- Пойдём, я тебе кое что покажу, - говорила Таисия Владимировна Прохорова внучке Ксении, когда они остались одни.
На откосах окон с внешней стороны дома лежит снег. Сквозь синие причудливые узоры стёкол проходит яркий солнечный свет, он заливает комнату, в которой находятся бабушка и внучка, и хотя в доме тепло, - газовый котёл, стоящий на кухне работает исправно, - солнечный свет нагревает пол, мебель и все окружающие предметы. Он создаёт настроение, которое бывает только в феврале, когда, несмотря на то, что на улице морозно, хочется, чтоб золотые деньки зимы, с их постоянством, неспешностью и ленью продолжались как можно дольше. С другой стороны, понятно - зима прошла, хочется новых чувств, эмоций, весеннего ветра, и вместе с ним, всё остальное...
Бабушка специально выбрала это время - одиннадцать часов утра. Все позавтракали. Муж её - не большого роста старик, любитель путешествий, пошёл гулять и долго ещё не вернётся. Младшая дочь Света ушла в магазин за продуктами. Поэтому Таисия Владимировна с Ксенией находились в доме одни, и им никто не мешал. Сегодня, именно сегодня бабушка решила показать и рассказать внучке то, что грело её, то, что ей дорого, то, что она считала неотъемлемой частью своей жизни.
Ксении - пятнадцать лет, учиться в девятом классе, живёт в соседнем селе со старшей дочерью. По выходным её привозили к бабушке с дедушкой.
Внучка сидела на диване и смотрела телевизор.
- Пойдём, пойдём, я тебе кое что покажу, - повторила бабушка, и позвала за собой.
- Ба!.. - ответила недовольно Ксения. - Ты же видишь, я смотрю кино, давай позже, - ответила недовольно она.
- Пойдём, пойдём,... потом будет некогда. Я хочу тебе показать, пока нам никто не мешает, - настаивала Таисия Владимировна.
- Давай потом! - Ксения по-прежнему упрямилась и не отрывала взгляд от экрана.
- Нет, сейчас! - настаивала бабушка.
Она повернулась и, ныряющей походкой, наклоняясь в левую сторону (левая нога болела, в старости всё болит!), пошла в соседнюю комнату. Ксюша сделала недовольное лицо, фыркнула, встала, и пошла за ней.
Там стоял большой, трёхстворчатый, полированный шкаф для одежды и белья, тот, который есть во многих домах россиян; особенно его ценят в сельской местности. Они подошли к нему, бабушка открыла створку, и из его недр достала небольшой свёрток. Затем они пошли к столу. Бабушка положили свёрток на столешницу, развернула бумагу. Внутри оказалась ткань. Таисия Владимировна взяла её, встряхнула, потом широко развела руки, и перед взором Ксенией оказался большой, тёмно коричневый с яркими красными цветами и сочными зелёными листьями, красивый платок, какой обычно носят женщины на Востоке.
- Это тебе! - сказала она.
- Мне?! - недоумённо смотрела внучка в глаза бабушки.
- Тебе! - потвердела Таисия Владимировна.
- Зачем? - по прежнему не понимала та.
- Бери бери!.. Он мне очень дорог.
- Но зачем?.. Ведь, сейчас такие не носят.
Верно!.. В ярком платке, который показывала бабушка, сейчас никуда не выйдешь, он давно вышел из моды. Не носили их и десять, и двадцать лет тому назад - мода ни них прошла ещё в девятнадцатом веке. Платок годен, в лучшем случае, для выступления в народном спектакле.
- Это тебе подарок!.. Когда я умру, ты будешь разворачивать его и вспоминать меня. Потом, - когда у тебя будут свои дети, - ты передашь платок им. Я хочу, чтоб он стал семейной реликвией, - говорила Таисия Владимировна.
Ксюша осторожно взяла подарок в руки, и по прежнему не понимая, что будет делать с ним, начала вертеть, рассматривать со всех сторон. Потом накинула на плечи.
