Одинокая Безразличность
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Произведение о маленьком человеке в огромном мире, о поиске своего жизненного пути, о самоубийстве и счастье. Пускай и очень простом, но таком настоящем.
|
Одинокая БезразЛичность
Всем одиноким людям посвящается.
Предисловие.
Мое первое по-настоящему большое произведение. И это предисловие я пишу, когда уже поставил точку в самом конце. До этого у меня было множество неудачных опытов. Было одно "творение", которое я пытался начать писать раз пять. Но постоянно это заканчивалось одним и тем же. Сначала я попросту вырывал рукописные листы из тетрадей и выбрасывал их куда подальше. Потом стал удалять текст с компьютера и чистить корзину. В конце концов идея того произведения так и осталась лишь в моей голове. Но я не теряю надежды в будущем перенести ее на бумагу.
Что касается "Одинокой безразличности", то первоначальная задумка и конечный результат отличаются практически на 80%. Общий смысл и идея остались неизменными, но мелкие детали, на которых и держится любое хорошее произведение, кардинальным образом изменились. Связано это и с тем, что саму книгу я писал довольно долго - почти три года. И теперешний я уже совсем не тот, кто начинал писать это произведение весной 2009 года.
Что касается любой критики и комментариев к написанному, скажу сразу - книга не оригинальна. Я черпал вдохновение из сотен источников, порой даже не догадываясь об этом. Лишь дописав вторую часть вдруг заметил, что у книги много общего с бессмертным произведением Сэлинджера "Над пропастью во ржи". Позже стал замечать детали "Улисса" Джойса. Я уверен, что и сами читатели найдут не менее десятка аналогий. Но ни один современный автор не может писать свои творения не опираясь на предыдущий опыт. К тому же происходит это в основном на бессознательном уровне.
Больше ничего говорить не буду. Текст все расскажет за меня.
Часть 1. Одиночество
Глава 1. Выходной
Утро... Или день.
В окно светит яркое солнце, освещая убогий интерьер небольшой комнатушки: две кровати, большой деревянный стол да наспех прикрученная к проводам лампочка. Наполовину ободранные, пожелтевшие от старости обои были тут поклеены наверное еще с момента постройки дома. Когда-то на них были изображены плюшевые мишки, со временем превратившиеся в облинявших монстров. Кое-где на стене красовались написанные пьяной рукой строки: "Здесь был Я", "Люба - тупая проститутка", "3 марта 98 г.", "Проверено Федей - вшей нет". Обои в углу напротив двери были облеваны кем-то уже много лет назад, но с тех пор сохранили неприятный желто-зеленый оттенок.
Потолок украшали серые потеки от постоянно сочившейся и капающей воды. Рядом со мной на полу от нее уже образовалась небольшая лужица, которая постепенно приближалась к моему матрасу. Сам пол, когда-то покрытый лаком, а теперь весь обшарпанный, источал жуткий холод, который пробивался даже через матрас, леденя мое окостенелое тело.
В полуметре от меня, на точно таком же матрасе, лежала полуобнаженная девушка. Ее веснушчатое лицо и курносый нос не вызывали в моей памяти никаких ассоциаций. Как, впрочем, и два подозрительно смуглых парня, которые спали на кроватях. Вчерашняя ночь полностью стерлась из моей памяти. Я не знаю где нахожусь, что это за люди, и чем мы занимались до того, как легли спать. Впрочем, не в первый раз. Могло быть и хуже, когда просыпаешься в одной постели с голой страшной старухой, или тебя будят ударом дубинки по голове в отделении милиции - последнее со мной бывало.
Я попытался встать. Свинцово тяжелая голова и непослушное тело были моим наказанием за вчерашнее. Каждое движение отдавалось болью во всем теле.
С трудом поднявшись, опасливо посмотрел на моих случайных знакомых. Девушка что-то промычала во сне, парни и дальше продолжали лежать, никак не реагируя на мое бегство. Возможно потом, несколько недель спустя, я столкнусь с ними на улице, они пожмут мою руку, расскажут, как хорошо мы в прошлый раз оторвались, предложат повторить и уйдут, уверенные что я их помню. Так уже случалось пару раз. И никогда я не знал, кто жмет мне руку в очередной раз.
На столе остались свидетельства вчерашнего застолья: недоеденный огурец, обгрызенный ломоть хлеба и пять пустых бутылок водки. Рядом валялись помятые одноразовые стаканчики.
Белая обшарпанная дверь без ручки к моему удивлению открылась без скрипа. Я еще раз оглянулся и посмотрел на своих собутыльников: веснушчатая девушка, которую через несколько лет все будут называть не девушкой, а женщиной; молодой смуглый парень у которого только-только начал пробиваться юношеский пушок над верхней губой, возможно даже не был совершеннолетним; третий - кавказец в самом расцвете сил. Его лицо украшала кучерявая черная борода, а под правым глазом был едва заметный шрам, полученный то ли в одном из кавказских конфликтов, то ли в пьяной драке на соседней улице. Девушка перевернулась на спину и сбросила с себя одеяло, позволяя мне получше рассмотреть свое обнаженное тело. Возможно вчера я занимался с ней сексом и подцепил какую-нибудь заразу, или она от меня забеременела, или я с ней вообще не спал, а ей просто было жарко. По крайней мере сегодня ее худощавое тело не вызывало во мне ни малейшего желания. Один из парней пошевелился и я поспешил закрыть дверь.
В прихожей было темно и душно, воняло чем-то гнилым, что сразу же вызвало рвотные позывы. Я поспешно открыл стеклянную дверь, которая была напротив комнаты и ввалился в кухню. В нос сразу ударил запах никотина. Дым от скуренных сигарет заполнял все помещение. Где-то в углу тихо шумел насквозь проржавевший, но все еще работающий холодильник. Внизу на улице кто-то пытался завести свой драндулет, то и дело срываясь на мат.
Попытки вспомнить вчерашние приключения лишь отдавались головной болью. Находится долго на кухне было просто невозможно - от дыма начинали слезиться глаза. Да и из квартиры этой стоит убираться поскорее, пока не проснулись хозяева.
Ванна встретила меня разбитым зеркалом и засорившимся унитазом, из которого несло застоявшимся говном. На мои попытки вымыть руки кран презрительно пару раз плюнул ржавой водой и умолк. О том, чтобы принять душ не могло быть и речи: ванна закорела от грязи и источала аромат который на равных соперничал с засорившимся унитазом. Пришлось снова возвращаться в прихожую.
Тошнотворный запах гнили около двери был еще сильнее. Пришлось заткнуть нос. Тут стояло около двух десятков пар обуви: зимней, летней, на шпильке, с ковбойскими шпорами. На ощупь среди всего этого разнообразия пытаюсь найти свои подранные кроссовки. Как ориентир использую оторванную подошву на одном из них. Пару раз спотыкаюсь и чуть не рухаюсь, но вовремя удерживаюсь.
На вешалке висит только моя куртка. То ли мои вчерашние приятели закаленные спортсмены, то ли кладут свою верхнюю одежду в более надежное место.
Обувшись и одевшись пытаюсь выйти. Дверь - единственное что во всем этом бардаке было новым. Хорошая, металлическая. Похожая стоит на моей работе. Правда тут из нее уже успели выдрать глазок и выломать замок.
