Аннотация: Долг и веление сердца - чувства разные, а чаще и диаметрально противоположные. Но что важнее? И что бывает, если они совпадут...
Темно-зеленый джип с эмблемой-драконом на крышечке бензобака притормозил у высоких ворот. Замигала лампочка переговорного устройства, и отрывистый, неразборчивый лай из динамика вырвал меня из состояния дремотной задумчивости. Водитель тихо ответил в динамик, кто прибыл, - вернее, кого привезли, - и ворота медленно, бесшумно разъехались, словно открывая мне вход в чарующий мир.
Тихо шуршат колеса о розовый гравий, чуть заметно колышется листва под полуденным солнцем, воздух плавится, дрожа маревом над газонами, выпивая влагу из похожих на облетевшие листья ленивых бабочек. Как давно я не вдыхала этот ни с чем несравнимый аромат, как давно я не чувствовала себя защищенной в этом мирке, оторванном от цивилизации!
Строишь себе укрепления, вдыхаешь эфиры и ароматы, натягиваешь на лицо улыбку и ждешь реакции настроения - все впустую, если вокруг тебя тошнотворные обои клетушки - квартиры, за окном стены заброшенного завода в потеках небесных слез, а по улицам снуют толпы холодных, безразличных или вовсе враждебных тебе существ.
Шофер остановил своего железного коня, выскочил под палящие солнечные лучи и распахнул передо мной дверцу. В охлажденное кондиционером чрево джипа хлынул удушающий жар летнего полудня, пропитанного ароматом трав и цветения, мои мозги тут же зашипели и дали сбой - я возвращаюсь домой после года натянутых отношений, так что помутнение рассудка вполне простительно, даже если не брать в расчет августовский полдень.
Дом, похожий на японское жилище в своей роскошной лаконичности, жуком раскинулся на огромной площади. Второй, мансардный, этаж Сэнсей вообще считал лишним, и только постоянное присутствие в доме сорока душ учеников, десяти родственников и кучи слуг убедили его в необходимости хоть немного возвыситься над землей. "Куда проще копать вглубь, чем пытаться взлететь, и пользы больше", - качал головой Сэнсей, но постройка второго подвального этажа (первый уже был) грозила завалить всю конструкцию, поэтому от гениального плана постройки многоуровневого подземного бункера отказались.
Петляя по дорожке мимо пары маленьких луж, гордо именуемых мастером фэн-шуя "озерами для увеличения благосостояния и привлечения положительной энергетики", я поднялась по двум вычищенным до скрипа ступенькам. На открытой всем ветрам веранде под скатом крыши, в стороне от лестницы, стоял молодой человек. Высокий, стройный, длинноволосый, - раньше я его не видела. Увидев меня, он сложил ладони в приветственном жесте и поклонился, я же, как особа женского пола, на секунду опустилась на одно колено, склонив голову.
Мир замер, словно средневековая гравюра, звенящим сгустком эмоций и напряжения. Тишина стояла гробовая, только гудение насекомых доносилось из густых зарослей. Поскольку молодой человек потерял ко мне интерес, снова устремив взгляд в чашку, стоящую на балюстраде, я открыла дверь, проскользнула внутрь и на минуту застыла, жадно ощупывая взглядом незнакомца. Тот почувствовал мой взгляд, быстро обернулся, но увидел только неплотно прикрытую дверь.
Я торопилась на звук голоса, услышать который вживую и боялась, и жаждала, поскольку последний долгий год все, что мне доставалось - это пара скупых слов в телефонную трубку.
Служанка, сидящая на коленях, почтительно раздвинула передо мной сёдзи, и я вступила в кабинет Сэнсея.
"Здравствуй, Ящерка. Как же долго я ждал тебя!", - яростно прокричали чуть расширившиеся ноздри Сэнсея, его быстрый взгляд. Он сидел за огромным дубовым столом в высоком кожаном кресле, такой маленький и такой значительный на фоне громоздкой староанглийской мебели.
"Этот миг - лучшее, что было в моей жизни", - смущенно заалели кончики моих ушей, когда я низко нагнула голову в приветственном поклоне.
"Ты снова с нами, и в доме поселится бедлам. Я очень рад", - качнулась голова младшего сына Сэнсея. Белка сидел на подлокотнике кресла напротив стола Сэнсея и уничтожал орешки, лежащие на низком квадратном блюде.
"Хорошо, что ты перешагнула свою гордость. Мы ждали тебя", - Ворон, средний сын Сэнсея, вскинул голову, чтобы отбросить с глаз длинную челку.
"Твои умения очень пригодятся нам в этом противостоянии, но даже без них ты навсегда член нашей стаи, почему же ты отвернулась от нас?", - Богомол, бесстрастно-холодный старший ученик Сэнсея, опустил голову, закуривая от массивной настольной зажигалки ароматную сигарету.
"Мы будем относиться к тебе так, как скажет Сэнсей, молодая госпожа. Но ненависти к тебе у нас нет", - хрустнули пальцами Паук и Кабан, двое старших учеников и телохранителей Сэнсея. Они стояли у большого окна, заслоняя обзор возможному снайперу-убийце.
"Я нуждалась в вас, как корни нуждаются в воде. Я люблю вас, как солнечные лучи любят землю. Я скучала без вас, как осенняя листва без грустной мелодии дождя. Но я скорее сдохну, чем признаюсь вам в этом", - трепетали мои ресницы, пока я сворачивалась клубком в своем любимом кресле, мягком и глубоком, обнимающим тело как ил на дне озера.
