Клеандрова Ирина Александровна : другие произведения.

Л.Э.Т-2: Орден Белой Леди

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:

    Аннотация:
    Продолжение книги "Закатные витражи".
    Друзья возвращаются в родной мир, надеясь отдохнуть от приключений, едва не стоивших им жизни. Но у богов свои планы насчет великолепного трио.


    Опубликовано:
    ноябрь 2016, "Мультимедийное издательство Стрельбицкого"

    [внимание! часть текста удалена, согласно договору с издательством]




ОРДЕН БЕЛОЙ ЛЕДИ

  
  
  

ПРОЛОГ

  
   Солнце здесь не заходит. Сколько бы времени ни прошло - оно неизменно пребывает в зените, как будто намертво приколоченное к выцветшему, побелевшему от жара небесному своду позолоченными гвоздями. Гвозди наверняка сделаны из мифрила: сталь, та моментом потечет, золото - тем более; а позолочены они затем, что Дева Света любит красоту и порядок, а пуще того - пускать пыль в глаза. В этом ее суть - и потому бессмысленно указывать богине на ее недостатки, которые она привыкла считать достоинствами.
   Только обидишь. И разозлишь. А боги войны страшны в гневе.
   Ни прохлады, ни тени, ни дуновения свежего ветерка. В этом месте царит вечный полдень, потому что Владычица Света не любит теней и борется с ними всеми доступными ей способами. Сила ей дана немалая, да и ума не занимать - а потому смиренным обитателям тверди сильно повезло, что она не является единственным божеством этого мира.
   Несмотря на то, что здесь всегда сущее пекло - подрагивающий, безжизненно-пыльный воздух и добела раскаленный песок, неприятно похрустывающий на зубах - владения Девы Света совсем не пустыня. Прямо из песка растут роскошные, одуряюще пахнущие цветы, в небе порхают птицы и легкомысленно разукрашенные бабочки, а перед самым дворцом призывно плещется густо-синее озеро, размером больше смахивающее на море. Пользы от того озера чуть - вода в нем слишком горька и солона для питья, а купаться никто из посетителей даже не подумает: предаться отдохновению перед аудиенцией означает выказать неуважение богине, а удостоившимся чести обычно уже не до того. Они или не замечают ничего вокруг от счастья, или понуро спешат убраться куда подальше. Светлейшая умеет производить впечатление - да и страх внушает ничуть не хуже. Куда там мрачным богам Бездны.
   Вот и получается, что озером можно разве что подышать да полюбоваться, поскрипывая зубами с досады. В этом можно было бы заподозрить злую шутку богини - но Дева Света не умеет шутить. И шуток тоже не понимает, на благо себе и на горе всем окружающим.
   Нескладная худенькая девочка, вполглаза поглядывающая на озеро, могла позволить себе искупаться - но не стала. Она просто разулась и немного побродила по воде, наслаждаясь холодом и бездельем, а потом решительно зашнуровала высокие сапоги и нырнула в благословенную прохладу сложенного из чистого золота дворца. Нестерпимая жара, конечно же, не могла ей хоть чем-то повредить - но и радости тоже доставляла немного.
   Она пришла первой - но не стала бесцельно бродить по прекрасным залам, сотканным из света, золота и янтаря, не стала лениво дремать с открытыми глазами или нетерпеливо сверлить взглядом роскошную золотую дверь, поджидая остальных. Вместо этого гостья ловко вскочила на подоконник, подышала на кристально-чистое, идеально ровное стекло, покрывая его густым слоем нетающего инея, и острым черно-алым коготком провела на нем четыре линии: две вертикальных, две горизонтальных крест-накрест. Задумчиво тряхнула неровно подстриженными волосами, рассыпая пепельно-рыжие пряди по хрупким плечам, обтянутым радужно-белой безрукавкой. И с головой погрузилась в игру.
   Раз за разом взлетал обсидиановый кубик, украшенный алмазными звездами на гранях, и нарисованная на стекле сеть мало-помалу наполнялась небесными знаками: крестик оперения выпущенной стрелы, если на верхней грани выпадало нечетное число точек, и безнадежный овал гармонии, если число было четным. В какую клетку ставить значок, играющая загадывала сама, перед броском - но и сейчас с удручающим постоянством выходило все то же, что и всегда.
   Восемь заполненных крестиками и ноликами клеток. И тех, и других поровну. А рассыпаны они так, что выпавший на костях знак решит судьбу всей партии.
   Девочка подавила тяжелый вздох и приготовилась к финальному броску, твердо намереваясь смухлевать - она кое-что загадала на результат этого простенького поединка с собой - но этого ей не позволили.
   - Не стоит, - устало прозвенел рядом голос, сотканный из тысячи льдинок. - А то сама не знаешь, чем все это закончится.
   - Знаю, - уныло согласилась девочка, легко спрыгивая на пол и одергивая короткую юбку в черно-красную клетку. - Приветствую тебя, сестра. Неважно выглядишь.
   Гостья и впрямь выглядела неважно. Это была прекрасная молодая девушка - но даже окружающий ее флер тумана и хрусталя позволял по достоинству оценить болезненно выступающие ключицы и скулы, потускневшие волосы, лихорадочно блестящие глаза и исхудавшее тело, небрежно упакованное в роскошное белое платье. Обижаться она даже и не подумала: глупо отрицать очевидное, да и в голосе собеседницы звучала совсем не издевка, а искреннее огорчение. Редкость, с какой стороны ни глянь; но отношения между ними и впрямь были особенными. Не вялотекущая война, не доброжелательно-равнодушный нейтралитет - а самая настоящая дружба. Ну, насколько это вообще возможно в их положении.
   - Оно и правда того стоило? - тоскливо спросила девочка в алом и черном. - Тебе же плохо, сестра.
   - Стоило, - мягко улыбнулась гостья в белом. - Я и впрямь была более щедра, чем того требовали доводы разума - но чего стоит сила, не способная защитить того, кто дорог? Он сейчас в безопасности, а я как-нибудь переживу. Да и ждать осталось недолго.
   - Недолго - это сколько? - азартно выдохнула девочка. - Я тоже уже заждалась. Ставки сделаны, карты розданы - не хватает только того, кто смешает весь расклад!
   - Ты же прекрасно знаешь, что я не вижу точных дат. Я просто чувствую, что мой избранник спешит ко мне - и будет скоро, совсем скоро. Играй в свое удовольствие, сестра - но помни: он не из тех, кто годится на роль послушной марионетки. Будь готова к тому, что получишь колодой по длинному носу или шаловливым пальчикам!
   - Именно это мне в нем и нравится, - неожиданно тепло усмехнулась владелица черного кубика, сразу прибавив себе лет. - Если все время выигрывать - то какой интерес играть?
   - Простите, что прерываю вашу беседу, сестры - но, может, мы хотя бы поздороваемся? - ядовито поинтересовался мелодичный, обманчиво мягкий голос, раздавшийся совсем рядом, и в зале стало еще светлее.
   Девочка в клетчатой юбке хищно сощурила глаза - вроде как от света, а на самом деле от злости. Девушка в белом что-то прошипела сквозь стиснутые зубы и плотнее закуталась в туман.
   - Можешь не трудиться, сестра. Я уже все видела! - торжествующе рассмеялась хозяйка дворца, как всегда великолепная от сияющей золотом макушки до кончиков охотничьих полусапожек из темно-коричневой замши.
   Гостья в белом дернулась, как от удара; девочка звякнула медным браслетом, крепко стискивая запястье подруги подрагивающими от бешенства пальцами. Спрятанные под браслетом шрамы скользнули по бледной коже ладони, крохотные колокольчики больно впились в выступающие косточки, отрезвляя - и девушка выпрямилась, намереваясь достойно ответить на оскорбление.
   - Довольно! - властно громыхнуло рядом. - Мы встретились здесь по делу, так не будем омрачать совет пустыми ссорами.
   Облако тьмы, из недр которого раздался голос, с шелестом рассеялось, являя взору присутствующих закутанную в черный балахон фигуру. Из-под капюшона мрачно сверкнули глаза, похожие на два окрашенных в цвет ночи бриллианта, за спиной новоприбывшей взметнулись темные призрачные крылья, на миг превратившие уютный светлый зал в мрачное подобие ужаснейшего из казематов Бездны - и все заинтересованные стороны сочли за лучшее признать инцидент исчерпанным.
   Воительница в кремовом и золотом - о, чудо из чудес! - заметно сконфузилась; девушка в белом прикусила губу, усмиряя готовые сорваться слова; девочка в черном и алом злобно сверкнула разноцветными глазами, показывая, что ничего не забыто и будет напомнено при первом же удобном случае.
   Красивая статная женщина в черном лишь усмехнулась, поймав слепящую зелено-голубую вспышку, и легонько погрозила смутьянке пальцем.
   - Сестры, - уверенно и жестко начала она совет, - мы собрались здесь по просьбе уважаемой хозяйки. Тебе слово, Альвин.
   - Я не знаю, как мне быть с эльфами... точнее, с одним эльфом, - печально произнесла золотоволосая амазонка, потупившись и разом растеряв половину своей воинственности. - Что ни день, он вытворяет какие-то безумные опыты с растениями. То до невозможности усилит аромат цветов, то вырастит лопух высотой с мэллорн, то надумает получить тройной урожай за седмицу... Умница, если судить непредвзято, хороший зеленый маг, наследник Владычицы Пущи - но совершенно никакого почтения к природе! Ни эльфийского, ни хотя бы человеческого! Карать - пока не за что, оставить все как есть - тоже немыслимо. Что посоветуете, сестры?
   - А ты не пробовала просто с ним поговорить, Альвин? - едва дослушав, вылезла вперед девочка. - Объяснила бы, что так делать нельзя - или что лично тебе это не по нраву. Ушастики чуть не в обморок от счастья падают, стоит тебе появиться - так неужто эльфийский маг сможет воспротивиться просьбе своей богини?
   - В том-то и дело, что пробовала! - горько вздохнула Дева Света. - Он мне заявил, что все, что он делает - он делает во славу своей покровительницы. Меня то есть. Желает порадовать. А раз благодаря его трудам я снизошла до него, простого принца - он примется за свои богомерзкие эксперименты с утроенным рвением. Мне неловко это говорить, сестры - но, кажется, он в меня влюблен. Причем отнюдь не платонически. Вот, полюбуйтесь на одно из его последних художеств!
   С подобающей случаю миной из потайного кармана замшевой куртки был торжественно извлечен помятый листок мэллорна, на котором красовалась роскошнейшая непристойность - золотистой рунической вязью по бледному серебру.
   Едва прочитав романтическое послание, девушка в белом всхлипнула от смеха, взметнув изящную руку к бледным губам; ее юная подруга была не столь сдержана - и по залу разнесся звонкий истерический хохот, в котором причудливо мешались восхищенные и злорадные нотки.
   Женщина в черном всего лишь слегка улыбнулась уголками пухлых, красиво очерченных губ - и одно это было для остальных как гром с ясного неба. Владычица Бездны редко снисходила к шуткам что богов, что смертных.
   - Ситуация и впрямь серьезная, - помолчав, подвела она черту под жалобой. - Ты правильно рассудила, Альвин, что не годится браться за это дело в одиночку. Кому-то придется наведаться в Пущу и объяснить юному принцу всю недопустимость его поведения. Ты себя уже достаточно скомпрометировала; Тиан и сама не отличается избытком здравомыслия; ни мне, ни Повелительнице Смерти туда хода нет - если мы предполагаем оставаться в рамках дозволенного. Значит, придется привлечь кого-то из подвластных нам смертных... или же не вполне смертных. Моих подданных светлые эльфы, мягко говоря, недолюбливают - значит, остаешься ты, Шиори. Помнится, у тебя были довольно разумные вассалы, которым можно доверить это тонкое дело.
   - Помогать - ей? - немедленно взвилась Тиан, негодующе мотнув острым подбородком в сторону Альвин. - Особенно после того, как она нас сегодня встретила? Эштаар, как можно!
   - Помогать! - отрезала богиня ночи. - Я вполне понимаю ваши чувства, сестры, и даже более того - во многом разделяю их. С твоей стороны, Альвин, было очень неосмотрительно оскорблять тех, у кого ты собиралась просить помощи. Ну да что уж теперь... Услуги за услугу будет довольно для извинений, я думаю. Меня не тревожит неповиновение принца, но мне не по нраву, что кто-то так бездумно расходует магию и жизненные силы земли ради простого развлечения. Что скажешь, Белая?
   - Не могу не признать твою правоту, Эштаар, - грациозно склонила голову богиня смерти. - Мне нет дела до принца и животворящих сил, но я не люблю, когда нарушается естественный ход вещей. Эльфам должно чтить Природу и распоряжаться ее сокровищами с мудростью; если оставить все как есть - примеру принца последуют многие. А это ничем хорошим не кончится.
   - То есть ты берешь на себя труд вразумить непокорное дитя? - для верности решила переспросить Эштаар. - Прикажешь своим вассалам отправиться в Пущу и вернуть колесо Судьбы в его привычную колею?
   - Именно так, - царственно кивнула Шиори. - Я попрошу своих вассалов об услуге. А сейчас вынуждена откланяться - дела, не терпящие отлагательств. До скорой встречи, сестры.
   Переливчатый звон, пригоршня снежинок на полу - и изящная фигура богини смерти скрылась в вихре, сотканном из дыма и хрусталя.
   Эштаар и Альвин недоуменно переглянулись, донельзя удивленные такой поспешностью; Тиан, стиснув позвякивающий браслет рукой, резко отвернулась к окну.
   Льдисто переливаясь всеми оттенками радуги, на подсвеченном золотым сиянием стекле медленно оплывала так и не законченная ею партия.
  

