Чужие письма.

    Опустевшую аудиторию накрыл влажный сумрак:  свет уже погаси-
ли,  группы разошлись шумно-поспешно после четвертой пары, лишь в
нише у стены,  где сгорбился беспомощно никому не  нужный  старый
рояль,  тускло горела одинокая лампочка, подсвечивая пыльный чер-
ный лак открытой крышки.
    - Игорь,  я быстро:  расписание спишу!  Там - новое.  Кстати,
познакомься пока с моей подругой...
    Только теперь он увидел сидящую за роялем девушку. Почему она
не спешит,  как все, домой? Почему сидит за этим совершенно расс-
троенным роялем с истершимися клавишами в этой неуютной полутьме?
И какие они разные! Слишком разные для того, что бы быть подруга-
ми. Его Юля - тоненькая, юркая, словно ящерка, с темными голубыми
глазами,  чуть капризно вздернутым носиком и коротко остриженными
светлыми волосами.  Она и в движениях напоминает ящерицу: то зам-
рет вполоборота,  засмеется звонко,  потом развернется резко -  и
исчезнет, побежит  -  не догонишь,  выскользнет из рук - не ухва-
тишь. А Оля...
    Он с интересом разглядывал ее. От девушки как будто веяло хо-
лодом - так показалось в первый момент. Какая-то неясная темнота,
и в то же время - беспокойство, граничащее с чуть ли не суеверным
безотчетным страхом.  Гибкие руки будто бы спокойно лежат на кла-
вишах, не издавая ни единого звука, но чувствуется затаенное дви-
жение, даже словно слышится музыка.  Глаза...  Непонятно,  какого
цвета,  в рамке темно-каштановых длинных волос,  они тоже кажутся
темными и совершенно  непроницаемыми.  Оля  смотрит  внимательно,
открыто,  но в то же время отчужденно, даже немного презрительно.
От этого взгляда ему вдруг становится как-то не по себе.
    - Почему ты не играешь? - Он задает первый попавшийся вопрос,
не в силах вынести больше этот взгляд и это молчание.
    Помедлив, она отвечает, не поворачивая к нему головы:
    - Это было слишком давно: музыкальная школа, концерты... Зна-
ешь,  когда месяцами, годами не дотрагиваешься до клавиш, дереве-
неют пальцы,  потом уже вовсе не слушаются.  И нет больше ни сил,
ни желаний.
    - Знаю.
    - Откуда?  А,  впрочем,  все равно...  - Она снова напряженно
молчит. Потом тихо проговаривает: - Юля сейчас вернется.
    - Да, мы собирались в парк, странно, что она так задерживает-
ся. - Он почему-то нервничает.
    - Мне тоже пора!
    Оля порывисто поднялась, зябко повела плечами, стала аккурат-
но укладывать тетрадки в сумку.  Свет немного  лучше  осветил  ее:
она  была немного  выше маленькой Юльки,  движения не такие резкие,
несмотря на внешнюю нервность, даже какой-то надлом.
    - Ты ее любишь? - В вопросе - едва уловимая горечь.
    - Да.  - его  покоробил ее тон.  Он ответил слишком  поспешно  и
уверенно.
    - Это  хорошо,  что ты веришь в любовь.  Боже!  Неужели же на
Земле сохранились еще чудаки,  верующие в настоящую любовь?  - Ее
голос разлился ядом.
    - Наверное, сохранились.
    - Наверное? Так значит ты сомневаешься все-таки? Может, ты не
знаешь, как это - любить?
    - А ты знаешь?  - Его затягивал этот  спор,  хотя  и  немного
раздражал.
    - Я  думаю,  это вот так!  - она с силой ударила по клавишам,
аккорд оказался нестерпимо пронзительным,  густым,  Игорь вздрог-
нул.  Внутри него все запротестовало. Только вот против чего? Или
против кого? - Не понимаешь? - Она грустно улыбнулась. - Не пони-
маешь.  -  Опустила голову,  и водопад волос посыпался по плечам,
закрывая задрожавшие внезапно ресницы.  -  Иди,  Юлька  тебя  уже
ждет.
    И действительно,  по коридору уже торопливо и весело  стучали
каблучки.  Он узнал эту летящую, рвущуюся походку. Узнал бы из ты-
сячи...
    - Странная  у тебя подруга.- Осторожно заметил он,  когда они
были уже на улице.
    - Она своеобразная. И жутко умная. Только немного занудливая.
    - Хорошая характеристика.
    - На красный диплом идет,  одна во всей группе. Ой, посмотри,
георгины еще не отцвели!  - Юлька постоянно перебивала сама себя,
меняя темы разговора и настроение.
    Она была его маленьким вихрем,  ворвавшимся как-то вдруг нео-
жиданно в жизнь. Некоторые ругали его за неудачный выбор, другие,
наверное, просто завидовали,  родители пожимали плечами, относясь
к девушке  с прохладой и явно выраженным недоверием.  А он ничего
не хотел видеть,  ничего не хотел слышать плохого о ней,  хотя бы
из-за присущего  ему  упрямства.  Он  просто встречался с легкой,
будто порхающей по жизни Юлькой, и его уносил ветер беспредельно-
го веселья.
    Они гуляли в парке до вечера, целовались и были привычно-без-
заботны, привычно переполнены своим нехитрым счастьем молодости и
первой влюбленности.
