Аннотация: История одной короткой и яркой любви, любви без конца и без продолжения...
ТРИНАДЦАТЫЙ ВАГОН
Ну вот, наконец, и поезд. Вагон номер тринадцать. Ее любимая цифра.... В школе и в институте это был самый счастливый билет, и в этот раз, когда увидела номер вагона, почему-то обрадовалась. Так вот, вагон, сумки втиснуты в оставшееся от многочисленных мешочников пространство. Торопливое и неловкое прощание без поцелуев и объятий с бывшей невесткой, (бывшей одноклассницей и бывшей подругой) и с ее новым мужем. Все! Больше не надо стеснять их своим присутствием, стараться незаметно проскользнуть в туалет и вести никому не нужные разговоры ни о чем, когда уже не о чем.
Поехали. Можно и осмотреться, познакомиться с соседями, чего не избежать. В их купе, т.е. в ячейке плацкартного вагона, кроме нее, сына и племянницы - женщина средних лет, (хотя она никогда не понимала, что значат эти средние годы, где они начинаются и где кончаются, может уже и сама, в ее почти тридцать семь, к этому среднему относилась). С женщиной познакомилась, простецки предложила называть друг друга по имени, (наверное, все-таки обе из одного "среднего"...).
В соседней плацкарте, на верхней боковушке, сразу же привлек внимание загорелый молодой голый торс, мужской, ясное дело, поскольку голый женский торс привлек бы не ее только внимание. Торс лежал без матраца и подушки, хотя под головой что-то было, может сумка, а может и майка, с этого торса снятая. Почему-то подумала, что это какой-то несчастный молодой зэка возвращается к маме, а денег совсем нет у бедолаги, и багажа даже нет. Такие мысли были навеяны далеким воспоминанием из студенческих поездных приключений, когда однажды молодой человек - попутчик, заботливо помогавший в дороге, и даже читавший ей вслух Евтушенко, в итоге оказался "возвращенцем" из мест все-таки отдаленных, ограбил пассажира и сошел с поезда, не доехав до своей станции (если его станция вообще была...). Так вот тот спал на голой полке, пренебрегая и соображениями гигиены и даже простым комфортом, (была зима, и в вагоне не было жарко).
Взгляд ее непроизвольно возвращался к этому худому коричневому телу. Захотелось потрогать впалый и жесткий живот, потом мысли стали уноситься дальше... Да... неплохо было бы...один только разик...для коллекции.... Но тут предполагаемый бывший заключенный спустился на землю, т.е. с верхней полки на нижнюю, а на землю тут же опустилась она. Зэк оказался совсем юным мальчиком, а на нижней боковушке ехала по всей вероятности его мама, которая сразу же принялась кормить младенца. Правда, не грудью, а чем обычно кормятся в поезде - яйцами, колбасой, вареной курицей, помидорами-огурцами и прочей снедью, всем знакомой с детства. Она никогда не понимала эту исконно нашу традицию - поезд едва тронулся, и скорей набивать живот, в любое время суток, да с таким энтузиазмом, словно "рокот колес беспрестанный" возвестил об окончании великого поста, и вот, наконец, можно налопаться! Да, подумала наша героиня, тут ты, девочка, промахнулась, для этого петушка ты уже курочка старенькая и не фиг пялиться, веди себя достойно, дорогая. Долго ей себя уговаривать не пришлось, поскольку давно уже определила для себя рамки приличествующего мужского возраста, в который входили не только цифры от сорока до пятидесяти (на большее пока не хватало воображения), но и гораздо меньше ее собственной. Но этот птенец явно в ее рамки не вписывался. Да и бог с ним! Есть вещи более реальные. Например, пиво. Пиво по вагону проносили беспрерывно, громко и правдоподобно возвещая, что оно холодное. А надо заметить, что поезд только что отошел не от Воркуты или там Челябинска, а совсем даже от Алма-Аты, да к тому же дело происходило в начале августа. Соответственно - жарко. Вдобавок они с детьми помимо прочих съедобностей набрали в дорогу кучу пакетиков с солеными сухариками "кириешками" - замечательным изобретением постсоветской пищевой промышленности, одинаково полюбившимся как детьми, так и взрослыми (как закуска пиву, разумеется).
Занятие было найдено, юный аполлон больше не будоражил воображения, да и вообще был быстренько забыт. Но не надолго.... Теперь она его не только увидела, но и услышала, вернее, сначала услышала. Причем голос раздался с верхней боковушки уже напротив их купе. Эта голопузая красотулька каким-то незаметным образом переместилась прям таки по соседству и захотела принять участие в беседе. Беседа о незначительных пустяках завязалась легко, и вот уже мальчишка присел рядом, вежливо спросив разрешения.
Стали пить пиво вместе. Худое, но не щуплое загорелое плечо совсем близко. Очередная станция оказалась "дынной", это значит, на перроне продавали дыни, много и дешево. Юный сосед предложил помочь поторговаться, она согласилась, поскольку и вовсе торговаться не умела. Купили они дынь штук восемь, действительно очень дешево и действительно благодаря умению и ловкости этого ребенка. По перрону он прокладывал путь, ведя ее при этом за руку, а дыни потом передавал ее племяннице в окошко. Было азартно и весело.
И только потом, вернувшись в вагон, они познакомились. Саша и Лена. Саше двадцать два года, он студент-медик. Она, то есть Лена, старше на пятнадцать лет, была дважды замужем, работает переводчиком. Но все эти детали были потом, вечером, когда дети улеглись спать, а они вдвоем сидели в вагоне-ресторане за тем же пивом. Она не любила заводить знакомства в поезде, ("...и каждый пошел своею дорогой, а поезд пошел своей..."), но так как-то получилось. То ли пивные градусы, то ли его молодое очарование.... Да и просто, им обоим было так легко и весело общаться, что захотелось это общение продолжить. Беседа ни о чем и обо всем: о его романах с девочками, большей частью неудачных, потому что девочки предпочитают мальчиков на джипах и с карманами, туго набитыми зеленью; о ее замужествах, в разной степени удачных и неудачных; о том, кто какие книжки читает и какую музыку слушает; об учебе в институте и о работе; о родителях и о краях, в которых выросли... Вдруг захотелось узнать друг о друге все. В одиннадцать вечера вагон-ресторан стали закрывать, и им пришлось пройти длинную и ужасно смешную дорогу до своего вагона. Дело в том, что поезд был явно перенаселен мелкими коммерсантами, у которых и мест-то не было, и они обустраивались на ночлег прямо в тамбурах и в проходах - стелили картонные коробки, укладывались на них спать. Двери между тамбурами заклинивало их картонными раскладушками, при этом мешочники не извинялись, а возмущались, что им не дают отдыхать. Этим же двум было ужасно смешно, они отшучивались, отбрехивались от недовольных, перешагивали через ноги, руки, головы, а дойдя, вернее, докарабкавшись до своего тамбура, в котором, к счастью, никто не спал, а только до потолка стояли коробки из-под импортных бананов, бросились в объятия, задыхаясь от хохота.
