сажают на скамейку, ожидать своей очереди. Передо мной сидит три человека, один с переломом ноги, другой , для гармонии с переломом руки - обе конечности левые, еще один сидит и слегка трясет головой, вот этот выглядело страшновато, потому что никаких видимых повреждений на нем не имелось, но лицо такое бледное, что вампиры легко приняли бы его за своего. Я сидел и баюкал руку, больно, но терпимо, это не первая рана, но все равно я не привык к боли и каждый раз как первый. Я просидел где-то час глотая свою боль как воду, ничего нельзя было сделать, только ждать, тампон и бинт уже пропитались кровью, но к счастью из меня еще ничего не лилось, значит кровотечение оказалось не сильным. Проклятие. Может оно и не сильное, но жутко болело: стоило мне шевельнуть левой рукой, как кто-то плохой немедленно протыкал ее громадной иглой и зловеще хихикал. Ну, на счет хихикал я преувеличил, но руке было плохо, да и мне тоже. Наконец я прошел в кабинет, и сходу сунул доктору пару бумажек и попросил зашить нормально, рядом с ним стояла медсестра, и в другой ситуации я бы постеснялся действовать вот так в открытую, но сейчас меня трясло от боли и я хотел , чтобы все поскорее кончилось . Пожилой врач, лет под шестьдесят, с классической бородкой как у профессоров из старых фильмов, равнодушно взял деньги, равнодушно попросил меня сесть, равнодушно размотал бинт, равнодушно покрутил мою руку и равнодушно побрызгал порезы местной анестезией. Немного поковыряв рану и проверив ее на наличие или отсутствие посторонних предметов, он сказал, что все в порядке, а кожу надо зашить. Все сделали довольно быстро, я поблагодарил так буднично, как будто я сходил в магазин за покупкой, я был очень счастлив от того, что у меня ничего не болит, и поэтому я не подумал, на сколько это глупо звучит. Теперь надо было двигать в гостиницу, и пару дней беспробудно пить, потом прийти на перевязку и снова пить, план такой.
Я быстро доехал до тамильского квартала, забежал в аптеку, и набрал по списку все лекарства, следом не забыл о главном, и в соседнем магазе купил три бутылки водки, хотя по сути это являлось аналогом венгерской палинки, которую делали из фруктов и ягод, конкретно эту производили из абрикосов, даже водку на островах пили особенную, не такую как на материке. Вдобавок взял пять банок пива, пачку американских сосисок, хотя наверняка это вьетнамская подделка, в которой мяса процентов десять, и то, наверняка это переработанные диссиденты, а не курятина. Тащить все одной рукой оказалось не удобно, так что, когда я дошел до гостиницы у меня болели обе руки. У подъезда под огромной развесистой пальмой, удивительно как я ее не замечал, ведь жил здесь уже неделю, сидел паренек с кем я договаривался о номере, я дал ему денег еще за неделю проживания, в ответ он радостно оскалился, на чистом сэловском поблагодарил и продолжил свое бдение. Войдя в номер я дышал как загнанная лошадь, анестезия все еще действовала, но требовалось поскорее выпить, ибо в любой момент она могла начать отпускать и тогда боль вернется. Я щедро плеснул абрикосовой водки, она была теплая, но качественная, поэтому сто пятьдесят грамм без проблем прошли по горлу и уютно устроились в пищеводе. Разделся, вся одежда оказалась сырой от пота, потом не спеша рассовал алкоголь по полкам холодильника, после чего сел , вытянул ноги , и закурил. Руку я положил на живот. Да, оно того стоило, вернее она. Снова налил и выпил. Мозг начал расслабляться, накатила та самая легкость, и теперь руку лишь слабо покалывало. Она того стоила, она бы стоила и моего отрубленного члена, все равно по прямому назначению он уже давно не используется. Теперь я с ней, когда я думаю об этом, то довольно улыбаюсь, я с ней. С кем бы она не трахалась и не встречалась, все равно я останусь с ней, ибо моя кровь подобно семенам упавшим в почву, и даже если не прорастут, то будут ждать и жить. Ждать и жить. Я буду жить, даже если помру, я все равно останусь, как растение. Вот так вот. Я продолжаю накачиваться, чтобы поскорее заснуть, ближайшие дни будут самыми тяжелыми, ибо боль в руке в первые сутки после ранения самая сильная, потом она начнет затухать скачками, то есть через определённые промежутки времени она станет очень резко слабеть. Но пока, вот так. Пока терпеть, а, чтобы легче было терпеть, надо пить. Я и пил.
