- Вставай, Леля, вставай! - бабушкины пальцы щекочут пятки, от этого Лелька поджимает колени. Бабушка не отстает и начинает тянуть одеяло: уже плечу стало холодно, потом руке, спине, ногам.
- Просыпайся, лежебока, я оладушки испекла, - бабушка целует в щеку, от нее вкусно пахнет.
Лелька распрямляется, как пружинка, потягивается, потом снова сжимается и так несколько раз, пока не спрыгивает с кровати и не бежит на кухню, где солнечной горкой на тарелке лежат оладьи, а рядом в вазочках мед и вишневой варенье. Но с бабушкой не забалуешь, девочку выдворяют в ванную, чистить зубы, умываться. Как скучно! Чтобы поскорее добраться до оладий, Леля начинает считать про себя. Бац, и зубы почищены, лицо помыто, чулки на ногах, форменное платье надето, а счет еще и до ста не дошел!
Бабушка заботливо поправляет воротничок на платье, гладит Лелю, пока та лакомится оладушками, целует в макушку.
- Оля, просыпайся! - снова слышится где-то рядом.
- Господи, да не сплю я, бабушка, - старается бодро ответить Леля, но язык заплетается, глаза плотно закрыты, а в сознание начинает медленно вкрадываться действительность: голос не бабушки, а заведующей отделением медицинской части, где Оля работает с начала войны, и вокруг не привычная домашняя обстановка, а маленькое складское помещение с топчанами, на которые раньше складывали матрасы.
Бабушка тает, аромат оладий трансформируется в стойкий запах хлорки, бинтов и мазей.
Оля минуту сидит на топчане, вскакивает и смотрит на Зою Федоровну:
- Пойдем, Олюшка, раненых привезли.
Сто тысяча первая по счету процедура приема раненых, их размещение по палатам, коридорам и операционным, возня с бумагами, затаскивание на печные плиты огромных бидонов с водой, которая после расходуется на промывание ран и питье.
Ближе к ночи Оля делает обход обустроенных солдат, некоторых уже прооперировали, другие ждут своей очереди. В госпитале не бывает тишины, кто-то бормочет в бреду, кто-то стонет или тихо разговаривает с соседом.
Оля проходит ряды кроватей, носилок и тюфяков, разложенных на полу, у выхода она вдруг останавливается: голос, знакомый голос!
Кольнуло сердце, забилось, бум-бум, как колокол. На кровати у окна лежал мужчина с перевязанной головой и рукой.
Оля подходит ближе, страшась увидеть покалеченное тело.
- Привет, Лелька, - слышит она, - не узнаешь?
Хватает одного взгляда, чтобы безошибочно определить, что ранее осколочное, серьезное, но больной выкарабкается быстро, потому что силен, потому что ему только двадцать лет, столько же, сколько самой Леле.
- Даже если бы я засомневался, что это ты,возгласы развеяли бы все сомнения, - силится улыбнуться Саша, - "Коля, чудной, боже мой", "Витя, дурной, боже мой!" Лелька, тебе пора менять репертуар.
Девушка слушает вполуха, всматривается в лицо, хотя помнит каждую черточку.
С Сашей они не только жили в одном доме, они вместе учились, посещали одну библиотеку и ходили в одни и те же кружки. Причем Лелька не жаловала кружок юных летчиков, а предпочитала медицинские курсы, но чего не сделаешь ради Саши. Как влюбилась в него, она не помнила, просто Саша всегда был рядом, всегда был лучшим, самым красивым, самым надежным, самым-самым! И Саша, Саша тоже отличал Лелю от других девчонок. Это отличие принималось за любовь, пока в школе не появилась новая ученица Таня Нечаева. Отличница и хохотушка, быстро стала любимицей не только товарищей по школе, но и учителей. Таню принимала участие во всех соревнованиях и олимпиадах, собраниях и обсуждениях, но самое главное было то, что Таня была красавицей. Лелька долго не признавалась себе в этом, убеждая, что все мальчики, и Саша в их числе, относятся к Тане, как к товарищу, дружат с ней исключительно из общих интересов, ведь нравятся же ей дурацкие планерные игрушки, парашюты и танки, она таскала мальчишек к своему деду, у которого была коллекция оружия.
Глаза у Лели открылись неожиданно. После очередного занятия в кружке юных летчиков, которое проходило в маленьком саду дома пионеров, Таня подвернула ногу прямо на тропинке, по которой Лелька, Саша и Таня возвращались домой. То, как кинулся Саша к девушке, смотрел на нее, заботливо спрашивал о том где болит, нес на руках до самого медицинского пункта, не оставляло ни малейшей надежды, ни крупиночки сомнений. Саша влюблен в Таню! Лелькина душа изнывала. Бессонными ночами девочка бродила по квартире, пугая маму и бабушку, но даже им, двум самым близким людям, она ничего не рассказала. Она даже Саше не дала понять как ей больно, а счастливая Таня именно Лельке доверила "великую" тайну своей первой любви. Леля слушала, плакала ночами, днем улыбалась и хохотала.
