- Что значит настоящий? - спросил однажды Кролик, когда они лежали рядышком. - Значит ли это, что внутри у тебя пищалка, а снаружи палочка, чтобы тебя двигать?
-Настоящий - это не то, как ты устроен, - ответила Меховая Лошадь. - Настоящим тебя делает то, что происходит с тобой. Когда ребенок долго-долго любит тебя, да не просто любит играть с тобой, а по-настоящему любит тебя, ты становишься настоящим.
- А это больно? - спросил Кролик.
- Иногда, - ответила Лошадь, ведь она всегда говорила правду. - Но когда ты настоящий, ты не боишься боли.
- Это случается неожиданно, как будто тебя заведут, или постепенно?
- Нет, это не происходит неожиданно. Настоящим ты становишься. Для этого нужно много времени. Вот почему это редко случается с игрушками, которые легко ломаются, или с колючими игрушками, или с теми, с кем нужно осторожно обращаться. Обычно к тому времени, как ты станешь настоящим, большая часть твоих волос будет вырвана, твои глаза выпадут, все твои суставы будут расшатанными, и ты весь станешь ветхим и потрепанным. Но это абсолютно ничего не значит, ведь, если ты однажды стал настоящим, ты не можешь быть уродливым, разве что для людей, которые ничего в этом не понимают.
Марджери Уильямс "Вельветовый кролик"
Старая собака умирала. Судорожно суча выпрямленными, словно в последнем усилии встать, ногами. Пытаясь вильнуть ставшим таким непослушным хвостом. Ловя каждое движение наклоненного над ней хозяина подслеповатыми глазами, которые плавали в обычных старческих слезах.
- Ну что, сэр, кажется, я здесь уже не нужен. Если только вы не передумали?
- Нет, нет! Ни в коем случае! Вы сказали, что она не мучается? Это действительно так?
- Да, это так. Это просто старость. Никаких побочных заболеваний, могущих причинить ей страдания.
- Что ж, в таком случае, Том проводит вас. Гонорар на столе. Спасибо, доктор Майзус.
- Всегда к вашим услугам, милорд.
Скрипнул паркет, в коридоре проговорили сдавленным баритоном:
- Следуйте за мной, сэр.
Ухо старой собаки чуть приподнялось, морда задергалась в тягостной попытке повернуться к дверям, заставляя углы пасти растягиваться в странной улыбке.
- Лежи, лежи... я здесь.
Рука погладила бугристую голову, некогда шелковистую, а теперь свалявшуюся колтунами, шерсть длинных, мягких ушей.
- Лежи, лежи, - снова повторил голос, но уже более задумчиво.
Большая тетрадь в переплете из черной искусственной кожи звала и манила.
Человек поправил подстилку, в нерешительности задержал руку над телом собаки. Та вздохнула, словно понимая колебания свого хозяина. Глаза ее закрылись. Тело расслабилось.
- Но сэр, я принес бульон и чай. Мейбл испекла рогалики. Вы же с самого утра маковой росинки не...
- Иди! - прервал его хозяин. - Если мне что-то будет нужно, я позвоню.
- Слушаюсь,- буркнул Том, задержался на пороге, с укоризной покачал головой, и скрылся за дверью.
- Ну что, Рози, полежишь немного одна? Я буду здесь, рядышком. Хорошо? Будь умницей...
И человек еще раз погладил плоское тело собаки, пальцы его ощутили едва слышное, неровное биение усталого собачьего сердца.
- Эх, Рози, Рози...
Собака приоткрыла глаза. Сквозь пелену она видела очертания человека, ставшего ей родней, вожака ее маленькой стаи, ее хозяина. Он сидел, сморщившись, словно от невыносимой зубной боли и смотрел в огонь, потрескивавший в камине, подле которого она лежала. Наконец, он потер лицо руками и встал.
- Ты полежи, а я пойду, поработаю. Я буду здесь. Не беспокойся. Я даже поверну подстилку, чтобы ты могла меня видеть.
С этими словами человек осторожно начал тянуть за углы коврик, на котором лежала собака:
- Вот так, вот так. Теперь ты меня будешь видеть.
Хвост слабо дернулся. Но человек этого уже не заметил, все его мысли уже были в черной тетради. Он плюхнулся на кресло с высокой спинкой, наклонился над столом. Отвинтил крышку чернильницы. Затем откинулся на спинку, уставившись невидящими глазами в стену напротив, начал вертеть в руках длинную черную ручку с двумя золотыми ободками на конце. В задумчивости, он не заметил, как отвинтил их. Черный колпачок остался в руках, а колечки, выскользнув из пальцев, упали на раскрытую тетрадь, скатились по странице, дальше по столу и, с легким звоном ударились о ноги бронзовой фигурки рыцаря, державшего песочницу. Человек вздрогнул:
- А почему бы и нет? Может быть, все так и написать?
Он попытался поднять со стола колечки. Толстые пальцы не гнулись, бесполезно скользя над колечками. Скривив в недовольной гримасе губы, человек подцепил их иголкой циркуля. Нанизал на стержень и крепко завинтил. Обмакнул ручку в чернила и застыл в задумчивости.
Большая черная капля покачалась на блестящем сквозь чернильный развод золотом кончике пера и упала на чистую страницу странным черным цветком.