В этом замечательном тамбуре, сидя на грязном полу среди коробок, они провели почти всю ночь, доверяя друг другу уже самое-самое, заветное... И были нежные слова, объятия и поцелуи. И обоих охватило сумасшедшее ощущение счастья. Это не было пошленьким незначительным дорожным приключением. Два человека вдруг встретились, потому что должны были встретиться, и встреча эта казалась в тот момент важнее всего, что когда-либо произошло или произойдет в их таких разных жизнях.
Наконец захотелось спать от усталости и от избытка эмоций. Но спать - значит оторваться друг от друга, на что пока не могли решиться. И вот они тихонько пробрались до своего, то есть ее купе, и умудрились вдвоем устроиться на верхней полке, где и заснули часа на два счастливые и утомленные в тесных и жарких объятиях (жарких еще и потому, что была действительно жаркая южная ночь). Когда рассветало, он осторожно поцеловал ее в последний раз, чтобы не разбудить, и перебрался к себе.
Проспали новоиспеченные влюбленные, наверное, до полудня. Проснувшись, тут же встретились взглядами, и так захотелось дотянуться друг до друга.... Этот день был сладостным и мучительным. Сладостным оттого, что они вместе, и мучительным оттого, что каждая минута приближала расставание. Навсегда. Все. Этому счастью суждено было быть пронзительно коротким. Они вместе выходили на каждой станции, сидели на каких-то бордюрах и лавочках, если поезд стоял подольше, о чем-то говорили, украдкой касались руками, он украдкой целовал ее пальцы. Она тихонько напела ему визборовское "Солнышко лесное", которого он раньше не слышал, (другое поколение, что поделаешь...), и которое пообещал запомнить и даже найти запись. Яркий солнечный день, поезд, тринадцатый вагон и они двое - это все, что имело смысл. Все остальное как-то ускользало, все остальное было декорацией третьего плана. Даже дети. Где они были и чем занимались, она не знала. Знала, что дети едут с ней вместе, значит, можно о них не думать. В поезде почти все время проводили в тамбурах, там, даже если и были люди, они не были соседями по купе, и их можно было не стесняться, можно было не разнимать рук и смотреть в глаза, не отрываясь. Ее слезы и его выпрыгивающее сердце. Оказывается, можно не только почувствовать, но увидеть, как бьется человеческое сердце. Не у каждого человека, разумеется. Но вот у этого человечка, когда он натянул свою тонкую загорелую шкурку под левым подреберьем, она увидела стучащийся в эту шкурку комочек, стучащийся ужасно часто. Да, им было непросто....
На подъезде к его станции она написала ему свой телефон и электронный адрес, а он подарил ей сувенирчик - крошечный кораблик, каким-то хитрым способом помещенный в малюсенькую бутылочку - самый трогательный подарок, какой она когда-либо получала. И вот уже его станция, мимо которой она столько раз проезжала за свою насыщенную приключениями жизнь, и которая ничем не выделялась из череды других таких же неприметных. Это было "тогда"... Как хитро и неожиданно наша жизнь может измениться за один день или за одну только ночь. Теперь эта станция оказалась еще и пограничной между Россией и Казахстаном, и на ней проводился пограничный и таможенный контроль при закрытых дверях, как в Бресте или Варшаве, чего "тогда", опять-таки никто и представить себе не мог. И вот, покуда люди в форме деловито прохаживались по их вагону, ее охватило отчаяние. В каком-то безумном порыве ей захотелось что-то сказать ему на прощанье, хотя бы написать. Его уже не было рядом, он был в своем купе, как того требовала процедура проверки документов. Понадобился листок бумаги, его протянула племянница Катька, узкую полоску, непонятно откуда взявшуюся. И вот она пишет торопливо и нервно: Сашка! Мне пришла в голову совершенно сумасшедшая мысль. Приезжай ко мне в Томск! Займи денег и приезжай, я потом отдам. Все ерунда. За удовольствие надо платить. Мой телефон в Томске........
Записку передать успела. Он появился в ее купе после досмотра, чтобы побыть рядом последние даже не минуты, а секунды.
--
А я тебе письмо написала. Только ты его потом прочитай, не сейчас.
И протянула эту впопыхах свернутую полоску бумаги, названную письмом. Он положил ее в карман шорт, который по старо-новой моде находился на коленке.
Вот и все. Вся его семья покинула вагон. Его больше нет. Она с детьми на перроне. Купили раков. Еще пива. Как-то надо пережить этот вечер. И вдруг! Он! Бежит вдоль вагона и кого-то ищет глазами. Кого? Ее!
--
Саша!
Оглянулся. Торопливо подошел. Нежно и неуверенно поцеловал в щеку.
--
До свиданья.
--
Пока.
Катька прокомментировала: "Сколько, говоришь, ему лет? Двадцать два? А тебе тридцать семь? Нормально. Мне бы такого".
Осталось щемящее чувство в груди. Раков она запивала не столько пивом, сколько слезами. А потом опять дорога, уже без него... Раннее прибытие в Новосибирск следующим утром. Встреча с двоюродным братом, которого не видела ...надцать лет. Опять дорога, теперь уже на микроавтобусе до Томска. В сумочке кораблик. Все, что осталось от этой удивительной и странной встречи.
Застолье с родителями по поводу долгожданного их прибытия. Часа через три отцу вздумалось покурить, но оказалось, что закончились сигареты. Курящая дочь предложила свои, сказала, где взять - в сумочке, что лежит в комнате. Сумочки отец в указанном месте не обнаружил. Пошла посмотреть сама. И тут.... О боже! Ее нет нигде, оставила в маршрутке, когда счастливые, что наконец-то доехали, вываливались из нее с многочисленными пожитками. В душе похолодело - там все документы и обратный билет на самолет! Всех тут же охватила нарастающая паника. Так. Спокойно. Взять себя в руки. Думать, что предпринять. Денег там не было. Значит, забрать не могли. Возможно, такси еще не уехало в Новосибирск, возможно, водитель оставил кому-нибудь на станции. Ехать срочно. Их маршрутки на вокзале ни следа. Идут с отцом в справочное при автостанции. Они не в курсе. И тут видят, на обочине стоит волга с плакатом на ветровом стекле "Новосибирск". Подошли, и только начали подробно объяснять, в чем проблема, как молодой бритоголовый парниша, хитро улыбаясь, прервал их: "Есть".