Утро оказалось очень тяжелым, рука горела, её слегка потряхивало от боли, я вонял потом, за что мне было очень стыдно, но пока я ничего не мог с этим поделать: сил мыться у меня не имелось вообще. Я доплелся до холодильника, взял холодную бутылку пива, дотопал обратно до кровати, лег, покатал холодное стекло по лбу, тошнота немного унялась, затем открыл бутылку и сделал хороший глоток. Стало легче, но все равно не фонтан. Я цедил пиво, курил и смотрел в окно. Ничего не хотелось - полное равнодушие, я не включал телек или радио, так и лежал в кровати, изредка заправлялась алкоголем и ожидая, когда же день кончится. К врачу я заехал только черед три дня, вместо нужных двух. Но я уже знал что делать, поэтому на второй день после пореза , напившись до соплей я оторвал присохший бинт, смазал рану и перевязал ее, получилось конечно криво, но это лучше чем если бы мне отдирали присохшую за три дня ткань в кабинете, я через такое проходил и больше не хочу - это чуть ли не больнее, чем резать вены. На следующий день нашел в себе силы и смог добраться до травмапункта, доктор развязал повязку, осмотрел, хмыкнул, завязал и сказал, что все заживает просто отлично и надо прийти через неделю на осмотр. Дал какой-то список лекарств, которые надо принимать, чтобы не оказалось заражения, я знал, что с большинством из них алкоголь несовместим и поэтому в данном аспекте понадеялся на Бога, а не на медицину. Да и вообще, я не собирался к нему больше приходить, потому что через неделю окажусь далеко отсюда. Так оно и случилось, я уплыл с Командирского на седьмой день после травмы, все это время я доблестно накачивался, испытывая радость и от алкоголя, и от того, как быстро затягиваются порезы.
В среду я как мог убрал номер, взял сумку с вещами, попрощался с пареньком-тамилом околачивавшемся у подъезда, он так сильно обрадовался моему уходу, что мне даже стало обидно. Пройдясь немного по улице взял такси и двинулся в аэропорт, по пути я выглядывал в окно и смотрел на все каким -то новым взглядом, мне было спокойно, уютно, исчезла нервозность и даже боль в руке не могла испортить эту мою гармонию. На променаде мы стояли у светофора, а на пляже молодые девчонки играли в волейбол. Мне понравилось увиденное, девчонки резво бегали, то и дело падали пытаясь отбить мяч, а когда вставили, то делали это не спеша демонстрируя миру идеальные формы ягодиц, а те у кого имелась большая грудь, очень любили подниматься опираясь не на четвереньки, а выпятив все свои достоинства. Вообще, их бикини оставляли очень мало простора для фантазии и не только для моей, неудивительно, что вокруг игроков собралась большая толпа мужчин, может кому-то сегодня и перепадет. На заднем фоне, на волнах, гроздьями висели серферы. Я смотрел на этот праздник жизни и разделял его, ведь это был и мой праздник, мой триумф. Такое ощущение ни купишь ни за какие деньги, его надо выдрать у Бога буквально зубами, неимоверной ценой , но это окупается, окупается черт возьми. Судя по тому, что водитель довольно частенько посматривал на меня, я улыбался как идиот и даже возможно разговаривал вслух, у меня такое иногда случалось. Мы проехали променад, оставили позади леса гостиниц, роскошный пляж, и после того как мы оказались за городом все стало как-то строже: растений поменьше, солнце пожиже, камни посерее словно природе не нравилось место куда я направлялся. Что ж природу можно понять, мало кому нравилось это уродливое скопление военного металла, в десятке километров от города, под очень оригинальным названием Гарьевск-23. Тут еще при Первом построили базу кораблей и авиационный комплекс, а после Мировой войны её расширили, и