    Но самым интересным их увлечением были письма.  Эту полудетс-
кую игру  придумала изобретательная Юля.  С этой игры все и нача-
лось у них. Они виделись почти каждый день в институте, потом гу-
ляли, иногда занимались перед семинарами, часто готовились вместе
к экзаменам.  Вернее,  Игорь пытался что-то объяснить, рассказать
ей, а она начинала вдруг смеяться без всякой причины. Она обраща-
ла внимание на все подряд:  на снег или дождь за окном,  на коме-
дию,  которая шла по телевизору,  на то, что на кухне уже свистит
чайник...  Но  она  не желала слушать его лекции по философии,  а
своих у нее не было:  прогуляла.  Тогда  они  ссорились.  Хлопала
дверь, летели вдогонку ничего не значащие слова... А потом прихо-
дило письмо,  и все возвращалось,  все в его душе становилось  на
свои места. И он не хотел признавать снова ничего, кроме этой вя-
зи слов в белых конвертах.  Он убеждал себя, что только это - ис-
тинное,  все остальное пройдет со временем, когда Юля привыкнет к
нему. Значит, пока она не может иначе...
    "Здравствуй, милый мой мужчина.  Я знаю,  тебе грустно сейчас
немного.  Это  свойство всех людей в большей или меньшей степени:
грустить от невысказанного.  Неправда,  что у любви нет тайн. Лю-
бовь  сама - огромная человеческая тайна. Но в моем понимании лю-
бовь - это как раз возможность соединить свое невысказанное с не-
высказанным другого  человека.  Тогда происходит непостижимое для
других слияние душ.  Это так важно... Ну, давай, поговорим о том,
что сейчас там, в самых потаенных уголках. Я скучаю, когда подол-
гу не вижу тебя,  когда тебя нет рядом. Георгины, которые ты сор-
вал бессовестно с клумбы в парке, уже завяли, а мне скоро ехать к
тетке в Питер.  А ты останешься один. Совсем один в зябком осеннем
городе.  И нам будет грустно.  Слишком уж веселое, яркое, слишком
уж беззаботное было это лето.  А теперь слишком  быстро  облетают
желто-медные клены за окнами, слишком быстро стынут и меркнут ве-
чера...  Наверное, у каждого человеческого чувства есть цвет. Как
ты думаешь, какого цвета наша любовь? А наша грусть? Отвечай пос-
корее."
    "Юлечка, наша любовь -  разноцветная.  Она  -  радуга.  Самые
светлые  тона  были у нее этим летом,  немного потемнее - в твоем
письме.  А грусть - наверное,  серая. Или сиреневая. Но зачем она
нам? Ты вернешься скоро.  А я приготовлю тебе какой-нибудь  сюрп-
риз.  И  тебе будет так интересно ждать нашей новой встречи и га-
дать,  какого цвета она будет.  А летом будет  наша  свадьба.  Ты
только об этом думай.  Это - красный цвет. Как те розы, которые я
посылаю тебе вместе с письмом."
    "Игорь, милый,  я уже прощаюсь. Уезжаю завтра, даже не успеем
увидеться: очень рано уходит поезд.  Сейчас все чувства - как зо-
ла: мы расстаемся! Но наша встреча будет золотого цвета. Несмотря
ни на что. Люблю, люблю."

    Опять с последней лекции сбежало  пол  курса.  Пошел  сильный
дождь, и  в узких длинных коридорах стало совсем неуютно и темно.
Изредка гулко отдавались в пролетах лестниц чьи-то шаги,  в ауди-
тории монотонно басил лектор.  Вот тогда он второй  раз  встретил
Олю. Она стояла в коридоре у окна и пристально смотрела на мутные
капли,  бегущие по стеклу. Он нарушил ее покой: вздрогнула, поры-
висто обернулась, в голосе - все та же язвительная усмешка:
    - Ты тоже сбежал с лекции? Как это непохоже на положительного
героя!
    - Почему ты решила, что я - положительный герой?
    - Это не я решила. Это Юля.
    Она подняла  голову,  и  он наконец смог разглядеть ее глаза,
огромные, миндалевидные,  синие и глубокие,  как озерная топь.  А
еще от его слишком уж внимательного мужского взгляда  не  усколь-
знуло  неровное  дыхание девушки,  она как будто прибежала только
что откуда-то:  часто поднималась грудь,  она немного  покусывала
губы, что бы как-то сдержаться. Надо было что-то говорить...
    - Я не взяла зонт, досадно... Теперь промокну.
    - Ты далеко живешь? Я могу проводить.
    - Нет, не надо! - Голос надорван будто смертельным испугом.
    - Почему? Мне не трудно.
    - Это будет... нечестно.
    Игорь рассмеялся.
    - Ты что, действительно, как говорила Юлька, - зануда, полная
предубеждений? Да это же просто глупо!
    А вот теперь настроение ее резко изменилось. Глаза еще больше
потемнели, вспыхнув гневом.
    - Никакие человеческие мысли и чувства не могут быть глупыми.
И еще...  - она осеклась. - Никакие события в жизни не происходят
просто так.
    Он все-таки проводил ее.  Они ехали в метро, в самый час пик,
было полно народу,  их прижали к дверям, Оля отвернулась, застыв-
шими глазами смотрела в мелькающую темноту тоннеля. Их толкали, и
он то и дело прикасался невольно к ее плечам, рукам...
    В подъезде старенького дома пахло сыростью и почему-то гриба-
ми.
    - Спасибо, что проводил. - Бесцветно, равнодушно.
    А ему не хотелось уходить, и он вдруг испугался этого. Но все
же медлил, медлил, тянул время...
    - Там темно, на лестнице...
    - Ничего, я привыкла.
    - Ты живешь одна?
    - Нет, почему же. С роялем, фиалками на подоконнике и со сво-
ей никому не нужной философией.
    - Это интересно.  Я о философии. - Пытался шутить, получалось
как-то нелепо.
    - Игорь,  моя философия тебе ни к чему, - резко бросила она и
стала подниматься наверх, даже не попрощавшись...