Часть первая

Возвращаясь со звезд

Глава 1. Ветер с заката

  
   Сходни убраны, надраенная до белизны деревянная палуба лаково блестит в лучах заходящего солнца. Белопенная громада распущенных парусов полна попутным ветром - соленым, как слезы, одуряюще-свежим, как азарт, горьким, как разлука и предстоящие тяготы, терпким, нежным и сладким, как сбывшаяся мечта - и томно изогнутые мачты стонут от нетерпения: ну скорей бы уже, скорей! Стремительные узкокрылые чайки, похожие на оторвавшиеся от парусов лоскутки, со свистом пластают небо около развевающегося вымпела, выкрикивая все те же слова, и изящное тело корабля дрожит от флагштока до киля, радостно повинуясь четкому ритму древней как грех мелодии - вечному гимну бродяг всех мастей и миров. Осталось совсем чуть-чуть, самая малость: поднять якорь, просвистеть прощальную трель на медной боцманской дудке, и устремиться к укутанному в туман горизонту, безжалостно распарывая облака и пронизанные светом волны...
   "Чемоданное настроение", - сразу же припечатал Кайар, едва меня выслушав, и предложил заняться чем-нибудь полезным. А Алекс просто покрутил пальцем у виска и очень выразительно промолчал. Как чувствовал, что дразнить меня сегодня не стоит.
   Ну какое такое чемоданное настроение, скажите мне на милость? У нас и чемоданов-то нет. Пижонский кожаный рюкзак у Кайара - одному Создателю известно, что он туда понапихал, потому что сам Кайар только молчит и загадочно улыбается - и не менее пижонская сумка с ноутбуком Алекса. Очень надеюсь, что они все-таки смогут его включить, потому что Алекс без своего верного друга все нервы из меня вымотает.
   Кайар - с его манией насчет круглых чисел - настоял на том, чтобы отправиться назад тоже в Хэллоуин, точно в полночь. А сейчас только вечер, и до двенадцати еще столько времени, что с лихвой хватит совершенно свихнуться - причем не один раз. Я бы и сам рад был хоть чем-то заняться, чтобы не истерить и не мешать собираться этим двоим, но делать мне абсолютно нечего. Все, что я хотел взять с собой - давным-давно раскидано по карманам или записано на безразмерную флешку Алекса. Остается только курить, лениво потягивая через трубочку ром-колу из высокого стакана, и в который раз гонять по кругу все те же мысли...
   Неведомый похититель-кукловод-покровитель может быть нами доволен. За прошедший год мы здорово взбаламутили этот чудный сонный мирок, и поднятые нами волны улягутся еще очень не скоро. Если вообще улягутся. Привычка - дело нехитрое: тот, кого долго волокли против течения, в один прекрасный момент может захотеть плыть по-настоящему. Без посторонней помощи. И сам выбирать направление движения.
   А мы... мы втроем уже сделали все, что могли. И теперь нам пора уходить.
   Нет, даже не так - нас вежливо просят уйти. Пока - вежливо...
   С началом осени на нас с Кайаром навалилась странная тоска по покинутому дому - легкая, сладкая, тихая, мягко обнимающая сердце темной болью, наполняющая мысли пронзительно-чистой грустью цвета расплавленного янтаря. Такая тоска была бы еще в порядке вещей для меня - но вот моего закадычного дружка такой мелочью, как годичная разлука с фамильным замком, обычно не пронять, даже и пытаться не стоит. Его дом там, где ему не мешают с комфортом издеваться над своими ближними - и это так же верно, как и мое родовое имя, которое я терпеть не могу произносить вслух.
   Едва обменявшись впечатлениями, мы с Кайаром сразу поняли, что дело неладно. Наше время вышло - об этом кричали и птицы за окном, и падающие в старом парке медово-желтые листья, и золотые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь до блеска вымытое оконное стекло. Поэтому мы единогласно решили привести текущие дела в порядок и уходить, не медля ни минуты.
   Алекс с нами не спорил. Ему ужасно хотелось взглянуть на мир, где полным-полно безумцев вроде нас с Кайаром.
   Кайар на прощание подарил людям лекарства от СПИДа и рака. Пройдя все необходимые стадии контроля, эти две вакцины теперь бодро плещутся в крови каждого жителя Земли - и я даже не берусь предположить, чем они могут аукнуться через пару-тройку поколений. Тотальной честностью? Заповедью "не убий", вколоченной на генетическом уровне? Врожденной логикой и непрошибаемым здравомыслием? Как по мне, человечеству была бы нужнее толика здорового безумия... но если у него будет здравомыслие по Кайару - безумие ему, в общем, уже совершенно и ни к чему.
   Мой дар гораздо скромнее. Всего лишь стопочка книг - "Лунный меч", "Аэлита" и "Антибукер", про которые и сейчас говорят куда больше, чем о политике, тоненький альбом с рисунками и два сборника стихотворений. Едва заслышав название любого из них, половина критиков от поэзии тут же впадает в неконтролируемую ярость, зато вторая половина просто млеет от восторга, неуверенно улыбаясь отвыкшими от подобных забав губами.
   Последний подарок Алекса еще никто не видел и вряд ли увидит до 2048 года. Он надежно спрятан в переплетениях Всемирной Паутины, и, если я все правильно понял, чтобы его уничтожить, потребуется одномоментно вывести из строя около восьмидесяти пяти процентов входящих в сеть машин. Это почти что невыполнимо - тем более, что никто даже не в курсе, что вообще нужно что-то искать.
   Так что человечество ждет грандиозный сюрприз, и он вряд ли придется ему по вкусу: Алекс как-то обмолвился, что истинный 2К-год по календарю должен запомниться как минимум на следующие 1024 года. Я иногда гадаю, что это может быть: редкостный вирус? логическая бомба? еще какая-то пакость, связанная с компьютерами? - но пока так и не пришел к какому-то заключению. Да это и без разницы, строго говоря, потому что нас тут уже не будет. Я слишком хорошо изучил Алекса, чтобы верить в безобидность его шутки - зато и через три десятка лет человечеству точно будет чем заняться, чтобы снова не впасть в свою привычную спячку...
   - Алекс, - тяжело вздыхает Кайар, в металлическом голосе - убежденность и капля усталого сожаления. Вроде и совсем не хочется, но надо. Сдается мне, это двое что-то задумали. Вот только когда они успели сговориться - да еще так, что я ничего не заметил?
   Додумать мысль я не успеваю. Между мной и миром вырастает глухая стена - нечто среднее между войлоком и металлокерамикой. На ощупь приятно, но более чем надежно. А потом, все с тем же мягким профессионализмом, меня обертывают несуществующей ватой, словно хрупкую новогоднюю игрушку, и бережно погружают в темную бездну сна без сновидений.
   Когда я вновь обретаю способность чувствовать, на улице уже почти ночь. Алекс печально глушит мотор и, немного поколебавшись, оставляет ключи в замке зажигания.
   Сидящий на переднем сиденье Кайар задумчиво смотрит в черную пустоту за стеклом. Блики неона и холодно-леденцовый свет фонарей стекают по гладкому лбу и четко вырезанным скулам, очерчивая провалы глазниц и плотно сжатые губы резкими тенями, отчего его спокойное лицо кажется беспощадным ликом спустившегося с небес ангела. От моего взгляда ангел чуть вздрагивает, и морок разлетается в клочья, возвращая мне лучшего друга.
   - Прости, Элори, - говорит он мне примирительно, но в его голосе не слышится ни грамма раскаяния. - Так было нужно. Ты же и сам все понимаешь.
   Неопределенно хмыкаю в ответ.
   Понимаю, да. Но понять и принять - совсем не одно и то же.
   Впрочем, Кайару без разницы. Он просто сделал то, что счел необходимым - и извинился, закрывая тему. Ничего личного. Будь на моем месте кто другой - он бы ограничился лишь первым пунктом программы.
   Алекс честнее. Закончив возиться с машиной, он дарит мне один-единственный виноватый взгляд. Никаких слов, только эмоции: беспокойство, искреннее огорчение и капелька стыда на самом донышке - за то, что не смог воспротивиться приказу Кайара.
   - Да ладно тебе, - так же без слов отвечаю я ему, мгновенно оттаивая. - А то я не понимаю, каково оно - хоть слово сказать ему поперек. Мир.
   - Мир! - радостно соглашается Алекс, и мы с ним дружно вылезаем из машины.
   Обе дверцы хлопают одновременно. Кайар может быть очень стремительным, если этого хочет.
   - Хорошая была тачка, - грустно шепчет Алекс окружающей нас темноте. - Пусть ей достанется добрый хозяин.
   Кто из нас первым потянулся к полированному темно-вишневому боку и провел ладонью по едва теплому металлу? Я - или все-таки Алекс? Не знаю. Да и какое это теперь имеет значение?
   "Субару" вздохнула и чуть пошевелилась, отвечая на нежданную ласку - но все прекрасно поняла. Вспыхнула от обиды, обжигая кончики пальцев, но тут же взяла себя в руки. Попыталась улыбнуться.
   Уходим, не оглядываясь.
   - Погуляем немного... Напоследок, - не предлагает, приказывает Кайар. В холодном уверенном голосе - почти настоящее огорчение, почти настоящая боль. Ему и правда так жаль покидать это сумасшедшее, суматошное, но по-своему притягательное место?
   Не верится - но верю. Такое не подделаешь, даже и пытаться не стоит.
   Безликие ряды многоэтажек, так похожие на аккуратно разложенные ребенком кубики. В окнах горит свет, тротуар соткан из миллиона размазанных прямоугольников, перетекающих друг в друга. Мы идем по нему, словно по сияющему мосту, подрагивающему над бездной.
   Молчаливые деревья по обе стороны дороги - беспомощные обрубки крупных ветвей, буйство молодой поросли, в стриженых облаках прореженных листопадом крон запутался полуночный мрак и пронзительно-задумчивый ветер.
   Эти деревья - последний бастион на пути сходящей с небес тьмы. Они сопротивляются изо всех сил: не роняя ни звука, не дыша, почти что окаменев и прекрасно понимая, что им не отвратить заложенного в природу вещей - но все равно упрямо стараются оттянуть неизбежное. Хоть на миг, хоть на половину удара сердца... А когда редкий строй защитников падет - умирая, но не сдаваясь - землю укроет ночь. Властно и бережно обнимет все сущее, смоет старые грехи и обиды, напоет тихую колыбельную, уговаривая смертельно уставший мир уснуть - а потом проснуться, но уже немного другим...
   Мы идем. Молча.
   Это молчание давит на меня, как темная толща вод - на раковину, брошенную на дно Марианской впадины. Кажется, еще мгновение - и скорлупка души жалобно скрипнет, разваливаясь на кусочки. Алексу тоже немного не по себе от этого холодного молчания, этой бездны тишины - и он тянется к карману куртки, пытаясь нащупать плеер дрожащими пальцами. Я помогаю, беззвучно вознося ему молитву - и вот вожделенная черная с алым коробочка уже у нас в руках, а уши надежно заткнуты миниатюрными наушниками. От "лопухов" у Алекса немедленно начинается мигрень; да и у меня, признаться, тоже - кто бы мог подумать?
   Мы, не сговариваясь, синхронно нажимаем на "Play", полностью положившись на выбор сообразительной электронной игрушки. Она с нами уже давно - и кому, как ни ей, знать, что именно нам сейчас требуется?
   Мягкий гитарный перебор - темный, тревожно-печальный, сбивающий дыхание. Усталый, сильный, чуть хрипловатый голос.
   Scorpions. Наши общие - на троих - любимцы.
   Потрясающая баллада "When The Smoke Is Going Down". То, что нужно - и даже чуточку сверх того.
   Техника в который раз не подвела.
  
   Just when you make your way back home
   I find some time to be alone
   I go to see the place once more
   Just like a thousand nights before
  
   Я еще не прожил здесь тысячи ночей. Но уже давным-давно понял: полное одиночество - это единственный шанс хоть что-то увидеть.
   Я имею в виду - по-настоящему увидеть, а не просто походя скользнуть взглядом: лениво, поверхностно, равнодушно, безнадежно мимо. И потому хочу еще раз посмотреть на этот город - ночью, в одиночестве, чтобы воспринять его во всей полноте и как следует попрощаться.
   Идущие рядом Кайар и Алекс не в счет: у них свое одиночество, свой город и своя ночь.
   Мы не в силах помешать друг другу, даже если очень захотим.
  
   I climb the stage again this night
   'Cause the place seems still alive
   When the smoke is going down
  
   Вокруг - ни души. Дневные обитатели мегаполиса, отсидев положенное на работе или учебе, уже давно разошлись по домам, снедаемые мутной усталостью и желанием как можно скорее поужинать, а потом плюхнуться в кресло перед включенным телевизором или компьютером с кружкой чая или чего покрепче; безбашенные ночные жители - великолепные завсегдатаи казино, дискотек, баров и ресторанов, а также просто любители побродить в тишине, без света и компании - еще не заступили на вахту. Они все еще сладко потягиваются в кроватях или юлой вертятся перед зеркалом, наводя последний глянец и с привычным восторгом наблюдая, как сонная дневная одурь в глазах сменяется кипящим ночным сиянием. Совсем скоро все они выйдут на темные, затопленные огнями фонарей и рекламы улицы, и эта ночь перестанет быть такой одинокой.
   А пока - мы одни. Единственные властители сумеречного царства на грани дня и ночи; его единственные подданные.
   Эти безлюдные, завораживающе-жуткие улицы и впрямь очень похожи на декорации фильма в жанре "постапокалипсис" - или же на театральные подмостки. Мы идем по ним, безотчетно попадая в такт, и эхо разносит звенящее стаккато шагов до неприступных черных стен, а потом возвращает обратно - уже чуточку измененным.
   Мне упорно чудится, что кто-то идет позади - и впереди нас, на самой грани слышимости, по щиколотку в той же звездной пыли и мерцающих брызгах лунного света, усеявших бледную кожу. Так же уверенно; так же молча. Иногда я даже могу разглядеть смутные фигуры тех, кто раньше бродил по этим пустынным улицам - и тех, кто будет бродить здесь позже, много позже нас.
   Кажется, Кайар тоже что-то видит. Он ловко отбирает у меня один наушник и без слов переплетает почти ледяные пальцы с моими. Они точно так же холодны - но вдвоем нам становится немного теплее.
  
