Аннотация: Что есть театр, как не способ принести радость и забрать с собой и горы, и незвгоды? "Театр Этьена Перро" именно такой.
В Город приехал театр. Приехал тайно, под покровом ночи, занял старое помещение на углу Главной и Западной улицы, и несколько дней устраивался, словно ласточка в новом гнезде. Любопытные носы пытались было выяснить, что происходит, почему ночами в давно заброшенном здании горит свет и раздаются неясные звуки, а еще иногда доносится из окон музыка, но ничего у них не вышло. Разгадка нашлась сама, точнее, была вынесена миниатюрной девушкой неопределенного возраста на улицу в виде большой афиши на деревянных столбиках.
"Театр Этьена Перро"
Вот так было написано большими буквами на куске ткани. Яркая, красочная афиша заметно выделялась на фоне тускло-серых красок Города. Около невзрачной двери с табличкой "Вход только по билетам" девушка выставила стол и колченогую табуретку, разложила стопки нарезанных бумажек и села сама.
- Это что тут такое? - бабка Фелиция первая осмелела, подошла ближе, прикрываясь рукой как от солнца, словно яркие цвета грозили ее ослепить.
- Билеты, - девушка обвела рукой стол. - Один билет - одна монета.
- Целая монета за эту вот бумажку? За монету можно купить и муки, и сыра, - нахмурилась бабка Фелиция. - Зачем эти билеты-то нужны?
- Билет позволит посмотреть представление, - терпеливо объяснила девушка. - Мы - театр, бродячий театр, сегодня здесь, завтра там. Приехали и в ваш Город, и дадим столько представлений, сколько будет надо.
- Кому надо? - сощурилась бабка Фелиция.
- Не кому, а для чего, - девушка подняла на Фелицию чистые голубые глаза и улыбнулась. Такой беззаботной улыбки в Городе не видели уже много лет. - Для того, чтобы избавить вас от горя.
Бабка Фелиция ничего не ответила, только пожевала губами немного, да что-то стала подсчитывать в уме. Столпившиеся вокруг зеваки следили за ней настороженно и внимательно. Наконец Фелиция махнула рукой, взяла, да и открыла потрепанный кошелек. Выложила целую монету: ну обойдется несколько вечеров без хлеба, зато посмотрит, что такое театр. В ее время театра в Городе уже не было, только истории рассказывали. Девушка, лучась от счастья, протянула Фелиции билет и убрала монету в карман передника.
- Начало в семь вечера, - сказала она. - Не забудьте.
- Уж будь уверена, девочка, я ничего не забываю, за что деньги платила, - покачала головой Фелиция, вздохнула тяжело и начала пробираться обратно через толпу.
Люди терпеливо дождались ее ухода, а потом набросились на девушку, коршунами окружили маленький стол и требовали "еще один билетик" и себе, и близким. Очень скоро не осталось ни одной красивой бумажки на столе, а девушка скрылась за входной дверью и аккуратно сняла передник.
- Все продала? - высокий человек с длинными руками и ногами подбежал к ней и схватил передник. - Они придут?
- Придут, - кивнула девушка. - Не волнуйся, Йоля, придут. Все как говорил Этьен - достаточно одного смелого человека, чтобы смелыми стали все. Сегодня мы будем играть.
- Будем играть, - повторил Йоля, - Давно я не играл! Ура!
Он сделал сальто назад, рассмеявшись в голос, и побежал вверх по лестнице, крича на ходу:
- Будем играть! У нас будут зрители! Вы слышали, друзья? Мы будем играть! Янина продала все билеты!
Из темноты за ними наблюдал седоволосый человек. У него был прямой нос и темные, глубокие глаза. Не давая другим заметить себя, он скрылся за портьерой и еле слышно прошептал:
- Спасибо, Янина...
К театру люди стали подходить задолго до назначенного времени. Каждый постарался достать из шкафов вещи понаряднее, и многие находили то, что считали давно забытым и утерянным. Помимо привычных черных и серых тонов, в одежде мелькали зеленые, синие цвета, а бабка Фелиция обмотала седую косу косынкой в крупных алых маках. Пестрые краски театральной афиши, яркие огоньки над входом, музыка, лившаяся из окон, разгоняли мрак, так долго висевший над Городом. Здесь давно уже не улыбались, и тем более не смеялись, не слушали музыку и не играли ни в какие игры. Жители Города много лет уже знали только свою работу, за которую Те, Которые Наверху выплачивали жалование - пятнадцать монет в месяц. Некоторым удавалось выручить двадцать, больше же не получал никто. Но каждый из стоявших на пороге театра людей с радостью отдал одну из своих монет за крошечный билетик.