Выпускной промелькнул яркой кометой, и, казалось, впереди прямая дорога: институт - работа - замужество и дети. У Тани вся жизнь будет связана с Сашей, а Лелька, что ж и Лелька найдет свое счастье. Но идти прямой дорогой не получилось, впереди душной неизбежностью простиралась война, блокада.
- Лель, ты как поживаешь? - Сашин голос нарушил воспоминания, снова вернул Лельку на место, в госпиталь.
- Как все, - вздохнула она.
Саша коротко рассказал, что пару месяцев назад их полк перебросили под Ленинград, что с ним воют еще два парня из их школы, что отец его тоже на фронте, а мама в эвакуации с сестрой. Спросил про Лелькину жизнь.
- Ты Таню давно видела? Что-нибудь знаешь о ней? - Саша еле выдохнул вопрос, так волновался, смотрел на Лельку внимательно.
Леля ничего не знала про Татьяну, хотя их дома стояли недалеко друг друга. Пропадая целыми днями в госпитале, она приходила домой разве что для проверки: стоит на месте или разбомбили. Без бабушки и мамы, которых уже не было, квартира казалась пустой и унылой. Леля падала на свой диван, заваленный одеялами, зарывалась в серединку и спала без остановки часов пять, потом снова поднималась и шла в госпиталь, там было теплее, там люди и там выдавали хлеб.
- Леля, - горячился Саша, - ты когда в город пойдешь?
- Через день, может быть, - неуверенно пробормотала она.
- Послушай, Лелька, будь другом, забеги к Тане, - стал упрашивать Саша, - ей может быть плохо, одна осталась.
Лелька кивнула, ей вспомнился десятый класс, как она, по просьбе Саши, передавала письма для Тани, а Таня вручала ей свои, адресованные Саше. Забытое ощущение обреченности и ненужности.
Леля вышла в город через три дня. Перед уходом Саша вручил ей маленький кулек коричневой бумаги.
- Здесь немного хлеба для Тани, вдруг она голодает. Помоги ей, Лелька, знаешь, главное, не опоздать, вовремя рядом оказаться.
- Свой паек отдаешь? - спросила девушка.
Саша не ответил на вопрос, быстро заговорил:
- Лель, ты скажи ей, что я здесь, а если ее нет в городе, узнай, где она! Только найди ее, Леля. Найди, пожалуйста, у меня нет с ней связи вот уже полгода.
У Лели даже кивнуть не было сил, взяла кулек, надела пальто, повязав сверху бабушкину шаль, поплелась домой.
Она хотела сразу зайти к Татьяне, но по дороге очень устала, да и стемнело уже, поэтому Лелька поднялась к себе в квартиру, кулек положила на стол, кое-как стянула валенки, влезла в свою берлогу на диване, уснула.
Было очень темно, наверное, середина ночи, когда до Лелькиного слуха донесся непонятный шум. Будто кто-то на одной ноте, без пауз, гудел за стеной. Девушка с минуту не дышала, пытаясь понять и вслушаться. Потом выбралась из-под одеял, всунула ноги в валенки, пошла в коридор и приоткрыла входную дверь. Звук стал громче, яснее. Леля метнулась к соседней квартире. В щели приоткрытой двери она увидела Бориску, сына соседки Вали, закутанного в огромный ватник и старый платок, мокрый от слез и почти съехавший с головы.
- Бориска, - закричала Леля, открывая дверь, присев на корточки, чтобы обнять малыша, - ты чего ревешь? Где мама?
Мальчик замолк, устало плюхнулся на пол, прямо у двери. Леля осторожно прошла в квартиру. В углу, на кровати, скорчившись от холода, лежала Валя. Должно быть, она умерла несколько часов назад, и руки ее обнимали подушку, на которой спал Бориска.
Леля опомнившись, рванула к мальчику.
- Бориска, родной, пойдем ко мне, пойдем, - Леля попыталась поднять заснувшего малыша, тормошила его.
Бориска открыл глаза, неповоротливо начал встать на ноги:
- Я описался, тетя Леля, я кушать хочу.
Кое-как они добрели до Лелиной комнаты, там девушка, усадив Бориску рядом с собой, развернула коричневый кулек и вместе они съели четыре кусочка сухого черного хлеба. Мальчик даже крошки собрал мокрыми пальчиками, даже понюхал бумагу. Потом Лелька нашла свои старые штанишки и чулки, переодела Бориску, они закутались в одеяла на диване и уснули.