сделали главной базой Тихоокеанского флота, отсюда Альянс грозил ядерной дубиной Всеамериканским штатам, во времена Альянса база являлась крупным работодателем для Гарьевска, здесь работало полтора десятка тысяч гражданских. Мне тут не нравилось, в отличие от многих мальчишек я с детства не особо любил оружие и все, что с ним связано, в армии я познакомился с ним максимально близко, и благодаря этому лишь закрепил свою нелюбовь. В военной технике я видел лишь безумный расход драгоценных ресурсов так необходимых человечеству для организации нормальной жизни, что уж говорить о мире, если даже в Альянсе, где вкладывали огромные средства в улучшение условий жизни, люди все равно жили в ублюдочных бараках. Я смотрел в окно , в океан, там было все хорошо, волны бились о берег оставляя после себя пенное облако, влажные камни блестели на солнце иногда отражая яркие блики света, казалось океан дышит , а его движение это очередной вдох или выдох. С какого-то момента мы стали проезжать небольшие причалы, они стояли заброшенные, иногда к ним были пришвартованы маленькие ржавые буксирчики, значит уже скоро начнется главная база. Такси доехало до КПП, солдат проверил мои документы, убедился, что я местный житель и значит имею право купить билет на паром без справки спецслужб, такую справку обязаны получать все жители материка если они планировали попав на острова пользоваться внутриостровными переправами - идиотское правило, но с другой стороны, учитывая, что почти все паромы на Далеких островах размещались рядом или на территориях военных баз, то очевидно данных запрет был рожден армейской паранойей. Кстати иностранцам до сих пор было нельзя плавать на паромах, поэтому они могли попасть только на Большой и Командирский острова между которыми действовало авиасообщение, остальные территории оставались для них отрезаны. Я полагаю что дальнеостровная партия после прихода к власти добьется от военных снятие этого правила, которое лишает их дополнительных прибылей.
Я высадился на центральном пирсе, и надо отметить, что база значительно изменилась с тех пор, когда я был тут в последний раз: исчезли выбоины в бетоне, рельсы по которым двигаются краны обновили, и самое главное появился шум: все кряхтело, шваркало, шумело, ходило, бегало, гремело, звенело, гудело, громыхало, швартовалось, попискивало - все ожило. Наличествовало очень много военных спешащих по своим военным делам, периодически офицеры во всю мощь своих легких орали на солдат, те в ответ пели какие -то песни. А вот год назад, здесь меня встречала почти мертвая тишина, было видно, что база загибается, ржавеет и потихоньку тонет, очевидно новый президент решил вложить те немногие деньги, которые появились в государственной казне в армию, ну да, старая сэловаская традиция: снаряды вместо еды. Пробравшись сквозь это движение, я дохожу до зеленого здания морского вокзала, он забит моряками, но к счастью тут они не орут и не горланят, сидят тихо, а то из-за великолепной акустики здания мы бы все оглохли, ну да, именно из-за нее они и не кричат, даже команды выдают в полголоса. Не знаю зачем архитектор это сделал, может он являлся тайным пацифистом или так получилось ненароком, но в главном зале ожидания вокзала, построенном в начале восьмидесятых была такая акустика, которую имел не каждый театр или концертный зад, в свое время военные хотели все перелицевать дабы убрать ее, но в конце восьмидесятых им здорово срезали финансирование, а после крушения Альянса денег у них и вовсе не стало, поэтому оставили все как есть и приспособились не шуметь. Я пересек зал ожидания, кресла тут были привинчены к полу, то ли чтобы