КОТ, ПОДОБНЫЙ РАДУГЕ
Ку Ли Бин, прославленный ученый муж, счастливый обладатель бесчисленных достоинств, благодаря - или, скорее, вопреки которым он не раз удостаивался милостей Сына Неба, полулежал на софе своего загородного имения в теплой компании чашки зеленого чая и любимой вересковой трубки и слушал дождь. Тяжелые крупные капли стучались в окно с безнадежной настойчивостью дряхлого нищего, отчаявшегося получить хоть медяк, расплывались по стеклу неряшливыми маслянистыми кляксами и извилистыми горными ручейками стекали на резной подоконник. Дождь шел уже который день; его неумолчный размеренный стук, воспринимаемый уже скорее сердцем, нежели ухом, наводил на мысли о незримой небесной клепсидре, отсчитывающей часы бытия подлунного мира. Влажный мерцающий полог, сотканный из мириадов текучих шелковых нитей, не позволяя разглядеть детали пейзажа, непостижимым образом подчеркивал его материальную природу; мнилось: исчезни он - и реальность истает без следа, словно утренний туман под хлесткими ударами ветра с моря, оставив по себе лишь смутные воспоминания.
Ку Ли Бин любил дождь. Подобно всякому человеку, сумевшему выбрать дело жизни себе по душе и добившемуся в нем немалых успехов, он очень ценил редкие минуты вынужденного безделья, подаренные непогодой, и потому с истинно буддийским смирением принимал непролазную грязь, бездонные лужи и хлесткие ледяные струи, бесцеремонно лезущие за шиворот. Даже невозможность выйти из дома нисколько его не смущала: будь ты хоть трижды ученый и публичный человек, занятый сорок восемь часов в сутки, иногда надо выкроить немного времени, чтобы вот так посидеть в тишине и поговорить с собой по душам, баюкая в ладонях прозрачную скорлупку, благоухающую цветущим жасмином, да время от времени прикладываясь к изящной трубке, набитой особым витаминизированным сливовым табаком с добавкой лимонника и лепестков сакуры ("...одна затяжка - и ваш разум по остроте сравнится с катаной, а дыхание будет свежее снегов на вершине Фудзи!").
Вот Ку Ли Бин и сидел - отдыхал от каждодневной суеты, размышлял о вечном под стук дождевых капель и пускал дым иероглифами. Чаще всего получался иероглиф "гармония" - что, без сомнения, свидетельствовало о блаженно-безмятежном состоянии духа обладателя трубки. Эта безмятежность доходила до того, что вот уже битый час Ку Ли Бин все не мог найти в себе силы подняться и зажечь хоть какой-нибудь светильник, а вместо этого курил и со счастливой улыбкой лениво разглядывал копящиеся в комнате тени.
Впрочем, и теням тоже не было до него никакого дела. Они неслышно бродили по застеленному циновками полу, грациозно скользили вдоль стен, с негодованием натыкались на мебель и толпами собирались по углам пошушукаться о чем-то личном. К своему безмерному огорчению, Ку Ли Бин не слышал ни звука из этих неспешных бесед, и только в самом дальнем углу комнаты темнота поскрипывала, колыхалась и урчала голосом Тая.
Молния, вспыхнувшая среди груды рваных чернильно-серых туч, разрезала вечереющее небо надвое; ее брат-близнец на какую-то долю секунды замкнул неведомые проводки и контакты в голове ученого. Разом растеряв всю свою безмятежность, Ку Ли Бин напряжено вгляделся во тьму, силясь различить в ней пушистого кота оттенка черненого серебра; струйка дыма, ловко выскользнувшая из позабытой трубки, передумала быть "гармонией" и сложилась в иероглиф, означающий "озарение".
Загривком почуяв задумчивый взгляд хозяина, Тай едва не поперхнулся добытой из холодильника сметаной и поспешил начисто вылизать банку - хотя и прекрасно знал, что дело вовсе не в ней. Его покровитель никогда не бывал настолько мелочен, чтобы завидовать чужому счастью; более того, он никогда не наказывал питомца за проделки, за которые кот наверняка получил бы тапком промеж ушей или даже - сохраните, милосердные ками! - веником вдоль хребта от кого-нибудь другого. Будучи страстным поклонником безупречной логики, нетривиальных путей и изящных решений, Ку Ли Бин даже поощрял невинные кошачьи развлечения - особенно если те вынуждали его не то восхищенно, не то огорченно цокать языком и недоумевать: "и как же Тай смог это провернуть"; естественно, это должны были быть настоящие проделки, требующие от кота недюжинного интеллекта и житейской сметки, а не безыскусные ребяческие шалости вроде оборванных занавесей или рыбины, втихаря умыкнутой из брошенной возле порога корзины.
