Аннотация: Из цикла про моего любимого священника.
Трогательное дитя двадцати пяти лет держит меня за руку так крепко, будто от этого зависит её жизнь. Удивительное ощущение - как будто тебе в ладонь положили нагретый солнцем овальный камешек с морского берега. Наши ладони идеально сочетаются, словно правильно подобранные кусочки паззла. Тёплые ладони, холодные пальцы. У неё всегда были холодные колкие пальцы. Когда я не смотрю на наши руки, у меня возникает ощущение, что это вовсе не её подушечки, а холодный пустой вакуум прорастает иглами мне в кожу. Бедное дитя, такое ощущение, что вот-вот она начнёт таять, таять и постепенно растает совсем.
До чего всё-таки может довести любовь, а?...
Её голос так слаб и тих, что непонятно, что материальнее - слова или табачный дым, вылетающие из её рта. А иногда мне кажется, что я придумываю слова за неё, а она так и молчит с самого начала встречи.
-Николас... Вы как всегда вовремя... Если бы Вы только знали...
Я так хочу, чтобы она заплакала. Не для того, чтобы увидеть её боль, но для того, чтобы понять, что она - не призрак, не порождение моего больного воображения, а живая женщина. Но слёзы так и дрожат за густым частоколом перекрашенных ресниц, оставаясь непролитыми. А может, она не плачет как раз для того, чтобы не потекла тушь. Во всяком случае, я надеюсь, что моя последняя догадка неверна.
Череда ничего не значащих слов, вздохов, сожалений. Я так и вижу, как она перебирает тонкими холодными пальцами нити чувств, отбирая лучшие для паутины, которую она готовит для меня. Даже находясь в горе и безысходности, паучиха голодает. Ей нужен самец, которого можно заманить в ловушку, тихонько убить и жить, питаясь его трупом ещё долгое время.
Но со мной у неё ничего не получится - бедняжка совсем ослепла от горя и не видит, что перед ней священник.
-Николас... - вздох, который мог бы свести с ума любого мужчину, пробудить в нём дремлющие инстинкты защитника, желание приютить под крылышко это бедное хрупкое существо...
Но я не реагирую. Лишь крепче сжимаю её тёплую ладонь, её льдистые пальцы. Я буду идеальным для каждого, кто ни подойдёт, кто ни попросит - персональный Иисус Христос, Ваш личный Спаситель, пока не закончится срок годности. Пока не надоест. God is busy. Can I help you? Но не рассчитывайте, что это продлится вечно. Так или иначе, потом вам придётся самим сделать выбор.
Марла, тебе придётся сделать этот выбор самой, повторяю я. Не говорю это вслух, потому что ей не следует этого слышать, и заедаю слова кубиками льда из стакана. Лёд упруго хрустит на зубах, на мгновение заглушая её ломаную от сдерживаемых рыданий речь. Слава Богу, маленькая передышка.
Завтра я уеду из Нового Орлеана, Марла. И ты меня больше никогда не увидишь, что бы ты не решила.
Даже в трауре она не забыла уложить волосы красивыми волнистыми прядями. Я сижу совсем рядом с ней и чувствую запах лака. Такую будет не жалко - не то, что остальных.
Она просит меня остаться. Остаться тут ещё немного и прийти завтра к ней. Она не может находиться в этой квартире одна. Она обещала ему, что всегда будет вместе с ним, что последует за ним куда угодно.
Да-да-да, я знаю эти слова наизусть. В каком дешёвом романе ты вычитала это, Марла? Я же прекрасно знаю тебя - ты поубиваешься покрасивее месяца два, потом резво откинешь в сторону траурную вуаль и пойдёшь кутить всё то, что досталось тебе от покойного супруга.
-Это непрощаемый грех, - мягко напоминаю я. Пожалуй, первые мои слова за этот вечер.
Она хочет исповедоваться. Вот дура, она что, ждёт, что я наложу на неё эпитимию и выдам индульгенцию? Думает, что это ей поможет?
Ну уж нет, я совсем не хочу знать, насколько этот внешне прекрасный плод прогнил изнутри. Пусть показывает свои червоточинки кому-нибудь ещё, а мне дела нет. Уже нет.
-Да, обязательно, чуть попозже. - универсальная отговорка. - Кстати, все приняли решение суда? Тебя никто не пытался больше обидеть?
Ударим по больному: я-то знаю, что несмотря на вердикт о том, что её супруг покончил жизнь самоубийством, это именно Марла подвела его к этой черте. Она, как и положено истинной дочери Евы, разрушила его жизнь так искусно и незаметно, что никто и не заметил. И я знаю о том, что родители покойного тоже согласны со мной и пытаются отомстить за смерть сына, так же отравляя теперь существование Марлы.
Не-уходите-николас-мне-теперь-страшно-быть-одной, шепчет она скороговоркой и испуганно оглядывается. Я почти счастлив видеть хоть одно искреннее чувство на этом красиво нарисованном лице. Я-не-знаю-что-будет-со-мной-дальше, и я почти растроган. Зато я знаю, милая.
Хорошо, я приду утром. А пока успокойся. Ничего не бойся, Господь оградит тебя от всех бед. Не забывай молиться. И... Только не вздумай сделать какую-нибудь глупость, Марла, (не) вздумай сделать какую-нибудь глупость.
Она прикусывает губу и кивает. Слезинка-таки виснет на длинной бревнообразной густо-чёрной реснице и я поспешно отворачиваюсь, нарочно роняя салфетку, чтобы нагнуться за ней. Я не хочу видеть в ней человека.
...провожая её до такси, я всё время мило улыбаюсь. Надо же ей увидеть напоследок что-нибудь хорошее.
А наутро я уже буду в дороге.
Садясь в машину, она на секунду задерживает свою руку в моей, оставляя на коже ощущение льда там, где касались подушечки её пальцев. Готовиться захлопнуть дверцу, но я её останавливаю.
-Марла...
-Да?... - она вскидывает голову и с надеждой смотрит на меня. Как будто я фокусник, а не священник, и из-под полы рясы достану ей документ с подписью Бога, удостоверяющий, что все её грехи отпущены.
-У тебя тушь потекла, - киваю, улыбаюсь в последний раз и захлопываю дверцу сам. Мне надо спешить на поезд.
...
Разворачивая утреннюю газету, я заранее знаю, что там будет написано. Марла В., вдова недавнего самоубийцы, последовала за мужем в преисподнюю, аминь.
И дело ведь даже вовсе не в том, что я её на это подтолкнул. Просто я вижу людей с печатью смерти на челе. Меня тянет к таким. Я просто помогаю им сделать последний выбор. И если они делают выбор в сторону жизни, я только радуюсь.
А ведь я даже могу представить себе, как это было.
Она не посмела повеситься, как и он, и поэтому выбрала наиболее трусливый и лёгкий способ - таблетки.
А потом когда она уже почувствовала как коготки смерти царапают её шею, готовясь задушить - тогда она поползла в ванную, всхлипывая от ужаса. От ужаса понимания того, что хочет жить. Растопыренные пальцы, спутанные волосы, искривлённый рот - смерть редко бывает красивой. Может, она даже сумела включить воду и попыталась прочистить желудок. Может быть, её даже нашли перемазанной в собственной блевотине.
Мне всегда жаль, что я не могу понаблюдать за этим со стороны.
Тем не менее я помог ей. Выслушал её внимательно, чего может быть не делал никто до меня. Создал иллюзию понимания и заботы. Что ещё человеку нужно? Быть может, я вообще был единственным, кому было до неё дело.
Интересно, умирая, она вспоминала меня? Это было бы самой лучшей благодарностью.