Подъезд обдал меня неожиданной свежестью, чему способствовали выбитые на всех пролетах окна. Запах гнили остался в квартире и можно было спокойно дышать.
Темно-синие стены были сплошь исписаны заборными словами. От "Динамо - чемпион", до такого привычного слова из трех букв. На одном из пролетов осталась отметины от смытой крови. Пьяная драка, или может быть это не кровь, а вино. А может тут кого-то лишили девственности. Множество вариантов, на которые я никогда не получу утвердительного ответа. Возможно на этом пятне закончилась чья-то жизнь, о чем оно никогда не скажет, оставшись немым свидетелем произошедшего.
В самом низу пол у почтовых ящиков весь усеян рекламными листовками, которые жителям дома лень было донести до мусорки. Ремонт телевизоров, помощь адвоката, фитнес-клуб... Хотелось бы мне знать, кто в таком доме сможет позволить себе ходить в фитнес-клуб. Тут царило такое уныние и пустота, что просто хотелось зайти в квартиру, запереть дверь и нажраться, чтобы забыться и не слышать рева детей, криков жены, причитаний тещи. А может просто для того, чтобы не слышать тишину пустой квартиры, прерываемую лишь гудением холодильника, да ночными пьянками под окном.
На улице солнце, приветствуя наступление весны, пыталось растопить обледеневший грязный снег. Было сыро и холодно. Небольшая детская площадка напротив подъезда была полностью затоплена огромной лужей от растаявшего снега, в которой плескалась детвора. По местным строениям пытаюсь определить свое местонахождение. Через забор за песочницей разместился разваливающийся детский садик, сбоку стояли древние кирпичные гаражи, на воротах одного из них была нарисована черная свастика. Так и незаведенный драндулет гордо взирал на меня своими лупоглазыми фарами.
Попадая в такие дворики понимаешь, что время может останавливаться. С советских времен тут ничего не изменилось, и вряд ли скоро изменится. Старые покосившиеся деревья, неухоженные облезлые здания, железная совдеповская горка. Все это было еще в моем детстве, в моем дворике, ужасно напоминающем этот. Когда-нибудь будущее заглянет сюда, удивится нетронутости этого уголка и все разрушит, возведя на месте трехэтажного барака новую элитную многоэтажку.
Где-то за домом прогудел троллейбус. Огибать лужи было просто невозможно, и мои порванные кроссовки быстро наполнились ледяной водой, а ноги онемели и перестали слушаться. По дороге я умудрился вляпаться в грязь, и пока дошел до остановки моя обувь стала похожа на мокрые грязные тряпки.
Этот район города был мне абсолютно незнаком. Может это был и не мой город. Каждый раз просыпаясь на новом месте я надеюсь именно на это. Надеюсь, что пройдет немало времени, прежде чем разберусь где я и доберусь до дома. Однако подошедший троллейбус разочаровал мои надежды. Я находился в двадцати минутах езды от своей остановки. Местность тут же показалась мне смутно знакомой. Так всегда и происходит. Мы отвыкли путешествовать, запертые в своих микромирах. Среди моих знакомых было много тех, кто за всю свою жизнь ни разу не выезжал за город. Те кто жил в центре вообще могли не выезжать из своего района несколько лет подряд - ведь все под рукой. Людям просто плевать на красивую природу, дальние страны и другие города. Для всего этого у них существует телевизор. Мы привыкли жить в своей замкнутой скорлупке, отгородившись от всего внешнего мира. Нам нравится проживать никчемную жизнь в четырех стенах избегая всяких потрясений. Мы стали заложниками своей микросреды.
В троллейбусе было холодно и мерзко. От твердых пластмассовых сидений уже через пять минут начинала болеть спина. Женщина-кондуктор с брезгливым лицом взяла протянутые деньги и оторвала мне билетик. Ее пожилое бледное лицо казалось совсем мертвым, если бы не все еще горящие мутным огоньком глаза. Когда-то она была красивой, но видно не смогла удачно выйти замуж, и понадеявшись на свои природные данные забросила учебу. Время - самый справедливый и жестокий судья, и судит нас за те возможности, которые мы упустили. Я уже осужден и наказан, и мне хуже, чем этой уставшей от жизни кондукторше.
Сегодня пятница. Март. У меня поганый выходной. Судя по высоко стоящему солнцу сейчас полдень. До ночи еще далеко. Значит снова напьюсь. Или приду домой, завалюсь на кровать и забывшись буду просто смотреть в потолок, пока на улице не стемнеет, и можно будет лечь спать.
Ненавижу выходные. Пустые дни нашей жизни если вы одиноки. Перед выходными я пью. Пью с незнакомыми людьми. Пью не потому что алкоголик, а просто чтобы убить утро выходного дня, проснувшись в неизвестном месте. Я никогда не жду пробуждения хозяев. Мне плевать на их похмельные разговоры. Плевать на ту неловкость, которая возникает, когда они видят незнакомого человека в своей квартире. Разговаривать с незнакомцами куда хуже, чем просто сидеть в пустой квартире.
Мне некуда пойти в выходной. У меня нет друзей, которые захотят провести со мной свободное время. Поездки к родным превратились для меня в настоящее испытание, которое я со стойкостью выдерживаю каждое воскресение. Коллеги по работе так и остались коллегами. Школьные и студенческие друзья быстро забыли меня, и все встречи выпускников проходили без меня. Впрочем, даже если бы пригласили, я вряд ли пошел бы. Ненавижу смотреть в свое прошлое, ненавижу видеть свои упущенные возможности.
Троллейбус остановился на моей остановке. Подвела переменная весенняя погода: только что выглядывавшее солнце уже спряталось за тяжелые серые тучи и на землю крапал мелкий дождь.
Возле газетного киоска столпились группкой алкоголики с дрожащими руками и играли с прохожими в игру: "Помоги недооцененному ученому спастись от похмелья" или "Спаси гибнущего поэта". Некоторые на каждый день придумывали новую легенду, но большинство предпочитало вживаться только в одну роль, день за днем утверждая, что когда-то в прошлом они были кем-то и делали что-то, но из-за обстоятельств стали никем и ничем, хотя на самом деле всегда были полным нулем.
Один длинный очкарик нашел культурную отмазку от осаждающих его алкоголиков: "Я сейчас на работу. А ты не пробовал?". Наверное работает учителем, или где-то в архивах, с интеллигенцией общается. Куда мне до него. Подошедшего бухаря, от которого перегаром разило за километр, я отшиваю обычным: "Иди на хрен!". Короткие пальцы ну никак не вязались с утверждением, что в прошлом он был скрипачом, и я еще раз от всей души сказал: "Ты что, не слышал? Иди на хрен!". "Музыкант" поспешил ретироваться, не рискнув проверять мою решительность.
Вообще я завидую им. Они сделали для своей жизни то, что я безуспешно пытаюсь сделать для своей. Каждое утро они просыпаются с больной головой и начинают сбивать деньги с прохожих для борьбы с похмельем. В обед, когда нужная сумма добыта начинается лечение головной боли, мерно перетекающее в новую пьянку. На следующее утро снова головная боль, снова борьба с похмельем. Какой-то вечный круговорот алкоголиков в природе получается. Но они смогли полностью занять свой день, не беспокоясь о том, что будет в следующие пару часов. Не удивлюсь, если они такие же одинокие, как и я. Вот только моя гордость и эгоизм не позволяют опуститься до их уровня. А жаль...
