|
|
||
Одна девочка учит другую играть в шахматы, сама не вполне умея. Дело совсем в другом... |
Однажды в перерыве хоккейного матча почему-то вместо обычной рекламы показали старый сюжет про венгра Ласло Полгара и трёх его дочерей-шахматисток - Софи, Жужу и Юдит. Успехов те достигли громадных, даже перечислять долго. "Вот бы мне хоть одну такую дочь", - подумал, верно, папа, и посмотрел на единственную и "не такую" свою дочку, то есть - на меня, склонившуюся над уроками. Почему бы ей и не поучиться играть в эти самые шахматы? А вдруг?..
И если бы только подумал! Мало ли о чём думается и забывается... Но в ближайшую свою поездку в райцентр мой честолюбивый родитель купил большую шахматную доску с фигурами и привёз мне. В чемодан не влезла, так он её к нему снаружи принайтовал - и так вся деревня увидела несвойственный для неё предмет.
Мало того - он ещё купил там книгу по шахматам, учебник, вернее, заказал, потому что в наличие в тот момент не было. Книгу прислали позже в бандероли, такой - в чёрно-белую клетку, почтальон через всю деревню пронёс торжественно. И все узнали, что в доме, куда он постучался, обитает юная и, весьма вероятно, гениальная шахматистка.
О том, что это был всего-навсего учебник, шахматная азбука для самых-самых начинающих, никто и не догадался.
Вскоре после этого я начала ощущать, как что-то в отношении ко мне в школе изменилось. Ребята и девчата уважительно стали интересоваться моим мнением по тому-иному вопросу, хотя о шахматах напрямую не заговаривали. Позже я узнала - чтоб не предложила кому сыграть. И продуть, и отказаться играть - всё достаточно позорно. Лучше уж и не пикать.
А мнение её (то есть моё) ценно - шахматистки, они на мно-ого ходов вперёд видят, просчитывают. И в жизни так, наверное.
Я и не подозревала, что меня считают шахматисткой - с доски только стирала пыль, а засунутая подальше и забытая книга и такого ухода не имела. Всё выяснилось, можно сказать, вскрылось, когда к нам в гости пришла мама Гаянэ. Это было в конце зимы или начале весны.
Да, надо сказать, кто это. О том, что в нашей школе, двумя классами младше меня, учится девушка с то ли армянским, то ли ещё какого роду-племени именем, я знала. Один раз мне даже её показали - когда шёл дразнёж "Гайкой" и ещё как-то по-обидному. Я удивилась. Во-первых, выглядела она совсем по-русски, во всяком случае, по-славянски, а во-вторых, смотрелась моей ровесницей, то бишь года на два старше своих лет - как я тогда считала. Известно, что армянки созревают много раньше нас, но видом таковую она ничуть не напоминала.
Метиска?
Среднего роста, полненькая, волосы тёмно-русые. Спокойная, даже замкнутая, на дразнёж она не откликалась, только смотрела немножко удивлённо. Мне даже жалко её стало. Но с младшими классами старшие мало общаются, и я позабыла
Это и шапошным знакомством не назовёшь.
И вот приходит её мама к моей. Что это мама Гаянэ, я узнала только, когда моя мама, оставив её на кухне пить чай, вышла ко мне в спальню:
- Ты знаешь Гаяну Високосову? - спросила она меня.
- Гаяну... Гаянэ?
- Ну, пусть Гаянэ. Знаешь? Она двумя классами позади тебя.
- Ну-у... знаю, кто это. Но лично незнакомы мы.
- Так вот, это её мама. Она пришла к нам с большой просьбой. Ты не могла бы научить её дочь играть в шахматы?
Это мне как снег на голову свалилось.
- В шахматы? - переспросила я оторопело.
- Ну да, в шахматы. Понимаешь, у девочки сложное психологическое положение, её в классе не любят, отторгают, порой до бойкота дело доходит. А подростковый возраст такой сложный... Гаяна увидела, как тебя все зауважали, когда ты шахматами занялась, и теперь хочет научиться играть. Может, поможет это ей. И тебе партнёрша не помешает, тем более, послабже, ученицей будет.
Это для меня была НОВОСТЬ! Меня считают состоявшейся шахматисткой! Выигрывая время, я занялась расспросами:
- Мам, почему подростковый возраст, она же на два года младше.
- Нет, доченька, она твоя ровесница.
- Значит, второгодница. Даже дважды. Сможет ли она, такая тупая, освоить шахматы? Это ведь игра сложная. - Ну да, раз я сама не научилась, значит, воистину непростая.
- Не второгодница она. Ты послушай, как дело было.
Родители несчастной девочки жили в одной национальной республике. К тому времени, как у них родилась дочь, русским там стало совсем неуютно. Им чуть ли не прямым текстом советовали назвать ребёнка местным именем и вообще ассимилироваться здесь, а не то убирайтесь "к себе, в Московию!" Быстро уехать не получилось, имущество связывало, и куда - непонятно, пришлось пойти на компромисс. В словарях было вычитано старославянское имя Гаяния, Гаяна, созвучное местному Гаянэ. За взятку в паспорте значилось русское (хоть и редкое) имя, а в быту комар носу не подточит, восточная сугубо девочка растёт.
Сама она, с какого-то возраста, знает, почему так хитро названа.
Увы, хитрость не помогла, обстановка в суверенной республике накалялась, и через несколько лет оттуда этой семье пришлось спешно уезжать, почти бежать. Поскитались по Российской Федерации, прежде чем осели в нашем селе, города-то оказались негостеприимными, оттого и дочка со школой запоздала. Бюрократы отказывались засчитывать неполный учебный год, и дважды пришлось "откатываться" назад. Стать вынужденной второгодницей.
Эти передряги на девочку, конечно, действовали. Здесь рассчитывали найти гостеприимную родину, а нашли чуть ли не мачеху. Ребята смеются, обзывают тупой чуркой. Ещё, к несчастью, по-русски Гаяна говорит с небольшим "колониальным" акцентом, всякие там просторечные словечки, "заместо", "училася" и подобные. Деревенщина - дразнили её. Как тут не замкнуться, не возненавидеть всех вокруг! Хорошо ещё, нервы крепкие, в истерику не срывалась, крепилась, но жить было плохо.
Родители ничем не могли помочь дочери, учителя же старались не замечать её проблем. Как бы хуже не стало от их вмешательства - успокаивали совесть они. И вот, наконец, появилась "шахматная" идея, помочь несчастной должна была я.
Чуть не прослезилась, слушая эмоциональный мамин рассказ шёпотом.
- Ну как, поможешь?
- Ой, мамочка, ну конечно! Только... ты уж отсрочь на недельку или, лучше, дней на десять. Учить - это не то, что самой играть, перестроиться надо.
На самом же деле, как вы поняли, мне надо было выучить, как ходят фигуры и пешки, ну, и ещё что-нибудь для начала, то есть дебюта. Мама ведь считала, что я уже опытная, вон, с папой всё время порываюсь сыграть, хотя тому всё некогда (я и выбирала такое время, чтобы некогда). Маленькая хитрость, чтобы не разочаровывать родичей, но теперь вот приходится расхлёбывать.
- Только вот что ещё, дочка. Тётя Галя говорит - я вам того за науку, я вам другого. Не будем давай брать. Если б август был, сентябрь, из сада чего, огорода, а то ведь весной у всех припасы к концу подходят, зачем же людей обирать? Постарайся уклоняться, и я тоже буду. Давай вот как: занимайтесь то у них, то у нас. Будут кормить - не отказывайся, а я потом Гаяну не хуже накормлю, когда к нам придёт.
- Какая же ты добрая у меня, мамочка! Чмок! Чмок! Чмок!
Дело сладилось. Сначала в Гаянин дом направилась я, чтоб "дебют" обучения прошёл в родных стенах, кои, как известно, помогают. Я впервые увидела "ученицу" вблизи, услышала её говор. Действительно, по телосложению она мне ровня, у обеих начинает вырисовываться бюст, особенно заметный, когда одежда облегает. В седьмом классе с таким бюстом нормально, в пятом же он неуместен ("неуклассен") и даже вызывающ. Кое-кого, может, и завидки берут. Неуютно ей в пятом классе. И неинтересно.
В тот, первый раз, родители Гаяны суетились вокруг нас, выказывая мне уважение и стремясь накормить. Ученица оставалась всё время замкнутой, чуть ли не "на вы" меня называла, как-то не получался контакт. Почти что лекцию я ей читала безответную.
Это при родителях - решила я. Хотят как лучше, а получается...
Второй урок назначила уже у себя дома. "Забыла" шахматную доску, чтоб Гаяна могла с ней под мышкой пройти по деревне. А мои родители... ну, папе некогда, это одна мама проявила тактичность и оставила нас двоих. Так лучше, девчонка с девчонкой лучше найдут общий язык без взрослых. Правильно, в общем-то.
На этот раз Гаяна называла меня "на ты", но как-то неуверенно, и вообще, обращалась как младшая к старшей. Всё-таки психологически она оставалась пятиклассницей ещё. Не только (и не столько) шахматам надо её учить, сколько подтягивать к настоящему возрасту, учить противостоять насмешкам и всё такое.
Я приняла на себя роль старшей сестры с планом постепенного сокращения разницы в психологическом возрасте. У неё ведь и подружек-то нет, ни в пятом классе, ни в седьмом. Я и представить себе не могу такое, чтоб не было подруг. Как тогда жить? А если вокруг ещё и враги...
