— Помнишь, — спросила Ева Киру, — перед каникулами мы поспорили, когда на сельских пляжах запестрели бикини? И ты тогда сказала…
— Отлично помню, — ответила подруга. — Я сказала, что это произошло только после Хрущёва, потому что при нём открытые бикини считались упадочно-буржуазными вещами. Как же, ведь впервые их демонстрировала профессиональная стриптизёрша! Но почему ты так вкрадчиво спрашиваешь? Каверзу приготовила, да?
— Ну, не то чтобы каверзу… Просто я тогда вспомнила об одной фотке из нашего семейного альбома, очень древней, но не помнила, какого она года. А вот на каникулах посмотрела дома, и…
— И сейчас назовёшь?
— Нет, я саму фотку привезла. Вот, в целлофане. Осторожнее, она очень древняя, вот-вот рассыплется.
Кира с удивлением взяла раритет в руки.
— Смотри-ка, и вправду древняя. С зубчиками по краям. Так раньше обрезали, знаю. Чёрно-белая? Нет, не совсем.
— Это не цвет, — поспешно опровергла Ева, не давая даже усомниться в древности. — То есть не полноцветность. Это так раньше тонировали, коричневым. Где чёрное, там становилось коричнево, всё-таки более тёплый тон.
— Ага, понятно. Бикини вижу. Та-ак, а где год?
— На обороте.
— Перевернём. — Послышалось шуршание. — Это ещё что за узоры лиловые?
— Это дарственная надпись. Чернилами. Выцвели они просто, вот и не разберёшь.
— Ну, "на добрую память" и разбирать нечего, а вот кому — и вправду неясно. Ладно, неважно, я твою семью всё равно не знаю. Ага, вот дата. "Лето…" Ну и точность у наших предков была!
— Летом дни не считаешь, я так понимаю.
— Это потому что в рабочие дни по струнке ходили, время такое было. А может, рассчитывали на долгое хранение, на далёкое будущее, из которого дни и даже месяцы сливаются в общее "лето". Что ж, расчёт оправдался. Так, а какой год? Тысяча девятьсот пятьдесят — какой дальше?
— Сама не разберу, выцвело тут и кусочек с зубчиком отвалится. Но пятидесятые — это точно не "после Хрущёва". Я в энциклопедии даты смотрела.
— М-м, похоже на то. Его сняли… ага, в шестьдесят четвёртом, год спустя после рождения моего папы. Твоя взяла. Ну что ж, давай полюбуемся на тогдашние моды.
Она снова перевернула фотографию и начала её разглядывать.
— эти трое — кто они?
— Бабушка, её сестра и подружка. Я…
— Бабушка? Да это же совсем молодые девчата!
— В те годы они и были молодыми. И твоя бабушка тоже. Как вот мы теперь, на рубеже веков. Только знаешь, я точно не скажу, кто здесь бабушка. Мама когда-то в детстве объясняла, но очень давно. А теперь я не стала спрашивать, чтоб потихоньку эту фотку взять. А то вдруг не разрешат.
— Но свою бабушку-то ты в лицо знаешь?
— Конечно, только в старости. А тут, сама говоришь, совсем молодые.
— Значит, лица нам не помогут. Постой, ты обратила внимание, что они хоть и улыбаются, но вид всё равно какой-то виноватый, смущённый. Будто знают, что не то что-то делают и мимикой просят быть к ним поснисходительней, не особо уж строго судить. Где-то я… да, конечно, на экзаменах — когда не знаешь вопрос, как смотреть на препода? Немая просьба, до смешливости.
— Но она всё же надела бикини и снялась. Не зная, что кто-то через полвека будет спорить, а было ли тогда такое. Просто так снялась, понимаешь? Вид ни при чём, по-моему.
— Пусть так, но в бикини-то не все трое, а одна только. И вон, на заднем плане люди в сплошняках. Не похоже на массовой явление. Особо смелое баловались, как вот я. Нет?
— Ну… ну, если ты так считаешь… ну хорошо… ладно, я проиграла. Отдай фотку!
— Тише, тише, осторожней, развалится ещё. Я разве спорю? Ну, сделала несколько наблюдений. Понятно же, что по одной фотке вывода не сделаешь. Может, на другой день, пожарче, там все в бикини нагрянули:, и уже эти двое в своих сплошняках выглядели "белыми воронами", у низ морды виноватые. Пускай будет так, я спорила, что бикини не было вообще, а ты кажешь эту фотку, и я проиграла. Согласна на это?