Человек глянул на него, хотел было стереть, но вдруг передумал. Посыпал кляксу песком, переждал. Осторожно сдул и снова обмакнул перо, выведя чуть ниже цветка:
"Хризантема и меч".
Перо, не останавливаясь, вызывало из небытия буквы, вывязывая из них слова, нанизывая на строчки предложений.
"И было это в далекой стране, название которой уже позабыто людьми, пришедшими в эти края. И лишь старые камни помнят о тех временах, когда были они высокими башнями и мощными стенами. Никому не подвластны были они: ни злобным троллям, ни великим магам, ни гордым эльфам, ни пришедшим им на смену людям. И только время, вода и ветер смогли разрушить былое могущество, источить и иззубрить их края. Но только время, вода и ветер приносят им успокоение и утешение. Время напоминает камням о том, что столетия промчались, а они все еще стоят. Вода, в прибое накатывая на прибрежные валуны, напевает камням позабытые мелодии старых времен, шуршит дождем, пробегая между ними, заставляя их вспоминать шепот давних придворных интриг. Ветер, проносясь сквозь них, воет далекими, полузабытыми голосами боевых труб и охотничьих рогов.
Камни помнят все, но редкий человек доберется до них. Ибо пути, ведущие к ним, позабыты. Но если уставший путник свернет с торной дороги, не убоявшись старых преданий, пройдет по лесу едва заметными знаками, и прикоснется в конце пути ладонью к шершавым, потемневшим бокам, старые камни поведают ему свои истории. А их они помнят немало. А если человек им будет по нраву, камни смогут одарить его невиданными в наше время уменьями. Но, впрочем, это уже другая история.
Так свернем же и мы с дороги, что ведет от Винчестера к Саутгемптону там, где начинается Старая Изгородь. Пройдем воротами, от которых остались лишь два столба, торчащих из земли не более чем на полфута и двинемся по узкой тропинке, бегущей вдоль полей, маленького пруда дальше в лес. И там, зайдя в самую его глубину, остановимся и переведем дух. Возможно, только теперь мы сможем услышать тихое журчание лесного ручья, что течет по глубокой ложбине, окружающей груду камней. Вот и все, что осталось от гордого замка: ров и серые камни. Никто не вспомнит ни его имени, ни имени его хозяина. Кто он был? Человек или эльф? А может великан, укрывшийся в чаще от глаз людских? А может, истинный его хозяин был убит в схватке с троллями, и лишь они долгие годы обитали в этом надежном укрывище?
Не побоимся же и откроем тайну..."
Человек вздохнул, отложил перо и потер глаза.
Рози, дремавшая под монотонное поскрипывание пера, прерывавшееся мелодичным звоном чернильницы, послушно позволявшей отряхивать о свои края лишние чернила, вдруг проснулась, испугавшись наступившей тишины. Она попыталась приподнять голову, но та ее не слушалась. Лапы судорожно заскребли, подминая под умирающее тело, коврик. Но человек даже не обратил на это внимания. Он ожесточенно грыз ручку, словно пытался добраться и высосать из нее невидимую ему идею. Наконец, разжал челюсти и помахал в воздухе рукой, словно дирижировал невидимому оркестру. Устало прикрыл глаза, бросив ручку на стол.
- Нет, нет и нет! Так не пойдет! - воскликнул он. - Это уже становится невыносимым. Пять рассказов и все без конца.
Человек с шумом отодвинул кресло и прошел через комнату к книжному шкафу. Провел кончиками пальцев по корешкам:
- Вот почему бы не взять какую-нибудь сказку и переработать? Что такого трудного? Уильямс так и делает. Так нет же, надо мне что-то оригинальное изобразить! Воспоминания о былой небыли! Хотя дураку ясно, что все на свете есть повторение прошлого в том или ином жанре. Была трагедия - стала комедия. Что толку, что Шекспир убил бедняжек Ромео и Джульетту? Ну, так оживим их! Соберем враждующие семейства на городской площади. Для большего эффекта сделаем этот день большим праздником, приведем туда ожившую влюбленную парочку, обвенчаем в соборе и прочитаем пару монологов, где посрамим вражду навеки!
Человек забарабанил пальцами по корешку:
- Ну, что там? Ага, сказки и предания Уэльса. Что там? - Он раскрыл книгу, пролистал ее, остановившись на оглавлении. - "Крошка Джинни", "Мельник из Лита", "Мальчик, которого подменили". Нет, не пойдет. Хотя...
Он подтянул к себе тетрадь, пристроил ее на колене. Переставил ближе чернильницу. Поискал взглядом ручку. Пришлось лечь на стол, чтобы дотянуться до нее. Погрыз кончик ручки, ругнулся про себя за то, что до сих пор не смог отучиться от школьной привычки. С решимостью самоубийцы, шагающего в оконный проем, не глядя, ткнул ручкой в чернильницу...
"...сумрак спрятал в себе тонкие стволы молодых деревьев, отчаянно сражающихся за жизнь с великанами, уже веками царящими здесь. Шершавая поверхность камня нагрелась теплом костра и была приятна на ощупь. Было далеко за полночь, и тонкий серп молодого месяца заглядывал через густую листву на эту лесную поляну, словно спрашивал в недоумении - почему же этот путешественник еще не уснул?
