Больше всего сейчас мне хотелось бы сказать, что я собрал свои вещи и ушел, но есть небольшая загвоздка: вещей у меня нет. Это, кстати, немного мешает в личной жизни. Мне не положено иметь одежду и предметы личной гигиены, только казенную пижаму, брюки с рубашкой и халат. Поэтому я ничего не стал укладывать в воображаемый чемодан, а просто оделся точно в ту же одежду, которую стащил из кладовки лечебницы полгода назад, и тихонько ушел, притворив за собою дверь. Замок сам защелкнулся. Надежности в нем никакой, но здесь люди не боятся воров.
Вот так просто я ушел от Аллы и ее мамы, прошел аллеей кленов, шуршащих от хлестких пощечин ветра. Раньше любое прощание давалось мне просто, потому что семь лет назад я умел ходить потайными ходами, иными измерениями, и даже если память фиксировала, что происходило во время перемещения, разум не мог расшифровать ни единой картинки и просто скрывал от меня это знание. В финале всегда оставался я, один на один с самим собой.
Весь мир пронизывают двери. Их тысячи, десятки тысяч, каждая из них - лотерея. Приз огромный, даже во сне такой не привидится. Ради него можно рискнуть. Однако всегда есть опасность, что из очередной двери не найдешь выхода обратно. Но есть дороги проторенные. Некоторые двери узнаешь ты, некоторые узнают тебя. Общение между вами безмолвное, построено на одних ощущениях, словно дверь - часть твоей самости. Словно диалог с подсознанием. Нужно только расшифровать символы, что рисует кто-то внутри тебя, и тогда дело в шляпе. Прицепилась ко мне эта земная присказка...
Но чаще всего ты идешь на свой страх и риск, шагаешь в неизвестность лишь с дымкой надежды, что рассчитал все правильно, и у путешествия окажется удачный исход.
Войдешь в одну дверь - смерть найдешь. Во вторую войдешь - тоже гибель найдешь. Войдешь в третью... Тенденция ясна. Для шести миллиардов живых существ - для землян - каждая дверь принесет лишь мгновенное исчезновение. Не знаю, что случится. Может, осмелившийся человек просто перестанет существовать, как будто его никогда и не было, а дома решат, что он без вести пропал. Может, его выбросит где искореженным и бездыханным. Итог в любом случае будет печальным. Мало кто набирается храбрости, чтобы заняться исследованием изнаночной аномалии. Вот Тьюдор был смелым, отправлялся на дальние расстояния. Он проверил, что станет с жителями далекой планеты на самой окраине Вселенной.
Нет, конечно, никто не может знать, действительно ли Земля на краю. Никому еще не удалось измерить размеры Вселенной и назначить ее центр. Но вот небольшая подсказка: если вас ни разу не навестили соседи по галактике, то, скорее всего, до вас не добраться из-за огромных расстояний, соответственно, ваш спальный район забился в самом углу. Двери к вам ведут не обычными путями. Насколько мне известно, нет прямого пути до Земли, лишь с пересадками. Когда меня волокли сюда, я был настолько разбит, что даже не сознавал, где нахожусь. Видимо, нервная система не выдержала потрясения. Еще бы! Я долгие годы выживал лишь благодаря своему чутью на двери, а мне перекрыли к ним доступ, лишили кислорода. Меня лихорадило, словно я погибал. Бился в бесконечной агонии, которая продолжается до сих пор.
Но я живучий. Все признают, что я из любой переделки выхожу без единой царапины, и веков мне отмеряно больше, чем остальным. Думаю, они лгут, чтобы усыпить мою бдительность, но в одном они правы: я и вправду особенный. Ловкий. Избегаю неприятностей так, что впору позавидовать и попросить преподать урок мастерства.
Впрочем, я все равно не дорос до своего учителя. Тьюдор навсегда останется маэстро. Он самый умный человек из всех, кого я только знал.
Тьюдор многому меня научил и рассказал столько, что и за тысячу лет не узнаешь, а я не из тех, кто не любит учиться новому. Сейчас он бросил свое отшельническое существование, прогнал учеников, точнее, прогнал меня, потому что ни у кого больше не хватило наглости намертво вцепиться в старика, застрять занозой под кожей или, если угодно, грязью под ногтем - некоторые ведь считают меня мусором из-за моего рода занятий. Тьюдор неохотно терпел меня, но что поделать - мы часто вынуждены мириться со стесняющими обстоятельствами. Я весьма настойчив, когда мне что-то нужно. А Тьюдор мне был необходим в определенный период моей жизни. Никто, кроме него, не мог подсказать мне, как расслышать шепот дверей четче.
Без сомнений, Тьюдор эксплуатировал меня, как мог. Более послушного мальчишку, чем я, найти было невозможно. Я провел у него два года после побега, о котором не хочу вспоминать, и обо всем, что случилось до него, тоже говорить не хочу. Два года - и Тьюдор решил, что пора бы уже бросить изыскания ради науки, нужно встретить старость достойно, желательно - с престижной работой, где ему бы раболепно поклонялись. Как будто ему мало было меня. Откровенно говоря, Тьюдору постоянно присылали приглашения из научных центров, но он ворчал и выбрасывал их, говорил, что не желает подставляться какому-то начальнику, наверняка некомпетентному и молодому. Он выбирал слова и похлеще, ничуть меня не стесняясь.
Задолго до того, как распрощаться со мной, Тьюдор начал составлять карту Вселенной, вносил в список все расы, с которыми мы познакомились благодаря дверям. Был у него и еще один список: расы, которые не подозревали о существовании проходов на изнанке мира. Тьюдор не понимал, почему они не заметили дверей. Двери ведь начали появляться одна за другой почти одновременно по всему космосу, и если сначала их побаивались, то потом перестали. Просто предпочли игнорировать. Правда, не все их увидели.
Нельзя сказать, что моральные качества Тьюдора были высокими, но он оправдывал свои поступки наукой, познанием, еще какой-то блажью. Я не слушал. Отгораживался от его жестоких экспериментов. После одной из вылазок на планеты рас, игнорирующих двери, он вернулся особенно мрачным. Сказал, что оглушил симпатичную девочку, с которой я бы точно подружился, но потерял ее по дороге. Я тогда еще переспросил, что это значит - потерял? Он ответил, что просто перестал чувствовать ее в своих руках, когда прошел дверью обратно. Потом он вернулся, чтобы выяснить, где оказалась та девочка. Он думал, что ее перебросило куда-то в пределах своей галактики. А ее просто не стало. Она пропала. Девочка была с Земли. Вот так мы и уяснили, что для всех людей этой планеты переход дверьми губителен.
Поэтому-то землянам и не дано увидеть даже ручки, для них никогда не сверкнет дверной глазок. Самая лучшая защита - незнание. Человеку с Земли суждено погибнуть при любой попытке коснуться двери. Если же ты преступник межгалактического масштаба... То, пожалуй, твои шансы достаточно высоки. Это не бред величия, это моя жизнь. Пока что я говорил исключительно правду.
Ладно, ладно. Не межгалактического. Просто преступник одной далекой планеты.
