Кираева Болеслава Варфоломеевна : другие произведения.

Большая девочка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Девочка, привыкшая считать себя большой, прикидывается маленькой, чтобы посещать Детский парк.

  В ту пору я училась во втором или третьем классе и, само собой, считалась "большой" девочкой.
  Тут надо сделать оговорку. Мои представления о том, "что такое велико и что такое мало" отличались, да и сейчас отличаются от расхожих. Я всегда удивлялась, слыша фразы типа:
  - Ну, что ты опять играешь со своими куклами, ты же уже большая девочка!
  На мой взгляд, девочка маленькая (если маленькая) не потому, что играет с куклами, а потому, что не ходит ещё в школу. Пошла - сразу получает статус "большой". А большие чем отличаются от маленьких? Не величиной, первого сентября девочка не намного выросла со вчерашнего дня. А самостоятельностью, вернее, степенью оной, потому как до полной самостоятельности далеко ещё. Что-то она должна решать в своей жизни из того, что за неё, маленькую, решали дотоле взрослые.
  Конечно, взрослые не решали в явном виде, играть ли ей в куклы - они просто дочке эти куклы покупали, дарили. Зато потом стали говорить, что нечего, мол, в них играть, ты ведь уже большая. Но ведь большая - это та, которая сама решает, что ей делать. В том числе - играть или не играть в куклы. Почему бы и не сыграть, коли хочется? Что тут такого? Зачем нас, кукольниц-привычниц, загоняют в подполье?
  А, между прочим, во всяких статьях и книгах взрослые говорят, что, играя с куклами, девочка учится нянчиться с будущими своими детьми. Но если так, почему же нас с ними, куклами, разлучают на добрый десяток лет раньше, чем мы можем этих детей завести? Вот ежели взрослого чему-нибудь обучить и бросить, много он через десять лет вспомнит? А от нас чего тогда ждут?
  Ну, я не защитница игр в куклы до самого десятого класса, и тем более - до свадьбы. Мало того, я не в восторге от тех девчонок, что и в семь лет сюсюкают со своими "воспитанницами" так же, как и в три, начиная только играть. Нет, игра в куклы должна взрослеть вместе с играющей, большая девочка и играть должна "по-большому", перенося на кукольное общество всё то, что узнала об обществе взрослых, с его сложными чувствами и взаимоотношениями.
  Немножечко стать драматургом, если хотите.
  И готовиться к жизни во взрослом обществе, среди знакомых и подруг. Пофантазировать, что куклы подросли вместе с тобой, больше не нуждаются в твоём пеленании и уходе, а самостоятельно стали жить. Ты на них как бы сбоку смотришь и в жизнь их "взрослую" почти не вмешиваешься.
  Ещё интереснее ситуация с Детским парком. Туда ходят и взрослые, в основном, водя за ручку или даже катая в коляске детей. Но и отдельно гуляющих видела, пенсионеров и около того. Ведь зовётся парк "детским" из-за игр и аттракционов для младшего возраста, а дорожки, аллеи и скамейки - те вневозрастные. Да и глупо пенсионеру, да даже и человеку средних лет, бояться, что его примут за считающего себя ребёнком и пришедшего сюда именно поэтому.
  Не то с детьми. До какого-то возраста ходим с мамой за ручку (как в коляске ездила, не помню, конечно), потом прибегаешь сама. А вот ещё более потом начинается нечто странное. Ты уже достаточно большая, чтобы приходить в качестве ребёнка, но ещё недостаточно взрослая, чтобы приходить как взрослая. Не доросла до Детского парка, смешно! Кто поверит, что и школьницы могут любить просто гулять по аллеям? Нет, иди в обычный, то есть "взрослый" парк, а в "детский" явишься, когда повзрослеешь и станешь родительницей.
  Па-ра-докс!
  Хорошо тем, у кого есть младшие братишки или сестрёнки, в "тени" которых можно держаться, играя роль взрослой. В карусель ты садишься не потому, что тебе самой хочется покататься, а чтобы быть рядом с несмышлёнышем или несмышлёнышью... А если никого младше у тебя нет?
  И я решила так. Главное - не попадаться на глаза знакомым, которые точно знают, сколько тебе лет. Тогда можно и одеться "покороче", и во всём другом изображать девочку-невеличку, которая пока что из парка детского "не выросла". И смотреть, смотреть вокруг. Есть такие пышечки и высоковочки, а на поверку - молоденькие ещё, что тебе совсем с ними рядом не взросло, если над кем и будут смеяться, так над ними, а не над тобой.
  А что? В кино есть случаи, когда девочек-начинающих подростков играли взрослые актрисы, иногда даже замужние. А мне-то всего ничего, год-другой надо сбросить. Вот когда в рост пойду, тогда тяжелее будет. А пока ничего.
  Итак, я приняла решение расстаться с атрибутами детства только тогда, когда они мне самой надоедят сами. Пока же продолжать. В куклы играть не на виду у родителей, а когда их нет дома, благо мама ничего не выбрасывала, а просто сложила весь "кукольный детсад" в мою старую детскую коляску, стоящую в прихожей вместе с другими ненужными вещами.
  Интересно, коляска моложе меня (на год примерно, я даже дату выпуска проверяла), а уже старая... Старушка моя.
  Впрочем, в отношении к куклам произошла у меня перемена. Раньше, до школы, я смогла воображать себя кем угодно, хоть взрослой, и считать их при этом своими детьми. Благо взрослых разговоров мне было с ними не вести, а только о том, что понятно малым детям.
  Теперь же я не могу не говорить с ними о своих школьных делах. Но мамы в школах не учатся! По крайней мере, в младших и средних классах. Пришлось поэтому всех моих куколок произвести в братья-сёстры, то бишь младшие сестрёнки-братишки, а самой "помолодеть" с взрослой матери до старшей сестры-школьницы.
  Ещё один парадокс вышел. Как видите.
  Зато теперь я никого не играю, а участвую в игре сама собой, камео по-взрослому называется, и не должна притворяться взрослой. И как-то больше естественности стало. Рассказываю "братишкам-сестрёнкам" о школьных своих делах и пугаю их школой: вот погодите, сами пойдёте когда...
  А когда иду в Детский парк, то даже и помолодеть приходится. Есть у меня детское платьице в крапинку, с воротничком с овальными краями, застёгивающееся сзади и очень короткое. Чуточку маловато уже, но материя слегка тянется (от стирок?) и я в него влезаю ещё. Научилась застёгиваться, заводя руки назад. Раньше-то это делала мама, и я в парке выгляжу именно как застёгнутая мамиными заботливыми руками.
  Навык пригодится, скоро мне уже и лифчики сзади застёгивать-расстёгивать.
  С грудью проблем никаких, у меня пока лишь соски не мальчишеские, лифчика и под "большие" платья не ношу. Но есть некоторая неувязочка с низом. В школе я приучена ни в коем разе не давать трусикам выглянуть даже ненароком. Знаете, наша первая учительница провела с нами, первоклассницами, на этот счёт специальную беседу и даже показала, как приседать (а не нагибаться, когда подол задирается), сгибать колени и вообще вести себя в разных ситуациях так, чтобы всё было шито-крыто. А не как у маленьких, дошкольных девочек, которые с удовольствием бегали бы на людях и без юбочек, дай им волю.
  То есть у нас вчерашних.
  В парке же надо именно как у малышек. Платьице и само по себе куцее, но и мне надо вести себя так, словно я ничуть не беспокоюсь о выглядываниях трусиков, непременно беленьких. По-моему, это и есть главное отличие между маленькими и большими девочками, и оно ярко видно со стороны.
  Поминутно напоминать себе, что ты не должна стыдиться - это не дело. Я слышала детским своих ухом о системе Станиславского, когда вживаются в роль, а не просто играют, но мне это вряд ли подходит. Вживаться в роль маленькой девочки, получающей удовольствие от игр, мне не нужно - само происходит. А вживаться в роль малышки, не обращающей внимание на то, как сверкают её трусики, я просто не смогу. Не профессиональная же актриса. И не взрослая женщина, которая, как говорит иногда папа, является прирождённой актрисой сама по себе. Для своих нужд.
  Значит, надо вправду чуять себя защищённой снизу, чтоб не беспокоило. Но как? И я подумала о купальнике, который подарила мне мама при поступлении в школу. Он ведь белого цвета.
  Предполагалось, что в школе нас сразу начнут обучать плаванию, отсюда и подарок. Но нет, что-то не сложилось и в бассейн нас не водили пока. Зато разрешили на гимнастике заниматься в плавательных купальниках, а не гимнастических. Дети ведь быстро растут, то и дело им одёжку меняй. Вот ежели преуспеет кто и её выставят на соревнование какое, вот тогда родителям придётся раскошелиться на "леотард". А пока и так сойдёт.
  Позже я поняла, что подарок имел смысл не вполне прагматический. Им меня произвели в "большие" девочки-школьницы. Хотя нет, произвела-то школа, а купальник стал приятным дополнением, символом даже. Он ведь цельный, сплошной, как у девушек и женщин с... ну, с грудью настоящей. Покрывает всё туловище.
  Нет, в каких-то случаях и раньше мама могла счесть, что в одних трусиках нехорошо, и напялить на меня маечку. Но ведь видно же, что трусики сами по себе и маечку к ним можно добавить, а можно и нет. Купальник же именно цельный, и всем видно, что ты всегда, закрывая живот (а его, понятное дело, на людях закрывают всегда), закрываешь вместе с тем и грудь. То есть ты ставишь её на одну доску с промежностью. Независимо от того, есть что сверху закрывать или это ещё только будет. Но будет обязательно и, помечтаю уж, скоро.