Платок, который и был создан только для того, чтоб делать жизнь красивее, напоминать людям, что есть в мире радость и любовь, словно ждал этого момента, он моментально преобразил внучку. И из девочки, из ученицы девятого класса она превратилась в миловидную, привлекательную девушку. Платок ей очень шёл!
К своим пятнадцати годам Ксения полностью выросла, и она ростом была выше бабушки, не намного, но выше. Полноватая: полноватое лицо, полноватые руки, полноватое тело, это обстоятельство, как и других её сверстниц, занимало её, тревожило и создавало проблемы. Но платок полностью преобразил её, недостаток превратился в достоинство, и она смотрелась в нём, как настоящая русская барыня, миловидная, яркая, с блестящими глазами. Хоть сейчас выдавай замуж!..
Ксения подошла к большому зеркалу, висевшему на стене. Посмотрела в него, потом повернулась одним боком, потом другим, игриво подняло одно плечико, потом другое, улыбнулась.
- Да, хороший подарок, - сказала она, - очень нравиться!.. Жаль, что в нём никуда не пойдешь.
Платок совсем не гармонировал с её нынешней, современной одеждой: серые джинсы по моде с дырами на обоих коленях, тёмно синего цвета блузка. Но не это главное!.. Ксения сейчас чувствовала себя любимой, красивой, способной на многое. И если бы звучала музыка, она пустилась бы в пляс.
Бабушка стояла рядом и, глядя на внучку, радовалась,... и хотя Таисия Владимировна была совсем не сентиментальным человеком, не удержалась - пустила слезу. Именно так она хотела передать своё сокровище, именно этого она ждала от сегодняшнего дня.
- Только смотри, не испачкай, - говорила она, - мне подарил его сам Кахаров.
- Кто это?
Ксения приплясывала,... но на миг остановилась.
- Директор интерната, в котором я работала в Таджикистане, - ответила бабушка.
- А почему я о нём ничего не знаю,... ты мне ничего о нём не рассказывала.
- Именно об этом я и хотела сегодня говорить... Но давай сначала уберём платок,... положим его обратно... и пойдём на кухню. Там я тебе всё расскажу.
Ксюша ещё раз повернулась около зеркала, игриво повела правым плечиком, улыбнулась (молодость - есть молодость!), и аккуратно сняла платок с плеч. Бабушка положила его в шкаф.
- Вот, здесь он будет лежать, - произнесла она, - запомни.
Они пошли.
К семидесяти пяти годам Таисия Владимировна "из тростиночки", как она говорила о себе, превратилась в крупную женщину. Тем не менее, это не мешало ей вместе с полноватой внучкой удобно устроиться на кухне за небольшим столом, покрытом синей, в клеточку скатертью, за которым они и повели неспешный разговор.
- Мне тогда было всего двадцать пять лет, - начала Таисия Владимировна.
На столе царило полное изобилие. К приезду Ксении бабушка расстаралась: испекла пироги с капустой, картошкой, грибами, ватрушки с творогом, и теперь они большой горкой лежали на большой тарелке. И хотя Таисия Владимировна считала, Ксению нужно ограничивать в еде - она и так у нас большая, но бабушка есть бабушка: "Кто её ещё побалует?" - говорила она себе и вновь затворяла тесто. Рядом с выпечкой яркими сочными пятнами, распространяя аромат, налитое в пиалы, стояло малиновое, вишнёвое, клубничное варенье. Свежезаваренный чай дымился в чашках.
Солнечный свет заливал кухню, и делал атмосферу такой домашней, такой уютной, которая бывает лишь тогда, когда всё складывается удачно.