    Он ждал Юлю.  Без ее писем стало вдруг совсем пусто. Он смот-
рел на ее фотокарточку,  на эти смеющиеся глаза и упрямые белоку-
рые пряди,  но не мог восполнить этим образовавшуюся вдруг пусто-
ту.  Он ходил в институт,  как на каторгу.  Он скучал, маялся, не
находил нигде себе места.
    Он сам не знал,  как,  зачем, когда впервые это случилось, но
ему вдруг снова захотелось увидеть Олю...
    В институте намечалась очередная дискотека. Они всегда ходили
туда с Юлькой,  танцевали до изнеможения и все им казалось  мало.
Теперь он зашел туда просто так,  может,  по привычке, а может по
наитию... Какая-то сила потянула, завлекла, кинула в самую толчею
танцующих девчонок,  которые тут же обступили его,  стали пригла-
шать... Он отшучивался, шарахался от них, вобщем, выглядел совер-
шенно глупо...  И вдруг он увидел Олю.  Она была одна и танцевала
только для себя.  Музыкальная, пластичная, независимо-уверенная в
движениях, летящие волосы, влажно вьющиеся в жарком воздухе полу-
темного зала, шальные, омутово-темные глаза...
    Его очень сильно тянуло к ней.  Он хотел уйти, убежать из за-
ла,  но вдруг вместо этого пригласил ее на медленный  танец.  Она
тут же наотрез отказалась.
    Он стал опять шутить,  сказал,  что умирает со скуки.  Просто
хочется танцевать.
    - Игорь,  тебе надо идти домой.  - Эти слова прозвучали то ли
как приказ, то ли как мольба.
    - Зачем?  Там только лекции,  тетрадки,  скоро зачетная неде-
ля... Ты что, боишься меня? - Он опять засмеялся, шутливо схватил
ее за локоть, притягивая грубовато к себе.
    Оля серьезно  посмотрела  на него.  Игорю стало не по себе от
этого взгляда. Он уже хотел отступить, но она вдруг тихо сказала:
    - Хорошо. Я буду с тобой танцевать.
    Он вдруг испугался ее слов,  но виду не подал, привычным жес-
том обнял девушку за талию,  потом ему почему-то захотелось пока-
заться немного развязнее,  его руки скользнули ниже...  И  только
тогда он посмотрел в ее глаза.  И отшатнулся: из синих глаз кати-
лись слезы. И она не прятала их.
    Игорь интуитивно разжал руки,  отпуская ее.  Она медленно по-
вернулась и побежала сквозь толпу вон из зала...
    Он догнал ее,  сам не понимая зачем.  Во дворе плавала мутная
темнота. Лил дождь, а она была в совсем легком платье. Он все еще
пытался шутить:
    - Ты опять забыла зонт?
    Оля отскочила от него, словно дикая кошка, тут же оказалась в
пропасти ослепительного  желтого  круга  фонаря.  Платье  вымокло
насквозь,  и  он вдруг увидел ее всю,  словно светящуюся изнутри,
стройную, округло-изящную,  с тонкой талией, резким изгибом груди
и бедер,  крепкими стройными ногами...  Перехватило дыхание.  Она
изо всех сил крикнула:
    - Не подходи!
    - Ты что, сумасшедшая? Хочешь воспаление легких подхватить? -
Он теперь резко сменил тон, взяв себя в руки. Быстро и решительно
подошел, пригрозил:  - Или ты сейчас же сядешь в мою машину  и  я
отвезу тебя домой,  или я вызываю "скорую".  Ты действительно су-
масшедшая, но я пока еще нет!
    Он подошел ближе.  Увидел все еще полные слез, но уже без бе-
зумного огня глаза.
    И вдруг,  подчиняясь какой-то неуправляемой силе внутри себя,
он крепко обнял мокрую дрожащую девушку и порывисто поднял ее  на
руки.
    Он ждал урагана,  бури,  горячих протестов,  но она обхватила
его  за  шею  теплыми  руками и прижалась так тихо,  так доверчи-
во... Только отчаянно колотилось ее сердце под его рукой.
    В машине они не произнесли ни слова.  Он был потрясен.  Ровно
урчал мотор,  обволакивало теплом.  Оля сидела  выпрямившись,  не
двигаясь, словно застыла, только капала вода с перепутавшихся во-
лос. И чуть подрагивали ресницы. Игорь искоса украдкой поглядывал
на нее и гнал,  гнал машину по лужам,  на желтый свет, на красный
свет...
    Он проводил  ее до самой двери,  держа на полутемной лестнице
за руку, а как только отпустил, девушка покачнулась и стала вдруг
падать, оседать на пол...
    Его движения были механически точными:  резкий  щелчок  замка
(ключ он выхватил из безжизненной руки), потом выключателя в при-
хожей,  потом он набирал "03",  потому что она все так же безжиз-
ненно лежала на кровати, и в лице ее не было ни кровинки...
    Пахло спиртом. Как всегда, врачи "скорой" торопились.
    - Молодой человек, а вы ей собственно кто?
    Он растерялся. Они - нет.
    - Понятно. Когда придет в себя, дадите вот это лекарство.
    - Что с ней? - Он чувствовал себя пристыженным мальчишкой.
    - Нервное перенапряжение. Она случайно не беременна?
    Он не знал, что говорить.
    - Ну, конечно же, вы не знаете. Хорошо. Успокоительное поможет
в любом случае. А потом не забудьте про таблетки.
    - Это может повториться?
    Врачи были уже в коридоре.  Усмешки. Многозначительные взгляды.
Этим людям - все равно, поскорей бы закончилось дежурство.
    - Это, наверное, зависит от вас? - И - стук двери.

    Он держал ее за руку. Не мог не держать. И она открыла глаза.
Потом задрожала, как в лихорадке.
    - Холодно...- голос тихий, извиняющийся. - Игорь, спасибо те-
бе. Ты иди. Теперь все будет хорошо. Я справлюсь сама.