  Хорошо, пусть грудь пока плоская. Но верх ведь нужен не только для неё. Слитный купальник гораздо труднее снять, чем просто трусики, а порвать и вообще не удастся. То есть промежность в нём защищена гораздо лучше, надёжнее. А то ведь среди нас, невеликих ещё девочек, ходят страшные слухи о зловредных мальчишках, которые подбираются к девочкам на пляже или где они ещё раздетые, усыпляют бдительность, иногда даже провоцируют. Например, не верят, что ты можешь сделать "берёзку". Ты, возмутившись, её делаешь, вытягиваешься, как дура, вверх. И с тебя внезапно сдёргивают трусы. Даже когда просто спустят, на людном пляже нехорошо, а "берёзка" ведь позволяет снять совсем - и врассыпную. Не догонишь. Или с твоими трусами - в речку. А ты плавать не умеешь ещё. Что тогда?
  С цельным купальником такой фокус-покус не выйдет, на помощь хотя бы позвать всегда успеешь. Наконец, у него, купальника, покрой взрослый и модный. Ну, не то чтобы модный, а профессиональный. Сколько раз видела по телику, как спортсменки высшего класса прыгают в воду, восхищалась их фигурами, купальниками, ну, знаете, с крестом на спине которые. Привыкла считать их чем-то престижным.
  А тут сама такой в подарок получаешь. Ура!
  Может, пододеть его в парк? Пусть имитирует белые девчоночьи трусики. А я буду чувствовать себя в нём как в верхней одежде, защищённой. Представляю себе, что я словно художественная гимнастка в юбочке, она ведь у них не для покрытия, а для красоты.
  Правда, раньше я купальников под одежду не пододевала. Просто потому, что их, таких, у меня не было. Были купальные трусы с широким на вид пояском. Даже двое: одни с пояском на пряжке, у вторых с пояска свешивалась полоска, словно юбочка ну очень коротенькая. И о возможности пододеть я подумала, вспомнив, как однажды на улице подслушивала.
  Не подумайте чего плохого. Просто постепенно догнала двух девушек, идущих неторопливым шагом. Может, знаете, бывают такие случаи, когда ты не настолько быстро идёшь, чтобы имело смысл с ходу обгонять. Потом, может, что-то изменится, они остановятся или свернут куда, но пока лучше сбросить шаг и просто идти позади.
  Так порой даже лучше выходит. Спрашиваешь себя, куда раньше, дурёха, бежала? Не догадалась помедленнее гулять, жизнью наслаждаться?
  А когда идёшь позади, невольно слышишь ведь разговор. А когда слышишь нечто тебе интересное, то невольно продолжаешь идти позади, хотя могла бы и обогнать. Тем более, на тебя, маленькую такую, и внимания-то не обращают.
  А иди за ними молодой человек, непременно оглянулись бы.
  Так вот, девушки шли на пляж и разговаривали об этом. Одна, та, что пониже, со светлыми волосами до плеч, была одета в майку цвета морской волны и зелёные бриджи. Майка плотно обтягивала тело, и я заметила, что на спине, там, где обычно выступает планка лифчика, даёт о себе знать косой крест - признак пододетого купальника. Вторая же, повыше и черноволосая с короткой стрижкой, носила белое гипюровое платье до колен, из-под которого просвечивало чёрное бельё, задняя полоска лифчика и треугольник трусов.
  Я бы, может, и не поняла, бикини это или просто бельё, если бы о том не шёл разговор. Блондинка говорила, что на пляжах не всегда хватает кабинок, или же ненадёжные они, поэтому она предпочитает купальник пододевать. Но эти кабинные биотуалеты такие тесные, что с цельным купальником в них не управишься. Поэтому как подружка думает, можно ли пописать на плаву, когда вокруг тебя плещутся люди?
  Брюнетка ответила, что она никогда не пододевает купальники, даже раздельные. Это её принцип. Да в белье и приятнее ходить, особенно летом, в жару. На то оно и бельё. Если проглянет, то это гораздо интереснее на взгляд, чем признаки купальника или боди исподу. Игривее.
  Тут они слегка оглянулись, но меня не заметили. Вернее, не придали никакого значения.
  А как же переодеваться? Ну, кабинка какая-никакая найдётся всегда. А если ненадёжная? Я просто не обращаю на это внимания. Раз девушка зашла в кабинку и закрыла за собой дверку, значит, она не хочет грузить окружающих видом своего переодевания. Чётко обозначила желание. И если кто-то решит подглядеть за ней в рассохшиеся щели, то это целиком и полностью на его совести. То есть её не порочит ничуть. Тем более что у неё нет ничего такого, чего было бы не увидать на фотках в Интернете или у других женщин.
  Оказывается, на острове Мумба-Юмба есть такой обычай. Там женщины ходят в набедренных повязках и гологрудыми, но купаются исключительно в бикини - европейцы приучили. Мол, морская вода ест интимные места, да и дельфины подглядывают.
  Так вот, когда туземка хочет переодеться, она находит свободное место на пляже, издаёт специальный клич и пальцем ноги чертит вокруг себя на песке круг. И все обязаны отвернуться. А когда закончит, издаёт другой клич и стирает круг. Всё, можно смотреть. Женская грудь в бикини европейско-телесного цвета, даже без сосков, выглядит аппетитнее, чем босая коричневая, солнцем калёная и младенцами многими сосанная, формы не идеальной и содержания не полного.
  Девушки рассмеялись. Потом блондинка сказала, что хоть она и переодевает купальник из стыдливости, но ищет в этом положительные моменты. Так, идёшь иногда по улице и чуешь, как ладно на тебе сидит купальничек, а порой и просто хорошо подобранное бельё. Где не надо, не ощущается почти, а где желательно подтянуть, поджать, подпружинить - всё это делает. Идеально сидит, в общем, идти приятнее.
  Брюнетка спрашивает: а верхняя одежда как чуется? Подружка: вот та не всегда на высоте. Иной раз жмёт, иной - болтается. Не подобрана, одним словом. Или, может, она хорошая, когда просторное бельё даёт тебе расплыться свиньёй и заполнить одежду, но когда оно тебя подтянуло, подладило, то одежда волей-неволей становится чересчур просторной. Дискомфорт чувствуется.
  Брюнетка: ну, либо подбирай одёжду под уже подобранное бельё, либо своди её к минимуму. Но дискомфорт зачем же ощущать? Критических дней нам, девушкам, и без того хватает, чтоб жизнь сплошным мёдом не казалась, так пусть одежда будет лучшей нам подругой.
  Припомнила я этот разговор и взъяснилось мне, что купальник можно пододевать, не переодеваясь на пляже. Не мешкая, надела его и поверх - платьице, застегнулась, огладилась, походила по дому - вроде ничего. Не удержалась от соблазна повскидывать ноги повыше. Потом кое-что вспомнила и подошла к зеркалу. Повертелась, взяла маленькое зеркальце, чтобы вкупе с большим поглядеть на себя со спины. Наконец, завела руки назад и пощупала. Так и есть, крестовые лямки купальника проступают сквозь материю платья, совсем немного, но если приглядеться, заметно. Отпадает купальник.
  Вам, наверное, непонятно, почему такая безделица губит весь замысел. Это ж не проступающий лифчик, до которого так жадны ребячьи глаза. Девочки в школе рассказывали, что в пятом-шестом классах проходу нет, пялятся мальчишки им в спины, порой наглеют до провода пальцем и нащупывания. По переду-то нельзя пока что сказать, нужно однокласснице особое верхнее бельё или нет, вот и изучают "зады". Как Митрофанушка, только тот у книги.
  Но заметно пододетый купальник сигналит о том, что девочка вознамерилась целомудренно искупаться. Благо есть где, в парке был свой пруд по кличке "Озеро", чистый, ухоженный, красивый. Из-за него в парк многие и приходили.
  Только вот купаться в том пруду было категорически заказано. Одиноко приходящим детям - всегда и накрепко. Когда я была совсем маленькой и помню то время с трудом, ещё разрешали лазить в воду тем, кто пришёл с родителями, купившими на входе специальный купальный билет. Они за всё и отвечали.
  Мама, помню, говорит:
  - Вот подрастёшь, дочка, и мы тебя в воду пустим.
  А когда подросла наконец, запретили и родительским детям. То ли утонул кто-то, то ли, утопая, устроил крик на весь парк, хотя и не утоп до конца. Исчезла касса по продаже купальных билетов - и спросить некого. Зато появились запрещающие плакаты. Обидно.
  Впрочем, купание всё равно продолжалось - назло запретам. Но и служители парка не дремали. Они просто собирали оставляемую на берегу мальчишечью одежду и потом не хотели отдавать. Мол, если купание запрещено, то лежащая на берегу одежда является просто мусором, который им должно убирать.
  Не понимаю логики. Раз, увидев горку одежды и поняв, что её снял купающийся, ты не бросаешься за ним в воду, а только забираешь одежду, значит, уверен, что мальчик не утонет, а в конце концов придёт к тебе на поклон. Но если уверен в плавучести, зачем запрещать купаться? Лучше верните будку и берите деньги.
  А вот с девчачьей одёжкой так просто не поступишь. Хоть и нарушает, а изволь учитывать девичью стыдливость. За оставленным просто наблюдали издали, и к начавшей одеваться подходили с суровым видом. Мокрая материя купальника выдавала с головой.