- Мы тогда с Николаем (Николай - тот не большого роста, крепкий, худой старик, который нынешним морозным утром ушёл гулять в лес) только только окончили педагогический институт в Кирове,... недавно поженились,... и у нас родилась дочь - твоя мама. И у нас не было своего угла, - продолжила Таисия Владимировна. - Ты же знаешь нашего дедушку - он любит путешествовать. Он достал карту, ткнул пальцем и сказал: "Вот, здесь мы будем жить!" "Где?" - не поняла я и подошла к нему. "Вот, здесь!" - и он снова показал пальцем в местность, которая вся была окрашена в коричнево жёлтый цвет. "Ты в своём уме, - ответила я ему, - это же Таджикистан,... Средняя Азия,... там живут люди другой национальности,... они нас не знают, не мы их... Как мы будем там жить?!" "Зато там есть горы, - довольно ответил муж, - будем путешествовать... К тому же, - добавил он, - я ходил сегодня в РОНО (районный отдел народного образования), там сказали: "Единственное место, где дают квартиру - это Вахшская долина. Там есть школа интернат, там и будете работать"". "Нет,... я туда не поеду!... - запротестовала я. - Что там делать?!.. Неужели в России нет хороших мест?!... К тому же там очень жарко!"
Сначала мы говорили спокойно, потом разговор пошёл на повышенных тонах, и к концу спора мы разругались. Так и не придя "к консенсусу", мы "разошлись по своим углам", каждый начал заниматься своим делом.
Таисия Владимировна отхлебнула из чашки остывший чай, неспешно зачерпнула маленькой, серебреной ложкой малиновое варенье. Внучка большими глазами смотрела на неё. Перед её взором проходила то, что когда то составляло полноценную, насыщенную жизнь, которая ушла, и от которой сейчас остались только бледные тени, да и те готовы были угаснуть. Бабушка не хотела этого. Она хотела, чтоб внучка знала, что и она была молодой, красивой и яркой... И что и она в жизни ошибалась, и её мудрость пришла только с годами. Уберечь от неправильных действий, передать свой жизненный опыт, бабушка считала своим долгом. Он - опыт вместе с пирогом картошки легко воспринимался.
- Мы долго спорили, - продолжила бабушка. - Я наотрез отказывалась ехать, Николай настаивал. И, наверное, мы бы так и не договорились, если бы не вмешался мой папа... Жаль, что ты его не достала!.. Он был очень хорошим человеком, строгим, но нас - детей любил и всегда защищал.
Помню как то летом, когда я была ещё совсем маленькой и училась во втором классе, мы - малышня любили собираться на колхозном дворе. Там было интересно: лошади, свиньи, овцы,... помню запах сена, сколько же его там было!.. там же хранились телеги, сани, сбруя для лошадей, и много чего другое. И мы там играли в прятки... Как сейчас помню, водил Васька Эндаков... И он подглядывал: кто и где прячется. Я увидела... и возмутилась!.. И хотя он учился в третьем классе и был на голову выше меня, не испугалась (бойкая была!), взяла палку, окунула в чёрный берёзовый дёготь, тот, чем смазывают колёса телег, подошла к нему, и этим дёгтем измазала всю его рубаху. Он заплакал и убежал. Я поняла, что и мне будет взбучка. Тоже побежала домой, залезла на печь, и там на полатях, в глубине спряталась. Мать подходит к печи, спрашивает: "Ты, чего там, Тайка, делаешь?" Отвечаю: "Заболела, мама!" Она внимательно смотрит на меня: "Наверно, девка, ты чего натворила, вот, и прячешься!" "Не... - говорю, - я действительно болею, мама!" Так и просидела на печи целый день. А вечером, когда все пришли домой, к нам пришёл и Васькин отец, рассказал случившееся. Мой отец слушал слушал и говорит: "Твой Васька старше моей Тайки и на голову выше её, и не раз бил её, а она ни разу не пожаловалась. Пусть и твой не жалуется. Мать! - дальше добавил он. - Где у нас отрез из красного ситца?.. Отдай!" Мама пошла, открыла сундук, взяла ситец и отдала Васькиному папе... Такая была история!.. Вот какая я была тогда бойкая, ничего не боялась... Отец любил меня!.. И хотя он прошёл всю войну, вернулся без ноги, но всех нас - семерых детей вырастил и воспитал. Строгий был и справедливый, - говорила довольная, улыбающаяся Таисия Владимировна, отхлебывая чаю из чашки.