Бориску пришлось тащить с собой в госпиталь, не могла его Леля бросить, некому было отдавать. К Тане она так и не зашла, боясь не дойти потом до больницы вместе с Бориской, которого тащила по снегу, привязав к себе разорванной на полосы простыней. В госпитале она долго не заходила к Саше в палату, возилась с бельем, посудой. Наконец, не выдержала, подошла к нему.
Оправдываться не пришлось, Саша метался в бреду, с высокой температурой. Три дня Лелька была рядом, ставила уколы, делала компрессы, смачивала горячие губы водой, успокаивала его, шептала что любит. Слава богу, Саша справился. На утро четвертого дня, когда вконец уставшая Лелька дремала на стуле возле его кровати, Саша пришел в себя. Благодарно ждал, пока Лелька встрепенется от сна.
- Сашенька, - заплакала Леля от счастья.
Саша глубоко вздохнул, внимательно глядя на девушку сказал:
- Спасибо, Лелька, я даже через дурноту чувствовал, что ты рядом.
Он помолчал, потом спросил:
- Ты у Тани была?
Лелька сказала, что не дошла до дома, потому что началась бомбежка, а про кулек с хлебом Саша не спросил.
Недели через две Леля выбралась домой, и хотя Саша больше не просил зайти к Тане, Леля, чувствуя вину и тяжесть невыполненного, побрела сама к дому одноклассницы.
Двери квартиры Нечаевых были закрыты, никто не отозвался на настойчивые звонки, даже соседи не копошились. Лелька вышла из дома и подняла голову вверх: если смотреть на небо и ни о чем не думать, то может представиться, что войны нет, что дома бабушка хлопочет на кухне, что Саша ждет за углом, все как раньше.
- Лелька, чего голову-то задрала? - снова явила себя действительность в образе дворничихи Гюзель. Она работала дворником еще до войны, и знала в округе всех проживающих. Раньше проворная, смуглая и худющая, сейчас она напоминала старую ворону, которая двигается не быстро, суетится принужденно и устало.
- К Нечаевым заходила, - ответила Леля.
- Чего к ним ходить? - удивилась Гюзель, - дед помер, потом бабка, а остальные уехали, вместе с заводом эвакуировались.
- И Таня тоже? - спросила Леля.
- Танька здесь была, а как бабка померла, тоже уехала.
- Точно знаешь? - настаивала Леля.
Гузель махнула рукой, ручаться не могла.
- Может и Танька померла, - обреченно пробормотала дворничиха и пошла по двору с пустым бидончиком под воду.
Лельке было тяжело, но она снова поднялась на четвертый этаж, подошла к двери Таниной квартиры и забарабанила сначала кулаками, а потом ногой.
Что-то неуловимое, казалось, происходит за дверью: шорох, снова беззвучье, тихое шарканье.
Лелька напряглась и крикнула в замочную скважину:
- Таня, Таня, открой! Это Леля!
Тишина за дверью казалась подозрительной. Леля терпеливо стучала, пока не заныли костяшки пальцев. Потом откинулась на стенку возле двери, тихо сползла вниз, чтобы отдохнуть и вернуться в госпиталь. В это время дверь скрипнула и на пороге возникла сгорбленная, худая старуха. Она посмотрела на Лельку сухим взглядом, не то охнула, не то что-то сказала, и повалилась на пол. Когда Леля подползла к старухе, поняла, что ей уже ничем не помочь. Она убрала с лица выбившуюся из-под вязаной шапки прядь светлых волос и вдруг прижала к груди руку. Перед ней лежала Таня. Черты лица после смерти смягчились, и само лицо приняло посмертную маску спокойного ухода. Лелька уткнулась в варежки и горько зарыдала.
- Леля, Леля, - слышен голос любимого, - пора вставать, я тебе чаек с лимоном приготовил.
Саша нагнулся над сонной женой, чмокнул в щеку, пощекотал затылок, снова чмокнул, начал стягивать одеяло.
- Леля, ты сама просила разбудить тебя пораньше, смотри, опоздаешь.
Женщина сладко потянулась и резко села на кровати, потом встала в полный рост и подпрыгнула.
- Ой-ой, - терла она ногу, - судорогой свело.
- Леля, ты бы еще через стульчик перемахнула, - хихикнул Саша и прошествовал на кухню.
День сегодня чудесный, а счастливым он станет вечером, когда Лелька, Ольга Антоновна, сделает две операции, проверит перед уходом своих пациентов, даст несколько советов молодому хирургу Боре, а вечером вместе с мужем поедут на дачу, в Заповедное, там, где обитает счастье - дочка Таня и внук Кирюшка.