И как бы ответом на его немой вопрос, человек поворошил угли, подбросил несколько веток и прилег, подбив рукой котомку, нынешней ночью призванную служить подушкой.
Несколько мыслей устало бродили в его голове. Самая значительная из них была о том, какого же дурака он свалял, поддавшись на сказки насмешливого Генриха Фосби. Молодой человек, с которым он два года снимал комнату во время учебы на юридическом факультете, каждый вечер начинал с рассказов и преданий, бытовавших в той местности, откуда он был родом. Сначала это забавляло, потом смешило. Затем стало раздражать. И тогда Крис решил проверить, насколько же это было правдой. Стараясь не казаться слишком заинтересованным (положив руку на сердце, было это делом трудным, ибо Генри рассказчиком был умелым и все его присказки нашли место в душе Криса), он тщательнейшим образом выспросил дорогу. Несмотря на это, все же пришлось несколько раз обращаться в помощи местных жителей. Но она была скудной, поскольку они тут же замолкали, крестились и махали рукой в неопределенном направлении. Крис уже почти поверил россказням Генри и ждал какого-то знака свыше, чтобы обрести долгожданные указания правильной дороги. По его мнению, это должны были быть: или крючковатая старуха, слегка смахивающая на ведьму, или сгорбившийся старик, обросший длинной седой бородой, в широкополой шляпе и с длинным посохом. На худой конец, этим вестником могла быть маленькая миловидная дама, предпочтительно в зеленом платье. Но действительность жестко обманула его.
- Сэр, не ходите туда, там болото! - Окликнул его тонкий ломающийся голос.
Крис посмотрел по сторонам и заметил обыкновенного деревенского мальчишку, лет девяти-десяти, сидящего на низкой толстой ветке дуба. Он бесстыдным образом прицельно плевал на свой палец, в тщетной попытке стереть грязь, налипшую на его короткие штаны. Юноша еще раз всмотрелся в паренька, но никаких признаков волшебности на замурзанном лице, кроме глиняных разводов, щедро покрывавших его, как не старался, обнаружить не смог.
Мальчишка оторвался от увлекательного размазывания грязи по собственным штанам и искоса посмотрел на Криса:
- А вы, небось, шастаете здесь - камни ищете? - Слово камни он с опаской выделил.
- Какие камни? - Сразу не понял Крис. - Я ищу дорогу на Феррис.
- Так я и говорю, камни ищете! - Развеселился мальчишка и заболтал ногами. - Не сюда, сэр, не сюда. Это вам до того перекрестка, потом направо. Пройти по тропке до камня тетки Мэг, а от него прямо. Вот как он стоит - так и идите. Не сворачивайте. Только вот, зря вы туда ходите один! Нехорошо это. Да еще и к ночи. Ну вот, - не прерываясь, добавил он, - от матери попадет. Она только вчерась стирку устроила!
Мальчишка спрыгнул на землю, внимательным образом оглядел свои штаны. Вид у них был, словно стирали штаны не в воде, а в болотной грязи, с примесью глины, ила и еще бог знает чего! Печально шмыгнул носом и, подобрав хворостинку, стегнул себя по ляжкам, громко заржал, припустив по тропинке к виднеющимся на пригорке домам.
Молодой человек пришлось простоять некоторое время, приводя полученные от грязного ангела сведения в схему. Затем он решительно повернулся обратно к дороге и, поднимая коричневую пыль, долго шагал, внимательно выискивая правый поворот сразу после перекрестка, который он достаточно быстро миновал. Как и следовало ожидать, тропинка оказалась узкой и заросшей травой. Было заметно, что по ней редко кто ходит. Уже не смотря по сторонам: сельский пейзаж за эти два дня плутаний Крису порядком приелся, через каких-то полчаса он вышел на небольшую полянку, посредине которой возвышался совершенно круглый камень с дырой. Дыра находилась в центре валуна, и была тоже круглой. Ну, конечно, не совсем такой уж круглой. Можно сказать, что это был неправильный овал. И сквозь него были видны кустики, растущие на противоположной Крису стороне полянки.
- Дьявол! - Как же понимать слова этого бессовестного поросенка! - Ругнулся Крис, - от камня прямо. Куда прямо?
Он уже собрался было повернуться, плюнув на дурацкие вымыслы своего соседа, чтобы до заката успеть дойти хотя бы до Ферриса, а назавтра успеть к восьмичасовому на Винчестер и вернуться на нем в колледж.
Но странная дыра в камне навела его на мысль, и молодой человек подошел к камню ближе, поразмыслив, нагнулся и заглянул в дырку. Сначала Крис ничего не заметил, но затем ему показалось необычным, что несколько тонких деревцев, растущих друг за другом на расстоянии около пяти или шести футов, склонялись к земле, образуя арки, словно показывали дорогу вглубь леса. Он выпрямился, потер поясницу. Юноша слишком устал разгадывать загадки. Но и возвращаться ни с чем не хотелось, ведь в таком случае Генри совсем поднимет его на смех.
Обогнув камень, Крис вошел в лес. Его глаза выискивали очередную арку и, находя ее, он все более и более успокаивался. Когда же впереди послышалось негромкое журчание, и уставшему взору открылась россыпь огромных серых камней, кое-где поросших мхом, Крис уже более не думал, а, разбежавшись, перепрыгнул через узкий овражек, по дну которого бежал ручей.