--
Что есть?
--
То, зачем пришли. А мы вас раньше поджидали. Сумка с документами, да?
--
Да!!!!!!! Что хотите, ребята?
Ребята скромно запросили бутылку водки, которую им тут же радостно купили. Купили бы ящик. Господи, как хорошо-то! Страшно и представить, что бы пришлось пережить, если бы документы не нашлись, и все пришлось бы восстанавливать, находясь при этом в другом государстве.
Прижимая к груди возвращенное сокровище, она шла с отцом на остановку. "Сейчас обрадую маму, успокою Катьку". Тут только пришло в голову просмотреть содержимое сумки. Все на месте. Паспорт, оба детских свидетельства, дорогущий билет на самолет до дома, губная помада, те самые сигареты, благодаря которым пропажа обнаружилась хотя бы в тот же день, и еще какие-то мелочи. Стоп. "А где же моя драгоценность? Где мой кораблик? Забрали. Дураки! Нужен он вам сто лет, а для меня это такое было сокровище". Сердце заныло, слезы навернулись. "Ну вот, ничего не осталось от него, ни следа. А так хотелось поставить этот кораблик дома на пианино, а на время вахты забирать его с собой на работу и держать перед компьютером. Пусть будет со мной как нежное воспоминание, как мечта..." И вдруг вместо того, чтобы дать слезам проложить мокрую дорожку по щекам, в ее душе стала нарастать упрямая уверенность, что это еще не все, что теперь-то он обязательно позвонит, что теперь они просто обязаны встретиться, чтобы у нее появился другой кораблик. Чувство это оказалось такой силы, что она быстро успокоилась, даже чему-то обрадовалась, тем более что повод для радости и так был предостаточный - сумка нашлась!
Телефон зазвонил следующим утром. В половине восьмого. Трубку взяла мама и в совершеннейшем недоумении позвала ее к телефону: "Тебе звонят из какого-то Рубцовска. Кто у тебя в Рубцовске?!" "Я зна-а-аю, КТО у меня в Рубцовске!!!!!!"
--
Привет.
--
Привет.
--
Это я, Саша.
--
Я знаю, что это ты, Саша.
--
Знаешь, я прочитал твою записку в такси по дороге домой, и уже тогда подумал, что мне надо было остаться с тобой в поезде...
--
Саша! У меня украли твой кораблик! У меня его больше нет. Я вчера потеряла сумку, но ее потом вернули, а кораблик забрали. У меня больше нет твоего кораблика.
--
Лена, это ерунда! Ничего не пропало, документы, деньги?!
--
Нет, нет, все вернули, а денег там не было. Как ты добрался, как дома?
--
Да, ничего хорошего, переругался со всеми. Знаешь, я, наверное, приеду. Числа двенадцатого.
--
Хорошо, Сашенька, только ты перед этим еще позвони, ладно, мне надо будет что-нибудь придумать, я пока ничего не соображу. Позвони, хорошо?
--
Хорошо. Целую тебя, слышишь. Целую.
--
Слышу. Я тебя тоже.
Все! Свершилось! Она знала, знала, что так и будет! Что же теперь делать? Голова кругом, хочется с кем-нибудь поделиться. Мама! Мама - мировой человек, конечно, она будет шокирована, в ее всякой-разной не очень-то благополучной семейной жизни таких приключений не было и быть не могло, а тут взрослая дочь выкидывает.... И все равно, ей можно рассказать, и чем скорее, тем лучше, а то ведь можно лопнуть. А чуть позднее в ее разгоряченном мозгу созрел план, который, если осуществится, составит славу ее организаторским способностям. "Двенадцатого августа.... Нет, мой дорогой, мой любимый мальчик, мой сын не переживет, если я уеду двенадцатого, я обещала ему еще дома, что побуду с ним в Томске неделю. А билет на самолет у меня на двадцатое. Что означает, в Алма-Ате надо быть девятнадцатого, соответственно, из Новосибирска выезжать семнадцатого. Ура! У нас будет три дня!"
Ты хочешь знать, что делал я на воле?
Жил! И жизнь моя
Без этих трех безумных дней
Была б печальней и мрачней
Бессильной старости твоей.
Кажется так у ее любимого Лермонтова в "Мцыри". Ага, позвонить Новосибирск и спросить брата Вовку, как с квартирами "на прокат". Брат заверил, что легко, как приедешь, так и найдем. Предупредила, что будет у них четырнадцатого вечером.
Два дня прошли как во сне. Она только отчасти существовала в этом мире. Ходила в гости к родственникам, о чем-то с ними разговаривала, выслушивала комплименты в свой адрес по поводу того, что не изменилась, что потрясающе выглядит. Она не сомневалась, что выглядит действительно вызывающе хорошо, и даже лучше, чем лет семнадцать назад, когда родственники видели ее в последний раз. Она же влюблена!!! Люди, вы еще помните, как это?! Глаза горят сумасшедшим огнем, так, что страшно заглядывать, прожигают... Осанка и походка лебединая - за спиной крылья, и ты не идешь, а плывешь, или даже летишь.
Утром одиннадцатого он позвонил опять. Она еще спала, но подскочила сразу, не дожидаясь, когда мама позовет к телефону. Она знала, кто и кому звонит. И мама больше не удивлялась этому странному названию города, но продолжала удивляться самому явлению - влюбленности юного создания в ее взрослую сумасбродную дочь.
--
Лен, это я...
--
Я знаю, знаю, что это ты, здравствуй, мой дорогой ребенок.
--
Лен, от нас автобусы до Томска не ходят, я на машине приеду, я...
--
Подожди, подожди. Я тебе сейчас все скажу. Мы встречаемся не в Томске, а в Новосибирске, снимем квартиру, я уже звонила брату, он сказал, что с этим проблем не будет. И будет это четырнадцатого числа. То есть четырнадцатого я уеду из Томска и буду в Новосибирске часов в восемь вечера.
--
Лена, ты умница, это еще лучше, а как я тебя там найду?
--
Записывай телефон и адрес.
--
Леночка, у меня нет ручки, я звоню с телеграфа, сбежал из дома, чтобы никто не слышал. Я тебе перезвоню вечером. Во сколько ты будешь дома?
--
Не знаю точно, солнце мое ...
--
Я позвоню в девять, ты будешь дома?
--
Да. Обязательно.
--
Все, тогда до вечера. Целую.
--
Целую.
В этот день они с детьми были в гостях у очередных родственников, и опять она присутствовала там не по-настоящему, душа была с ним, сердце то и дело подпрыгивало, иногда просто замирало и не хотело биться, а иногда взрывалось праздничной гигантской хлопушкой. Границы между миром реальным и миром грез стали прозрачными, и трудно было понять, в каком мире пребываешь.