— Нет! Давай в поддавки не играть.
— Тогда припомни наши спорные слова — дословно.
— Ну, ты сказала… нет, не помню, Кир. Убей, не помню.
— И я не помню. Кто ж знал, что у тебя фотка? Просто так ведь болтали.
— Ладно, отдай её. Не спорили мы, значит.
— Погоди-погоди, я ещё не рассмотрела толком. Давай просто посмотрим, интересно же, столько лет. Да, я не ожидала, что такие купальнички тогда бытовали. Интересно, они такие же молодые, а лица какие-то другие. Открытые, что ли, бесхитростные. Не озабоченные, чтоб произвести впечатление, даже если вот так смущённо улыбаются. Как-то естественно выходит. Да?
— Пожалуй… И причёски другие, не как теперь. Может, именно они лица открывают?
— Да-а… — Кира аж прищурилась, отодвинула снимок, вновь приблизила. — Интересно, кто их снимал? Может, мужчина какой? Фотография — ремесло мужское, особенно во времена тяжёлых аппаратов, капитальных штативов и вспышек магния. Вот они и смущаются, почти ведь в белье стоит девчонка. Да и запечатляется надолго. Одно дело в девичьей компании щегольнуть модой, другое — попасть в глаза мужчине, да ещё и на плёнку, потом невесть кто разглядывать будет.
— Может… может, Кир, фотоаппарат там был ещё большей редкостью, чем бикини? Вот они и отпали от одного его вида? Может, думали, что эта маленькая штучка и не снимает вовсе, а просто под её соусом мужчины поближе подбираются?
— Кто их знает! Но получился, можно сказать, фотодокумент. Ты его отсканируй при случае, а то бумага со временем совсем рассыплется. Да-а… — Она понаклоняла под разными углами. — Наверное, поверхность была зеркальной, а теперь вон какая матовая. Лаком бы покрыть, да только как бы больше не навредить. Всё-таки старина.
Некоторое время они рассматривали фотографию молча.
— Вообще, интересно, как раньше люди одевались, — задумчиво проговорила Кира. — И ведь считали, что так и надо. Заметь, если закрыть голые ноги, — она сделала это пальцами, — то вот эти вот сплошняки не отличишь от верхней одежды — майки или даже платья с достаточно открытым верхом. Бывали же такие — не потому что в них влезали сверху, а просто летнего типа такого. Вот, если надеть юбку… да смотри, на заднем плане кто-то стоит в длинной юбке… тогда её, наверное, длинно и не называли, просто в юбке на купальник, и всё так естественно смотрится, словно блузка без застёжки. Пупков тогда не открывали.
— Может, от такой блузки и произошли цельные купальники?
— Скорее всего. В юбке в воду не полезешь — снимаем её и делаем снизу всё прилично, закупориваем низ, выпуская наружу ноги, чтоб по воде молотить. То есть трусами снизу делаем. Слушь, а может, купальник произошёл от легкоатлетического костюма? Там тоже ноги свободные нужны. Только делать стали из одного куска материи, чтоб без резинки на талии обойтись, чтоб части при барахтаньи в воде не расползались, чтоб лучше стягивать тело. Наверное, так.
— И бельё, наверное, пододевали.
— Ну, тут не разберёшь, хотя очень может быть. Не трикотаж, а сидит здорово. Я имею в виду сплошняки. Ни морщинки. Заметила — складки и вытачки. Значит, по мерке, по телу шиты, потому так и сидят. А намокнут в воде — ещё лучше облягут.
А сами тела-то какие! Нет, такие тела могут созреть, сели только девочка живёт на природе, питается натуральной едой, резвится на свежем воздухе, помогает матери по хозяйству и ничуть не заморачивается по поводу своего тела, эротично ли оно. А если что о нём и думает, так только с точки зрения будущего своего материнства, как лучше к нему подготовиться. Тогда тело само собой здоровым станет, причём незаметно от хозяйки. А вот кто со стороны заметит и оценит — тот и кандидатура в женихи.