  Девочки, впрочем, были не лыком шиты и быстро научились делать "искусственный офсайд". Одеваясь, смотрели вниз и лишь позыркивали глазками по сторонам. Заметив идущего к ним работника парка, плавно отворачивались от него и столь же незаметно переходили на раздёв. Сняв верх, а кто посмелее - трусики, якобы внезапно поворачивались к как бы случайно подходящему мужчине и поднимали визг, как в женской бане. Парковник бежал, а девочки быстро одевались и смывались.
  Поэтому за ними следили заблаговременно, особенно за приходящими без родителей. Во многие аттракционы вход с непустыми руками запрещен, поэтому пляжные сумки выглядят подозрительно, их "пасут". И ещё служители парка наметали глаз на пододетые купальники. На моих глазах пару раз подходили к той или иной девочке, заговаривали о купальнике и уводили в дирекцию. Там, наверное, тётки сидят и обыскивают... то есть вытаскивают купальники на свет божий. Ясно дело, зачем пододела, усугубив жару и утратив возможность быстро ходить в туалет.
  И оборониться сложно. Летом ведь носят всё тонкое и оголяющих бретелек лифчика не стесняются, так что купальник не скроешь. А кто в полностью охватывающем верх, та в жару одним этим уже подозрительна.
  Вот почему от пододёва белого купальника мне пришлось отказаться. Остаются обычные белые трусы. Но я уже не та, что была до школы, когда не заморачивалась, выглядывает там у меня или сидит тихо. Теперь я точно знаю и не могу перестать думать, что выглядыши неприличны. Какие же трусы лучше пододеть?
  Впервые задумалась над этим вопросом. Что надеть сверху - это да, об этом думала, это решала в воскресные дни, когда не скована школьной формой. А вот бельё... Оно же не видно, чего о нём думать?
  А если становится видным? Тогда оно, выходит, на правах верхней одежды и о нём надо думать. Впрочем, не столько, как выгляжу, сколько в чём буду чувствовать себя увереннее всего.
  Припоминаю один случай большой уверенности. Я сидела на скамейке в парке и пила газированную воду, а рядом маялась девочка чуть помладше меня. Ну, дала ей отхлебнуть из своего стакана - так у неё чуть не слёзы из глаз. Чего печалишься, малышка? Она пальцем показывает и мычит.
  На другой стороне окружности, по которой расставлены скамейки, сидит мальчик моего возраста и с аппетитом ест мороженое. Но, главное, в другой руке держит ещё порцию и та у него мало-помалу оплывает. А первую он не спешит скушивать. Я сразу поняла, что он не жадина, а просто ждёт кого-то, друга или девочку. Боится, что если быстро съест своё, то не удержится от соблазна, я его понимаю. А моей соседке ну очень хочется этого самого мороженого...
  Денег на мороженое у меня с собой не было.
  - Пойди попроси у него, - посоветовала я Полечке (так звали ту девочку). - Всё равно ведь пропадёт.
  - Не даст, - вздохнула она. - Мальчишки, они никогда просто так ничего не дают.
  Что же делать? Дать взамен ему нечего... а может, просто обмануть?
  - Пойдём, - сказала я решительно.
  Мы подошли снова к тележке с газировкой. Я дала Полечке допить свой стакан, а сама взяла новый. Кинула взгляд - "мороженщику" мы не видны. От тележки отошли, чтоб тётка наш секрет не слышала.
  - Попроси у него мороженое, - прошептала я, - и пообещай сказать, что покажешь, где девочки писают. А то в здешних туалетах неудобно, грязно, юбку запросто запачкать.
  Поля подняла на меня удивленные глаза:
  - А есть такое место?
  - Пойдём покажу, - и показала ей один закуток между кустов, всё ещё не трогая стакан.
  - И здесь вправду писают?
  - Когда он придёт - будут.
  - Кто же?
  - Я.
  Спокойно так сказала. Почему-то чувствовала себя уверенно в платьице и трусиках, плюс сандалии и резника на волосах. Иногда и в зимней одежде так себя не чувствую. А почему непонятно.
  Полечка испугалась:
  - Как - ты? Сама, по своей воле?
  - А так. Мы же не предательницы с тобой настоящее место выдавать, девчонок безвинных закладывать. Соберусь пописать понарошку, а ты крикни кукушкой, когда получишь мороженое и отойдёшь вбок. И уходи себе дальше, а мороженое ешь, ешь, ешь... Поняла? Ну, иди, скажись у него будто случайно. И делай вид, что мы незнакомы.
  Я вернулась на своё место, стала медленно пить газировку и ёрзать попкой по скамейке, показывая, как сильно приспичивает мне по-маленькому. Потом, допив, поозиралась украдкой по сторонам и пошла в "туалет".
  Мой замысел удался. Я слышала шорох подкрадывающихся шагов, повернулась к ним спиной. Теперь надо потянуть время. Не снять ли платье навовсе? Нет, он поймёт, что дело нечисто, даже если раньше за девочками не подглядывал. Тогда подольше повожусь, подворачивая его вверх и закрепляя на удобном рубеже. Словно лифчик из него делаю, удобней чтоб было трусики спускать.
  Сквозь зубы бормочу:
  - Ой, как мне хочется, ой, как мне неможется, ой, не подошёл бы кто...
  Вдруг слышу отчётливое: "Ку-ку!"
  Начинаю елозить большими пальцами под резинкой трусов, за каждое движение спуская их на пальчик, притворяюсь, что туго очень слезают. Чую, как уверенность убывает, вот-вот станет срамно. Ушки на макушке, вылавливаю малейший шум, который позволил бы мне насторожиться, оглянуться и засечь подглядывание.
  Вдруг сзади раздаётся треск кустов, вроде идёт ко мне кто. Застываю, лихорадочно соображая: неужели рискнул? Что со мной сделает? Может, бежать?
  Но мне уже начинает хотеться в туалет по-настоящему. Как говорится, аппетит приходит во время еды. Настроила себя, теперь надо "затыкать".
  Протянувшиеся сзади руки резко спускают с меня "неподатливые" трусы. Замечаю длинные накрашенные ногти, и укол страха отступает. Мне просто помогли по-женски. Владелица рук, взрослая уже девушка, встаёт сбоку и... делает то же самое, что теперь остаётся сделать и мне.
  Заканчиваю раньше и с небольшим страхом думаю, что её "объём" ни в коем разе в меня не вместится, разорвёт пузырь, изнасилует. Расти мне да расти до такого "ливня".
  Из непонятного чувства женской солидарности подождала и трусы потянула вверх одновременно.
  Соседка смотрит на меня и улыбается:
  - Ты не терпи, - говорит, - а то с живота трусы не спустишь. Или похуже чего.
  - Тётя, - лепечу я, - тут подсматривают. Я не решалась спустить трусы.
  - А я думала - своей очереди ждут, - улыбка, возня с одеждой. - Да убежал он, убежал уже наш соглядатай. Меня увидел и драпанул. Такие они, мальчишки. За мной в твои года тоже пытались подсматривать. Так я на тыльной стороне ладони железный кружок носила с резинкой за пальцы.
  - Кастет? Или заслоняться?
  - Заслониться? О нет! Почуяв, что за мной, льющей, подглядывают, я напрягала изо всей мочи живот, разгоняла струю и подставляла под неё этот кружок. Угол падения равен углу отражения, плюс гравитация, плюс точное прицеливание, фр-р-р! - и все глазастые уже мокрые и вонючие. Главное, не ожидали от женской дырочки такого. Мы с девчонками потом соревнования устраивали, кто дальше так струю пустит, отражая, кто целиком чучело обольёт. Кстати, руку надо твёрдую иметь, всё не так просто. Ну, пока, подружка! С лёгким пузом!
  Полечку я не стала искать, чтобы "глазик" нас вместе не видел. Надеюсь, она меня правильно поняла.
  Как видите, хорошие трусы закупоривают девичий живот вернее, создают чувство защищенности, пока их ниже "ватерлинии" не спустишь.
  Теперь надо сообразить, какие трусы из имеющихся у меня хорошие, а какие - так себе, сугубо исподние.
  Я начала примерять весь запас напропалую, но не как сидят на теле, а как я себя в тех или иных чувствую, ощущаю, как я сама в них "сижу". Пыталась расслабиться, закрывала глаза и безвольно стояла, чуть расставив ноги...
  И вот натягиваю я очередные трусики на расслабленные по возможности ягодицы и живот, поясок упруго охватывает талию. И вдруг - "хоп", что-то у меня само собой напряглось, непроизвольно совершенно.
  Это тот напряг низа живота, который я намеренно совершала всякий раз, когда начиналось хотеться по-маленькому. Взрослые называют эту мышцу сфинктером, стискивателем. Я и думала, что всегда этот напряг делается произвольно, вроде как пальцы сжать в кулачок. А, поди ж ты, тут меня замкнуло как чужой какой рукой. И вроде как двойная надёжность ощущается, "двойные трусы".
  Почему же так произошло? Почему в других трусах не так?
  Стала разбираться, я же школьница уже, в конце концов, думать должна уметь уже. Или, может, тут не думать надо, а вспоминать?
  Я поднатужилась и вспомнила!
  Напрягаться было отчего - произошло это событие на границе между младенческой бессознанкой и детским началом осознания себя. Я тогда и слов-то никаких не знала ещё, только что-то чувствовала. И описывать эти чувства придётся словами, которым я научилась гораздо позже. Забавно.
  Или, как сказал бы папа - парадокс!
  Так вот, я привыкла, что меня всё время погружают низом во что-то мягкое, покрывающее весь животик и все ягодички. И это мягкое настолько дружелюбно, что я могу не сдерживать мочевой пузырь, пусть там себе сочится, каплет или даже струится, но я всё равно остаюсь сухой - или почти сухой. Не требующей переодёва, перепеленывания.