Дождь усилился. К счастью дом совсем рядом. Противный писк кодовой двери и я уже внутри темного, теплого и такого уютного родного подъезда. Открылся лифт и из него вышла баба Света, моя соседка снизу, с рук торгующая семечками где-то неподалеку.
- Здорово, сосед! С ночной смены, что ли, возвращаешься?
- Ага, с нее, проклятой...
- Что ж у тебя за работа такая? Целыми днями дома не бываешь, времени завести семью нет, а живешь вроде небогато.
- Да как все...
Последнюю фразу старухи я уже не слышал из-за закрытых дверей лифта. Ненавижу эти соседские бессмысленные перекидывания фразами. А еще ненавижу соседок-сплетниц. Какое ей дело до меня, откуда знает как живу и когда работаю. Эта старческая скука, которая в будущем ждет, вероятно, и меня, заставляет всех этих баб Свет, Маш, Глаш лезть в чужие жизни, заполняя ими свое пустое существование. И это выводит больше всего.
Дверь родной квартиры впустила меня в привычный полумрак прихожей. Телефон не показывал пропущенных вызовов, значит на работе все в порядке, а родственники все живы.
Я разделся, прошел на кухню и помыл накопившуюся в последние дни грязную посуду, пытаясь привести в порядок свои мысли, а потом поставил на плиту кастрюлю с водой, чтобы сварить пельмени - единственное что было в пустом холодильнике. Часы на стене показывали пол-третьего дня, градусник за окном плюс два градуса. Батареи были едва теплыми, значит мои кроссовки не успеют высохнуть до завтра, придется одевать туфли.
Закипела вода, забросил пельмени. Завтра на работу, значит нельзя напиваться. Придется провести вечер за опостылевшим телевизором, или за компьютером, или слушая музыку. Я - раб своей техники, как и большинство из нас. Отбери у современного человека телевизор и его вечера тут же станут скучными и пустыми. Даже если у него веселая дружная семья, чего никогда не бывает, без телевизора или компьютера родные будут тупо сидеть и вести скучные разговоры. Их хватит максимум на час, потом все пойдут спать. Из-за этого отключение света в городе воспринимается как событие экстраординарное. Но вовсе не потому, что неудобно ходить в туалет или искать пижаму - к счастью практически у всех есть запас свечек на черный день. Просто без света люди лишаются доступа к своему наркотику - телевизору.
Приготовленные пельмени источали довольно аппетитный запах, только тесто было тягучим как резина. Мясо, впрочем, вкусное.
В единственной комнате моей квартиры царил жуткий беспорядок. Незастеленная постель, разбросанные повсюду книги и журналы, большинство из которых мне давно уже не нужно. Но выбрасывать жалко. Компьютерный стол весь завален каким-то барахлом: старые диски, тетради, списанные ручки, носовые платки и прочая мелочь. Какая-то ерунда лежала даже на телевизоре. На стене висели давно остановившиеся часы, да календарь за прошлый год. Из мебели, кроме кровати и компьютерного стола, тут стоял еще книжный шкаф с моей небольшой коллекцией книг, и кресло, заваленное одеждой. Телевизор стоял на обычном стуле.
Я, не снимая верхней одежды, прилег на холодную постель и накрылся с головой. Согрелся. Стало тепло и уютно. Попыток вспомнить вчерашний вечер больше не делал, чтобы избежать головной боли. Глаза стали сами собой смыкаться от накатившей неизвестно откуда усталости и вскоре я провалился в забытье.
Глава 2. Работа
Утро. Суббота.
Где-то в кресле под одеждой назойливо орет мобильный, давно превратившийся в мой будильник. Холодно. От верхней одежды в которой я спал, онемело все тело. Открываю глаза. На потолке надпись: "Если хочешь дойти до цели, к ней надо хотя бы идти". В лучшие времена я сам вывел ее большим черным маркером. Сейчас она мало вдохновляла на активные действия.
Остановившиеся часы показывали семь часов утра, что было недалеко от правды. Телефон замолчал, готовясь через пять минут снова пойти на приступ моего спящего разума. Глаза начали сами собой смыкаться и я заснул...
Снова телефон. Надо вставать, иначе затяну до того, что опоздаю на работу.
Подъем. Кухня. Кофе. Ритуал, который стал для меня неизменным последние года три. Две ложки кофе без сахара, заливаю кипятком, пока остывает переодеваю джинсы и вчерашний свитер. В один карман кладу телефон со здохнувшей батареей, в другой МР3-плеер. Проверяю кошелек, паспорт, блокнот. Просматриваю документы. Выпиваю кофе. Одеваюсь, беру ключи, выключаю свет, выхожу, закрываю дверь, всовываю наушники в уши. Неизменность каждодневных действий приводит к их автоматизму. Каждое утро все мы вынуждены делать одно и то же, день ото дня. Порой мозг даже не просыпается. Мы спящие умываемся, едим, пьем и выходим из дома, спим в транспорте, спим на однообразной монотонной работе, возвращаемся, спим за просмотром вечерних теленовостей, и ложимся спать в кровать. Мы просыпаем всю свою жизнь после тридцати.
Включаю МР3-плеер, случайный выбор композиции. С появлением все более совершенной техники, люди изобретают для себя новые наркотики. Пожалуй нас уже можно называть технонаркоманами.
К счастью, мой единственный наркотик - музыка в ушах. Классика, рок, рэп, попса... Я не выбираю для себя определенное направление в музыке, я выбираю саму музыку которую слушать. К тому же музыка ограничивает меня от внешнего мира, и мне уже не приходится думать о каком-нибудь приставучем бомже или старухе, отдавившей мне ноги - мне на них будет плевать, если в ушах нужная песня.
На улице было холодно, падал мелкий снег. У остановки тусовались вчерашние алкоголики ища новую добычу. В ожидании транспорта стояли дремлющие после ночных гулянок студенты, забитые рабочие с заводов и прочие люди трудовой и умственной деятельности, не способные накопить денег на собственное авто. Я мог, вот только возня с получением прав, покупкой автомобиля, его ремонтом меня не сильно привлекала.
В холодный день люди на остановке чем-то напоминают пингвинов: сгорбленные, молчаливые, переступающие с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть. Каждый погружен в свои мысли и всем плевать друг на друга. Главное, чтобы побыстрее пришел автобус.
У МР3-шки села батарея и спокойный музыкальный мир тут же наполнился повседневными звуками. Около меня весело заржала группка молодых людей. Наверное студенты, снимают квартиру где-то неподалеку. Никаких разговоров об учебе - обсуждали девушек, преподов, новый фильм, футбол, но не учебу. Сзади стояли два мужика, и, в отличии от студентов, говорили шепотом. Говорили, что в этом месяце вся бригада останется без премии из-за одного пьяницы, которого давно пора уволить, что вчера мастер задержал на работе, что снова устраивают эти бесполезные собрания.
Я провел параллель между компашкой студентов и этими двумя мужиками - полная противоположность друг другу. Возможно и эти рабочие некогда были веселыми учащимися вузов, пока настоящая жизнь больно не ударила по лицу. Наверно такая же судьба ждала и этих молодых парней, которые лет через двадцать станут затюканными мужиками.