Бельё, говоришь? Но если так… тогда вот эта, что в бикини, выглядит стянувшей свой сплошняк. Может, эти двое и стянули с неё, потому и смущённые все. М-да… Сплошной купальник — это шаг назад от верхней одежды, а бикини — шаг вперёд от нижнего белья. То есть должен быть сделан такой шаг, чтоб стыдно не было. Интересно, она сама его шила?
— Я как-то не спрашивала у мамы. Всегда ведь всё покупали готовое. Ну, бельё, купальники.
— Ну да, это сейчас, а тогда почти всё шили сами. Или её это прабабушка сшила… нет, вряд ли, скорее от неё прятать приходилось, строчить тайком, переодеваться где-нибудь наедине… Да, сама, видать, шила, тем более, что материя не очень трикотажная, по мерке надо шить. Или одна молоденькая портниха на всех шила — всех, кто рискнёт.
— А не могли просто взять бельё?
— Вряд ли. Его сразу видно, оно намокает и промокает — из простой материи ведь. И я ещё думаю, что если девицу в том бикини застукают, так сказать, консерваторы, она должна иметь наготове объяснение:, чем её одёжка отличается от нижнего белья. Ну, да смышлёным да наблюдательным и без слов всё понятно. Мы ведь такие, да?
Вместо ответа Ева улыбнулась — так же смущённо, как и девушки на фотографии.
— Тогда вглядимся ещё внимательнее… Бельё, должно быть, тогда тоже другое было, с чем же сравнивать? Домысливать придётся. Вот, скажем, трусы. Тут они большие, безобразно большие, по талию прямо, явно н резинке.
— Пупка не видно.
— ясно, не видно, это ж со стыда сгореть, если выглянет. Ага, кажется, поняла. Вот, предположим, надеваешь ты поверх белья юбку. У неё же пояс быть должен:, не только застёжка сбоку, верно?
— Конечно. Тонкий такой поясок, как у меня… да и у всех, пожалуй.
— Если сейчас поясок, то тогда тем более. Ну, джинсов не носили. Но и у платья мог быть поясок, и пальто носили приталенное, подпоясываясь. Ты поняла? Стягивали талию, может, и дважды, и вот ещё и резинка трусов там явно лишняя. Рубцы могли остаться.
— Ты хочешь сказать, что трусы до талии не доходили?
— Вот именно. Пониже должны были идти даже тогда, есть ведь место до тазовых косточек. Да и при таком широком тазе… смотри, какие крутые формы у всех троих! В общем, всё логично, держаться это не помешает, "киска" не вылезет.
— А пупок?
— Так ведь поверх же одежда, причём сплошная, а то ещё и комбинацию пододевали. Нет, тут всё логично. А эти трусы бикини — они по талию, как и верхняя одежда, скажем, шорты. Интересно, носили их тогда? Но сто-то спортивное носили ведь, хотя бы и длинные штаны. Вообще, у этих трусов такой вид, что главная их задача — покрыть выпуклый живот… и сзади ягодицы тоже, хоть их и не видно. А что в промежность полоска уходит, так это техническая… ну, швейная необходимость такая, чтоб соединить обе части, переднюю и заднюю. Ничего сексуального нет, ты понимаешь?
— Это на наш взгляд, Кир. Тогда всё иначе выглядело. Очень уж они смущённые.
— Ладно, низ вполне спортивный, в такие трусы майку заправь — и ты легкоатлетка. Или волейболистка. Хотя, может, он тогда в длинных штанах спортивничали.
— А верх?
— Так, подумаем о верхе. Он, конечно, открыт будь здорова, у этих, что в сплошняках, пологое спокойное декольте. А тут… Постой, но у классических лифчиков есть достаточно жёсткие чашки на бретельках, они и держат, и форму обеспечивают. А тут какие-то тряпичные "луковки", вытянутые вверх, со складками какими-то. Поясок по грудной клетке идёт, груди из-под низу подпирает, а в остальном они свободно лежат, и эти луковки их только покрывают. Да, такие же платья бывают, с "греческим" верхом. Вот, значит, в чём от белья отличие, ты поняла?
— Да, так, наверное.
— В таком бикини только загорать. Зато когда ляжешь, твои грудки по тебе расползутся, вот тогда эти складочки на луковках расправятся и всё прикроют. Тут материи хватит. А будь это чашки, то из-род них основания грудей вылезли бы, если только лифчик не прижат к телу плотно, а зачем это на отдыхе? И не будешь же пальчиками плоть обратно запихивать, тем более, что бесполезно, она опять вываливаться будет.