  Вы уже догадались, что речь идёт о памперсах.
  И вот однажды меня, чую, переодевают в них же. Во всяком случае, ощущение полного покрытия попки точно такое же. Не чую подвоха, знаю, что всё можно.
  А у меня, в той скучной, бессловесной младенческой жизни, появилось одно развлечение, связанное с зарождающейся волей. Я поняла, что могу стискивать сфинктер, копить в пузыре мочу, а потом столь же произвольно расслаблять его и прислушиваться к глухому журчанию, ощущать краткий мог влажность, даже мокрости, прежде чем сухой гель не впитает младенческую шалость...
  А вы этим в те годы не баловались?
  В общем, не чуя подвоха, я расслабилась и пустила струю (то, чего не успела, когда меня начали переодевать). Но на этот раз всё оказалось по-другому. Быстро помокрел животик, влага всё не уходила, копилась и вот уже что-то противно течёт по ножкам... Я визжу, ничего не понимаю.
  Меня берут, стаскивают мокрое и по невытертой попке шлёпают ладонью, что-то приговаривая. Языка не знаю ещё, запомнить не могу, только недовольную интонацию. Остаётся догадываться, домысливать:
  - Ах ты, дрянная девчонка какая, а уже большая! Так описить трусы! А ведь я тебя на прогулку хотела взять, платьице вот это красивое надеть. А ты вон так! Шлёп! Шлёп! Вот тебе! Не делай так больше! Поняла? Не делай!
  И у меня с тех пор появился рефлекс: когда на меня надевают что-то, целиком закрывающее попку, до границы с бёдрами, меня словно затыкает невидимая рука. Однажды у меня чуть не лопнул из-за этого пузырь, но я не хочу печальное припоминать.
  Позже я познакомилась (вернее, меня познакомили) с другими видами трусиков, и низкосидящими, и закрывающими три четверти, а то и половину всего ягодиц, с идущими "по взгорьям" кромками, даже стринги детские довелось носить. Но я уже никуда не писалась, меня не шлёпали, соответственно, и затыкания рефлекторного не происходило. Просто удерживала мочу в себе, и всё. Спустив трусики, могла сразу же пустить струю.
  А вот "полнопопные" спустишь - и трудись, расслабляй, размыкай сфинктер, сразу-то не пописаешь.
  Поняв сейчас это, я и подумала:
  - Ну, словно затычка для ванны, и всё само собой. Интересно, а какой у этой "ванны" объём?
  И, надев трусы и почуяв, что снизу словно подвернулось что-то и закрыло выход, я стала невозбранно пить и чуять, как наполняется пузырь и как "затычка" держит влагу, не заставляя пока напрягаться. Потом, если перетерпеть, припрёт по-настоящему, и напрягаться уже придётся своей волей, чтоб сдержаться.
  Иногда, кстати, борьба с собой доставляет удовольствие. Главное - не переборщить, а то и боли будет вдоволь, и щёлочку потом с трудом разомкнёшь, а то и описаться можешь внезапно, потерять контроль над собой. А когда выберешь подходящий момент и разрядишься - тут тебя охватывает неописуемое облегчение, вполне искупающее все тяготы подготовки.
  Решено - пододеваю именно такие трусы, дающие двойную защиту. Надо только не механически натягивать, а прислушиваться к себе и отмечать, как тебя замыкает. И попытаться сохранить это чувство вплоть до снятия трусов.
  Аппетит приходит во время еды. Я вспомнила ещё один способ "помолодеть".
  В том возрасте, когда девочки любят всё красивое и за таковое, безусловно, почитают блестящее, они (или их мамы) обматывают себе голени полосами блестящей фольги, а поверх надевают прозрачные гольфы или белёсые колготки - по погоде. Между собой мы, тогдашние малышки, называли это "портянками". "Мотать портянки" было целым искусством. Кое-чьи голени покрывали целые "косы" из узких лент, зацепляющихся друг за дружку с перегибом, образующие ромбы, квадраты или даже овалы и шестиугольники. Заплести дочке голяшки стоило мамам не меньше трудов, чем длинную косу.
  А на скамейках в одной аллее всегда сидели девочки-мастерицы, всегда готовые "намотать портянки" на любую обратившуюся. И делали это за один поцелуй, правда, с обниманием. А возились-то, возились! Чудачки, брали бы по мороженому хотя бы. За каждую ногу.
  "Портяночки" не только молодят, они косвенно подтверждают, что девочка не собирается лезть в воду, уничтожая такую красоту. То, что мне и надо.
  Ладно, вот я и экипировалась. Теперь ещё согнать учёность с лица... ну, не учёность, а грамотность пока, способность думать и задумываться, и вот уже перед вами - сущая дошкольница, хотя и несколько крупноватая.
  Обо всём, что меня привлекало в Детском парке, поведать не успею, расскажу лишь о карусели. Мне она нравилась гораздо больше других, натыканных по детским уголкам "взрослых" парков. Крутили нас, во-первых, быстрее, во-вторых, дольше. Здесь не было нужды подлаживаться под малую выносливость взрослых к кружению, сел со своим ребёнком - терпи, будь на его уровне!
  Мне эта щедрость в кручении-кружении напоминала чем-то большие порции продаваемого там же пломбира, гораздо крупнее, чем где-либо в городе. Щедрость к детям - вот как я это понимала. Удивительно ли, что меня тянуло к месту проявления этой щедрости?
  В то время я не задумывалась над тем, что и стоит эта порция больше гораздо, самой-то платить не приходилось, на всём готовом жила.
  Сиденья в карусели были трёх сортов: двухместные коляски для малых совсем детей с родителями, мотоциклы для мальчиков и лошадки для всех самостоятельных. Настоящих лошадей я ещё не видела, и мне казалось, что у карусельных лошадок всё "настоящее" - и стремена, и кожаные поводья, и седло, и даже на ощупь они почти как живые.
  Интересный момент: как и у мотоциклов, у лошадок имелось овальное ветровое стекло - ветер при энергичном кручении подымался неслабый, запросто могло "выдуть" или даже запорошить глаза, развеять косички, потянуть клипсы, обветрить лицо... И был ещё ремень дополнительной фиксации - вокруг пояса и под брюхо лошади. Но так пристёгивались лишь начинающие самостоятельные крутки и не уверенные ещё в том, что не закружится голова.
  Когда я сама была начинающей, то пристёгивать себя не позволяла, а просто наматывала поводья вокруг запястий с небольшим перехлёстом - это надо показать, описывать долго. И если под конец кручения начинала "плыть" голова и руки разжимались, не зная, за что хвататься, то вот эта-то обвивка и удерживала меня в седле, не давая свалиться ни вбок, ни назад. А начни я хвататься руками за воздух - что вышло бы?
  Но очень скоро я привыкла, сильное головокружение под конец скачек прошло и осталось лишь лёгкое, приятное, как говорят взрослые - тонизирующее.
  И я, глупая, решила, что если провертеться ещё раз, то и лучше мне станет вдвое. Просила маму, но та всякий раз отвечала:
  - Хорошего понемножку!
  Даже не соглашалась на такой вариант, чтоб, придя в парк, покрутиться, потом поаттракционить без поворотов, а перед уходом, когда пройдёт приятное головокружение, ещё раз на карусель. Иной раз вздыхала:
  - Дороговато. Денег в обрез.
  Но я подозревала, что дело не в деньгах.
  Надо ли объяснять, что я сделала, первый раз попав в парк без родителей, но с деньгами кое-какими? Когда поняла, что не только на пару, но и на тройку каруселей мне хватит. Мама же забыла меня предупредить.
  А может, и специально промолчала, чтоб не подслащивать запретный плод.
  Но об этом я расскажу чуть позже, а пока объясню, почему мне карусельные лошадки так дороги, а в особенности одна из них. Каурая которая.
  Я её полюбила с первого взгляда - то есть с первого седа. Седлишко, прямо почти как настоящее, в него садишься трусиками, а подольчик раскидываешь по лошадиной спине, словно это и её тоже платье, хоть и короткое, на манер попоны-мини.
  А стремена? Тоже ведь почти как настоящие, к тому же висят и тем доверяют твоему умению держать равновесие. Чуть повзрослев, я недовольно относилась ко всему и вся, что для малышей фиксировалось, к тем же неподвижным стременам или педалям карусельных мотоциклов, на которых ездили мальчишки. За тебя всё решили, держи ноги тихо и не рыпайся.
  "Большая" же девочка должна сама знать, когда держать ноги спокойно, а когда ещё как, и ей подсовывать готовое на все времена решение - попросту умалять. В прямом смысле этого слова.
  И на ощупь моя лошадка очень приятная, и морда у неё добродушная. Я даже так скажу: она стала моей "внешней" куклой. За неё не надо препираться с мамой, прятать и всё такое. В парк ведь и взрослые ходят, а пришла - катайся. Ведь аттракционов специально для младшеклассников, "больших" то есть детей, нет. Во всяком случае, нигде про это не написано.
  А читать тогда я ещё только училась.
  Придя в парк, я сразу шла к каруселям, словно в свою собственную конюшню. Платя за билет (когда сама стала это делать), воображала, что плачу оклад конюхам, ухаживающим за моей лошадью. И всё такое.
  А с течением времени мне моя лошадка стала ещё милее. Не просто из-за привыкания, нет. Сейчас расскажу, почему.