   This is the place where I belong
   I really love to turn you on
   I've got your sound still in my ear
   While your traces disappear
  
   Подмостки? Сцена? Трудно спорить, да и незачем. Мы втроем и впрямь славно потрудились, отыграли навязанную нам роль на пять баллов с плюсом - а теперь осталось дождаться, пока упадет непроницаемый занавес, отрезающий нас от зала. Так уже было, и так будет - но на сей раз исчезнут не только зрители, подобные утонченным воспитанным призракам. Скрытые тяжелой бархатной тканью, актеры тоже перестанут быть - но наши огненные следы еще долго будут гореть на пыльных, милосердно затопленных тьмой улицах. И каждый, кто шагнет в этот огонь - изменится, и изменится странно...
  
   I climb the stage again this night
   'Cause the place seems still alive
   When the smoke is going down
  
   Припев мы допеваем хором. А потом Кайар тащит нас с Алексом в крошечный сквер - две скамейки, дюжина кленов, перевернутая мусорка да разбитый фонарь.
   - Пора, - говорит он без всякого выражения. - Уже почти полночь.
   Полночь? Так быстро? Я, конечно, доверяю чувству времени Кайара - но мы же совсем недавно вылезли из машины. На приборной доске тогда значилось что-то около девяти, это прекрасно помнит и Алекс. И если уже полночь - тогда почему на улицах совсем нет народа?
   - Занавес уже опустился, - пожимает плечами мой друг, отвечая на незаданный вопрос моими же мыслями. - Они не видят нас, мы - их. И это к лучшему.
   Кто бы спорил. Шумиха - последнее, что нам сейчас требуется. А давешние тени, значит, были не совсем тенями... Но как?
   - Без разницы! - отрезает Кайар. И в качестве аргумента демонстрирует левое запястье с часами.
   На влажно мерцающем циферблате - без двух минут полночь. Теперь уже и я чувствую напряжение, неумолимо разливающееся в воздухе. Еще немного, и обе стрелки сойдутся с едва слышным скрежетом - и кто знает, что принесет с собой этот звук?
   - Иди сюда, - ворчит Кайар, бесцеремонно притягивая меня к себе. - Еще не хватало потерять тебя по дороге, а потом долго и упорно искать в какой-нибудь преисподней! Тебя, Алекс, это тоже касается.
   Он обхватывает меня так жестко, что ребра отчетливо хрустят - но мне совершенно не больно. Сбросив оцепенение, я крепко обнимаю его за талию, почти радуясь впившимся в ладонь заклепкам на куртке. Чуть помедлив, Алекс накрывает мои руки своими - и я стискиваю зубы от железной хватки его лишенных плоти пальцев. Все так, как и должно; мы трое теперь это отчетливо чувствуем.
   Во мне все еще звучат последние аккорды "When The Smoke Is Going Down" - но сотканный из лунного света и сумерек дым даже и не думает опускаться. Напротив, он неумолимо накрывает меня с головой, подобно океанской волне в шторм.
   Из темных глубин рухнувшего в бездну сознания доносится мурлыканье Алекса, едва слышно напевающего свою топовую "Send Me An Angel", и роскошный холодный баритон, уверенно выводящий "Wind Of Change". Кайар поет почти в голос, блаженно прикрыв глаза, и струящийся по лицу свет зеленоватой луны делает его до оторопи похожим на ангела. Я догадываюсь, как должно звучать твое имя, ангел - но не рискну произносить его вслух...
   Зачарованный песней ветер поднимает с травы опавшие листья, похожие на осколки отгоревшего вечность назад заката, и закручивает их в тугую спираль цвета крови и янтаря. Отрезая нас от окружающего мира; окончательно отрезая мир от нас.
   - Шиори! - не то кричим, не то шепчем мы хором.
   Стрелки сходятся с подобным грому щелчком, и реальность рассыпается миллионом слепящих осколков. Нас троих больше нет - есть лишь летящий сквозь бездну огненный лист, звон битого стекла да дующий со звезд ветер.
   Этот ветер неудержимо несет нас с собой, нежно баюкает в теплых ладонях и обжигает арктическим холодом. Начальная точка пути скоро перестает существовать, конечная - уже не имеет никакого значения. Ветер капля за каплей растворяет нас в себе, и этому сладкому небытию совсем не хочется сопротивляться.
   Еще самая малость - и сопротивляться уже некому.
   Мы трое - ветер.
   Непримиримые противники любых цепей и запретов; вечные бродяги, скитающиеся от мира к миру, от звезды - к звезде; лед и пламя, слившиеся в едином порыве.
  

Глава 2. Старый новый дом

  
   Мрак. Надменный, холодный, тревожащий.
   Невесомый, как дым. Вязкий, как патока.
   Ни сквозняка, ни проблеска света; я тону в этой непроницаемой смоляной взвеси, подобно брошенному в пруд камню. Все чувства спят: ориентация в пространстве стыдливо молчит, различать на ощупь здесь нечего - или же нечем, слух полнится монотонным дыханием бездны, звучащим в ушных раковинах, и лишь зрение грезит наяву, пытаясь отыскать брешь в окружающей меня черной бесконечности.
   - Сквозняк? Пруд? Камень? Это лишнее! - мягко усмехается мрак, с равнодушной небрежностью стирая ненужное знание. Не в первый раз. И вряд ли в последний.
   Сопротивляться бессмысленно; не сопротивляться - невозможно.
   Я отвоевываю сквозняк и проигрываю пруд, сдав камень без боя - и считаю это большой удачей. Никогда не любил камней; с прудом я готов расстаться, скрепя сердце - а вот без сквозняка мне не жить.
   Сквозняк. Воздух. Ветер!
   Словно почувствовав мой отчаянный крик, ветер приходит - и дарит мне возможность вдохнуть. Всего раз, всего полглотка... мне ведь больше не нужно. Просто миг передышки в войне с темнотой, просто капля силы сопротивляться... Ветер улыбается моим мыслям и, подобно факиру, сдергивает темную пелену с глаз.
   Бездна полна звезд. Золотистые, белые, зеленоватые, ярко-голубые огни подмигивают мне со всех сторон, словно глаза далеких друзей, и на мерный шепот бездны накладывается кипящий звездный прибой. Он зовет лететь за собой, он обещает разбить мою смоляную темницу - кажется, вместе со мной, но какое это имеет значение? - и тем самым дать мне свободу.
   Вечную, нерушимую свободу звездного ветра. Свободу лететь сквозь тьму, не зная преград, сожалений и привязанностей.
   Свобода быть ветром мне ближе, чем участь вечного пленника тьмы - и я уже готов согласиться, когда в моей тюрьме начинают звучать слова.
   Два голоса - мужской и женский. Такие разные - и такие похожие.
   - Где же ты, милый?
   Слепящая вспышка, пахнущая горечью и хрусталем. Подобно молнии, она на миг осветила клубящийся вокруг меня мрак - и бессильно увязла в его цепких объятиях.
   - Нет, леди. Не так. Вы слишком его любите.
   Ледяной рык. Низкий, злющий, на грани инфразвука.
   - Возвращайся, демоны тебя возьми!
   "А не то прелести Нижних Миров покажутся тебе воскресной прогулкой!" - мчится вслед хлесткое эхо несказанного. - "Не нервируй меня - ради собственного блага!"
   Сила. Уверенность. Бешенство.
   Не надо меня больше пугать. Я... верю.
   Я ведь уже бывал в лапах у демона - и потому прекрасно понимаю: пламя инферно - ничто в сравнении с твоим ледяным огнем, мой неведомый друг.
  