Ровно в семь распахнулись двери, и на пороге появилась Янина, одетая в огненно-красные панталоны, белую рубашку и изумрудный корсет. Толпа ахнула при ее появлении, словно она сияла ярче фонаря над головой. Янина улыбнулась им всем - спокойно и лучезарно - и сказала:
- Добро пожаловать в "Театр Этьена Перро", дорогие гости. Сегодня вы увидите представление, которому нигде на свете нет равных. В перерывах вы можете подкрепить силы закусками и яблочным вином, однако помните - во время представления вам нельзя есть и пить, а так же шуметь и громко разговаривать. Это единственное условие! Мы хотим, чтобы ваше внимание принадлежало нам безраздельно!
Янина отошла вглубь ярко освещенного зала, и толпа ринулась внутрь, жадно оглядываясь, впитывая в себя каждую деталь убранства: красные занавесы с золотыми кистями, тяжелые столы, покрытые лаком лестницы и оконные рамы, столы в едой, которая отличалась от той малости, к которой привыкли жители Города с тех пор, как перекрыли поставки еды из-за границы. Там были и яблоки, и сыры, и рыба, и напитки, о которых никто из присуствующих и не слышал даже. Янина оставила гостей в изумлении, и скрылась за незаметной портьерой в углу.
Через некоторое время из-под потолка раздался громовой голос, сильный и ясный, призывавший зрителей подняться по большой лестнице и войти в первую дверь, а потом занять удобные места. За указанной дверью обнаружился амфитеатр, небольшой, но достаточный, чтобы вместить всех пришедших, и устроенный так умно, что сцена была целиком видна из любого места. На самое лучшее сидение посадили бабку Фелицию. Наступила торжественная тишина. Погас свет.
На сцену вышел человек. Он был седоволос, среднего роста, а глаза его скрывались под темной маской. Одежда его искрилась и сияла в свете единственной лампы. Он улыбался. Рот у него был большой и подвижный, и улыбка казалась почти ребяческой на его взрослом лице.
- Дорогие мои, как я рад вас здесь видеть... Всех вас! - произнес он, разводя руки, словно стремился обнять весь зал. - Прошу вас, будьте внимательны, не отвлекайтесь, смотрите наше представление не только одними глазами: смотрите сердцем. И наслаждайтесь каждой минутой, проведенном в нашем обществе. Мое имя - Этьен Перро, и я с гордостью представляю вам спектакль "Честь и роза"!
Раздались неуверенные аплодисменты, а через мгновение в ладоши хлопал весь зал. Бабка Фелиция довольно посматривала по сторонам - надо же, откуда-то вспомнила что надо делать, вот что такое хорошая память, память, хранящая сто историй... Этьен Перро поклонился и покинул сцену, и яркий свет озарил декорации - голубое небо, высокий неприступный забор и дерево за ним. Вышла Янина и села под деревом, и запела песню о том, как тяжело терпеть ей пренебрежение со стороны ужасного своего мужа. Муж этот, пела она, увез ее от родных гор и от берега моря в сухой, холодный замок, и теперь даже сбежать от него она не в силах. Ведь если сбежит она, то умрет в пустыне... С другой стороны ворот вышел Аркадио, самый красивый актер в труппе, одетый нелепо и ярко, и кативший перед собой картонную овцу на колесиках. Увидев Янину, он, конечно, сразу влюбился в нее и стал клясться, что спасет ее от злого мужа... Зрители сидели на краешках стульев, прямые, напряженные, и жадно - все до единого человека - внимали тому, что происходило на сцене. Веселая комедия положений, история безобидного адюльтера, гнев обманутого мужа, все разворачивалось перед ними, точно огромное полотно. Остроумные шутки Аркадио перемежались веселыми комментариями и нежными песнями Янины, гневные воззвания мужа, которого играл длиннорукий Йоля, перебивались мелодичными трелями птицы-вестницы, картонной фигуры, качающейся в клетке. Птицу озвучивали все актеры по очереди, оттого получалось особенно смешно и трогательно. Зрители хохотали до слез вместе с Аркадио, переживали за Йоля и веселились вместе с Яниной, и зал раскачивался от их криков, громкого шепота и прочих выражений сопереживания.