    - Я никуда не пойду.  Я уже позвонил своим, сказал, что ночую
у друга.
    - Ты начал уже обманывать родителей? Это плохо.- Она прикрыла
глаза, собирая силы.
    Он наконец осмотрелся.  Комнатка маленькая,  но очень уютная.
Розовые обои  в цветочек,  ажурные светлые занавески...  В углу -
старый рояль,  на крышке ваза с белыми хризантемами, пахнет остро
и печально  осенью.  Рядом  шкаф,  буквально набитый книгами,  за
стеклами какие-то пожелтевшие фотографии. Одна большая на стене -
смеющаяся девочка с плюшевым медвежонком в руках.
    Он посмотрел на Олю.  Казалось, она спала. Смуглая рука лежит
поверх одеяла...  И снова,  слепо повинуясь неизвестному движению
чувств внутри,  он подошел,  осторожно присел на краешек кровати,
взял эту теплую нежную руку...  И стал целовать ее длинные тонкие
пальцы. Она тут же слабо вырвала руку, но не отдернула, а положи-
ла на его ладонь, успокаивая дрожь в его руке. Отвел глаза, спро-
сил:
    - Оля, почему это... случилось с тобой?
    - Какой  ерунды  наговорили тебе врачи?  - Она устало улыбну-
лась. - На самом деле все гораздо сложнее.
    - Почему?
    - Потому что ничто в жизни не происходит случайно. Потому что
действует моя философия, а я все еще пытаюсь ей противиться.
    - Объясни, я не понимаю.
    - Зачем?  Зачем  тебе все это?  Объясни сначала ты:  зачем ты
здесь?  Что ты делаешь здесь, у меня, ночью? Ведь через день при-
езжает твоя Юля...
    - Я просто помог тебе. Надо же было кому-то вызвать "скорую".
Этакая служба спасения.  - Он опять прятался за шутку, потому что
не мог ответить на все ее вопросы даже самому себе.
    Она приподнялась на локте.  Глаза опять горели странно болез-
ненно. Он встревожился.
    - Игорь!  Ты не то говоришь!  Сможешь ли ты сказать когда-ни-
будь то,  что надо?  - Она пытливо смотрела, потом улыбнулась все
так же обреченно печально. - Слава богу, пока не сможешь!
    И снова откинулась на подушку, волосы рассыпались, а он резко
поднялся, как бы отскакивая от чего-то горячего, боясь обжечься.
    Подошел к окну. Хотя надо было к двери.
    - Какой дождь... - ничего не значащая фраза.
    - Осенью всегда идут дожди.  Я в порядке,  Игорь,  правда! Ты
можешь ехать.
    - Зато я не в порядке. - Тихо проговорил он, а про себя поду-
мал: " Я не понимаю, что это, но меня тут что-то держит." И вдруг
обнаружил, что нервно стучит пальцами по стеклу.
    - Подойди к роялю, - тихая просьба, но он повиновался, пошел,
словно под гипнозом. - Может, он тебе поможет?
    - Каким образом? - не веря, он усмехнулся, но руки на клавиши
положил, попытался наиграть какую-то легкую французскую песенку.
    - Не то!  - Она порывисто села в постели. Он не смел оборачи-
ваться. - А теперь слушай:
                   Осень, и листья под ноги прохожим.
                   Осенью все мы немного похожи:
                   Взгляд отрешенный, тоска без ответа,
                   Невозвратимость ушедшего лета.
                   Лучшие дни его меркнут и стынут.
                   Тот, кто влюблен был - сегодня покинут.
                   Осень все чувства смешала с листвою,
                   Осень и нас разлучила с тобою...
                   Золото встреч и зола расставаний...
                   Как это все далеко от желаний!
    Оля читала,  тихо раскачиваясь в такт  дождю,  стучавшему  по
стеклам. Потом на последней надрывной фразе осеклась, упала лицом
в подушку,  заплакала.  Он попытался приблизиться,  но она  вдруг
четко, ровно произнесла:
    - Уходи.
    И он не мог теперь не послушаться.

    Реальность вернулась только утром вместе с лучами ослепитель-
но яркого солнца за окном.  Было воскресенье,  и вечером приезжала
Юлька, но  в висках билась какая-то навязчивая мысль тупой болью,
а он никак не мог ее сформулировать.  Бесцельно ходил по комнате,
вспоминая вчерашнее, как мучительный сон.
    С фотокарточки,  стоявшей  на  столе,  беспечно улыбалась ему
Юлька. Его невеста. Вот он встретится с ней, и будет все по-преж-
нему...
    Игорь взял последнее ее письмо  и  стал  перечитывать.  Вдруг
сердце чутко встрепенулось.  Он перечитывал снова и снова: " Сей-
час все чувства, как зола...", " Наша встреча будет золотого цве-
та..." И тут же,  как отзвук, далекий, невероятный, ударило в ви-
сок вчерашнее дождевое,  чувственное: "Золото встреч и зола расс-
таваний..."
    Он думал,  что уже забыл то,  что читала в полубреду ему Оля,
но сейчас сходство слов, чувств, образов поразило его! Тут же по-
пытался успокоиться:  ну да, они же подруги, они, может, разгова-
ривают так всегда на своем едином женском языке...
    Весь день он был сам не свой:  не мог ничего делать, ни о чем
думать,  на вопросы отвечал невпопад, потом вдруг выбежал на ули-
цу, сильно хлопнув дверью. Пошел покупать цветы.
    Но ноги несли его к метро.  Всего несколько станций и  -  уже
такой знакомый старенький дом, лестница, пахнущая грибами, дверь,
комнатка с роялем...  Он еле остановил себя.  И купил возле метро
красные розы. Чтобы встречать невесту. Потом поехал на вокзал.