  Когда я была маленькой, мне казалось, что все мою малость подчёркивают. Слова "ты же ведь ещё маленькая" звучали гораздо чаще, чем мне хотелось, объясняя постоянные "нельзя". Лучше бы уж звучали пореже, сопровождая всякие "можно". "Поскольку ты у нас маленькая, то тебе полагается" - ну ясно, то, что на "больших" уже не хватает. Наверное, многие дети со мной согласятся.
  И поэтому я пристально следила за своим взрослением. То есть хотела бы следить. Но сегодня я чуяла себя столь же маленькой (или, как хотелось думать, большой), что и вчера, и завтра не обещало иных ощущений. Неужели я так никогда и не вырасту? Но ведь дети же растут и вырастают, это всем известно. Надо было что-то придумать.
  Не догадалась сравнивать по размерам новокупленную одежду и ту, из которой я выросла. Только потом, уже в школе, познакомилась с одной девчонкой. Она с ранних лет следила за тем, чтобы родители не выбрасывали старую её одежонку. Самолично складывала её в прорезиненный мешок - типа туристского. Ну, который можно перевязать и там, и сям, чтобы вещи, если их мало, не болтались. Так вот, она рассказывала, что считала себя настолько же "большой", насколько пузат был тючок с той одеждой, из которой она выросла. Очень наглядно.
  Это был её "багаж лет".
  Ну, а мне родители предложили отмечать периодически мой рост. Сперва я вставала спиной к стойке, на которой держалась раковина в ванной (её называли чужим словом "пьедестал"), и мама обмылком проводила поверх головы. Я отходила, поворачивалась и любовалась на "подросток" свой. Позже, когда упёрлась макушкой в раковину, "чертовщину" перенесли на дверной косяк. Стали косячить и накосячивать. Жаль только, что перед гостями всё стирали - квартира чистенькой должна быть.
  Но всё-таки хотелось не только видеть свой рост "снаружи", но и ощущать его "изнутри". И тут мне на помощь пришёл, как в сказке, Конёк-Горбунок.
  Я уже говорила, что лошадки, как и мотоциклики, были снабжены ветровыми стёклами, чтоб глаза не засорило и в уши не надуло. И действительно, за стеклом царило безветрие. Помню, в прошлый раз, ещё когда мама провождала меня в путь, стоя на вращающемся круге, а потом с него соскакивая, я зажмурила глаза, но, ничего не чуя, широко их открыла. Нет, ничего. Хотя мчимся прилично, раскрутились уже.
  Свист ветра я слышала, его не могли заглушить ни поскрипывание всего и вся, ни песня мотора. Катаемся "с ветерком", а где же сам ветерок? И когда серёдка карусели закрывала от меня соскочившую маму (а меня - от неё), я стала вставать на внешнее стремя и клониться в ту же сторону, высовываясь из-за ветрового стекла.
  Мама бы мне не позволила. Я даже представила её голос:
  - Куда?! Слетишь, вывалишься, разобьёшься! Сядь смирно. И сиди!
  "Вывалишься" - это она о люльке, до сих пор не может осознать, что я уже большая и сижу в СЕДЛЕ.
  Ну вот, несколько раз я так повысовывалась, а потом мне что-то порошнуло в глаза. Да неожиданно! Мигнуть не успела. Не вцепись я отчаянно в поводья, потянись рукой размазывать по лицу слёзы - непременно быть бы беде. Но я мужественно терпела, насилуя себя, плакала (давила слёзы) и моргала, моргала, шмыгала носом - всё без рук. На втором витке приноровилась поднимать то один, то другой локоть и проводить лицом по руке.
  После такого урока я уже не высовывалась.
  Так вот, с каких-то пор я заметила, что верхний ветерок, переваливающий через ветровое стекло, стал опускаться и трепать меня по макушке. Или гладить. Знаете, когда косички туго заплетены, рядки волос обнажают кожу головы, вроде как многочисленные проборы, и ветерок чуется - не то что когда по распущенным волосам.
  Очень любезно с его стороны, поглаживания я люблю, но почему же он стал снижаться? Я ломала головёнку, пока вдруг не поняла: да это же я сама подросла! Ветерок как свистел сверху, так и свистит там, а моя макушка в него всовывается.
  С тех пор катание на карусели стало сладостно мне вдвойне. Я отмечала, как расту, как вхожу в мир, где веют ветерки, в том числе и запорашивающие порой глаза - а это ведь взрослый мир! Надо входить в него потихоньку, но верно.
  Вот уже весь волосистый верх головы обвевается, вот уже по верхней полоске лба поползло. Всякий раз, садясь в седло, я знала - меньше прошлого не будет, и была надежда на ощутимо большее.
  Однажды я до карусели побывала в комнате смеха, с мамой, и насмеялась там до головокружения, до падения в надёжные мамины руки. Ну, и она сказала, может, не надо сегодня на карусель? Но я очень хотела. Даже готова была истерику закатить, если запретят. Но не понадобилось.
  Мама говорит: выпей газировки, и тогда решишь, стоит ли тебе каруселить. Потом я поняла: она думала, что, может, меня вырвет, и я сама откажусь. Но я уже тогда хотела немножко в туалет, растрясла перед кривыми зеркалами животик и поняла мамин совет по-другому. Газировка, дополнительное хотение в туалет - это как нагрузка к карусели, плата за наслаждение. Или так: если разнюнюсь и сразу побегу в туалет, то сама пойму, что на лошади скакать недостойна сегодня.
  Или питьё газировки могло просто означать время, в течение которого я могла размышлять.
  После первого же глотка меня замутило, но я проявила мужество и допила до конца. Потом боролась с желудочными спазмами, твердя себе, что нельзя изменять любимой лошадке, она меня ждёт. Прямо сглатывать приходилось изо рта, что туда пёрло снизу и лезло.
  Наконец желудочная лажа ухнула куда-то вниз, и мне стало легче. Настолько легче, что я на сдачу взяла ещё один стаканчик, без сиропа, чтобы уж точно доказать маме, что карусель "заслужила".
  Ура! Мама позволила.
  Села, раскрутилась, только стала вчувствоваться в овевание лба - тут-то меня и прихватило.
  Главное, не сойдёшь. А покричать - значит, опозориться перед всей каруселью, перед всеми на ней детьми малыми, да что там - перед всем парком. Однажды я видела, как снимали с карусели описавшегося от страха малыша. Ой, только не это!
  Ноги свести нельзя. Раньше я, коли доводилось терпеть, всегда скрещивала ноги, это помогало. А сейчас я в седле, ноги разведены. Набок, по-женски, не пересядешь, тем более, на ходу. А изнутри так и напирает, так и прёт...
  Так худо мне, пожалуй, ещё не было.
  Напрягаясь и так, и эдак, я стала привставать на стременах, чтобы хоть немножко свести ноги. Качалась ужасно. И всё моё лицо стало попадать в струю ветра поверх ветрового стекла. Учёная, я стала закрывать глаза, но у меня начало перехватывать дыхание. Поток воздуха не давался вдохнуть его, ещё и остатки из лёгких норовил вытянуть. Чтоб отдышаться, приходилось сесть, но тут за меня брался пузырь мочевой.
  Я просто вынуждена было то вставать, то садиться, меня словно невидимая рука толкала то туда, то сюда. И вдруг, совершенно неожиданно, мне это стало даже нравиться, прорезалось что-то эдакое сквозь боль и страх. И не только прорезалось, но и стало расти на глазах, а я словно это чувство вставаниями-седами накачивала.
  Под конец меня всю пробрало, по телу пробежала дрожь. Я каким-то животным чутьём ощутила, что если постою на стременах подольше и позадыхаюсь, то меня ждёт взрыв удивительно приятного чувства, но после этого я непременно описаюсь. Не смогу удержаться.
  И, почуяв, я проявила волю, ну прямо как большая девочка. Села в седло и стала качаться вперёд-назад, изо всех сил стараясь сдержаться. Отказалась от продолжения. Как же долго останавливается эта карусель!
  Соскочив, дёрнула в туалет без разговоров. С мамой.
  А там мне пришлось некоторое время посидеть, расслабляясь. А то прямо распирает живот, а пописать не могу. Настолько запечатало пузырь моё яркое представление о том, как будет стыдно, если...
  И после излива ощущение боли, ломоты в пузыре не прошло. Но пора было уже выходить к маме, а то она забеспокоиться, чего это дочка пропала. Не провалилась ли куда.
  Без пятна на трусиках, не обошлось, конечно.
  Потом у меня была мысль повторить, пододев памперсы. Но как это проделать при маме? Как объяснить? Памперсы - это принадлежность ну очень маленьких девочек, а я ведь уже большая. И потом, меня не оставляло чувство, что я была на грани прикосновения к чему-то запретному.
  У взрослых есть ведь какие-то дела, куда они не допускают детей. Запрещают то и сё. Самое на виду - это поздно ложиться спать. И фильмы "Детям до шестнадцати не..."
  Всё то, что я пережила, было очень чуждо детской жизни. Детей учат не терпеть, а сразу идти в туалет, не задерживать дыхание, а то задохнёшься. Нет, я не думала, что взрослые поступают иначе, им-то описаться на людях ещё позорнее, чем ребёнку. Но всё-таки то, что никак не вписывается в детскую жизнь, должно принадлежать жизни взрослой. Ведь третьего не дано.
  А во взрослую жизнь соваться запрещено. Выругают, если попробуешь. Правда, я заглянула туда как бы с чёрного хода. Мало того, строго следуя маминым предписаниям: выпить газировки и только после этого кататься на карусели.
  Но всё же я чувствовала, что пережитым ни с кем, даже с мамой, делиться не стоит. Попадёт ещё пуще, чем за реально подмоченные трусики. "Ты же ведь у нас ещё маленькая..."
