Аннотация: Сколько дорог надо пройти, чтобы найти то, что будет дорого больше жизни? А сколько - чтобы увидеть это? Ведь ценным порой оказывается лишь мгновенное...
Он и она
Ветер была взбалмошной непоседой. Она любила бегать, носиться по открытому ей и, казалось, только для неё, пространству; любила, хохоча и повизгивая от удовольствия, забираться к очередному неосторожному человечку за шиворот, трепать волосы невидимой рукой и валить его с ног, кидать в незащищённые глаза пыль и осколки, нежно щекотать и ластиться, словно маленький глупый щенок. Ветер была большая хулиганка.
А ещё она была свободна, ни к кому не привязана ни сердцем, ни обещанием. Она не подчинялась никому, и ей ничего не принадлежало. И целыми днями она слонялась по миру. Всегда одна...
Нет. Её часто можно было встретить с многочисленными братьями и сёстрами, и особенно часто с Дождём. Она, фактически, никогда и не бродила одна.
Дождь частенько грустил, почти всю свою жизнь пребывая в холодной отстранённости, пропитанной насквозь сном и умиротворением; он любил сидеть на нагретых солнцем крышах и оттуда наблюдать за глупыми людьми, трусливо бегущими и прячущимися, едва завидев его; он ловил их на ночных дорогах и мягким шелестом напоминал о неразрушимом вечном одиночестве сердец. Дождь был с рождения меланхолик.
Он всегда был занят, каждый миг его мысли и он сам находились в плену у насущных проблем; его плечи были тверды от постоянного груза долга, морального и - временами - денежного. И жизнь его была одинока, скрашиваемая лишь тихо мурлыкающей кошкой, изредка приносящей крохотные слепые комочки нежного меха, что оглашали тихую неуютную квартиру голодным писком. Работа выпивала из него силы, беспощадно, ежедневно. Редкие минуты отдыха и покоя воспринимались за бесценное счастье, и он, забравшись с ногами в кресло, подтащив тёплую кошку к себе, погружался в бессмысленный мир новостей, глупеньких комедий и необъятных массивов рекламы. А утром он просыпался с затёкшими мышцами, разбитый, измученный. Его дни текли размеренно, сменяли друг друга длинной бесперспективной чередой с редкими, но неожиданно яркими просветами. Когда же выдавались свободные от дел выходные, он выбегал на улицу, готовый утонуть в урагане собственных мыслей, задыхаясь от резких порывов ветра. Воздух пьянил, глотался жадно ненасытным ртом. Тревоги уносились медленно, оставляли после себя удушливое неприятное чувство. Напряжение сменялось лёгкостью. Свобода, пусть и мнимая, пусть и условная, радовала, но оставляла невыносимую тяжесть; она не дарила покоя. Она была только столь желанным ветром.
Она была полна жизни. Дикая, необузданная энергия кипела в ней, создавая впечатление у непривычных и неподготовленных зрителей, что перед ними находится оригинальный и невозможный вечный двигатель. Даже сон её был беспокоен, и спальню по ночам заполняли то весёлый смех, то беспорядочные отрывки речи, то болезненные всхлипы. Её жизнь была обычной; местами грустной, кое-где сумбурной, бедной и богатой на впечатления и знакомства. Особых трудностей на пути не было, груз забот не придавливал к земле, убивая желание жить и работать. Всё удавалось, своевременно и без усилий, складывалось одно к одному, и именно этот необычайный успех забрал у неё людей вокруг. Да, она была одинока. И хоть осознания этого пока не возникало, однако ничто не изменяло эту серую реальность. Проблем и горя словно никогда не было, невзгоды не задерживались в её памяти и сердце, и она часто засиживалась допоздна, общаясь с псевдодрузьями по сети да просматривая незначительные новости. Прогулки были нечастыми, но долгими; до сбитых кровоточащих ног, до боли в животе и груди, до голодных спазмов и темноты в глазах. Очень часто хрупкий организм не выдерживал, и тогда она тяжело заболевала на неделю или две. Но, несмотря на это, такие гулянья продолжались, повторялись раз за разом. Они были как своеобразный коктейль из адреналина и снотворного, ледяной, острый, опасной концентрации; это был отрезвляющий дождь.
Этим двоим было суждено встретиться.
Эти двое должны были быть вместе.
Тот вечер был слишком холоден для июня. Дождь и ветер не планировали эту встречу, но случайно столкнулись, следуя за своими любимцами. Ветер, усмехаясь, бесшумно скользила рядом с мужчиной, легко подталкивала его в спину и шлёпала его по плечам, резкими порывами била в лицо, хлестала щурящиеся газа, сбивала с ног. Дождь ласково скользил по нежной коже, обнимал изящное горячее тело тугими струями, тормозил энергичные жесты, холодными ручейками стекал с ресниц, волос и губ. Две пары шли вдоль длинной - почти бесконечной - дороги. Небо, и так сплошь застланное тяжёлыми тучами, продолжало стремительно темнеть. Всё живое, чувствуя приближающуюся бурю, бежало, на полной скорости ныряя в такое надёжное и безопасное укрытие и казалось, что этот мужчина, и эта женщина - последние люди в мире, Адам и Ева, что прерывистая Ветер и бушующий Дождь - единственные стихии во Вселенной, сам Бог.
Брат с сестрой увидели друг друга издалека, с расстояния, не доступному человеческому глазу; хотя, что вернее, почувствовали присутствие родственника и того раньше. Ветер радостно засмеялась, приветственно заметавшись по округе, сметая мусор, почти обрывая провода, чем встревожила шагающего рядом с ней. Дождь, резко усилившись, глухо прошумел в ответ. Его спутница восторженно завизжала, словно маленький ребёнок, после долгой тяжёлой разлуки встретившийся с горячо любимой мамой; ей необычная несдержанность Дождя была только в радость.
Ветер, услыхав это задорное заразительное веселье, на мгновение замерла, впившись неощутимым взглядом в лицо хохочущей, словно пытаясь отыскать сокрытое, уловить эфемерное. Дождь, заметив это пристальное внимание, затих, в свою очередь напряжённо вглядываясь в мужчину рядом с сестрой.
Только мгновение потребовалось стихиям, чтобы понять суть каприза судьбы.
И Дождь начал шуметь мягче, успокаивая, обнадёживая, приободряя два одиноких сердца. И Ветер потеплела, завертелась вихрем вокруг двух маленьких беззащитных человечков, подталкивая их друг к другу, шёпотом обещая совместное счастье, долгую безбедную жизнь, спокойную погибель и славную посмертную память.
Они встретились на миг. И он - этот миг - был, словно краткий и слепяще яркий разряд молнии в ночи; будто взрыв, оповестивший о начале кровавой войны; как тонкий девичий вскрик в слепой тишине; подобно одинокому волчьему вою в глухой, но близкой лесной чаще.
Он мог любоваться лихорадочным жаром воплощённой в человеческом теле свободы...
Она могла наслаждаться трезвенной звенящей пустотой, пропитавшей его движения...
Всего лишь краткое мгновение они шли рядом, хотя могли стать идеалом единства душ, ожившим равновесием жизненных начал.