   Мрак взрывается болью.
   Распахнув глаза, я вижу нависающий надо мной смутно знакомый потолок и пронзительно-бирюзовые радужки, в которых медленно гаснет холодное дьявольское пламя. Кайар.
   Он остервенело растирает правую ладонь. На осунувшемся лице сияет улыбка, приберегаемая для особых случаев: беспокойство, раскаяние, нежность. Все - только тень, но мне сейчас и этого слишком много.
   Пытаюсь улыбнуться в ответ - и понимаю, что совершенно не чувствую левую половину лица. Даже не буду гадать, кто меня так приложил. И чем.
   Если Кайар что-то делает - он всегда делает это на совесть.
   - Сам виноват, - безапелляционно отрезает мой мучитель. - Нечего было изображать из себя Спящую Красавицу. Мы, алхимики - люди нервные.
   Люди? Три раза ха-ха.
   Отправь тебя погостить в Нижние Миры, дружище - и там не останется ни единого демона!
   - Ты позволишь? - звенящий капелью голос. Тоже очень знакомый.
   - С невыразимым удовольствием, леди! - церемонно кланяется мой друг. - Кажется, я немного перестарался, а с целительством у вас всяко лучше, чем у меня. Женская красота - сама по себе лучшее лекарство.
   Он что, и правда сказал такое богине? Кайар сумасшедший - вне всяких сомнений!
   Лед синих глаз сменяется омутами серебряно-серых.
   - Все в порядке, милый. У нас мир.
   Я вижу, как на пострадавшую скулу ложится изящная бледная ладонь - но ничего не чувствую. Со зрением, впрочем, тоже не все ладно - прелестное личико богини, счастливое до невозможности, полускрыто какой-то белесой дымкой, похожей на туман. Сквозь эту вуаль черты Шиори кажутся размытыми и совершенно больными, и я вопросительно смотрю ей в глаза.
   - Все в порядке, милый, - ласково повторяет она. - Уже все в порядке, лучше и быть не может.
   Шиори никогда не лжет - она просто умело недоговаривает. Но даже если бы я и не знал о ее милых причудах - все равно бы поверил. Улыбаясь так, как она сейчас - не врут. Никогда.
   Проходит совсем немного времени - и онемевшая щека начинает оттаивать, словно после анестезии. Я мало-помалу начинаю чувствовать холод и тяжесть лежащей на щеке ладони, а лицо богини все четче выступает из пасмурной дымки - в своем обычном сиянии и великолепии, от которых дух захватывает. Может, мне все же встать и поприветствовать ее, как должно?
   - Можешь не отказывать себе в этом невинном удовольствии! - задорно смеется моя леди, не дожидаясь, пока я начну всерьез канючить и ерзать.
   Спрыгиваю с кровати. В глазах темнеет от резкой перемены положения, но я к этому готов. Стискиваю зубы, стоически пережидая тошноту, и она разочарованно удаляется. Вот и славно.
   - Невинном? - ухмыляюсь я с умилением разглядывающей меня богине, а потом привлекаю ее к себе и целую. Совсем не по-братски. А до вассального этикета этому пьянящему поцелую - и подавно как до звезд.
   Реальность плавится в нас, как воск. Боги, как же я соскучился! Как же она соскучилась!
   Мы жадно целуемся, не обращая никакого внимания на Кайара. Впрочем, ему и самому - без разницы. Его и чем похлеще вряд ли проймешь. А вот про второго зрителя я как-то забыл.
   - Мой бог, какая красавица! - восхищенно присвистывает Алекс. И пытается оттереть меня в сторону.
   Даже если бы у меня и были мысли поделиться своим снежным сокровищем - мне бы этого не позволили.
   - Умолкни, чужак! - презрительно выдыхает Шиори, безошибочно находя глаза Алекса в глубинах меня. - Ты здесь третий лишний - так молчи и не высовывайся, пока не попросят. Скажи спасибо, что я вообще впустила тебя, не распылив на границе, как надлежит поступать с любым пришедшим без приглашения!
   Я бы на месте Алекса немедленно заткнулся и не отсвечивал. Но у моего любвеобильного друга совсем другое мнение.
   - Скажите спасибо, леди, что я и так стараюсь не доставлять хлопот. А я бы мог, уж поверьте. И потом, как бы вы расправились со мной, не повредив Элори? Кайар обещал нам свободу друг от друга - но не вдруг, а ценой времени и четко рассчитанных усилий; я допускаю, что подвластные вам силы превосходят умения этого маньяка от магии - но и вам не справиться с разделением сознаний при переходе, совершенно без подготовки. Мы с Элори слишком крепко связаны.
   Ядовитое сверкание стальных глаз.
   - Разумно, хотя и не без изъяна. Я запомню твою дерзость, Алекс.
   "Ну, ты дал!" - хочу я сказать своему компаньону, но даже тени его нигде не нахожу. Алекс дисциплинированно испарился - как его и просили.
   Ладно. Ты ведь и сам догадываешься, что богиня Судьбы больше всего на свете ненавидит тупую покорность.
   - Твоя правда, милый, - не чинясь, хмыкает богиня. - Я и впрямь не терплю послушных марионеток. Передавай своему компаньону, что я на него не сержусь.
   Мы с Шиори размыкаем руки, с усилием отлепляя себя друг от друга, и тщетно пытаемся отдышаться.
   - Может, пойдем к Лаату? - предлагает моя леди. - Я его отослала, чтобы не путался под ногами, но он волнуется.
   - Разумеется, - кивает Кайар, степенно поднимаясь с облюбованного кресла. Так мог бы встать какой-нибудь венценосный владыка - но я отлично знаю, что Кайар не играет в короля. Он просто устал. Мы все устали. Даже Шиори, которой уставать по рангу не положено.
   Мы вчетвером бредем по коридорам замка - богиня в центре, мы с Кайаром по бокам и чуть позади, как почетный эскорт. Алекс все еще не показывается, но я не сомневаюсь в том, что он сейчас жадно наблюдает за обстановкой краешком моих глаз.
   Напряженное азартное внимание - почти на пределе слышимости. Узнаваемо не мое.
   Я и то отвык от фамильной твердыни Кайара. Растерянно верчу головой, как неотесанный гость-неофит. А мой вынужденный компаньон - большой любитель поудивляться, вряд ли в его силах упустить такую прекрасную возможность.
   Замок нам рад. До безумия.
   Дело совсем не в мягком медовом сиянии меди, не в начищенной позолоте, сверкающей ярче глаз разгневанной Альвин, не в безупречных стеклах, коврах, занавесях и отполированном до зеркального блеска паркете. Это все радость Лаата, не замка; радость - и выматывающая душу пытка тревогой и неизвестностью. Когда руки заняты делом, голове страдать некогда.
   Все куда проще - и сложнее. Как оно обычно и водится.
   В отличие от большинства каменных клеток, оставшихся в мире, из которого нам такими трудами и ловкостью посчастливилось удрать, замок Кайара живой.
   Даже я, не владеющий талантами Обсидиана, всегда чувствовал неотрывный тяжелый взгляд, провожающий меня от двери до двери. Комнаты вели себя так, как того желали хозяева - постоянные либо временные, вроде меня, а бесчисленные лестницы, коридоры, ниши, тупики и переходы коварно оставляли гостя на милость нависшей над ним каменной громады.
   Замок покорно сносил мои плоские шутки и дурацкие выходки, неумолкающие споры и неподобающие потасовки с хозяином - бесстрастно, терпеливо, почти благожелательно, потому что их готов был сносить его господин. Даже на мою безумную попытку раз и навсегда покончить с Кайаром замок никак не отреагировал, горестно предоставив мне возможность осознать, что я совсем не хочу убивать заклятого друга - никогда и ни за что...
   Замок обладал душой - пусть и не в классическом ее толковании. И вот сейчас значительная часть этой души вернулась под вековые своды.
   Замок приветствовал своего повелителя. Окружающие нас стены пели, обещая уют, покой и защиту; тончайшая вязь слюдяных прожилок на темных каменных блоках казалась не прихотливой игрой горных пород, а величайшим из произведений искусства. Прохладный воздух был пронизан светом доброжелательного внимания и любви, и даже слитное эхо наших шагов звучало по-особому торжественно и празднично. Я ощущал это не хуже, чем усталую радость Шиори, а ведь я был всего лишь гостем - пусть и находящимся на особом счету у хозяина.
   Сам хозяин должен был просто задыхаться от разлитой с флюгера до фундамента любви, потому что замок, в отличие от меня, помнил его еще ребенком - серьезным белокурым мальчиком, азартно блуждающим по лабиринту коридоров под мягкое бормотание камней; помнил его - и всех его предков по отцовской и материнской линии, вплоть до основателя рода. И Кайар действительно задыхался, сияя такой счастливой улыбкой, какую я никогда не видел у него ни до, ни после.
   Одиссей воротился домой - и обнаружил, что там все по-прежнему. Даже лучше.
   Что ж, пусть радуется. Он заслужил передышку. Они оба заслужили.
   Передышка не будет долгой - это подсказывает противный внутренний голос, с недавних пор обосновавшийся в груди. Он темен и гнусав, как вдохновенный вой Нострадамуса в полнолуние, но это не самое страшное. Хуже всего то, что он никогда не ошибается.
   - У тебя есть на нас какие-то планы? - ведомый озарением, спрашиваю я у богини.
   Ответа мне не требуется, но она все равно отвечает со вздохом:
   - Есть, конечно. Но об этом - после.
   Ну, после - значит после. Молчу.
   Мы подходим к комнатушке Лаата. В распоряжении бессменного кайарова эконома, секретаря, дворецкого, глашатая (и много кого еще - перечислять можно до полуночи) чуть ли не весь замок, за исключением разве что нескольких облюбованных мной и хозяином помещений - а он упорно ютится в крошечной каморке примерно на середине пути между нашими апартаментами. Чтобы не мешать и всегда вовремя поспеть на зов - так он говорит. Но не нужно сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что старик весьма грозен, хитер и не по годам любопытен. В округе нет пятачка, куда бы он не сунул свой придирчивый нос; поспевая на место любого происшествия едва ли не раньше его участников, он твердо держит иссохшую руку на пульсе замковой жизни. От него не укрыться ни ставнями, ни засовами; сомневаюсь, есть ли на земле и на небе хоть что-то, что избежало бы внимания его недоброго ока.
   Ну, то есть - для всех, кроме Кайара, недоброго. Хозяина он едва ли не боготворит - не переставая, впрочем, опекать, как наседка едва вылупившегося цыпленка. Он начал это святое дело чуть ли не с рождения наследника четы Вальего; не сомневаюсь, что именно его неусыпная забота когда-нибудь и сведет Кайара в могилу. Мой друг - а что ему еще остается? - терпит, потому что искренне привязан к мажордому с самого детства, Лаат платит воспитаннику той же монетой, в качестве одолжения героически пытаясь признать и меня за своего.
   Удается ему не очень - как, впрочем, и мне самому. У нас с Лаатом взаимная нелюбовь с первого взгляда, и единственное, что останавливает нас от войны на истребление - боязнь расстроить Кайара. Он не любит, когда мы ссоримся.
   Посему - холодная вежливость вместо взаимных оскорблений, тончайшие словесные шпильки вместо остро заточенных кинжалов. И лишь в отсутствии хозяина в пределах прямой видимости мы можем позволить себе ненадолго сбросить маски, спуская пар в словесной дуэли без правил.
   Массивная ручка двери поворачивается с отчетливым скрежетом. Никогда не поверю, что такой неисправимый педант регулярно забывает смазывать механизм. Скорее, он в него собственноручно насыпал песка - чтобы наверняка не пропустить явление заглянувших без спросу.