по пьяни моряки ими не дрались, то ли, чтобы не украли. У кассы для паромов стояла очередь из целого одного человека, теперь люди редко перемещаются между островами, даже родственники и те предпочитают звонить , а не тратить деньги на перелеты или на плавание. Покупаю билет туда и обратно, плыть где-то пять-шесть часов, поэтому беру сидячие места на верхней палубе, так дешевле и пить глядя на океан - душевней. Свободный рынок пробрался и к военным, в зале ожидания открыли пару киосков с выпивкой и закусками, в основном все довольно качественное, корейское, беру у продавщицы пиво и вяленное мясо, до отправки еще час и можно было бы погулять, но учитывая специфику места этого делать не стоило, да и мне не понравилась возросшая активность вояк, небось спецслужбы во всю паранойят и высматривают шпионов. Я присаживаюсь на скамейку у стены рядом с кассой, напротив меня огромная мозаика изображающая воинский подвиг, во времена Альянса мозаики стали настоящим символом прогрессивного государства, их лепили везде где только можно и нельзя: в северных холодных городах и на южных пляжах, на горно-обогатительных комбинатах и в тюрьмах , внутри зданий и снаружи. Эта конкретная мозаика изображала легендарную битву при Цейлоне в 48 году, когда объединенная эскадра сэлов, американцев и англичан разбила японскую армаду, чем фактически и положила конец Мировой войне. Правда из мозаики понять этого было решительно невозможно, ибо при воссоздании морского сражения автор явно ударился в абстракционизм: корабли у него изображались в виде ядовито-зеленых треугольников , яростно атакующих друг друга посредством оранжевых трассеров на фоне фиолетовой воды и, только огромная надпись позволяла понять что же происходит на панно. Да, и такое у нас тоже рисовали, при Втором появилась мода на абстракционизм, где ничего не понятно, но все запредельно ярко, Второй лично одобрил такое творчество, и не потому, что ценил, а из-за того, что этот самый абстракционизм ненавидел Первый.
Перед посадкой я раздумывал брать или не брать еще пива, но решил, что на рейс мне хватит ранее купленного. Вышел на пирс, солнце уже заходило и одаривало всех проходящих потрясающей яркой картиной: небо оказалось почти полностью залито красным цветом, лишь над горизонтом отливала химически чистая, идеальная синева в центре которой размещался ярко-желтый шар, но окружающим солдатам не было дела до красот природы, их больше волновали крики командиров и вопрос "скоро ли ужин", так что, закат зря старался. Паром был совсем небольшим - на первой палубе едва умещалось десять машин, белая краска во многих местах облупилась, кое-где выше ватерлинии явно не хватало шин, я прошел наверх, расположился вместе со своим пивным пакетом и сумкой на исписанном хангылем, сэловским и куокнгы ряду сидений, не знаю о чем вещали корейцы или вьетнамцы, а вот наши либо писали стандартные лозунги времен Альянса типа: "Да прогрессу", "Свободный человек- прогрессивный человек", либо опровергали их "Прогресс облез", "Прогрессивно идем в жопу" , либо изливали душевные переживания: "Жизнь -дерьмо", "люблю Аню" и прочее. На некоторое время я завис, подсчитывая гласные буквы в увиденных надписях, однако гудок и толчок палубы сопровождавший отплытие вывели меня из этого состояния, я открыл очередную банку и отсалютовал выстроившемуся на пирсе взводу морячков в темно-синей униформе с белыми полосками. Ветер дул слабый, так что даже не пришлось надевать куртку, и судя по отсутствию облаков она вряд ли понадобиться и ночью, когда мы придем на Кутакский. Рядом со мной расположилась пожилая пара, они сидели обнявшись другу и походили на два почти