Для меня двери - как нечто само собой разумеющееся. Они всегда меня окружали. С самого детства я был смышленым мальчиком. Шепот, присутствие, дрожь ощущались как свои собственные, а порой даже виделось то, что будет ждать по другой конец прохода. Когда я родился, двери уже лет десять как появились, но им еще никто не доверял. По плазме шли новости, и в экстренных выпусках дикторы наказывали держаться от двери подальше, а если она появилась в вашем доме, немедленно вызвать службу спасения. Они боялись, что оттуда полезут воинственно настроенные монстры. Боялись, что дверь может засосать. Пугали. Сообщали, что прошедшие дверьми пропадали навсегда.
Мы всегда боимся неизвестного, не так ли? У тех, кто только-только начал понимать размах космоса, есть вера в пришельцев, которые прибудут на огромных сверкающих кораблях и подарят, как иногда вы говорите, рай на земле, помогут своим неразумным братьям достигнуть вершины технической эволюции и исцелить все болезни. Мы так нуждаемся в чужой помощи. Нам так необходима доброта.
Однако если пришельцы долгое время не появляются, а Вселенная продолжает расширяться, кто-нибудь все-таки озвучит то, что не решались другие: пришельцы не прилетят с подарками. Они придут под покровом ночи и сожгут нас. Потому что в этом мире ничего не происходит просто так. Не альтруизм помог нам развиться из одной клетки до сложных живых систем. Лучше, чтобы пришельцы никогда не появились, иначе придется давать им отпор в войне, в которой мы заранее обречены.
Крайняя стадия - осознание, что мы одни во Вселенной, одинокие и случайно появившиеся. Но до такой мысли мы пока еще не дошли.
К чему я это рассказываю? Да к тому, что вся Астра переполошилась и почти начала строить убежища глубоко под землей, когда двери обнаружили себя.
Но у меня страх отсутствовал начисто. Инопланетное вторжение выглядело глупым мифом, сказкой из древних книг и фильмов. А сгинувшие в дверях... Я всегда верил, что люди не вернулись лишь потому, что нашли лучший мир. Сбежали от злых воспитателей и строгих учителей, от надоевшей работы и отсутствующих друзей. Детям свойственно видеть мир однобоко. Думать, что у всех те же проблемы, что и у них самих. Вопреки этому, мне хотелось видеть за дверьми только хорошее. Позже я понял, что это была отчаянная надежда. Я все не решался сделать шаг, сам не знаю, почему. Все-таки, видимо, в глубине души я побаивался. Но это смешной, ребяческий ужас перед темнотой, не более того.
Постепенно истерия вокруг дверей утихала, а я взрослел. Люди перестали бояться. Они проходили туда и обратно. Знали, что могут не угадать и выйти в открытый космос, в жерло вулкана, на дно горной реки, но все равно бросались в омут с головой. Их жертвы и помогли найти безопасные тропы. Но большинство оставалось по эту сторону Вселенной, не проникали на ее изнанку. Большинству было, что терять.
А я все-таки набрался храбрости и прошел своей первой дверью, не выстояв перед зовом приключений. Перед любопытством. Да просто своей грустной жизни я не мог терпеть. У меня уже не осталось сил выносить все проблемы. В конце концов, я был всего-навсего подростком, верившим, что ему нечем дорожить.
Мы живем дольше вашего, но возрастные проблемы у нас одни и те же. По крайней мере, я так предполагаю, ведь я еще не имел удовольствия общаться с молодежью, хотя пора бы уже узнать о вашей расе все. За столько-то лет, проведенных на Земле...
Первый проход дверью был настолько удачным, что я перестал сомневаться. Уверенность в себе толкала меня вперед. Без малейших опасений я лез в самые опасные проходы между мирами.
Пока не оказался здесь.
- Это, без сомнений, очень интересно, - одобрила Марина. Все время забываю, как зовут ее отца. У нас таких условностей нет. Имя, фамилия - достаточно. Можно даже сказать "эй, ты!.." - и никто не обидится. Понятно, что при сроке жизни в несколько сотен лет встречаешь столь многих на своем пути, что никогда не хватит объема памяти, чтобы сохранить все их имена. В этом-то и плюс одиночек: у тебя нет друзей и толпы приятелей, поэтому не приходится запоминать лишнего. У меня ушло не так уж много времени, чтобы это понять. - Мне приятно, что ты делишься со мной самым сокровенным.
Я не стал говорить, что выбалтываю все о себе лишь потому, что никто мне не поверит. Здесь меня никто не знает, никто не подозревает о том, что за миллиарды парсеков где-то облетает по орбите огненного, раскаленного Таракса моя родная планета, и все, что я рассказываю, никак не может нанести мне вреда. Я в своей жизни столько всего выдумывал, что хочу ради разнообразия поделиться правдой.
Марина считает, что такие разговоры - залог выздоровления, но у меня нет иллюзий. Меня никогда не выпустят. Я уже несколько раз хотел сбежать навсегда, раствориться в толпе, но как-то не задалось.
- И все-таки, почему ты сбежал? - Марина, заправив темную прядь волос за ухо, доверительно склонилась ко мне, опершись локтями о стол.
Самое забавное, что она даже не понимает, что флиртует со мной. Если я ей скажу об этом, она перепугается, застегнет халат на все пуговицы и отбежит на самый край кабинета.
- Потому что захотелось сменить обстановку. Знаете, бывает так - все бросаешь и уезжаешь на другой край страны или даже мира. Туда, где никто тебя не знает.
- Хорошо... Зачем же ты тогда вернулся в лечебницу?
- Людям свойственно возвращаться к привычному месту обитания.
- Домой, ты хотел сказать, - внимательно окинула меня взглядом Марина.
- Нет, - лаконично проронил я и, как обычно называет это Марина, "замкнулся в себе". Все. Разговор окончен. Мне надоело. Можно уже идти?
- Многие заводят здесь друзей, - заметила Марина. - А ты ни к кому не привязан.
- К психам, что ли, мне привязываться? - криво ухмыльнулся я. Есть у нас отделение неврозов. Там лежат почти адекватные. Но и их я не могу считать за приятелей. Они вылечатся и уйдут. А я останусь. А даже если я уйду с ними, они быстро умрут. Жизнь у них короткая, а у меня - бесконечная. И мне бесконечно тоскливо влачить ее, нет даже желания ставить какие-то цели. Давным-давно все это осознал и перехотел предпринимать попытки вырваться из психушки и зажить, как обычный землянин.
Знаю ведь, что Марина вздохнет и снова назначит мне препараты. Видимо, мне скучно, запредельно скучно, раз я опять рассказываю ей о моем мире. В последние месяцы после своего возвращения из долгоиграющего побега я притих и играл в землянина, потом вспомнил, что меня не выпустят, даже если Марина будет уверена, что я - самый адекватный человек на всей планете. Поэтому притворяться мне надоело. Вот он я. Слушайте. Наслаждайтесь. Не верьте. Откуда вам знать, что мне всего лишь захотелось лекарств. Когда таблетки распадаются в моем организме и поступают в кровь, ударяют в голову, отравляют сердце, мне становится немного веселее. На малую толику. Но ее достаточно, чтобы скрасить серость дней хотя бы земной химией.
Она на меня, конечно, почти не действует, дает лишь кратковременный эффект. Но Марине становится спокойней, когда я принимаю назначенное ею лечение без пререканий, а значит, беседовать со мной она будет дольше.