- Так вот,... я рассказывала о Таджикистане... - продолжала она. - Когда отец узнал, из за чего я с мужем спорю, строго сказал мне: "Ехать!.. Где муж, там и жена должна находиться. И не надо бояться людей другой национальности. Мы все вместе в Великую Отечественную сражались: русские, таджики, узбеки, татары, белорусы, украинцы... Все люди одинаковые!.. Если сама будешь человеком, то и к тебе будут относиться хорошо!" - был его вердикт. - Пришлось ехать!..
Ксения кивнула головой.
- Так мы оказались в Средней Азии.
Директором этого школы-интерната и являлся Абдугафор Кахаров - таджик. Он был очень полным, ходил в чёрном костюме и тюбетейке на голове. Но был хорошим человеком... Вообще, с хорошими людьми мне везло. Это очень важно в жизни, Ксения... Фронтовик, прошёл всю войну... Как то на девятое мая я увидела его и удивилась: весь пиджак в орденах и медалях. Не подумав, сказала: "Абдугафор Кахарович, да вы у нас герой!" "Герой - кверху дырой! - ответил он мне и засмеялся. Он был очень скромным. Когда кто нибудь просил его рассказать о войне, особенно дети, пытаясь услышать красивые подвиги, он обычно отмалчивался, и ничего не говорил. Война - есть война, тяжёлая штука, и ничего хорошего в ней нет, это знают все ветераны.
И вот с двумя детьми - в то время у нас появилась Света (младшая дочь) - мы прожили в Таджикистане целых семь лет, пока не уехали.
- А что так? - спросила Ксения. - Я бы ни за что оттуда не уехала. Там полно груш, дынь, ела бы апельсины, виноград, - перечисляла внучка.
Таисия Владимировна внимательно посмотрела на неё. " Ей пятнадцать лет, а какая она всё таки ещё маленькая, - сказала она себе. - Я то, увидев её сегодня в платке, подумала,... что она взрослая,... её можно выдавать замуж, а она ещё совсем ребёнок!" Сказала:
- Там очень жарко и сухо, летом тридцать градусов в тени, и так целый сезон. И мой организм не выдержал, здоровье начало портиться: я высохла и стала похожа на тростинку, дунь на меня - повалюсь от ветра. Поэтому и пришлось уехать.
- Жаль! - ответила Ксения. - Сейчас бы ездили к вам в гости, ели бы арбузы, яблоки... А то в нашем северном крае ничего нет (и это в то время, когда стол "ломился" от даров природы)...
На кухне, где они мирно вели беседу, тепло, но за окном - русская зима. Снег укрывает огород, кусты смородины, крыжовника, яблони, и даже поодаль стоящая серая, бревенчатая, грустная баня плотно укрыта его белым, тёплым одеялом. Везде тянутся синие тени. Но солнце уже яркое. В его лучах искрится снежная пыль, и из тёплого помещения, кажется, что мороза на улице совсем нет.
Николай - муж Таисии Владимировной, чтоб зимой не было скучно, сделал кормушку для птиц и повесил её на яблоне, растущей перед окнами кухни. Птицы прилетали, клевали насыпанный корм, и своей суетой и радостью отогревали успевшие остыть за зиму сердца. Однажды прилетел даже дятел. Он важно сел на подвешенном на ветке сале и долго дубасил его.
Ксения посмотрела на улицу и громко вскрикнула:
- Бабушка, смотри, снегири прилетели!
- Где? - не видела Таисия Владимировна.
- Вон там, посмотри налево!
Действительно, сквозь синие узоры, через пятно, которое отогрело солнце, было видно, как на кустах смородины, на ветвях дальних груш разместилась стайка важных, пузатых снегирей, чем вызвала восторг не только у Ксении, но и у Таисии Владимировны.
- Первый раз за зиму прилетели, - сказала она, улыбаясь, - значит, весна близко!
И они ещё долго наблюдали за красивыми гостями. А когда птицы улетели, Таисия Владимировна продолжила свой рассказ:
- Вспоминая свою жизнь в Таджикистане, могу сказать определённо, это были самые лучшие годы моей жизни. За это время я столько увидела, поняла, осознала для себя, чего не было за всю последующую жизнь...