Суббота. Транспорт ходит просто ужасно. Большинство зрелых людей уже укатило на маршрутках, студенты продолжали мерзнуть экономя деньги. Подъехал автобус, заполненный как бочка кильками. Первыми на его приступ кинулись бабки, расталкивая всех на своем пути и стараясь пробиться в середину салона. За ними полезли женщины со своими клунками, потом залезли мужики. Студенты впихивались последними.
В салоне было невообразимо тесно. Старухи уже успели поднять вой о никудышной современной молодежи, которая не уступает место старшему поколению. Впрочем "молодежь" явно уже была обстреляна в таких вопросах и успешно притворялась спящей, читающей, или слушающей музыку.
Не добившись эффекта, бабки начали переходить на личности. Первым под раздачу попал очкастый парень, который видимо не успел притвориться спящим.
- Молодой человек, ну как вам не стыдно. Я пожилая женщина, а вы как будто меня не замечаете.
- У меня вообще-то плохое зрение.
- Вы что, инвалид, что совсем ничего не видите?
- Вас я вижу плохо!
- Вот чего только не выдумают, лишь бы место не уступать!
Кондуктору, молодому парню-неформалу, было абсолютно плевать на всю эту человеческую братию. Он не спрашивал билетики, а просто сидел на своем месте с наушниками. Но самым интересным было то, что это его безразличие симпатизировало всем окружающим. Деньги на проезд передавали даже с передних сидений, куда кондуктор-неформал не смог бы добраться чисто физически - заплатили даже нищие студенты и ворчащие о дорогих ценах пенсионеры. На моей памяти ни одной кричащей женщине-кондукторше не удавалось утром заработать больше. Впрочем парня деньги мало волновали. Он их никогда не пересчитывал, пару раз неправильно давал сдачу, иногда забывал передавать билетик. Но на любые возмущенные возгласы тут же отправлял в нужную сторону билет, или возвращал забытые деньги.
Чем дальше автобус ехал, тем медленнее двигался, а в салоне становилось все теснее. Я уже давно ни за что не держался - упасть в такой давке было просто невозможно. Спустя еще пару остановок наконец-то стало свободнее. Можно было размять оттоптанные ноги, подвигать затекшими руками.
Восемь-тридцать. Если не случится чудо, то на работу я опоздаю: до нее еще минимум минут сорок езды. Около какого-то вуза повыскакивали все студенты, освободив половину сидячих мест. Я сел и погрузился в беспокойную дрему. На протяжении прошлой ночи я несколько раз вскакивал от глупых кошмаров, которые сейчас даже не мог вспомнить.
- Мужчина, конечная! Выходите.- Меня дергал за плечо кондуктор. Никакого возмущения или раздражения, просто констатация факта, что мне пора выходить. Я проникся к нему еще большим уважением. В его наушниках играла незнакомая песня:
"...Эта жизнь не значит ничего,
Для меня одного..."
Громкость была непередаваемая, у меня бы уже давно уши опухли. Но парень видно был привыкший.
Я встал и медленно поплелся к двери. Кондуктор потерял ко мне интерес и о чем-то разговаривал с водителем. Это надо было видеть: водитель был таким же неформалом, как и кондуктор. Я присмотрелся внимательнее - что-то в них меня смущало.
Пробрал смех. Я вывалился из автобуса смеясь во все горло - они были близнецами. Близнецы-неформалы возят в автобусе людей, на которых им наплевать. Не удивлюсь, если время от времени они даже меняются ролями для разнообразия: один садится за баранку, другой продает билетики, потом наоборот.
Девять-двадцать. До работы еще минут десять ходьбы. Наконец чуточку пригрело солнце. Рядом быстро шли такие же опаздывающие, как и я. Впрочем мне спешить было незачем. Однообразная работа не слишком прельщала.
Около входа в офис было неожиданно пустынно. Тяжелая металлическая дверь напомнила мне вчерашнюю квартиру с незнакомцами. Внутри было также пусто, как и снаружи. На нитке висела тетрадка прихода персонала. Последний пришел в восемь-пятьдесят. Ну что ж, пишем восемь пятьдесят пять и расписываемся.
В длинном пустом коридоре вяли неполитые цветы: последнюю уборщицу за пьянку уволили на прошлой неделе, а новую все никак не могли нанять. За десятком закрытых дверей работали незнакомые мне люди. Слышались стук клавиатуры, веселые разговоры, надрывный кашель. Всюду царило напряжение, которое ощущаешь лишь на работе.
Я остановился возле своего кабинета "Статистика и отчетность". За ним слышались приглушенные голоса сослуживцев: бас тучного Бориса, хриповатый тенор очкарика Сергея, веселый смех Светы, шепот Надежды Дмитриевны.
- О, какие люди пришли! Тебе повезло, что шеф сегодня задерживается, - прохрипел Сергей, увидев как я захожу.
- Да ему не привыкать, - весело подмигнула мне Света.
- К этому не привыкнешь, - промямлил серьезный Борис.
- Садись работать, - без эмоций поприветствовала меня Надежда Дмитриевна. Она у нас главная.
На столе уже успела собраться небольшая стопка бумаг, информацию с которых мне придется переносить на компьютер в течение ближайших четырех часов, потом обед, потом еще четыре часа этой нудной работы.
Прочитать отчет, ввести, сохранить, закрыть; прочитать отчет, ввести, сохранить, закрыть; прочитать отчет, ввести, сохранить, закрыть. Чисто машинальное, многократное повторение одних и тех же действий. Главное не останавливаться, иначе почувствуешь, как же это утомляет.
- Здравствуйте, мальчики и девочки, - зашла Катя. Она работает где-то в бухгалтерии. - Вот, принесла вам еще материальчиков.
Она красивая. Точно определить ее возраст просто невозможно, да этим никто себя и не утруждает. У нее красивые черные волосы до плеч, небольшая грудь и шикарные ноги. Нежно-розовая помада притягивала к себе и заставляла просто хотеть поцеловать ее губы. Катя всегда одевала не броские наряды с минимумом украшений: маленькие сережки, небольшой кулончик на шее, да кольцо с зеленым камешком. Правда была у нее еще одна особенность: в любую погоду она одевала только юбки и платья. Самый правильный ход - ее ноги сразу привлекали лиц мужского пола. И еще от нее всегда пахло сиренью.
- Ну, все. Вроде раздала. Надежда Дмитриевна, распишитесь и я побежала.
Как только Катя закрыла дверь, Сергей причмокнул:
- Эх, кабы такие ножки, да...
- Не пошли! - обрезала его Света.
Я посмотрел на часы. Одиннадцать-двадцать. До обеда еще два часа. Кучка документов рядом со мной значительно уменьшилась. Наш кабинет был одним из самых просторных, впрочем и людей тут работало больше всего. Настоящая глупость - в самом бесполезном отделе работает больше всего людей. И это притом, что статистика лишь один из видов лжи. Впрочем существовать она, как и ложь, будет всегда. Каким бы сильным не был кризис, должны остаться те, кто подсчитает убытки. Хотя я давно бы нас уже уволил.