Здесь из развлечений - одни беседы. И, конечно же, несанкционированные побеги. На этот раз мне показалось, что я влюбился, но оказалось, дело было исключительно в привычке и благодарности. Алла так доверчиво приютила меня и подарила подобие домашнего уюта, что мне до сих пор неловко, что я сбежал, даже не попрощавшись.
Но я больше не мог жить с ней и притворяться кем-то другим. Наверно, в этом и есть суть наказания для завравшегося мошенника: больше никто и никогда не поверит ни единому моему слову, даже если я буду говорить правду. Никто не примет меня таким, какой я есть, потому что в меня невозможно поверить.
Я ненормальный, сошедший с ума по их меркам. Набор красочных бредовых идей. Свалился... как они говорят? Как дождь на голову, точно. Или не дождь? Без разницы. Главное, что я здесь. В одиночной палате с обитыми войлоком стенами. Та еще темница. Светлая, без единого яркого пятна... На помилование я не надеюсь. Скорее всего, обо мне уже забыли, и даже если власть сменится, никто не прилетит меня вызволять.
Но и прикинуться здоровым я не могу - толку не будет. Монарх позаботился, чтобы я никогда отсюда не вышел. Изобретательность - его конек. Куда еще могли сослать самого удачливого вора во всей Вселенной? Куда угодно, но только не сюда. Не слышал еще ни об одном преступнике, отправленном на другую планету в назидательных целях. Однако - вот он я.
Давайте знакомиться. Оливер Дивар. Для друзей, которых я не завожу с пятилетнего возраста из принципа, - Олли, жилец психиатрической лечебницы где-то на планете Земля. Самая близкая звезда - Альфа Центавра. Откуда я это знаю? Спросил у сторожа. Он утверждает, что это именно так.
Честно говоря, звезда такая мне неизвестна, а я неплохо разбираюсь в карте Вселенной. Уроки Тьюдора и просмотр его рабочих бумаг не прошли даром, в голове отложились рисунки чужих миров, куда не ступала нога человека. Тьюдор обнаружил не так уж много подобных нам живых существ. Но ни с кем из них наша раса так и не завязала контакт. Любой из них - прежде всего конкурент. Мы готовы к вторжению, но сами начинать его не намерены.
Забавно, что после всего, на что обрек меня монарх, я говорю "мы"...
И все же разницы нет, какая звезда ближе всего. Земля еще не построила те корабли, которые могли бы взлететь в космос и довезти меня до ближайшего обитаемого спутника, а двери... Я уже говорил. Двери мне больше никогда не открыть. На мое посещение изнанки пространства наложено вето, и преодолеть его даже я не в силах. А уж если Олли от чего-то отказывается - значит, никто не сможет добиться здесь успеха.
После конвоирования на Землю я оклемался только спустя месяц. Врачи не понимали, что происходит, а я агонизировал, готовясь принять отсроченную смертную казнь. Но почему-то я не умер. В первый же день, когда я почувствовал себя здоровым, я попробовал сбежать. Вышло не сразу. В первый раз меня поймал сторож, когда я попытался перелезть через забор во время прогулки прямо у него под носом. Оправдаться могу только дурной головой после болезни. Во второй раз, уже ночью, у меня не получилось даже выйти из здания - дежурная медсестра обладает раскатистым голосом и внушительной комплекцией и, похоже, никогда не спит. Удивительно. Так сложно улизнуть, когда тебе никто не помогает снаружи. Я думал, будет проще - хотя бы потому, что я не землянин, и возможностей у меня больше с рождения. В чем причина неуспеха - не знаю. В самонадеянности. В отсутствии подлинного желания сбежать, поскольку я не знал, что ждет за воротами. В привычке уходить дверями, в конце концов, и неспособности сделать хоть что-то без них. А может, лечебница просто хорошо охраняется. Люди работают на совесть.
Потом я все-таки выбрался и прошатался по городу три дня, и этого оказалось достаточно, чтобы сообразить, что здесь к чему. Вернулся я сам - привык, что в лечебнице кормят три раза в сутки, а спать можно на кровати в закрытой комнате, а не на остановке, где то и дело бдительные граждане подходят и спрашивают, все ли у меня в порядке. Впечатлений было столько, что я еще долгое время даже не помышлял о побеге. Потом стало скучно.
Я совершал вылазки несколько раз. Самая долгая - последняя, из которой я вернулся пару недель назад, - длилась полгода. Она характеризовалась стопроцентной свободой и безнаказанностью. Я даже нашел девушку Аллу, которая с радостью приняла меня таким, каким я себя выдумал. Ее мама устраивала скандалы каждый вечер, требуя, чтобы я перестал дурить ее дочери голову, но к третьему месяцу совместной жизни немного успокоилась - к тому времени я починил у них все, что только можно было. Может быть, она даже жалела, когда я уходил. Беда в том, что девушка оказалась не той, с которой я готов был прожить не то что вечность, но даже и пару лет. Лучше уж привычные мягкие стены, чем это несуразное подобие нормальной жизни. Я для такой не подхожу. Однажды я был всерьез влюблен... и влюбленность меня разочаровала. Не буду повторять этого печального опыта.
Прошло семь лет с тех пор, как меня изгнали из моей Солнечной системы. Да что там... Из всей Вселенной изгнали. Некуда деться. Навсегда в заточении в одном месте. Я не так уж много бегал вне своего дома, но сама возможность, перспектива оказаться среди чужаков всегда кружила голову, и теперь остается только жалеть, что я так мало увидел.
Земля - не самая плохая планета. Люди чем-то похожи на меня, даже, пожалуй, похожи всем, но долголетием их обидели. Мрут как мухи. За то время, что я здесь, уже три десятка пациентов погибли. Кто-то сам преставился, кто-то полез в петлю. Одному помогли, забив до смерти. Сумасшедшие - что с них взять?
Поэтому еще обиднее провести с ними остаток моей долгой, бесконечной жизни.
Не то чтобы я унывал. Я вообще редко унываю. Неприятностей не боюсь. Когда все складывается против меня - не расстраиваюсь. Ничего не поделаешь, я верю в свою счастливую звезду, куда бы она меня ни завела.
Я прошелся по палате. Ночь. Не спится. В голову лезут бытовые мысли самой разной направленности. Основная из них - острое желание пробраться на кухню и просветить поваров, что рис может быть вкусным и разделенным на отдельные рисинки, а не лежать на дне кастрюли одним липким комом.
Послышалось мяуканье. Фиса, моя пушистая радость... Подскочив к двери, я заговорил, подзывая кошку. На ночь меня запирают, памятуя о моих талантах сбегать, и теперь мне даже не поприветствовать животину. Она жалобно плакала в двадцати сантиметрах от меня, а я не мог взять ее на руки и успокоить. Ну же, дорогая, я вернулся, как я могу тебя оставить?
Фиса заскреблась в дверь когтями. Тихо-тихо, сейчас проснется злой дядя-санитар и прогонит на улицу, и хорошо, если не пинком. Не все люди одинаково сильно любят кошек.
В коридоре раздались шаги. Все же кто-то вынырнул из дремы.
Я поднялся с корточек, вытянулся по струнке, припав к двери, попросил:
- Что, соскучилась по этому предателю? - прозвучал добродушный голос.
Повезло. Сегодня дежурит Паша, он не из злобливых. Хотя "предатель" - обидное прозвище.