"Мы знаем это, и ни жестом, ни намеком не смутим тебя", - успокаивали меня устремленные на Сэнсея взгляды, окаменевшие маски лиц, напряженные как струны тела.
- Банда Крысы запугала уже несколько районов, владельцы бутиков уже сложили лапки, кинотеатров - трепыхаются, но недолго им осталось... На днях головы нанятых ими убийц были поднесены к столу Торгаша и Лондона в ресторане "Юдифь"... Знаково, не так ли? Официант сдох, но ни слова не сказал, сколько ребята не бились... Наши школы уже несколько раз атаковали, мы обязаны принять меры. Готовьтесь к бойне.
Я презрительно фыркнула в диванную подушку, но Сэнсей обостренным слухом уловил этот звук, больше похожий на чих котенка, и в мягкий блин подлокотника, легко задев прядь волос на виске, впился дротик с алыми шелковыми нитями на конце. Я открыла один глаз, внимательно изучила укоризненно покачивающийся дротик, пробормотала:
- Да ладно, поняла я, поняла... - и снова погрузилась в себя, прикрыв глаза. Все-таки мать моя была кошкой, а отец - душным майским вечером, иначе как бы я получилась? Осталось только отрастить хвост, усы и по ночам не только охотиться, а еще иногда смотреть на звезды, калачиком сворачиваться у чьих-то ног и зевать во всю ширь розового цветка пасти... пардон, рта.
- До конца недели Бешеный будет следить за Крысой. А потом, учитывая привычки и обычаи Крысы, мы загоним его в ловушку...
Я перестала слышать Сэнсея. Имя Бешеного отразилось в памяти запахом пота, мелькнуло молнией-"розочкой" из бутылки шампанского, оглушило оргазмом, от которого подкашивались и мелко дрожали ноги.
Под струями дождя на заправке для дальнобойщиков мы вылезли размяться из прицепа, в котором благополучно проехали пару городов и не счесть километров, и разминка наша закончилась в грязной луже, под раскаты грома, на глазах обалдевшей дворняги...
И сейчас, вспомнив, дрожь прошла по телу. Представилось, как я впиваюсь ногтями в его персиковые половинки, заставляя двигаться в моем ритме, а в ответ меня испепеляет его взгляд, взгляд Бешеного... Я завозилась в кресле, засучила ногами, представила на себе его горячее, жестокое тело и медленно, с усилием, выдохнула, послала в небо мой воздушный поцелуй.
Белка догрыз орехи и разочарованно шуршал шелухой, выискивая на блюде еще добычу, Богомол курил пятую сигарету, Ворон нарочито вальяжно раскинулся на низком диване, производя впечатление абсолютно ко всему безразличного тюфяка.
- ... Ящерка, молодая госпожа. Пока будет жить с нами, а там посмотрим, - слова Сэнсея прорвались в мое сознание, вернув на грешную землю. Я села в кресле, чинно сложила на коленях красивые (как мне нравится думать) руки, и внимательно посмотрела на личность, которой меня представляли.
- Все для Вас, - проговорил мой полуденный незнакомец, опуская голову на пару сантиметров ниже, чем днем. Я тоже поприветствовала его, переведя спрашивающий взгляд на Сэнсея. Тот укоризненно качнул головой, встал и склонился надо мной, словно защищая:
- Мангуст, мой преемник, будущий глава нашей семьи, - Сэнсей обвел глазами кабинет, на секунду задержался взглядом на статуэтке Будды, увитой цветочными венками и окуренной благовониями.
"Когда меня не станет, когда я уйду, как дым...", - говорил его взгляд, - "Ты обязана будешь любить и уважать этого человека, иначе конец всему."
Я закусила губу, но призрак смерти Сэнсея показался мне на фоне преемника достаточно условным. Во всяком случае, кругленький Будда - Сэнсей, сидящий на облачке и с матом палящий в демонов из автомата был куда менее привлекательным, чем густо-синяя глубина глаз Мангуста и нарочито небрежный эротизм, так и сквозивший в его облике. От желания обладать этим редкостным экземпляром у меня задергался живот.
"Я хочу быть твоей госпожой, твоей хозяйкой, твоим проклятием и наградой", - презрительно поджала я губы, смерив взглядом нового любимца Сэнсея.
"Твоим рабом или господином, твоим плащом или дождем, неважно. Ты будешь нуждаться во мне, как в кислороде, - и тогда посмотрим, кто тут господин!" - скептически дернулись уголки губ Мангуста, не торопившегося спускать флаг.
"Под этой крышей, ребята, вам придется поладить. Борьба здесь приветствуется только под покровом ночи, за газовыми занавесями, на мягких перинах. Иначе окажетесь в самом центре водоворота, в который будет вовлечен мало-помалу весь наш мир, и в конце концов захлебнетесь...", - мерил шагами комнату Сэнсей, говорил что-то о стратегии нападения, тут же сам себя перебивал и изрыгал на башку Крысы всевозможные проклятия, замолкал и испытующе всматривался в лица сыновей и учеников, преданно следивших за ним.
Утомившись, Сэнсей опустился в кресло, покачал маленькой фарфоровой пиалой. Волшебная гурия с ярко накрашенной нижней губой и высокой прической, путаясь в рукавах кимоно и наступая кроссовкой на подол, налила в пиалу водки на глоток, пододвинула блюдце с половинкой соленого огурца, вздетого на палочки для еды.