    И снова  в  его жизнь ворвалась Юлька,  как свежий порывистый
ветер. И снова они бродили бесконечно по паркам,  вызывающе цело-
вались у всех на виду,  танцевали до изнеможения на дискотеках...
В институте поговаривали о шумной студенческой свадьбе. Юлька за-
ливисто  смеялась  и убегала по коридору,  он,  словно на поводке
привязанный, бежал за ней...
    Но все чаще и чаще его посещало чувство  утраты.  Беззаботная
бессмысленность встреч с Юлькой стала пугать его.  Это  была  ка-
кая-то пустота.  Пустота эмоций, пустота желаний, пустота страда-
ний даже...
    Он не встречал больше в институте Олю,  наверное, она все еще
болела, чувствовал, что надо узнать что-нибудь о ней, но не знал,
как и зачем. Выручила Юля. Она тоже всполошилась отсутствием под-
руги.
    - Ты знаешь,  Ольга стала прогуливать лекции. Раньше этого не
случалось.
    - Может,  у нее роман, - он вдруг вспомнил предположение вра-
чей, и у него все задрожало внутри.
    - У кого? У Ольги?! Ты спятил! Да у нее сроду ни одного парня
не было, об этом в группе легенды ходят!
    - Какие легенды?
    Юлька его  не слушала.  Казалось,  ее волновало что-то совсем
другое, нежели здоровье подруги.
    - Черт, мы так на нее надеялись...
    - Хотели списывать у нее на экзамене?
    - Ну да, она же умная. А я столько пропустила.
    - Ты у меня тоже умная. - Игорь обнял Юльку, прошептал: - Вон
какие  письма  пишешь.  Я их так люблю.  А ты так давно не писала
мне. Я скучаю по вечерам. И по ночам. Что случилось?
    Она выскользнула из его объятий, отвернулась.
    - Я  напишу  тебе.  - Потом задумалась и пытливо посмотрела:-
Скажи, а пока меня не было, ничего не случилось?
    - Ты ревнуешь?  - Он попытался отшутиться, а у самого холодок
пробежал по спине.
    - Да,  да,  да! - Она прильнула к нему снова. - Ведь ты такой
красивый, могут и увести.
    - Не могут.
    - Почему?
    - Но люблю-то я тебя.
    - Правда?
    - А ты? Ты мне напишешь об этом?
    - Да...

    Вечером он заглянул в почтовый ящик. Пусто. Несколько дней он
не пытался возобновить их переписку.  Избегала этого,  как, впро-
чем, и его самого, и Юля. А, может, так ему казалось? Была зачет-
ная неделя: не до того... Потом он не выдержал и сам написал ей.
    "Знаешь, невысказанного стало слишком много.  У нас  с  тобой
все хорошо, правда? Ты смеешься, шутишь, на сердце немного тепле-
ет,  а потом, когда мы расстаемся, в душу забирается холод пусто-
ты. По-моему, я очень привязался к Юлечке, которая пишет мне уди-
вительные письма,  которая называет меня " милым мужчиной ". Ведь
Юлечка  в институте и при встречах стесняется этого.  Ведь в этом
все дело, правда? А мне так не хватает наших разговоров по душам.
Я знаю,  ты сказала как-то,  что на бумаге у тебя получается иск-
реннее,  всегда так было,  потому ты и пошла в гуманитарный  ВУЗ.
Мне это знакомо.  Я тоже в жизни теряюсь иногда, не нахожу нужных
слов.  Кроме ручки и бумаги мне помогает найти их еще  и  музыка.
Кстати,  я тут без тебя продолжил осваивать гитару,  пожалуй, уже
неплохо получается.  Пел даже в нашей группе,  ребятам,  кажется,
понравилось.  Как жаль, что ты не умеешь играть! Мы могли бы раз-
говаривать еще и на языке аккордов.  Сейчас они немного минорные.
Но это потому,  что зима скоро. Но ведь потом будет весна, лето и
наша свадьба? Ведь так, Юля, Юлечка? Ответь же мне! "

    Утром выпал первый робкий снег.  Он прикрыл лужи и черные об-
наженные осенью деревья. Позвонила Юлька. Она почему-то злилась и
нервничала. Сказала,  что у нее страшно болит горло и она не пой-
дет в институт.
    - Ко мне не заходи. Я безобразная.
    Он даже не успел ничего ответить, настолько поспешно она бро-
сила трубку.
    Потом снег  осмелел,  и  весь  день  падали  крупные пушистые
хлопья.  А вечером пришло  долгожданное  письмо.  Оно  показалось
странным: взволнованный, даже нервный тон, столь не присущий Юль-
ке. Хотя он, как всегда, невольно вздрогнул от первой фразы.
    "Милый мой мужчина! Я задыхаюсь от невысказанного. Снег пуга-
ет: он такой холодный - душа промерзает насквозь. Все чувства ок-
рашены в цвета инея.  Он хотя и переливается иногда на солнце, но
все же в нем нет красных теплых оттенков.  Теперь я уже  сомнева-
юсь,  что любовь - это способность высказать невысказанное.  Нет.
Это гораздо больше.  Это умение даже молчанием сказать  все.  Это
умение прочитать это молчание. Это умение угадать чувства любимо-
го по блеску глаз,  по дрожанию ресниц,  по взлету руки, по смене
минорного аккорда на мажорный.  Но как жалко,  что жизнь - это не
просто до мажор или ля минор. Это еще и трели, синкопы, это еще и
бемоли,  диезы,  и полутона... Да, все дело именно в полутонах...
Как важно услышать их!  Я знаю:  снег умрет весной. Ты только ус-
лышь полутона,  милый мой мужчина,  а то вся жизнь пойдет не так!