В замке заворочался ключ, и я на шаг отошел от двери. Приотворив ее, заглянул внутрь Паша, зорко стрельнул глазами по сторонам. Удовлетворившись, пропихнулся плечом в палату. Фису он взял на руки. Я мигом оказался с ним нос к носу, погладил Фису между ушей. Урчит... Даром что я ее не кормлю. Все врут, когда говорят, что любовь кошки эгоистична. Ко мне она привязалась просто так.
- Ради нее опять вернулся? - хмыкнул Паша. В его голосе насмешки недостаточно для человека, который действительно хочет выразить презрение. Скорее, Паша разочарован, что я вновь не смог покинуть лечебницу навсегда. Я ничего ему не ответил. - Ладно, нечего тут режим нарушать...
Я напоследок потер большим пальцем Фису по переносице и отступил назад, скрывшись в темноте. Дверь закрылась. Паша уносил Фису подальше от моей палаты, что-то бормоча. Она ведь каждый день меня искала... Точно. Я - предатель. Даже кошку подвел и разочаровал.
Сегодняшняя ночь по плотной консистенции тьмы и блеклому кругу луны ничем не отличалась от тысячи других ночей, но мне не спалось. Магнитный фон будоражил. Нельзя позволять надежде опутать меня своими цепкими руками. Она похуже смирительной рубашки.
Но все-таки... Я лег на кровать, свернулся под одеялом и постарался заснуть.
Одиночество и бессонница, заключенные в психиатрической лечебнице, - убийственное сочетание. Даже самый здравомыслящий человек в мире вольно-невольно начнет подозревать, что его коснулось безумие.
Мне до самого утра не спалось, ворочался с боку на бок. Все представлял себе реакцию Аллы, когда к ней придут местные миротворцы и скажут, что она приютила психически больного. Сама Алла воскликнет, что они ошибаются, а если и промолчит, то подумает, что я диссидент, и меня надо вызволить. Зато ее мама восторжествует: все-таки не зря она предупреждала дочь... Что поделать. Я приношу исключительно проблемы. Такое уж у меня свойство.
Впрочем, одному человеку после десяти лет неудач я принес большой успех. Настолько большой, что он окончательно зазнался и не пришел на мое слушание в суд. Достаточный повод, чтобы в нем разочароваться и окончательно перестать верить в дружеские чувства между людьми.
***
Проснулся с головной болью. Следствие скверной ночи, а может, и результат злоупотребления таблетками - у меня как раз с прошлого назначения было немного припрятано, и дозу я себе утроил. Ночные воспоминания и мысли показались далекими, но ненадолго.
Я кое-что почувствовал. Топорное обращение с дверью. Неумелое хождение по квантовым коридорам и кротовьим норам. Все-таки не растерял этот навык, так и дрожит сердце в груди от предчувствия и ожидания. О, кто-то прибыл на Землю и ищет меня - ведь больше сюда являться незачем. Олли, ты вытянул счастливый билет. Олли должно ждать помилование. О других исходах не стану размышлять.
Все утро я сидел как на иголках. Завтрака почти не заметил, а на обходе врача понес вздор, впрочем, как и всегда. И вот сейчас, когда больные разошлись кто куда - сейчас изнанка пространства всколыхнулась от чьих-то шагов. Даже не возможный визит, а неуловимые изменения в магнитном поле воодушевили, развлекли меня - я ведь почти отвык ощущать колебания тонких материй, в которых раньше бродил, как у себя дома.
Поправка - у меня никогда не было дома.
Но это дело десятое.
Гораздо важнее, что мой посетитель наконец-то смог выйти в дверь в кладовке лечебницы. В ту дверь, через которую провели меня. Медведь неуклюжий. Видимо, долго шел, путь этот для него внове, поэтому пространство заволновалось, ополчилось на него. Нужно не так. Нужно легче, спокойнее, как к себе домой. Если бы я так же воинственно проходил дверьми, меня поймали бы десяток лет назад, когда я угнал свой первый велосипед, чтобы бороздить Вселенную. Вселенная оказалась маленьким поселком, а велосипед я потерял при переходе. В велосипеде было килограмм тридцать, вдвое меньше, чем во мне. Оказывается, чтобы пронести что-то тяжелое, надо очень постараться. Настроиться. Твердо знать, что это твое. После велосипеда таких проблем не возникало. Первый барьер пройден, а дальше все легко, как упасть зимой на льду, и в том, что все взятое мною действительно принадлежит мне, сомнений не было. Изнанка как будто проверяла меня на прочность и уверенность в том, что я делаю.
Ходить переходами на дальние расстояния вообще сложно. По крайней мере, так говорят путешественники. Прокладывают маршруты с прыжками покороче, чтобы сердце выдержало. У меня таких проблем никогда не было. Видимо, я создан, чтобы бродить по изнанке пространства. Вот ирония - этот талант мне больше никогда не развить. Запретили.
Я заставил себя отойти от двери палаты. Так и хочется вскочить на ноги и выбежать в коридор, чтоб посмотреть, кто же ко мне явился. Нет уж. Я выше этого. Присев на кровать, я прислонился к стене, положил подрагивающие от нетерпения ладони на колени. Из коридора не доносилось ни звука. Пациенты уже разошлись по процедурным, спрятались в общих комнатах, привычный гомон стих на недолгое время. Но и шагов я не слышал.
Впрочем, как раз это меня ни капли не удивляло.
Я уставился в стену перед собой. Время тренировать терпение. Никто не должен увидеть, что я сломлен. Я не сломлен, нет. И подачки мне не нужны. Я слишком горд для них.
Дверь в мою комнату беззвучно распахнулась. Я степенно повернул голову, выпрямил спину, застыл в преисполненной внутреннего достоинства позе. Мое положение заключенного в дурке выдает только казенная одежда с номером на рукаве.
Кого я вижу... Словно ботинком в грудь ударили. Именно сейчас мне необходимо все самообладание, чтобы не вскочить и не наброситься на моего дорогого посетителя с обвинениями - жалкими, производными от обиды словами.
Не зря он мне ночью на ум пришел.
- Фиц, - проронил я, и меня отпустило.
Все, теперь я точно буду свободен.
Может быть, он не пришел в суд, потому что ему запретили, или он пытался найти смягчающие обстоятельства для моего дела, и удалось ему это только сейчас, он пошел против всей системы ради моего освобождения, и на это потребовалось целых семь лет, но зато теперь-то я смогу вернуться!..
- Оливер, - важно кивнул мне Фиц, привычно выдерживая дистанцию.
Не выразить словами, как я рад встрече с тем человеком, который меня поймал семь лет назад. Я просто в восторге. Не шучу - он ведь за мной гонялся очень долго, целую декаду, но постоянно упускал. Разочаровывался раз за разом, что не удалось меня перевоспитать, и все продолжал верить, что однажды я остановлюсь. Когда-нибудь все-таки должен был настать час его победы. Так и вышло - Фиц успел поймать меня за руку. Даже не так. Он просто не отпустил мою руку помощи. Это почти справедливо. Я бы на его месте поступил так же. Вот только не думал я, что наказание окажется таким суровым... Иначе бы не предоставил ему такого шанса.
Впрочем, кому я вру.
Я бы ни за что не позволил ему пострадать. Я бы никогда не смог малодушно сбежать, бросив его умирать.
- Забавная комната, - он огляделся. - Позволишь?