Снова зашла Катя подписать какие-то бумаги. Она все-таки чертовски сексуальна. Вот только у ее красоты свои недостатки. Всю свою жизнь она вкладывает средства в эту красоту, избегая всего и всех, кто ее может испортить. Она до сих пор не замужем. Видимо некрасивых мужчин Катя отвергала, как отвергла когда-то Бориса. А красивые были слишком самодовольны, чтобы она смогла их выдержать. У нее нет детей, нет любимого мужчины, и, насколько я знаю, совсем нет друзей. Зато есть хорошая квартира, хорошая машина и бесценная красота, которая с каждым годом стоит все дешевле. Ее ежедневные улыбки никогда не могли меня обмануть. Я вижу ее насквозь, потому что сам такой же. Такой же одинокий. Хотя, наверное, лет через пять она все таки выйдет замуж, разочаровавшись в поиске идеала, которого никогда не было.
Прочитать отчет, ввести, сохранить, закрыть; прочитать, ввести, сохранить, закрыть. Снова и снова одно и то же.
Борис закурил. Он сидел у окна и был единственным, кому после долгих споров и уговоров Надежда Дмитриевна разрешила курить в кабинете. В прошлом году ему стукнуло тридцать.
Мы привыкли видеть его вечно задумчивым и что-то жующим. Даже сейчас, во время курения, он умудрялся жевать какой-то бутерброд. Его туша буквально развалилась на небольшом офисном стуле, уже втором в этом году. Прошлый сломался еще в начале февраля. За это мы между собой называем его Стулоломом.
У Бориса были состоятельные родители: отец содержал собственное дело, мать работала в министерстве финансов. А вот ему фатально не везло. Вначале исключили с экономического факультета за участие в каком-то митинге, потом исключили с филологического факультета за пьянку на лекции. Был два раза женат, два раза развелся из-за измен жен. Причем они умудрились оставить Бориса без ничего: отсудили подаренную родителями двухкомнатную квартиру, новенькую ауди, даже счет в банке. В итоге горе-муженек вернулся жить к папе с мамой. К счастью детей от этих браков не было.
С работой у него также все не ладилось. Сначала отец пробовал приобщить его к семейному бизнесу, но сынок оказался абсолютно к этому не пригодным. Затем мать пробовала устроить его в свое ведомство, но и тут он был уволен, не проработав и месяца. Дальше в его послужном списке были работа учителем, продавцом, грузчиком, консультантом, сторожем. Но результат всегда был одинаков - увольнение. Антирекорд он поставил работая учителем русского языка в средней школе - его уволили спустя три дня.
К нам он попал через связи отца и похоже наконец очутился на своем месте. К нему не предъявляли никаких выговоров и взысканий, не было никогда ссор с начальством. Да и наш коллектив его практически не замечал: Сергей все время подкатывал к Свете, мне не было до него никакого дела, а для Надежды Дмитриевны самое важное заключалось в том, чтобы коллектив работал, с чем Борис замечательно справлялся.
Вечно серьезный он лишь изредка вставлял в наши разговоры несколько фраз, правда всегда к месту. Его глаза закрыты прозрачно-серыми очками с бордовой оправой, из-за чего мне сложно словить его взгляд. Впрочем, я могу это даже не делать, итак понятно что там увижу - одиночество. Особенно после того, как полгода назад Бориса отвергла Катя, а потом еще выставила на прилюдное посмешище. Хотя несколько недель спустя она извинилась, но это уже не спасало. Наш Стулолом стал еще более тихим, серьезным и замкнутым.
Прочитать отчет, ввести, сохранить, закрыть; прочитать, ввести, сохранить, закрыть. Во время такой работы можно думать о чем угодно. Чем собственно каждый из нас и занимался. Я с Сергеем информацию вводили, Света с Борисом ее перепроверяли и чуточку подправляли в угоду начальству. Ну а Надежда Дмитриевна просто сидела и следила, чтобы мы работали, а также подписывала какие-то документы и ходила на собрания. Еще одна ее обязанность - каждый день звонить наверх и говорить о наших показателях. Обычно это проходило во время обеда, чтобы не отвлекать нас от работы.
Я посмотрел на часы. Тринадцать-десять. До обеда остается двадцать минут. Закопошились Сергей со Светой - они обычно ходят в студенческую столовую неподалеку, я время от времени к ним присоединяюсь: дешевая и сытная пища - что еще нужно для счастья. Но сегодня есть не хотелось, значит обойдусь чашкой кофе из автомата в коридоре. Борис во время обеда ходил в ближайший гастроном, закупался, и ел уже во время работы.
Тринадцать-двадцать. Была у Надежды Дмитриевны одна особенность: она никого и никогда не отпускала раньше положенного срока, хотя к опоздавшим относилась вполне лояльно, за все время так и не сдав меня начальству.
- Обед. Можете быть свободны! - слова начальницы были сигналом. Сергей и Света вскочили, оделись и поспешили в столовую. Борис долго возился, перепроверял кошелек и пошел в магазин лишь через десять минут. Надежда Дмитриевна настойчиво дозванивалась до всегда занятого начальства. Ну а я сразу за Борисом вышел в коридор к кофейному автомату, у которого уже успела скопиться немаленькая очередь.
Глава 3. Вечер
Четырнадцать-сорок. Снова работа.
Прочитать отчет, ввести, сохранить, закрыть; прочитать, ввести, сохранить, закрыть. Света и Сергей вернулись с обеда веселые и о чем-то спорящие, Борис уже что-то жевал, а Надежда Дмитриевна успела отзвониться начальству и сейчас просматривала какие-то бумаги. На компе Светы играла тихая спокойная музыка, что-то из классики. Ей одной разрешили принести на работу колонки. Вообще в нашем кабинете у каждого были свои привилегии: Борис мог курить и есть на рабочем месте, Света слушать музыку и пить кофе, Сергей громко разговаривать и рассказывать пошлые шуточки, я опаздывать, а Надежда Дмитриевна держать нас на работе сколько захочет.
На улице уже грело по-настоящему весеннее солнце, в помещении стало душно и Борис немного приоткрыл форточку. Работа после обеда превращалась в неторопливое истязание клавиатуры и глупые бессмысленные разговоры.
- И все-таки я не понимаю, как такая красивая девушка как ты, может ни с кем не встречаться? - Сергей явно намекал Свете на свою кандидатуру.
- Хм, а что в этом такого? Вот наш вечный опаздун тоже ни с кем не встречается, хотя мужчина вполне привлекательный. - Девушка перевела стрелки на меня.
- И вправду. Разве ты не чувствуешь себя одиноким, когда приходишь вечером в пустую квартиру? - Сергей заинтересовался.
- Я не одинокий, я одиночка, - коронная фраза, которая всегда спасала меня от щекотливых ситуаций наподобие этой.
- Да одно и то же!
- Нет, не одно. Я - одинокий, а он - одиночка, - вставил свою фразу Борис.
- Не одно... Одинокие люди хотят избавиться от этого гнетущего чувства, а одиночки им наслаждаются, - в разговор вступила Надежда Дмитриевна, что случалось очень редко, если какая-то тема сильно ее затрагивала.
Сергей перестал интересоваться нами и снова спорил со Светой. Я внимательно посмотрел на нашу начальницу. Высокая, с удивительно хорошей фигурой для своего возраста (недавно отмечали юбилей - пятьдесят), и не потерявшим свою привлекательность лицом. Всегда собранные в косу белые волосы и отрешенный взгляд. Наряды не отличались своим разнообразием - всегда неброские и очень строгие.