События на сцене постепенно накалялись и, как это обычно бывает в жизни, шаг за шагом комедия начала оборачиваться трагедией. Пролилась первая кровь, добрые шутки сменили оскорбительные замечания, отношения из легких и забавных прекратились в серьезные, и каждая мелочь воспринималась как тяжелый удар. Но зрители продолжали хохотать. Чем более страшные события разыгрывались перед ними, тем шире становились их улыбки. В них не было злорадства, только беззастенчивая ребяческая радость от того, что происходило между актерами на сцене, или, что вероятнее, что это все происходило не с ними. Яркие костюмы героев окрашивались пятнами алой крови, птица-вестница хрипло кричала и каркала, и в момент кульминации, когда Янина, отчаявшись, бросилась со скалы в бушующее море, зал взревел. Зрители хлопали в ладоши, вскакивали со своих мест и кричали "Браво". Под нескончаемый гвалт спектакль подошел к концу. Йоля убил Аркадио и остался один в своем замке, и даже птица его улетела. Его темную фигуру скрыла темнота, а потом, когда свет зажегся вновь, вся труппа была уже на сцене и счастливо кланялась, принимая похвалы и выкрики восторга.
Хозяин театра, Этьен Перро, наблюдал за происходящим, стоя в своей ложе под самой крышей. Он видел, как ослепительно сияли лица зрителей, в каком возбуждении выходили они из зала и делились впечатлениями друг с другом, пусть даже были незнакомы между собой. Им всем понравилось, да-да, очень понравилось представление, такое веселое и яркое, оно внесло новые краски в их серую унылую жизнь. Перро дождался, когда последний человек покинет зал, и свет потушат окончательно, а актеры, не сменив даже костюмов, пойдут провожать зрителей, напоминая им о датах следующего представления, и тоже покинул зал. Его комната, небольшая и почти пустая, располагалась сразу за ложей. Там не было ничего, кроме письменного стола и узкой кровати.
Он сел за стол, и поставил на него высокую черную свечу, которую все время представления держал в руках. Помедлив немного, чиркнул спичкой, и маленький огонек затрепетал над черными фитилем. Перро устремил усталые старые глаза в огонь и заплакал. Рыдания сотрясали его тело, руками он стремился закрыть лицо, и крупные, горькие слезы, соленые на вкус, блестели и на щеках, и на пальцах, оставаясь некрасивыми разводами на загримированном лице. Он плакал отчаянно и безутешно, стремясь не пропустить ни одной даже самой маленькой горести, которую следовало оплакать. В этом Городе скопилось столько горя, и каждый человек принес его сегодня в себе, а ушел свободным. Все несчастья, боль, печаль и страдание, малое и великое, значимое и не значимое, сплавились в черную свечу, изгнанные смехом, радостью и улыбками. Перро забрал их, унес к себе и теперь сжигал, и воск таял и черными каплями растекался по старой столешнице. Опустив голову на руки, Перро оплакал все потери и расставания, всю бедность и нищету, все, что мог, впустил в свое сердце и проживал всю горькую жизнь за каждого человека, который был на представлении этой ночью. Когда свеча сгорела дотла, он встал, вытер слезы, подошел к окну и раздвинул шторы. Занимался рассвет, и ему показалось, что серые крыши домов слегка порозовели.
Тем вечером "Театр" дал еще одно представление, и пришли другие люди, заинтригованные рассказами своих родственников, приятелей и знакомых. И целый вечер стены театра сотрясал восторженный смех и крики радости, а после Этьен Перро зажег еще одну черную свечу в своей маленькой каморке под крышей. Так прошел целый месяц, и каждый вечер в течение этого месяца труппа давала представление, и никогда не получилось так, чтобы в зале оставались свободные места. Бабка Фелиция не пропустила ни одного вечера, и было много других людей, которые тоже ходили ежедневно. И каждую ночь сгорала в маленькой каморке черная свеча, и каждую ночь Этьен Перро не жалел слез для жителей этого серого, сумрачного города.
Однажды "Театр" уехал. Вечером дал представление, а утром здание уже опустело. Этьен Перро и его труппа исчезли, оставив в наследство алые бархатные портьеры, кованые решетки и картонную птицу-вестника. Никто так и не узнал, откуда они пришли и куда держат путь. Говорят, что в тот же вечер "Театр Этьена Перро" уже давал свои комедии на другом конце страны, принося радость и зажигая свечи по ночам.
Но жители города не расстроились и не отчаялись, поняв, что произошло -- к тому моменту среди молодых людей нашлись свои энтузиасты, полюбившие театр всей душой. И уже через пару недель, в веселом зеленом доме под красной черепичной крышей Новая Театральная Труппа собиралась давать первое представление. Город ожил. Те, Кто Наверху по прежнему давали работу и платили жалование, но над всем остальным перестали быть властны. Радость и веселье снова возвратились к горожанам, вернув краски в жизнь. Любопытство и интерес вернулись в каждое сердце.
А Новая Театральная Труппа репетировала день и ночь, и вот уже бабка Фелиция, навязавшаяся помогать, вынесла на улицу низкий столик и колченогую табуретку, и, улыбаясь, стала продавать билеты.