   Кайар подобными вопросами не заморачивается. Он просто толкает тяжелую дверь и входит.
   Каморка такая крошечная, что у меня с Алексом немедленно начинается клаустрофобия. Аккуратно заправленная кровать, подозрительно смахивающая на солдатскую койку, соломенная циновка на полу, узкое окно-бойница, а под ним - даже на вид неудобный стул и массивный письменный стол. Лаат сидит за столом, в окружении горы бумаг - по всей видимости, разбирает корреспонденцию. Безукоризненно прямая спина, грубо высеченное из камня лицо, выцветшие глаза бесстрастно бегают по строкам. Он явно узнал шаги, поэтому даже не стал дергаться на скрип - просто наскоро дочитал послание и рассеянно отложил в сторону.
   Просиял, увидев Кайара в дверях. С достоинством поднялся на ноги (что скрипнуло - рассохшийся стул или его кости, я так и не понял), склонил седовласую голову в ритуальном приветствии. Такой простой кивок - легкий, едва ли не пренебрежительный - ну как ему удается передать в нем такую гамму эмоций, от бесконечной преданности до слепого обожания?
   - С возвращением, господин, - неторопливо говорит Лаат. Голос его почти не дрожит. - Мое почтение, лорд и леди. Вверенный на мое попечение замок в полном порядке, о внешних угрозах сведений не имею. Полагаю, высокие гости останутся на ужин?
   - Останутся, куда ж они денутся, - рассеянно соглашается Кайар, явно не испытывая никакого уважения к присутствию богини. - Только не вздумай сервировать в обеденном зале! Тащи все в комнату ко мне или Элори.
   - Будет исполнено, - с достоинством соглашается мажордом. - Разрешите распорядиться?
   Разрешения, конечно же, он не ждет. Идет к двери, все еще светясь от счастья. Останавливается, едва сделав шаг за порог, хрипло шепчет: "Благодарю за доброту, госпожа!", кланяется Шиори в пол и немедленно исчезает.
   Шиори задумчиво улыбается. Кажется, она польщена.
   - Сразу видно воспитанного человека, - наставительно произносит богиня. - А вот вы, мальчики, меня даже не поблагодарили. Вам не стыдно?
   Мы с Кайаром переглядываемся. Судя по его нахальной физиономии, ему ни капельки не стыдно; впрочем, мне тоже. Видимо, как-то не так нас воспитывали - или это в принципе задача безнадежная?
   - А оно вам точно надо, леди? - вопросительно поднимает бровь Кайар, озвучивая нашу общую мысль. - Если да - только скажите, мы с Элори мигом изобразим. И Алекса привлечем - у него счет-то куда солидней нашего, если разобраться.
   - Да нет, конечно! - негодующе фыркает Шиори, давясь смехом. - Скажите на милость, на что мне ваши благодарности? И я, и вы делали то, что не могли не делать - какие тут могут быть реверансы? А вот услуга от вас троих мне и впрямь потребуется, причем довольно скоро. Вы же не откажетесь?
   - А мы можем? - иронично ухмыляется Кайар, нагло уставившись ей в глаза.
   Что же ты делаешь, дружище? Она тебя подчинит - и даже не заметит...
   Властитель замка и богиня некоторое время упоенно играют в гляделки, потом будто по команде одновременно отводят взгляд.
   - Не можете, - едва слышно роняет моя леди, разом посерьезнев. - И поверьте, это к лучшему.
   Как видно, Кайар чувствует повисшее в воздухе напряжение - и понятливо замолкает. Ну, хоть на что-то сгодились капли той силы, которой я тогда с тобой поделился...
   - А не пойти ли нам подкрепиться? - нарочито бодро встреваю я в предназначенный только для двоих разговор, разбивая затянувшуюся паузу. - Лаат наверняка уже всех на кухне на уши поставил, и вот-вот прибудет наш ужин!
   - Не перегибай палку, Элори, - почти равнодушно отвечает мне богиня, выплывая в коридор. - Так и скажи, что тебе не по душе тесные помещения. Это не слишком-то лестно характеризует твое душевное здоровье - но мы поговорим об этом за ужином. Об этом и о многом другом.
   Разумеется, мы идем к Кайару. Его кабинет намного просторнее моей спальни, а на столе и креслах не высятся груды совершенно посторонних предметов. Сколько со мной ни бился Кайар, сколько я сам с собой ни бился - ничего не могу поделать с привычкой раскидывать вещи где придется. Такое впечатление, что рукотворный хаос расползается даже без моего участия - стоит лишь задержаться в помещении на сколько-нибудь продолжительное время.
   Алекс с Кайаром, оба отъявленные аккуратисты-перфекционисты, твердят в унисон, что я настоящий виртуоз бардака - но меня мало волнуют их мелочные придирки. Я же легко отыскиваю в этих завалах все, что мне требуется - а иногда даже делаю попытки прибраться. Разумеется, толку с них чуть - но ведь главное не победа, а участие? Да и не дорос я еще до того уровня, чтобы всерьез тягаться с законом вселенской энтропии...
   Не успеваем мы дойти до хозяйского кабинета и поудобнее устроиться где придется, в двери чинно вваливается полудюжина тяжелогруженых подносами слуг под предводительством Лаата. Сомневаюсь, что нам по силам уничтожить все это хотя бы за неделю - но не обижать же старика?
   Сомневался я зря. Тем, что осталось на сиротливо составленных в кривую горку подносах и блюдах, не накормить даже цветочную фею. Интересно, мы и впрямь так проголодались - или же просто вчетвером заедаем стресс? Очень похоже на то, потому что вкуса того, что проглотил, я почти не почувствовал.
   - Я вынуждена задать тебе один неприятный вопрос, Кайар, - нарушает гробовое молчание богиня, рассеянно поглядывая на свет сквозь хрустальный фужер с вином. - Что ты намерен делать с этой парочкой?
   Тонкие пальцы с зажатым в них бокалом летят в мою сторону, и я непроизвольно зажмуриваюсь. Даже в том, чтобы получить хорошую порцию вина в глаз, приятного мало - а если к напитку присоединится еще и тара?
   Кайар наблюдает за многообещающим жестом с не меньшим интересом, но вино ожидаемо остается в фужере. Божественная сила, о которой я то и дело забываю, способна еще и не на такие фокусы. Даже если Шиори опрокинет бокал, густо-рубиновая жидкость и не подумает шелохнуться - если на то будет воля хозяйки, разумеется.
   - Делить, конечно, - флегматично отзывается он немного погодя. - А что еще остается? Элори в последнее время часто истерит и срывается по любому пустяку - это для него в принципе характерно, но не до такой же степени. А Алекс здорово растерял и рассудительность, и осторожность. Как я понимаю, все это последствия расщепления сознания надвое, потому надо вмешаться, пока процесс не зашел слишком далеко. Иначе вместо двух друзей я со временем заполучу компанию из двух буйно помешанных - с талантами Элори, тихое помешательство ни одному из них не светит.
   - Рада, что ты верно оцениваешь ситуацию. Впрочем, я иного и не ожидала. Когда думаешь приступить?
   - Да прямо завтра. С утра. Сразу после завтрака. Не люблю работать на пустой желудок.
   Я подумал, и мы решили. Лихо.
   "Работать" он будет точно так же уверенно и бесстрастно, только это меня и успокаивает.
   Ну не то, чтобы слишком уж успокаивает - но я и сам понимаю, что надо что-то делать. Причем куда лучше Шиори с Кайаром, вместе взятых. Мы с компаньоном слишком разные, и я не имею права ущемлять его личность. Качели от айтишного флегматизма к импульсивной меланхолии когда-нибудь меня доконают - а вместе со мной и Алекса. Остается только надеяться, что сейчас еще не слишком поздно остановить эту летящую в безумие гармонику.
   - Значит, завтра, - дает добро богиня. - Я буду присутствовать, хотя бы на правах помощника. Вдруг что-то пойдет не так.
   - А разве я могу вам запретить, леди? - беззвучно смеется Кайар. - Я слишком хорошо понимаю, чем обернется попытка вам перечить.
   - Запретить ты как раз можешь. И я даже послушаюсь... вернее, буду вынуждена послушаться. Вот только от твоей несговорчивости пострадает в первую очередь Элори, а этого не нужно ни тебе, ни мне. Ведь так?
   - Так, леди. Окажете мне честь разделить с вами славу этого беспримерного эксперимента?
   - Окажу, куда же я денусь, - тяжело вздыхает богиня. - Правда, вынуждена тебя огорчить - насчет "беспримерного" ты малость погорячился. Мне уже доводилось проделывать подобное, причем на том же материале. Уже понял, или пояснить?
   - Куда уж яснее, леди. Вам не в новинку ковыряться в том, что заменяет Элори мозги. Что ж, буду счастлив вам ассистировать. Что вы хотите взамен за услугу?
   - Другую услугу, о которой мы говорили ранее.
   - Так вот что имелось в виду под невозможностью отказаться! - азартно присвистывает Кайар. Пасьянс сошелся, он весел и доволен собой. Жаль его разочаровывать - но придется.
   - Ты ничегошеньки не понял, кретин, - говорю я ему как могу спокойно. - Перепутал причину со следствием. Шиори не имеет права помогать кому-либо просто так, потому она и придумала поручить нам какое-то дело. Просто чтобы иметь законную возможность подстраховать то, в чем лично заинтересована.
   Моя короткая, но эмоциональная речь производит эффект разорвавшейся бомбы. Кайар и богиня смотрят на меня округлившимися глазами, как будто в их присутствии заговорило кресло или накрепко вмурованный в стену камень. На вытянувшихся лицах - изумление, одно на двоих.
   Алекс, паршивец, вовсю наслаждается немой сценой, едва удерживаясь от смеха.
   - Ты прав, Элори, - наконец, размыкает уста Шиори, нежно глядя мне в глаза. - Я и впрямь более чем в тебе заинтересована, а потому просто не могу допустить, чтобы хоть что-то пошло наперекосяк. Но и предстоящая вам миссия тоже очень важна, вы даже и не догадываетесь, насколько. А что самое поразительное - я не знаю никого, кто с ней справится лучше вас троих.
   Кайар открывает рот - явно хочет спросить, что же это за миссия такая. Я бы тоже не прочь, да знаю о шансах получить ответ. Полный и непререкаемый ноль.
   - Подробностей даже не просите, - резко обрывает Кайара богиня. - Все завтра. По окончании наших трудов.
   Что ж, этого и следовало ожидать. Если все пройдет, как надо - тогда и поговорим, а на нет и суда нет.
   - В таком случае - до завтра, - полупредлагает-полуприказывает хозяин, нисколько не смущенный отказом. - Самое время расходиться по спальням. Я бы рекомендовал всем как следует отдохнуть, завтра будет тяжелый день.
   Мысль, безусловно, здравая - хотя у Кайара других и не водится. Не выживают они в том царстве холода и слепящего света, которое по ошибке зовется его разумом.
   Мы разбредаемся по спальням. Вернее, Кайар предсказуемо остается у себя, мы с Алексом отправляемся ко мне, а Шиори собирается нас провожать. Остановившись на пороге моей комнаты, она долго смотрит мне в лицо, загадочно роняет: "Я на тебя рассчитываю, Алекс", ласково целует меня в лоб и уходит, не попрощавшись.
   Обидно. Но Алекс, добрая душа, не позволяет мне долго страдать от разочарования, что остаток вечера пройдет не совсем так, как предполагалось.
   - Спокойной ночи! - говорит он мне мягче, чем доктор буйному пациенту в психушке, и аккуратно-расчетливо "гасит". В который раз за...
  