высохших дерева в лесу, которые из-за урагана или ветра оказались прижаты одно к другому. Старость должна вызывать уважение, рождать почтение, но нет, это в прошлом , чтобы дожить до седых волос требовалось иметь семь пядей во лбу, а теперь, благодаря медицине и сокращению количества войн большого ума дотянуть до шестидесяти не надо, это может любой дурак. Да и вообще, старость очень неэстетична: дряблая кожа, морщины, пятна , нет, мне это напоминало о бесславном конце жизни и никогда не нравилось, лучше уж сдохнуть под машиной или упасть по пьяни и сломать себе шею, чем дожить до возраста, когда тебе понадобятся подгузники. Я отворачиваюсь от этих сухоньких тел, и смотрю в океан за ботом, мы выплыли из гавани, уже стемнело и паром врубил прожекторы, полоски света пытались охватить ставшую черной воду. Глядя в эту черноту мне временами чудилось, что там, на границе света и тьмы что-то скрывается, оно постоянно убегает от света прожекторов и подбирается к кораблю, и это что-то большое и желающее схватить меня и утащить к себе, туда откуда я больше никогда не вернусь. Делаю большой глоток и бросаю банку в это ничто.
Видимо я отрубился, потому что проснулся я от гудка - значит мы приплыли, спросоня пробую схватить сумку левой рукой , боль напоминает мне, что этого делать не надо. К счастью порезы ноют уже значительно меньше, вполне терпимо, но все равно мне некомфортно. Оглядываюсь и вижу, что старички уже сошли вниз, да и залитая светом палуба пустая, протираю глаза, спускаюсь по лестнице на главную палубу, схожу по трапу на причал и отдаю встречающему меня пограничнику билет, по периметру пирса расставлены фонари и прожекторы, сейчас один из них направлен точно на меня, но словно света мало, пограничник освещает мой билет фонариком, потом меня, некоторое время он ничего не делает, кроме того, что бесит меня электрическим огнем, затем неохотно отдает мне билет . Я выхожу из желтого пространства в ночь, идут по обшарпанному причалу, с множеством выбоин, выдранных или разбитых плит, к воротам, к стоянке такси, в принципе до города два шага, но у меня похмелье, на дворе ночь, тяжелая сумка и я не имею никакого желания устраивать турпоходы. На Кутакском проживает большая община иракцев, Альянс поселил арабов в такой глуши потому что опасался их деятельной натуры: в общине имелось очень много лидеров вечно требовавших от Альянса начать новую войну с Ираном, неудивительно что, вез меня пожилой араб-таксист, который говорил на сносном сэловском. Я объясняю ему, что хочу в гостиницу, он кивает, поправляет свой традиционный головной убор, который в нашем жарком климате был кстати, и мы двинулись. До гостиницы добрались буквально за пять минут, забираю сумку из багажника и плетусь к зданию, я очень хочу спать, как будто и не отдыхал на корабле. Служащая говорит, что места есть, я плачу за пару суток, мой номер был на первом этаже, рядом со входом, я прохожу десяток метров по протертому красному ковру украшенному сбоку желтоватым растительным узором, сколько здесь прошло таких же усталых как и мои ноги? Перед дверью останавливаюсь, смотрю на мигающую в конце коридора лампочку, которая подобно испорченному маяку подавала сигналы в окружающее пространство. Зайдя в номер бросаю сумку у кровати, к счастью пространство здесь достаточно много. Сажусь на покрывало и закуриваю, открываю банку , шапка пены немедленно покрывает верхушку, и не спеша глотаю пиво напополам с дымом биди. Ложусь, размышляю о том, что надо бы принять ванну и под эти мысли засыпаю. К счастью я успел затушить сигарету перед тем как заснул, впрочем, судя по моему опыту я научился это делать на автомате.