Она была для меня самой большой загадкой в нашем коллективе. Почти всегда молчала и ничего не рассказывала о себе. Точно было известно, что она замужем и у нее двое сыновей. Но мы никогда не видели их фотографий, не слышали как они звонят и поздравляют ее с днем рождения. За все время моей работы она обмолвилась о сыновьях, лишь когда один из них женился.
Надежда Дмитриевна никогда не сдавала нас вышестоящему начальству, очень редко вступала в наши разговоры. Если были сделаны ошибки в работе, никаких криков, возмущений или презрительных взглядов. Всего одна фраза: "До вечера переделай". И мы переделывали, тоже не возмущаясь. Сидели за компами до поздней ночи, пока не исправим своей оплошности.
Она была для меня лучшей начальницей, которую только можно представить. Никогда не показывала своего превосходства над нами, общалась как с равными. Надежда Дмитриевна будто говорила: "Я такая же как и вы, просто чуть опытнее".
И опять этот одинокий взгляд, такой же как у Бориса, такой же как у Кати, такой же как у меня...
Совсем не вязались с нашей компанией Сергей со Светой. Но это лишь на первый взгляд. Они просто еще слишком молоды, обоим не более 25 лет.
Света, молодая и красивая, с шикарными рыжими волосами и милыми ямочками на щеках. Она воспитывалась одной матерью, не смогла получить должного образования и сейчас училась на заочном отделении какого-то технического колледжа. Всегда веселая, всегда с распущенными волосами и лишь одним украшением - тоненьким колечком с черным камешком на среднем пальце правой руки.
Сергей, который целыми днями если не работал, то обязательно приударял за Светой, был симпатичным высоким брюнетом. Тонкие музыкальные пальцы и слабые ненакачанные руки говорили об интеллигентном воспитании, хотя сам он о семье своей практически никогда нам не рассказывал.
Эти двое вечно ходили вместе и держались друг друга. Борис, когда их не было, иногда ворчал, что скоро нас ждет свадьба. Он не прав - видимо до сих пор слишком радужно смотрит на мир. За внешней уверенностью и оптимизмом Сергея скрывалась внутренняя нерешительность. Готов поспорить, что он так и не пригласит никогда Свету на свидание. Мешала этому и сама девушка, часто отвечая на серьезные вопросы легкомыслеными шутками. А на такой почве ничего хорошего не вырастет. За все время своей дружбы они даже толком не узнали друг друга.
Прочитать отчет, ввести, сохранить, закрыть; прочитать, ввести, сохранить, закрыть.
- Приветик! Узнал? - Лена зажала мои глаза ладонями. Она, как и Катя, работала в бухгалтерии, только должность была поменьше.
- Сходим вечером куда-нибудь? - сегодня Лена выглядела какой-то помятой: растрепанные волосы, мешки под глазами от постоянного недосыпания, на лице наспех нанесенная косметика.
- Завтра воскресенье - к родителям. Должен прилично выглядеть, извини, - пару месяцев назад я принял ее предложение. Обычная пьянка, которая закончилась случайным сексом. С того дня она пыталась это повторить, а я больше никогда не пил с знакомыми людьми.
- Ладно. А как на следующей неделе? - ее настойчивость меня доставала.
- Доживем - увидим. - Лене ни с чем пришлось уйти. Никто из наших не обратил на это событие особого внимания - привыкли.
Прочитать отчет, ввести, сохранить, закрыть; прочитать, ввести, сохранить, закрыть.
После обеда время начинает течь непонятными темпами. То быстро скакнет на 2-3 часа, то одна минута длится как десять.
Я уже закончил свою часть работы и сейчас коротал время в интернете. Социальные сети, которые росли сейчас как грибы после дождя, меня совсем убивали. Они лишь усиливали чувство одиночества, многократно приумножая его, когда смотришь на десятки своих друзей on-line, которым даже нечего написать. Впрочем, им не лучше. Они такие же как ты. Если сегодня тебе присылают несколько сообщений, то завтра не придет ни одного. Остается радоваться лишь многочисленному неиссякаемому спаму.
- Это последнее, - Катя положила на мой стол тонкую папочку, - Надежда Дмитриевна, можете отпустить их сегодня пораньше.
- Хорошо. Как только закончат.
Прочитать отчет, ввести, сохранить, закрыть; прочитать, ввести, сохранить, закрыть.
Семнадцать-тридцать. До конца рабочего дня еще полчаса. Я уже успел все закончить, Надежда Дмитриевна увидела и сказала, что я могу идти. Борис курил и задумчиво смотрел в окно на заходящее солнце, Света пила кофе и тоже о чем-то мечтала, Сергей печатал оставшиеся документы.
- Подожди меня. Я сегодня на машине, довезу тебя до дома. - Странно. Раньше он никогда не предлагал мне свои услуги.
Клацание клавиатуры перебивалось какой-то попсовой песней на компе Светы. Снова пели про любовь, расставание, измену. Если бы в нашей жизни было столько чувств, как в этих песнях, мы бы давно свихнулись. Нас просто спасает серая обыденность. Спасает и убивает одновременно.
- Все. Ввожу месячные показатели и уходим, - Сергей явно хотел со мной поговорить. И тема его разговора была мне вполне понятна - Света.
Надежда Дмитриевна читала какой-то женский роман в мягком переплете. Еще одна история об абсолютной любви, предательстве и прочем. Опять же насыщенность событий на десятке страниц была такой огромной, что хватило бы на несколько не самых скучных жизней.
- Ну, теперь можно идти. Всем пока. До свидания Надежда Дмитриевна. - Сергей неловко поцеловал Свету, пожал руку Борису.
Надежда Дмитриевна закрыла книжку и посмотрела на часы. На обложке было написано: Фридрих Ницше "Так говорил Заратустра". Еще одна загадка загадочной женщины. Я ошибся насчет женского романа. Причем очень сильно ошибся. Может и в остальном я думал о ней неправильно.
- До свидания. В понедельник увидимся.
Очередной день закончился. Из колонок Светы играла песня из какого-то голливудского блокбастера:
"Центр города в огне,
Ты придумал сам себе,
С девяти и до шести
Ты такой же как и все,
Лишний в офисной игре.
Ты никто, забудь имя,
Ежедневный стиль пиджак,
Но внутри кричит оно,
Сердце сжатое в кулак..."
Помню главный герой в этом фильме сказал отличную фразу, как раз в тему: "Знаете, чем хорош конец дня? Тем, что завтра все начнется сначала".
На улице было непривычно тепло после холодного утра. Заходящее солнце кроваво окрасило всю западную часть неба. Где-то высоко летела стая птиц, возвращающихся домой после зимних морозов.
Жигули Сергея стояло прямо тут, на стоянке: темно-синяя "семерка" с помятым бампером. В салоне было прохладно, воняло каким-то освежителем воздуха. Около ручника валялась иконка Святого Михаила, а на зеркале заднего вида висел серебряный крестик.
- Не думал, что ты верующий.
- Верующий. Но не настолько, чтобы тащить сюда всю эту религиозную хрень, - Сергей улыбнулся, - это машина моей мамы.
- Я понял, что не твоя. На нашу зарплату сложно купить даже велосипед.
Повисла неловкая пауза, заглушаемая звуком разогревающегося двигателя. Сергей нервно затянул ремень безопасности и снял машину с ручника. На первом же светофоре попали в большую пробку. Суббота - все выезжают за город, чтобы провести воскресенье на природе в тесном семейном кругу. Какие же мы все-таки одинаковые - живем как по расписанию, повторяя поступки своих соседей. Но при этом утверждаем, что каждый индивидуальность с разными увлечениями. На самом же деле, после тридцати мы превращаемся в клоны друг друга.
Молчание затянулось. Парень никак не решался задать волнующий его вопрос. Не удивлюсь, если в конце концов он просто высадит меня у подъезда и укатит, так не промолвив и слова. Боюсь, мне самому придется сделать первый шаг.
- Я на Ленина кстати живу.
- Ах, да! Я совсем забыл спросить тебя об этом. У меня брат где-то в том районе живет.
А я даже не знаю где эта улица находится. Наугад сказал первую пришедшую на ум. Практически в каждом постсоветском городе по-прежнему есть названия в честь Ленина, Маяковского и прочих культурных и политических деятелей времен Союза, чей талант и поступки были значительно преувеличены.
- Ты наверно хотел о чем-то поговорить? - его нерешительность начала выводить меня из себя.
- Да... Я хотел, - он запнулся, - о Свете.
- Я понял. И что ты хотел узнать?
- Понимаешь, она мне нравится. Но я не могу признаться ей в этом, не будучи уверенным во взаимности. Вот я и хотел у тебя узнать. Может она когда-нибудь обмолвлялась про меня?
Вот значит как. Теперь все их отношения находятся в моих руках. Его судьба практически зависит от меня. Не люблю быть вершителем судеб, но не из-за ответственности, а от безвыходности. Чтобы мы не предприняли, жизнь все вывернет по-своему. Впрочем, попытаться иногда стоит.
- Ты ей не нравишься как мужчина, - я соврал.
- Как? Она тебе такое говорила?
- Да. Я спросил, почему вы не встречаетесь. Света сказала, что ты умный, симпатичный, веселый, но не нравишься ей, - на самом деле Света никогда бы не стала со мной так откровенничать. И если бы Сергей лучше ее знал, сразу бы догадался, что я лгу.
- Бля... А я думал, что на этот раз все получится...
- Жизнь всегда решает за нас. Высади меня около метро, а то в городе пробки - пока доедем... Под землей быстрее.
Я врал вовсе не со зла или зависти. Просто так действительно будет лучше для всех. Если бы он услышал, что я ничего не знаю, или что он ей нравится, Сергей и дальше продолжал бы за ней ухаживать, говорить комплименты. Но отношения никуда бы не продвинулись. Ему нужна другая женщина, которая все возьмет в свои руки. Также как и Свете нужен более решительный мужчина. Иначе они так и будут заигрывать между собой пока не состарятся, надеясь что другой сделает первый шаг.
От вранья получил пользу и я. Иначе в нем бы вообще не было смысла. Сергей будет стараться избегать меня. Люди не любят тех, кто знает о них чуточку больше, чем все остальные. Именно поэтому настоящая откровенность убивает дружбу. Ложь спасает этот мир. И от самых лучших друзей надо иметь хотя бы маленький секрет, который знаешь только ты.
В метро усталые люди возвращались домой. Молодые девушки, женщины, мужчины, парни, старики... Целый вагон разномастных выжатых работой людей. Почти никто не разговаривает, не читает. Все находятся в заразном состоянии дремы.
Многие стоят с наушниками, хотя по виду можно понять, что они уже давно не воспринимают музыку. Она просто помогает им заглушить тишину внутри себя и ни о чем не думать.
- Следующая станция "Площадь Независимости".
Моя. От нее всего пять минут ходьбы до дома. Перед дверями стоял тучный мужчина с дипломатом. Судя по напыщенному виду - какой-то чиновник. От него воняло рыбой и мясом. Просто ужасное сочетание. Чтобы не блевануть пришлось дышать ртом.
Чиновник нагло пялился на девушку в мини-юбке, стоящую перед ним, то и дело причмокивая своими толстыми сальными губами. Мне стало гадко, а блевать захотелось еще сильнее. Тогда я просто нагнулся к этому мужику и сделал глубокий вдох носом.
На меня уставились его удивленные выпученные глаза. Мне удалось испортить ему весь зад плаща своей рвотой. А он от негодования и возмущения даже не мог ничего сказать, просто задыхался в своем молчаливом гневе. Мне же лучше. На станции я быстро выскочил, не давая толстому чиновнику опомниться.
К своему дому я дошел лишь в начале девятого. Фальшивые писатели, музыканты, художники и прочие уже не сбивали деньги, а распивали бутылку чернил на лавочке у моего подъезда. Откуда здесь появилась эта самая лавочка осталось для меня загадкой.
У своей двери я столкнулся с соседом справа - генерал-майором в отставке.
- О, сосед, давно не виделись! Как поживаешь? - его громкий бас сразу говорил о военной службе.
- Здравствуйте, Антип Никонорыч. Неплохо.
- Все работаешь? Ты бы лучше семью завел. А то в старости о тебе и позаботиться будет некому, - как же все они одинаково мыслят. Думают о семье, детях. Будто бы это сильно изменит мою жизнь. Захотелось ответить что-то гадкое и язвительное.
- Ну, а вот у вас же есть две дочки. А навещают они вас раз в полгода наверное. Мне такая забота ни к чему.
- Так это... - старичок запнулся, а потом неожиданно изрек, - ты прав.
Воспользовавшись его замешательством я поспешно зашел в свою квартиру. Вообще генерал самый нормальный из моих соседей. Он был крепким коренастым мужичком. В его виде была какая-то энергетика, да и сам он был типичным образом русского деревенского мужика, настоящего. И это даже не говоря про его имя. Антип Никонорыч никогда не ругал молодежь, всегда прислушивался к чужому мнению и вечно был, как говорится, на коне.
Родной дом встретил меня тишиной. Тишиной, которая спасала меня от шумной улицы, от толпы, но которая также заставляла меня скучать по этой самой толпе, загибаясь в своем одиночестве.
На телефоне мигал один пропущенный вызов. Звонил муж моей сестры. Вероятно хотел узнать - стоит ли за мной завтра заехать. Мне даже перезванивать не надо - все равно заедет.
В комнате был такой же беспорядок как и вчера. Я засмеялся собственной глупости. Кому же тут наводить порядок...
Мне уже ничего не хотелось. Просто завалиться на кровать и заснуть, чтобы избавиться от этого гнетущего чувства. Лучшее лекарство от одиночества - сон. Даже не от одиночества - это лучшее лекарство от всего. Когда засыпаешь, тебе уже плевать на все. Где-то читал, что человек может прожить без сна двенадцать суток. Думаю он умрет не от физического, а от нервного истощения. Люди просто не смогли бы выдержать массу валящихся на них проблем без передышки, не свихнувшись при этом.
Сегодня опять завалился на кровать в одежде. На потолке еще видна знаменитая фраза Бальзака, несмотря на полусумрак в комнате. Надо будет стереть ее на днях, все равно ведь никакого толку.
В голову лезли пустые мысли ни о чем, загружая мою голову, которая становилась тяжелее. Наконец мозг не выдержал и позволил мне окунуться в сладкий беззаботный сон.
Глава 4. Семья
Воскресенье. Утро.
Меня разбудил назойливый звонок в дверь. В нее звонили ровно раз в неделю, каждое воскресение.
За дверью стоял муж моей сестры - Филипп:
- О, ты уже одет, а я думал, что спишь как всегда.