С мамой мы пошли вот на какую хитрость. Дело происходило ранней весной, и когда Гаяна приходила, мама помогала ей раздеться, провожала в зало, усаживала и отправлялась в спальню звать меня, якобы занятую, дрыхнущую или ещё какую, не спешащую выбегать. А на самом деле говорила, в чём гостья, и я лихорадочно переодевалась как можно ближе к её одежде. Ну, чтоб ненавязчиво подчеркнуть равенство.
Особенно хорошо, когда ученица приходила в облегающей водолазке, я напяливала такую же, и всем было видно, что созреваем мы бюст в бюст, я не опережаю. Ну, и обтянутые попы равной пышности помогали нам перейти "на одну ногу".
Довольно быстро Гаяна "разморозилась", расстеснявилась и из ученицы превратилась прямо в подругу. Если б вы знали, сколько у неё накопилось невысказанного за годы изоляции! Мы механически передвигали фигуры, пешки, касаясь руками друг друга, и говорили, говорили, говорили... Не могли наговориться, особенно она.
Кстати, и речь её в разговорах этих начала выправляться, "колониальный" акцент исчезать. И в школе положение улучшилось. Не все и не сразу стали уважать её как шахматистку, но наша пятиклассница стала спокойнее, не нуждалась уже отчаянно в каких угодно словах, а при трудностях с уроками всегда могла обратиться ко мне. В школе мы на большой перемене встречались и вели "шахматные" разговоры, степенно прогуливаясь под руку. Если раньше она выглядела именно пятиклассницей с перезрелым телом, то сейчас под руку гуляли две семиклассницы. А то и восьми- - не все так быстро созревают.
Впрочем, дома, наедине, мы зачастую и шалили, и тогда уже я молодела, превращаясь в пятиклассницу и ниже. Девчонки же ещё.
К началу лета Гаяна оказала мне честь, разрешив называть её по-свойски Гайкой. Раньше её так дразнили, у неё рефлекс прямо-таки образовался на это слово, но вот так мы сблизились, что это слово в моих устах для неё ласково звучало. Как, собственно, и должен звучать уменьшительно-ласкательный вариант девичьего имени.
А иногда я её в шутку называла по-есенински, "Гаянэ ты моя, Гаянэ", получая в ответ шуточный шлепок по спине (или попе) и смущённую улыбку.
В пятом классе проходят историю Древнего мира, среди персонажей встречается Гай Юлий Цезарь, может, это как-то повлияло...
Учебный год закончился, но наши с ней занятия продолжались. То есть - регулярное подружеское общение. Чаще это она приходила ко мне, и я взяла с неё слово, что если она мне подруга, то пусть ничего от матери не принимает для передачи мне. А я буду заходить к ней, когда родителей нет дома, чтоб не пытались мне ничего всучить.
И вот однажды, получив "зелёный свет", я пришла домой к своей подруге. Был июнь, погода стояла тёплая, но купальный сезон ещё не открылся, вода холодновата. Маечка, юбочка, босоножки, резинка на волосы - обычный наряд девочки-подростка. По маминому настоянию - лифчик, хотя и без него не пропала бы.
Гаяну я застала весёлой - столь же радостной, как и когда закончился учебный год. Раскрыв настежь окна, мы сели и сыграли в темпе блица две (по-моему) партии.
Сильно потянуло гулять, но мы ещё с весны решили: допрежь её положение в классе не упрочится, из дома, придя, выходить не будем, пока гостье не придёт время уходить. Всякий, кому взбредёт в голову понаблюдать, должен видеть: девушки усидчиво занимаются шахматами, а не гуляют. Только так можно передать "шахматное уважение" от меня к ней.
Так вот, играли мы... А играли не совсем обычно. Сперва, как начали занятия, я не могла у неё выигрывать - потому что сама играла... никак. Только объясняла ходы и позиции, а сама усиленно штудировала учебник. Потом, когда поняла, что могу играть и выигрывать (Гаяна из-за не вполне прошедшей скованности часто допускала просмотры), уже не хотела её обижать, нарушать хрупкое ещё на тот день доверие. Ещё позже, когда "ученица" научилась и стала делать неожиданно сильные ходы, смотрю: и она моими промахами не пользуется, ходы в этих случаях делает дипломатичные.
Ведь если кто узнает, что она у меня выигрывает, процесс обучения могут на этом прекратить! Ей этого не хотелось, мне... ну, проигрывать вообще неприятно, а если при этом ещё и терять возможность хорошего общения... Свобода свободой, но если ты чувствуешь, что для кого-то являешься единственным светом в окошке, то не хочется переставать быть этим светом. Может, кто и скажет, что не вполне полноценное это общение, нет в нём истинной свободы выбора, но мы с Гайкой плевать на это хотели. Чувство нужности другому превыше абстрактной свободы.
В общем, по силе игры (если можно говорить о силе, сравнивать-то больше не с кем) мы сравнялись и стали играть не как мужчины (или мальчишки), то есть непременно на выигрыш, а как-то вежливо, куртуазно, церемонно даже. Ходы, которые мы делали, профессиональные шахматисты назвали бы, наверное, нейтральными или промежуточными. С той разницей, что после промежуточного всегда следует ход разгромный, а у нас "промежуточные" длились, пока не исчерпывались, и мы с сожалением делали тогда ход наступательный. По-моему, позиции у нас были богаче, чем у тех, кто играет кратчайшим ходом на выигрыш. И я жалела, что их не видит какой-нибудь шахматный композитор - там наверняка был материал для этюдов.
Наши фигуры как бы танцевали друг вокруг дружки. Иногда, беря, скажем пешку, мы забывались и говорили "Извини", а вместо короткого и энергичного "Шах!", звучало неуверенное: "Ой, а это ведь шах..."
Это даже трудно назвать "женскими" шахматами, там ведь профессионалки играют всё же на выигрыш, хоть и элегантнее, и загадочнее мужчин. Скорее, это были у нас "шахматные танцы" или "танцевальные шахматы", "подружьи шахматы", так сказать. Иногда я думала, что в той или иной позиции могла бы легко выиграть или хотя бы получить решающее преимущество, но не поддавалась соблазну, перебарывала себя и предоставляла победить дружбе.
Откровенно поддавочных ходов мы не делали. Ситуация напоминала ту, в которой двое приглашают друг друга пройти в дверь первой, и никто не кочевряжится, когда становится ясным, что пройти всё-таки придётся ей. Победа не доставляла особой радости, проигрыш - горечи, а истинной победой была ничья. Но только настоящая, без поддавков и "гроссмейстерских ничьих".
Главное, такой стиль сложился как-то сам собой. Описывать его долго, аж удивляешься, сколько всего возникло, утряслось между нами, подругами, за довольно короткое время - несколько месяцев ведь тренировались. Ещё хорошо было то, что не играли ни с кем со стороны, там бы пошла игра настоящая, на выигрыш, и наша девичья идиллия долго бы не продлилась.
А чтобы не скучать без выигрышей, мы решали задачи и этюды из учебника, пешками в кулаках разыгрывая, кому за кого играть-доигрывать. Здесь ни капельки не обидно продуть, обиднее, если подруга-"противница" не найдёт решения. Это всё равно как в войлочной одежде служебной собаке поддаваться.
Так вот, сыграли мы таким вот макаром два блица и поняли, что больше не хотим. Сидим, откинувшись на диван, квас из запотевших кружек потягиваем.
А надо сказать, что мы с Гайкой о телесном, о созревании нашем девичьем пока не говорили. Но иногда я ловила её взгляд, бросаемый на разные места моего тела, и узнавала в нём... свой любопытствующий взор, который тоже не всегда сдерживала. Не жгучее любопытство мальчишки, желающего узнать о девочке всё, а сдержанное любопытство девушки, ощущающей изменения в организме и проявляющей интерес, а как это происходит у подруг. Где ей увидеть-то? Перед физрой переодевается в компании пятиклассниц, для которых она чуть ли не тётя, это они на неё пялятся, вгоняя в краску, а она что, она такой, как они, давно была. Дома мама - уже зрелая, даже слегка увядшая женщина, а расспрашивать её о девичьих годах стеснительно, даже если подвернётся повод. Для старшеклассниц (кроме меня) "второгодница" просто не существует, это какой-то феномен, не заслуживающий нахождения рядом. Так что Гаяна варилась в собственном соку.
Да, рано или поздно и об этом болтовня бы у нас зашла. То ли срок дружбы нашей невелик ещё, то ли фигурно-пешечная куртуазность нас очаровывала, мешая говорить о грубом, то ли дома было как-то не так, всё же вокруг если не родители, то вся обстановка напоминает о них, об их запретах. Но - хотели. Скоро купальный сезон, начнём купаться вместе, там, глядишь, и напредставляется случаев потолковать "о теле". Спешить даже и не надо, мы ведь не мальчишки, чтоб оголтело проявлять жгучее любопытство...
И вдруг Гайка говорит:
- Кир, мне папка из города купальник новый привёз. Давай примерим!
Я обрадовалась. Вот этим как раз и стоит заняться.
- Давай!
Она полезла в шкаф и достала пластиковый пакет. Он сам по себе шикарный, с эмблемой и светящимися голографическими наклейками, так что сразу запахло чем-то особенным. А когда подружка стала доставать, вытягивать содержимое, лишь я завидела шёлковый блеск, узость лямочек, как всё этот резинит, прыгает в её руках - так у меня просто захватило дыхание. Эластичный какой! И "не нашенский". Интересно, из какого "города" ей его привезли? Из райцентра? Или бери выше - областного?