Не выдержала и поделилась с Катькой известием о своем предстоящем свидании, о телефонных звонках, и попросила ее проследить, чтобы вернулись домой вовремя, что в девять ей опять позвонят. Добросовестная девочка просигнализировала в половине восьмого, что, мол, уже пора, как бы не опоздать. Оставшееся до назначенного время она просидела дома на кухне, разгадывая сканворды. Звонок раздался ровно в девять. Умничка, любимый, не заставил ее ждать лишние минуты, которые бы обернулись вечностью.
--
Привет, Лен.
--
Привет, мой золотой, господи, что со мной творится, я только и делаю, что жду нашей встречи, просто не существую в этом мире.
--
Со мной тоже самое, я не знаю, что ты со мной сделала, я никуда не хожу, только работаю дома до изнурения, потом иду спать, и так каждый день. Я приеду, Лен, давай телефон в Новосибирске.
--
Пиши:...........
--
Я приеду на машине, только не знаю, на какой. От Волги я потерял ключи, у меня еще есть рабочий Москвич, ну знаешь, такой, с фургоном, я, наверное, на нем.
--
На чем угодно, лишь бы работал двигатель, и ты бы нормально добрался.
--
Я постараюсь. Как бы прожить эти два дня, ну ничего, уже скоро.
--
Скоро, скоро дорогой, с квартирой я договорилась, брат поможет. Я буду там часов в восемь, может чуть позже, в зависимости от того, во сколько сяду на маршрутку в Томске, но я постараюсь все рассчитать.
--
Я люблю тебя, солнышко.
--
Пока, до встречи, целую тебя.
--
Целую. Целую.
"Я люблю тебя, солнышко". Боже, боже, боже!!!!! Это было признание в любви, его первое признание! И ни капельки сомнения в искренности слов.
Еще два лихорадочных дня. Она купила своему студенту книжку, которую сама настоятельно рекомендовала ему прочитать, даже написала ее название и автора на той же бумажке, где оставила свои координаты. Последняя ночь в родительском доме была самой трудной. Сон не приходил, иногда проваливалась в забытье, в полусон, полувидения, и постоянно ощущала свой неровный пульс. "Завтра! Это случится завтра! Как все это будет, и будет ли так, как хочется? Не наступит ли разочарование в первые или последующие часы? А если будет слишком хорошо, то, как потом жить поодиночке? Стоп. Не думать об этом, об этом еще рано, об этом вообще нельзя думать. Тот, кто думает, кто боится неизбежной боли, те бедняги не знают и наслаждения. Все хорошо, все нормально, это просто волнение и тревога перед желанной встречей с...любимым".
И вот она в дороге. Мимо пролетают непривычные глазу смешные русские названия населенных пунктов, заросли деревьев, неровный ландшафт, горизонта нет, и зелень, зелень, море зелени, но нет моря, с которым она так сроднилась за тринадцать лет жизни на Каспии. А ведь, наверное, прямо сейчас он едет на своей машине туда же, куда и она, только с противоположной стороны. Ему ехать в два раза дольше, он, должно быть, уже давно в пути. "У нас есть три дня, целых три дня, всего только три дня... Мы будем разговаривать о всяческих пустяках, целоваться и засыпать в объятиях, и.... нет, об этом думать не хочется, это не важно, этому чистому пионерскому чувству близость не то чтобы не нужна, она как-то пугает, не буду об этом. Надо придумать что-нибудь, чтобы осталось на память навсегда. Да! Мы купим кольца! Одинаковые, и наденем их на мизинцы. Эти пальцы у нас не заняты, и не будут заняты, даже если у обоих появятся обручальные кольца. И мы сможем носить их всегда, потому что нам не придется разводиться. А еще мы будем вместе читать книжку, которую я везу. Я прочитаю ему вслух пару рассказиков, когда мы будем валяться днем в постели в одежде адама и евы. Какой будет эта постель? Какой будет наше временное жилье? Еще надо будет вместе сходить в кино. Все равно, на какой фильм. Главное - сидеть рядышком в темном зале, держаться за руки, соприкасаться локтями (не рукавами - жарко), вместе сопереживать героям, и этот фильм, даже самый пустяковый, запомнится на всю жизнь".
Вот какие мысли проносились в ее буйной головушке по дороге к месту удивительного свидания.
Новосибирск. Влетает в квартиру двоюродного брата. Радостно обнимает собаку, потому что даже этот чудесный стаффордшир - свидетель ее счастья.
--
Володечка, мне еще не звонили?
--
Звонили, уже полчаса назад.
--
Кто звонил, мальчик?
--
Ну, ясно, не девочка!
Стали обзванивать квартиры, предлагающиеся внаем. Через три-четыре звонка нашли подходящую по району, (совсем близко от Вовки), и по стоимости. Звонок от Саши. Объяснили ему, как проехать до автостоянки, где они будут его ждать, и где можно будет оставить машину.
И вот оно - долгожданное мгновение. Встреча. Это чудо подъехало к стоянке на раздрызганном москвиче-пирожковозе в сопровождении такси, поскольку все-таки заблудился. Чего она абсолютно не ожидала - это цветы. Вернее, всего один цветок - огромная белая роза, которая стоила всех букетов, когда-либо подаренных ей.
--
Это тебе. Здравствуй моя радость.
--
Здравствуй. Спасибо.
Когда ее малыш ставил свою антилопу-гну на стоянку, брат не удержался от комментария: "Вот это чудик - из Рубцовска прикатил!" Сели на заднее сиденье Вовкиного форда. Ее рука в его, обе руки трепещут. Тут же прижался к этой руке губами. Это и было их истинным приветствием. Слов пока не было, они на время онемели от невозможности и нереальности происходящего. Дальше - встреча с женщиной, сдающей квартиру. Милая молодая дама показала ошалевшим "новобрачным" довольно мрачное жилье, которому предстояло стать их гнездышком любви, и провела вводный инструктаж на тему, что можно, а чего нельзя делать на данной жилплощади. Нельзя портить имущество, шуметь и приглашать немеренное количество гостей, в последнем, как выяснилось, обвинялись некогда проживавшие здесь студенты. О, эту тему балагур-Сашка тут же принялся развивать и расцвечивать во все цвета радуги, то есть, какие, якобы, безобразия они собираются здесь устраивать. У дамы округлились глаза, ее видимо, тут же одолели сомнения, отдавать ли этим ненормальным ключи, а Ленка давилась от смеха, узнавая веселый нрав мальчишки, который и привлек еще там, в вагоне номер тринадцать. Оставшись, наконец, вдвоем, крепко-крепко прижались друг другу. Вместе. Встретились. Какие они дураки сумасшедшие! Она первая оторвалась от его груди.