- Проходи, чего уж, - махнул я рукой. Встал с кровати, скрестил на груди руки. - Выпить не предлагаю, небольшие проблемы с баром...
Дверь сама собой мягко затворилась. Не знаю, как он это сделал, но за долгую жизнь и не такому научишься. Готов поспорить, что никто из персонала лечебницы его даже не заметил.
- Здесь такие... мягкие, - наконец-то нашел Фиц верное слово, - стены. Очень интересно.
- Специально для самых буйных, - услужливо пояснил я. - Первое время я не верил, что двери для меня закрыты навсегда, и бился о стены. Врачи переселили меня от греха подальше.
- Не пробовал им объяснить, что пытаешься сделать? - без единой эмоции на лице спросил Фиц.
Каков наглец. Как только его совесть не мучает за издевательства над униженным и растоптанным товарищем.
- Напомнить, что вы, миротворцы, оставили мне в подарок? - ехидно смерил я его взглядом. Перекатываясь с пяток на носки, Фиц покачал головой. Одет он как всегда. То есть - как идиот. Работа в штатском - не его конек. Ну вот как объяснить ему, что брюки на подтяжках оголяют тощие щиколотки, а мятая рубашка лежит складками в районе пуза? Хоть бы заправил ее по-человечески. Еще и очки носит. Близорукий олень. Ах да, он же все ждет ответа, с интересом разглядывая меня. - Anglio-russki slovar, - старательно выговорил я. - Переводчик с одного неизвестного языка на другой неизвестный язык, и даже без картинок. Очень иронично с вашей стороны, ребята. Благодарю.
- Но название-то ты выучил! - возразил Фиц, подозрительно прищурившись.
И вправду, прокололся. А, нет, меня так просто не поймаешь.
- Угадай, как часто я показывал его здешним сестрам и больным. Каждый из них считал своим долгом произнести написанное на обложке по слогам, - язвительно прошипел я. - И громко. Как будто от громкости станет понятней.
Вообще-то подарок мне оставили отличный, не знаю уж, что нашло на миротворцев, раз они не просто бросили меня умирать, а оставили спасательную соломинку. Русский я выучил давным-давно, еще в первые годы после побега из приюта. Времени на это ушло много, но оно того стоило. Как знал, что пригодится. А самое главное - мне невероятно повезло, что Тьюдор изучал именно этот земной язык, и смог меня ему обучить. Как будто интуитивно догадался, что однажды меня это спасет. Иначе бы словарь так и не пригодился... Фразы на английском строить я не умею. Но понять написанное - вполне могу. За семь лет чего только не сделаешь. Я выучил все шестьсот страниц мелким шрифтом.
- Как ты понял, что это словарь? - вдруг пристально глянул на меня Фиц.
Я фыркнул со всем презрением, на которое только был способен.
- А чем еще может быть книга, в которой по алфавиту расположены слова? Да и, честно говоря, за семь лет можно начать понимать некоторые фразы, если смотреть телевизор...
Похоже, его мой ответ удовлетворил. Если уж миротворцы перед командировкой на Землю обучили своих специалистов топорному русскому языку, то я и подавно смог бы его подучить за столько времени. Поэтому Фиц отложил мысль о моей подозрительной способности к понимаю на потом. Он прошел по палате, потрогал стены. Жаль, что окон у меня нет, а то он бы еще на лужайку перед лечебницей выглянул... Отчего-то Фиц до сих пор не перешел к делу. Обычно он более собран. Ладно. Подыграю ему. Пусть еще немного соберется с духом перед извинениями.
- Как Криштина? - буднично поинтересовался я.
Мне не слишком интересно, что случилось с подружкой Фица. В последний раз, когда я с ней столкнулся, я вынужден был взять ее в заложницы, чтобы выйти из музея. Что поделать - мне всегда нравились древние безделушки, и кто же думал, что миротворцы не разделят моей любви к антиквариату и решат открыть по мне огонь? Не представляю, кем нужно быть, чтобы начать стрельбу по вору. Гениальному и, без сомнений, крупному, но все же - обычному вору. Не убийце. Не насильнику. Вору!..
Хорошо, что я выбрал для ограбления именно тот день, когда в музее проходила выставка Криштины. Мне даже не понадобилось запугивать ее, оказалось достаточно поулыбаться, чтобы задурить ей голову и выйти черным ходом. Она отделалась легким восхищением, я - угрозами от всех миротворцев и Фица лично, музей - разграбленной витриной ветров.
Ах да. Фиц отделался нервным потрясением. Не стоило ему идти в миротворцы с такой тонкой душевной организацией. Глядишь, мы бы с ним никогда не встретились. И я даже не о своей поимке жалею, за семь лет перестаешь жалеть. Я жалею о встрече с Фицем, когда он был студентом на практике и приглядывал за моим последним приютом, попутно выполняя функцию охранника и мирового судьи в детских конфликтах. Где-то они могли бы казаться смешными, но там, где я был, царила жестокость.
- Мы расстались два года назад, - поморщился он.
Я бы на его месте сейчас меня осадил и ничего не сказал. Странно, что он все же ответил. Как бы мы ни играли в друзей, таковыми мы не являемся. Я - шестнадцатилетний мальчишка-воспитанник, он - присланный на год практики студент. Я - комок одиночества и неприкаянности, он - что-то вроде рыцаря, попытавшегося подружиться со мной, помочь, и нам обоим даже казалось, что вышло это успешно. Спустя пару лет - примерка новых ролей с последующим неизбежным взрослением. Я - преступник, он - миротворец. Я бегал от него десяток лет, обманывал поначалу, чтобы не испортить впечатление о себе. Потом уже не получалось из-за груза неоспоримых улик. Оставлял послания, издевался и шутил. Фиц... Надеюсь, он хотя бы смеялся, а не только досадовал и верил в торжество справедливости. Да, это было весело. Иногда - опасно. Иногда разговоры по смарту до боли напоминали болтовню старых приятелей. Но между нами всегда была стена, а общались мы лишь потому, что Фиц пытался отследить, где я сейчас нахожусь, и прислать группу захвата.
Быстро подсчитав цифры в уме, я удивился:
- Получается, вы вместе шестнадцать лет были. Приличный срок.
- Одиннадцать, - качнул Фиц головой.
Минуту. Я вообще-то очень хорошо считаю. И помню момент, когда Фиц впервые появился с Криштиной под руку в моем поле зрения.
- Мы расстались через месяц после твоего суда, - пояснил он.
- А я здесь семь лет, - напомнил я.
- Два года.
- Семь.
Мы уставились друг на друга.
Ну вот, все как в старые добрые времена. Упрямство в глазах и желание доказать свою правоту. Каждый уверен в своей точке зрения на все сто процентов. Соперник должен быть повержен.
Внезапно Фиц расслабился, моргнул, проиграв в гляделки, и воскликнул:
- Ну конечно! Здесь иное гравитационное поле. Время течет по-другому. У нас прошло всего два года.
Я моргнул в ответ. Хорошо. Ничья.
Два года.
Замечательно.
Они не просто сослали меня на самую дальнюю планету. Они отправили меня туда, где я буду жить дольше, где каждый день будет тянуться как три. Вот почему Фиц ничуть не изменился... На Астре прошло всего ничего. Похоже, теперь я знаю, как чувствуется испепеляющая ярость.
Подозреваю, он здесь не ради того, чтобы освободить меня. Я жестоко ошибся.