Наконец Гаяна выпростала купальничек и дала ему висеть, держа за ключичные лямки. Он так и задрыгался, как холодец, как лягушонок какой. Я разглядела. Оранжевый с белыми узорчиками, низ острый, наверное, острее паховых складок, промежность узкая. Верх переда похож на майку, а лямочки перечёркивают спину диагональным крестом. Вещь!
У обычных купальников, что я доселе носила, лямки идут вертикально и переваливают через ключицы, а спина почти вся открытая. Тут же косой крест. Купальник оказался профессионально-спортивным. Я видела, как в таких в воду прыгают - когда папа с его хоккеем неохотно уступал место перед теликом маме с её "женским спортом". Кто-то мне рассказывал, что раньше в них и на время плавали, пока не появились гидрокостюмы.
Диагональные бретели приглянулись мне и вот ещё почему. Дело в том, что мои грудёныши ещё не образовывали пары, а росли пока врозь. Раздельно их прикрывал "нулевой" лифчик, раздельно должна была облегать и одежда, но не всегда это получалось. Порой выпячивающиеся соски натягивали материю, образуя между собой небольшую пустую складку - жалкую пародию на единый бюст зрелых женщин. Главное, складка пустая и при движениях сминается, деформируется, местами и вовсе исчезает, а расправишь грудь - восстанавливается...
Нет уж, лучше облегать каждую грудку по отдельности, а раз между ними пока плоско, то пусть и материя идёт плоско. Иногда удавалось, я, например, водолазку изнутри подклеивала к коже скотчем, чтоб не было "пустой" гряды. И другую кое-какую одежду. Но это требует времени, точности движений, и весь день чувствуешь, что к груди что-то присобачено, а вечером отдирать присохшее... лучше уж без клейкого, а облеганием просто.
Диагональные лямочки купальника будут прижимать материю к грудкам с косым направлением прижима, мешая образованию горизонтальной "грядки" между сосками. А косые складки не опасны, да и при хорошей эластичности и правильном размере их и вовсе не будет. Так потом и оказалось.
- Нравится? - спросила Гайка, слегка потрясывая купальником.
- Ничего себе, - сдержала восхищение я. - Удружили предки. Я таких на нашей речке и не видела. Разве что у наезжих городских когда...
- Ну, давай тогда примерим. Бери, надевай.
- Тебе же купили, - сглотнула я слюну. Но не удержалась: - Так что примеряй первая. - В смысле: я - вторая.
- Мне купили два. - Гайка повесила оранжевый куп на мои ладошки (блин, сами навстречу потянулись!), а сама достала из того же шкафа ещё один, на этот раз светло-зелёный, но с тем же белым рисунком. - Какой тебе больше нравится? Который?
- Н-ну... - Я замешкалась. У зелёного лямки на спине шли не внахлёст, а сходились в центре на манер "паука", причём нижние, охватывающие по бокам, шли почти горизонтально, а верхние брали шею в узкие "ножницы". С одной стороны, это ещё круче, ну, профессиональнее выглядит, с другой - хватит ли косости у нижних лямок, чтоб не допустить межсосковой складки? Я колебалась.
- Бери оранжевый, это цвет активности, - посоветовала Гайка. - А я надену зелёненький, поспокойнее. Почти что лягушкой стану. А потом поменяться можем, - торопливо добавила она, опасаясь, что я не соглашусь.
- Ладно, давай так.
- Пошли тогда в спальню.
Окна этой их комнаты выходили назад, во двор, к тому же были задёрнуты довольно плотными тюлевыми занавесками. Как радушная хозяйка, Гаяна уступила мне место, где можно не бояться подглядывания.
- Переодевайся тут.
- А ты?
- А я окна в зале закрою и задёрну. Все ведь думают, что мы сидим за шахматной доской. Не будем их разочаровывать.
Всё-таки мы, деревенские девчонки, целомудренны довольно. Не сразу друг перед дружкой оголяться будем, хватит пока и купальников. Дальше - ну, посмотрим, как дальше будет.
Я знала девчонок, которые дружили, а потом рассоривались. И видела, как сильно они переживали, если в период дружбы давали себя рассмотреть нагишом, в бане. Это ж такая степень доверия, и после этого - бац, врагини! Как же она могла после этого так поступить?! И ещё, чего доброго, расскажет злым своим языком кому чего о моём теле.
Даже если просто упомянет, что в чём мать родила меня видела, без подробностей - жутко неприятно.
Поэтому торопиться не стоит - ни с обнажением, ни с откровениями, ни с клятвами в дружбе до гробовой доски. Хотя, если б Гайка пристроилась переодеваться рядом, я бы не возражала. Мне почему-то казалось, что с ней я рассориться не смогу. Как и она со мной.
Раздевание не заняло много времени - летом девичьи одёжки легки. Собираясь в гости к подруге, я старалась обходиться без лифчика - мне казалось, что так общение будет менее официальным, более доверительным. Тем более что сразу по приходе нас оставляли наедине "в мире шахматной премудрости". Прерывала наше уединение только Гайкина мама, приносила поднос с чаем. Отца семейства я почти не видела.
Заминка вышла с трусами. С давних пор я помню мамино наставление:
- Будешь примерять одёжу, дочка - не сымай белья. Оно у тебя для чего? Чтоб верхнюю одёжу телом своим не пачкать, а она тебе чтоб кожу не тёрла. А коли чужое что наденешь, мало ли, может, болезни какие, то тем более не сымай, особливо трусы. И вообще, старайся чужого не надевать, не зарься на чужое.
Дальше шёл обычно рассказ о том, как ей дали в детстве что-то примерить, и она вскоре после того заболела. И потом больше уже ничего ни у кого не брала и не мерила.
Поэтому я машинально осталась в трусах, беленьких, взяла купальник, стала разбираться, как в него, косолямочного, влезать, и только тут подумала, что трусы не пойдут.
Не войдут!
Низ купальника острее паховых складок, да ещё, может, по бокам вверх подёрнется, а низ трусов, наоборот, тупее. Вылезут наружу трусики... и вообще, видны будут, даже если запхаю, тут же так тонко, как вторая кожа. Потом, под плавательный купальник ничего не пододевают, это не гимнастический. Но как же мамин завет?
Поколебалась и решила, что ничего плохого не будет, если надену наголо ненадолго. По трусам Гаяна может прочитать недоверие, отчуждение, да и просто смешно это выглядит. Сама-то наверняка оденет наголо. Потом, она же вскрывала пакеты, то есть это всё новое, ненадёванное, значит, и незаразное.
А подпачкать... да я же чистая, и в туалет не хочу, сходила до "гостей". Купальники к тому же легко стираются. Да она же сама предложила померить!
Ну, стащила трусы... Кстати, это первый случай, когда я в чужом доме оказывалась нагой, безо всего. Подавила желание поскорее одеться, потому что в такой эластик быстро не влезешь - по крайней мере, впервые, без навыка. Натягивать купы с голой спиной я умела. А вот ежели косой крест - ниже него или выше тело совать? Не может же быть, чтобы сбоку!
Разобралась методом "тыка", без спешки. Нет, я не хотела специально, чтобы подружка вошла, застав меня и купальник по отдельности. Сама, небось, тоже мучается, тоже в первый раз такое напяливает. Да ей и труднее - лямки на спине сшиты, а у меня просто перехлёстываются. И очень легко растягиваются - просто боязно порвать.
Влезла, пристроила на место бретельки, начала одёргивать резинистую облипчивость. По-моему, чем лучше сидит купальник, тем труднее его одёрнуть и распределить по себе. Кажется, что любой кусочек кожи, встретившийся с ласковым эластиком, пусть с изнанки, не хочет отпускать его от себя, прилипает, знать не желает, что всему телу будет лучше, если одёжка здесь чуть-чуть сдвинется.
Опыт, наверное, нужен, чтобы с этим быстро управиться. А у меня вместо опыта - чувство чужой вещи и боязнь порвать, растянуть необратимо, ногтем порезать. Не способствует это успеху, ох, нет.
Я всё-таки старалась лёгкими щипочками оправиться, пока не услышала движение в соседней комнате. Переоделась подружка. Надо и мне выходить, посмотреть, как она управилась с тем же. Если и она в чём не разобралась, вместе разберёмся.
Выхожу. Гайка стоит и смущённо улыбается. Прежде, чем я оценила купальник на ней, поняла, что впервые вижу подругу настолько раздетой. Это и понятно, ведь сошлись-то мы в конце зимы и вместе ещё не успели ни выкупаться, ни позагорать.
Правда, я по секрету слышала от не скажу кого, что когда начинают дружить старшеклассницы, они для пущего доверия часто приглашают друг дружку помыться вместе в бане. Далеко не всегда знают об этом родители, до них лишь доводят, что дочь взрослая уже и ей приличествует купаться в бане в одиночку. А подружка приходит тайно, словно на конспиративную квартиру, с узелком чистого белья. Купаются от души, подробно изучая тела друг дружки, причём - в действии, хлеща веником, тря мочалкой и целуя по ходу дела. Так сказать, моются "на брудершафт". Иногда нарочно до этого говорят друг другу "вы", чтоб брудершафт по-настоящему вышел. Обмениваются бельём в каких-то случаях, что-то друг у дружки бреют и непременно опасной папиной бритвой, чтоб доверие выказать. Подружка, одевшись, уходит, но вечером непременно возвращается пить послебанный чай. Уже настоящей подругой.
Но мы, девочки среднего возраста, ничего такого не проделывали и, если и разоблачались в виду друг друга, то в естественном порядке, купаясь и загорая на речке. Правда, на физре мы не могли не видеть друг дружку неглиже, переодеваясь, но это настолько неличное обнажение, настолько техническое и неизбежное... Что ничего и не значило оно, в упор не разглядывали. К тому же я с Гайкой не в одном классе.