— А как же купаться?
— На время в таком бикини не сплаваешь, это верно. А вот медленным женским брассом, или там на спине в ленивом темпе, или на надувном матрасе. Тем более, но дно можно встать и том месте, где тебе по шейку, оправит всё на себе и тогда уж выходить из воды.
— Соски же проступят…
— Ну, там какая-никакая розеточка есть, или шовчик тетраэдром, в крайнем-то случае, вот и не будет срамоты. В укромных уголочках укроются изюминки. Нет, бабуля у тебя продвинутая.
— Да я не знаю, бабуля ли это.
— Не знаешь, так имеешь право считать как угодно. Вот ты, как последовательная внучка, надела на пляж что-нибудь такое, от чего при сфотканьи у тебя был бы столь же виноватый вид. Но ведь эти трое наверняка на пляже были не только чтоб сфоткаться, а несколько часов загорали, купались, судачили. Если приглядишься, то вид не безусловно виноватый, а как бы условно. Вот, мол, как я оделась, и посмотрим, что теперь будет. Это как перед экзаменом. Но ведь может выпасть и счастливый билет! Щелчок, фотоаппарат опущен, и вот уже все трое заливаются счастливым смехом и бегут к воде.
— Мне видится другая картина, ева помолчала. — Щелчок затвора, и женщина, в чьих руках фотоаппарат, опускает его, улыбаясь ещё смущённее. Мол, как это я расхрабрилась вас так заснять? В двух шагах — купальные кабинки, а та, что в бикини, словно в домике между подружками и фотографиней, они её со всех сторон закрывают. Нырк в кабинку, и вот выходит уже в приличном. Теперь можно и в воду, и загорать…
— Эта твоя картинка больше говорит о твоём нынешнем характере, чем о чувствах молодых наших бабушек, — возразила Кира. — Вечно ты чего-то опасаешься. Я лично думаю, что девушка будет смущена, когда в первый раз наденет что-то новое, неношеное, независимо от того, сколько людей ещё это носят. Её личико как бы говорит: "А в этом вот вы меня ещё не видели, верно? А я ведь и такое ношу, как видите. Вот в этом я какая! Ничего? Извините, если что не так". И всё.
— Но почему тогда вид у всех одинаковый? В смысле — выражения лиц. Чего эти-то тогда смущаются?
— Д причин масса может быть. Может, они в первый раз фотографируются, а одежда и вовсе ни при чём. Древнее фоток у тебя нет, да? Ну вот, может, они не знают, как выйдут на карточке, с какими подробностями. Может, прокантовывается чуток бельишко, хозяйка и боится, что стрёмно выйдет. Или наоборот, гладенько сидит и всякому ясно, что без лифчика и трусиков напялено, один всего слой материи, и тот тонкий. Всё-таки в женской компании — одно, а вот так, в объектив… нечасто они фоткались, видать, это не то что у нас мобильники с камерами. В лучшей ведь одежде принято было позировать.
Она вдруг фыркнула.
— У меня, ещё девочки, халаты домашние были с большими отворотами. А как начала расти грудь, купили мне халат с застёжкой повыше, чуть ли не под шейку, а то лифчик виднелся. Ну, я и учудила. Взяла тайком из аптечки эластичный бинт и стала вместо лифчика повязывать под грудью. Немножко так натягивая снизу, чтоб не переваливались мои росточки через острый край. Понимаешь, через халат заметно, что бельё на мне есть, будто матерчатая планка какая, а что бретельки через плечи не идут — это уже дело десятое. Не приглядишься — и не заметишь, а зачем домашним приглядываться? Но сердечко всё же подпрыгивало — а вдруг? Ведь чуть потяни "молнию" — и вот оно моё, всё на виду.
Конечно, когда большие выросли, тут так не словчишь, мотаться будут и выскакивать из-под бинта. Я это к чему — мало ли кто чего опасается и не знает, как оно со спины выглядит.
— Ты думаешь…
— Да, ещё я думаю, что у трёх близких подружек, а двое ещё и сёстры к тому же, настроение быть одинаковым должно, когда они вместе и забавляются. Просто охватывает их общее настроение, вот как нас с тобой. Поняла?
— Теперь-то поняла, — и Ева с шумом выдохнула, засмеялась.