Впрочем, кот и сам не одобрял подобных плебейских забав. А фокус с холодильником ученый не мог разгадать уже четвертый день кряду, и потому Тай чувствовал себя в полной безопасности, не уставая благодарить Небеса за то, что они послали ему такого снисходительного покровителя. В отличие от большинства представителей кошачьего племени, которые просто дозволяли кому-то кормить себя и гладить, Тай искренне любил Ку Ли Бина и даже уважал его - насколько кот в принципе способен уважать алогичное двуногое существо, напрочь лишенное хвоста.
Оставив бесплодные попытки разглядеть темного кота в темной комнате, ученый, наконец, сделал то, к чему уже давно стремился всей душой - на ощупь нашел на столике прохладную каменную плошку и спички и зажег огромную круглую свечу, ароматизированную яблоком и апельсином, а потом поправил дрожащий огонек обнаруженной тут же костяной палочкой для еды и негромко позвал: "Тай!", едва не крякнув от тяжести горячего мохнатого сгустка тьмы, внезапно очутившегося на его коленях. Не было ни приглушенного стука когтей о циновку, ни свиста рассекаемого воздуха; Тай как будто перенесся к нему посредством телепортации, и Ку Ли Бин в который раз подивился невероятным способностям кота, зарываясь пальцами в густую шелковистую шерсть и почесывая своего любимца за ухом.
В мерцающем медовом сиянии Тай как никогда напоминал миниатюрное грозовое облако, чернеющее на фоне предзакатного неба. Посверкивание лимонно-желтых глаз и низкое раскатистое мурчание, доносящееся из его пушистых недр, только подчеркивали несомненное сходство, и ученый снова подумал о том, что для пущего эффекта неплохо было бы добавить коту радугу (а еще лучше - несколько радуг!), чтобы даже непосвященному стала очевидна чудесная природа Тая. Ни острота ума, ни практичность, ни отменное воспитание никак не определяются при беглом взгляде хоть на кота, хоть на человека; один только вид Тая, переливающегося всеми оттенками радуги, сразу бы указывал на то, что перед наблюдателем находится исключительное существо, а не заурядный представитель кошачьего рода.
Ученый не вполне отдавал себе отчета, сколько в его желании было от неуемной потребности покрасоваться перед камерами в обнимку с эффектным котом, иначе обязательно смутился бы и, быть может, оставил свою затею. Но все тщеславные мыслишки умело попрятались на самых задворках сознания, маскируясь под научное любопытство, а рядом с Ку Ли Бином сейчас не было никого, способного вытащить их на свет угасающего дня. Тай в счет не шел: одной из замечательных способностей кота было умение не привлекать к себе внимания, когда хозяин был поглощен размышлениями, и, хотя кот чувствовал, что мысли покровителя напрямую относятся к его пушистой особе, он ни единым движением хвоста не выдавал обуревавших его эмоций. Кот и правда любил Ку Ли Бина - а, значит, и доверял ему сверх всякой меры, полностью уверенный в том, что обожаемый хозяин не сделает ему ничего дурного.
- Слезай, Тай, я буду работать! - безапелляционно заявил ученый разнежившемуся коту и напоследок почесал питомца под подбородком.
Кот прогнулся и запрокинул голову, принимая излюбленную ласку, благодарно потерся щекой о хозяйскую ладонь и растворился во тьме так же внезапно, как и появился. Изумлено покачав головой, Ку Ли Бин стряхнул со штанов серебристые шерстинки и направился к лестнице, ведущей в подвал, где у него была оборудованы кабинет и мини-лаборатория; почти прогоревшая трубка, оставленная лежать на специальной подставке, собралась с силами и выдала целую фразу, означающую "перемены, ведущие к лучшему", завязала ленту дыма тройным узелком удачи - и окончательно погасла.
Очутившись в храме науки, Ку Ли Бин первым делом включил розоватую настольную лампу в форме цветка лотоса (верхний свет его жутко раздражал, особенно во время работы), заварил молотый кофе прямо в кружке ("редкостная гадость - но надо же как-то сосредоточиться!"), уселся в потертое бамбуковое кресло-качалку и принялся думать, машинально прихлебывая отвратный напиток мелкими глотками.
Самый простой и очевидный способ превращения обычного кота в радужного - посредством грубой физической силы и полудюжины тюбиков краски для волос - был им незамедлительно забракован. Отчасти именно из-за своей простоты и очевидности (Ку Ли Бин никогда не искал легких путей), отчасти из соображения, что вкус краски вряд ли придется по нраву Таю и уж точно не пойдет на пользу роскошной шубке любимца.