Оценив обнажёнку, я, наконец, перенесла внимание на купальник. Он на неё тоже не ахти как был надет, морщил и сдвинут вроде бы не пойми куда. Но глаза весёлые, и вообще, ощущается праздник тела. Блеск, резинистость и непохожесть на "дерюжные" деревенские купальники.
Я тоже улыбнулась, и меня вдруг охватило чувство если не материнское, то, по крайней мере, старше-сёстринское или девочково-кукольное. Подошла к Гаяне и безо всякого спросу стала оправлять на ней одёжку. Ого, как липнет, а и не мокрое ведь, не влажное даже. Вот так. Вот так. Ой, ущипнула! Извини, я не нарочно, просто иначе никак не сдвинешь эту материю по телу, не ухватишь, не подденешь. Так, а на спине лямки перекошены, перевёрнуты, спешила ты, видно, подружка. Наверное, не хотела заставлять меня ждать, думала, что я запросто с этой одёжкой управляясь, аки с шахматными фигурами. Вот, лямки по телу, по спине, а центр их, где сходятся, расположим там, откуда лямочки будут бежать к ключичкам и бочкам с наименьшим натягом. Подёргаем их, проверим, всё остальное обдёрнем под это положение. Вот так, вот так...
Среди этой возни я, честное вот слово, позабыла о том, что и на мне купальник сидит топорно. Выйдя из-за Гайкиной спины вперёд, вдруг перехватила её взгляд, брошенный на грудь, а руки, смотрю, оглаживают "севший" купальник снизу и норовят подняться повыше, да стесняются. Что такое? Эх, а грудки-то её разрозненные облеглись по отдельности, как я и мечтала! Посередине материя плотно прилегает к грудной клетке, не создавая складки между сосками... да и везде довольно плотно, на то и эластан. Похоже, "вторая кожа".
Ещё раз скажу, что такие купальники я до того лишь по телику видела, на прыгуньях в воду. Въявь, вблизи, конечно, клёво.
И вдруг ощупывающие, поглаживающие себя Гайкины руки вдруг плавно, непрерывно переходят на мой купальник и начинают его расправлять, пощипывать - в общем, возвращают мне мою "услугу". Про подругу как-то неловко говорить "услуга", но другого слова не подберу и потому беру в кавычки. Заботу, ласку. Оправляет она на мне купальничек, и так заботливо, словно это её кожа. Я помогаю, разводя руки и чуть двигая корпусом.
Такое отличное чувство, когда на тебя "садится" одежда. Даже когда и не облегающая, и поверх белья, всё равно здорово это чувствовать, что по тебе всё и всё твоё, очень твоё, исключительно твоё. А уж эластичный купальник... Нет слов. Есть восторг.
Я непроизвольно (нет, правда!) поймала свои грудёныши в промежутки между большим и указательным пальцами, ладошками лёжа на грудной клетке. Здорово! Именно о таком облегании я всегда и мечтала. Как и у подружки, выступы "обуты" порознь и так красиво! А у сосков ощущение какое-то глухое, "тупое", хоть тут и тонко, но они надёжно прикрыты.
А вот внизу ощущение какое-то облегченное. Не то чтобы голой себя там чувствую, но легче обычных трусов. Половинное почти ощущение. Потом, подвигавшись, поняла, насколько крепко там всё схвачено, надёжно. А пока просто легко, как ещё сказать? Ну, можно сказать - тонко.
Вообще-то, ощущение "нижнего прикрытия" создаётся не только давлением материи на лобок, трения в промежности, но и общим охватом трусов, обтянутостью ягодиц, подтяжкой резинки в поясе. Тут же всё действие материи сильно рассредоточено и ощущение защищённости, прикрытости одеждой как-то смазано, ослаблено. Особенно попервоначалу, без привычки.
Я вдруг обнаружила, что смеюсь, и Гайка тоже, что нас тянет прыгать, взявшись за руки. Мы и запрыгали, восторг так и пёр. Слова не нужны, и так всё ясно. Мотали руками, сцепившись ладошками, крутились, как в танце, благо было место, и на ковре босиком не холодно. Там у них ковёр разложен, очень кстати.
Ну, я и не помню точно уже, как мы там радовались, выражая восторг. Помню только, что криков диких старались не издавать. А шахматную с фигурами доску поставили на подоконник - и от греха подальше, и для конспирации.
Когда устали, смотрим друг на дружку - раскрасневшиеся, волосы растрёпаны, счастливые.
- Нравится? - спрашивает Гайка.
- Очень! - выдыхаю я.
- Клёво на речку в таком ходить?
- Ещё бы!
- Хочешь такой иметь?
- Спрашиваешь!
- Ты мне подруга?
- А то кто же?
- Ну, тогда... тогда...
Она явно что-то хотела сказать "с разгону", как бывает, когда не решаешься и подбадриваешь себя, ввязываешься в разговор и как бы отрезаешь путь к отступлению, несёшься вперёд напропалую. Я это по интонации учуяла. Но вдруг на полуслове Гаяна запнулась, как бы поперхнувшись, и посмотрела на меня таким полным чувства, отчаянным взглядом. Я и не поняла, "расстреливаемая" столь пылким взором, что это за чувство. Досада? Вина? Или внезапная боль в теле?
Ничего не говоря, Гайка вдруг отвернулась от меня и жестом, то есть движением, полным отчаяния, бухнулась лицом вниз на диван, чуть разведя ноги. Ладошками стиснула плюшевую подушку, плечи чуть-чуть вздрагивают.
Чего это она? Не разрыдалась ли? Нет, вроде сдерживается. Но отчаяние полнейшее. Расстройство чувств.
Поняв, что шутки в сторону, присела на краешек дивана и попыталась утешить. Когда не знаешь, в чём дело, то неясно и чем утешать, что говорить. Спрашивать, что с тобой, надо ненавязчиво, лучше сперва дать понять, что ты её не бросишь ни при каком раскладе, что бы ни случилось расстроившее, а она пусть расскажет тебе, если захочет. А не захочет - ты не и спрашивай. Общие слова, где главное - интонация, и лёгкие поглаживания. Проявление сочувствия и солидарности.
Странно немножко было видеть спину с лямками профессионального спортивного купальника на фоне не вполне спортивного, скажем так, поведения хозяйки. Впрочем, я не видела, как переживают прыгуньи за свои неудачи, может, и похлеще. Эти кадры в эфир не попадают.
Вроде, удалось утешить чуток. Заодно помассировала кожу через купальник, чувствуя, как здорово он прилегает и уже "сжился" с хозяйкой.
Вдруг Гайка резко привстала на локоть и обернула ко мне лицо с успевшими спутаться на лбу волосами:
- Не надо, не трогай меня. Я тебя обманула, поняла? В ловушку заманила. Может даже, - тут её голос упал до слабого, бессильного шёпота, - предала.
Что такое? О чём это она? Какой ещё обман, не говоря уже о... Неужели, стукнула мысль, она уже умела играть в шахматы и только притворялась неумеющей? Или мою одёжку, да не может быть, уже выкрали из спальни через окно? Да нет, бред какой-то. Но тогда что?
Лицо девушки отчаянно скривилось, и я внезапно поняла, что ни в коем случае нельзя дать ей заплакать. Тогда самобичевания не остановить, и наша "тусовка" будет бесповоротно испорчена. Накроется. Мягкость не помогла, значит, надо действовать не лаской, а встряской. Для начала изо всех сил стала шлёпать по вздымающейся и обтянутой зелёным попе, заодно проверяя, насколько купальник един с телом и собирает, упруживает его. Затем схватила жёстко за плечи, затрясла:
- Не верю тебе, ни единому слову не верю! Наговариваешь на себя. Зачем?! Что я тебе сделала? Опомнись, очнись, мы же подруги. Скажи, что пошутила. И давай займёмся шахматами.
Гаяна молча сползла с кровати, села в уголке, сжавшись - наверное, чтобы не коснуться меня невзначай. И не смотрит в мою сторону - в пустоту смотрит. Смирная стала, я даже забоялась, что в ступор впадёт. Держа подбородок на ладонях, заговорила тихим бесцветным голосом:
- Она говорит: пусть наденет, ну, пригласи померить, сама натяни, подруги же меряют. Подольше пускай побудет, ну, подурачьтесь или ещё чего, чтоб привыкла, ощутила своим, тогда и скажи. Из рук в руки, без надёва, не дари, а то откажется. Её мама от всего нашего отказывается, даже солений не берёт, а это нехорошо, мы в долгу у них. Схитри, говорит, дочка, чтоб нам с ними расквитаться наконец. Вот так. Я и послушалась.
Начинаю понимать что-то.
- Тебе что, мама велела подарить мне этот купальник?
Кивок.
- И ты хотела сказать: "Тогда бери его себе"?
Снова кивок.
- И не смогла?
- Не смогла... - Резко повернулась ко мне, чуть не прокричала: - Ну, не могу я подругу обманывать! Не могу! - Расстроенная жуть, как бы в рёв не сорвалась.
- В чём же обман? - спрашиваю хладнокровно. Давлю на логику.
- Ну как же...
- Вот если бы тебе мама велела подарить, а ты присвоила, вот тогда... Или ещё что. А так ты и её послушалась, и мне неправды не говорила. Чего же расстраиваться?