Утром я принял душ, надел туристическую одежду темно-зеленого цвета с множеством карманов, в одном из них я обнаружил забытую пачку сигарет. На ресепшене я сдал ключ, сегодня работала молодая девчонка-арабка , странно судя по ее возрасту она должна находится в школе, а она работает, впрочем, может просто выглядит моложе своего возраста. Выйдя на улицу, я вздохнул полной грудью, немедленно мне в нос ударил прохладный запах океана - утро только-только вступило в свои права, оглядываю почти пустую улицу перед зданием: редкие деревья, редкие мусорные урны, редкий бордюр - часть выдрана, редкие машины, да и народу на улицах ходило мало. Гостиница располагалась в центре небольшого города Кутакск, его начали активно застраивать в шестидесятых во времена расцвета панельного жилья, и он на девяносто процентов состоял из пятиэтажных хибар, которые стройными , бездушными рядами нависали над прохожими подсознательно норовящих убежать от этих панельных стражей хреновой жизни. К счастью пальмы спасали положение дел и их изящные , развесистые шапки частично прикрывали это прогрессивное убожество. Дома строили жилыми, но с началом рынка в некоторых цокольных помещениях оборудовали магазины. Я зашел в один из них с оригинальным названием "Магазин товаров", там очень сильно пахло специями, впрочем в большинстве магазинов на Кутакском стояли лотки со пряностями , словно арабы жить без них не могли, а может и вправду не могли: горки желтого, кремового, коричневого цветов расположились на витрине под стеклом и, источали невыносимую гамму ароматов. В иракском магазине я купил вьетнамское пиво, траванкорские биди и американское мясо, кроме пряностей ничего арабского тут не имелось. Убрав все в пакет я не спеша двинулся к порту, добрых две трети прохожих являлись арабами, взрослые очень плохо говорили на сэловском, а вот дети, которые стайками проносились по улицам весело горланили на нашем языке как я. До пирса я дошел минут за двадцать, я направился к рядом рыбацких баркасов, ища взглядом нужное мне судно. Лодка Старика стояла на своем обычном месте, как и год и пять лет назад, и семь лет, когда мы только с ним познакомились. Тогда на остров Опытный нас приехала целая экспедиция: четыре человека в качестве новой смены, еще столько же полевых ученых, куча оборудования, мы искали судно в наем , так как, прежний наш перевозчик куда-то подевался и Старик предложил самую адекватную цену. На следующий год мы снова приехали и снова обратились к нему, и так до девяностого года включительно, потом я приезжал один и Старик по старой памяти разрешал мне брать лодку и плыть одному. Старик являлся одним из солдат проигравшей армии Саддама, он участвовал в великой битве за Багдад, когда персы натянули глаз на жопу и иракцам и Альянсу. После проигранного сражения , он перебрался в Альянс на переподготовку и после, еще два года вел обреченную войну, все понимали: вести ее нет смысла, но Второй не мог поверить, что американцы и персы его обыграли, и с ослиным упрямством продолжал удобрять иракский песок сэлами, ну и к тому же саудовцы открыли почти безлимитную кредитную линию на войну, чтобы уничтожить как можно больше персов чужими руками. После заключения мира и образования Месопотамской республики и Свободного Ирака, Старик не захотел оставаться на родине и перебрался в Кутакский, о семье он не говорил , но это молчание красноречивее слов - все они погибли. Когда я нашел его судно оно стояло пустым, мерно покачиваясь на волнах словно брошенная колыбель, я спросил у соседа на счет Старика и он на ломанном сэловском сказал, что тот скоро придет. Я опустился задницей прямо на асфальт , благо он хорошо нагрелся, да и прочие арабы сидели на нем как ни в чем не бывало, так что я не сильно выделялся. Я цедил пиво, смотрел на чаек радостно бросающийся в воду, где плавали рыбьи кишки - рыбаки уже разделали утренний улов вышвырнув остатки прямо в воду. Вскоре пришел Старик, я договорился с ним о наеме лодки на весь день, заплатил , оставил в залог паспорт, судя по всему меня он воспринимал как чудаковатого ученного , который даже не смотря на прекращение финансирования работ на Опытном , все равно стремится продолжать свои исследования, этакий подвижник от науки.