--
Ну, пошли?...
--
А разве мы не остаемся?
--
Еще нет, нам надо проветрить мозги, где-нибудь посидеть.
В людном и шумном кафе им казалось, что вокруг никого, как, впрочем, и все последующие дни и часы, что они провели вместе. "Лен, я счастлив. Честно. Я ужасно хотел приехать, но все равно сомнения одолевали, а надо ли? А будет ли это хорошо? Но желание победило сомнения, а как только опять тебя увидел, понял, что поступил правильно. Нет, не так. Это самый ненормальный и одновременно самый правильный поступок, который я совершил в жизни! Я знаю, эти дни пролетят, как одна минута, как одно мгновенье, но я буду знать, что они БЫЛИ. А знаешь, я ведь нашел кассету с песней Визбора, озадачил всех друзей, в итоге она у меня есть!" Они были пришельцами-инопланетянами в ставшем внезапно незнакомым мире, населенном существами-людьми. Их мир не соприкасался с внешним, их окружала невидимая и неосязаемая оболочка, о которой знали только они, да разве что догадывались такие же влюбленные пришельцы. Например, этой ночью, когда они возвращались в свое убежище, и остановились у ларька, какие-то веселые ребята угостили новомодными жвачками X-cite, просто так, угощайтесь, говорят, и сами развернули их ладошки, чтобы насыпать в них белых горошков. А на следующий день, когда понадобилась телефонная карта, и они спросили первую проходящую пару, где такое можно приобрести, то ребята (парень с девушкой) протянули им новенькую, еще не пользованную карточку, не взяв при этом денег, а на вопрос: "Что мы вам должны?", помахали рукой и сказали только: "Ничего, счастливого пути!". Так что пришельцы были не совсем одиноки.
Каким фантастическим был путь домой (Домой!) в эту первую их ночь! Шли долго, потому что останавливались через каждые десять метров и целовались, а еще Сашка озадачился найти холодное шампанское, потому что такую встречу ничем иным запивать было невозможно. Задача оказалась не из легких - шампанское в киосках продавалось, но не холодное. Однако, было бы не по сценарию, если бы они его не нашли. Холодное и полусухое, то есть то, что и требовалось, отыскалось в магазинчике под названием "Золотая рыбка", (чем не продолжение сказки!), совсем рядом с ИХ домом.
Шампанское пришлось пить из разномастных коньячных рюмок - все, что нашлось в гнезде. Да какое это имело значение!! Все равно, это было самое вкусное шампанское и самая замечательная романтическая обстановка. Романтика вылилась в сцену из фильма "9 с половиной недель", где он ее или она его поливали этим самым напитком, а потом... ну, взрослые и так догадаются.
Ее продолжала тревожить неизбежная и желанная близость, неизвестно почему.... Было страшно.... Может, боялась своего же желания? Или боялась не соответствовать рядом с мистером Совершенство? Его потрясающая нежность развеяла все страхи. Чудный мальчик. Чувство к нему, и без того не имеющее границ, стало еще сильнее, сильным до боли. И эта боль, поселившаяся в сердце, больше не проходила.
Заснули влюбленные на рассвете. А каким сладким оказалось пробуждение рядом,... объятий они так и не разняли а, проснувшись, прижались друг к дружке потеснее. Море ласк, узнавание друг друга подушечками пальцев, губы, готовые целовать любой лоскуток кожи любимого, что может сравниться с этой радостью? Даже разъезжающийся на две половинки диван, (мерзавцы-студенты, что они, в самом деле, тут творили?!) не мог этой радости испортить. Они по очереди проваливались в дыру и хохотали до упаду. Им все казалось смешным и забавным. Смешным до коликов был и следующий день, начавшийся для них часа в три пополудни.
Свой поздний завтрак решили провести в том же кафе, где провели предыдущий вечер. Там им подали теплое разливное пиво и холодный свиной шашлык, зажаренный еще позавчера, а сегодня небрежно разогретый в микроволновке. Так...испытаньице.... Ругаться или не ругаться? "Мы же так счастливы, видимо, это чтобы жизнь медом не казалась. Ладно, прожуем как-нибудь". Но тут Сашенька обнаруживает в тарелке с салатом отвратительный длинный волос. "Девушка, подойдите, пожалуйста. Вот вам результат вашего обслуживания, и позовите шашлычника, будьте добры". Лена попыталась присоединить свой возмущенный голос, но ее мальчик вежливо подал ей знак не вмешиваться. "О, Боже! Неужели, рядом со мной мужчина, который САМ!" Ее мужчина так здорово, так дипломатично и умно поговорил с этими ленивыми одноклеточными созданиями, что через полчаса им принесли новый, с мангала, шашлык и новую нарезку, а холодное бутылочное пиво подали сразу. И даже одарили пакетиком фисташек. Опять стало весело. Веселье обернулось несчитанным количеством выпитых бутылок и несколькими часами, пролетевшими, как одна минута. Хотя о том, что отпущенное им время пролетит как мгновение, Саша упомянул в первые минуты встречи.
Веселые влюбленные пьяницы продолжили наслаждение жизнью и друг другом на базарчике, который располагался на пути к их временному жилищу, и где они собирались приобрести джинсы и майку для мальчика, чтобы не пришлось гладить брюки и рубашку, в которых он прикатил. Процесс покупки превратился в смешной балаган. Он так азартно умел торговаться, в чем она убедилась повторно, (сначала были дыни). Тут же на месте и переоделся. Потом сидели на лавочке возле своего подъезда и еще пили пиво из горлышка, и он поминутно тянулся губами к ее губам. Ей было неловко, потому что напротив сидел древний дедушка, которому такое поведение, наверняка, показалось окончательным растлением нравов, а Сашку это заводило еще больше.
Домой зашли только, чтобы оставить вещи и перевести дух. Отправились теперь уже на ночную прогулку по городу. Красный проспект, площадь "Лениных" (так они ее прозвали за стоящую на ней скульптурную композицию из нескольких фигур, которых Сашка назвал Лениными). Несмотря на довольно позднее время, темно не было, мягкие и ласковые сумерки обволакивали их, усиливая впечатление нереальности происходящего, чужой огромный город добродушно принимал своих странных недолгих гостей. Ее брат Вовка посоветовал сходить к цветным фонтанам, туда они и направлялись. И вдоль всего пути подкреплялись пивом, как только заканчивалась очередная порция. Видимо, для ребенка доза оказалась завышенной, потому что он начал зверски икать. Это было ужасно смешно. Она ему говорила: "Набери побольше воздуха и ныряй!". Он нырял, но подлый "ик" прорывался опять. "Ныряй глубже, глубже, ты не глубоко ныряешь!". Не помогало. "Хорошо, я буду нырять с тобой. Три, четыре...". Вот так, занимаясь глубоководным дайвингом, они и пришли к фонтанам. Там, правда, было красиво - разноцветные струи, казалось, сами производили мелодию. Музыка не гремела, но гармонично вплеталась в другие звуки - журчание воды, людские голоса и смех. Приземлились в летнем кафе, опять (сколько же можно?!) заказали пива.
--
Саш, посмотри, сколько молодых и красивых девушек, они тебе нравятся?
--
Лена, я тебя сейчас задушу! О чем ты меня спрашиваешь?! Какие девушки?! Мне нравишься ты! Ты в состоянии в это поверить? Если даже ко мне сейчас подойдет голая Бритни Спирс и скажет: "Саша, я тебя хочу", я ее пошлю на хуй, потому что я с тобой, и мне никто, понимаешь, НИКТО больше не нужен!
И она ему верила, не потому, что он произнес такую убедительную тираду, а потому, что видела его глаза. Они не обманывали.
Саша постоянно твердил, что им надо сфотографироваться. Лена соглашалась, только не особенно представляла, где это удобнее сделать. Так не хотелось идти в салон и становиться там в позу "мы с Полканом на границе", как обычно у нас фотографируют. Вот бы тут были автоматы, каких полно в Лондонской подземке. Там можно кривляться, сколько хочешь, а потом еще и выбирать понравившиеся кадры. Но и здесь их сценарий не подвел. Нежданно-негаданно на летней площадке появился экзотического вида дяденька - в гавайской рубашке, широкополой шляпе, и... с крокодилом. Крокодил в Новосибирске! Для них все ненормальное было более чем нормально. Он подскочил первым, она - за ним. Фотографироваться можно было на поляроид и на обычную камеру. Выбрали обычные снимки, два. Забирать на следующий день. Крокодилья зубастая пасть замотана прозрачным скотчем, но вид у рептилии все-таки свирепый. И с первой попытки фотографию сделать не удалось - зверюга вырвалась. Ее поймали, опять положили им на руки, объяснив, что держать надо под лапками. Какие уж там лапки, хоть как-нибудь удержать...
"На фотографии цветной счастливый миг застыл..." Да, они получились ужасно счастливые на этом снимке. Когда забрали фотографии, Сашка сказал ей: "Теперь думай, что ты мне напишешь на память". А в эту пьяную ночь они еще долго бродили по городу, хихикали, останавливались возле каждого ларька, чтобы купить хотя бы колы, усаживались за пустые столики на открытых площадках, и покорно вставали, когда столики начинали убирать на ночь. Наконец поняли, что пешком им домой не добраться и взяли такси.
На другой день, с неохотой оторвавшись друг от друга, (заниматься любовью можно было бы дольше, но их время было отмерено), она в постели читала ему рассказы Веллера. Безудержно хохотали оба, как она и ожидала, книжка ему ужасно понравилась. Потом отправились на завтрак. Этот день был объявлен Днем трезвости (с поправкой - до вечера, поскольку вечером собирались сходить куда-нибудь с Володькой и его женой). Для завтрака место было выбрано заранее. На углу Красного обнаружили уютное заведение, в котором, как обещало меню, подавали блинчики. Но вчера официантка пояснила, что блинчики бывают только днем, вот они и отправились за ними теперь, поскольку день еще не кончился. Однако, и в этот раз их ждало разочарование. Теперь им объявили, что блинчики бывают только утром. Откуда блинопекам было знать, что у этих двоих самое, что ни на есть утро и они пришли позавтракать, а не пообедать. Пришлось все же заказать на завтрак борщ, и много-много компота - ощущалась-таки обезвоживание от выпитого накануне. Кафе называлось то ли какой-то хижиной, то ли лачугой, то ли лагуной, в общем, декор был выполнен на тему пиратско-рыбацко-робинзоновскую. Вполне мило, а учитывая их студенческое меню, то и обошлось им все удовольствие смехотворно дешево.
Следующий поход был на центральный переговорный, им обоим надо было позвонить в свои города, которые друг от друга отделяли тысячи километров.... Затем книжный магазин и ювелирный - за кольцами. Он радостно подхватил ее идею, только сначала настаивал на ринг-фингерс, то есть на безымянных пальцах, и ей пришлось убеждать мальчика, что эти пальцы рано или поздно понадобятся для других колец, и тогда их "обручение" будет временным, а на мизинцах они смогут носить эту память всегда. И огромный книжный, и несколько маленьких ювелирных магазинов нашлись все на том же Красном проспекте. Дом книги оказался, пожалуй, первым и единственным местом, (пункты личной гигиены не считаются), который временно разъединил, или расцепил влюбленных. Сашка отправился в отдел медицины и принялся разглядывать страшнючие картинки в анатомическом атласе. А Лена - к полкам с иностранной литературой. В результате поисков каждый купил по небольшой книжке, и вот они опять выбрались на яркое солнце. В ювелирном подобрать одинаковые серебряные кольца оказалось не просто - все кольца разных моделей были в одном экземпляре. Но глазастый мальчишка все-таки нашел то, что надо. Два колечка, резьба которых почти не отличалась. Теперь надо было найти ювелира, который бы уменьшил кольца до размера их мизинцев. Нашелся и ювелир. Воистину, им светила счастливая звезда. Они встретили его в другом ювелирном, он посмотрел на кольца, засомневался в возможности аккуратно выполнить такую работу, но пригласил назавтра в свою мастерскую на вокзале.
Что было дальше? Парочка вернулась домой. По пути, проходя все через тот же базарчик, Сашка купил масло Джонсон Бэби. Для массажа. Он непременно собирался его сделать своей подруге, и оказался просто виртуозным профессионалом. До мединститута он успел закончить медучилище, где и обучился этой премудрости, а потом уже вовсю подрабатывал "массажером", поскольку "не наукой единой жив студент". А потом они взяли со стоянки его машину и отправились на ней за город, буквально, куда глаза глядят. Он предложил было поехать на Обское море, но пришлось от идеи отказаться, потому что надвигался вечер, на который была запланирована встреча с братом. Поэтому катались просто так, по произвольному маршруту. Возвращаясь назад, заблудились. Спросили дорогу. Какой-то доброжелательный дяденька очень подробно объяснил и даже нарисовал, как им добраться до их улицы. Но там оказалось столько поворотов, что ехали они больше по наитию. И каков же был ее восторг, когда она заверещала, увидев их "Золотую рыбку". "Сашка! Сашулькин! Мы на нашей улице! Как мы сюда попали?!" Как, как... Все та же звезда...