- И ты ещё спрашиваешь?! Вот скажи, если бы я, как полагается подруге, стала тебе дарить сразу же, как только ты вошла в комнату, без примерки, ты бы взяла? Скажи честно.
- Вот так, с бухты-барахты... Нет, наверное, не взяла бы. Тем более, вещь дорогая.
- А сейчас, когда пригрелась?
- Сейчас...
Я поняла, чего ожидает Гаяна, но покривить душой не могла. Растерянно замолчала. Пригрелась, её правда. Удачное какое слово. Прижилась даже. Особенно грудь, ягодицы... да всё тело!
- Вот видишь, - заключила подруга, - я поступила так, чтоб ты сделала так, как сначала не хотела. Соблазнила. Разве это не обман?
- Но лжи же не было!
- Было умолчание, хитрость. И ещё. Я при тебе вскрывала упаковки, и ты думала, что всё свежее, ненадёванное, да? А это не так. Я раньше через дырку вытягивала и примеряла, чтоб понять, что тебе понравится.
- И как же? - Я отвлекала её от самобичевания, чтоб побольше о нейтральном рассказывала. Тоже хитрость, завлекаловка, она меня - в купальник, я её - в тихую гавань. Чтоб о чём-то объективном рассказывала, а не о своих чувствах. Кажется, удаётся.
- Понимаешь, в оранжевом мне как-то тепло стало, энергичнее. Подпрыгнула чуть не до потолка. По-моему, в нём моржеваться можно, ну, или гимнастикой заниматься. А вот зелёный - совсем другой, - она чуть отщипнула его от груди. - В нём как-то прохладно, спокойно, уютно. По-моему, в нём можно любую жару вынести. Руки-ноги обгорят, а туловище уцелеет. И ещё - брассом я в нём могу хоть сколько проплыть, если горячку не пороть. То есть мне так кажется, я в нём не плавала, не сомневайся. И утюгом горячим загладила пластик, чтоб перед тобой вскрыть, как новенькие. И подсунуть тебе оранжевый, тебе по характеру подходит. Ну, чтоб точно уж взяла, понравился чтоб. Ты же такая по темпераменту, я же знаю. Вот такой поступок плохой я совершила. Посягнула на твою свободу воли, свободу выбора, общаясь, заднюю мысль в голове держала.
- Но я на тебя не в обиде.
- Зато я сама на себя в обиде! Не могу с тобой по-старому общаться.
Придётся делать ход конём.
- Ты знаешь, а я ведь тоже не без греха. Никакая я не разрядная шахматистка. Когда твоя мама приходила договариваться, я даже не знала, как фигуры ходят! А как пешки - только подозревала. Потому и неделю отсрочки попросила. Кроме тебя, ни с кем и не играла даже. И не знаю, сможешь ли ты после моей науки у кого-нибудь выиграть. Скажу честно - признаваться в этом не собиралась... ну, пока, но и подарков никаких поэтому не брала. И купальник бы вот этот, - щёлк! отольнул и прильнул он к грудке, - не взяла, как на духу. В крайнем случае, заплатила бы или выменяла на что. Раз хитрость не прошла, значит, и не было её.
- Да, но мысль-то задняя была. Таила я от тебя что-то.
- Ну, и у меня была. Давай разменяем их одну на другую, как мы коней на доске размениваем, хитрых и загогулистых.
Гаяна подумала и покачала головой:
- Нет, моя "заднюшка" против твоей, что ферзь против пешки. Мне ведь неважно было, хорошо ли ты играешь, научишь ли меня побеждать всех вокруг. Мама говорит: тебя зауважают, как шахматистку. А я думаю, чего стоит уважение людей, которые меня уже несколько лет обижают и третируют. И это малолетки! А ровесницы учатся двумя классами дальше и тоже со мной не водятся, второгодницей считают. Только вот ты...
- Да что я? Ничего особенного...
- Не скажи. Ты даже не представляешь, как меня выручила, к жизни, можно сказать, вернула. Шахматы - это ведь только предлог. Потом, как бы учитель хорошо сам ни играл, он ведь должен снисходить до ученика: пешка вот так ползает, конь вот так скачет. У тебя не хуже получилось. А если бы ты сразу призналась, то всё бы и разладилось, не начавшись.
- Значит, лукавство порой полезно? - пытаюсь словить её на слове.
- Да, если оно служит приличиям и не искажает волю того, кому лукавят. Ты вот мою волю не искажала, а я... Скажи, ты в самом деле хочешь отказаться от купальника?
Я помедлила с ответом. Чтобы не обижать подружку, не спешила переодеваться, хотя уютности облегания заметно поубавилось. Вот психология! Но решать рано или поздно надо...
- Давай так. Подарок предназначен кому?
- Тебе.
- Нет, давай точнее. Той, которая научила тебя играть в шахматы до уровня всеобщего уважения. Так ведь считает твоя мама?
- Да, так.
- Значит, не мне. Я ведь и не могла тебя так научить, потому что сама не умею. Твоя мама просто заблуждается.
- Но я же уже говорила, что ты сделала для меня гораздо больше, чем научила играть.
- Да, но деньги-то, извини, от родителей. А они ценят именно шахматную силу, а не просто дружбу. Ты вот согласишься им всё объяснить, чтоб они заново решили, стоит ли в такой ситуации что-либо дарить?
- М-м-м... Я никогда не скажу им... никому не скажу, что ты мне сказала сейчас о своём неумении. Нет-нет, даже им.
- Тогда тебе придётся выполнять материнское поручение и дарить... пытаться подарить. А я принимаю своё собственное решение - отказаться. Вали всё на меня, мол, я её час в купальнике промариновала, аж присох он к ней, и всё равно она ни в какую. Или хочешь, скажем, что он мне не подошёл?
- Как же не подошёл...
- Ну, как бы. Чтоб побезболезненней отказаться.
- Слушь, Кир, а ты уверена, что надо отказываться?
- Ну, ты посмотри: моя мама отказывается даже от солений, считая, что её дочь вполне заслужила награду, она же не знает ничего. Как же я могу принять нечто гораздо более ценное, зная, что и грибов-кабачков не заслужила?! И вообще, давай дружбу не разменивать на вещи. Я иду переодеваться.
- Подожди, Кир, - жалобно проговорила Гаяна. - Сыграем партию в шахматы в купальниках, а?
- Ну, разве что партию...
Расставили фигуры, разыграли белый цвет. Вдруг она улыбнулась:
- А давай сыграем на интерес, в полную силу каждая. Если проиграешь, берёшь подарок. Значит, научила-таки меня играть. Хочешь отказаться - выигрывай у меня.
Я уже хотела было согласиться, но тут в голову пришла другая мысль:
- Ты говоришь, что у нас задние мысли были разного калибра, как пешка против ферзя. Давай так: постараемся разменять пешку с ферзём ради ничьей или хотя бы выигрыша. Тогда и задние мысли посчитаем размененными. Как?
- А что? Давай!
И мы сели за доску. Бархатные подкладки фигур и пешек заскользили по ней.
Сперва играли молча - как всегда, когда не разбирали партию по ходам. Но вскоре почуяли, что молчание тягостно - в этой ситуации. Одно словечко вполголоса, другое - и вот уже негромко беседуем.
Со всех тем нас несло на "купальную", ближе к телу. В голове вертелось: эта шахматная партия может нас примирить, но что решать с этим чёртовым купальником, что сейчас на мне и так ловко прижился на моём теле (или я - в нём), что ощущения там и сям пропадают? Словно вторая кожа ведёт себя... или не ведёт, раз не чувствуется.
Аж от игры отвлеклась, а надо ведь заботиться. Словно лодка накренилась, так я её выровняла, но при этом отключила слух, а когда вернула, то потеряла нить разговора.
- ... разве что попаду в свет, где все во фраках и смокингах, тогда конечно. А так комфортно. А есть вот такие, которым только тогда хорошо, когда все вокруг тоже так. Как в женской бане. А у тебя как?
- У меня? - выгадываю время. Но не помогает, признаюсь: - Извини, я прослушала. Над ходом думала. О чём ты?
- Я говорю про два типа купальников. В одних всегда хорошо, словно в верхней одежде. Ну, это когда низ шортиками, ноги слиты с туловищем, верх полумаечкой или с солидными чашками, везде подкладки. Если груди чашек не касаются, то вообще как доспехи, надёжно. А в купальниках другого сорта только тогда тебе спокойно, только тогда ты не ощущаешь себя обнажённой... то есть единственной обнажённой, когда все вокруг в них. Ну, трусики треугольничками, низенькие, по паховой складке, по бокам завязки, а сверху такие клинышки, всё вываливается, лямочки словно шнурочки, завязки бантиком...
Говоря, она жестикулировала, руками показывая, что имеет в виду. Даже когда брала фигуру, свободной рукой продолжала двигать.
- Постой, ты так растолкаешь всё наше войско.
- Войско... голое. Во главе с голыми королями. Эх, а вот бы им связать хоть купальнички, кому белые, кому чёрные, как куколкам. Кстати, когда вязаный купальник без подкладки, это такая щекотка кожи и нервов, не знаешь, где просветит. Ты никогда не носила?
- Н-нет, - я чуть запнулась, но не потому что соврала, а потому что представила на секунду такое. Волосы же будет вылезать. - Никогда и не видела таких. Где продают?
- Продают ли - не знаю, а можно самой связать.
- Ну-у, для этого надо уметь вязать, - проговорила я и намылилась ходить слоном.
- А я и умею, - спокойно сказала Гаяна.
Слон завис над доской.
- Ты?!
- Да, я.
- Умеешь вязать?
- Ну да. Ходи же!