Здесь его и застал быстро надвигавшийся вечер, а затем и ночь.
Вспоминая прошедший день, Крис смотрел на костер, потом его веки смежились, и глубокий сон овладел им.
- Милостивый сударь, вы не объясните, как вы сюда попали? - Тихий, но властный голос, раздавшийся из-за спины, заставил Криса вздрогнуть и инстинктивно обернуться. Широко открыв глаза, всмотрелся в темноту, окружавшую его.
Неясная фигура метнулась от окна:
- Нет, нет, нет! Стойте, как стояли. И не смейте двигаться.
Крис послушно замер.
- Вот так. Будьте умницей.
- Что ж, спасибо за комплимент, - последний эпитет заставил его впустить в свой голос несколько иронических ноток.
- Надо же, ночной гость, оказывается, умеет говорить! - Послышался мягкий смех, - тогда потрудитесь ответить на мой первый вопрос?
Крис огляделся. Средних размеров комната, заставленная мебелью. Слабый свет, проникавший сквозь прикрытое плотной тканью окно, позволил ему сделать вывод, что он находится в спальне. Огромная кровать, нависающий над нею балдахин. Сундуки и широкие скамьи вдоль стен. В углу странное многорукое сооружение, с венчающим его подобием женской головки.
- Черт побери! Если бы я знал, где нахожусь, я б ответил! Я даже не знаю, как сюда попал.
- Может быть, вы еще скажете, что не знаете, кого пришли навестить? - Совсем уже развеселился голос.
Гость пожал плечами. Потом, поняв, что его жест не будет виден, вздохнул:
- Конечно, нет.
- Забавно, забавно. Более интересных ответов от убийц мне не приходилось слышать. Знаете, даже интересно будет задать вам несколько вопросов, прежде чем я позову стражу. - Голос фыркнул и продолжил, - Хотя, честно признаюсь, кажется, я уже немного схожу с ума. Разговариваю с ночными непрошенными гостями, вместо того чтобы уже громко кричать, зовя на помощь. Что ж, тем лучше, тем лучше...
Крис в душе ужаснулся. Его, джентльмена и сквайра, принимают за убийцу? Он поспешил с попыткой объяснений:
- Я действительно не знаю, где я нахожусь, как я сюда попал. И даже с кем разговариваю! Не поймите меня неправильно, но, сударыня, я уснул подле костра, в лесу. Я проделал долгий путь в поисках неких развалин, о которых мне очень много рассказывал мой университетский друг, уроженец здешних мест.
- Развалин? - Удивленный голос перебил его монолог. - Развалин? Но здесь на многие лиги вокруг нет никаких развалин. Разве что возле Дейла... Монастырь святого Гриффина. Но его уже пытаются восстановить. Несмотря на то, что это графство де Лорна? Сомневаюсь, что Морис долго будет терпеть подобную наглость.
Почему? - совершенно неожиданно вырвалось у Криса. - Разве восстановление разрушенной святыни - есть наглость?
- Боже! Или этот человек действительно нездешний, или я имею глупость беседовать с чрезвычайно умным убийцей. Хм... Это просто удивительно! Вы и вправду не знаете ничего о святом Гриффине?
Крису пришлось признаться, что он совершеннейший болван в этом вопросе.
Голос опять рассмеялся:
- Да, теперь я вам верю. Что ж, до рассвета еще далеко. Будить в этот полночный час старого Вису я не буду. Он действительно уже непозволительно стар для ночных прогулок. А у меня нет такой возможности, да и желания, чтобы препровождать всяческих, пришедших незваными, ночных гостей до Перекрестка. Хотя, я сомневаюсь, что вы, сударь, задержитесь у нас долее, чем до рассвета.
- Почему? - Перебил свою неизвестную собеседницу Крис, потом, спохватившись, извинился, - простите, сударыня, что я так невежливо прервал вашу речь. Но, поймите, вопрос возвращения меня очень живо интересует, - и замолк, услышав сдавленный смех.
Просмеявшись, голос заметил:
- Надо же! Сударыня... чем дальше в лес, тем больше волколаков. Я все более и более убеждаюсь, что имею дело с нездешним. Но, послушайте! Я ума не приложу, что с вами делать? Не рассказывать же вам механику Паутины?
Крис выдохнул:
- Расскажите все, что сочтете нужным! Хотите, расскажите о Паутине. Я правильно понял? Но, если это является сакральным фактом...
- О, нет! - Перебил его голос, - ни в коем случае. Ничего сакрального. Просто старая как все эти миры теория старика Зениуса о большой концентрической Паутине, в узлах которых находятся точки пересечения различных миров. Это Перекрестки. Чем ближе мир к центру Паутины - тем он старше. В различных частях ее время течет неодинаково, все зависит от различных условий: дальности от центра, близости к соседним мирам, каких-то иных причин. Все просто. Ветер пространств колышет Паутину, узлы касаются друг друга, и, кажется, именно так вы оказались в нашем мире. Существуют и другие способы перехода между Мирами - это Пути между Перекрестками. Но их могут видеть немногие. Они начинаются в местах, которые эти немногие окрестили Точками и идут вдоль линий Паутины до ближайшего Мира, как дети идут вдоль ручья за корабликом.
- Боже мой! Вы говорите, как наш старый Стевенхерст на уроке философии! Но эта теория... она не может, не могла появиться в это время!
- Почему же?
- Она слишком новаторская.
- Новаторская, вы говорите. А ваша философия? Она родилась задолго до того, как появилась теория о Паутине. А эту нудную науку о происхождении явлений и попытках их объяснить еще изучают. Ведь так? Вы сами упомянули это в нашем разговоре. Ведь ее еще изучают? И, наверное, вкупе с теологией...
- Да, это очень все скучно. Паутина есть, но ее забудут, а философия - не умрет никогда. Потому что люди любят поговорить о незначительном и пустом. Мне больше нравится сказка, которую рассказывают детям, вместо того, чтобы долго и нудно втолковывать теорию.
- Сказка? - Юноша заинтересовался, - Может быть, вы расскажете мне ее? Боюсь, что мой уровень развития в том, что касается этого вопроса, как раз находится на уровне ребенка!
Тихий смешок прожурчал в ответ:
- Хорошо. Итак, представьте себе раннее-раннее утро. Перволес. Встает солнце и его лучи согревают землю, осушают росу на листьях, будят все живое на земле. Первыми проснулись птахи, звонкой песней приветствуя светило. Забурчали себе под нос вечно недовольные шмели, зажужжали непоседливые мухи, неслышно запорхали многоцветные бабочки. И вот одна из них, не самая красивая, но и не уродина, залетела в глубину Леса. Она так радовалась утру, что не заметила, как попалась. Липкая паутина окутала ее лапки и крылышки. Вначале бабочка примирилась с Судьбой, но, увидев, что паутина обитаема и ее хозяин сейчас решил позавтракать, решила все же бороться до конца и дорого продать свою жизнь. Но паук тоже был не глуп! Он побежал быстро-быстро. Настолько быстро как могли бежать его восемь ножек! И вот он настиг бабочку, и уже собирался вонзить в нее свои ядовитые клыки, как произошло странное: с ветки, которая росла прямо над паутиной, упала большая капля росы. Она долго падала, переливаясь в солнечных лучах и, когда достигла паутины, оказалось, что и бабочка, и паук попали в ее водяную ловушку. Они задыхались, но паук не хотел выпускать из своих лапок жертву, а бабочка не могла его побороть - ведь у нее не было ядовитых клыков! И вдруг ей пришла в голову идея. Давай мы перестанем на миг драться друг с другом и начнем вместе бороться с каплей? - предложила она пауку. Нельзя сказать, что паук был недальновидным созданием. Недолго думая, он согласился. Они повернулись друг к другу спиной и уперлись лапками в водяные стенки. Раз-два, раз-два, - раскачивали они их. И вот у них получилось! Тонкая оболочка капли прорвалась и роса потекла дальше, вниз по паутине. И тут паук, повернувшись, подлым ударом в спину, убил бабочку. Последними трепыханиями она качнула паутину - капля росы подлетела в воздух и, опускаясь обратно на нити, разбилась на множество мелких капелек. Так был заключен первый договор, совершено первое убийство и создалась Паутина. - Голос прервался и откашлялся, - Боюсь, что слишком быстро и путано рассказала. Но я не сказитель и не бард. Может быть, мы поговорим о чем-либо более интересном? До рассвета еще далеко.
- Вы упомянули о святом Гриффине. И, если мне это будет позволено спросить, не могли бы вы объяснить мне, почему святой столь не почитаем, раз развалины монастыря, посвященному ему - не могут быть восстановлены?
- Хорошо, давайте я вам расскажу о святом Гриффине. Присядьте вон на то кресло. Вот, по вашу правую руку.
Крис послушно повернулся направо, попытался нашарить в темноте кресло. Но ничего не смог обнаружить, сделал шаг, еще и вдруг наткнулся коленкой на длинную твердую палку, преградившую ему дорогу. Это что-то заскрипело по полу, отлетая. Где-то по соседству начался тихий разговор и шум.
- Да тише же, вы! Иначе я подумаю, что вы действительно болван, сударь! Стойте, где стоите.
Тень переместилась с кровати, где успела примоститься к одной из стен. И очень вовремя, поскольку раздался осторожное покашливание. Стена приподнялась, образовав четкий треугольник света, и тень, прошуршав, выскользнула из комнаты. Она чуть задержалась, так, чтобы Крис успел заметить, что гибкая тень была одета в перехваченное в талии длинное блекло-голубое платье, по которому струились блеснувшие в свете темно-рыжим, длинные прямые волосы. Он улыбнулся своим мыслям, и ощупью, стараясь не производить более никакого шума, нашел убежавшее кресло, приподнял его, перенеся ближе к окну. Сел и только тогда понял, что он страшно устал..."
Человек бросил ручку в сгиб тетради. Его тело давно онемело, скорчившись на краю стола, но он не мог оторваться. Он боялся, что так вольно струящиеся из-под пера строчки, вновь будут потеряны. Слишком долго он мучался, подбирая ускользающие слова, пытаясь уловить и успеть занести на бумагу смысл проносящихся в голове образов. Нет, он не допустит этого. Размяв пальцы, человек взял ручку.