  Остаётся привставать на стременах и подставлять ветру лицо, не желая в туалет. Или... или крутиться подольше, авось долгота заменит терпёж. Но мама не разрешала мне крутиться на карусели больше одного раза.
  Но вот я пришла в Детский парк без неё... Возвращаюсь к событиям того дня.
  Я покрутилась раз, понукивая лошадь. Сошла с туманом в голове и сразу же хотела повторить. Но какие-то крохи благоразумия у меня остались, и я осознала, что если голова у меня будет кружиться вдвое сильнее, то вовсе необязательно её хозяйке будет вдвое лучше... Но чем чёрт не шутит, может и будет. Как узнать-то?
  Я заколебалась.
  И вдруг вспомнила способ, который применяла мама. Например, покружилась она со мной до дурноты, и я, свежая и счастливая, тяну её ещё в комнату смеха. Она сомневается, будет ли ей от этого хорошо - и не будет ли плохо, ещё хуже. Тогда идёт к тележке с газированной водой и выпивает один, а когда и два стакана подряд. Ждёт, прислушиваясь к себе.
  Если всё в животе устаканилось, освежило - что ж, можно и ещё повеселиться (а под конец в туалет не забыть сходить). Но вот мамино лицо хмурится, тело дёргается, платье на животе волнуется, складками пошло - а будь живот по молодёжной моде приоткрыт, то видела бы я, как он ходуном ходит. Горло сглатывает, мама между глотками говорит:
  - Нет, дочка, хватит с меня. Иди одна.
  А порой так худо ей, что не говорит, а только машет рукой и бежит к ближайшим кустам, на ходу булькая горлом и сдерживая жижу уже на рубеже зубов и губ.
  Вот мамин способ я и применила. Выпила стакан, поприслушивалась к себе. Непонятно... Выпила для верности второй, ощутила лёгкую тошноту, ещё допивая. И вроде как тошнота эта потихонечку выходит из меня вместе с пузырьками газа. Порыгиваю, а вот рыгнула по-настоящему - а во рту лишь сладковатый вкус сиропа, без обычной желудочной кислоты. Легко проглотила обратно. Нет, вроде всё путём. Можно и ещё покрутиться. Причём сделать это, не откладывая, а то два выпитых стакана скоро меня в туалет за обе руки потащат, я себя с этой стороны хорошо уже знаю.
  На "свою" лошадку я вскочила почти на ходу.
  Хватило и круга, чтобы я поняла, что поспешила. Выпитая вода словно тяжелее стала у меня в желудке, невыветрившийся газ стал жечь злее. Желудок короткое время терпел, потом стал бунтовать. Тошнота не стала мучить меня долгим нарастанием, а безо всяких церемоний перешла в рвоту.
  Мерзкий спазм - и рот полон. Сплюнуть некуда, я некоторое время отчаянно сдерживалась, сглатывала обратно, но вдруг почуяла, что у меня из носу течёт уже. И дышать становится труднее. А ещё угроза - что платье залью, а вода-то с сиропом! Для девочки это ой как значимо, высохнет просто или пятнами пойдёт.
  Придётся рвоту выпускать вон. Как-то сам по себе получился способ сделать это так, чтоб не потекло и не замочило. Я не просто открыла рот и позволила желудку выворачиваться наизнанку. Нет, я сперва сдерживалась, сколько могла (а могла очень коротко), затем, почуяв, что сейчас пойдёт непреодолимый толчок, помогала ему, напрягаясь до вставания на стремена, поворачивала голову в сторону, распахивала рот и с силой выплёвывала всё, что поднялось уже сюда, помогая плевку сжатием желудка. Большие водяные пузыри так и улетали куда-то назад...
  Мне было худо, не до того, чтобы осознать, что глухие звуки "шлёп!", "шлёп!" откуда-то сзади как-то связаны с тем, что я вытворяю. И лишь плюнув последний раз, проводила "летуна" взглядом и поняла, что... ну, что не зря лошадки тоже (как и "мотоциклы") снабжены ветровыми стёклами.
  Но этот взгляд назад с поворотом на седле меня доконал. Голова мгновенно закружилась, я машинально намотала поводья на запястья и наклонилась вперёд, чтоб не опрокинуться назад. И оканчивала путешествие, схватившись за лошадиную холку, а потом и обняв аж лошадиную шею руками.
  Когда карусель, наконец, остановилась, беды мои не закончились. Я с трудом слезла с лошади, какой-то враждебной ставшей мне. Соседи сзади с удивлением осматривали заплёванное ветровое стекло. Надо бы поскорее уйти, но... голова идёт кругом и ноги не держат. Вот-вот упаду... Да, но соберутся люди, заохают, а эти вот скажут со злом:
  - Пускай лежит носом в пыль, она нас всех оплевала!
  Нет, домой, с глаз, глаз долой!
  К счастью, совсем рядом рос плотный ряд деревьев, окружающих небольшую поляну. Людей там обычно не было, потому что не было скамеек, забредали разве лишь сорвать случайно выросший цветок. Потом, там можно притвориться просто прилёгшей, по своей собственной воле, чтоб посмотреть на небо и побалдеть.
  Ноги донесли меня до поляны почти "на автомате", желудок вывернулся в последний раз и перегнул меня пополам, я рухнула на траву, и надо мной закружилось небо...
  Долго ли, коротко ли я оклёмывалась, но вот наступило время балдежа. Я лежала в прострации, наслаждаясь отсутствием мыслей, а только лишь отмечая: "Вот облако плывёт", "Вот ветерок лицо одул". И не имела ни малейшего желания подняться - да даже и рукой-ногой шевельнуть. Даже чтоб оправить задравшийся подол платьица, о котором и не думалось вовсе.
  Словно на пляже.
  Но вот в круг моего восприятия стало вплывать нечто, обращающее на себя внимание. Или же ко мне вернулась способность обращать на что-то внимание. Это были чьи-то слова, разговор двоих, парня и девушки, хохотки, хихоньки да хаханьки. Похоже, они были под теми самыми деревьями, я их не видела.
  Сперва всё было ладно, мне был слышен шорох одежды - обнимались? Лёгкие пошлёпывания-похлопывания, даже звуки поцелуев - в паузах разговоров. Я не стеснялась подслушивать, шевельнуться не могла ведь. По той же причине не могла и подглядывать - голова чугунная.
  И вдруг всё изменилось. Он рассказал какой-то анекдот, про холостяка по фамилии Деревенщин, который всё никак не мог жениться. Никому из его девушек не хотелось заиметь в паспорте фамилию Деревенщина. Она, девушка то есть, сочла, что он намекает на её сельских родичей... Слово за слово - и влюблённые вдруг разругались. Я машинально отметила: "Вот этого слова я пока не знаю", "И этого тоже", "Похоже, ругательные". Умеют браниться, черти!
  Вдруг мужской голос казал:
  - Ах так? Ну, ты ещё пожалеешь! - Прозвучало три хлопка в ладоши, и клич: - На мост!
  Девушка три раза топнула туфелькой и ответила:
  - С моста!
  И вот тут я не на шутку испугалась.
  Как ни мала я была, а знала всё же, что с моста в реку сигают самоубийцы. В том числе жертвы неразделённой любви, участники крупных ссор. Даже знала мост, пользующийся дурной славой. Неужели и эти туда же?
  Нет, что-то надо делать! Мирить рассорившихся влюблённых мне ни разу не приходилось ещё, но... Эх, а я по-прежнему не могу встать! Может, крикнуть что-нибудь? Но что? Какие слова слабым детским голосом остановят решившегося на отчаянный шаг человека?
  А может, они прыгнут вдвоём, держась за руки? Слышала о таких романтических случаях. Но это, вроде, когда пожениться не могут, а так друг с другом ладят.
  И тут я услышала шаги, направляющиеся ко мне. Мужской голос произнёс:
  - Вот кто нам поможет!
  И тотчас же в круг моего зрения вплыло девичье лицо - это девушка присела надо мной:
  - Девочка, ты нам поможешь? - а сама подол мне оправляет.
  Я глубоко вздохнула и вернула себе дар речи:
  - Конечно, помогу. Вы уже всё позабывали, взрослые! Надо взяться мизинцами и... - и я, не вставая ещё с травы, подробно рассказала, как мирятся дети.
  Девушка усмехнулась:
  - Нам это не подойдёт, у нас другой способ, свой. У тебя часы есть? Нет? На, возьми мои. - Отстегнула с руки и подала. Научила, как отсчитывать сорок секунд. А мне было лень сказать, что и так знаю, чай, не маленькая.
  - Теперь так: ты, конечно, слышала выражение "положить на обе лопатки". Собственно, ты сейчас на них и лежишь. Ну-ка, посмотри, как это выглядит со стороны.
  Она взяла меня не пойми за что и слегка, как показалось, потянула. Моё тело послушно легло на бок. Я и не сопротивлялась, но у меня создалось такое впечатление, что если бы и воспротивилась, то ничего из этого не получилось бы - эта тётенька умела переворачивать.
  Душа ушла в пятки - передо мной стоял человек без верха и даже без ступней. Не удержала ойканья и капельку в трусики, прежде чем поняла, что на траве стоят одни джинсы. А их владелец менее заметным силуэтом примостился сбоку, в одних плавках-обливках - успел, выходит, раздеться, пока его подруга со мной разговаривала. Неужели ж таки решил сигануть с моста? Логично, что это делается в плавках, но почему таких шикарных? Нет, чтобы надеть в последний путь что-нибудь попроще, потрусливее.
  Парень сразу же лёг на спину, стал приподниматься и опускаться, показывая (а подруга комментировала), как фиксируется положение "туше".
