Коров везли в закрытом грузовике, и когда машина подпрыгивала на ухабах, изнутри доносилось недовольное мычание. Коровы были черно-белые, лишь одна была рыжей с белыми пятнами. Она жалась в углу, инстинктивно стараясь предохранить от ушибов свой большой живот, в котором иногда изнутри что-то толкалось. Наконец грузовик остановился. Животных загнали в какой-то темный сарай, они стояли там, тесно прижавшись друг к другу, а снаружи доносился неприятный сладковатый запах, который пугал их и заставлял истерически мычать. Паника усилилась, когда загремел засов и коров по очереди стали вытаскивать на проход. Там происходило что-то жуткое и неотвратимое.

На шею рыжей корове накинули цепь и поволокли вперед по проходу. Запах крови ударил ей прямо в ноздри, упираясь изо всей силы, она в последний раз замычала, но тут сверху в затылок что-то резко ударило, вспыхнул свет, и затем все померкло.

Тело ее столкнули вниз, пахнущий спиртом небритый мужчина в белом халате крепко связал задние ноги и прикрепил к железному крюку. Затем крюк вздернули к потолку. Стоявшая рядом крупная, разбитная женщина уже держала наготове большой бидон. Мужчина ножом вскрыл яремную вену на горле, подставил под хлынувшую кровь черный шланг, другой конец которого опустили в бидон.

Вяло наблюдавший эту привычную картину ветврач-армянин объяснял любопытствующей хорошенькой девушке: 'Сэйчас она еще живая, сэрдце бьется. Только от живой можно кровь брать. А кровь в колбасный цех пойдет, без крови хорошую колбасу нэ сделать'.

Когда кровь почти перестала течь, тушу рыжей коровы передвинули в ряд к уже висевшим пяти или шести черно-белым. Как и у них, у рыжей срезали копыта, надрезали от горла до хвоста шкуру, которая снялась с тела, как чулок, каким-то приспособлением. Голову без кожи кинули на тележку, и она смотрела оттуда страшными незрячими глазами.

Рыжая шкура валялась на полу в грязи, и не верилось, что из таких вот шкур делают дубленки, в которых зимой ходят все модницы. Но ветврач сказал, что ее продадут за границу.

Тушу разрезали вдоль, и нутровщик, стоявший на помосте, ловко и быстро стал орудовать во внутренностях. Он вырезал и точными движениями бросал в тележку на расстояние нескольких метров огромную багровую печень, сердце, почки. Спутанные кишки серыми трубочками вывалились наружу, а вместе с ними и большая раздувшаяся матка. Все это свалили в бак для отходов.

Веселая чернобровая женщина с лицом кустодиевской купчихи разрезала зачем-то матку ножом и вытащила оттуда за задние ноги почти полуметрового головастого теленка. Она подняла его и громко сказала, ни к кому не обращаясь: 'Смотри-ка, бычок!'

Стоявшая неподалеку с отсутствующим видом молодая стройная девушка вздохнула и недовольно поморщилась. Это была аспирантка одного заштатного института. Подряд шла уже третья стельная корова, а для эксперимента по культивированию эмбрионов годились лишь яичники от животных с нормальным гормональным фоном.