- Хочешь заслужить смягчение наказания? - Фиц заглянул мне в лицо, пытаясь понять, о чем я думаю.
Меня захлестнула ярость от его самодовольства.
Первый позыв - послать его подальше.
Второй - уточнить, что он имеет в виду под смягчением.
Ко мне снова возвращалась уверенность в себе. Помилование... Скорее, шанс сбежать. Я же говорил, что родился под счастливой звездой! И, раз дома прошло всего два года, мое имя все еще на слуху, скупщики знают, кто такой господин Дивар, а миротворцы только и поджидают, чтобы меня поймать в сачок.
- Что нужно делать?
Палата показалась как никогда крошечной. Для размышлений нужен размах, а здесь куда ни ткнись - везде Фиц прожигает взглядом. Я предложил ему прогуляться, но он покачал головой.
- Что тебе известно о женщине по имени Васта Лока?
Занятно она назвалась... Фиц, похоже, понял причину моей задумчивости и поспешил пояснить:
- Мы не знаем ее настоящего имени. Но она предпочитает называть себя именно так. У нее нет даже псевдонимов, Олли...
Ага. Он забылся. Говорит так увлеченно, что понятно - в деле заинтересован по самую шею. Хочет поймать незнакомку. И ведь ему и в голову не придет, что ее имя уже кое о чем говорит. Но не будем забывать, что и у меня понятие о чести есть. Пока я не решу, что Фицу стоит это знать, не скажу о своих догадках.
- Сдается мне, что я видел ее пару раз, - небрежно кинул я. В глазах Фица загорелась такая надежда, что пришлось ее остудить: - Давно. Почему ты спрашиваешь именно меня?
- Она требует встречи с тобой.
Ого. Приятно знать, что я по-прежнему популярен, даже несмотря на изгнание.
И все же интересно, как ее зовут на самом деле. Псевдоним и вправду хорош. Похоже, девушка неуловима, раз миротворцы в таком отчаянии, что прислали ко мне одного из своих.
После поимки преступник перестает быть интересным. С ним обрывают всяческое общение. Мы не возненавидели с Фицом друг друга по очень простой причине: я никогда и никого не убивал. Даже не ранил. Я крал из любви к искусству, каждый раз благодаря судьбу за свою удачливость. Оставлял инициалы, делал реверансы. Показывал миротворцам, что не прочь с ними побегать. Но переступи я через чью-то жизнь - со мной перестали бы играть. Кинули бы все силы на то, чтобы схватить.
- Она настолько опасна, что ты пришел ко мне за помощью? - между делом спросил я.
Фиц кивнул.
И все. Он молча глядел, как я хожу по палате, обдумывая его слова.
Но я уже все обдумал и решил. Соглашаюсь на его предложение без промедления - в моем положении особо выбирать не приходится. Надо брать, пока предлагают. Но вот показывать, что я так хочу покинуть Землю, что готов на что угодно... Нет, так не пойдет. Пускай Фиц помучается в неведении, пойду я с ним ловить госпожу Васта Лока или нет.
- Мы услышали о ней через день после твоей ссылки, - заговорил Фиц. - Да не мельтеши ты перед глазами...
Я послушно остановился, привалившись плечом к стене.
Не хватает в палатах психиатрической лечебницы стола для того, чтобы принимать гостей, ох как не хватает...
- Сначала подумали, что ты как-то связан с ней, - польстил мне Фиц. Впрочем, у него наверняка и в мыслях не было, что подобное может быть комплиментом. - Но я быстро отмел эту версию. Методы - не твои.
- Как же она о себе заявила?
- Помнишь нашу первую встречу в Цефалоне? - сняв очки, Фиц опустил на них взгляд. Повертел в руках.
Такое не забывается. Банк современного искусства, красавицы с кожей цвета солнца и хвостами, обвитыми вокруг экспонатов, и я - одетый как турист, всем кланяющийся и неловко пытающийся флиртовать с одной из метисок. Банк патрулировали с самого утра, кто-то сообщил о том, что на него будет совершен налет. А, это же я и сообщил. Захотелось острых ощущений. Присутствовал и офицер миротворцев - милый, наивный Фиц, узнавший меня и обрадовавшийся так, что мне неловко стало. Перед тем, как уйти из банка, я пожал ему руку и поблагодарил за то, что он пояснил, как проще добраться до западного района. Под курткой я уносил добра на сотню тысяч нумов...
Фиц улыбнулся той затейливой улыбкой, которая появлялась на его лице, когда он о чем-то вспоминал. Понимаю. Хорошее было время. С меня тогда как раз сняли все обвинения, решили, что я просто оказался не в том месте не в то время, а настоящий вор ушел, обведя всех вокруг пальца. После суда я разговорился с Фицем, повел его в бар. Просто чтобы прощупать почву. Даже бумажник не украл! Мы посудачили о жизни, он посочувствовал мне, посоветовал держаться подальше от мутных компаний, того гляди, подставят. Кажется, он до сих пор думает, что на преступления меня вдохновил тот случай, а может, даже подтолкнул пугающий суд. Да, тогда я не думал, что меня когда-нибудь настигнет наказание. Более того - наказание от этого несуразного офицера. А офицер верил в мою невиновность. Офицер потом так расстраивался, что я пошел по кривой дорожке...
- Она взорвала этот банк, - произнес Фиц, так и продолжая глядеть на свои очки. - Со всеми, кто был в нем. А это сто семьдесят три человека.
Меня замутило. Впечатляет. Тем более непонятно, что этой дамочке от меня надо. Украсть что-нибудь? Сомнительно. Моя репутация бежит впереди меня - я человек, предпочитающий исключительно мирные методы.
- Она террористка, Оливер, убийца - самая опасная на этот момент. Половина города была разрушена. Люди сбежали в отдаленные районы, кинулись возрождать церковь Тайлера Бессмертного, соседние страны официально посочувствовали и затаили дыхание, ожидая, что Содружество рухнет... Она убивала политиков, миротворцев уничтожала пачками, мы за эти два года потеряли столько, сколько не теряли за последние тридцать лет. Мы бессильны против нее. Она ловкая, быстрая... Лишь один раз видел, как мелькнули короткие рыжие волосы - и поминай как звали.
- И все же она показала свое лицо, - заметил я.
- С чего ты взял?
- Она же потребовала как-то встречи со мной. Или ты стоял к ней спиной?
- О, Оливер, - снисходительно улыбнулся Фиц, только улыбка получилась дежурной, ничего не значащей на фоне вселенской тоски в глазах. - Ни один серьезный преступник не покажет себя миротворцу.
А я, значит, был несерьезным, раз не стеснялся своего лица. Я был беспрецедентно смелым, что лишний раз доказывает мою исключительность! Кто бы только оценил... Впрочем, похоже, что Васта Лока ценит, раз желает меня видеть. Однако меня не привлекает та, что оставила за собой реки крови. Но если мой билет на свободу выглядит именно так, то кто я такой, чтобы отказываться от удачи, которая сама плывет ко мне в руки?
- Она оставила видеопослание. Оно прошло по всем мониторам в офисах миротворцев... На переднем плане - племянник монарха с завязанными глазами, позади него - Васта. В маске на все лицо. Рыжие волосы. Больше ничего не разглядеть, Оливер. Даже голос изменен. Если бы... - Фиц усмехнулся. - Если б я верил во все это, я бы сказал, что она - неуловимый призрак. Жестокий и всемогущий. Умеющий проходить сквозь стены.