Глава 3. Прикладная арифметика

  
   Я сижу в малом зале для трапез и лениво поигрываю ножом, ожидая гостей к завтраку.
   Верткая металлическая рыбка взмывает к потолку в ярких лучах бьющего из окна солнца - и камнем срывается вниз, словно притянутая магнитом. Длинное тонкое лезвие приятно холодит пальцы, полированная костяная рукоять ласкает кожу нежнее шелка. Нож выкован из первосортной стали и заточен до бритвенной остроты - другими я принципиально не пользуюсь, даже за столом. Это превращает игру в довольно опасное занятие... что ж, жизнь сама по себе - не такая уж безобидная штука.
   Бросок. Падение. Еще бросок.
   Я развлекаюсь, ловя нож то за ручку, то за острие.
   Сверкающее лезвие рассекает воздух с едва уловимым шелестом. Достаточно неверного жеста - и можно смело прощаться с пальцем. Хорошо, если с одним.
   То, что на мне пока ни царапины - это вовсе не везение. Это всего лишь неплохая реакция да сносная координация движений, обычные для придворного фехтовальщика. С иными около трона не выживают.
   Так что игра с ножом - это вовсе не флирт с Девой Удачи. Это всего лишь пустая забава, помогающая убить время - а заодно и отвлечься от неприятных раздумий. Парящее в пяди от глаз лезвие положительно влияет на душевную гармонию - во всяком случае, на мою собственную. Хотя и оно не всесильно, к моему глубочайшему сожалению...
   Мое кресло развернуто спинкой к окну. Я знаю, что бьющий в окно свет очерчивает мою фигуру сияющим нимбом - и не могу отделаться от мысли, что в кресле сижу вовсе не я.
   Ровно год назад в этом же кресле точно так же сидела Виала, и утреннее солнце играло бликами на ее коже и распущенных волосах...
   Моей неудачливой отравительницы давно нет под этим небом. Но я почему-то неосознанно жду, что вот-вот откроется дверь, в которую войду я сам - и сюжет повторится снова и снова, нарезая бессмысленные круги по раз и навечно замкнутой траектории.
   Что угодно - только не это.
   Я был в своем праве, и потому не чувствую вины. Но если небесам будет угодно меня наказать - я готов ответить. В одиночку. Зачем мучить беднягу Элори? Лаата? Алекса? И многих, многих других, вольно или невольно замешанных в этой безумной истории?
   Лучше небытие. Лучше ледяные объятия Белой Леди - сейчас, когда я узнал ее чуть ближе, смерть уже не кажется мне трагедией. Скорее, подарком, потому что за любой из доставшихся Элори поцелуев я бы с легкостью заплатил жизнью - и не думал, что продешевил.
   Словно отзываясь на мои мысли, дверь распахивается.
   Шиори. Легка на помине.
   Я уже давно уловил знакомую ауру - потрескивающее грозовое облако, полное печали и битого хрусталя. Такое сложно не заметить, и мой кошмар покорно разлетается в клочья. Поднимаю глаза, чтобы поприветствовать богиню - и мне стоит трудов сдержать свист восхищения.
   Вчера она была в белой парче и бриллиантах, холодная и неприступная, словно утренняя звезда. А сейчас она с ног до головы затянута в черную кожу с серебряной отделкой, и это выглядит более чем... впечатляюще. Узкие брюки - такие ноги грех прятать под платьем. Высокие сапоги. Темно-серая шелковая рубашка. Жилет с диковинным орнаментом, в паутине которого путается взгляд. Сияющие металлом глаза, рассыпавшиеся по плечам белые локоны.
   Сижу в кресле с ножом в руке, как последний кретин, не в силах ни вдохнуть, ни отвести взгляд.
   - Доброе утро, Кайар, - дразнящее улыбается мне богиня. - Потерю дара здороваться, по всей видимости, можно считать комплиментом? Надеюсь, та милая безделушка, которую ты вертишь в руках - не для меня.
   Позабытый нож внезапно начинает жечь пальцы. Почти роняю его на стол перед собой. Чувствую, что заливаюсь краской - и отчаянно борюсь с собой. Выходит так себе.
   - Нет, конечно. Доброе утро, госпожа. Разрешите за вами поухаживать?
   Гостья чуть заметно морщится - по всей видимости, на "госпожу". Я и сам понимаю, что свалял дурака, но слово уже сказано.
   Если вчера такое обращение было удивительно к месту, сегодня оно явственно отдает фальшью. От вчерашней небесной властительницы, равно свободной и карать, и миловать, осталось чуть меньше, чем ничего. Сегодня она совсем живая - от кончиков сапог до кончиков ресниц, и потому на "госпожу" никак не тянет.
   Шиори. В крайнем случае - леди.
   В нее - такую - я бы мог (даже не мог - хотел) влюбиться, да только бесперспективная это затея. Ей нужен только Элори. Она это знает, я знаю, что она знает, и она знает, что я знаю, что она знает - и потому наши отношения никогда не выйдут за рамки дружеского флирта.
   Впрочем, просто смотреть на нее - тоже немалое удовольствие.
   Я наливаю два бокала травяного отвара, смешанного с соком, накладываю ей на тарелку бисквитных пирожных. Сооружаю себе трехэтажный бутерброд с сыром и ветчиной, попутно снимая пробу со всего, до чего могу дотянуться.
   Шиори принимает еду с легким благодарным кивком и неторопливо принимается за трапезу.
   Меня совершенно не шокирует зрелище небожителя, облизывающего вымазанные кремом пальцы. Мне грустно, что на столе нет ни чая, ни хотя бы кофе - и они вряд ли появятся в ближайшем будущем.
   Даже и не заметил, как привык. Теперь придется отвыкать... а, может быть, и не придется. Я уже примерно представляю, из чего можно получить хотя бы плохонький аналог кофе - достаточно толики труда, времени и отловленного спеца по зеленой магии... или нет, лучше двух спецов...
   Стоп, дорогуша. Ты, кажется, забил на собственное правило - не больше одного проекта за раз?
   Дисциплинированно забываю про грандиозный кофейный план, привычно пряча его в дальних закоулках сознания. Пусть выждет, дозреет - а там поглядим.
   Отпиваю еще глоток отвара, стараясь абстрагироваться от вкуса. В принципе - ничего, вполне приемлемо. Вкуснее воды, хуже вина. А вина сейчас как раз нельзя, потому что я собираюсь работать. В мозгах Элори и на трезвую голову не разберешься.
   - Что-то Элори не видно, - нейтрально замечаю я с целью завязать беседу. - Может, за ним послать?
   Богиня прекращает жевать и рассеянно прикрывает глаза, вглядываясь в одной ей подвластные бездны.
   - Проснулся. Идет сюда, - отвечает она немного погодя. - Только, как бы поточнее выразиться... не совсем Элори.
   Иными словами, сюда направляется Алекс.
   Хорошая новость. Просто замечательная.
   Наливаю еще бокал отвара и делаю два новых бутерброда - с чем придется, просто чтобы занять руки. Они ему все равно не понадобятся.
   Не проходит и пяти минут, как двери распахиваются, впуская нового гостя.
   Я уже готов к тому, что мне предстоит увидеть - и все равно чуть вздрагиваю. Нельзя быть готовым вот к этому... никогда и ни при каких обстоятельствах.
   Тело Элори кажется перчаткой, натянутой на руку неведомого кукловода. Совсем другие жесты, мимика, походка... даже голос звучит на пару тонов ниже, с нотками спокойной, зрелой иронии, совершенно нехарактерными для него-настоящего.
   Жутенькая картина, надо отдать должное. Теперь я точно знаю, почему в народе так популярны убийства одержимых демоном.
   - Привет, Алекс! - здороваюсь я с заместителем моего лучшего друга. - А что с Элори?
   Наш компьютерный гений кивает, усаживается и с видом великомученика возводит глаза к потолку.
   - Психанул вчера. И сегодня с утра. Я решил, что ему лучше пока отдохнуть.
   - Правильно решил, - одобряю я его выбор и придвигаю поближе бокал и тарелку.
   Богиня чуть привстает с кресла, словно намереваясь его передвинуть, и в попытке удержать равновесие слегка задевает Алекса рукой. Тот немедленно обмякает, и я почти перестаю его чувствовать.
   - Что с ним? - интересуюсь для порядка.
   - Спит, - лаконично отзывается Шиори. - Разве ты сам не этого хотел?
   Хотел, и еще как хотел. Вот только не думал, что это настолько заметно.
   - Да не заметно оно, расслабься! - тоненько хихикает моя ассистентка, читая мысли с пугающей легкостью. - Если, конечно, не знать, на что смотреть. А я знаю.
   - И?
   - А ты можешь предложить другое объяснение тому, что сел спиной к окну и налил Алексу питье из другого кувшина? Что там, кстати, было?
   - Средство от бессонницы, - ухмыляюсь я в ответ. - Вернее, не только от бессонницы, а от любой излишней активности. Абсолютно надежно, абсолютно безопасно. Собственная технология. А что до окна... при вливании лекарства в пациента без его ведома разумнее сидеть так, чтобы было сложнее что-то заподозрить по лицу. Я же не мог рассчитывать, что появится именно Алекс. Элори обмануть куда сложнее, у него на такие вещи чутье.
   - Это да, - со вздохом соглашается богиня. - И проблем от этого - не счесть... Ну что, коллега, еще посидим - или приступим?
   Тарелка с пирожными пуста, меня еда тоже больше не интересует.
   - Приступим, - подвожу я итог раздумьям, подхватывая почти ничего не весящее тело с кресла. И мы направляемся в лабораторию, покорно следуя маршруту годичной давности.
   Шиори на месте Лаата. Вместо тела Виалы - спящий Элори, с фантомным довеском в виде Алекса.
   Вот только я сам - почти тот же. И потому это ничегошеньки не меняет.
   Дежавю. Как есть, дежавю...
   В лаборатории все по-старому, если не считать солидного слоя пыли. Дверь надежно запечатана магией, да и нет в замке настолько сумасшедших уборщиков. В смысле - уже нет.
   Богиня с любопытством озирается, она здесь еще ни разу не бывала.
   Оставляю ее наслаждаться созерцанием интерьера и произношу короткое слово-приказ. На краткий миг все поверхности вспыхивают ярче солнца, а когда сияние гаснет - всюду воцаряется идеальная, почти что маниакальная чистота. Здесь слишком много опасных предметов и тонких механизмов, чтобы можно было всерьез рассчитывать на уборку руками, да и не любитель я размахивать ведром и тряпкой. Уж лучше размяться со шпагой и достойным соперником - тем же Элори, к примеру.
   - Хороший способ делать уборку, - насмешливо тянет Шиори. - Прагматизм - или же банальная лень?
   - И то, и другое, леди. Признаться, не вижу особой разницы.
   Богиня неопределенно хмыкает, но не протестует.
   Я сгружаю Элори на высокий стол, чтобы освободить руки, и иду проведать подготовленное для опыта тело. Шиори напряженно размышляет, не в силах сделать выбор между бездыханным вассалом и женским, помноженным на кошачье, любопытством; наконец, любопытство перевешивает, и она отправляется следом за мной.
   Верно, леди. С Элори ничего не сделается - а тут есть, на что посмотреть.
   Прозрачно-дымная крышка. Простое деревянное ложе темного дерева. На черном шелке - хрупкое безвольное тело, едва прикрытое тусклыми черными волосами и серой рубашкой. Таких совершенных пропорций никогда не бывает у людей; они и для эльфов - редкость. Широко распахнутые глаза - черные, мертвые, незрячие - тщатся что-то разглядеть за неживым хрустальным небосводом.
   Смотри, нерожденный. Смотри на своего создателя.
   Крышка распахивается с громким щелчком, по дереву и хрусталю пробегает огненная цепочка рун - и гаснет. Я немного усовершенствовал конструкцию эльфийского погребального саркофага, и теперь он может неограниченно долго хранить не только мертвое - но и живое. Даже весьма буйное.
   Богиня тихонько ахает за моей спиной.
   Согласен, леди. Зрелище более чем впечатляющее. Даже жуткое.
   - Ты.... сотворил... это... сам? - растерянно спрашивает она, едва подбирая слова.
   - Нет, Элори помогал! - не удержавшись, фыркаю я в ответ. Мне сейчас хорошо, тело переполняет легкий звенящий азарт - и богиня остерегается переспрашивать.
   - И каков твой план? - спрашивает она совсем не то, что собиралась.
   - Разбудить вот этого рокового красавчика. Когда тело живет - душе легче установить необходимые связи. Отделить Элори от Алекса - полагаю, это будет непросто, но я рассчитываю на вашу помощь, леди. Поместить Алекса в новый сосуд, восстановить целостность сознания Элори. И посмотреть, что из этого получится.
   - Алексу будет непросто привыкнуть к новому телу, - качает головой богиня. - Родиться человеком, стать эльфом. Был бы он хотя бы ребенком... а так - слишком большой шок.
   - Не думаю, леди. Алекс перечитал столько фэнтези, что его не смутить даже телом гоблина. А темные эльфы - его любимцы. Он будет только рад.
   - Темные эльфы... - с горечью повторяет богиня. - Эльф - он и есть эльф: темный ли, светлый. Даже приняв посвящение Эштаар, клан Обсидиана остался чуждым созданиям Бездны. Я знаю, однажды настанет день, когда мне придется стать покровительницей Хрусталя - и тогда в мире Эль-Тиона появятся сумеречные эльфы, а под крылом у Альвин останется всего пять кланов. Это если Янтарь и Рубин не переметнутся к Тиан, разумеется - а все к тому и идет... Бывших эльфов не бывает, Кайар. Либо ты эльф, либо не эльф - третьего не дано.
   - Телесная форма накладывает отпечаток на сознание, душа лепит тело по своему образу и подобию? - задумчиво переформулирую я тезис. - Идея не новая, леди; признаться, она мне по душе. Капелька эльфийской утонченности Алексу точно не повредит. Но не хватит ли разговоров?
   - Твоя правда, умник, - задумчиво соглашается Шиори. - Работай. И говори, когда нужно помочь.
   Ну так что, работаем? Работаем!
   Околонаучные дебаты - это хорошо, но сейчас не до них.
   Я кладу ладонь на ребра, прикрывающие сердце эльфийской куклы, и приказываю: "Дыши!"
   Этот красивый ключ стирает печать летаргии, укутывающей лишенное души тело, и кожа под моими пальцами неуловимо теплеет, наливаясь жизнью. Это уже не воск, не мрамор - скорее, нагретый солнцем древесный лист или шелковистый мех недавно убитого зверя. Всего несколько минут - и зверь становится спящим: я чувствую ток крови и покалывающую пальцы ауру.
   Сердце начинает стучать - вначале медленно и неровно, затем в обычном ритме глубокого сна или комы. Грудная клетка напрягается, раздается вширь и судорожно опускается. Пациент делает свой первый вдох. Он рваный и поверхностный - но у тела будет время выучиться дышать, пока мы готовим ему обитателя.
   Перехожу к Элори. Включаю маго-механический прибор, замораживающий все жизненные эманации и запирающий их в пределах физической оболочки, а потом маню богиню к себе. Шиори подходит, не мешкая, и мы вдвоем склоняемся над скованным сном и волшбой телом.
   - Я займусь извлечением Алекса. А вам, леди, предстоит удерживать разум Элори, бдить, дабы я не оттяпал ничего лишнего, и по возможности латать получившиеся раны. Я думаю, их будет порядком.
   - Принимается, - коротко отвечает богиня, и ее глаза вспыхивают сталью. - Да, хочу сразу предупредить. В Элори много всякого... странного. Увидишь что-то чуждое, но с его печатью - не удивляйся. А лучше вообще не обращай внимания.
   - У нашего общего друга весьма бурная биография, - понимающе киваю я. - Даже не сомневался, леди. Но за предупреждение - спасибо.
   Как это все же неприятно - никогда не ошибаться.
   Едва нырнув в глубины общего на двоих разума, я мысленно перекрестился. И сразу понял, что не стану зацикливаться на тайнах Элори. У меня просто не будет такой возможности.
   Само по себе это выглядело даже красиво. Сросшиеся "нечто" неописуемой конфигурации, со множеством стрекал и отростков - густо-вишневое с переходом в черный и темный переливчатый изумруд, причудливо заштопанный льдом и хрусталем. Что это именно штопка, попытка соединить распавшиеся (разорванные?) части в целое - я понял сразу; не возникало сомнений и в том, чья мысль и рука поработала над стежками. Благодаря новой силе Элори я выучил метки Судьбы не хуже собственной магии, а тут было явно подобное. Только ярче, чище, сильнее. Не тень - абсолют.
   Налюбовавшись, я старательно вымел все лишние мысли из головы. И превратился в педантичную, нерассуждающую машину, озабоченную единственной задачей: как можно точнее отслеживать границы между красным-черным и зеленым-черным, очерчивая их виртуальным ножом. Безжалостно, безошибочно, беспрестанно - впрочем, мне не привыкать.
   Шиори помогала мне, как могла - но все равно процедура меня совершенно вымотала. Я не раз и не два готов был свалиться в обморок, но боги миловали. Боги - и болезненная гордость, да еще нежелание пустить труды насмарку. Позволь я себе хоть минуту слабости, работу пришлось бы начинать заново - в лучшем случае. О последствиях худшего случая лучше вообще не думать.
   Все в жизни имеет свойство заканчиваться, и далеко не всегда об этом стоит грустить. Баюкая лохматую черно-алую сферу в фантомных ладонях, я позволил себе чуть расслабиться и посмотреть, как лихо Шиори затягивает срезы. Швы выглядели произведением искусства - как я заметил, это вообще характерно для ее магии. А когда она закончила с вишневым фрагментом и занялась доставшимся ей изумрудным, я поспешил к лежащему в саркофаге телу. Для скорости - не выходя из транса; впрочем, ментальное не-зрение всего лишь по-иному показывало знакомую до последней пяди лабораторию и потому почти мне не мешало.
   Горячая темно-вишневая капля упала в черную дыру, зияющую на месте головы лишенного сознания эльфа. Помедлив, собралась в идеально правильную сферу. И постепенно растеклась, без остатка заполняя собой черноту и пуская тонкие корни-отростки в глубины доставшегося ей тела. Порядок.
   Прикрываю фантомные глаза, сбрасывая настройку на ментал.
   Голова гудит, как колокол после удара, в висках пульсирует кровь, колени чуть дрожат от слабости. Волны боли и тошноты гуляют по телу, как им вздумается - но на это плевать. Дело сделано.
   У моей ассистентки тоже вроде как все в норме. Она открывает глаза, со стоном потягивается - как я понимаю, и для нее труды не прошли бесследно, устало смотрит мне в глаза.
   - Я закончила. Все в порядке - насколько это возможно в нашей ситуации.
   - Замечательно, - удовлетворенно отвечаю я. Оно и так было ясно, но всегда приятно получить прямое подтверждение. - Прикладная арифметика в действии: иногда от перемены мест слагаемых сумма очень даже меняется. Сколько Элори еще проспит?
   - Понятия не имею. Часа три, может больше.
   - Вот потому я и хотел дать свое снадобье, - вздыхаю я. - Период действия известен до минуты... впрочем, чего уж теперь. Пусть спят, им лучше проснуться самостоятельно. А нам следует проветриться. Не составите мне компанию, леди?
   - Охотно! - сразу соглашается богиня. - Но как мы оставим наших подопечных?
   - Легко, - ухмыляюсь я в ответ, подвешивая над каждым спящим магические "звоночки". - Как только любой из них начнет приходить в себя, я это услышу. И мы в тот же миг окажемся здесь.
   - Телепорт? - деловито интересуется Шиори. - Стационарный транспортный амулет и самонаводящиеся маячки?
   Слов не нужно. Я просто киваю ей на вплавленный в потолок кристалл, а потом демонстративно прикасаюсь к левой брови. Под кожу вживлен крохотный бриллиант, почти пылинка. Он заметен только при движении головы, когда свет дробится на гранях, рождая радужные искры... или если точно знать, где искать. Разумеется, камень не единственный - теоретически, я попаду на место назначения даже в том случае, если меня разрубят на части.
   - Благодарю. Вопрос снят.
   Богиня улыбается, грациозно подает мне руку, и мы отправляемся гулять в парк.
  