Это очень, очень важно! "

    Игорь задохнулся от волнения.  Что значило это письмо? Юля за-
говорила музыкальными терминами?  Она, которая равнодушно относи-
лась к его увлечению музыкой,  она, которая вечно шутливо отмахи-
валась от всего этого, говоря, что ей слон на уши наступил?
    Тут же он вздрогнул от телефонного звонка. Юлька. Немного ох-
рипший,  но в общем-то веселый голосок. Не очень вяжется ее наст-
роение с тоном письма.
    - Привет,  что делаешь? - Она, как всегда, не давала ответить
ему.  - А я вот скучаю. Ужасно хочется гулять, там такой снег пу-
шистый, прелесть!
    - Он же холодный, душу замораживает...
    - Игорь, не занудствуй! Я вот на санках хочу кататься!
    - А я думал... Там, в письме...
    - Слушай, давай условимся прекратить нашу игру с письмами, а?
Давай отныне говорить, как все нормальные люди.  Скоро наша свадь-
ба, это смешно, мы что, будем писать письма и после?
    - Юля! Но как же быть с твоим последним письмом?
    - Каким письмом?
    - Ну...- Он запнулся.
    - До моего отъезда?  Там все красиво.  На этом и остановимся.
Это будет чистой правдой.
    - Чистой правдой? - Он вдруг отчетливо ощутил сильнейший сбой
в душе.  Что-то ломалось,  летело в пропасть,  бесповоротно, без-
возвратно. Он  только  и смог тихо выговорить,  собирая последние
силы: - Хорошо. Все будет так. Выздоравливай.
    И бросил трубку, представив обиженное лицо Юли.
    Несколько минут  он сидел,  застыв,  опустив безнадежно руки.
Потом встал и начал лихорадочно быстро одеваться.
    - Найти полутона...  - он, наверное, походил на сумасшедшего:
бормотал что-то, глаза болезненно блестели. - Ну конечно же, най-
ти полутона!
    На улице мороз остудил горящие щеки. Снег яростно скрипел под
ногами. А он бежал.  Вот и дом,  вот и лестница,  пахнущая гриба-
ми... Распахнулась дверь. Поспешно. Будто за ней давно ждали.
    - Ты  пришел?  Уже?  -  Оля  куталась зябко в длинную вязаную
шаль, выглядела усталой и измученной: щеки ввалились, глаза стали
еще темнее и бездоннее. - Ну, проходи...
    Он разделся,  молча прошел в комнату и сел почему-то на  стул
возле рояля. Она бесшумно подошла и встала рядом, облокотившись на
откинутую крышку.
    - Ты знаешь,  я позанималась немного, вроде руки стали оттаи-
вать...
    - Ты не то сейчас говоришь,  Оля.
    Она метнула на него быстрый болезненный взгляд.  Он испугался
своих слов. Она, по-видимому, тоже.
    - О чем надо рассказать, Игорь?
    - О письмах.
    - Ты пойми только одно:  Юля тебя действительно любит.  - Она
помедлила и добавила: - По-своему...
    - По-своему? Это как же? - Он начинал злиться, она молчала. -
Расскажи мне все.
    Она вздохнула тяжело, прошептала:
    - Конечно,  рано или поздно ты должен был все узнать.  Нельзя
смешивать чувства и мысли разных людей. Слишком разных...
    - И играть чувствами другого человека  тоже  нельзя.  Как  ты
могла!
    - Не говори со мной так, Игорь, милый, пожалуйста! Если бы ты
знал, как мне было тяжело!  Если бы ты знал,  как мне тяжело сей-
час!
    Голос ее дрожал и рвался. В огромных глазах стояли слезы. По-
том она отошла в глубь комнаты, опустилась на кровать, тихо заго-
ворила, теребя в руках кисточки шали:
    - Юля рассказала мне,  что влюбилась в парня на курс  старше.
Но он был таким недоступным для нее...
    - Недоступным?  Почему?  Она  всегда  так легко всего добива-
лась...
    - Она считала,  что тебя нужно завоевать, поразив чем-то нео-
быкновенным.  Ты много читал,  занимался серьезно музыкой,  потом
увлекся гитарой,  писал неплохие песни...  По ее мнению, ты нахо-
дился в более глубокой духовной сфере,  нежели она. Она же непре-
менно хотела добиться твоего внимания.
    - Зачем?
    - Я  не  могу  быть ей судьей.  Так или иначе придумались эти
письма. Она попросила меня писать их.
    - И ты согласилась?
    - Я не придавала этому особого значения.  Мне сначала все это
казалось невинной  детской забавой.  Я слишком была увлечена уче-
бой: первый курс выматывал...  К тому же я тогда еще не видела  и
не знала тебя, милый мой мужчина... - она задохнулась, перехвати-
ло дыхание. - Я не могла тогда предполагать, насколько все станет
серьезно. Для меня... Потом начались совсем иные мучения...
    Он подошел  к ней,  опустился возле на колени.  Тонкие пальцы
ласково забрались в его  густые  непослушные  волосы.  Он  увидел
близко - близко болезненно красивый излом губ,  синие, полные ис-
пуга глаза.
    - Ты сможешь простить меня, Игорь?
    Вместо ответа он наконец поддался сильнейшему порыву,  мучив-
шему его уже так давно,  - прильнул к этим теплым, мягким, пахну-
щим чем-то сладким губам...

    "Игорь, здравствуй. Я не решилась многого сказать тебе вчера,
ведь это  была всего лишь вторая наша встреча.  Но ты так смотрел
на меня! В жизни бывает много встреч и расставаний, много челове-
ческих глаз смотрят в твои глаза.  И проходят мимо. Важно не про-
пустить глаза,  которые останутся. Их можно узнать из тысячи. Они
коснутся твоей души,  завладеют твоим сердцем,  вот тогда ты пой-
мешь, что жизнь без этих глаз уже невозможна..."