Слон опустился на первое попавшееся поле.
- Но как же... Погоди, ты и вправду умеешь вязать? Спицами или крючком? Как же ты научилась?
Моя партнёрша рассеянно взглянула на доску, нахмурилась на слона, перевела взгляд на меня и улыбнулась.
- А то как же, я же два года школы пропустила. То переезд, то школа переполнена - не берут, то гражданства нет, то нет русской школы... ой, не спрашивай! Потом как-нибудь расскажу, я ведь не отошла от всего этого. Вынужденно я лентяйничала. Папка хотел купить мне полный комплект учебников, да я же вижу, как ему тяжело с вещами с места на место мотаться. И неизвестно, засчитают ли мне в школе такое самообразование... В общем, решила я заняться рукоделием женским. Пробовала шить, вышивать... Но шить - это надо уметь кроить, потом, испортишь - с концами, стежки выходят неровными, а машинку не купишь, лишняя тяжесть, обуза. А вышивку потом пристраивать негде, в тех каморках, где мы ютились, и украшать-то нечего. Так что остановилась я на вязании. Причиндалы нетяжёлые, в мешочек умещаются, ошибусь - распускаю и заново. И ещё - сильно успокаивает это рукоделие. При наших мытарствах это ох как нелишне!
Только вот одно "но". Вяжут обычно тёплые вещи, ну, там свитера, шарфы, шапочки, из шерсти, в смысле. Мохера. А наша семья "кочевала" по южным, тёплым республикам. Можно, конечно, вязать ажурные блузки и топы, но ведь через них лифчик просвечивать будет. Не так я воспитана, чтоб так вот запросто, да заажурить бюст. Ну, пыталась там плотнее провязать, покажу потом.
Вот я и придумала вязать плотной вязкой купальники. То есть я так думала, что это моя придумка, а потом оказалось, что давно их уже вяжут. Даже журнал такой есть, "Дуплет" называется, мне его в городе из Интернета качали. Но тогда я сама всё проделывала. Начала с минимальных бикини, так и ниток меньше надо, и быстрее выходит, и размерами промахнуться труднее. И потом, я ведь тогда совсем молоденькой была, и прикрывать-то мало что было. Но это всё так, ответить, если спросят. Самой себе объяснить, если совесть скажет, что всё это расходится с приличиями. А внутри всё прямо замирало, когда подумаешь, что скоро это будет у меня готово и можно будет надеть.
Всегда ведь можно сказать, что подурачилась, что вяжу, чтоб время занять-скоротать, а потом распущу. Тем более что я в этом поначалу не купалась. Просто пододевала, как бельё обычное. В жару очень хорошо, если не сплошное, а хоть немного, да продувает.
Но долго носить даже исподу не получалось. Завязочки, вязаные верёвочки - это клёво, но быстро начинает тереть и резать. Стала вязать побольше, подбираясь к обычному белью. И подкладку стала вставлять - не из-за стыдливости, а чтоб помягче в нежных местах было, не тёрло, там же на людях не потрёшь и рукой не подлезешь.
И вот когда получилось у меня такое бикини, что можно весь день исподу проносить, то оказалось, что оно и как наружный купальник пойдёт. Конечно, на загар только, в воду в нём не полезешь. Но, как назло, в тех местах, где мы тогда обретались, было строго с моралью, бикини вообще запрещалось, только сплошняк, только низ шортиками, верх с короткими рукавчиками, под шейку и прочие восточные причуды, вплоть до "молнии" на замочке. Ключ у отца или мужа. Не веришь?
И я волей-неволей переключилась на цельные купальники. Тем более, опыта у меня прибавилось, с размерами я научилась управляться, чутьё обрела. Вяжу, а сама уже чувствую, как на теле сидеть будет, не надо ли чего изменить, подраспустить, пока не поздно. Как растянется, обляжет. Очень полезное чувство.
Русским девушкам там разрешали купаться в обычных сплошняках, не по-восточному глухих, но лишь на краю пляжа. Дискриминация. И я стала выходить в своих самовязах, сначала загорая, потом и окунаться начала. Дома проверила, конечно, насколько это намокает, как намокшим выглядит. Не всякие нитки ещё подходят...
Девчонки, что рядом бывали, интересовались, конечно. Я никогда не вязала на заказ, а просто отдавала то, что мне надоедало или становилось ненужным, когда заканчивала очередную вязку. С удовольствием видела, как щеголяют в моём.
Правда, один раз я изменила своему правилу. Сдружилась я в одном месте с местной девчонкой, Гюли зовут. Она чуть младше, почему-то привязалась ко мне и многим помогала. Насчёт местных обычаев просвещала, как уберечься от преследования русских и всё такое. Даже языку таджикскому пыталась учить, я несколько слов знала, перебалакивалась с нею. Вот ей, Гюли, я бы с удовольствием связала купальник - на память, ведь уезжать скоро надо было. Очередной переезд.
Но она отказалась, всё равно носить это ей запретят, а просто ради памяти - не стоит свеч. Но вот был у неё старший брат, Акрамхан, так она попросила ему что-нибудь эдакое смастерить. Он мне и самой немножко нравился, тем более, грузить вещи помогал.
Задумала я связать ему мужской купальник, или, скорее, боди. Но надо так, чтоб не ущемить мужских чувств, не поставить на одну доску с женщинами. Отличия быть должны заметные.
Ну, низ я скопировала с его плавок, а подкладку взяла на себя Гюли. Но вот верх... Вывязать просто плоские треугольники? Нет, по-женски будет, нехорошо. Тогда как?
Грудные мышцы у этого сына Востока были знатные, рельефные. И я решила их - открыть. Соски наружу, это по-мужски. Стала вязать от пояса вверх сплошняком, а когда началась грудь, стала сужать вязку, оставляя грудняки по бокам. В центре почти сошло моё полотно на нет, и из этого угла я пустила две косые лямки через ключицы на спину, где подняла вязанину так, чтоб только влезть в это можно было.
И закончила сверху немножко так вогнуто, овально. Мол, это лямки так подтягивают. Они, конечно, и вправду подтягивали, но суть в том, что спародировала переднее женское декольте. И открытые грудные мышцы спереди - это пародия на открытые женские лопатки сзади. Косые лямки характерны для женских спин. А когда Акрамхан сдвигал лопатки, то сзади образовывалась ложбинка над овалом, точь-в-точь как у женщин спереди.
Вот в этом и была разница, спереди-сзади у мужчин-женщин. На примерке нам с Гюли пришлось поднапрячься, чтобы даже не улыбнуться. Но, в общем, выглядел одаренный мужественно. Немножко на тяжелоатлета походил.
Я назвала это "мужикини".
Ну, а когда мы тут осели, я это дело забросила. Учёба много времени отнимает... то есть моё рукоделие вернуло время учёбе, которой оно по праву и должно принадлежать. И вообще...
- Что - "вообще"?
- Ну, вязание - это ведь творчество как-никак, а у меня из-за этого бойкота прямо руки опустились. Ничем таким не хочется заниматься. Тем более, и так чуть пальцем не показывают, а появись я на пляже в вязаном купальнике - потом не отмоешься... если выживешь. Сейчас, правда, благодаря тебе, вернулся мой к жизни интерес. Так шахматы всё время забрали... то есть свободное, конечно, время. Благодаря тебе.
Я улыбнулась, и в этот миг одна мысль поразила мне мозг. Так бывало и раньше, но сейчас странно то, что, "мигнув", она не выкристаллизовалась, а побудила всмотреться в доску, словно сзади меня кто головой в неё ткнул. Вот, правда, доска "прыгнула" в размерах, словно смотрю телик, а камера "наезжает". И вижу замечательный вариант.
- Вот так, - говорю, подавляя торжествующие нотки, и беру ферзём пешку, ставя его под удар второй. Сразу же раскрывается пространство, ладьи и слоны начинают бить дальше, и вообще, своя позиция начинает мне нравиться - даже без ферзя.
Гаяна вздрогнула, всмотрелась в доску, от которой порядком оторвалась, углубившись в воспоминания. И спокойно, будто делая заурядный ход, взяла своего ферзя и подставила под удар моей пешки, дав заодно шах.
Раз она не взяла, то я тоже! Уйду королём. Но куда? Поля, которые я считала доступными, оказались битыми, Гаянин ферзь освободил дорогу слону, а ладью я уже сама не заметила. После перебора осталось всего одно доступное его величеству поле - среди пешек, ведущее в тупик, а там наготове уже ждут кони. Вот научила на свою голову! Или это случайно, экспромт?
Я, видать, чересчур явно перебирала поля, показывая на них пальцами, а потом потянулась к королю, что моя соперница забеспокоилась:
- Ходишь?
- Всё равно мат, - буркнула я.
- Почему мат? Возьми ферзя пешкой.
- Ты моего не взяла, и я не возьму!
- Мат поставлю!
- Всё равно не возьму.
- А ты помнишь, на что мы играем?
Блин! Совсем выпало из памяти. Это всё долгие рассказы...
- Э-э... разменять пешку на ферзя, а вместе с ними и наши задние мысли.
- Так всё и получается. Бери!
Я помялась.
- Возьму, если ты моего возьмёшь.
- Но ты первая. Твой же ход.
- А ты потом... точно?
- Ну... точно.
- Давай лучше одновременно, а?
- Это же против правил.
- А играть не на выигрыш - это разве не против правил?
- Верно. Давай!