- Мы тоже это можем, - невзначай вставил я.
- Но не так легко и быстро, как она. И ее голос наполнен тьмой.
- Очаровательно, - ухмыльнулся я. - Это ты тренируешься писать мемуары?
Фиц вспыхнул.
Точно. Он уже обдумывает о том, как издать книгу "Воспоминания офицера миротворцев". Видимо, после расставания с Криштиной у него появилось много свободного времени.
Ах вот почему он ответил на мой вопрос о ней! Надеялся на ответную откровенность. И как я помог ему - сам начал эту тему... Вот только мне рассказать нечего. Не знаю я никакой рыжей Васта Лока. Может, и встречался, но она себя точно так не называла. И с убийцей я не мог общаться. Не мой профиль.
Хотя... Если ее первый взрыв прогремел в день моего изгнания, вполне может статься, что до этого она промышляла грабежом. И тогда мы могли провести с ней ночь, или даже две.
Беда в том, что я не помню никаких рыжих.
Однако Фицу знать это необязательно.
Но сначала - мои гарантии.
- Что мне будет, если я выведу вас на нее? - резко спросил я.
- Сначала выведи.
- Не увиливай. Мне здесь замечательно живется. По доброте душевной я не собираюсь рисковать собой.
Фиц разглядывал меня с таким изумлением, будто я отрастил за прошедшие годы хвост.
- Я попробую смягчить твое наказание.
- Я уже слышал про "смягчить".
- Твои требования?
- Полное помилование и возвращение возможности проходить дверьми, - отчеканил я.
Фиц тут же скис.
- Это не в моих силах, Олли.
- А ты постарайся. Иначе уйдешь с пустыми руками.
Пожевав губу, Фиц спрятал ладони в карманах, беспокойно заходил по комнате. Теперь пришла его очередь наматывать круги. Кажется, я начинаю понимать. Его прислали, потому что хотели получить мою бескорыстную помощь. Разговор с любым другим миротворцем начался бы с моих запросов, а у Фица была возможность выторговать все за просто так. Нет, дорогой, так дела не делаются. Эта система работает по принципу обмена.
К сожалению, вряд ли у Фица есть полномочия что-то мне обещать. Судя по всему, у миротворцев и так полно забот, и возвращение крупного вора им не с руки.
- Я остаюсь, - прервал я тишину. Фиц застыл. - Приятно было повидать тебя.
- Олли...
- Пока, - оборвал я его. - Вряд ли еще встретимся.
Фиц вглядывался в меня, словно ожидая, что я обращу свои слова в шутку. Но я оставался тверд. Кто сломается первым, а?
Не может быть. При его нынешнем положении просто так смириться? Меня обдало волной воздуха и ароматом какого-то горького парфюма, напомнившего о доме, когда Фиц быстро прошел мимо меня. Он взялся за ручку двери, замерев на мгновение, но так и не сказал ничего.
Момент почти упущен. Это моя единственная возможность сдать назад.
"Фиц", - хотел позвать я, но слова застряли в горле. Дверь на этот раз открылась со скрипом. Моя единственная надежда на освобождение уходила, а я не мог утопить свою гордость.
- Чтоб тебя! - неожиданно выругался Фиц.
Я обомлел.
Он ругаться научился.
Развернувшись, Фиц быстро закрыл за собой дверь и подошел ко мне почти вплотную. Я от неожиданности не стал этим пользоваться и проверять его карманы.
- Я обещаю сделать все возможное, чтобы добиться для тебя свободы.
- В рамках твоих полномочий? - усмехнулся я. Ежели так, то шансов у меня никаких.
- Нет, - лаконично ответил Фиц, твердо глядя на меня. - Тебя это устроит?
Не стоит еще раз испытывать удачу.
- Устроит, - кивнул я. - Спасибо.
- Твоя очередь, - напомнил Фиц о своем вопросе.
- Что ж... - я, напустив на себя задумчивости, ссутулился. Для этой истории мне не хватает плаща, в карманах которого я спрятал бы разом замерзшие ладони, и тени, которая скрыла бы мое страдающее лицо. Больничная палата не очень-то располагает к подобного рода повествованию. Белые стены предназначены для толпы родственников, пришедших выслушать приговор врача, но никак не для любовных драм. Здесь страдают семьи, а не влюбленные. - Эта история, Фиц, трагична своей лаконичностью. Она длилась всего несколько часов. Разве хватит кому-то того ничтожного времени, что закат сменяется рассветом, чтобы насладиться обществом человека, который стал твоей жизнью с первого же взгляда, как ты его увидел?
- Мне бы хватило. Я бы предпочел ловить тебя одну ночь, а не десять лет, - буркнул Фиц.
Я усмехнулся. Да уж, тут не поспоришь: после его первого оглушительного провала - и моей ослепительной победы - целью Фица стала моя поимка. Сколь многим он пожертвовал, чтобы заковать меня в наручники? Свиданиями с Криштиной, встречами с семьей... Хотя у него, наверно, нет родственников. По крайней мере, я о них не знаю, а это уже кое о чем говорит. Когда на тебя охотится один и тот же человек столько времени, ты изучаешь его так же тщательно, как и он тебя. Мы друг друга уже под лупой рассмотрели, с переменным успехом выискивая слабости. Фицу, очевидно, удалось узнать о моих привычках чуть больше, раз он в конце концов выиграл. Он потратил на меня целый кусок своей жизни, а его, судя по всему, даже не повысили. Он ничуть не изменился. Все тот же офицер миротворцев, немного нелепый, немного наивный, немного неумелый. Ему не хватает всегда чуть-чуть, самую малость, расстояния размером с зерно, чтобы вырваться вперед, но даже это становится решающим фактором в бесконечной гонке за справедливость.
Фиц все так же выжидающе на меня смотрел - я почувствовал его взгляд на себе. Но подгонять он не рисковал - ему всегда хватало такта. Хорошо. Он дает мне собраться с мыслями, как я ему несколько минут назад. Конечно, ведь для меня Васта Лока так много значила, так много... Очень хорошо, что Фиц - добрый малый. Его терпеливость дарит мне фору, чтобы придумать рассказ более-менее складный.
А, к Тайлеру его!.. Лучше выдам сжатый пересказ в две строчки. Так хоть не забуду, что наплел.
- Она была очень красивой, - начал я. Голос глухой, как будто мне сложно говорить. - Мы познакомились в квартале Сента, помнишь, маленький бар на окраине? - про маленький и окраину я приврал. Это заведение весьма крупное, одно из самых больших в Цефалоне. Правда, ориентировано на сбыт наркотиков и награбленного добра. - У Доштара всегда для меня есть что-нибудь особенное, не могу сказать, что я завсегдатай, но почему-то старик меня любит.
Лицо Фица приняло привычное мне удрученное выражение - такое всегда возникало, когда собеседник нес чушь, утомляя его, но при этом Фиц был слишком вежлив, чтобы поторопить его или прервать. Ладно, рыбка, так и быть, перейду к той части сказки, которая тебя заинтересует.