Завершили этот день походом по питейным заведениям с Володькой и его женой. В очередном баре, когда Сашенька отошел к стойке за мартини для своей дамы, дама не выдержала и задала вопрос честной компании: "Как вам понравился мой ребенок?". Вовка по-мужски только показал жестом (большой палец кверху), что парень, мол, что надо. А Светочка прогундосила: "Ну, очень уж молодой". А потом углубилась в рассуждения на тему, что некоторые женщины просто жить не могут без свежего молодого мяса. Ленка попыталась возразить, что это не ее случай, а потом подумала, зачем?... Зачем вообще кому-то это объяснять? Объяснять, что их обоих охватило сумасшедшее чувство, что им плевать на возраст.... Хотя нет, на возраст не так чтобы было плевать. В тот вечер, уже вдвоем, в ставшем родным бунгало, за их последним шампанским, Сашка с отчаянием и чуть ли не со злостью возопил: "Если бы только можно было вымолить у Бога, чтобы твой год рождения не был так далеко от моего! Я нашел в тебе ВСЕ, что искал, все, что рисовало мне воображение, когда я думал о подруге жизни". Увы.... Но когда Ленка передала Саше состоявшийся со Светой диалог в баре, он ужасно грубо и одновременно весело выдал: "Завидует, сука!"
И вот их последнее утро вдвоем (оно окажется не последним!!). Встали рано, часов в одиннадцать. Надо было бежать к ювелиру. Отдали кольца и полчаса бродили по привокзальной площади в ожидании. Заглянули в палатку, где чем-то кормили. По идее, надо было поесть. Они даже купили два шашлыка (мало им показалось шашлыка "а-ля Сибирь"!). Эту гадость есть было невозможно. И вообще, выяснилось, они не могли есть. Глотать было нечем. Перемычка в горле. Тот самый комок, о котором говорят, что подступил. Подступил и еще как. Он то и дело нервно сжимал ее руку: "Ничего не хочу, хочу быть с тобой!". А она успокаивала: "Мы все еще вместе. Мы вместе. И всегда. Будем вместе. Всегда". Кольца получились очаровательные, швов не было заметно. Их обручение состоялось тут же, возле будки ювелира, на железнодорожном вокзале Новосибирск-главный, который должен был их разлучить спустя несколько часов. Они надели эти трогательные колечки друг другу на мизинцы правой руки, скрепили обручение поцелуем. "Лена, нам надо сходить в церковь. Пойдем прямо сейчас!". И порыв этот был обоюдным, их так переполняло отчаянное чувство любви, что хотелось молиться и хотелось плакать.
Был пронзительно солнечный день, как, впрочем, все дни, что они были вместе, начиная с того самого первого дня в тринадцатом вагоне. Они шли, держась за руки, но как-то бережнее, чем прежде, и уже не останавливались для поцелуев. Говорили мало, оба изо всех сил старались не думать о разлуке. Церковь оказалась закрыта на уборку. Зашли в церковную лавку, заполнили листочки для поминания батюшкой во время службы, он - имена своих родных, она - своих, а во здравие Александра и Елены подали на отдельном листике. Не хотелось уходить. Здесь только они почувствовали покой, сердца перестали бешено колотиться. Лена подошла к матушке и спросила, можно ли все-таки зайти в храм, они не могут дождаться службы, у них билет на поезд. Видимо, верующая женщина прочувствовала ее боль, даже дала головной платок. Но церковный сторож оказался не таким сентиментальным и дальше порога их не пустил. Они не стали спорить. Они не к сторожу пришли, а к Богу. Он их и с порога услышит. Стояли рядом и молились. Удивительное, непередаваемое ощущение благости и мира. О чем молились?.. Да просто благодарили Того, кто над всеми, за подарок, за эту встречу, за то, что наделил способностью любить и не бояться любви. С благодарностью принимали и боль, которую предстояло пережить. Их души слились в единый поток, уносившийся туда, где Любовь есть ВСЕ.
По дороге домой Сашка твердил как заклинание, что теперь он добьется всего - станет очень хорошим хирургом, будет зарабатывать большие деньжищи, побывает в разных странах, попробует все изысканные напитки.... Ленка прыснула: "Осталось добавить "Буду любить самых экзотических красавиц мира", да, Саш? Знаешь, был такой поэт, Игорь Северянин. Вот его мудрые строчки: "Всех женщин все равно не перелюбишь, Всего вина не выпьешь все равно..." Куда это тебя понесло, дорогулька?" "Лен, не смейся, это все ты! Это ты сделала из меня другого человека. Окунула совершенно в другой мир, и теперь я хочу жить в этом мире. И буду!" Что имел в виду этот смешной мальчишка? В каком таком мире он жил до этого? Ведь они принадлежали к одинаковым, ну или почти одинаковым социальным категориям постсовкового населения страны. Она не была богатой леди, хоть и зарабатывала неплохо, но, будучи одинокой матерью, к тому же транжирой, денег почти не имела. Это их приключение он не позволил ей спонсировать одной - привез с собой достаточно. То, что она отличалась от его предыдущих подружек, не было удивительным, она просто была старше, а в мединститутах должно учиться много умненьких и интересных девочек, просто он их пока не встретил. И, тем не менее, он продолжал настаивать, что она перевернула всю его жизнь, изменила все представления и взгляды, и теперь он новее и лучше.
Оставалось часа полтора на сборы и последние объятия дома. Последняя их связь. Больная связь. Она не смогла удержать рыданий. Все! Все закончилось, больше не будет этих рук, этих губ, этого тепла, этих ласк и этих слов. И никаких не будет, ничего не будет, потому что думать о каких-то будущих любовях в тот момент было немыслимо. Черная дыра. Ничто. И она - Никто. Нет, не верно. Никто не испытывает боли. А ей было больно. Очень. Он пытался утешить, крепко-крепко прижимая к груди, от этого становилось еще невыносимее. Все еще всхлипывая, она сказала: "Я не пойду в ванну. Я буду носить твой след в себе всю дорогу".
--
А соседи, Лен, не разбегутся? Представь, тебе же на верхнюю полку лезть.
--
Пусть. И еще я никогда не выброшу свою зубную щетку, даже когда заменю ее новой, эту оставлю на память.
(У него с собой не оказалось даже щетки, и он пользовался ее, так же, как и брился ее станком. Забавно, обычно женщины украдкой пользуют бритвенные принадлежности своих мужей.)
Подошло время отдавать ключи от квартиры. Очень серьезные, они сидели на кухне и курили, ждали хозяйку. Она опаздывала. Сашка начал нервничать. "Если через пять минут не появится, я возьму ножичек и пойду писать на стенах: Я ЛЮБЛЮ ПУНКТУАЛЬНОСТЬ". Не появилась и через пять минут. Решили оставить ей записку, чтобы дождалась Сашу, дабы забрать ключи и отдать денежный залог. В самый последний момент хозяйка появилась, страшно извиняясь и оправдываясь. Сашка больше не шутил с ней, был суров и даже грубоват, как показалось Лене.