Наши руки потянулись к своим пешкам, поставили их на место чужих ферзей, а тех взяли в ладони, отпустив пешки, всё медленно и синхронно. Подняли глаза друг на друга, улыбнулись. Не помню уже, кто первая, но, может, и одновременно - повернули ферзей вверх ногами, так что они стали наподобие рюмок. Потянулись руками в подмышки друг дружке и словно выпили "на брудершафт", вместо "выпивки" просто поцеловав чужих ферзей в бархатные "попки".
И сразу всё как будто разрядилось. Мы вскочили с мест, каким-то чудом умудрившись вмиг раскраснеться и глубоко задышать. Во всяком случае, прямо перед поцелуем видела Гаянино лицо очень розовым, а прижавшись к ней, ощутила частое дыхание и вроде бы как сердцебиение схватила.
Да, мы обнялись и поцеловались. Я и раньше знала, что когда целуешься в губы, надо наклонять головы в разные стороны, чтобы не утыкались друг в друга носы. Но то головы, а сейчас мы отклонились так целыми торсами, потому что целовались не только губами, но и всеми передами, то есть так плотно обнялись, что даже наши скромные девичьи грудки мешали бы, если "нос в нос". Сама собой вышла поза, когда мои выпуклости передвинулись к её плоскости, а её - к моей. И очень плотно переды приникли друг к дружке.
Чую, её руки нащупывают сзади верхний кант моего купальника, ну, что повыше талии, и гладят его, чуть подлезая вовнутрь пальцами. Хм, а ведь и мои руки тоже такое вытворяют, как-то самой собой всё происходит.
Потом, в спокойной обстановке, я об этом думала. Ну, почему так вышло. Руки-то ведь сперва предплечьями вверх к её спине прижимались, я даже ладошки через ключицы пальчиками перекинула, так удобно прижиматься покрепче. Но потом, видать, "крепкая" фаза исчерпала себя, и захотелось ощутить всю роскошь тела партнёрши. Вот и пошли ладошки вниз, прямо к средоточию мясистости - попке. Тем более, она так купальником хорошо обляжена, грех не приласкать. Но - взявшись за попки друг друга, невозможно тесно друг к дружке прижиматься. Вот ладошки и воспользовались подвернувшимися под них кантами, чтоб зацепиться, остановиться. Без такого "предлога" им много труднее было бы. А так - ощущаешь разницу голой кожи и чуть поджатой "окупаленной", где мягкость тела лучше проявляется, там и гладь.
Когда обнимо-поцелуй закончился и мы сели, без сил, хватая ртами воздух и безмерно счастливые, я сказала (как только смогла говорить):
- Вот ты и связала бы мне купальничек, сама, как подруге. Если, конечно, захотела бы. Тут и мама ни при чём оказалась бы, и денег только на нитки, и вообще, приятно же, когда не покупное дарится, а близкий человек постарался. От такого подарка грех отказываться, разве что придумать, чего бы это самой для тебя смастерить.
- Я и хотела. Только чуть попозже. Надо же мерку снять, а просто так раздеться не попросишь же... ну, теперь уже можно... всё можно. Я и ждала, когда мы начнём купальники примерять, вот под шумок бы... Да только мама меня опередила.
- А давай вот сейчас. Если не передумала. По-моему, голое тело распускается, если по нему мерить, то мешковато получится. А так этот куп поджал меня, ну, как бы утруска произошла. И если сейчас по этому размеру связать не слишком эластичный куп, то получится, что надо. Дисциплинирующая штучка получится, стяжка для тела, замена корсету.
Пока я говорила, Гаяна достала откуда-то портновский сантиметр, приложила... но, коснувшись материи, остановилась.
- А как же этот вот купальник? - спросила она робко - то есть слова воспринимались робко после нашего сближения. - Может, возьмёшь всё-таки?
- А пускай они будут у нас общими, - не задумываясь, предложила я и снова обняла Гаяночку, только послабже, без поцелуя. - Хранятся оба пускай у тебя, а когда идти на речку, я приду к тебе и переоденусь. В этот или этот, - пощёлкала резинистыми кантиками. - Если рассоримся, раздружимся...
- Ты что! Никогда мы теперь не...
- Тогда так: если твой отец где работу найдёт, уедешь ты, то купальники заберёшь. Кто знает, какая мода на новом месте будет, тебе нужнее. Я в твоём похожу, в вязаном.
- А если не уеду?
- Тогда давай так: мы ведь будем подрастать... ну, созревать, и посмотрим, на чьём теле этот или этот, - "щёлк", "щёлк", - куп будет лучше сидеть. Во всех отношениях, поняла? Та тогда их и заберёт, без обид. А пока у них будет испытательный срок.
- Ой, Кирочка, какая же ты умная!
- А то! Шахматистка небось - не хуже тебя. Ну, давай, меряй.
Прежде всего, Гаяна набросала на листке бумаги контуры женской фигуры. Рисовать она умела, младшеклассница же, хе-хе, а в младших классах это основной почти что предмет. Даже русский язык - это рисование палочек и крючков. Вместо головы в несколько штрихов появилась... корона ферзя, а ниже бёдер - незаконченный подол юбки, в котором угадывались опять же ферзёвые очертания, низа этой всесильной фигуры. Серединка же была девичьей, с бёдрами и бюстом, как полагается.
Подруга принялась за дело. Вокруг меня замелькали её руки, сжимающие сантиметр. Действовала она не очень профессионально... но это не в обиду ей будь сказано, где ей опыта-то набраться? На себя она всегда вязала "без нот", с регулярными примерками, тело всегда под рукой. А единственный случай, когда вязала для чужого, не в счёт, потому что, во-первых, единственный, а во-вторых, на мужчину же, и мерку не она снимала.
Так что Гаяна просто расчертила эскиз довольно частой сеткой линий и очень частые эти линии с меня сняла. Может, и не всё потом понадобится, как знать. Профессиональная портниха обошлась бы полудюжиной измерений и сняла бы их скоро, в минуту-две, быстро меня освободив. Но вокруг сновали бы чужие холодные руки, а я была бы для неё одной из многих клиенток "на конвейере" - на то и профессионализм.
А когда подруга - лучше уж по-непрофессиональному, зато руки свои, тёплые, заботливые, ласкающие. Да пускай хоть всю меня сантиметром своим замотает! Только б подольше, поподружистее.
Зовись она Томой, я бы пошутила: прямо томограмму с меня снимает.
Чтобы я не скучала, Гаяна набросала на другом листе контуры того "боди", что связала Акрамхану.
- Вот видишь, тут на спине сложилось вроде слабенького декольте, поддерживаемого двумя лямочками. Но лопатки частично прикрыты, а лучше бы оголить, не мешать им двигаться. Значит, сзади тоже делаем клинышек кверху, как и спереди. Нет, лопатки всё же не так сходятся, как груди... грудные мышцы, хотела я сказать, так что можно сделать пошире, - и начертила. - Хм, сзади снизу шире, чем спереди, потому что там - по ягодицам, здесь - всего лишь по животу. И спереди, выходит, тоже, потому что там - между лопаток, здесь - между груд... ных мышц. Это можно обыграть... Но чтобы острия клинышков держались, надо пару лямочек из одного места до другого одного места... они шею зажмут... тогда мы по этим двум местам пустим лямочку в обхват корпуса, прямо под подмышками. Вот так.
Я посмотрела на её эскиз и усмехнулась.
- У тебя "паук" на спине, а тут тоже что-то наподобие получается. Только клешни тянутся в обхват тела, округ и кверху. Или у пауков не клешни? Ну, ты поняла.
- Ещё как поняла! А что, анатомия разная, а приёмы обработки её особенностей одинаковые. И выпуклости в разных местах одинаково предусматриваются, и держание на теле - с помощью "паука". Только вот... некому мне такое вязать.
- Погоди чуток, и такой человек обязательно появится. Ты не дурнушка, а бойкот мы прорвём, вот увидишь. Начнётся купальный сезон, ты будешь на пляже просто неотразима. Будет у тебя парень, обязательно будет. Ты только у него в шахматы не выигрывай.
Посмеялись, то есть поулыбались. Видим, никому не хочется на этом заканчивать, переодеваться и тем более расходиться. Хочется "повозиться" подольше, раз уж раскочегарились. Но обниматься-целоваться вторично - не выход, непроизвольно, по наитию уже не получится, а нарочно - не то, ой, не то. Телодвижения надобно совершать другие. И я подмигнула подружке:
- А давай поборемся!
- Давай, - загорелась она. Но быстро остыла: - Нет, не хочу.
- Почему?
- Так ведь тут ферзей и пешек нет, бороться можно только на выигрыш. Кто-то победит, кто-то проиграет... атмосфера нарушится. И потом, ты шустрее меня, наверняка опередишь на каждом движении и победишь. А так неинтересно.
- Позволь, но в шахматы ты у меня выигрывала.
- То шахматы, там быстрота ходов роли не играет. Два раза ведь кряду не сходишь.
- А мы давай и поборемся по-шахматному! - пришла мне в голову ещё одна интересная мысль.
- Как это?
- А вот как. По пешке в кулак, и разыгрываем право первого хода. Положим, выпало мне. Становимся друг против друга, не отступаем. Я говорю: "Хожу", хватаю тебя, скажем, за руку и тяну в определённом направлении. Ты можешь только сопротивляться моему напору и чем-либо другим двигать только в рамках этого сопротивления. Скажем, схватиться рукой за стол или отставить ногу. Когда моё движение достигнет логического завершения, или тебе станет больно, или если ты отразишь мой выпад и сама готова контратаковать, то говоришь: "Ой!", я сразу же сбрасываю силу, и ход за тобой. Можешь в том же месте контратаковать или же в другое скакнуть, как хочешь. И гни, жми, дави, выкручивай до моего "Ой!". Тогда уж снова я вперёд пойду, а ты обороняйся. Как, пойдёт такой способ?