    Он открыл глаза и тут же зажмурился: сквозь ажурные занавески
ослепительно било солнце.  Оно переливалось в люстре,  отражалось
от стекол в книжном шкафу, скользило по крышке старого рояля, иг-
рало в вазе на нем.  Оля еще спала,  доверчиво прижавшись  к  его
плечу. А, может, он тоже спал? Настолько нереальным было все: эта
ночь, полная безумства, эта нежность, эти бесконечные признания и
ласки, которыми невозможно было насытиться...
    Ему вдруг пришла мысль,  что он никогда не задумывался о бли-
зости с Юлей. Были и порывы, и объятья, и полу-ворованные поцелуи
в его комнате,  в подъезде, в машине, но ничего больше. И мысль о
том, что невеста должна в один прекрасный день стать женой, иног-
да даже пугала его.
    А здесь... Сильнейшее притяжение, до безумия, до неспособнос-
ти владеть собой,  вихрь,  ураган движений,  слов, бессвязных, но
таких жарких! Он не думал ни о чем больше, задыхаясь в ее аромат-
ных волосах,  утопая в ее дурманящих губах,  плененный ее гибкими
руками...
    - Здравствуй.
    Утомленные синие глаза внимательно смотрели на него.
    - О чем ты думаешь?
    - О тебе. О том, что я едва не потерял тебя.
    - И что теперь будет?
    - Будет настоящая жизнь. Будут настоящие чувства. Без подлога.
    - Я не верила, что так бывает.
    Он наклонился и поцеловал ее. На несколько минут они забыли о
дыхании.
    - Теперь веришь?
    - Да...  - Она дрожала,  она прижималась к нему всем телом, и
он опять начинал сходить с ума...
    Весь день они не могли расстаться, открывая друг друга и упи-
ваясь близостью.  Оля читала ему свои стихи, он замирал, не в си-
лах отделить реальность от  сладкого  полусна,  рождающегося  под
гипнозом остро печальных слов и аккордов...
    Он ушел поздно вечером,  потому что надо было на  время  вер-
нуться в реальность. Ведь вокруг мира грез и счастья существовали
другие люди. И они ждали его объяснений.
    Он не знал, как начать разговор с родителями. Он не знал, что
скажет Юльке. В его душе не было сейчас уже ни злости, ни желания
мстить,  ссориться.  Настолько он был счастлив! И в этот вечер он
мог только молчать.
    А утром он несся в институт,  обгоняя иномарки,  машину вело:
мела метель,  дорога была покрыта предательской тонкой коркой ль-
да.  Но он все-таки поехал на машине,  что бы на  полчаса  раньше
увидеть  синие  глаза,  утонуть в них уже без оглядки,  свободно,
смело, имея на это полное право.
    Он почувствовал  некоторое  облегчение,  не встретив на своем
этаже Юльку.  Но Оли тоже не было.  Он прождал до начала  лекции,
потом все-таки пошел к себе:  не хотелось прогуливать перед самой
сессией. В душу прокралась смутная тревога, но он попытался отго-
родиться  от нее самыми простыми объяснениями.  Она,  конечно же,
ждет его дома! Как удивительно: эта маленькая комнатка с роялем и
книжными полками - это теперь и его дом!
    Он еле отсидел лекции.
    На улице все так же свирепствовала метель. Уже стемнело, хотя
не было еще и пяти,  снег залеплял ветровое  стекло,  "дворники",
скрипя, трудились бессмысленно,  машину ощутимо заносило на пово-
ротах. Но он мчался, и почему-то вдруг бешенно-отчаянно стало ко-
лотиться сердце.
    Резко затормозил у самого подъезда,  хлопнул дверцей, даже не
пытаясь закрыть свою старенькую "пятерку", взлетел по лестнице...
    Звонок надрывался в пустой квартире.  Сам не понимая, что де-
лает, он начал отчаянно колотить кулаками в дверь. На шум выбежа-
ла соседка,  закричала, что он хулиган, что она вызовет милицию,
если он сейчас же не прекратит это безобразие.
    Дорога домой казалась сном.
    Из оцепенения вывел телефонный звонок. Он почему-то несколько
минут не мог заставить себя поднять трубку. Потом пересилил себя.
Юлька. Голос испуганный, ломающийся, похоже, она плачет.
    - Игорь...
    - Да,  я слушаю,  - он почувствовал,  как обрываются какие-то
нити в его сердце.
    - Ты знаешь, такое случилось...
    - Да? - он ждал, она тянула, всхлипывая в трубку. Он ждал, не
в силах спросить что-либо.
    И вдруг на него  обрушилось  безжалостно  грубо,  нечеловечно
жестоко:
    - Ольга погибла. Ее сбила машина. Метель, а она торопилась на
лекцию.  Водитель не успел затормозить, лед... Мне позвонили дев-
чонки из группы,  у нас на курсе такое делается... Все ошарашены!
Игорь, ты слушаешь? Игорь!
    Он пытался что-то сказать, но язык во рту  не слушался.
    - Когда... это случилось?
    - Я сама ничего не знаю толком.  В деканат звонили из больни-
цы,  поскольку у нее никого нет,  сообщили туда...  Это так ужас-
но... Игорь! Кстати, а ты куда пропал? Игорь?
    Но в трубке уже дробились гудки.

    Несколько дней он ничего не чувствовал.  Совсем ничего. Юлька
пыталась с ним встретиться,  пыталась заговорить в институте,  но
получала однотипные,  равнодушные  ответы  на все вопросы.  Может
быть,  она начинала о чем-то догадываться.  А,  может, нет. Он не
знал и не хотел знать.
    Темные, тягучие дни...
    Летящий ледяной  снег.  Маленький  домик,  занесенный снегом.