- Думаю, на сегодня разговор окончен, - устало махнул рукой Сэнсей и опрокинул в себя наполненную пиалу. Сонно завозился Ворон, принимая вертикальное положение, Белка запрыгал к дверям, тщетно пытаясь заглушить в себе бьющую через край энергию. Я успела только встать с кресла, задевая плечом Мангуста, когда пронзительный женский вопль, набирая обороты, разнесся над имением Сэнсея.
Следующие несколько минут растянулись для меня на годы. Кадр за кадром застывали перед моими глазами страшные картины:
распахнутая дверь, заплаканное лицо служанки с потеками краски, искаженное в судорожной гримасе боли и страха;
бегущие молодые садовники, несущие к распахнутым во внутренний сад сёдзи одеяло с чем-то тяжелым и влажным;
Ворон, в мгновение ока перемахнувший кресло и подбежавший к ноше;
лицо Сэнсея, в момент превратившееся в маску;
тяжелый вздох Мангуста у меня за плечом.
Бешеного убивали долго и мучительно, железом и огнем, а напоследок вырвали из его груди сердце. Открытая кровавая пустота чуть не засосала меня, как пресловутая черная дыра. Я почувствовала, как из желудка к моему сердцу потянулись ледяные щупальца, как оно затрепыхалось и затихло. Ритм стал ровным, спокойным и размеренным.
- Где нашли? - глухо спросил Сэнсей, не отводя глаз от своего бывшего старшего ученика.
- Мы, Сэнсей, нашли, - двое молодых бойцов клана, нервно переступая с ноги на ногу, мялись в углу веранды.
- Где?
- Мы приехали ему на смену, как договаривались, - затараторил один, - а там машины нет. Старший нам не звонил, указаний никаких не давал - вот мы и забеспокоились...
- Верно, - подхватил второй, - бомжа местного разыскали, тот нам на гаражи и указал... А за ними там развалины какие-то были, пес его разберет. Вот там и нашли, под щебнем.
- Идите, - кивнул Сэнсей, - и заберите тело. Приготовьте его для погребения.
Садовники бодро, в ногу, побежали к подсобным помещениям, женщины устремились за ними, подвывая. Сэнсей проводил взглядом эту процессию, самолично задвинул седзи и опустился в кресло.
- Мы найдем ублюдка Крысу, и очистим Город от его гнилья.
- Он не проживет и недели, - мрачно пообещала я не то себе, не то Сэнсею.
- Нет! - вскинулся тот. - Ты останешься здесь, под защитой имения. Я не могу рисковать... таким редким умением, как у тебя.
"Я боюсь за тебя! Ты дорога мне, твоей потери я не перенесу!", - в отчаянии кричали его нервные пальцы, перебирающие бумаги на столе.
"Ты не знаешь, что значил для меня Бешеный, не можешь знать...", - упрямо отвечали мои сжатые до боли челюсти.
- Бешеный ничего не сказал им, иначе эти гады подбросили бы его тело нам под ворота, - задумчиво проговорил Мангуст, и Ворон согласно кивнул.
- Так чего мы ждем? - беспокойно сверкнул глазами Белка. Он свернулся на низком столике, подтянув колени к подбородку, и машинально шарил по блюду. - Мы же можем сейчас отомстить за это оскорбление.
- Как? - Ворон решительным жестом взъерошил волосы. - Да через пять минут после нашего вступления в Город Крыса затаится в такой норе, что придется взрывать кварталы, чтобы до него добраться. Никто не знает, скольких мелких шавок он прикормил, ни в ком нельзя быть уверенным. Крыса оплел Город прямо-таки паучьими сетями.
Мангуст откинул с плеча прядь волос, и рельеф его челюсти вырисовался особенно четко, - твердая линия, мощная и волевая, между ухом и мускулистой шеей:
- Нам нужно переждать пару дней, а лучше недель, пока все не успокоится. Если мы зашевелимся сейчас, Крыса поймет, из какого клана был Бешеный. А предъявить Крысе нам нечего, доказательств нет.
- И его жертва окажется напрасной, - медленно продолжил слова Мангуста Сэнсей. - Погребение проведем через три часа, за выгоном на холме.
Сэнсей опустил голову, и мы гуськом покинули кабинет, оставив его в окружении призраков прошлого, среди которых сегодня он ждал только одного.
Солнце почти исчезло за горизонтом, последними лучами цепляясь за потемневшие деревья. Сад нахмурился, съежился, как филин, исподлобья глядя на освещенный фонарями дом Сэнсея.
Я сидела без света, довольствуясь несколькими маленькими свечками, плавающими в блюде, и слушала вечер. В открытое окно, слегка колыша газовые занавеси, влетал легкий прохладный ветерок, нес на своих невесомых крыльях стрекот, шорохи и вздохи, шелест листьев и журчание родничков-фонтанчиков.
Передо мной стояла бутылка с белым вином, стакан и до половины полная окурков пепельница. Низкая тахта, застеленная покрывалом, масса расшитых подушек и неверная пляска язычков пламени давали комфорт телу, но душа успокоения не находила, - перед глазами пылал костер. Высокий и ненасытный, он яростно грыз помост, плевался брызгами искр, завывал и рычал, словно это был не костер, а сама душа Бешеного, в бессильной злобе и жажде мести вздымающая руки к небу.
В полном молчании ученики положили последнее пристанище Бешеного на помост. Сэнсей долго-долго вглядывался в белое лицо своего старшего ученика, а затем, швырнув факел в хворост, громко прокричал куда-то за горизонт:
- Все для тебя, Бешеный!!!
