На первый транспорт я не попал: очередь была большая, слишком многие подали рапорт сразу же. Улетел я только на третий день.

Мне не сиделось в буквальном смысле слова. Я ходил провожать знакомых, пил со своим звеном и с другими, играл в карты - все, что только мог придумать, лишь бы не сидеть на одном месте, не углубляться в свои эмоции.

Звено мое, так рвавшееся на гражданку, все улетало позже меня: со свойственной им всем нерасторопностью они до сих пор не подали рапорты. На трапе я их всех обнял, расцеловал по русскому обычаю, впечатлительный Артурчик даже пустил немного слезу, что было очень трогательно.

Особенно муторно было в первом прыжке: лету было 10 часов, а заняться нечем, даже в иллюминаторе какая-то тошнотная серость... Я уж чуть не башкой об стены бился, не говоря уже о хождении по ним. Мерный гул двигателей и мысли о Лине.

Вынырнули в системе Фронда. Там я накупил каких-то дрянных книжек, которыми занимал мозги. Пересадка на грузопассажирский до Отта. С орбиты ухитрился разглядеть родной городок - и вправду цел, не бомбили его. Почтовик до Байерна. Рейсовик "Байерн - Новый Крым". Наконец, Промзона.

Дверь открыл отец. Прилетел-то я без предупреждения, так что лицо у него было такое, будто он сейчас в обморок упадет.

- Здравствуй, отец. - Я перешагнул порог и обнял его. - Как вы тут без меня?

Отплакавшись, он тут же позвонил матери. Связь после слов "Витька прилетел" оборвалась - как потом оказалось, мать выронила ком и он разбился.