Аннотация: Эссе "Прощальный сонет" было написано в начале ноября и тогда же опубликовано в ОРЛИТе (объединение русских литераторов Америки). После ухода Бориса Натановича перепечатано в альманахе "Лебедь".
Прощальный сонет памяти Бориса Стругацкого
Как лист увядший падает на душу...
Цурен Правдивый
"Трудно быть богом" это праздник, который всегда с тобой - повесть блистательна, горька и злободневна, а печальная строка прощального сонета легла на душу всей стране. Во фрондерских 80-х продолжить ее предлагали даже абитуриентам филфака ЛГУ на вступительных экзаменах! На сонете оттачивали мастерство в МГУ! С 1990 года проводятся конкурсы на лучший сонет Цурэна.
Многие из нас также покинули родину, некоторые не по своей воле и тема нам близка. Конечно, эта сложная и жесткая, чеканная и трудная стихотворная форма с давними традициями требует таланта, техники, изобретательности - и потому манит версификаторов и любителей комбинаторики. Боюсь, истинному чувству и вдохновению тесновато в сонетных рамках, да и не все из подражателей-соревнователей конгениальны Данту и Шекспиру. Или Петрарке с Бродским. Блекла и вяла листва цуреновских сонетов.
Вернее, квазицуреновских. Подражать, собственно говоря, нечему - Стругацкие донесли до нас единственную строчку и возможны лишь предположения о содержании, попытки имперсонификации. Большей частью они неудачны. Авторы заколдованы осенней печалью души, томятся элегически-философической лирикой и мало кто способен, мало кто хотя бы пытается понять, представить, что за слова мог звонким, молодым голосом выкрикивать синий от пьянства поэт с палубы уходящего корабля. Каков был его сонет? Не напоминала ли его музыка полонез Огинского? Ведь оба - прощание с родиной. Кстати, в композиции полонеза четко прослеживается сюжетно-эмоциональный перелом, обязательный в классическом сонете...
Не потому ли удач немного, что безотносительно таланта в наше благополучное время мало у кого за плечами такой же опыт бурной жизни, как у великого арканарца? "Изобличённый в преступной двусмысленности и потакании вкусам низших сословий", читавший в кабаках откровенно разрушительные баллады и дважды смертельно битый патриотическими личностями", он был поэтом масс, поистине народным поэтом, каких в наше время нет. Дон Рэба называл его мерзким памфлетистом и нарушителем спокойствия? Что ж, Рэба прав, это поэт иного склада и темперамента, нежели элегический Петрарка. Он ближе буйному и бурному Вийону: "Не вижу я, кто бродит под окном, но звезды в небе ясно различаю"...
Времена меняются, но повторяются - вот и в наших арканарах замучили Мандельштама, изгнали Бродского, певцов, равных по мощи Цурену. Почему-то именно таким в любых эонах достается лихая доля, тогда как плохие поэты живут долго. Поэтому Осип Эмильевич не мог бы участвовать в цуреновских конкурсах - он погиб в лагере за четверть века до появления повести Стругацких. А Иосиф Александрович, хоть и писал сонеты и даже вызывающе перелицовывал Пушкина, не вдохновился строчкой Цурена - может быть потому, что как раз в 1964 году, когда повесть была опубликована, его арестовали, осудили и сослали. Или же оттого, что у него своих тем хватало, чтобы тратить время на перевоплощения.
Нет, гениальных строф среди "цуреновских" нет. Но есть интересные. К примеру, сонет Ивана Анисимова. Он динамичен, осмыслен, сюжетно связан с повестью, прямо цитирует ее ("холмы прохладной пены") и даже подводит трагический итог прогрессорства землян:
Как лист увядший падает на душу
Благая весть о пользе перемен,
Как было просто этот мир разрушить
И не построить ничего взамен.
Ослиные у трона трутся уши,
Науки, честь и разум взяты в плен,
Чванливые вельможи бьют баклуши,
Повсюду разграбление и тлен.
Холмы прохладной пены за кормой
Багровы от кровавого заката,
Прощай же, благородный дон Румата!
Я оставляю край жестокий мой,
Не погасить в груди моей пожар,
Прощай навек, убогий Арканар!
К сожалению, трущиеся ослиные уши и бьющие баклуши чванливые вельможи губят изящество стиха, они чужды a priori подразумеваемому вкусу и аристократизму сонета, к тому же буквально напрашивается реминисценция-отсылка к Лермонтову с заменой в последней строчке "убогий Арканар" на "немытый", тем более что Стругацкие не раз подчеркивали плохое состояние гигиены в королевстве. И если формально, с технической стороны все честь по чести, перед нами выразительный, добротный сонет: два катрена в итальянском стиле с чередующейся рифмой и два терцета, пусть и не классически рифмованные, то все же чего-то не хватает для счастья, для окрыления и полета, для полного томления души. Строка Стругацких обещала больше!
Но и строка Анисимова несет многое! Что устами Цурена выкрикивает он Румате?! "Как было просто этот мир разрушить / И не построить ничего взамен". Не землян ли обвиняет пиит в трагической судьбе Арканара? Вопрос важен, поэтому оставим поэзию и перейдем к прозе.