Лодкой я научился управлять еще в институте: тем, кто участвовал во внутриостровных экспедициях давали уроки кораблевождения. Плыть было всего ничего, погоду на день обещали отличную, никакого намека на сильный ветер, так что, все должно получиться. Я особо не любил плавать: море для меня являлось абсолютно чужим, я даже купался редко, в отличие от большинства местных обожавших не только серфинг , но и яхтинг, и прочие морские штуки. Помню, как радостно визжали наши институтские девчонки, когда мы, плывя на Опытный, делали какой-то особо резкий вираж от которого лодку подбрасывало, у меня в такие моменты сердце уходило в пятки, но я старался не показывать вида. А вот когда появлялись дельфины, было действительно красиво, они выпрыгивали из воды, выполняя просто невероятные финты, словно соревнуясь друг с другом в сложности исполнения прыжков, свет играл на их блестящих спинах, так что иногда они казались этакими солнечными молниями. Да, было время. На этот раз дельфинов мне не попалось, до острова я доплыл за час утомленный неизменной синевой моря и неба, бросил якорь - еще не хватало остаться и куковать здесь непонятно сколько. Во времена, когда Опытный принадлежал Институту Биологии здесь находилась постоянная станция на четверых, и остров был полностью отдан в руки науки, мы выращивали растения как в чисто исследовательских целях, так и для сельского хозяйства, занимались селекцией, изучением болезней, тестировали посадки на пестициды. Здесь царила неповторимая атмосфера дерзания, жажды нового, исканий, споров, открытий, спасибо за это моему отцу: он считал, что среда в которой люди могут друг с другом дискутировать лучше всего подходит ученой братии, да, за эти демократические замашки его люто ненавидели чинуши Объединения, однако его мировые заслуги позволяли ему иметь собственное мнение. Сразу же как развалился Альянс научную станцию эвакуировали и все забросили по причине отсутствия денег, а после смерти отца я приехал сюда и лично уничтожил все, сначала я сжег постройки, это заняло у меня много времени, но я справился, а вот с растениями оказалось сложнее, ибо весь многокилометровый остров представлял собой один огромный сад полный разнообразных деревьев, кустов, грядок, полей, лугов, но тут мне помог случай, как раз накануне смерти отца в институт прибыла гигантская партия кроликов , часть планировали использовать в опытах в других институтах, часть хотели оставить у нас для проверки эффективности ряда химикатов. После того как он умер высшие научные чины принялись делить кресло директора института: финансирование опять сократили, и всем стало не до кроликов, да что там говорить, даже денег на корм для этой оравы и то не могли найти. Я воспользовался шансом и взялся утилизировать их, за копейки нанял автоперевозчика, который довез всю эту ушастую армию до парома, здесь все решила пара бутылок водки - спасибо финансовому кризису, и поле того, как паром прибыл на Кутакский , его команда помогла мне перегрузить воинство на нанятую лодку. И тут снова меня выручила водка, за пару пузырей, работяги перегрузили клетки с корабля на Опытный, а то, я один ковырялся бы черт знает сколько. После, я освободил кроликов. За год или около того, они сожрали все растения на этом многокилометровом острове, все до единой травинки, после чего передохли. Началась эрозия почвы, ветер потихоньку принялся уносить с острова землю , в некоторых местах обнажился голый камень. Это сделал я , я уничтожил старый, отживший свое мир, который переполняли недостатки, переполняло несовершенство, он был напичкан болью, страданиями, плохими воспоминаниями и я все это стер, как художник я закрасил испорченный холст для того, чтобы нанести новые краски. Не у каждого хватало мужества признать