Надеюсь, душа одинокого странника в вечной Пустоте возрадовалась, или хотя бы впечатлилась и клятвой Сэнсея, и нашим безмолвным эхом этой страшной клятвы, клятвы на огне.
Я повертела стакан в руках, сделала большой глоток и опять уставилась в окно. Казалось бы, вот тебе и время, и место, и повод предаться горю и философии, ан нет! Ни одной мысли в голове, как будто погребальный костер выжег меня изнутри дотла. Люблю я в благородном, отдающим затхлостью подростковой романтики месте пожалеть себя, как бы посмотреть со стороны на свою полную скорби, прекрасную фигуру, потрясающие глаза, в которых каплями звезд отражаются... Тьфу! Начиталась романов.
С ворчанием я поднялась с тахты, подволакивая затекшую ногу, и закурила. Дымок петлей взвился вверх, я подползла к окну и влезла на подоконник, - запах летней ночи, журчание ручья и стрекот сверчков вскружили голову, унесли меня в сладкий мир воспоминаний.
- Смотри, как я высоко! Я могу достать до солнца!
- Я тоже так могу, подумаешь....
- Так чего же не залазишь?
- Мне нельзя в сад...
- Трус, трус, трус...
Внизу зашуршал мелкий зверь, пробегая по своим делам из одних зарослей в другие. Я вздрогнула, затушила сгоревшую сигарету и потянулась за следующей. Один раз приняв решение, я уже не позволяла себе пускать в голову сомнения - только хуже будет. Лучше уж жалеть о том, что сделал, чем о том, что не сделал - а я сделаю....
Скрипнула дверь, запоздало прозвучал торопливый стук и в комнату проскользнул Белка. Блеснул бусинками глаз.
- Извини, что тревожу. Думаю, тебе не помешает выговориться...
Я молча сползла с подоконника, махнула рукой в сторону кресла и наполнила второй стакан желтоватым вином.
- За Бешеного! - и залпом опрокинула в себя содержимое.
Белка заглянул в свой стакан, что-то решил про себя и так же залпом выпил. Потом поставил его со стуком на стол:
- Пытаешься напиться? - Белка невесело улыбнулся.
- Да, - откровенно ответила я, пожимая плечами.
- Ворон тоже попытался, но в итоге сидит где-то в саду, переваривает.
- Что сказал Сэнсей? При мне он почему-то избегает темы мести Крысе. Чего он боится?
Белка чуть шевельнулся, нарочито беспечно посмотрел в окно.
- У Сэнсея на тебя другие планы.
- Какие? - мгновенно напряглась я.
- Ящерка, - глаза Белки предупреждающе сузились, он вскочил с кресла и подошел к окну. - Клан набирает силу. Наши школы разбросаны по всему Миру. Город трепещет при упоминании имени Сэнсея, многие почитают за счастье оказаться на приеме в его доме. И вот появляется Крыса - вылезший из грязи выпендрежник, неук и кретин. Сколачивает банду, скупает костюмы, машины и казино, как сумасшедший, и теперь строит из себя бизнесмена. Только внутри каким был, таким и остался...
Ночь сгущалась, свечки еле тлели, но в голове, как ни странно, прояснялось.
- Это хорошо, Белка. Очень хорошо... - зашипела я в темноте, скрюченными пальцами, как когтями, терзая подушку. - Падаль, она от успеха голову теряет. Нахальной становится и неосторожной...
- Ящерка, отец ОЧЕНЬ против, чтобы ты влазила в это дело. Он категорически запрещает тебе брать в руки оружие, телефон либо выходить за пределы имения без сопровождения.
- Так он боится за меня, или опасается моего вмешательства?
Я резко дернула плечом, вдавила сигарету в пепельницу и зло посмотрела на Белку. Он пришел не говорить по душам, он пришел в мягкой манере сообщить пленнице распорядок ее дня в тюрьме.
...- Думаю, Белка выполнит все как надо. Они с Ящеркой были достаточно дружны... когда-то... - Ворон опустил голову, рассматривая фонтанчик темной воды, бьющий из-под камня.
- Приказ Сэнсея был достаточно четким. Белке понадобится только передать слова хозяина, и все. Что может не получиться? - безразличные глаза Мангуста смотрели с легким недоумением.
- Ты не знаешь ее, - презрительно бросил Ворон, и Мангуст ощерился в ответ. - И, хотя Сэнсей другого мнения, ты вряд ли когда-нибудь подберешься к ней настолько близко.
- Сэнсей - хозяин, объединивший сотни людей в отлично отлаженную, бесперебойно и беспрекословно работающую машину. И эта девушка...
- Госпожа, - укоризненно поправил его Ворон. - Для тебя она - госпожа.
- Пока, - невозмутимо отозвался преемник, срывая травинку и медленно пробуя ее на вкус. - Хорошо, и только эта молодая госпожа нуждается в клетке, чтобы выполнить приказ хозяина? Почему же Сэнсей не прививает ей необходимую покорность?
- Иначе он потеряет ее, - тихо ответил Ворон.
Мангуст приподнял бровь:
- Она показалась мне достаточно разумной для того, чтобы понимать, что только покорность и послушание будут достаточным проявлением ее уважения и любви к Клану.
- Она уважает и любит Клан, но понимает это немного по-своему.
Мангуст только хмыкнул.