  - Поняла?
  - Хорошо, поняла. А зачем это?
  - А сейчас я его буду давить, негодного, - парень улыбнулся, - а ты посудишь, управлюсь ли я за сорок секунд.
  - Как - давить? - я аж приподнялась, словно давить должны были меня.
  Парень поднялся, подошёл ко мне и присел на корточки:
  - Я сам объясню, - сказал он решительно, - Ты пока раздевайся.
  И рассказал.
  Павел и Регина учились на разных факультетах, а познакомились в спортивной секции: он занимался классической и немножко вольной борьбой, она - женской и немножко женской экспериментальной. Знаете, что это такое? На купальниках спортсменок под грудью малюется "пояс", и вся борьба ведётся ниже этого пояса, включая, конечно, руки. Грудь, шея, голова "отдыхают". Зато и на "мост" не встанешь, а "туше" засчитывается ещё и касание ковра обеими грудями, для чего купальник носят раздельногрудый. Парни валом валят "поболеть".
  Говорят, так (или наподобие) боролись женщины в Древней Мидии, и припечатанная сосками к ковру становилась кормилицей ребёнка победительницы, а лёгшая на лопатки - рабыней мужа возобладавшей. Теперь, конечно, всё гораздо гуманнее.
  Ну, Регина и Павел подружились, но иногда ссорились. Может, это у борцов в характер въедается, ведь перед схваткой надо вообразить, что ты насмерть поссорился с противником. А в повседневной жизни это аукается, даже если общаешься с хорошенькой девушкой.
  Им поначалу и в голову не приходило, что для разрешения споров можно бороться, ведь в равной борьбе у женщин шансов почти никаких, разве что хитростью какой возьмёт. Но вот однажды они шли, разговаривали о спорте, и вдруг разговор зашёл о заведомо проигранных ситуациях, попадать в которые - гиблое дело. Скажем, "двойной нельсон" или тот же "мост". Опытный спортсмен быстро дожимает вставшего на "мост", хоть шею и не труди, не ломай себе позвонки. Зная и контролируя все возможности вывернуться, на то и опыт. А с запрокинутой головой ты соперника не видишь, соответственно, и пути защиты выбираешь лишь "на ощупь". Видящий же всё и держащий тебя имеет громадное преимущество.
  - А у нас дожимов нет, - сказала Регина, - Мы просто садимся на грудь поверженной и ждём, когда она сдастся сама. Знаешь, - улыбнулась, - один раз я пять минут так сидела, она всё собирала силы, пыталась встать на мост и меня скинуть. Я, словно на родео, "в седле" удерживалась. А то ещё ногами пыталась меня зацепить, тут только успевай вперёд наклоняться и уклоняться. Пяткой стукнет хотя бы - мало не покажется. Но додавила-таки я её, похлопала та по полу, как миленькая. Только вот потом воняет после всей этой возни. Нам не разрешают душиться-дезодорантиться. Ужас!
  - Да, - согласился Павел, - дожимать рукой, лёжа рядом, а второй рукой удерживая - это сила нужна. Меня ты так не додавишь.
  - А спорим!
  Они попробовали, и ничего у неё не получилось. Он с лёгкостью использовал якобы удерживаемую ею руку для сопротивления, опоры на пол.
  - Не шебути рукой, я тебя припечатаю!
  - Ишь, чего захотела! Сама сдавайся, время прошло.
  Но девушка всё пыталась жать, и тогда парень вывернулся и саму её за плечи перевернул спиной на ковёр:
  - Вот так-то!
  Но Регину "заело". Ведь Павел не раз показывал ей броски, на которые так скупа женская борьба. Всякий раз он крепко захватывал её и "вёл", не отпуская, до укладки на ковёр. Клал во всём смысле этого слова.
  Но ведь, когда по-настоящему, то не так. При настоящем броске сперва тужишься, дёргаешь и направляешь, а потом только следишь, чтоб полетевший за тебя не уцепился, а если всё же успел, то отцепляешься и готовишься кинуться на будуще-лежащего. Когда же летишь, то думаешь (если только мелькающие мысли можно так назвать) о том, как за что-нибудь уцепиться, а если не удалось, то как собраться, поджаться и не удариться, так что костей не соберёшь. А поскольку мгновенное касание лопатками ковра не засчитывается, то и на "мост" можно вставать после удара об пол, в рамках, так сказать, "собирания костей".
  И выходит, что о положении рук, чтобы можно было опираться, сопротивляться, не давать себя крепко ухватить, брошенный думает в последнюю очередь. И руки могут лечь очень и очень неудачно. Другое дело, что атакующий может не успеть этим воспользоваться. Но ведь в дружеской возне можно перепробовать разные варианты, не спеша и подыскивая тот, когда физически более слабая девушка получает над парнем преимущество. Или хотя бы уравнивает шансы.
  И такое положение они нашли, я своими глазами увидела. Дальняя рука лежащего заводится под себя, ладонь появляется с другой стороны, и дожимающая получает возможность её тянуть. Ближняя рука бедолаги захватывается подмышкой, и у атакующей остаётся ещё рука, чтобы обнять за грудную клетку и давать, помогая себе весом тела.
  Сперва Павел заспорил, мол, это фактически болевой приём, а таковые в греко-римлянке запрещены. Но Регина быстро доказала ему, что боль возникает из-за его собственного напряга, а если он не будет рыпаться, то и "бо-бо" не будет - только поражение. Так что это не настоящий болевой приём, а так, "самострел".
  Опытным путём выяснили, что больше сорока секунд наш борец выдерживает, лишь если очень хочет не поддаваться, а если не очень - то выдёргивает завёрнутую назад руку. И от этого больше выигрывает атакующая. Освободившейся рукой она тут же поддаёт ему под затылок, разгибая шею, напрягши вторую давящую руку, вкладывает в неё вес тела, а то и локоть распрямляет, давя вытянутой рукой. И выигрывает.
  Тем более что лежащий уже изнурён сопротивлением. Он просто не успевает опереться на выдернутую руку - а она ещё и ноет, между прочим.
  Вот парочка и решила использовать всё это для разрешения споров.
  Вот повздорили они и чувствуют, что если сейчас не остановятся, то продолжат до полного разрыва. Ну, если повод пустяшный, всё просто: рот затыкается поцелуем, долгим елико возможно, и теряются мысли, что ещё хотела обидного сказать.
  А если предмет важный? Тогда Павел соображает, что бы поставить на кон, и восклицает:
  - На мост!
  Словно "к барьеру" звучит, правда? А значит: я ставлю на кон все свои силы и докажу это, продержавшись те самые сорок секунд, вот увидишь!
  Регина принимает вызов:
  - С моста!
  Почти как "от винта". То есть, мол, я тебя как миленького ссажу с этого "моста", пожалеешь ты на это расходовать силы, да и есть ли они у тебя сейчас? Или один гонор?
  Но пара этих восклицаний одновременно означает, что проигравшая безусловно признает правоту в споре победившего. Такова ставка на кон - ва-банк.
  Для схватки им нужен судья, следящий за временем и фиксирующий "туше" - даже вот такая маленькая девочка, как я. А ещё - уединённое место, где можно было бы раздеться, а то одежда мешает, и порвать её запросто при такой высокой ставке. Да чужие глаза и без раздёва ни к чему, дело-то междусобойное, интимное почти что...
  Когда этих условий не было, приходилось схватку откладывать - и до неё переставать говорить о предмете раздора. Тяжко для молодых да горячих. Но вот тут, в Детском парке, им повезло: и место уединённое нашлось, и судья готовенькая прямо рядом лежала-отдыхала.
  Конечно, всё это Павел объяснил мне в общих чертах, а я сама, описывая, дополнила, додумала.
  Тем временем девушка разделась, и я поразилась различию. Если он был в полной плавочной готовности броситься в воду, то более боящегося оной белья на ней трудно было представить - и большего впечатления исподнего, выражаясь словами старинными. Высокие, по пояс, трусы покрывали тело полупрозрачной кисеёй, где можно, а чуть более плотная материя там, "где нельзя", ничего не гарантировала на случай намокания. Ещё откровеннее выглядел кружевной бюстгальтер с рюшами и прозрачными вставками. Неудивительно, что при таких формах Регина увлеклась альтернативной женской борьбой с неприкосновенностью бюста.
  Кстати, такое бельё давало отличное алиби на случай подозрения в покушении на купание - если только его хозяйка не привыкла купаться голышом...
  Я смотрела на неё и думала: неужели и я такой вот вырасту? Или у меня вырастет... Неужели и у меня будет вот столько же тела? О котором надо по-особому заботиться, облекать в объёмное кружевное бельё, тренировать, а попутно и наслаждаться его обладанием... Я даже заметила мелкие татуировки, подчёркивающие рельеф.
  Долго, впрочем, любоваться не пришлось. За деревьями слышались-послышивались голоса, сюда могли прийти. Павел оперативно улёгся на спину, и Регина присела на корточки справа от него, сказала:
  - Теперь следи за стрелкой, когда перейдёт через минуту, скажи: "Мост!", а через сорок секунд, как учила - "Всё!". В промежутке следи за его лопатками, коснутся газона, кричи: "Туше!" Ты всё поняла?
  - Всё вроде. А можно часы перевернуть?
  - Валяй. Как быстрее выйдет.
  С гордостью чувствуя, что от меня кое-что зависит, что я тут самая главная, я помешкала и важно скомандовала:
  - Мос-с-с-ст! - и чуть не "дала петуха", не сорвалась на визг.