- Я ее увидел сразу. Огонь волос сиял ярче свечей. Платье волнами спускалось к ее ногам. Я посмотрел на нее и не смог отвести взгляда, Фиц. Слово за слово, выпивка за мой счет, номер на втором этаже - я не стану рассказывать тебе все подробности. Но когда под утро я задремал... - я посмотрел вверх, словно стараясь удержать слезы. - Я проклял себя. Когда я проснулся, за окном занимался рассвет, а на ее половине кровати лежала записка. "Нам не стоит быть вместе". И больше ничего. Вот так я потерял самое дорогое, что у меня было, и никакие сокровища мне ее не вернут. Может быть, - я с жаром сделал шаг к Фицу, схватив его за плечо, - весь этот антиквариат был всего лишь попыткой забить дыру в сердце, что оставила Васта?
- Большая же, должно быть, дыра, - в голосе Фица отчетливо сквозило сомнение. - Когда вы встретились?
- Дай посчитать... семь лет здесь, - я начал загибать пальцы.
- Два года.
Ага, конечно, два. Это для тебя два. Ладно, для виду соглашусь.
- Шесть лет назад, - на голубом глазу выдал я.
Ну, подходит это число?.. Угадал же?
Фиц кивнул своим мыслям.
От души отлегло. Не промахнулся. А то могло статься, что слежка Фица за мной была такой напряженной, что он сейчас завредничал бы и заявил, что никаких рыжеволосых бестий не видел в моем обществе.
- И все же, - медленно произнес Фиц, - все же... - пытливо посмотрел на меня.
Моему честному лицу можно было бы позавидовать. Порой даже становится жалко, что не пошел в актеры. Вся моя блистательная игра - в одни ворота, Фиц не такой уж большой ценитель. Это своего рода трагедия - то, что мой талант пропадает впустую.
Желание спросить: "Что?" так и жгло меня, поторопить Фица хотелось невыносимо, но я продолжал глядеть на него глазами влюбленного щеночка.
Влюбленного в Васта Лока щеночка, разумеется, а не в этого охочего до дедушкиного стиля оленя.
Дай Тайлер, Васта Лока симпатичной окажется, а то будет неловко: как я Фицу объясню, что мой идеал - какая-нибудь дамочка на любителя-извращенца?
- Как можно так страстно влюбиться всего за несколько часов?
- Сразу видно - ты не романтик! - с горечью воскликнул я. Поверить не могу, что Фиц так долго пытался родить настолько слабый аргумент. Нет, на такой ерунде Олли никому еще не удавалось поймать.
Я начал нести чушь про то, как люди встречаются и расходятся, как коротка жизнь - даже наша, не говоря уже о землянах, с которыми я провел столько времени. Дальше наступила очередь проникновенной речи о том, как трогательна любовь жителей Земли - короткая, полыхающая, становящаяся крепкой за мгновение по сравнению со сроками Астры. И - финальным аккордом - как удивительно, что две такие непохожие культуры - наша и их - зовут себя одинаково. Люди. И только отмеренный нам срок закладывает ужасные, несправедливые различия...
Честно говоря, остановиться на полуслове я уже не мог. Мой высокопарный монолог должен был ранить Фица в самое сердце. Надеюсь, он не заметил, что я назвал культуру человеком. Бывает у меня такое - к концу предложения забуду, о чем говорил вначале. Спасает только вера в собственные слова.
Фиц откровенно заскучал. Он глядел на меня взглядом раненой лани, словно умоляя замолчать. Глаза его обещали мне все, что угодно, если я избавлю его от необходимости вежливо кивать и поддакивать в нужных местах. Нет уж, наслаждайся. Я чересчур долго не говорил на своем языке. Не ровен час, совсем его забуду.
- И, Фиц... - ладно, пора заканчивать. Я крепче сжал его плечо. - Нам нужно ценить, что мы - такие...
- Какие? - безнадежно спросил он.
- Такие... - я набрал в грудь побольше воздуха, проникновенно взглянул на Фица. - Такие... - Неловко. Не могу что-то придумать достойное окончание. - По сравнению с землянами, с калебийцами, с азури, мы такие...
Тайлер, дай мне сил закончить этот монолог! Нет, ничего в голову не идет. Я поджал губы, сложил брови домиком, покачал головой от переизбытка чувств, еще чуть-чуть - и слезу выдавлю, какой во мне погибает актер!..
Спасение пришло оттуда, откуда я не ждал. Дверь открылась - обычная дверь в палату, не те двери, что для меня заперты, - и в проеме появился санитар.
- Товарищ шпион, - пропел он басом, - пропускаете... - он осекся, уставившись на Фица.
Вот. Я же говорил - немного ему не хватает, чтобы сделать все как надо. По пути ко мне глаза всем отвел, проскочил незаметно, а сейчас превратился в соляной столб, только глазами хлопает. И санитар ему в ответ - морг-морг... Ладно, возьму эту проблему на себя.
...Стоп. Пятерка за сообразительность и ноль за принятие решения. В самый последний момент я успел удержать себя от того, чтобы не приняться болтать. Фиц-то думает, что я не говорю на земных языках. Вот пусть сам и расхлебывает тогда.
Санитар, похоже, окончательно убедился, что с ума он не сошел, и как с неба свалившийся посетитель ему не мерещится. Он попятился, собираясь прикрыть за собой дверь, заперев нас до выяснения обстоятельств.
Фиц, наконец-то сориентировавшись, выхватил из наплечной кобуры какую-то пушку, в один точный выстрел пальнул в санитара, и тот, закатив глаза, начал медленно оседать на пол, все так же держась за дверную ручку. Не сговариваясь, мы с Фицем кинулись к нему, подхватили его под руки и затащили в палату. Тяжелый, зараза, даже нам Фицем тяжело его нести, а мы посильнее землян будем. Уложив санитара на кровать, Фиц быстро прикрыл дверь, деловито спрятал пушку обратно в кобуру и спокойно, будто ничего не произошло, у меня поинтересовался:
- Почему он называет тебя шпионом?
- Тебя надо спросить, - огрызнулся я. Ну надо же, слово "шпион" входит в походный словарь миротворца. - Ваше бюро мне документы делало. Видимо, их язык вы знаете еще хуже меня. Мало того, что они меня Ларри кличут, так еще имя мое им напоминает чье-то иностранное. Не забудь, что на их языке я не разумею. Что за агрегат?
- А, это? - Фиц мимолетно коснулся кобуры. - Я зову его глушилкой. Погружает в сон на полчаса. Гуманно и действенно.
Вот оно что. А ведь в случае моего побега Фиц запросто может положить меня из этой глушилки. Значит, нужно будет подгадать момент, когда он с ней расстанется. Прихватить ее в качестве сувенира, что ли?.. Нет, оружие - не по моей части. Просто дождусь, когда Фиц будет далеко. Желательно отделенным от меня несколькими стенами. Стреляет он - дай Тайлер каждому, попадает с самого дальнего расстояния.
Да, за семь лет я подзабыл, что Фиц - не просто что-то вроде моего приятеля с радикально чуждыми мне взглядами, но и профессиональный миротворец с огромным опытом. Нельзя расслабляться. Я снова в игре. Нужно поддерживать себя в тонусе. Совсем как в старые добрые времена...
- Давай уходить, - потребовал я. - Чего время тянуть. Скоро нагрянет еще кто-нибудь из персонала. Пока всю больницу уложишь, в глушилке твоей заряды кончатся.