Сегодня четверг. Четвертый день моего заточения в темнице детских воспоминаний, летней неги и связывающего по рукам и ногам подобострастия. Утренние подносы с круассанами, кофе и восхитительными заварными пирожными, которые могли быть принесены и в пять утра, а встать с постели я могла и ближе к полудню. Горячие ванны, растапливающие тело до жидкого состояния, умелые массажисты, легкий пахучий ветер с цветущих лугов и глухие крики учеников, отрабатывающих приемы на тренировочных кортах за флигелями.
Днем я находилась в состоянии медузы, лениво шевелящей щупальцами, но с приходом вечерней прохлады оживала, и мою душу и разум начинала терзать жажда деятельности и бессильная злоба на ту тюрьму, что мешала мне осуществить задуманное. Но сегодняшний вечер был особенным, и вряд ли даже Сэнсей мог мне помешать. Как и всегда по четвергам, меня звали музыка и, как ни странно, любовь.
Черные свободные брюки, средний каблук, белоснежная хрустящая рубашка и низкий хвост длинных волос. Я смотрела на себя в зеркало старинной работы и наполнялась музыкой, пританцовывала, распахивала настежь все двери в душе и выпускала на поверхность и романтичность, и тоску, и жестокость, и любовь... Жуткий клубок эмоций, запертый неделями в глубине моего существа.
Я подмигнула отражению, коротко и с усилием выдохнула и, подхватив маленький рюкзак и кожаный пиджак, тихо вышла из своих апартаментов.
- Ты куда, Ящерка? Ты не запомнила моего приказа? - Сэнсей отделился от стены, как тень, и мягко поплыл в мою сторону. Я застыла на ступеньках с рюкзаком в одной руке и брелоком от "Нивы" в другой. Ну надо же...
- Ты же знаешь, сегодняшний вечер у меня занят.
- Это так важно?
- Важнее, чем ты думаешь.
Я подошла к перилам, повесила на них рюкзак и медленно натягивала пиджак, не зная что говорить дальше. Мелкие мотыльки кружились вокруг бумажного фонарика, пытались проникнуть внутрь и листопадом сыпались на веранду. Сэнсей сложил руки в рукава, поежился от вечерней прохлады.
- Выдам я тебя замуж, Ящерка, чтоб ты хоть кого-то боялась. И дам ему абсолютную свободу действий, дам власть над тобой.
Я внутренне сжалась от ужаса, от мысли о таком страшном насилии, созревающем в голове Сэнсея, но ответила достаточно безразлично:
- И кто же, по твоему мнению, согласится стать мужем женщины, шляющейся невесть где ночами, пропадающей на недели, а потом возвращающейся с головами врагов Клана в мусорных кульках? А?
Но мое ехидство осталось без ответа.
- Почему ты нарушаешь приказ, Ящерка? - интонация была мирной, даже чуть усталой.
- Честно? Я не могу жить без воздуха, без пищи и без четвергов. Надеюсь, ты понимаешь. Не думаю, что я могу подвергнуться хоть какому-либо риску. О том, кто я, знают немногие. А вот во всем, что касается моей непосредственной деятельности, я никогда не позволяла себе ослушаться. Разве что, - я холодно улыбнулась одними губами, - когда мое непослушание идет тебе же на пользу.
- Что ты ищешь в этом водовороте? Зачем бросаешься в клоаку Города добровольно? Можешь не выплыть... - Сэнсей подошел совсем близко, блеснули словно маслом смазанные волосы. - Кого ты ищешь там?
- Того, кто купит мне новую жизнь и новое имя, - я откровенно смеялась. - Того, кто скажет, что берет на себя все мои проблемы, за которым я пойду в огонь и воду. Того, кто поймет меня и дополнит. Ну, пока!
Я махнула рукой и побежала в темноту за дом. Через пару минут грязноватая "Нива" миновала ворота. Я мчалась в Город.
- Выходи, - Сэнсей смотрел, как медленно закрывались массивные ворота, за которыми минутой раньше исчезла Ящерка.
- Вы знали, что я здесь? - Мангуст вкрадчивой, текущей походкой вышел в круг света фонарика и поморщился, глядя на мушиный хоровод.
- Думаю, не только я, - оскалился Сэнсей, и от его улыбки Мангуста прошибла крупная ледяная дрожь. - Хотя не уверен, вычислила она тебя, или подумала на Белку. Второе, как ты понимаешь, предпочтительнее.
Мангуст молча кусал губы, досадуя на свою промашку. Но Сэнсей не усугубил дело презрением.
- Не терзайся, ее слух и интуиция не хуже Белкиных, а ты практически с ней не знаком.
Сэнсей резко отвернулся и направился к сёдзи. Затем остановился и процедил, не оборачиваясь:
- Следить за каждым шагом. Обо всем подозрительном докладывать немедленно. Немедленно!
И скрылся в глубине дома.
Мангуст перевел дух. Первым этой ночью поедет Паук и его пятерка. Думать о том, что придется присылать кого-то на замену Пауку, очень не хотелось.
Город - живое существо, он дышит и растет. В нем клокочет жизнь, днем вливаясь толпами людей в отверстые рты муниципальных зданий, больниц и школ, а по ночам питаясь безудержным сумасшествием толпы, звереющей в барах, казино и ресторанах. Все они - дети ночи, на дух не переносящие солнечный свет. В ночи легко быть загадкой, окутать себя множеством покровов лжи, представить себя в выгодном свете. Или наоборот, скрыться за чужой маской, тенью скользить в толпе, стать человеком без лица и судьбы.
Вот я, например, теряю здесь все, кем и чем я есть.