Такси, опять вокзал (вокзал для двоих)... Первым делом Саша спросил у проводницы, во сколько поезд прибывает в Барнаул. Потом сам устроил ее в купе, деловито узнал у соседей, куда те едут, поручил им свою девочку. Господи! Это мужчина, о котором она всегда мечтала, который мог быть и нежным любовником, и заботливым отцом, и шаловливым сыном, она любила его во всех трех ипостасях! И почему же, фак, он так безнадежно молод!!
--
Леночка, только без слез, пожалуйста. И ждать, когда тронется поезд, я не буду, я этого не люблю. Мне надо поскорее на стоянку, завести машину, заправиться и нестись в Барнаул. Я тебя там встречу. Не обещаю, но постараюсь.
--
Значит, мне пока не пить таблетку?
--
Никаких таблеток, ты и так сейчас уснешь.
Она собиралась выпить снотворное, чтобы отключиться, не думать, не вспоминать. "Ладно, доеду до Барнаула, может быть и правда, увижу его еще раз, он такой, он доедет! А потом уже - таблетка, и спать, спать, до самой Алма-Аты".
Они ехали теперь в одном направлении. Он - на машине, она - на поезде. Ей все казалось, что поезд едет слишком быстро, она умоляла его подольше стоять на станциях, чтобы мальчишка успел встретить ее в Барнауле. Но догонять поезд на машине вместе они не рискнули. Решили не искушать судьбу, Боженька и так многое им позволил. Вдруг, какая поломка в дороге? У нее же билет на самолет, к тому же в день отлета начинается ее работа по контракту с канадским инженером.
Оставшись без него, она достала фотографию, и впервые прочитала, что он ей оставил на память:
Не живи уныло,
Не жалей, что было,
Береги что есть.
Самой красивой, самой желанной и самой
Любимой моей девочке,
которая изменила мою жизнь.
Сашка!
Кое-как сдержалась. Вот была бы картина, если бы она разразилась истерическими рыданиями. Хотя, первую помощь ей наверняка бы оказали. Соседи, как потом выяснилось, были врачами-психиатрами. Их случай. Украдкой от них утерла глаза. Забралась наверх. Вспомнила Сашкино предупреждение, не распугать народ запахом. Усмехнулась про себя. Нет, оно не пахло, по крайней мере, еще не пахло, но зато оно было в ней.
Заснула, как ни странно, быстро, и проснулась, только когда приближались к Барнаулу. Поезд остановился, а она все еще сидела на своей верхней полке и копалась в сумочке в поисках снотворных таблеток, решила выпить их заранее. И чуть не свалилась с полки, когда увидела его в коридоре. "Ты что, все еще спишь? Ну, ты и наглая, я тут уже полтора часа торчу! Давай скорей, я жду!" Вылетела пулей на перрон, спрыгнув с верхней ступеньки ему в руки. Суровая проводница, видавшая многое за свою долгую дорожную карьеру, окинула их недоуменным взглядом.
В Барнауле у Саши жили родственники и друг, у которого он планировал задержаться на денек-другой. И вдруг спрашивает проводницу: "А во сколько вы будете в Рубцовске?" Получив ответ, дает ей же наставления: "Проследите, пожалуйста, чтобы моя девочка прошла паспортный контроль самой первой, а потом выпустите ее, я буду там".
--
Ты, что? Ты же хотел остаться в Барнауле!
--
Да ну их всех, я дальше за тобой поеду!
И это его очередное сумасбродное решение так развеселило обоих, что они забыли о том, что это их последние короткие свидания. Казалось, этому сумасшествию никогда не будет конца. Легко простившись на каких-то четыре с половиной часа, они опять тронулись в путь. Сонная пилюля опять не понадобилась.
В Рубцовск поезд приходил ранним утром, в половине шестого. Она проснулась загодя, и даже умылась (свидание же!). Уселась на краешек первой от выхода боковушки в ожидании пограничника. Ее паспорт проверен первым, она послушная маленькая девочка. Вышла в тамбур, к двери. Проводница: "Ну, что? Выпустить тебя, что ли? Только учти, я дверь закрою, а там холодно. Стой уж лучше здесь, как появится, позовешь меня, выпущу". И тут в душу закралось сомнение. "А вдруг не приехал, вдруг его уговорили остаться, буду стоять одна как идиотка". "Хорошо, я здесь подожду". И только проводница удалилась, она увидела его, спешащего вдоль вагона. Приехал!! Они все еще вместе! Вот оно - еще одно их утро! Поезд стоял почти час. Они вместе встретили рассвет. Из вагона выползли ее соседи - молодые врачи из Томска - захотели купить раков к пиву. Увидев ее молодого кавалера, они с трудом скрыли изумление. Хотя, учитывая их врачебную специализацию, они, пожалуй, и смогли бы объяснить этот феномен с научной точки зрения. Какое-то время стояли на перроне все вместе, упражняясь в остроумии и веселясь. Потом ребята ушли в вагон, оставив влюбленных наедине. Последние мгновения. Проводница уже зовет. Она могла бы давно закрыть дверь и пойти отдыхать, время-то раннее, но терпеливо ждала. "Слушай, может, ты уже в поезд сядешь, да поедешь с нами, место я тебе, так и быть, выделю", - это она ему.
Лена не помнила, какими были его последние слова, что-то про то, что он будет звонить и напишет электронное письмо, как только заведет себе ящик. Они оторвались друг от друга в последнюю секунду перед отправкой. "Вагончик тронется, перрон останется..." В окошке удаляющийся силуэт.
Your game is over. Ваша игра закончена. Только никто не предложит "Не хотите ли сыграть еще?"...
Постскриптум
Самолет приземлился по расписанию. Меня и канадца встретил знакомый водитель на BMW. Ехать на этой суперкомфортной машине с больной похмельной головой была сущая мука. Ну, когда же, когда уже я буду дома и засуну голову под горячий душ?! Домой на четвертый этаж взлетела за считанные мгновения. Дома встречает подруга, которой оставляла ключи. Колочу в дверь. Слышу, как подруга разговаривает по телефону, и знаю (просто знаю!!), с кем она разговаривает. Она торопливо открывает дверь, крича при этом в трубку, чтобы подождали секундочку. Я врываюсь и, не говоря ни слова, выхватываю у нее трубку.
--
Лена, это я!
--
Да, да, да!!!!
Слова, слова, много слов, нам так много нужно сказать друг другу! Последнее, что услышала, и что будет вечно отзываться в душе сладким эхом: