На смертных полях, где борюсь я с индиго
Моей же истории, втоптанной в пыль одиночества,
Торчат одинокие колья. И дико,
Пронзительно дико их видеть в беспамятном обществе
Их собственных почестей. Кто крикнул?!
Здесь был чей-то звук, я ведь вижу по запаху!
И где средь теней затерялось распятое облако,
Ну прущее в мятую пристань штанины?
Найти! Принести! Сжать в зубах до последнего вздоха!
И пеплом развеять над грудью бесполой долины!
Мне кажется?! По ветру осеннему мается,
Оставив вдали за спиною рыданья былого кретина.
Вот это картина! Разлука с самим же собою.
Так вот долгожданная песня земного габоя,
Которому выпала роль уважаемой предтечи,
А что тут такого? Смерть речи,
Собравшая всех, кто насиловал звуки прибоя,
Песнь птиц, шум костра одинокими пулями слова
Не будет прощенья! Всех сжечь! Справедливость!
Всех ждёт эта шваль, ненашедшая крова,
Ни в доме Аида, ни в мире блаженных суровом,
Кому, мне скажите, нужна её юродивость?
Не мне - это точно. Хоть зеркало свисшее криво
И тени в нём плавают, сами себя искажая.
Мечтаем? Похвально, но, вобщем, не слишком!
Не нужно тревожить мирские просторы
Своих идеалов в рог сросшимся клином,
А то ведь и миру же нужно покоя
От всех этих духов безумцев крикливых,
Что сверху на мысли по миру летают
И мажут слюнями прозренья святое, кретины...