- Я поняла, быстрота перестаёт давать преимущества... Постой, а как же подножки, подсечки, броски? Я именно их боюсь со стороны более шустрой соперницы.
- Ну, поскольку у нас тут матов нет, а на ковре жестковато, сделаем так. Я говорю: "Подсекаю", приставляю ногу и чуток нажимаю, а ты уж сама веди свою ногу, медленно падай, приземляйся, то есть опускайся в нижнюю позицию, а я только тебя ногой сопровождать буду, закреплять достигнутое. Садишься и вытягиваешь ногу до крайности, как при обычной, быстрой подсечке. И восклицаешь "Ой!". Всё, теперь твоя очередь наступать.
- А встать я могу?
- Да нет, тогда теряется смысл приёма. Вот что: уронив тебя, я и сама обязуюсь подсесть. Борьба перейдёт в партер. А ты можешь указать, как именно мне сесть или на четвереньки встать, только чтоб не хуже твоей стала позиция... И снова: "Ой".
- Так ничего. А когда закончим?
- Если после "Ой" сразу сказать "Ай", то застываем обе, перемирие, и решаем, не бросить ли. Одна захочет - обе бросают. Ну, ещё если на лопатках, но до этого вряд ли дело дойдёт.
- А как узнать победительницу?
- Сегодня победит у нас дружба. А вообще-то нужен арбитр с шахматными часами, считать время от "ой" до "ой". Если никто не выиграет явно, если обе решат закончить, то победит та, которая дольше другой не говорила "Ой", дольше терпела, превозмогала, сопротивлялась. Но это потом. А сегодня просто, так сказать, порепетируем.
И мы стали репетировать.
Я не учла одного - аппетит приходит во время еды. Мы обе быстро раззадорились, даже боль была приятная, терпели, зачастую "Ой" вырывалось само собой.
Довольно скоро я поняла, что и вправду "шахматность" мешает реализовывать преимущества в быстроте реакции и быстроте действий. Наши с Гаяной шансы уравнялись. Правда, я не только ждала "Ой", я внимательно следила за её лицом и чуть что, форсировала её "Ой", меняя направление тяги в "больную" сторону. Я не виновата, со слабой болью она бы долго и изнурительно сопротивлялась, сжав зубы.
Правда, я на своём теле быстро ощутила, что то, что раньше причиняло боль, в "распаренном", разгорячённом состоянии даже приятно. Даже приходилось заставлять себя крикнуть "Ой!", умом понимая, что вот-вот хрупнет, растянутся связки или, не дай бог, вывихнется.
Купальник я на себе перестала ощущать, словно голышом боролись, чуточку под конец взопрев.
И всё-таки мне удалось реализовать преимущество в шустрости, не совсем, правда, обычным способом. Произошло это "под занавес", когда мы уже "добарывались" в партере, на ковре, порядком подрастеряв силы. Позже, прокручивая ход борьбы в голове, я поняла, что мы с Гаяной исчерпали возможности получать удовольствие от мягких болевых ощущений, "закалились" к боли и, стало быть, единственно возможное наслаждение могла принести только победа - хотя бы частичная. Как раз мне повезло с позой, я устойчиво сидела на ковре и пыталась перевернуть соперницу на спину, причём при удаче - положить на обе лопатки. Она отчаянно сопротивлялась, закусив губу, чтобы само собой не вырвалось "Ой". В такой ситуации нечестно срывать атаку. Следи за нами рефери с часами, ей в зачёт много секунд сопротивления пошло бы.
Я тоже раззадорилась и ни за что не хотела ослаблять натиск. Хотелось завершить борьбу на высокой ноте, ноте высокого накала, чтоб венец был, кульминация усилий, а не просто взаимное отступление, безо всякого удовлетворения. Жала, давила, напрягала все силы. Она же в любой момент может ойкнуть и прервать эту пытку. Или поддаться, перевернуться... в общем, по-всякому можно. Даже если лягнёт меня, не обижусь.
Что-то произошло, я сперва не поняла, что. Обе тяжело пыхтим, на лицах отнюдь не улыбки. Потом я уже сформулировала: борьба из женской, элегантной, стала мужской, жёсткой. Обе мы напрягались ну чисто по-мужски, вон даже и контуры мышц стали прорисовываться сквозь девичий жирок - у неё сильнее, чем у меня, ей неудобнее сопротивляться, а я всё давлю, жму, дожимаю... напропалую, по-мужски.
И вдруг Гаяна как-то странно ахает и вроде как обмирает. Я мгновенно, даже не переводя взгляд, поняла, что произошло. Вот она, моя мгновенная реакция. И молниеносная смекалка. Сбрасываю усилие рук, чуть ли не дёргаю назад начавшее переворачиваться на лопатки тело, а сама тем временем срочно направляю энергию в другую часть тела.
Мне пришлось очень туго, поверьте. Девушка, если она в одежде, может многое вытерпеть, чтобы не описиться, а уж если не очень хочет, то всадить струйку в трусы - это вообще героизм. Таковой мне и пришлось проявить. Как назло, куп мне в это время обозначил прилегание промежности, к тому же он был чужой, это уже на подсознательном уровне тормозило, делало невозможным.
И всё же я справилась. Обычно пузырь лопается, когда терпишь, сейчас же он сыпанул искрами, будучи прессанут мышцами своего же живота при плохо размыкающемся сфинктере. Напряг был так велик, что я даже отчётливо пукнула, прежде чем оторвался и снова приник к промежности купальник, начавший сразу же теплеть и намокать изнутри. И теперь уже пришлось дать задний ход, зажаться, а то захотелось слить всё оставшееся, а я в чужом доме и на ковре... Надо, чтоб было заметно - и не более того.
- Ой! Ай! - остановила я борьбу и сразу же запричитала: - Мамочки, позор-то какой, перенапряглась я, ты уж извини, кажется, описилась. И пукнула. Ой, как же это так, такой прокол, такая слабина. Теперь стирать придётся.
Гаяна уже поднималась с пола, на ходу... то есть на подъёме отворачиваясь, но, услышав мои признания, моё самобичевание, повернулась ко мне передом. Да, снизу всё было мокро, зеленота потемнела, и кое-что стекало уже по ногам. У неё-то выстрел был натуральным, не натужным, как у меня, и потому более сильным. У меня ноги, тьфу-тьфу, сухие остались.
Мы посмотрели друг на дружку, какие мы красивые обе, и вдруг, не сговариваясь, повторили свой обнимо-поцелуй, очень крепко прижимаясь, норовя, чтоб и животики наши мокренькие "поцеловались". Потом быстро, пока с её ног (да и мои, если честно, стали мокреть) не стекло на ковёр, побеждали в ванную. Встали под душевую лейку, вспомнили, что купальники бы надо сперва снять, но... Вместо этого снова обнялись, сплющились животами, на этот раз руки уже погуляли по чужим ягодицам, мяли, тискали, проникали поглубже, почти в промежность. И одновременно поструили прямо в купальники, так сказать, "на брудершафт". После чего слились губами, она протянула руку, нащупала кран и пустила воду.
Потом мокрые купальники никак не хотели сниматься, прямо вмокли в кожу, боимся порвать. Очень медленно и осторожно всё-таки сняли, строго друг с дружки, и снова полезли под душ, баловаться уже нагими. И в таком виде друг с дружкой познакомились.
Потом кто-то пришёл, а одежда-то наша по комнатам разбросана. Не подумали мы. Ну, Гайка завернулась в полотенце и выглянула. Обошлось. Хоть я и испугалась, мало ли что... то есть кто.
В тот день я быстро ушла, смущённая тем, что меня застали после душа. Не запрещено ходить в гостях под душ... но и не принято, если свой есть. А у нас во дворе, кроме летнего душа, ещё и баня. Может, я и лишнего беспокоилась, не знаю. А через пару дней Гайку отправили в гости к бабушке в Сибирь, бабушка старая, в общем, надо повидать. Она сильно сожалела, что купальник не успела мне связать.
Думала, вернётся - даст знать, не спрашивать же её родителей... тем более, что её мама опять может попытаться что-нибудь всучить. Потом и меня завертело лето, то туда, то сюда... О Гайке часто вспоминала, о наших брудершафтах с ферзями и под душем, но заглянуть к ним не решалась. Мы же договорились: приедет - и придёт.
Так и дотянула до учебного года. Пришла в её класс, а там как раз учительница делает объявление: Гайкин отец нашёл работу по специальности в другом месте. Дочка туда прямо от бабушки и поехала - короче путь. Значит, куда-то в Сибирь... но, может, и рядом с нею.
Мы написали друг дружке несколько писем, но... было ясно, что мы уже никогда не встретимся, не сыграем в шахматы, не встанем сообща под душ. А без встреч что за дружба. Я ещё отправила ей почтой шахматную доску, а в ответ получила набор купальников. Некоторые мне и по сей день служат. Потом переписка сошла на нет.
Это слабую дружбу можно поддерживать письмами, а такую, как у нас - или всё, или ничего.
Интересно, а в шахматы Гаяна продолжает играть? Ау, милая моя Гаечка, откликнись, дай о себе знать!
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
вскоре. Хотя встречала её порой в коридорах школы, знала, кто это. Но ни словечком мы не перемолвились, и с каким акцентом она говорит, я не ведала.
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души"
М.Николаев "Вторжение на Землю"