Толян и Валера (из цикла "Сутки спишь - трое дома")
В 80-х годах два друга, Толян и Валера, работали кочегарами в одной угольной котельной, отапливавшей небольшой 3-х этажный дом на шесть квартир по улице Тропинина 3В. В этой котельной можно было работать в прямом смысле в костюмчике и при галстуке. С отоплением шести квартир легко справлялся один небольшой чугунный секционный котёл, метра полтора длиной (ещё один котёл был в резерве). После суток дежурства кочегар выносил всего лишь два ведра шлака и золы на вытянутых руках, чтобы не запылиться. В РЭК-2 (район No2 эксплуатации котельных) эту котельную называли интеллигентной, и попасть в неё считалось удачей. И Толян, и Валера прекрасно это понимали и, как бы не чесался нос, на смене оставались "сухими, как лист". Но вот однажды...
Однажды дежурство Толяна выпало на его день рождения, да ещё на выходной день. Справедливо полагая, что в такие дни проверка исключена, Валера, затоварившись двумя бутылками беленькой и закусоном, прискакал в котельную поздравить старину-кореша.
Обоим им было за сорок, у обоих за плечами был опыт жизни, наполненной, как у большинства людей, текущими, преходящими смыслами. За рюмахой задушевный разговор-воспоминания о разных комичных случаях, о том, как удачно удавалось порой вывернуться в казалось бы безвыходной ситуации, разговор, в котором так хочется самому себе и другому доказывать, что быстротечная жизнь, уходящая как вода в песок, наверняка удалась, и ещё многое, а главное нечто самое важное, предстоит впереди, в нескором будущем, такой разговор - это мечты о прошлом при надежде на предстоящее всё хорошее, он должен длиться и длиться...
Валера был из тех немногих, которые могут пить водяру как воду, и, казалось, не пьянеют (хотя, как известно, у любой бочки есть края). И Толян на всех застольях полагался на дружбана как дитя малое на старшего, который всё разрулит. И в тот праздничный для него день также была востребована железо-бетонная выдержка единственного надёжного приятеля.
- Ой, всё Валера, - взмолился Толян, уже едва ворочая языком, - я скис. Будь друганом, посиди за меня часок - я перекимарю за котлом на матрасе. А то в глаза хоть спички вставляй.
- Так там же пылища.
- Та ничего, я потом струшусь. Я чуток, я щас...
- Ну давай. А я подброшу уголька, чтоб на часа два хватило.
Забросив несколько лопат угля, закрыв топку и привычно глянув на температуру воды, Валера вернулся к столу, сел на стул, положил руки на стол и опустил на них голову. "Через два часа или я проснусь, или Толян встанет", - подумал он и сладко расслабился...
Когда уголёк прогорел и дом остыл, жильцы позвонили в аварийную службу. Старший мастер аварийной был в приятельских отношениях с
начальником РЭК-2, Миргородским Анатолием Васильевичем. Их сблизило пристрастие к шахматам. Ещё в молодости они получили степень кандидатов в мастера, и все эти годы по субботам сражались за доской. Услышав о жалобе на котельную его подчинения, Миргородский сказал: "Я сейчас сам подъеду туда. Если что-то с техникой, я перезвоню".
Анатолий Васильевич, при внешней вежливости обладал твёрдым характером, быстрой реакцией в разговоре и сильным голосом, при необходимости легко подключая сталистые обертоны.
Замок в дверях угольных котельных ставили типовой, это т. н. штаба, и открывался он простым ключом с резьбовой втулкой. Зайдя в котельный зал и убедившись, что котёл холодный как покойник, Анатолий Васильевич прошёл в операторскую. В нос ему шибанул резкий запах перегара, а перед ним открылась картина маслом - за столом, заставленным остатками пиршества, сидел, уронив голову на руки, пьяный вдрабадан Валера и смачно похрапывал.
При посещении котельных с проверкой, обнаружив серьёзные нарушения в работе подчинённого, Миргородский начинал отчитывать провинившегося сразу переходя на металлический тембр, повышая накал голоса постепенно, на мягком крещендо, напористо, но никогда не переходя на крик и оскорбления. Аргументы обвинения, упрёки, угрозы справедливого административного наказания сыпались один за другим. Под таким натиском отчитываемый начинал чувствовать себя не просто согбенным, а раздавленным, уничтоженным. Возражения и самооправдания вызывали ещё большее негодование. Даже за отсутствие удостоверения на рабочем месте, используя отработанный годами инструментарий прессинга, он доводил жертву до "потери пульса" приговорённого по расстрельной статье.
Уже при первых словах, произнесенных начальником, Валера, подняв голову, мучительно пытался сосредоточиться, с трудом отслеживая речь Миргородского, и сообразить, как реагировать. Чувство угнетения отягощала обида за дурацкое положение в которое он вляпался, ведь не подставишь же Толяна, сказав что тот на дежурстве, но сейчас дрыхнет за котлом.
Не каждому было дано выстоять под шквалом обвинений Миргородского. И если у работника сдавали нервы, если он не выдерживал этот эмоциональный грозовой ливень и в состоянии стресса не находил ничего лучшего, как ответить агрессией отчаяния, например, перейдя на ненорматив, то следовал "холодный душ". Так произошло и в этот раз...
- Хорошо, - сдержанно и нарочито спокойно ответил Анатолий Васильевич, - прошу в понедельник к девяти утра явиться ко мне в кабинет. Всего доброго.
Когда Миргородский ушёл, Толян, разбуженный пронзительными интонациями его голоса и всё слышавший, выполз из-за котла весь в пылюке и паутине,что называется, от кончика носа до кончика хвоста и попытался отряхнуться.
- Да потом будешь чиститься. - с досадой, на повышенных тонах вырвалось у Валеры, - Быстро разжигаем котёл.
Через пол часа уголёк весело потрескивал в топке. Но друзьям было не до расслабушной благости. Предстояло ответить на главный вопрос. Кому в понедельник идти к Миргородскому???
Если пойдёт Толян, то очевидно, уволят обоих: Толяна - как дежурившего кочегара, а Валеру - как спаивавшего его и к тому же пославшего начальника района к ё... в смысле, лесом. Кроме того, Валера, как инициатор попойки, должен был искупить свою вину. Ведь ничего не было бы, если бы он так Толяна не 'поздравил'. Да и кем надо быть, чтоб не выручить братана? Это уже, извините, последнее западло. 'Убийственная' логика не оставляла Валере шанса на спасение и, как затравленного зверя гонят на охотника, она беспощадно гнала его к законодательному закреплению несправедливости...
Заключительная сцена была, как бы специально, написана для мимов. Валера с мрачным видом в роли мальчика для битья молча зашёл в кабинет начальника. Миргородский, сидящий в офисном кресле, посмотрел на вошедшего, как директор школы на ученика-разгильдяя и указал ему на стул. Затем положил перед Валерой чистый лист бумаги, ручку и образец, о содержании которого не трудно догадаться: "Начальнику... Заявление. Прошу уволить по собственному желанию. Число. Подпись." Также молча Валера вышел, а Миргородский проводил его взглядом удовлетворённого человека, достойно выполнившем свой долг.