Лестница,  пахнущая грибами,  знакомая дверь.  Нет,  не знакомая:
опечатанная.  Он несколько раз приходил сюда.  Он сходил с ума от
боли.  За этой дверью - старенький рояль и девочка на фотокарточ-
ке. Маленькая девочка с синими глазами, обнимающая плюшевого миш-
ку. Все попадет в чужие руки. Чужие люди будут бесстыдно рассмат-
ривать ее фотографию, прикасаться к ней. И к потертым клавишам, в
которых все еще хранится тепло ее тоненьких пальчиков...
    Потом им  овладело бессильное безразличие ко всем и ко всему.
И так продолжалось до конца. До похорон.
    На кладбище он плохо понимал и воспринимал происходящее.  Его
окружали какие-то знакомые ребята и девчонки,  с ее  курса  и  не
только,  оказывается,  ее  многие  знали.  Кто-то плакал,  кто-то
что-то говорил,  а он не мог заставить себя подойти  ближе.  Ведь
там была не она! Мраморные губы, такие жаркие всего лишь несколь-
ко дней назад,  вьющиеся каштановые локоны,  аккуратно  уложенные
(как они  путались и обвивали его жадные руки!),  закрытые глаза,
навсегда потерявшие свою бездонную синь...  Нет, это была не она,
нет, он  не  мог в это поверить,  как не мог никому ничего объяс-
нить:  почему он здесь, почему наконец подошел так близко, почему
просто  засыпал сейчас эти губы,  эти глаза бесконечными красными
розами... Они все падали и падали, пока не закрыли ее всю. И ник-
то  не произнес ни слова,  пока он не отошел и не смешался с тол-
пой.
    Очнулся только от прикосновения к его руке.  Юлька. Заплакан-
ная, но какая-то ненастоящая.
    - Это ужасно.  Я так боюсь смерти...  - виноватый, заискиваю-
щий,  кошачий взгляд.  Как он раньше этого не замечал:  у нее все
повадки кошачьи, и глаза! А еще он понял: она притворяется, будто
ничего не видела, ничего не поняла. - Игорь, защити меня!
    Он отшатнулся.  Она испуганно вскинула  дрожащие  ресницы.  И
опять  он  не смог ничего сказать.  Но молчание подействовало еще
сильнее.
    - Игорь, почему ты уходишь от меня?
    - Ради бога, не здесь...
    - Почему?
    - Потому что я никогда не был с тобой!
    - Значит, это правда... - расширяющиеся от ужаса глаза.
    Этого он уже не мог вынести:  пошел прочь, как от ударов, ук-
лоняясь от звона лопат об мерзлую землю...

    А на следующий день он нашел в почтовом ящике письмо.  Не ве-
ря,  дрожащими руками разорвал конверт.  Всколыхнулась злоба: по-
черк Юлькин. Хотел порвать, но что-то остановило и заставило про-
читать.
    "Милый мой мужчина,  ты сейчас так далеко от меня... Иногда я
начинаю сомневаться:  может,  я люблю не тебя,  а выдуманный мною
образ? А может, все эти письма и есть единственное истинное, иск-
реннее, что существует в нас?
    Но может ли до конца мужчина почувствовать то,  что чувствует
женщина?  Вернее не ТО, а ТАК? Так сильно, чувственно, до изнемо-
жения  страстно,  до  обморока?  Вот я только издали увижу тебя -
плакать хочется от невозможности  прикоснуться,  прижаться,  оку-
нуться с головой в тебя,  спрятаться в тебе от всех напастей зем-
ных и неземных... Я только твержу постоянно: люблю, люблю, люблю,
тысячу раз люблю!  Наверное,  это болезнь. А может - жизнь моя. А
может и смерть...
    Прошу тебя, откликнись, отзовись, я дышать скоро не смогу без
твоих таких далеких и таких желанных серых глаз! "
    Игорь задохнулся.  Огромным  все  сметающим потоком нахлынули
воспоминания:  дискотека, синие глаза, полные слез, дождь и полу-
обнаженная фигурка в кругу света, волосы, с которых капает на си-
денье машины вода,  потом ее обморок... "До изнеможения страстно,
до обморока..." Он застонал.  Так могла написать только  Оля!  Но
когда она это написала?  И как к Юльке попало это письмо, явно не
ей предназначенное?
    Потом он смутно вспомнил: когда опечатывали квартиру, вызыва-
ли понятых и знакомых,  он наотрез отказался идти,  Юлька же была
там... Теперь два чувства стали душить его:  невыносимая боль ут-
раты всякого смысла и невыносимая ненависть...
    Потом в институте он встретил Юльку. Между лекциями в коридо-
ре полно народу, все толкаются, суетятся, и вдруг - она. Как ни в
чем ни бывало идет навстречу, покачивая соблазнительно бедрами. И
- улыбается заискивающе.
    Он думал,  что его ненависть к ней разрушит стены.  Уничтожит
все живое, что осталось еще в нем вместе с этой маленькой соблаз-
нительницей.  Наверное, у него были такие глаза в тот момент! Она
остановилась и попятилась назад, уклоняясь от ожидаемого удара.
    Но удара не последовало. Было одно лишь слово:
    - Дрянь!
    Сказал негромко,  ровно, без надлома, но несколько человек из
ее группы оглянулось.  Легче не стало.  Но отныне на земле не су-
ществовало больше для него женщин. На земле.
    И то,  что понеслось вслед:  "Опомнись,  ее не  вернуть!  Она
всегда витала в облаках! Ты теперь до конца жизни будешь боготво-
рить облако?  Это я, я живая, и всегда была такой! А ты дурак!" -
уже ровным счетом ничего не значило.

    На улице проглянуло солнце и изнутри засветились  белоснежные
облака.  Да,  пожалуй, долгое время он будет верить теперь только
этим чистым облакам.