А когда мы с Николаем начали готовиться к отъезду, и осталось всего несколько дней работы в школе, Абдугафор Кахарович вызвал меня к себе в кабинет. Я вошла. Он встал из за стола и грузной походкой направился ко мне. "Я сожалею, что мы так не долго работали...", - говорил он... "Семь лет", - ответила я. "Вас здесь все ценят, любят и уважают, как хорошего педагога. Вы хорошо проявила себя, много и успешно работали,... и я даже хотел сделать вас директором... Вы же знаете, Таисия Владимировна, мне скоро на пенсию,... поэтому мне вдвойне жалко расставаться с вами... И мне хотелось в знак признательности, в память о совместных годах работы преподнести Вам небольшой подарок". Он потянулся к столу, взял небольшой свёрток и подал мне. "Что это?" - не поняла я. "Разверните", - попросил он. Я осторожно развернула свёрток, и в руках у меня оказался платок, тот, который я тебе сегодня показывала. "Знаю, что вы - русские женщины не носите платки, - продолжил он, - но у нас на Востоке платок неотъемлемая часть женской одежды. Дарю его вам за любовь детям. И считаю, недостаточно иметь хорошее образование, важнее любить детей. Вы их любите, и всегда вставали на их защиту. Не изменяйте своей профессии! Хорошие знания и любовь к детям принесут вам успех на педагогическом поприще. Примите его от меня лично и от всего педагогического коллектива!"
Я не знала, что сказать. Это было так трогательно, так необычно, неожиданно... Не сказав ни слова, с платком в руках я вышла из его кабинета.
Этого замечательного человека уже давно нет,... - Таисия Владимировна сделала паузу и внимательно посмотрела на внучку, - а я помню его слова "слово в слово", и стараюсь им следовать.
Ты знаешь дальше мою жизнь. Я вернулась на родину, и проработала в школе ещё тридцать лет. А когда началась перестройка девяностых годов, нам перестали платить зарплату. Многие коллеги оставили преподавание, ушли кто куда: в торговлю, административные органы, бизнес. У меня тоже появлялись такие мысли. И тогда я доставала платок, накидывала на плечи, подходила к зеркалу и пыталась представить себя за прилавком, либо чиновницей. Но нет!.. Оторваться от школы я не могла. Этот подарок не позволил мне изменить профессии.
Он стал дорогой реликвией. Реликвия - это не просто вещь, передаваемая из поколения в поколение, это нить, связывающая целый род. Как дерево не может жить без корней, так и человек не может жить без них, быть стойким и сильным. Теперь платок у тебя!.. Ты передашь его своим детям, дети - твоим внукам... Я уверена, что в трудную минуту ты развернёшь его, вспомнишь меня, вспомнишь мои напутствия.
На кухне воцарилось молчание. Ксения перестала есть, перебивать и переспрашивать бабушку. Она задумчиво смотрела перед собой. Таисия Владимировна тоже молчала.
На улице хлопнула дверь. И вскоре на кухню вошла Света - младшая дочь Таисии Владимировной. Она ходила в магазин и принесла продукты.
- Чаёвничаете? - окинув взглядом находящихся в помещении, спросила она, больше для того, чтоб показать своё расположение.
- Иди, садись, попей с нами, - предложила мать.
- Нет, не хочу, - ответила улыбающаяся Света. - На улице такая хорошая погода, так бы ходила и ходила,... и не заходила бы в дом.
- А мы снегирей видели, - встрепенулась Ксения.
Её настроение вернулось в обычное русло, она вновь почувствовала себя ребёнком, а не взрослым человеком, навеянного рассказом и подарком бабушки.
Как сложиться жизнь внучки - никто не знает. Будет ли она хранить платок и передавать его своим детям - никто не скажет. Но советы, наставления и рассказы бабушки, - я думаю, - надолго останутся в её памяти и помогут ей на жизненном пути.