"... Крис слушал неторопливую речь, и перед его глазами стояли, словно живые: лысый тощий коротышка - король Адальберт II, по прозвищу Святой, сделавший себе кольчугу из оловянных образков, жирный настоятель монастыря святого Губерта, грозный отец Гриффин, который сумел поднять и объединить целую страну в едином устремлении - изгнать захватчиков с родной земли. Правда, потом, он этим не ограничился, сделав мишенью своих страстных проповедей прочих. То есть не людей. Сумел практически полностью очистить территории большинства графств. Только несколько крупных землевладельцев, вроде пра-пра-прадеда нынешнего графа Мориса де Лорна поставили заслон бесчинствам тысяч бесноватых, что шли за святым отцом, и приютили оставшихся в живых.
- И вот сейчас, когда прошло уже более века, некоторые пытаются восстановить монастырь, в тайной надежде, что культ его оживет. Нет, он не должен возродиться! Этот мир слишком хрупок для еще одной Святой войны. Но Совет этого не хочет понимать. Сегодня будет решаться главный вопрос последних десяти лет - останутся ли не люди нелюдями. Если барон Айенн встанет на сторону тех, нас будет четверо против пятерых. Барон колеблется и давно. Благодаря стараниям пра-пра-прадеда на его землях тоже достаточно не людей. Если они станут как все - он лишится вседозволенности по отношению к ним. Это вопрос денег. Но с другой стороны, барон предан королевскому семейству и не захочет идти против него, к тому же чтит память и традиции предков. Это будет вопрос чести. Что перевесит? И я все больше боюсь, что честь нынче не в чести. Такой вот печальный каламбур.
Тень, которая давно уже перестала быть ею, поскольку рассвет приподнял завесу тайны, что хранила тьма, взмахнула рукой и отвернулась. Крис, с еще большим удивлением смотрел на хрупкую девушку, только что рассказавшую странную историю неизвестной ему страны, но сумевшую заронить живую искру сопереживания в его душу.
- Сударыня. - Произнес он и замолк. До сих пор они беседовали, не сказав друг другу имен. Может быть, утренний свет поможет ему преодолеть этот барьер?
- Сударыня, простите мое нахальство, но, кажется, мы так и успели представиться друг другу. Меня зовут Кристоф...
Удивленные глаза заставили Криса замолчать, недосказав своего имени.
Девушка внимательно смотрела на него, не произнося ни слова. Потом спросила:
- А зачем вам мое имя?
Настала пора удивляться Крису:
- Ну, как же? Ведь невозможно общаться с человеком, не зная его имени.
Смех опять заставил его умолкнуть.
- Но это обстоятельство не помешало вам проговорить со мной целую ночь? Запомните, друг мой, имя - это нить. Нить - это жизнь, она переплетается с другими нитями, образуя тонкое кружево добра и зла, дружбы и вражды, причудливо вьется, наматывая клубок событий. Но она и рвется, если за нее потянуть со злыми намерениями.
Девушка бросила взгляд в окно:
- Скоро взойдет солнце. И нам, скорее всего, придется проститься. Не поймите меня превратно, но почему-то мне кажется, что наша встреча неслучайна. Многие приходили в наш мир, и многое менялось с их приходом. Прошу вас, не сочтите меня скудоумной, ибо я понимаю ваши чувства и странную нашу встречу считаю неким поворотным камнем, который приведет к неким событиям. Плохим или хорошим - покажет время, но вспомните, когда оно придет о нашем разговоре. И позвольте мне сделать вам небольшой подарок. Он будет служить неким звеном, если наша встреча будет возможна в будущем. Если же нет - то он будет служить вам чем угодно: просто красивым украшением, частичкой памяти, талисманом. Это уже только в ваших силах.
Она подошла к странному многорукому сооружению, открыла одну шкатулку, перебрала содержимое, захлопнула, не найдя. Закусив губу, прищурилась. Открыла вторую шкатулку, с нарастающим раздражением покопалась в ней. Неожиданно вскрикнула:
- Ой! Ну вот, опять укололась! Не хочется думать, но это всегда к неприятностям.
Она подошла к Крису, потянула его за отворот куртки:
- Стойте смирно, а то уколю!
Этого не стоило даже произносить, он стоял как вкопанный, боясь пошевельнуться, чтобы не спугнуть свое нечаянное Счастье. Аромат, исходивший от ее волос, заставлял его вспомнить и перебрать в памяти все известные ему духи, но не найти подобного: более свежего и терпкого, одновременно сладкого и оставляющего легкую горчинку напоследок. Ему хотелось стоять вечно.
Чей-то сдавленный хрип грубо вышвырнул Криса в действительность. Он рванулся по направлению шума, но руки девушки неожиданно крепко схватили его за плечи, заставляя остаться на месте. Юноша хотел объяснить ей, но холодные пальцы коснулись его губ, заставляя замолчать.
Хрип, раздавшийся в соседней комнате, прекратился, но какое-то странное бульканье и шипение все еще привлекали к себе слух. Потянуло горелым.
Девушка покачала головой и поежилась, словно стояла на резком холодном ветру. Крис обнял и прижал ее к себе. Она не противилась, легко прижавшись к его груди, хотя юноша почувствовал себя обнимающим статую в городском парке.
Они стояли и ждали. Мгновенья летели, но для них они были часами. Ждать было невыносимо.