Я паркуюсь на окраине района Снов, где мужчины и женщины, отбросив приличия и условности, осуществляют свои самые сладкие и запретные сны, где нет ничего недозволенного, разве что убийство того, кто слабее. В таких случаях приходит в действие машина - двойник клана Сэнсея. Ловкие незаметные убийцы без промедления приступают к работе, и не было случая, чтобы виновник не был найден, убит и выброшен в центр района в назидание толпе. Если же завязывался спор между равными по силе, район безучастно следил за исходом схватки. Победитель отправлялся отмечать победу, побежденный же отправлялся на корм бродячим псам.
Я проворно двигалась в толпе, греясь в мертвом свете неоновых огней, реклам и гирлянд. Пройдя пару улиц, запруженных народом, я наконец достигла цели.
Двухэтажное здание без вывески создавало смешанное впечатление уюта и заброшенности. У внушительных дверей стояла стилизованная под древность будка привратника, над крыльцом свешивались кованые фонари на тяжелых цепях и немилосердно скрипели от каждого дуновения.
Первый этаж был отдан под номера. Как показала практика, выпрыгивать из окон в случае чего со второго этажа горе - любовники категорически отказывались, чем портили нервы гостей и репутацию заведения.
Второй этаж отводился под закрытый клуб - ресторан - дискотеку для разноцветных прелестников, хотя при желании любой "натурал" тоже мог тихо посидеть в уголке, если был не очень пьян и в достаточной мере деликатен.
Я стукнула в окошко швейцару:
- Привет, Котяра.
В ответ в будке заворочались, и на улицу протиснулся охранник Кот, шириной во всю будку, высотой под второй этаж.
- Что-то ты припозднилась. Курить есть?
- На, - я протянула Котяре пачку тонких и изящных сигарет. - Только огня нет.
Мы закурили от Котяриной зажигалки и неспешно поболтали о том, о сем.
- Много народу сегодня, все тебя ждут.
Я только отмахнулась.
- Кстати, слыхала про заварушку? Крыса устроил, массу народа положил. - Кот удовлетворенно прищурился, заметив мой неприкрытый интерес, и глубоко затянулся. - Фу, что за бабскую дрянь ты куришь?
Я медленно перебросила рюкзак с одного плеча на другое и провела ладонью по волосам. Терпение меня покидало. Кот это, видимо, почувствовал, потому что быстро затушил ногой окурок и выложил, как на духу:
- Крыса повадился в "Русалочий Пруд" захаживать. Снимет там пол-этажа и буянит до утра с девками и охраной. Так вот он на днях из окна выкинул...
Кого Крыса выкинул и что потом случилось, меня волновало мало. Важно, что местонахождение гада было до зубовного скрежета близко. Я плотоядно улыбнулась:
- Ну и хрен с ним, Кот. Я пошла.
Зал был освещен скудно и очень выборочно. На каждом столике горела голубым огоньком лампа, маленькая группа музыкантов ловила два-три луча света, в которых плясали под музыку клубы пыли. Посетители утопали в полутьме, шевелящейся, томной и жаркой, расплывающейся в тонких струйках сигарного дыма. Неслышно скользили официантки, оркестр негромко наигрывал что-то тягучее.
Полярная Сова сидел за одним из огороженных с трех сторон столиком, потягивая виски. Его белоснежный, довольно высокий ежик взмок от тропической жары, царящей в заведении, но кристально чистые серые глаза цепко оглядывали каждого входящего. Слева к нему всем телом прижался его питомец и воспитанник, которого на данный момент Сова звал Танагрой. Жарко дыша в шею Полярной Совы, Танагра ластился к хозяину, терся щекой о мускулистое плечо, оставляя на черном шелке рубашки влажные пятна, жадно сосал мочку с маленькой сережкой-колечком.
- Жарко, - безразлично и медленно Сова отстранил мальчишку. Он потягивал виски и ждал. Она запаздывала.
Зашелестели занавески из бусинок, и легкая фигурка почти бегом метнулась к служебному помещению. Сердце Полярной Совы ухнуло вниз, а потом вернулось, выплясывая под ребрами чечетку. Рука Танагры шаловливо потянулась к брюкам Совы, залезла в карман. Не глядя, Сова сгреб своего раба за рубашку на груди и прошипел, не отрывая глаз от сцены, на которой заметно оживились музыканты:
- Не отвлекай меня, не то изобью.
Танагра мгновенно извлек руку и задержал дыхание, готовясь к удару, но Сова уже отпустил его, переключившись на сцену.
Музыканты погрузились в полумрак, освещаемые только тусклыми зеленовато-голубыми лампами. Девушка в сияющей в свете софитов рубашке прошествовала к самым занавесям, согнулась пополам, словно в земном поклоне, и непринужденно уселась на краю сцены. Туда же подбежал распорядитель, девушка покивала головой, и экран над музыкантами засветился, погрузив мизансцену в иллюзорный полумрак.
Мастерство певицы заключалось вовсе не в исполнении арий или сложных джазовых композиций. Для своего репертуара она подбирала старые и новые песни, ежедневно звучащие на волнах радио на разных языках. Но исполняла она их, словно тайны своей души исповеднику поверяла, страстно и безнадежно, завораживая бархатными интонациями, создавая и накаляя в зале атмосферу мистического желания, рождая пугающие вздохи за спиной у взмокших любовников, маня и сталкивая.