неудачи, несостоятельность, ошибки и попытаться исправить их, ну или хотя бы начать делать это, как я, большинство цеплялось за свою просранную жизнь, и даже стоя у края могилы они надеялись непонятно на что. Что ж, временами надежда очень ценное качество, помогающее не сойти с ума от отчаяния в этом долбанном мире, но частенько она выполняет роль манка, при помощи которого охотник призывает свою жертву, он манит и манит ее своим зовом, а та, послушно идет к своей глупой и не нужной смерти. Но, люди в отличие от дичи, частенько занимаются самообманом абсолютно добровольно отказываясь видеть реальность и придумывают для оправдания своих неудач миллионы причин, и надо отметить часто картина получалась довольно складной, даже почти без изъяна. Человеческое упрямство и надежда возводят империи, приводят к открытиям, и в то же время плодят алкоголиков и больных депрессией. А я смог понять, что отдал жизнь возведению замков на песке: смерть родителей открыла мне глаза на мое несовершенство и несовершенство окружающего мира, я осознал как я был эгоистичен, завистлив, самонадеян, да и просто глуп, встряска помогла мне переоценить себя, осознать необходимость все уничтожить и начинать заново, и в итоге остров Опытный стал местом моего второго рождения. Я шел по абсолютно пустынной поверхности, смотрел на безжизненный пейзаж, единственным звуком здесь являлся шепот ветра, и больше ничего, морских птиц гнездившихся на скалах я извел крысами, так что на острове не осталось ни единой живой души, ну разве что микробы, но с ними ничего поделать нельзя. Я ощущал, что скоро, скоро придет срок сажать новый сад, полный новых, нездешних деревьев, который создаст нечто иное, другое, лишенное прежней боли и недостатков, я чувствовал - время приближается, но, пока я хотел насладиться этой тишиной, этим чистым листом , который я сотворил и где не были записаны все мои грехи, и где я фактически я являлся безгрешным и невинным. Мне нравилось чувствовать себя этаким новорожденным, у которого все впереди и которому все только предстоит. Остров давал мне это ощущение и черт возьми как же мне все это нравилось. Чувство счастья охватывало меня настолько сильно, что временами я начинал кататься по земле и выть от радости, из моих глаз потоком лились слезы, я кричал и кричал, словно и вправду земля рождала меня заново, а мой крик, являлся криком младенца, появляющегося на свет.
Я лежал , мое дыхание сбилось, порезанная рука болела, очевидно я неосознанно напряг ее или задел неудачно перевернувшись. черт, почти все сигареты раздавлены, целой осталась одна. Я щелкаю зажигалкой, закуриваю. Небо начало терять свою яркую синеву, стали появляться первые звезды, они казались намного ярче чем ночью, может быть это из-за того, что они только-только рождались, появлялись из чрева сумрака, для того , чтобы прожить свою короткую ночную жизнь и, как и все живые существа, красочнее всего они выглядели в бытность своей молодости : ослепительно -белые точки на темнеющем небе. Я смотрел на этих новорожденных, молодых, прекрасных, совершенных и ощущал свое с ними родство ведь я сейчас чувствовал себя точно таким же юным и полным сил. Однако, скоро ночь и надо двигать обратно, вот только еще пару минут посижу, наслажусь остатками этого ощущения появления на свет, которое еще жило на краешке моего сознания , даря мне подлинную гармонию с собой и миром. Затем я оперся рукой и начал вставать, голая земля рассыпалась под моей рукой подобно песку, из-за отсутствия травяного покрова она стала очень хрупкой, ветер и дожди постоянно дробили когда-то плотные комья скрепленные корнями. Она была беззащитной, невинной, слабой, такой же слабой, как и я сейчас - я стал немощным, как и все новорожденные. Пошатываясь я шел к лодке в надежде обрести новую жизнь.