* * *
"Quí serer' íngenuúm vólet ágrum 
Líberat árva priús frúticíbus 
Fálce rubós filicémqué resécat 
Út nova frúge gravís Céres éat 
Dúlcior ést apiúm máge lábor 
Sí malus óra priús sápor édat 
Grátius ástra nitént, úbi Nótus 
Désinit ímbreferós dáre sónos 
Lúcifer út tenebrás pépulérit 
Púlchra diés roseós ágit équos 
Tú quoque fálsa tuéns bóna príus 
Íncipe cólla jugó rétrahére 
Véra dehínc animúm súbiérint." 

(Boétius. Ex "Consolatio 
philosóphiae" libri tertii) 

 * * *

"В дéвственном поле кто сеять хочет,
Землю он от сорняков очищает,
Куст ежевики и серп косит скорбно,
Снова Церéра вперёд гонит к жатве.
Сладок губáм сельдерéй в голод горький,
Ведь, то кошмар, растерял вкýс уж  люд впрямь,
Звёздный приятен коль гром, если Нóтом
Кóнчены грохоты гроз пред дождями,
Бурю тогда Люцифéр пусть разбудит,
Так в день чудесный вперёд выйдет лошадь,
Так и взгляни на добро лживых раньше,
Стягивать с шéи ярмó чтоб решиться,
Правда поднúмется пусть сразу в дýшу.

(Боэций. Из "Утешéния  
философией" книги третьей)
 (конец 523 года)

Сонет Мáнлию Северину Боэцию', творцу и учёному, казни 524 года

Римский папа Григорий Первый' через век к слезе восклицал:
"Где теперь наш сенат средь Римлян? В кошмарах Рим' Древний пал!".
          Взлёт поэта! Ибо Восток воспел вслух Его вассáл,
Теодóрих' -  Боэцию с плеч срубить гóлову приказал:

За восторг столицей Византии'. В мёртвых бывших дворцах -  
Римских светил казнь! А мрут на Муз' надежды в чутких сердцáх:
           В латинских трудах Боэция - то варвар в средних векáх
Аристóтеля' с Платóном' сумел узнать, держа в руках.

К Теодóриху прéжнему мёртвой рыбы головой
К нашей смертности -  Cиммáх', творца зять с искренней душой
            Над ухóй вознёсся, чтоб скорбно позвать за собой.

Вскоре умер в безумстве Он, Теодóрих, мрачно с мольбой.
Две личности... Поэт.., с кем полководец - вéщей судьбóй
           Узел страшный сплетает у жизни смертью - грехóм немой. 
 
Евлóгий и Даниил из преданий Византии

Жил Евлогий-камнесéчец, пóтом зá день зарабáтывал керáтий,
    Так всегда он вечерами с пылом беднякá за стол голодных
Всех скитальцев бескорыстный - сéрдцем на ночлег звал в кров  к себе, как братьев,
   Вдруг бездумно Даниил стал, как за святых да богоугóдных,

За Евлóгия ручáться, и в день хмурый клад в скалé того богатым 
   Сделал, свéточ пусть во имя божье тратит всё для блага бедных.
Имя Бога предрекáло: "Пóмни, что ему богатство с властью адом
   Обернётся, с чем померкнет луч добра без слёз в делах победных".

С драгоценностями да при злате уж в Константинóполе Евлогий,
   Позабыл о давних скорбях, гонит Даниила в шею прочь вон
От Египетского дома: "Ты мне тут к позору, жалкий раб убогий,
   Поп пресвитор града Скита, у Епáрхий близок мне царя трон!".         

И лишь избранно безгрешным от рождения богатства - не кончина,
   Кто-то с детства до смерти чист, словно ключ для родников хрустальных,
Да кому-то душу очищает с бедствий слёз в страданиях кручина,
   Как везенье превратит сердца слепцов в рабов грехов астральных.

Даниилу стало жаль евлогиеву душу; о прощеньи старец
   Принялся молиться Богу, чтоб не дать пропасть ей средь жертв аду.
Заступился за добро, - тем хищнику он в пасть засунул палец,
   Умолял святой Евлогия судьбу падением спасти в награду.

Сила неба: мирозданьем кару дарит Даниилу во сне судном - 
   За бездумные поступки плетью принимая наказанье,

Порученье снял: и к заговорщикам пришёл Евлогий ко дню смуты.
   Василевс тот бунт разбил, тут же Евлогий в рабстве у скитанья

Всё отдал, лишь убежать бы, возвратясь туда, где жил, свой крест таская,
   Да сказал друзьям, что к Богу шёл всё по пустыне Иудеи,
А искать клад продолжал, но тщетно. Даниил, про зло не вспоминая,   
   Ведал, что к себе люд вновь звал, молвил: "Брось ты детские затеи".