И, как живая иллюстрация к ее исповеди, экран демонстрировал романтические, хватающие за душу клипы, сделанные из нарезок разнообразного аниме. Нарисованные идеальные персонажи на любой вкус любили, предавали, страдали и смотрели друг другу в глаза, а со сцены лились признания, опутывая и затягивая в трясину липкого безумия.
Я пела уже часа полтора. После заточения в имении Сэнсея я чувствовала невероятный подъем. Любовники всех мастей и возрастов сидели здесь, практически не нарушая тишины. Они медленно впитывали друг друга, дышали одним воздухом. Были тут и магнаты Города со своими сексуальными игрушками, и влюбленные пары, и искатели приключений, и любопытные туристы. Но бал правила в этом заведении любовь. Я чувствовала ее вкус, терпкий и пряный, с легким оттенком табачной горечи.
Распорядитель подбежал последний раз, передал заказ с последнего столика. Я мельком глянула на сладкую парочку, слившуюся друг с другом в поцелуе. Моя песня вряд ли сильно их увлечет, они явно не замечают ничего вокруг. Я устроилась поудобнее, кивнула музыкантам, и запела-заговорила, а перед глазами пылал костер, и Сэнсей кричал небесам: "Все для тебя..."...
Когда музыка закончилась, я медленно встала и покинула сцену. Наибольшим мастерством ресторанного певца я считаю не аплодисменты или признание, а создание атмосферы, когда сцена пустеет незаметно.
В каморке-гримерной я причесывалась у зеркала, когда в дверях появился нахальный паренек лет восемнадцати. Откинув выкрашенную прядь театральным, показушным жестом, он сунул руки в карманы сильно облегающих джинсов и вальяжно осведомился:
- Ящерка - это ты?
Я мысленно посчитала до десяти, окинула наглеца взглядом василиска.
- Ты кто такой?
Парень явно не ожидал от ресторанной певички такой прыти.
- Мой хозяин, - проговорил он со значением, особенно выделив слово "хозяин", - приказал мне привести тебя к его столику.
- Вот как, - я аккуратно и чудовищно медленно стянула волосы резинкой. - И как же зовут твоего хозяина?
- Он просто велел привести тебя, а не давать отчет!
В следующее мгновение нахаленок выл, зажимая рукой разбитый нос, а я, захватив его вторую руку в болевой прием, стремительно направлялась в зал. Распорядитель, увидев нас, побелел, подскочил ко мне и шепотом заорал, делая "страшные" глаза:
- Ты что, с ума сошла?? Отпусти его немедленно!
Я не остановилась, только бросила на ходу:
- Отстань.
Распорядитель, однако ж, даже не подумал оставить меня в покое, и вцепился в рукав рубашки. Таким манером наша группа и ввалилась в зал.
Парочки изумленно уставились на меня, кое-кто высказался невежливо, кто-то засмеялся. Распорядитель чуть не на колени грохнулся:
- Это мальчик господина..., - и указал на столик, окруженный декоративным плетнем.
Я размеренно пошла прямо к столу, полыхая гневом. Открыла было рот для гневной тирады, но вопреки намерению улыбнулась:
- Сова! - и рука парня наконец получила долгожданную свободу.
Полярная Сова приподнял бровь, осматривая потерявшего товарный вид Танагру, потом воззрился на меня:
- Ты что это делаешь? Мне теперь что, на пластику для этого мальчишки раскошеливаться?
Я опустилась на стул, развела руками.
- А чего ж он не сказал, что это ты меня зовешь? Зачем же попусту понты гонял?
Полярная Сова только посмотрел на Танагру, и тот сразу съежился, втянул голову в плечи, глаза тут же оказались на мокром месте. Я примирительно похлопала разозленного Сову по руке:
- Прости, что испортила тебе настроение. За мальчишку не беспокойся, через пару дней будет еще краше, чем был.
Сова ничего не сказал, только ответным жестом сжал мои пальцы и подозвал официанта.
Его плавные движения и грация сразу подсказывали наблюдателю, что шоу-бизнес по Сове плачет. И будет недалек от истины, - в том смысле, что с десяток крупных агентств фотомоделей и школ сомелье принадлежали именно ему, и рыдали от его требовательности и жесткости кровавыми слезами. Богач Полярная Сова жил в огромном небоскребе в богатой части Города, занимая квартиру в два этажа и триста квадратных метров. Жизнь за Городом он считал как минимум чудачеством, превыше всего ставя только достижения цивилизации.
Но вот от чего из пережитков прошлого он отказаться так и не смог, так это от жизни в гареме. Покупая молодых мальчишек в приютах и детских домах, он растил в своих огромных апартаментах достаточное количество молодых смазливых красавчиков, пользуясь ими в качестве горничных, посыльных, и, конечно же, в своей постели. Несмотря на жестокие меры муштры, мальчишки боготворили его, пленяясь силой и красотой хозяина, а также прекрасно понимая свою выгоду, - их, никому не нужные отбросы, брали на обучение в школы сомелье и моделей совершенно бесплатно, давали работу в стриптиз - барах и ресторанах. Среднестатистическому клерку такие доходы даже не снились. Минус же был в том, что Сова мог запросто раздаривать их знакомым или продавать, постоянно обновляя свое окружение.
Официант поставил передо мной высокий стакан с томатным соком. Я потянулась зубами к соломинке, сделала небольшой глоток.
- Сова, а что ты здесь делаешь? - мне было неловко перед ним, ведь он имел возможность наслаждаться куда более мастерским исполнением.
- Отдыхаю.
- Правда?
Губы мужчины изогнулись в полуулыбке, глаза потеплели.
- Я пришел послушать тебя. Ты умудряешься эти пустые слова, которые каждому приелись уже до зубовного скрежета, наполнить эмоциями и смыслом, заставить пережить все то, о чем поешь.
- А может, все дело в атмосфере? - я улыбнулась и обвела глазами зал, больше похожий на сумрачную пещеру.
- Возможно, - как-то уж очень легко согласился Полярная Сова, затем небрежно вытащил из кармана платок и не глядя протянул его застывшему на своем стуле Танагре. - Иди, приведи себя в порядок и немедленно возвращайся.
Когда Танагра удалился, Сова посмотрел ему вслед, затем опустил глаза и залпом допил свое виски. Меня кольнуло нехорошее предчувствие.
- Говорят, ты живешь в имении, - Сова серьезно посмотрел мне в глаза. - И надолго ты там обосновалась?
- А твое какое дело? - усмехнулась я, пряча в груди дрожь. - Все-таки мой клан...
- Сэнсей и Симба недавно потеряли общий бизнес. Проиграли его Крысе, - и Сова внезапно перегнулся через стол, жар его кожи и дорогого парфюма опалил мое лицо. - А не так давно была разгромлена одна из ваших школ. И не надо мне говорить, что соскучилась по братьям!
Мы целую вечность смотрели друг другу в глаза, проваливаясь друг в друга, перетекая из тела в тело, когда шорох заставил меня обернуться, а Сову заиграть желваками.
Танагра, комкая в руках платок, с несчастным видом садился на краешек стула, сознавая, что сегодня явно не его вечер, если он умудрился трижды разозлить своего хозяина за такой короткий промежуток времени. Он с ненавистью взглянул на певичку, понимая, что снова сесть сможет не скоро, - хозяин обожал наказывать свои игрушки по старинке.
Полярная Сова проводил меня вниз и вот тут-то я и получила приглашение:
- Завтра собираемся в "Зоопарке", давай со мной.
У меня засосало под ложечкой, и я попыталась отшутиться:
- Сова, я слишком стара для таких увеселений!
И попыталась сбежать, но сильная рука мягко придержала за плечо.
- Я приеду за тобой в имение. К семи часам. Завтра.
Его губы задели волосы у меня на виске, и легкий шепот-выдох бабочкой сел на пряди:
- Там будет кое-кто из интересующих твой клан, Ящерка...
Сэнсей трясся от злости. Он отшвырнул палочки, стукнул ладонью о столешницу и отказался от утренней пиалы с чаем. Я была не рада, что вообще завела эту тему за завтраком, перепортив себе настроение на целый день. Вот пусть бы Сова приехал и самостоятельно приглашение свое Сэнсею и изложил бы.
- Ты не выйдешь из дома!
- Учитель, Вы ведете себя как законченный истерик! - не сдержалась я. - В конце концов, я взрослый человек, и могу располагать своей жизнью как уж мне заблагорассудится.
- Не совсем, - заметил бархатный голос Мангуста, неторопливо намазывающего на ломтик батона пюре из авокадо. - Ты представляешь собой определенную ценность для Клана. Соответственно, бездумно лишить Клан его...м-мм... имущества неправильно, противоречит уставу нашей большой семьи и может расцениваться как неповиновение и крамола. Соответственно и должно быть наказано.
Я еле дослушала этого напыщенного болвана.
- Попрошу не вмешиваться в мой разговор с Сэнсеем...
- Он имеет право, - оборвал меня Сэнсей, удовлетворенно придвигая к себе уже остывший чай, - и, кстати, говорит дельные вещи. Думаю, что твоя трезвая и ясная голова, Мангуст, остудит нрав Ящерки.
Я не поверила своим ушам. Перевела округлившиеся глаза на сраного философа и встретилась со стальным взглядом, ожегшим безразличием.
"Ты влипла!", - обещали "веселую" жизнь новоиспеченной невесте глаза Мангуста.
"Может, ослышалась?", - не теряли надежды мои заалевшие щеки.
"Слово отца - закон для всех", - откровенно злорадствовали несколько дочерей Сэнсея, уже который год ожидающие в своих комнатах похожей судьбы.
"Бедная Ящерка", - Белка украдкой взглянул на Ворона.
"Бедный Мангуст!", - Ворон чуть заметно подмигнул Белке, бросил салфетку на стол и, поклонившись, вышел.
Сэнсей, отвернувшись к распахнутому окну, умиротворенно следил за возней воробьев на раскидистом вишневом деревце.
- Ну и физиономия у тебя была сегодня утром! И как только тебя учили невозмутимости?
- А ты вот абсолютно не удивился. Может, ты уже знал?
- Так я и признался тебе, гадюке.
- От гадюки слышу! И вообще, что это мы так плетемся? Догоняй!
Двое вороных коней, один за другим, птицами полетели вниз с холма в долину, расцвеченную выгоревшими красками лета, гривы переплелись с волосами наездников - светлым и почти черным.
Бешеная скачка могла продолжаться весь день, как в старые добрые времена, благо за имением Сэнсея простирались огромные территории заповедника. Но в этот раз мы с Вороном направились к небольшой ложбине меж холмов, с несколькими деревьями и ручьем. Там мы бросили коней и упали на траву, тяжело дыша.
- Вроде не конь скакал, а я, - сообщила я Ворону, закидывая за голову руки и прикрывая глаза.
- Угу, - Ворон меня не слушал. Он сосредоточенно жевал сорванную травинку. Потом резко перекатился на живот и навис надо мной: