Аннотация: Небольшой набросок о любви, жизни и нашей неготовности к таким серьезным вещам :).
Подарок.
Когда она уехала, город вдруг опротивел - стал плоским, как на фотографии.
Особенно ему стали неприятны курортные женщины, как- будто они были виновны в том, что остались, а вот она исчезла.
Ее не было ни утром, ни в обед, а к вечеру стало совсем невыносимо. Море в озлоблении кидалось на берег, обгладывало края с такой яростью, словно тоже терзалось тоской, схожей с сильным голодом.
Чтобы хоть что-то делать, он сел в машину и погнал на предельной скорости. Мысли о ней не отставали, ее образ обгонял машину, она мелькала то на том повороте, то на этом, сидела на заднем сиденье, и тогда он в нетерпении вглядывался в зеркало, чтобы с тоской убедиться в ее отсутствии...
Почему-то сейчас ему вспоминались только ее недостатки: манера разговаривать слишком громко и безаппеляционный тон утверждений, слишком маленькая девичья грудь, выглядывающая из мокрого купальника, сильно выделяющаяся темная вена на правой ноге ... чем больше он припоминал, тем с большей очевидностью и ужасом осознавал, что любовь накрыла его как большая волна, что эта стихия огромна и он, уважаемый богатый человек, в одночасье стал беспомощным. Он так привык контролировать свою жизнь, расставлять все по местам, спокойно удалять, если кто-то выходил за рамки разумного, что теперь он снова чувствовал себя маленьким мальчиком, у которого умерла мама. Тогда все вокруг пытались как-то утешить его (недолго, впрочим), но заменить маму лаской или конфетой было нельзя...
И вот теперь он снова испытывал это чувство: словно внутри образовалась дыра, которую невозможно заполнить чем-нибудь, кроме голоса любимой, ее лица, свободной, размашистой походки, манеры накручивать волосы на палец при разговоре...
Вчера, когда она сказала, что отпуск закончился и она уезжает к своему мужу, Игорь...как-то не поверил, что это всерьез, слишком велика была радость, бьющая в грудь, бегущая по венам при виде этой ладно скроенной, с мальчишескими ухватками девушки: глядя в ее яркие глаза, наблюдая за быстрыми, как молнии улыбками, невозможно было поверить в ее разговоры о том, как она любит этого эфемерного в своей отдаленности Кирюшу, как скучает без него. Муж казался небылицей, детской считалочкой, ничего незначащей фразой.
Какой муж, если вот она, его ненаглядная, сидит рядом, пьет свое любимое вино и переглядывается ( да что там переглядывается, бессовестно кокетничает!) с молоденьким певцом из ресторана, а рядом приплясывает ее маленькая дочка, соперничая с мамой за внимание симпатичного лабуха. Этот парень действительно здорово пел, когда -то Игорь зашел в " Италию" именно на его голос, а чуть позже появилась она... Говорила, что закончила консерваторию, разбирается в исполнителях, что этот мальчик просто высший класс: наверное, все это так и было, но глядя, как она смотрит на поющего на тумбе Ромку, Игорь всегда испытывал легкую ревность и досаду - обычно сидящие рядом женщины не отвлекались на певцов, а слушали каждое его слово.
Что-то пошло не так с самого начала, когда она, легко согласившаяся разделить с ним праздник (он сказал ей о дне рожденья), наотрез отказалась переезжать в его шикарный отель из своего дешевого, советского типа пансионата. Напрасно Игорь твердил, что жить они с ребенком будут отдельно, поблизости, и сосед он в высшей степени ненадоедливый, что все будет оплачено заранее и ей не придется ни о чем беспокоиться - она, сердито сощурив глаза, резко объявила, что не любит подобных одолжений. Дочку свою воспитывала так же: сколько раз Игорь наблюдал, как девочка сидит за столом, уставленном купленными им сладостями, не притрагиваясь ни к чему, пока ей не разрешала мать. " Настя, ты ничего не хочешь?", - спрашивал Игорь. " Я жду, когда Вы начнете меня угощать", - с достоинством отвечала десятилетняя наяда с голубыми материнскими глазами.
Игорь привык все решать быстро: в его мире все покупалось - люди, вещи, услуги, дело только в цене вопроса, причем, как правило, люди стоили дешевле.
Но с этой девушкой и здесь все было непросто. Деньги ей нравились, но, сколько бы он не тратил в ресторане, на пляже, она оставалась с ним ровно настолько, сколько ей самой хотелось.
Ей нравились и вещи, но всякий раз, когда Игорь затаскивал ее в магазин пошикарнее, она спокойно и твердо объясняла, что возьмет отсюда только то, что купит сама. Сама... денег не было, он это видел, досада закипала в груди, когда она, с удовольствием рассмотрев что-нибудь, откладывала это в сторону и покупала какую-нибудь безделушку для мамы или дочки. "Правильная", - с издевкой говорил он тогда. Она не обижалась. Вообще никогда не обижалась. Это было удивительно при ее импульсивном характере, темпе мысли, при котором сказанные вскользь вещи казались ему хаотичными и только позже приходили на ум ассоциации, которые эти высказывания породили.
Она от всего получала удовольствие: от солнца, выжигающего глаза, от заката, медленно угасающего в холодной морской воде, от вина с мороженым (жуткое сочетание, но ей нравилось) и пива с жареными мидиями. Обожала разговаривать с людьми: " Человеческая душа - самая интересная вещь на свете, Игорь", - говорила она - "За души демоны и ангелы сражаются. И люди тоже...Кому сколько душ надо. Вот тебе - сколько душ надо?". Игорь терялся от дикости и предельной точности вопроса. Сколько ему надо? Да все, что рядом, наверное. Или наоборот... Трудно ответить честно. Даже себе.
С одной стороны, люди ему уже давно были неинтересны, скучны в своей предсказуемости, с другой - одиночества Игорь не переносил совершенно. Люди были генератором его бешеной, до сих пор сохранившей свою силу энергии. Девушки, сменяющиеся в его постели регулярно, как постельное белье, не вызывали в нем ярких эмоций, но были необходимым атрибутом его ночей, также, как и толпа сотрудников и приятелей днем. Так что вопрос о том, сколько ему душ надо...
Она всегда сильно опаздывала: Игорь уже начинал беспокоиться, когда из сумерек выступала ее стройная фигурка, держащая за руку живую, как ртуть, девочку. Каждый раз ему приходилось сдерживаться, чтобы сохранить внешнее спокойствие в то время, когда внутри крутился какой-то безумный фейерверк, и хотелось смеяться, ругаться и обнять ее одновременно. Обнять... Иногда он обнимал ее в танце, дотрагивался до руки в разговоре. Это все, на что можно было рассчитывать... Вернее, в начале он не сомневался в успехе: зная человеческую природу и женскую в частности, он рассчитывал через некоторое время понять, на что можно "давить", что в ней сильнее проявляется - честолюбие, жадность, сладострастие?
Но, жадная до впечатлений, гордая и чувственная, она не отзывалась ни на одну из его приманок, скользила мимо, даже не замечая их. Или не придавала значения? Несколько раз, провожая ее по вечернему городу до пансионата, Игорь, сгорая от нетерпения, пытался поцеловать на прощанье. " Дружеский поцелуй", - говорил он, притягивая ее к себе. Отталкивала грубо, не церемонясь, роняла свое небрежное "до завтра", после чего уходила как ни в чем не бывало.
Да еще и ребенок, о которого постоянно спотыкалась его напористость... Дочка всегда была рядом, как напоминание о другой жизни, которую вела его любимая каждый день и в которой никогда не было Игоря. " Настя, ты мамина дуэнья?", - спрашивал Игорь. " Я мамина подруга", - серьезно отвечала она. Между ними и вправду была дружба - старшей с младшей, конечно, но в ней учитывались интересы обеих сторон.
И вот теперь они уехали.
"Спокойно. Не сходи с ума", - сказал он себе. Все, что надо, у него есть. Телефон, а значит и адрес, время и желание. Но ...глубоко внутри... Игорь совершенно отчетливо понимал, что все бесполезно. Все, что он предпримет. Если он будет звонить изредка, она будет весела и говорлива. Если так часто, как ему сейчас необходимо - голос в трубке станет скучным: "..у меня много работы, Игорь, созвонимся..",если же он осмелиться приехать... Нет, он не осмелится... Просто не готов увидеть на ее лице недоумение, разочарование. Курортный знакомый, не ставший ни другом, ни любовником, зачем он в той обычной жизни, которую ей не судьба подкинула, как кидают кость собаке, а которую она сама, сама выбрала и до сих пор каждый день выбирает?
Все-таки он остановил машину и набрал номер. "Абонент не отвечает или находится вне зоны действия сети", - ответил дежурный голос, который он сразу горячо, как бывает в детстве, возненавидел.
Ладно, не страшно, завтра позвонит. Это простая вежливость. Нужно же узнать, как она добралась.
Почему телефон отключила, ведь еще не поздно? Воображение сцепилось с поводка, рисуя сцены самого кромешного разврата. Конечно, она с этим, этим... Ярость затопила, выжгла веки, захотелось назвать ее страшным, грязным словом - за то, что с другим, за то, что заставила смотреть все это. И пусть "другой" был ее мужем и воображение не удержал сам... а, неважно ... Игорю было не до справедливости. Слишком плохо...
Надо было возвращаться в город. Как-то сразу, вдруг, как это бывает на юге, наступила ночь, свет фар выхватывал из темноты придорожные кусты, дорожные знаки, целующиеся на обочине парочки. Все это так ярко и отчетливо появлялось перед ним, словно поставленные в ряд картины с подсветкой ...
Иван не любил природу, она будоражила его, мешала деловому темпу жизни, поэтому много лет он отгораживался от звезд, солнца, травы комфортом дорогих отелей, ноутбуком, бесконечно звонящими телефонами...
А сейчас, когда плохо было так, что даже подташнивало... стоило только выйти из машины, как влажная южная ночь захватила его, слабого, не спрашивая разрешения повела на продуваемый всеми ветрами берег. Пахло соленой водой, водорослями, мокрым песком, шум прибоя звучал в ушах как тамтам, заглушая музыку прибрежных кафе, звезды мерцали сквозь черные, страшные, быстро проносящиеся по небу облака, и опять казалось Игорю, что он маленький, беззащитный, безутешный... Так отчетливо проявилось, выступило, как симпатические чернила, одиночество. Мир огромен и столько в нем всего, мимолетного и вечного, а человек, смертное существо с вечной душой - одинок.
Бог окружил его этим огромным ночным миром, встал перед Игорем в своей очевидности и - не вошел в него. Почему? Никогда не звал? Никогда не шел навстречу? Да что там, всегда отворачивался, если подозревал в чем-то вот это самое Присутствие, откладывая это на потом, навсегда откладывая... Сколько времени так прошло молчаливой борьбе с самим собой, или с Ним...с Ним?!
Страсть, ревность, желание обладать, перекроить чужую жизнь по своему желанию, выдавливались из души больно, как гной... И тогда... стыд, всегда казавшийся Игорю чертой слабых, неспособных на поступки людей ... Странно, что в тот самый момент, когда от непереносимого удушливого стыда загорелись щеки, захотелось закрыться от кого-то рукой - пришло спокойствие...
Такой внутренней тишины, равновесия, согласия с самим собой Игорь еще не знал...
Он огляделся: над водой вставал молочный предрассветный туман, ветер стих, море сонно слизывало песок, оставляя после себя влажно темнеющую полосу.
Какой-то новый процесс запустила в нем эта ночь... Что-то, что будет расти, развиваться, заглушаться новыми заботами и впечатлениями. Он чувствовал себя очень усталым и очень юным, таким, когда сердце болит оттого, что слишком быстро растут твои руки и ноги, и нестрашно пройти по незнакомому пути, не зная наверняка, что тебя там ожидает...
Ладно, жизнь продолжается. Сколько вещей, маленьких и важных, держат его на земле. Странно, вот ведь как бы плохо ему не было, все-таки.. все равно всегда хотелось еще пожить, хоть часок, дальше заглянуть, новое что-то сделать.. Страсти, неудачи какие-то пеной пройдут и не будет их, все равно, жизнь - это дар. Подарок.