Я приказал себе проснуться рано,
Настолько рано, чтобы не успеть заснуть,
Навострить жало языка и полоснуть
По гнойно-белой, вечно разрываймой ране,
Не в силах швы надежды затянуть сильней.
Я смертен. От того больней -
Что невозможно жить, не забывая сроки,
Которые даны на каждый шаткий шаг,
На каждую ошибку. Не забывай уроки,
Что нашептал тебе не друг твой и не враг...

...а кто же? Кто же он, не показавший лика,
Ни разу не назвавшийся, бредущий где-то в снах
Далёких, и подвластных только тьме мирах,
О существе которых знаешь лишь по блику,
Упавшему на сердце в совершенной тишине
Немого вдохновения. В недостижимой высоте
Оцепенелым разумом пробившись за барьеры,
Поставленные в спешке, как шторы у разбитого окна,
Несущего со сквозняками спёртый запах серы
И фамиама затхлого и тёрпкого душка...

Я червь! Родился им, и землю мне жевать
Написано в несочинённой кем-то книге откровений
И объяснений роли скромной можно и не ждать,
Покуда строю рожи без сомнений,
Зачем же горевать? И жечь напрасно торф десятилетий
В надежде разрешить вопросы не одних столетий,
Ведь до тебя ходили в море корабли,
И до тебя летали птицы. Были и такие,
Кто тоже спать не мог, не осудив мирские
Хлопоты на свой сварливый толк. Но что они смогли?

Я ноль. И он ничто, я знаю,
В нём только дырка чуть побольше от меня,
И каждый раз отсюда в бесконечность уходя,
Столкнувшись с ним безвольно возвращаюсь
В свой личный Апокалипсис, наполненный безбрежным
Роптаньем океана, безудержным, мятежным,
Пронизывающим дух в предверьи очищенья,
Я снова наслаждаюсь завершённостью кольца,
Соединившего меня безумьем просветленья
С беспалой дланью мертворождённого Творца