Глава 4. Куклы и маски

  
   Я сплю, и мне снится что-то хорошее. Просто общее ощущение тепла, уюта и счастья - а деталей не разобрать. Облачные замки в лазурном небе, диковинные цветы - изящно изогнутые стебли, шелковистый муар подсвеченных солнцем лепестков, озорной сумеречный ветер - свежий, горьковато-пряный, такой, какой бывает только при ясном закате или сразу после него... Все это перемешивается, словно в калейдоскопе, плавно перетекая из одного в другое - и грешно даже помыслить о том, чтобы разъять эту дивную цепочку на звенья. А еще я какой-то крошечной частью себя понимаю, что сплю.
   Я вижу чудесные сны, и потому мне совсем не хочется просыпаться - но я все равно просыпаюсь, против воли выныривая из сладкого омута грез. Я знаю, что меня ждут.
   Огромные глаза, сияющие теплым светом. Дым, хрусталь и расплавленное серебро.
   Прекрасное до боли лицо. Непререкаемо не человеческое - и даже не эльфийское. Что-то непредставимо большее. Первая красавица Пущи в сравнении показалась бы не более, чем деревенской дурнушкой, поставленной рядом с ней самой.
   В высоком мелодичном голосе богини звенит любовь и беспокойство.
   - Как ты себя чувствуешь, милый?
   - Отлично, - говорю я чистую правду. Давно мне не было так хорошо - кажется, что горы готов свернуть. - А почему такой вопрос, моя леди? Я что-то пропустил?
   Не "что-то" - а все! - с облегчением улыбается Шиори. - Впрочем, сокрушаться тебе не о чем, уж поверь на слово.
   - Этот чокнутый вивисектор все-таки до меня добрался, - медленно произношу я, начиная прозревать. - Вырубил, а потом покопался в мозгах в свое удовольствие.
   - Было бы в чем копаться, - фыркает откуда-то сбоку знакомый голос. Он холоден, как арктический ветер - но я легко различаю в нем довольные нотки. Мне не нужно видеть Кайара, чтобы понять, что он улыбается.
   Следовательно, все прошло отлично.
   Впрочем, как и всегда, когда этот маньяк от магии берется за дело.
   Каждая принципиально нерешаемая (или выглядящая таковой) задача - желанный вызов его недюжинным способностям. И чем проблема сложнее и нетривиальнее, тем больше Кайар выкладывается ради ее решения; а если еще учесть, что он горд и самовлюблен, как тысяча падших ангелов - мне в принципе ничего не грозило. Он большой любитель доказывать, что вещи не всегда то, чем кажутся.
   - Спасибо, дружище. Я тоже тебя люблю, - проникновенно говорю я в ответ. Пафос финала тирады чуть смазывается смачным зевком, но я не обращаю внимания: мне слишком хорошо. - И что теперь, о светило науки? Манная кашка с комочками и неделя постельного режима?
   - Если настаиваешь, то пожалуйста. Организуем и постель, и кашу, - невозмутимо отзывается Кайар, даже и не подумав рассмеяться. - А если устал изображать бревно - вставай, никто тебя не держит. Хотя бы с Алексом познакомишься.
   Звучит более чем интригующе, и я пытаюсь слезть с того места, на котором лежу. Не постель, как я и подозревал - какая-то высокая деревянная тумба в очень знакомой лаборатории.
   - Ты изверг, Кайар, - печально сообщаю я обтянутой пепельным шелком спине, пытаясь встать на ноги. - Не мог положить хотя бы подушку? У меня вся спина затекла. И шея.
   Мой мучитель лениво поворачивается вполоборота. Безупречный профиль, встрепанные пряди, ледяной свет в прищуренном глазу под платиновой челкой.
   - Спасибо, я знаю, - вежливо информирует он меня. - Переживешь. Подушка, да еще пуховая перина впридачу - и ты бы до завтрашнего вечера не проснулся. А это не входит в мои планы. Иди уже сюда, чудо.
   Помощь Шиори я из принципа игнорирую. Делаю неуверенный шаг, потом еще один - бдительно отслеживая, за что здесь можно уцепиться без особого риска для здоровья. Ничего годного в качестве опоры нет - и потому я преодолеваю маршрут без приключений. Молча становлюсь рядом и, наконец, позволяю себе обратить внимание на что-то еще, кроме препятствий, потенциальных костылей и не желающего подчиняться тела.
   В пижонском гробу лежит темный эльф. Угольно-черные, отсвечивающие серебром волосы стекают чуть ли не до талии, на красивом печально-хищном лице - какая-то неуловимая гримаса. Не могу прочитать... да и не очень хочу, пожалуй. Под глазами жуткие тени - но длинные загнутые ресницы подрагивают, а под тонкой пепельной кожей явственно прослеживается пульс. Кукла готова вот-вот проснуться.
   - Ничего себе! - уважительно присвистываю я и, не сдержавшись, прибавляю несколько соответствующих моменту непечатных слов. - Простите, леди.
   - Не стесняйся, Элори, - меланхолично отзывается богиня. - Надо же мне пополнять словарный запас.
   Я сконфуженно замолкаю, но надолго меня не хватает.
   - Слушай, а тебе не кажется, что Алекса стоило бы вытащить из домовины? Проснуться в гробу - это не очень-то приятно, с какой стороны ни глянь.
   - Не городи ерунды, - наставительно отвечает Кайар. - Если человек регулярно употребляет фразу "в гробу я это видел" - он должен быть готов к тому, что ему предоставят такую возможность. Я не прав?
   - Прав, - уныло соглашаюсь я. С точки зрения формальной логики, никак не человеколюбия - но ведь прав же!
   - Ну вот, - самодовольно улыбается мой друг. - Кстати, ты не думаешь, что уже пора будить нашего спящего красавца? Что-то он разоспался.
   Ответить я не успеваю, но мой ответ Кайару и не требуется. Он небрежно треплет эльфа по щеке и холодно командует: "Алекс, подъем!", отчетливо выдыхая слова в самое ухо.
   Если бы я сквозь сон услышал этот металлический шепот, я бы немедленно проснулся. Или, что вернее, умер бы на месте от разрыва сердца.
   Алекс в этом плане не сильно от меня отличается. Лежащее в саркофаге тело вздрагивает, а мгновение спустя в пустых непроницаемо-черных глазах без белков начинает разгораться свет - как будто в глухой ночи разом зажглись все звезды. Серебряный вертикальный зрачок - зрачок кошки или змеи - плывет в этом сиянии подобно юной луне.
   Взгляд фокусируется на Кайаре, и ночь ощутимо теплеет.
   - Где это я? - удивленно вопрошает Алекс. Дергается от первых же звуков, слетевших с губ, и продолжает уже почти шепотом. - И что у меня с голосом?
   Могу его понять. Тембр, в общем, похож на его прежний, но фирменная эльфийская напевность - это сильно на ценителя.
   Кайар глядит на Алекса с нежностью скульптора, созерцающего только что законченную статую. В холодных синих глазах искрится смех.
   - В гробу, - сообщает он, как нечто само собой разумеющееся. - Ты бы лучше спросил, что у тебя с головой. А также с остальными комплектующими.
   Алекс ошалело хлопает пышными ресницами, не в силах уловить подвоха. Бросает взгляд на высокие деревянные стенки - и в глазах вспыхивает откровенная паника. От позорного падения в обморок его удерживает только то, что он наконец-то замечает мое лицо.
   - Элори? - выдыхает он неверяще. - А как...
   Кайар откровенно наслаждается сценой. Губы кривятся в ехидной улыбке, плечи вздрагивают от беззвучного хохота. Он в своем праве, конечно - но такого чувства юмора мне не понять.
   - Очень просто, - отвечает он, отсмеявшись. - Вам с Элори больше нет нужды спорить, кто сегодня командир. Время театра кукол истекло, настало время театра масок. Мы с леди немного поколдовали, и теперь вас двое - а не два в одном, как раньше.
   Парадоксально, но Алекс моментально успокаивается. Может, дело в том, что загадка получила хоть какое-то объяснение - или же в том, что он по природе своей не слишком-то склонен к истерикам. Хотя есть у меня подозрение, что это просто побочный эффект речи Кайара. Его голос способен заморозить на месте - а уж привести в себя и подавно.
   Мы помогаем Алексу выбраться из саркофага. Он оглядывает себя слишком уж нервно, и Кайар решает больше его не мучить.
   - Леди, - смиренно просит он у богини. - Вас не затруднит наколдовать нам зеркало?
   Шиори неопределенно пожимает плечами и моментально сооружает ледяную пластину в полтора роста, чем-то затонированную изнутри.
   Алекс, закусив губу, подходит к блестящей ровной поверхности, даже и не думающей таять. Заглядывает в глаза своему отражению, неуверенно улыбается. Вдумчиво обозревает все в перспективе и, наконец, оборачивается к нам с заметно посветлевшим лицом.
   - Спасибо, Кайар. Даже не рассчитывал на такую удачу.
   Кайар жмурится, как довольный кот, и смотрит на богиню с торжествующим видом.
   - Ну, что я вам говорил, леди?
   - Видимо, я была поспешна в своих выводах, - соглашается Шиори с кислой улыбкой. Кажется, ей очень хочется кое-кого придушить.
   Полностью разделяю ваши чувства, моя госпожа - но, увы, я не способен на такой подвиг. Проверено. Хотя признаю - с такими друзьями и враги без надобности.
   - Так что за миссию вы хотели нам поручить? - деловито интересуется Кайар, не желая замечать нашего обмена взглядами. - Полагаю, сейчас самое время и место. Подслушивание можно исключить в принципе, да и нюхательных солей здесь больше, чем где-либо еще. На тот случай, если кое-кого придется приводить в чувство.
   Тяжелый, холодно-насмешливый взгляд я чувствую кожей. Украдкой грожу ему кулаком, но помогает это мало. Кайар в ударе - удовлетворение от сделанной на пять с плюсом работы все еще кипит в его крови, заставляя ощущать себя немного навеселе. Чуть позже он сам с недоумением будет вспоминать свои выходки - а пока остается только ждать, пока эйфория не выветрится. Маньяк, ей-богу маньяк.
   - Резонно, - склоняет голову Шиори. - Тогда слушайте. Вам предстоит отправиться в Эльфийскую Пущу, разыскать там наследного принца Димитриэля и кое-что ему сообщить. Так, чтобы дошло. Выбор методов убеждения - на ваше усмотрение.
   - В Пущу? - словно со стороны слышу я свой разом охрипший голос. - Моя леди, не могу ли я послужить вам каким-то иным образом?
   - В Пущу, Элори, - с нажимом повторяет богиня. В затканных свинцовой пеленой глазах - ни единого проблеска жалости или любого другого чувства. - Я понимаю, что это место тебе сильно не по душе, но другого выхода нет. Ты отправляешься туда в качестве консультанта по эльфийским наречиям и обычаям. Это не обсуждается.
   - Рад стараться, моя леди, - бесстрастно рапортую я.
   Я не гасил эмоции - их просто нет. Сердце словно ухнуло в бездонную пропасть - и теперь трепещет там само по себе, никак не влияя на покинутое им тело. Умом я понимаю, что возвращение в Пущу для меня смерти подобно, но сейчас не в силах чувствовать хоть что-то по этому поводу. Богиня меня убила - и лучше бы она сделала это на самом деле.
   - А чем эльфийский принц прогневил госпожу? - задает резонный вопрос Кайар. - Насколько я знаю, сейчас правит Аметист - а таланты и интересы этого клана лежат вне плоскости ваших.
   - Он прогневил не меня, а мою сестру. Деву Света, Альвин. Подробности вам знать ни к чему; просто примите к сведению - она вам в этом деле не помощник. Как, впрочем, и я. А прегрешения принца заключаются в том, что он неподобающим образом использует дарованную ему магию. Ускоряет рост и созревание растений, желая испытать пределы их выносливости; изменяет их размеры и свойства, из пустой прихоти - или же изучая степень их приспособляемости. Иными словами, расходует жизненные силы природы без какой-либо внятной цели и пользы. Даже Владычица...
   - Ну, прямо овер какой-то! - с энтузиазмом восклицает Алекс. - Только по цветам и травкам, а не по железу. Ох. Простите, что перебил, леди.
   - Ничего, я уже привыкла, - тяжело вздыхает богиня. - Так вот, эльфийская королева Мириэль...
  

Часть вторая

Кошмар Эльфийской Пущи

  

1

  
   Эльфийская королева Мириэль, Пресветлая Владычица Солнечной Дубравы, Озера Видений, восточного побережья Моря Тишины - и также прочих сопредельных территорий, простирающихся от южных отрогов Драконьих Гор до непролазных трясин Безымянных Пустошей - проснулась сильно не в духе. Даже не соизволив подняться с постели, одним томно-лаконичным жестом оборвала восхищенные шепотки дежурных подхалимов, отвешивающих изысканные комплименты ее восхитительному цвету лица, дивным фиалковым глазам и роскошным волосам, похожим на расплавленное золото.
   Набившие оскомину серенады тотчас смолкли; высокие мелодичные голоса придворных, до того негромко переговаривающихся между собой, из бурно вздымающихся морских валов, брызжущих холодом, пеной и солнцем, превратились в томный, едва ощутимый шелест волн по раскаленному летним полднем песку. Мириэль довольно прикрыла огромные сияющие глаза и сладко потянулась, со значением коснувшись кремового паркета самым кончиком мехового тапка, неведомо кем надетого на ее изящную босую ступню, опрометчиво свешенную из груды перин и покрывал.
   В опочивальне воцарилась воистину мертвая тишина. Королевская свита, едва ощутив первые признаки грядущей бури отточенной за долгие годы интуицией, сочла за благо не рисковать понапрасну, дабы ненароком не обрушить на себя монаршее неудовольствие. Самые благоразумные - так те вообще предпочли тут же по-тихому откланяться, с прискорбием вспомнив, что их ждут разнообразные неотложные дела, не позволяющие и далее наслаждаться обществом своей обожаемой госпожи.
   Королева по-кошачьи сощурилась, оценив порядком поредевшую толпу придворных, и улыбнулась одними уголками идеально очерченных губ. Эта мягкая улыбка моментально вымела из опочивальни всех, кто обладал хотя бы слабыми зачатками интеллекта, и Мириэль осталась совсем одна - разумеется, не считая куаферов, секретаря и горничных, которые были бы рады, но попросту не имели права убраться куда подальше. Непростой нрав владычицы светлых эльфов уже не первую сотню лет был притчей во языцех, и бродящие по дорогам Эль-Тиона менестрели воспевали легендарную вспыльчивость королевы едва ли не чаще, чем ее же легендарную красоту.
   Вся кипящая азартом поисков счастливчика, которому выпадет честь развеять ее дурное настроение - но хранящая прежнюю кроткую улыбку на достойном зависти ангела лице, Мириэль покорно позволила застегнуть на себе простенькое утреннее платье нежно-лилового шелка с золотой вышивкой и украшенные аметистами пряжки золотистых парчовых туфель.
   Ее бережно умывали прохладной водой, настоянной на лепестках белых роз, с благоговением расчесывали длинные, слегка вьющиеся волосы полированным деревянным гребнем с золотой инкрустацией, заплетали тяжелые медовые косы и перевивали их атласными золотисто-лиловыми - в тон платью - лентами. Мириэль переносила все эти ритуальные утренние порхания с редкостным безразличием, по обыкновению размышляя о чем-то своем.
   Наконец, ее туалет был полностью завершен. Куафер в последний раз провел по безупречной розовато-белой, почти не тронутой загаром коже пуховкой, и с поклоном подал королеве большое зеркало в тяжелой золотой раме. Мириэль взглянула на себя с привычным небрежным одобрением, едва ли замечая детали того, что видит в зеркале, зато ветка мэллорна, шелестящая в окне за ее спиной, удостоилась самого пристального внимания.
   Обычная серебристо-белая, словно светящаяся изнутри кора; длинные изумрудные черешки; плотные серебряные листья с темно-зеленой каймой, похожие на изящные сердечки. Как будто все, как и полагается... если не считать того, что сердечки малость увеличились в размерах - навскидку, раза этак в четыре - и на каждом из них красовалась каллиграфическая надпись "Несравненной Альвин, от почитателя", манерной золотой вязью древнеэльфийских рун на бледном серебре.
   Строго говоря, из-за неточности начертания одной из рун надпись следовало читать как "Несравненной Альвин, от поклонника" - если не сказать грубее - но все это уже были мелочи, не стоящие внимания. В Эльфийской Пуще жил всего один эльф, дурно знакомый с языком предков, почитавший Альвин просто до неприличия и способный выразить свою любовь к богине таким варварским способом.
   - Принца Димитриэля ко мне, и живо! - ласково пропела Мириэль секретарю, только-только набравшему воздуха в грудь, дабы огласить запланированные на сегодня дела.
   Секретарь - скромный милый юноша с бледно-золотыми, собранными в низкий хвост волосами, серьезными серо-голубыми глазами и постным выражением лица - вздрогнул, поперхнулся, побагровел и мучительно раскашлялся. Королева терпеливо дождалась, пока секретарь сменит радикальный цвет кожи на более приемлемый в обществе, обретет дар связной речи и смиренно испросит ее позволения удалиться - после чего высокомерным кивком милостиво отпустила его исполнять поручение.
   Секретарь вылетел из королевской опочивальни так, будто за его спиной внезапно выросли крылья. Он, конечно же, не бежал со всех ног - и уж, тем более, не подскакивал к высокому потолку в надеждах воспарить над устилающими пол мраморными плитами с золотыми прожилками. Он просто шел чуть быстрее, чем должно перемещаться благовоспитанному эльфу, находящемуся в отдаленном родстве с правящим кланом - и одно это было чудовищным неуважением к этикету вообще, и к королеве Мириэль в частности. Но секретарю, донельзя счастливому благодаря своему чудесному избавлению, уже море было по колено. И даже встреча с наследным принцем - главным кошмаром и позорищем всего эльфийского рода - его совсем не пугала.
  