  Павел мигом напрягся, выгнулся - и я с ужасом увидела его перевёрнутое и искажённое гримасой лицо с приоткрытым ртом, голова касалась земли почти у лба, в шее, кажется, что-то хрустнуло. Да, это настоящий акробатический "мостик", который я иногда пыталась сделать, да быстро валилась на спину. Воображала-воображала себя художественной гимнасткой в будущем, а силы воли даже начать не хватало.
  Зато сейчас я столкнулась с силищей волющи просто огромной.
  Её обладатель завёл левую, более слабую руку под себя - словно голову в пасть льву сунул. Регина быстро завладела и ею, и правой, протянутой вбок рукой, свою руку заняв лишь одну, а правую положила парню на грудь и даже слегка приобняла за бок.
  Начался дожим.
  Я потом поинтересовалась борьбой, книжки почитала, в Интернете пошарила - и мне стало ясно всё то, на что тогда я лишь дивилась.
  Классический борец должен быть очень сильным - чтоб совершать броски соперника, отрывая его от ковра. То есть его сила заведомо превышает его собственный вес, и надо только умело её прилагать. Собственно, поначалу борьба идёт за точку опоры, захват соперника под эту опору (или наоборот), и чтоб у тебя эти два условия совпали раньше, чем у него - а дальше уж дело техники.
  Но при дожиме "моста" атакующий может рассчитывать лишь на собственный вес - он же не может упереться пятками в потолок. И то этот вес надо ещё уметь задействовать, ведь садиться верхом или ложиться на "мостующего" запрещено, да его и не удержишь тогда. Стало быть, какая-то часть твоего тела будет опираться на ковёр и соответственно часть веса уйдёт на него, то есть вхолостую. Надо так напрячься, чтоб твоя дожимающая рука составила механическое целое, единое со всем телом, превратиться в балку, тогда хоть полвеса твоего тела в эту руку вложится. И жми!
  Но ведь и соперник постарается сцементироваться, стать механически целым, чтоб сила жима на грудь поровну распределилась между головой и ногами. Так что давить надо не просто так, а косо, к голове, чтоб к этому слабому месту пошла основная сила. А всем тем, что у тебя осталось после удержания соперника, постарайся его разогнуть, распрямить, оторвать в идеале голову от ковра, усиливая эффект весового жима.
  Тем более, Регине это проще, ведь Павел по уговору не будет пытаться высвободиться раньше сорока секунд. Отсчитываемых, как вы знаете, мною.
  А они идут, кстати, эти секунды? Надо бы посмотреть на часы. Но меня словно магнитом заворожило перевёрнутое лицо. С началом дожима его выражение настолько усугубилось, что мой испуг не проходил. Сперва побледнело, потом покраснело от натуги, послышался зубовный скрежет, потом парень вообще затаил дыхание, но вот слабо застонал сквозь зубы. Громко нельзя, услышат. Самообладание всё-таки.
  Я на четвереньках отползла вбок. Так, кстати, мне и лопатки лучше видно. Покачивающиеся вверх-вниз, но всё время приближающиеся к траве.
  А Регина всё жала и жала, безжалостно. Похоже, она умела отсчитывать время про себя и беспокоилась, что не успеет. И в последние десять секунд применила приём, выказав удивительную растяжку.
  Стоя на левом колене, вытянула правую ногу далеко-далеко - "полушпагат". Упёрлась ступнёй в лодыжку Павла, мешая ему переступать. Удерживая его правую руку под мышкой, повела подогнутую левую своей левой влево, и выкручивая, и стараясь ею, как рычагом, поддеть голову хозяина и распрямить его шею. А правую руку продвинула дальше, чуть согнула в локте и этим локтем стала давить.
  Это было уже на грани болевого приёма. Бедняга смертельно побледнел, на лице выступили крупные капли пота. Он чуть просел, уступая, затем вскинулся опять. Но это был порыв отчаяния. Попытался левой ногой сбить ногу девушки с правой, чтоб переступать. Но промахнулся и чуть не потерял равновесие. Лопатки прошли в сантиметре от травы. Вот "стоит" из последних сил, отчаянно сдерживая стон, а его же собственная рука, ведомая чужой волей, давит на голову и разгибает, разгибает шею...
  Мне тоже пришлось бороться - с искушением раньше закончить эту пытку. Последние секунды тянулись ну очень уж долго, стрелка словно застревала. Но я сжала зубы и подавила в себе жалость к представителю противоположного пола. Зато появилась неприязнь к безжалостной представительнице своего.
  Эх, лучше бы она на него верхом села!
  Когда секундная стрелка показала на 39-ю черту, я в последний раз зыркнула на Павловы лопатки, рассмотрела щёлку между ними и травой, услышала пуканье - чей-то кишечник не выдержал напряга, сдулся... Вернула глаза на часы и радостно провозгласила:
  - Всё!
  Регина отпустила Павловы руки и в отчаянии положила обе свои на его грудь, попыталась давнуть напоследок. Но спортсмен уже был свободен от обета не сопротивляться. Он мигом вывернулся, и не успела я глазом моргнуть, как он уже делал девушке "двойной нельсон" (узнала название этой пытки позже, из Интернета).
  Приём давался ему с трудом, левая рука плохо работала, шея закаменела, дыхание сбито. Дело шло медленно, но именно такое неспешное перекувыркивание с даванием порыпаться полнее возмещало "кошке мышкины слёзки".
  Кстати, голова, прижатая подбородком к груди, защищала бюст от прижатия к земле. Может, этот приём, не приветствующийся в мужской классической борьбе, будет востребован в женской альтернативной?
  Непонятно от чего, но у Регины расстегнулся лифчик, а перекувыркиваясь, она сбила ногой стоящие джинсы. Парень тут же уселся ей под грудью, распял руки по траве, а она стала пытаться подтянуть ноги и зацепить его ими.
  Мне было интересно, чем всё кончится, но неожиданно я почувствовала чей-то взгляд. Оглянулась. Между деревьями стоял и смотрел на меня служитель парка в униформе, похожей на полицейскую. Такие как раз и гоняли купальщиков и купальщиц. У меня душа аж в пятки рухнула. Ей хорошо, есть куда прятаться. А мне?
  Впрочем, я переоценила себя: служитель смотрел вовсе не на меня, разве что провёл взгляд транзитом. И сказал какое-то непонятное слово, каким-то ругательным тоном. Мне бы он попенял чем-нибудь детски-понятным.
  Я вдруг почувствовала себя соучастницей. Соучастницы бывают в нехороших делах. А ведь не виновата, по сути-то. Но поди докажи. И если б в чём детском замешана была, а то ведь непонятно в чём. Накажут, так уж накажут. Как ну очень большую девочку.
  Взвизгнула, заодно предупреждая доверившихся мне людей, вскочила и бросилась прочь. Благо, была одета и головокружение прошло совсем.
  И только выбежав из ворот парка и пробежав сколько-то по улице, переходя на обычный шаг, ощутила, что в руке у меня что-то зажато. Часы. Той самой девушки, Регины, часики. По которым я сорок секунд отсчитывала.
  Что делать? Вернуться? Но меня в момент заметут. Убегая, я вроде бы слышала за спиной милицейский свисток. Там, наверное, сейчас куча народу. Окружили полуголых, стыдят, разбираются. Протолкнусь отдавать часы - засекут, задержат, станут расспрашивать-допрашивать. И любое моё слово обратят против доверившихся мне людей. Которым сейчас не до часов.
  Поколебавшись, решила побежать домой и переодеться, изменить, елико смогу, внешность, а потом уж пробраться обратно в парк и посмотреть, что можно сделать.
  Всё это заняло у меня больше времени, чем я рассчитывала. Надо было избежать маминых глаз, как объяснить, зачем дочка спешно переоблачается во "взрослое", распускает косички, на глазах становится "большой" и опять убегает? Часы, конечно, не показывать.
  В общем, когда я опять пришла к тому месту, там никого уже не было. По примятой траве поняла, что тут топталось много народу. Походила, понагибалась, нашла заколку для волос. Наверное, с Регины соскочила. Надеюсь, во время борьбы, а не задержания.
  Их, должно быть, увели - или сами убежали. Сегодня нет никаких шансов с ними встретиться. А обязательств-то прибавилось по возвращению, заколка то ли позолоченная, то ли просто золотая, да и камешки в ней какие-то подозрительные на драгоценность.
  Что же делать назавтра? Снова пришла в парк и стала обходить. Нет Регины и Павла. Конечно, после такого позора они сюда ни ногой. А что я о них знаю, кроме имён? Где учатся - пропустила мимо ушей, слова уж больно мудрёные были. В какой секции занимаются - тоже неясно. Она при институте, а институтов у нас в городе не один - и все до сентября закрыты. Да туда девочек маленьких и не пустят. Даже если они "большие".
  А ведь меня могут счесть воровкой! Правда, часы я унесла на почве трусости, но это не считается. Может, они меня смелой считали, хладнокровно в любой ситуации действующей. Попала я в ситуацию...
  Спрятала... э-э... имущество покрепче, решила, когда подрасту и читать-писать хотя бы научусь, заняться поисками. Да всё забывала. И только когда родители подарили мне первые наручные часики, вспомнила. Но что сейчас-то делать? Вот, решила описать всё произошедшее и выложить в Интернет. Знайте, Павел и особенно Регина, что я не умыкнула ваши часики, а просто поддалась страху. Заколку же просто нашла. Хотите - приходите и получите, хотите - позвоните и скажите, куда принести, но в любом случае простите. Я больше не буду. Да и вам не советую. Обнажаться в людном месте. Вернее - никому из взрослых.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"