Шум не возобновлялся.
Тогда девушка также легко освободилась из объятий Криса, вынула из ножен, скрывавшихся в складках юбки, кинжал с рукояткой чеканного золота и шагнула к гобелену, разделявшему комнаты. Отогнула край и выскользнула из руки юноши, попытавшегося задержать ее.
Не мешкая, Крис шагнул за ней и обмер.
Вторая комната была чуть меньше спальни. В углу стояла низкая, трехногая жаровня. Точнее, она лежала на боку, выбросив из своего нутра чуть тлеющие угли. На них, лицом вниз лежала девушка в черном платье. Может быть, поэтому Крис сразу не заметил, а когда увидел, ему чуть не стало дурно. Кровь, вытекшая из разрезанного горла, частью залила угли, выпавшие из жаровни, предотвратив начинавшийся пожар, но несколько, оставшихся в ней, успели спалить белокурые волосы, превратив пышную прическу в голый череп, покрытый тонким, завитым мелкими кудряшками, пухом. И только на затылке остались несколько прядей, до которых не дотянулся огонь, но не потому что, оно пощадило их. Тщательно завитые когда-то локоны, словно насмешкой над этим, теперь лежали прилипшими к коже правильными кольцами, насквозь промокшими от крови хозяйки. Глаза убитой были открыты и смотрели в противоположный угол комнаты. Крис перевел взгляд. Там, ничком, друг на друге лежали еще двое. Пышнотелая молодая женщина - в сером муаровом платье, из-под края которого виднелся край красного бархатного башмачка. Казалось, что она спала, настолько спокойным и умиротворенным было ее лицо, окаймленное черными прямыми волосами. Крис залюбовался им: высокий лоб, нежный двойной подбородок, мягкий овал щек и странно широко распахнутые голубые фарфоровые глаза, словно украденные из старинной итальянской майолики. Но тонкий кинжал, с коричневой изогнутой рукоятью, покрытой резьбой, торчавший из ее спины, вносил щемящий диссонанс в безмятежность мертвой красоты. А за ней, словно бы спрятавшись, лежал труп мужчины. Крис не заметил никаких признаков насильственной смерти на его теле, но подходить ближе желания не было.
- Странно, - одними губами прошептала его спутница. - Откуда здесь он? Ночью здесь были лишь Адель и Валери.
- Ну может быть, одна из них привела гостя? - предположил Крис.
- Нет, - твердо сказала девушка, - Адель оплакивала смерть своего возлюбленного. Он погиб всего неделю назад. А Валери? Она не могла изменить своему де Ре с таким.
С этими словами она скорчила гримаску, пренебрежительно махнула рукой по направлению трупа и повернулась к нему спиной.
- Эй! Слуги, стража, ко ...
Труп неожиданно ожил, выхватил из тела мертвой кинжал и метнулся к девушке. Крис попытался помешать, но та, оттолкнув его, резко развернулась, и в воздухе просвистели блестящие дуги кинжалов. Юноша успел заметить, как лезвие девушки вонзилось убийце в живот, но тот, слегка изогнувшись от боли, все же довершил начатое и узкая плоска металла, распарывая ткань, вошла в грудь ночной собеседницы.
Крис подхватил оседавшее тело:
- Я держу!
И увидел испуганные, не хотящие уходить, глаза. Губы шепнули:
- Кинжал... оррионск...
Убийца согнулся и неторопливо, вздрагивая от каждого прикосновения, ощупал рукоять, торчавшую у него из живота. Потом взглянул на Криса, и, морщась от невыносимой боли, потянулся к ножнам, привешенным к поясу. Вытянул из них простой длинный охотничий нож, ничем не отличимый от его собратьев, висевших на персидском ковре в кабинете отца Криса.
Медленно, словно не слыша множества голосов, движущихся к комнате, сжал рукоять, пошатнулся, хватая ртом воздух. Лоб его покрыла испарина, губы посинели.
В этот миг Крису стало безразлично - жить или умирать. Он понимал только одно: тело, которое он держал в своих руках, выскальзывало из них. Но он не мог осознать, почему же это происходит? Почему он, один из лучших спортсменов колледжа, а затем и Университета, не может удержать это легкое, хрупкое тело? Крис отвел взгляд от сверкающего лезвия ножа и посмотрел на свои руки. Они стали почти прозрачными. Они таяли на глазах! В бешенстве, юноша попытался ухватиться за платье, но оно скользило сквозь пальцы.
- Нет... уходи... - шелест голоса вернул Криса на землю. Тонкие губы шевельнулись, в попытке досказать, веки медленно опустились, закрыв глаза. Она зажмурилась и резко вздохнула, тело обвисло на руках Криса.
В эту секунду убийца присел на миг и бросился на Криса.
Время задержало свой бег, и это мгновенье Крис запомнит навсегда: луч, первый луч солнца, высветивший белое пятно на стене, глухой стук упавшего тела, выскользнувшего из ставших бессильными, рук, и прыжок убийцы сквозь него, грохот сорвавшейся шпалеры, скрывшей под собой бьющегося в агонии человека, окончательно запутывавшегося в ней...."
Человек дописал и встал. Медленно разогнулся, высвобождая затекшие члены, выпрямляя онемевшую спину и плечи. Швырнул тетрадь на стол:
- Пустая затея! Приключения идиота. Разве кто-нибудь будет читать книгу, где любовь заканчивается на второй странице?