2

  
   Солнечный луч бил прямо в лицо сквозь неплотно задернутые с вечера занавеси, голова гудела, а все тело ныло от неудобной позы и тяжести чего-то постороннего, лежащего поверх него. Как следует проморгавшись, Ри осторожно скосил глаза направо и обнаружил растрепанную золотистую голову симпатичной эльфийки, сладко посапывающей у него на плече.
   Призывно нагая, бесстыдно раскинувшаяся на смятых шелковых простынях девушка казалась смутно знакомой. Как там ее - Илина, Нианель, Димиани? Впрочем, без разницы. Вряд ли она окажется в его постели еще раз. А даже если вдруг и окажется, с нее будет вполне достаточно дежурного "ты" и "киска" - как и любой другой подружке на одну ночь. Имена - это абсолютно лишнее; в конце концов, все они приходят сюда совсем не за разговорами. И это прекрасно. Когда тебя считают всего лишь безмозглой горой мускулов, годной разве что для махания мечом да постельных забав - это здорово упрощает жизнь. И весьма способствует ее продолжительности, особенно в его-то двусмысленном положении.
   А самолюбие - помолчит. Оно уже привыкло. Тем более, в ближайшем окружении все равно нет никого, чьим мнением о себе стоило бы дорожить.
   Ри никогда не обольщался, размышляя о причинах своей бешеной популярности у прекрасного пола. Внушительная мускулатура, шоколадный загар, нахальная белозубая улыбка и нарочитое пренебрежение всяческими красивостями, реверансами и финтифлюшками, столь милыми сердцу каждого настоящего светорожденного... Он слишком выделялся на фоне летаргически размеренного, не меняющегося веками уклада жизни эльфийской общины, чтобы не привлекать к себе повышенного внимания.
   Еще не человек, уже не вполне эльф. И надменные эльфийки, уставшие от унылых, правильных, благообразных, утонченных, безупречно воспитанных кавалеров, глядели ему вслед с благосклонным интересом и сладко жмурились, внимая восхищенным рассказам подружек об "этом возмутительном грубияне и чудовище" - а при первом же удобном случае с радостью падали в его крепкие объятия.
   Ри, разумеется, ничуть не возражал. Глупо отказываться от того, что само падает в твои руки.
   Вдобавок, существовала и еще одна причина. Не менее важная - а, возможно, даже и более.
   Будучи старшим ребенком своих родителей, он стоял первым в очереди к эльфийскому престолу. И пусть его право наследования оставалось скорее формальным - покажите мне того глупца, кто рискнет напомнить тетушке Мириэль, что она уже порядком засиделась на троне - отмене оно не подлежало. Ну, разве что в силу особых обстоятельств, наподобие бессрочного изгнания или душевного удара кинжалом из-за угла. А какая эльфийка не мечтает стать королевой и править именем своего придурковатого мужа, оставив ему забавы с дурными боевыми железками и очаровательными, на все согласными фрейлинами?
   Правильно, никакая.
   Вот они все и летят, словно пчелы на мед, привлеченные запахом власти и щекочущей нервы экзотикой.
   И та, что сейчас безмятежно спит в неряшливом гнезде все еще влажных, перекрученных как попало простыней - не хуже и не лучше прочих. Она тоже пришла сюда всего лишь поразвлечься с монстром и попробовать занять теплое местечко рядом с ним. Совсем не ради самого Ри и громких слов на букву Л.
   Все эти искательницы приключений считают его забавной игрушкой и удобной пешкой для реализации своих планов.
   Что ж, пусть помечтают. Ему не жалко.
   А он тем временем тоже всласть позабавится. Чем еще прикажете заняться в этом тошнотворно-аристократическом, по самую маковку одухотворенном болоте?
   Ну да, именно что ничем.
   Только честная сталь, горячие девушки и веселые проделки.
   К слову, встать и помахать сталью уже ой как хотелось. Принц привык просыпаться на рассвете и заканчивать тренировки примерно тогда, когда все остальные обитатели Пущи еще только-только собираются вылезать из-под своих перин. А сейчас уже без малого полдень. Впрочем, оно и неудивительно - ночью поспать ему совсем не дали. Ну, да он не в обиде...
   Ри напряг мышцы и очень осторожно - чтобы не разбудить - попытался спихнуть с плеча чужую макушку. Эльфийка что-то мурлыкнула во сне и прижалась к нему еще теснее. Принц выругался сквозь зубы, виртуозно сочетая самые заковыристые шедевры, слышанные им в человеческих селениях, и медленно потянулся за подушкой. А потом так же медленно и осторожно переложил на нее все еще спящую девушку и угрем выскользнул из кровати.
   Почувствовав подмену, эльфийка недовольно завозилась, и Ри был вынужден задержаться еще ненадолго, невесомо скользя по атласной коже едва заметной груди самыми кончиками пальцев.
   Наконец, дыхание спящей успокоилось. Ри поднял глаза к украшенному лепниной потолку, вознося беззвучную благодарственную молитву Альвин, поднял с пола меч и сапоги, запрыгнул в штаны и выскочил вон из спальни, бросив полный сожалений взгляд на кровать.
   Ему до одури хотелось поразвлечься.
   Вот только совсем не так, как ночью.
   Он еще пару мгновений помедлил на пороге, представляя себе, как славно было бы телепортировать спящую на раскидистую ветку какого-нибудь мэллорна - чем дальше от земли, тем лучше - а потом понаблюдать за тем, как она будет оттуда выбираться. То-то была бы потеха! Вот только совсем не хочется слушать очередную нотацию Мириэль по поводу непозволительного для принца поведения. Да и эта дурочка, пожалуй, не заслуживает такого обращения. Все-таки очень убедительно изображала неземную страсть - и тем самым сумела доставить ему немало приятных минут...
   Отгоняя навязчивые мысли, Ри сокрушенно тряхнул головой, обулся, натянул безотказную улыбку жизнерадостного идиота, прицепил ножны к поясу и направился во двор умываться, на ходу связывая всклокоченные золотисто-рыжие волосы в хвост.
   Его любимая дубовая бочка - полная дождевой воды, предусмотрительно зачарованная на сохранение прохлады и свежести - призывно сияла крутыми, отполированными временем и ладонями Ри боками. Принц склонился над спокойным, кристально-чистым зеркалом, стоящим почти вровень с краями, весело подмигнул своему отражению сияющим карим глазом - темно-ореховым с солнечными искрами - и зачерпнул полную пригоршню, вынуждая своего донельзя довольного двойника разлететься веером текучих осколков.
   Вода была чудо как хороша. Но спокойно умыться ему не дали.
   Тина и Латти, тихонько подкравшись со спины, хором пропели ему "Доброе утро", заходя с обоих флангов разом, и принялись мурлыкать и ластиться, словно кошки. Черная и белая - тоненькая миниатюрная брюнетка с ярко-синими, похожими на вечернее летнее небо глазами и роскошными черными волосами ниже пояса, и довольно высокая, чуть пухленькая по эльфийским меркам сероглазая блондинка со спадающими на плечи локонами цвета белого золота. На обеих были надеты плетеные сандалии и одинаковые золотисто-лиловые туники, не особо прячущие стройные ноги (а также иные достоинства фигуры) от заинтересованного взгляда принца.
   Ри рассмеялся и наклонился, чтобы девушкам было удобнее подарить ему первый утренний поцелуй, а потом с нежностью сгреб обеих в охапку. Все-таки, когда он думал, что никому здесь не нужен по-настоящему - это было не совсем правдой. И Тина, и Латти действительно его любят и готовы сделать для него все, что угодно. Жаль только - в отличие от людских легенд, путь в эльфийские королевы для служанок заказан строго-настрого...
   - С добрым утром, мои милые! - сладко мурлыкнул в ответ Ри, с трудом перебарывая ком в горле. - Дайте уже умыться, что ли!
   Он неохотно разжал руки - и обе эльфийки со смехом выскользнули из его объятий и замерли в нескольких шагах поодаль, явно не спеша покинуть своего повелителя. Скорчив устрашающую гримасу, принц утробно зарычал и от души брызнул на них водой - и лишь тогда девушки бросились врассыпную с пронзительным визгом, по которому даже полный кретин бы понял: Тина с Латти находятся в неописуемом восторге от всего происходящего. Ри нежно улыбнулся им вслед, наскоро привел себя в порядок и освободил "Устрашающего" из сумеречного плена украшенных янтарем и золотыми клепками ножен, намереваясь немного потренироваться.
   Рунный меч "Устрашающий", с которым Ри не расставался ни на минуту уже без малого полвека, был последним творением великого Мастера Клинков Тамиэля, слава о невероятном искусстве которого гремела далеко за пределами Пущи. Непревзойденный эльфийский оружейник поначалу был очень рад (и - что греха таить - весьма горд) получить такой необычный заказ, да еще от самого наследника престола, и отдался любимому делу с беспечным юным азартом ищущего свой путь подмастерья. Почти на четыре дюжины дней он заперся в своей кузне, не в силах оторваться от рождающегося под его руками и голосом шедевра, и лишь затем призвал своего принца для участия в обряде Дарования Имени.
   Едва увидев хищное, обманчиво-невесомое, как будто сотканное из дыма лезвие с летящими по нему строками янтарных рун и простую удобную рукоять, плотно обмотанную черной змеиной кожей и украшенную лишь ограненным навершием из янтаря, Ри обмер и влюбился без памяти. А мастер, в первый раз взглянув на итог своих трудов без пелены творческого угара, два раза подряд изумленно моргнул, попытался перекреститься и смог выдавить из себя лишь одно слово: "Айморн".
   В переводе на Всеобщий - это примерно можно было истолковать как "леденящий кровь", "жуткий" или "устрашающий", со множеством чисто эльфийских смысловых нюансов, не имеющих аналогов, самыми мягкими из которых являлись "упивающийся смертью", "чуждый" и "порабощающий".
   "Славное имя для меча!" - восхищенно подумал Ри и мысленно шепнул "Айморн", нежно тронув лезвие пальцем и ведя вдоль кромки медленно растворяющуюся в дыму алую линию.
   Порез вышел изрядный, но боли совсем не было. Меч его принял.
   ...Ри без устали кружил по поляне, сражаясь с невидимым противником. Птицей взмывал в воздух, стелился по мягкой траве, ртутью перетекая из стойки в стойку. Альвин, сидя верхом на облаке, благосклонно улыбалась ему с небес и пела свою песню - сияющую солнцем и сталью песню о силе, мужестве и торжестве света над темными ратями. В унисон этой дивной мелодии пела неугомонная душа Ри, пело его слишком горячее для эльфа сердце, пели усиленные магией мышцы, связки и кости его мощного тренированного тела, и этой же песне вторил задира Айморн, удобно устроившийся в крепких ладонях Ри. Подобный стремительной дымной тени - совсем не клинку из старой доброй стали - он вертким призраком мелькал тут и там; рисовал изящные линии, круги и спирали, устремляясь к сердцу или горлу воображаемого врага; радовался прекрасному утру и хохотал, словно живой, со свистом рассекая податливый, пронизанный светом воздух.
   В каком-то смысле меч и был живым. Не так, конечно, как эльф, птица или мэллорн - но в достаточной мере, чтобы чувствовать состояние хозяина и в меру сил и разумения оберегать его от опасностей жестокого мира.
   Как и любое другое творение мастера Тамиэля, "Устрашающий" обладал собственной волей и тем, что при изрядной доле воображения можно было бы назвать "душой". Его нельзя было украсть, отобрать или обратить против того, кого меч признал законным владельцем. Будучи разлучен с хозяином, меч превращался в неуправляемый кусок железа, своевольный, дурно воспитанный и норовящий при первой же возможности причинить вред незадачливому грабителю. Никакой практической пользы, разве что красота: если повесить его на стену в оружейной или запереть в сокровищницу - а потом обходить десятой дорогой, чтобы он ненароком не свалился кому-нибудь на голову.
   Словом, клинок по имени Айморн берег и уважал только одно существо на свете - своего побратима по крови, да еще защищал тех, кто был тому дорог.
   Рожденное для войны - живет лишь войной. И Айморн, не ропща, вел свой бесконечный бой: насмешка-провокация, обманный финт, неистовая смертельная пляска, показное спокойствие, полное угрозы - и долгий, томительный сон в тесном плену ножен. Меч был очень счастлив возможности снова потанцевать со своим принцем, и счастливее бы стал только в одном случае: если бы ему представилась возможность убить того, кто опрометчиво посягнул на жизнь его друга и повелителя.
   Ри слушал простые, ясные мысли меча - и улыбался.
   Утро было прекрасно. Девушки были прекрасны. Жизнь была прекрасна.
   А потом приперлось это ходячее недоразумение по прозванью Эмиаль и все испортило.
   Мысленно помянув закатных демонов и все их козни, Ри злобно скрежетнул зубами, оборвал довольно рискованный пируэт и по-кошачьи мягко вернулся в базовую стойку, едва уловив чей-то неодобрительный взгляд в спину.
   Он знал этот взгляд. К своему огорчению - даже слишком хорошо знал.
   Это был взгляд, предвещающий неприятности. Мириэль всегда посылала за ним секретаря, когда в ее хорошенькую голову в очередной раз приходила блажь отчитать наследного принца.
   В принципе, можно было бы и не оборачиваться - но Ри все равно обернулся. Поклонился с тщательно скрываемой издевкой, так и не выпустив меч из рук. И вопросительно поднял левую бровь - дескать, чему обязаны?
   - Приветствую вас, сиятельный принц, да будет ваша дорога светла! - завел секретарь давно осточертевшую волынку, в полном соответствии с уложениями Малого Дворцового Церемониала. - Пресветлая Владычица Мириэль просила вас явиться в ее апартаменты для не терпящей отлагательств беседы. Прошу вас следовать за мной!
   Не сказал - процедил сквозь зубы, насколько дозволял этикет. И скривился так, словно набил полную пасть чего-то очень кислого, а вдобавок - еще и слегка тухлого. Секретаря явно корежило от одного вида потного, растрепанного, по пояс обнаженного наследного принца, застывшего перед ним со своим невозможным мечом наперевес.
   Ри тихо веселился, глядя на мучения Эмиаля.
   Ненавидишь, да? Считаешь меня живым оскорблением всего эльфийского рода?
   Может, ты и прав. Вот только ты никогда не подойдешь и не скажешь мне этого в лицо, потому что за слова придется ответить с оружием в руках. А ты слишком дорожишь своей бархатной шкуркой, смазливым личиком и расположением королевы, которая никогда не потерпит явных нападок на наследника престола - будь он хоть трижды похож на человека.
   Я без тени сомнения знаю, что убью тебя - как только ты дашь мне повод. А ты знаешь, что я знаю - и потому молчишь, стиснув белые от бешенства губы.
   Так что можешь сколько угодно сверкать глазами, Эмиаль - это ничего не изменит.
   Ты не мужчина, ты слизняк.
   Клинок слегка задрожал, уловив хозяйское желание вбить приглашение обратно в глотку посланца королевы, и принц скупым, отточенным до автоматизма движением вложил его в ножны. От греха.
   - Что, прямо вот так и следовать? - невинно осведомился Ри. - Потным, грязным и не вполне одетым? Может, я все-таки освежусь и натяну хотя бы рубашку?
   - Королева велела - без промедления! - рявкнул на тон выше окончательно потерявший терпение секретарь. - Посему извольте отправиться во дворец, ваша наследная светлость!
   "Эк его разобрало!" - философски подумал Ри, с трудом приноравливаясь к манерному шагу секретаря. - "Ну, без промедления - так без промедления. Тебе же хуже".
  
  
  
  
Продолжение:

  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"