- Ага, одет. Подожди меня в машине, я сейчас спущусь.
Ему даже в голову не пришло, что я даже не раздевался. В зеркале на меня смотрела небритая заспанная рожа уже давно ставшего чужим для меня человека. Надо быстро умыться и ехать. Не стоит других заставлять ждать.
Когда я уже одевал ботинки, на улице послышались нетерпеливые гудки. Плевать я на них хотел. Подождет. Еще никогда он не уезжал без меня, и сегодняшнее утро вряд ли станет исключением.
Мой подъезд спал. Такая тишина и спокойствие тут царили лишь в воскресное утро. В другие дни все хлопали дверями, выгуливали собак, готовили еду. Хотя и сейчас на первом этаже мне в нос ударил неприятный запах тушеной капусты.
На улице было холодно. Но по светящему солнцу становилось ясно- день будет теплый. Тем хуже. Значит жареных шашлыков и работы на улице не избежать. Плюс постоянное дребезжание, чтобы я не сидел в четырех стенах, а вышел на улицу ко всем.
У Филиппа был новенький Опель. Купил всего месяц назад в кредит. Его ярко-красный металлик издалека кидался в глаза.
- Ты долго. Давай быстрее, мы уже опаздываем. Надо еще за Инной заехать.
Интересно, как можно опоздать на семейный завтрак? Блины остынут, или может родители все съедят? Филл, так я его обычно называю, слишком серьезно относился ко времени. Пунктуальность - его главное достоинство и недостаток. Даже на собственную свадьбу он явился за два часа до начала церемонии бракосочетания.
- Какой-то ты помятый. Все в порядке? Если это из-за работы, то предложение все еще в силе - можешь работать на меня.
- Не из-за работы. Дома вымотался. Просто вчера наконец решил навести порядок в свой коробке.
- А, давно пора. Помню тот бардак который у тебя царил в прошлый раз.
Конечно я не наводил порядок и даже не собирался этим заниматься. Просто это единственный способ отговориться от его постоянных предложений работы. Хуже чем работать на родных - не работать вообще.
В машине пахло розами. Наверное новый освежитель - в прошлый раз пахло ромашками. На мягких кожаных сидениях было слишком удобно сидеть и невозможно спать. Особенно в жаркую погоду, когда от кожи начинало потеть тело.
Филл пристегнул ремень, снял автомобиль с ручника и аккуратно начал выезжать со двора. Он бизнесмен, или как у нас говорят - предприниматель. Довольно успешный, чтобы содержать собственных подчиненных и порой забывать о работе.
В принципе, муж моей сестры не был для меня родным человеком. Он отличался от всей родни, что вначале и позволило нам сблизиться: ему трудно было среди незнакомых людей, которые теперь звали его зятем, а мне было ново его поведение. Вот только дружба эта долго не продолжалась. Он освоился среди моих родных, а я привык к его мироустройству. С тех пор наше общение сводилось к перебрасыванию фразами в воскресение, по дороге в деревню.
Филл был привлекательным высоким брюнетом со смуглой кожей. Моя сестра познакомилась с ним на четвертом курсе университета. Он был очень популярен среди девушек из-за внешности и богатых родителей. Но Инна тоже не буратино, смогла его охомутать.
Город пустой. В воскресение все предпочитают отсыпаться за всю рабочую неделю, набираясь сил для следующей. Даже таких привычных бухариков не было видно. На остановке стоял лишь одинокий пустой троллейбус.
Моя сестра живет на противоположном конце города в частном доме - подарке родителей Филиппа на свадьбу. Помню сам радовался этому подарку чуть ли не больше молодоженов. Наконец-то я мог пожить один в собственной квартире.
- Так как у тебя на работе дела обстоят? - Филл не хотел успокаиваться.- Зарплата же маленькая... Может все же решишься перейти ко мне? Работа непыльная: будешь сидеть за компом, да направлять посетителей по назначению.
- Я и на своей работе не слишком устаю. А деньги не самое важное. Особенно для меня.
- Они для тебя не важны, потому что ты холост. А вот когда появятся жена, дети...
- Не появятся.
- Не зарекайся. Любовь приходит неожиданно.
Этот разговор нравился мне все меньше и меньше. Я уже считал остановки до дома сестры, чтобы Филл переключил свое внимание на нее и их общие семейные проблемы.
- Подумай - кто о тебе будет заботиться в старости?
Опять двадцать пять. Лишь каждый десятый ребенок вспоминает в тридцать лет, что у него есть родители. Все мы эгоисты и не хотим тратить жизнь на больных стариков. Даже детей заводим лишь из-за эгоизма: чтобы хоть кто-то вспоминал о нас в старости. Только это не работает. Жизнь основанная на эгоизме не может быть счастливой.
- Я не думаю, что доживу до старости.
Есть несколько способов избежать одиночества в преклонном возрасте. Можно жениться, нарожать кучу детей и помирать в окружении наследников, которые только и ждут момента, когда можно начинать делить нажитое тобою добро. Еще можно накопить денег и самому себе устраивать маленькие и большие радости. А лучше - никогда не стареть, стараясь и в девяносто лет поддерживать бодрый дух. Тогда к вам потянутся люди. Останется всего лишь скрывать от людей, что ужасно болят ноги, раскалывается голова, да и вообще вас все достали. И наконец последний вариант - не дожить до этой самой "счастливой старости", потратив все здоровье в молодости и умерев лет эдак в пятьдесят.
- Опять эти глупые разговоры о смерти... Ведь только на пенсии и начинается настоящая жизнь. Можно больше времени посвятить себе, семье. Заняться тем, что тебе нравится.
Помню, смотрел я какой-то фильм о мужике, всю жизнь отдавшем работе. На пенсии он не только не мог найти себе развлечение, но и постоянно ссорился с женой-домохозяйкой, которая устроила дома настоящий зверинец из бездомных животных. Кончилось тем, что мужчина все-таки нашел хобби для себя - стал делать чучела из всех домашних питомцев своей женушки.
- Когда у тебя все болит, не слишком хочется развлекаться.
Еще пара фраз и я бы послал Филла на хрен. К счастью мы уже подъезжали к остановке, на которой в восхитительном красном пальто стояла моя сестра - Инна. Как всегда замечательно ухоженная, с новой прической. Она мне всегда нравилась внешне, но я не выносил ее ужасного характера. Те четыре года, что нам пришлось жить вместе в одной квартире, когда родители решили уехать жить в деревню, превратились для меня в настоящую муку.
- Привет, братик! - Инна даже не посмотрела на меня. - Мы сильно опаздываем?
Новые духи. Резкий приторный запах мгновенно бил в нос. Инна пристегнулась и расстегнула пальто. Кофта и юбка - плохой знак. У нее была лишь одна юбка, которую она надевала лишь в церковь. Платок на шее усилил мои опасения, а лицо без косметики не оставило ни малейшего сомнения.
- Что, сестричка, решила челом в пол побить? - сегодня у меня было на одно испытание больше.
- Ты тоже в церковь пойдешь. Не отнекивайся.
- Пойду. Это хоть как-то убьет время в вашем обществе.
Инна промолчала. Она знала, что меня бесят эти семейные посиделки. Филл тоже знал. Только перед родителями приходилось корчить довольную рожу.
- Ты бы хоть побрился. Не стыдно в таком виде родителям показываться?