Он снова присел на краешек стола.
- Дьявол тебя забери! Не может быть такого. Такого не может быть, - человек запустил пальцы в волосы. - Рози, - обратился он к собаке, - когда-нибудь видела подобного глупца?
Собака не шевельнулась.
- Рози? - Встревожился человек и позвал еще раз, - Рози?
Он необыкновенно легко для его комплекции соскочил со стола и почти подбежал к собаке. Наклонился, протянул руку, коснулся тела собаки. Отдернул. И рука обессилено повисла. Собака была мертва.
Человек медленно вернулся к столу, взял в руки тетрадь:
- И что, позвольте спросить, мне с тобой делать?
Вздохнул протяжно и дописал:
" Громкие крики птиц разбудили утренний лес. Крис приоткрыл глаза. В его ушах продолжало шелестеть платье, сминаемое его нетвердыми руками в попытке удержать падающее тело. Он в ярости сжал кулаки и, ощутив странную влажность на ладони, в испуге поднял левую руку к глазам. Она была красна...
- Это... кровь? - в ужасе прошептал Крис. - Нет! - Уже закричал он. - Нет! Этого не может быть!
Тут его взгляд упал на камень, подле которого провел он ночь. Буйно поросший мхом, там, в той тени, возле соседнего валуна, куда лучи солнца никогда не проникали, его глазу предстали четыре параллельные полосы. Чуть ниже, полуоторванный, болтался кусочек чуть розоватого мха, все еще сочащийся красным.
- Приснилось, - выдохнул облегченно Крис. - И надо же, как правдоподобно!
Он поднялся, собрал вещи и, перепрыгнув ручей, двинулся в обратный путь. Выйдя на дорогу, Крис шел уже каких-то час или два, когда его нагнал громко гудящий клаксоном автомобиль. Он обернулся, махнул рукой. Автомобиль притормозил.
- Вас подвезти? - Каркнул водитель.
Крис некоторое время смотрел на его клетчатое кепи и огромные очки-консервы, потом хрипло прокашлялся:
- Да, до Мюнстера, если позволите.
Водитель кивнул на заднее сидение:
- Садитесь. Вам повезло. Мы как раз туда едем.
Крис захлопнул за собой дверь и еще раз откашлялся, прежде чем представился сидевшим в салоне молодой даме и маленькой девочке. Дама кивнула головой, назвалась и тут же, не прерываясь, сделала резкое замечание дочери, которая болтала ногами, стараясь задеть и приподнять подол материнского платья.
Та нахохлилась, отвернулась от матери, и стала смотреть в окно, возле которого сидел Крис.
Но та не отводила взгляда от лацкана куртки Криса. Он опустил глаза и почувствовал, как его сердце перестает биться.
Там же, где ее сегодня ночью застегнула маленькая рука, висела брошь: золотая хризантема, длинным стеблем, словно мечом, пронзившая грубую коричневую ткань куртки. Крис помотал головой и уставился в окно: бесконечные фермерские поля, засеянные начинающей желтеть рожью, пыльные проселочные дороги, зеленые тучные выпасы, изредка прерываемые Старой Изгородью. Добрая старая Англия.
Но как? Где? И почему?"
Ручка дописала последние слова и задержалась на странице, словно обдумывая, стоит ли продолжать, или закончить на этом. Человек высоко подбросил ее, проследил за ее полетом и ловко отбил, словно играя в лаун-теннис, рукой, как ракеткой через комнату. Потом захлопнул тетрадь и взялся за колокольчик. Подержал острый шпиль, увенчанный круглой пуговкой, оглянулся на коврик у камина. Кивнул каким-то своим, потаенным мыслям.
- Рози, ты, надеюсь, простишь меня. - С этими словами человек снял с кресла плед и накрыл тело собаки.
Потом вернулся к столу и позвонил в колокольчик.
Буквально через несколько секунд дверь открылась, впуская в комнату слугу:
- Что вам будет угодно, милорд?
- Том, скажи Роджеру, чтобы к завтрашнему утру приготовил автомобиль. Поедем на юг. По дороге из Винчестера в Саутгемптон. И... скажи садовнику, чтобы выкопал под розовым кустом, там, в дальнем углу сада, яму. Не слишком большую, - он развел руками, - примерно такую.
- Слушаюсь. - Понимающе склонил голову Том. - Я сделаю все сам, сэр. Если разрешите.
Он подождал немного, но так и не услышал ответа. Тогда слуга тихо вышел из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь.
Человек открыл ящик стола, вынул из него коробку дорогих сигар, кисет, несколько трубок, пару книжек дорожного формата, которые он с раздражением бросил на стол, и, долго шаря рукой в темных недрах ящика, наконец, достал небольшую, инкрустированную карельской березой шкатулку. Пальцы, занемевшие от долгого писания, стали совсем неуклюжими. Человек долго нашаривал маленький крючочек, запиравший вещицу. После некоторых трудов, крышка откинулась. Дрожащими пальцами, он потянулся внутрь, к тонкому золоту, лежащему на темном бархате. Погладил острый стебель и, едва не задыхаясь от волнения, прикоснулся к лепесткам золотой хризантемы.