Вторая пришедшая в голову идея - украсить Тая радугой, собранной из разноцветных лампочек - показалась ученому не лишенной некоторого практического обаяния, и он потратил сорок три минуты, шесть метров проволоки и две пригоршни крошечных светодиодов на то, чтобы собрать контрольный образец; около получаса у него ушло только на то, чтобы подобрать и расположить оттенки строго по спектру. Когда Ку Ли Бин вернулся в комнату и не без некоторого труда водрузил венец своих изысканий на Тая, кот - несомненно, из одной только вежливости - не сказал ему ни слова, зато посмотрел так выразительно, что ученый моментально усовестился и безропотно стянул с него наспех собранную конструкцию, не дожидаясь, пока Тай начнет рвать провода когтями и гонять отгрызенные лампочки по циновке. Сообразив к тому же, что доскональное воплощение идеи здорово помешает гладить кота (возясь с украшенной диодными самоцветами сетью, Ку Ли Бин уже получил не меньше дюжины ощутимых ударов током), ученый заметно повеселел и отправился думать дальше.
На часах была уже почти полночь, когда Ку Ли Бина посетила роскошная идея, совершенно очаровавшая его своей глубиной и элегантностью.
"И в самом деле - какой смысл заново изобретать порох!" - думал про себя ученый, лихорадочно давя на кнопки и остервенело щелкая тумблерами осциллографов. - "Природа уже давным-давно реализовала все замыслы, заслуживающие внимания - причем самым оптимальным из возможных способов! - и нужно только повторить за ней ее достижения. Радуга возникает оттого, что солнечный свет подвергается дисперсии в крошечных капельках воды, рассеянных в воздухе после дождя; ту же картину мы можем наблюдать и при разложении света обычной призмой. Так кто мешает мне превратить каждую шерстинку в аналог призмы, обеспечить требуемое освещение, а потом зафиксировать полученный спектр?"
...Ему и впрямь ничто не смогло помешать - ни отсутствие теоретической базы, ни гудящая от усталости голова, ни донельзя огорченный желудок, возмущенно бубнящий об отсутствии обеда и ужина, ни скупой предрассветный свет, сочащийся в похожее на бойницу окошко; да и как оно могло помешать? Полностью сосредоточившись на проблеме, Ку Ли Бин ничего не замечал ни снаружи, ни внутри себя, без остатка отдавшись во власть охватившей его идеи; а идея нахально махала пушистым хвостом и играла с ним, как с любимой игрушкой. Работа споро кипела в умелый руках; на состав, увеличивающий показатель преломления шерсти, ученый потратил не больше часа, зато попытки синхронизировать миниатюрные радуги, одновременно усилив их свечение, едва не свели его с ума. Но Ку Ли Бин справился и с этим: применив с десяток законов квантовой механики и два пока еще неизвестных науке следствия из общей теории относительности, он ухитрился частично запереть световой поток в пределах призмы и локально заморозить время в ее ближайшей окрестности. В последнем не было прямой необходимости - но в противном случае радуги неизбежно начали бы мерцать, а это не входило в планы изобретателя: дрожащий свет Ку Ли Бин ненавидел едва ли не больше, чем верхнее освещение в темное время суток.
Когда за окном забрезжил хмурый рассвет, все было почти готово. Вознеся приличествующие случаю молитвы, ученый извлек из клетки тщедушную мышь, пойманную накануне Таем и благоговейно поднесенную им в дар покровителю ("как будто чувствовал, негодник!"), и опрыскал ее преломляющим составом из пульверизатора, а затем осветил шерсть грызуна лучом света от карманного фонарика. Характеристики исходного пучка, конечно, были не чета солнечным - но крохотное мышиное тельце окружила едва заметная радужная аура. Счастливый до умопомрачения Ку Ли Бин, конечно же, не стал кричать "Эврика!" и плясать джигу, нелепо дрыгая тонкими ногами - это за парсек отдавало бы дешевой мелодрамой, а он их тоже ненавидел - зато истово поблагодарил своих небесных покровителей и помчался искать Тая.
Впрочем, искать Тая как раз и не пришлось. Кот вышел к нему сам, едва Ку Ли Бин ступил в комнату; в каждом движении усатой морды, в каждой высверке желтых глаз, в каждом подергивании хвоста читалось предвкушение и напряженное ожидание. Ученый не стал томить питомца и деловито опрыскал его с головы до ног, а потом устроил на себе досыхать; кот - понятное дело - не имел ничего против. Развалившись в удобном кресле и задумчиво постукивая пальцами по подлокотнику, Ку Ли Бин безуспешно силился понять, что же нынешним утром было не так - пока, наконец, не сообразил, что почему-то не слышит привычной дроби капель по стеклу.
Казавшийся бесконечным дождь только что закончился. Самый юркий и бесстрашный солнечный луч, вырвавшись из облачного плена, осветил стоящее у окна кресло и растянувшегося на хозяине кота; его братья и сестры, летящие за ним следом, разорвали тучи на мелкие клочки и подожгли водяную пыль, уныло висящую в воздухе.
В нежно-лазоревом небе загорелась яркая радуга немыслимой красоты.
И еще одна радуга - поменьше - вспыхнула на коленях у Ку Ли Бина.
|