Пример поэтов оказался заразителен, и в начале XXI века вышло несколько книг проекта "Миры братьев Стругацких", "продолжающих" если можно так выразиться, сомневаясь и без надежды надеясь, уже не сонет Цурена, но творчество самих Стругацких! Как ни странно, но некоторые из вещей запомнились. Хороши апелляции к легендарной повести "Понедельник начинается в субботу", к иным первоклассным (а были ли у них иные?) работам мэтров, но самым любопытным показалось обращение к вещам пророческим. Первой в этом ряду и была повесть "Трудно быть богом". И один московский писатель-фантаст даже изобразил дона Рэбу (повесть его так и названа, в лоб - "Трудно быть Рэбой") истинным, профессиональным прогрессором - в отличие от тонкокожего дилетанта-романтика Руматы Эсторского. Именно с целью разрушить старый мир его, хладнокровного специалиста без принципов и сантиментов, забросили на несчастную планету!
Трактовка потрясает недалекой аморальностью и намеками на разрушительную роль своего, отечественного, практиковавшего на наших глазах прогрессора: "Скоро здесь все изменится. Пройдет каких-то десять лет и города Империи будет не узнать. В зарябившем зеркале он видел будущее. Банды, орудующие на улицах среди бела дня. Взрывы. Перестрелки. Зарастающие поля. Мертвые цеха. Вымирающие от водки города. Бритоголовые, шагающие коридорами власти. Из всех щелей лезущие уголовники, насильники, шарлатаны. Попрошайки на каждом углу. Великая Империя, отданная на растерзание бандитам, чиновникам и прочему ворью.
Рябь улеглась. В зеркале заурядное, в меру глуповатое лицо. Лицо глубокого провинциала, которому расшалившаяся история нацепила корону. А замени такому венец на шляпу, и перед вами идеальный исполнитель на роль гробовщика. Гробовщика Империи. Он пальцами проверил, крепко ли схватились темные пятна на лбу и лысине..."
Узнаете? Но даже если слава прогрессора, развалившего СССР, сродни геростратовой, о чем вопиют инвалиды империи, Горбачев - человек масштабный и душевный. Человечный. И если не был щедрым покровителем высокоученых Будахов и гениальных Цурэнов, как Медичи и Кеннеди, то не был и чрезмерно злым, мелочно мстительным духовным карликом. В отличие от нынешнего дона Рэбы, которого безо всяких преувеличений можно смело назвать регрессором! Этот губит все, к чему ни прикоснется, и в отличие от царя Мидаса, превращает все в тлен, в мерзость, в..., кстати, приведенный выше портрет кисти его поклонника (автор вскоре после гапоновской провокации против Стругацких сотворил опус о многозначительном молчании верховного стерха) буквально списан с орла нашего: "Лицо глубокого провинциала, которому расшалившаяся история нацепила корону".
Конечно, прогрессорство неизбежно при контакте цивилизаций разного уровня. С этим человечество не раз сталкивалось на практике, хотя Борис Натанович и отрицал очевидное: "Румата и другие персонажи повести не являются прогрессорами. В ТББ нет прогрессоров. Там - сотрудники Института Экспериментальной истории, собирающие материал для теории исторических последовательностей. И не более того. Все прочее - их личная (не одобряемая начальством!) самодеятельность. Прогрессоры в Мире Полудня появляются век спустя ("Обитаемый остров", "Парень из преисподней")".
Социодинамические экстраполяции Стругацких тогда, в 60-х, когда впереди, не в самом отдаленном будущем - вон оно, на горизонте, вон, мы уже видим его зарю - манил сияющий Мир Полудня, провидческими отнюдь не казались, а казались они скорее искусственными. Во-первых, не знаю, как у иных, а блистающий мир Стругацких никак не связывался у меня с коммунизмом! Все же это совсем разные, если не противоположные оттенки идеализма. А в остальном - какие "серые" в позднем Средневековье? Какой Орден!? Это страшилка, horror story, как сказали бы сейчас. Серый фашизм чужероден в позднем Средневековье, не укладывается он в стадийное развитие социума и понадобился авторам лишь для пущего колорита. Так мы полагали и были в этом уверены. Напрасно. Воистину: "Я знаю все! Я ничего не знаю..." Сегодня эти озарения вдруг обрели зловеще злободневный смысл. Ибо оправдались!
На излете оттепели, когда будущее еще казалось светлым, а Вселенная близкой предвидения авторов казались поистине фантастическими! Но прошло полвека, мир полдня то ли не наступил, то ли утро сразу перешло в вечер, коммунизм не состоялся, а Стругацкие оказались правы. Прогрессорство Запада на Востоке столь же успешно, как и в Арканаре, зато мрачная социальная фантастика воплощается в реальность и за нашими мутноглазыми донами Рэбами, окруженными серой сволочью, уже маячат черные клобуки Ордена...
На этой минорной ноте и завершим повествование о сонете Цурена. Нет, мне не по плечу, не по силам будет скрестить поэтические шпаги с Цуреном и очевидно, что первой жертвой собственного энтузиазма паду я сам. Но все же предлагаю терпеливому читателю сонет, также в итальянском стиле, с классическим чередованием рифм в терцетах: