БЕЛЫЙ ТАНЕЦ
"Родилась ведьма", - говорят в горах к востоку от Лян-Хэ, когда буря плетет снежные вихри, а ветер стучится в окно, точно замерзающий путник. Береговым не понять, как холод берет за горло бледными пальцами, выжимая последний вдох из груди, как снег отбирает тепло и последнее биение сердца. Лу Вэнь жил, как все: рубил лес остро наточенным топором, растил овощи на оставшейся от родителей делянке. В положенный срок посватался к девушке из соседней деревни, но семейная жизнь не задалась: молодая жена нерадиво вела хозяйство, зато охотно дарила благосклонные взгляды соседу - так что Лу Вэню не оставалась ничего, кроме как выгнать ее из дома. "Иди, куда хочешь!" - сказал ей в сердцах Лу Вэнь, отпирая дверь. - "Ты не жена мне больше!"
За дверью выла метель, бросая пригоршни колючего снега в лицо. Ущербная луна едва освещала дорогу, ведущую в горы. Женщина с мольбой взглянула в холодные, в одночасье ставшие чужими глаза, поклонилась бывшему мужу и, не сказав ни слова, ушла в ночь. Кто знает, о чем тогда думал Лу Вэнь: что негодница кинется в ноги, вымаливая прощение, что ее приютит сосед, что отвергнутая жена найдет в себе силы добраться до отчего дома - только никто ее больше не видел, а мать узнала о позоре дочери лишь весной, когда отправилась к молодым погостить. О пропавшей не горевали: муж поступил так, как заповедал закон, а дальше все в воле богов: прелюбодейку встретит буран, медведь, или снежная рысь, невиновная же вознесется прямо на небо. Так закончилось супружество Лу Вэня. Не осталось ни тела, ни памяти.
Другую жену он в дом не привел. Работал с утра до позднего вечера, пока усталость не валила с ног, ненадолго забывался в тревожном сне. Раз за разом ему являлась ночь, когда он прогнал жену, ее полные слез глаза и снег, расчертивший штрихами темное небо. Он ничего не помнил, проснувшись, но тень кошмара была с ним и днем, затворяя уста и не давая радоваться жизни. Лу Вэнь сделался нелюдим, а когда видел влюбленного юношу с девушкой или пожилую чету, толкующую о повседневных делах, на лице его появлялось выражение нестерпимой муки. Верно, любил он пропавшую жену и жалел о свершенном - да толку. Не станет рисовый хлеб мукой, а мука - зерном, что с ними ни делай, и новому дому уже не зеленеть деревом в прибрежном лесу. Но время лечит всякую боль: отзвенела весна, за ней отцвело лето - и память остыла, будто подернулась пеплом, и утрата стала уже не такой горькой. Лу Вэнь начал слышать, что говорят люди, как поют птицы, и понемногу вновь выучился улыбаться. Только глаза по-прежнему оставались мертвы - но кто смотрит в глаза?
Осень пришла в горы дождем и холодным ветром. Люди кутались в меховые накидки, стараясь не выходить из домов без нужды; дети - и те притихли. Рысь задрала троих лесорубов, не тронув Лу Вэня: мелькнула рыжей в подпалинах шкурой, заглянула в глаза, оскалилась - и была такова. А с началом зимы на несчастного навалились тревога и слабость. Он вновь вспоминал день давней размолвки, снова переживал нападение рыси - и в круглых звериных глазах ему чудилось отражение взгляда покойной. Жена умерла, это надо было признать; но у Лу Вэня все не хватало духа, чтобы пойти поискать тело и похоронить его по обряду.
Дни сделались тусклыми и короткими. Землю сковал холод, снег укрыл поля и источенные ветром скалы. Стояла глубокая ночь, но Лу Вэнь все не мог уснуть, то проваливаясь в мутный бред, то выныривая из пучины кошмаров. Он уже с трудом понимал, на каком сейчас свете - том или этом, и просил у небес хоть минуты покоя. Но небо его не слышало: вьюга по-прежнему скреблась в дверь, ветер за окном завывал, как тысяча демонов. Как тут уснуть! Лу Вэнь без сил лежал на топчане, прикрыв воспаленные глаза, и мысли его кружили далеко от привычных забот.
Он вспоминал жену - и не мог припомнить ни лица, ни фигуры. Черты, одежда - все скрылось за снежным сиянием. Он представлял луну и метель, бушующую в ночи. Он думал, каково это - замерзнуть в нескольких шагах от дома, упасть со скалы - и не дождаться помощи ни от кого, ни от людей, ни от богов.
Пустота в доме была вязкой, почти ощутимой. Даже ветер притих. Лу Вэнь вздрогнул: ему почудилось, кто-то стучит в дверь, что-то просит тонким дрожащим голосом - так слабо и тихо, что слов не разобрать.
Он решил встать, отпереть, хотя от ночных гостей не приходилось ждать ничего хорошего. Но тело его не слушалось: он и пальцем не мог шевельнуть, слушая бессвязные жалобы, а затем - удаляющиеся шаги. Буря взвилась с новой силой, но ветер теперь гудел далеко от стен, ни одна снежинка не коснулась запертых ставней.
Полночные чары развеялись лишь к утру. На рассвете Лу Вэнь снова смог двигаться, и первым, что он обнаружил, были следы босых ног за порогом. Двойная цепочка следов тянулась откуда-то со двора; он пошел по ней и увидел, что за воротами чернеющего голыми ветками сада след словно бы растворился в воздухе. Будто тот, кто его оставил, улетел на крыльях по небу, или буря укрыла снегом темную тайну. По пути он встретил односельчан, и те отшатнулись, едва его завидев: Лу Вэнь, молодой, сильный мужчина, стал седым, будто старик. Руки мелко дрожали, кожа сделалась тусклой и дряблой. Лу Вэнь и сам чувствовал, что ему худо после бессонной ночи, поэтому оборвал расспросы соседей и отправился домой отдыхать.
Остаток дня пролетел спокойно, а ночью все повторилось снова. За дверью опять звучали шаги и плач, а Лу Вэнь лежал в постели - бревно бревном, не способный ни утешить, ни прогнать незваного гостя. Так же прошла и следующая ночь, и еще одна. Лу Вэнь чувствовал, что силы утекают из него, как вода из треснувшего кувшина, и ему недолго осталось. Верно, дух его жены так и не нашел посмертного покоя и теперь старается сжить со света виновника своей гибели. В ту, первую ночь как раз была годовщина дня, когда он последний раз видел жену живой - а согласно поверьям, духи обретают полную силу спустя год после телесной смерти. Незримые, они возвращаются для мести врагам, уводят с собой соседей и родичей... Пустеют целые деревни, если дух слишком зол на живых. Ничем его не отвадить: хоть разверзнись земля и небо, он возьмет свою плату. Только святые отшельники и монахи из Горного Храма могут прогнать мятежную душу - да только где он, тот храм? Лу Вэню совсем не хотелось стать причиной смерти всех, кого он знал с детства. Но что делать, он так и не придумал.
К пятому дню Лу Вэнь совсем обессилел. Ходил, едва волоча ноги; мысли двигались медленно и тяжело, будто мельничные жернова. Он знал, что скоро умрет - если не в эту ночь, так в следующую - но понимание оставляло его равнодушным к собственной участи. Натаскав воды и дров, толком не поужинав, он отправился спать и забылся в болезненном сне.
Разбудил его тот же плач и пальцы, скребущие дерево. Лу Вэнь лежал и глядел в потолок, желая лишь одного - встать и покончить с мучением. Это невыносимое, незнакомое раньше чувство - быть едой, когда кто-то цедит тебя по капле, а ты даже шевельнуться не можешь... Сейчас он так ослабел, что не справился бы с пришельцем, даже исчезни чары - но, странное дело: пока тело угасало, разум набирался все большей силы. Лу Вэнь хотел взглянуть в глаза твари, пожирающей его заживо, хотел отвести беду от односельчан; и желание его было таким пылким, что смогло побороть узы телесной немощи. Мало-помалу, но он все-таки смог подняться с постели, и, шатаясь, побрел к двери.
Дверь была ужасающе далеко. Казалось, до нее - сотни и сотни ли. Она сияла в конце пути, словно Белая Гора, величественная и недосягаемая. Но воля и разум способны творить чудеса: вечность спустя желанная дверь приблизилась, и Лу Вэнь смог коснуться руками дерева и полированного металла. Звякнул, откидываясь, засов. За дверью была расшитая снегом тьма и женская фигура, неподвижная и молчаливая.
- Проходи, - сказал ей Лу Вэнь. Его мутило от слабости, но он нашел в себе силы посторониться, когда темная гостья шагнула через порог.
У ведьмы были иссиня-черные волосы и глаза, похожие на погасшие звезды. Длинные пряди ночным водопадом струились по свободному темно-серому платью без пояса. На вид тяжелое и грубое, платье по подолу было истрепано в бахрому, из-под которой торчали босые ноги с потемневшими от мороза ногтями. Ногти на руках тоже были черны, тонкие белые пальцы походили на льдинки.
Лу Вэню стало зябко, будто это он бродил босиком по снегу всю ночь. Он смотрел на пришелицу и, как ни старался, не мог найти сходства с пропавшей женой. Та была веселой и глуповатой, как все деревенские девушки, она никогда бы не выучилась так смотреть, так молчать и так улыбаться. Она никогда бы не стала такой - холодной, как горы, красивой, точно зимняя ночь, из любопытства заглянувшая в дом.
Она убьет меня, с тоской подумал Лу Вэнь. Убьет, а потом примется за соседей. Но тоска была ненастоящей: в глубине души он сознавал, что виновен, и что вину придется оплачивать кровью. Так какая разница, сейчас или потом.
- Я тебя не убью, - сказала ведьма, словно в ответ на его мысли. Голос походил на дующий в скалах ветер, тихий, холодный и бесплотный. - До сих пор не собралась, значит, тому и быть. Но ты мне отслужишь.
- Что угодно, - поклонился Лу Вэнь. - Приказывайте, госпожа.
Гостья взглянула Лу Вэню в лицо, улыбнулась светло и печально.
- Ты изменился, муж мой. Так же, как и я. Не бойся, я не попрошу дурного. Просто найди мои мертвые кости и похорони их, как полагается. Мне тяжко ходить в этом облике.
Только сейчас Лу Вэнь увидел, что тело ведьмы исчерчено шрамами от звериных клыков, что лицо ее белее горного снега, а сквозь кожу просвечивает синеватая кровь и застывшие мышцы.
- Вам... тебе... холодно? - тихо спросил он, дрожа от чужой боли. - Я разожгу жаровню?
- Глупый... Жаровней здесь не поможешь. Что ты знаешь о холоде?
К утру Лу Вэнь знал о холоде больше - пожалуй, даже больше, чем в силах вынести человек. Ведьма ушла; о ее недавнем присутствии напоминал лишь насквозь промороженный дом, да цепочка следов босых ног на полу. Согревшись и отдышавшись, он поел и лег спать, а на следующий день отправился в горы.
Первым делом он проверил окрестности, хотя и так знал, что ничего не найдет. Четкое, незнакомое раньше чувство вело его дальше, мимо соседских домов, навстречу ветру и сиянию снежных вершин. Он шел по горной тропе; когда тропа кончилась, пробирался по обледеневшим камням, переходил поваленные деревья и промерзшие до дна ручьи. Он ни разу не споткнулся, не задумался о том, куда идти дальше - он приближался к цели, и это ощущение крепло с каждым шагом. В ясном, сияющим льдистым топазом небе кружил крупный, седой от старости ворон; его хриплое карканье сопровождало Лу Вэня от самого дома, не позволяя сбиться с дороги. Казалось, сами боги наблюдают за поисками, послав своего вестника. Как тут устать, как заблудиться и отступить?
Ворон завис в вышине, привлекая внимание. Лу Вэнь поспешил вперед, бережно раздвигая ветки чахлых, изломанных ветром сосен. Под ногами зиял обрыв: темный слоистый камень, снег, сияющая хвойная зелень и серебряная река далеко внизу. Запах и плеск скачущей по ущелью воды был слышен даже отсюда. Ворон, сделав над головой круг, рухнул вниз и тряпкой распластался на сверкающем камне. Это был знак; Лу Вэнь хорошенько запомнил место, уселся на поваленный ствол и принялся думать, как спуститься.
Дорога вниз оказалась долгой. С обрыва до реки было рукой подать, а ногам пришлось покружить по скалам, отыскивая безопасные тропы. Лу Вэнь порадовался, что догадался захватить с собой еду, питье, веревку и верный топор, а также прочный мешок - на случай, если поиски увенчаются успехом. И вот он у цели. Река искрилась рядом: неслась по обледеневшему руслу, обдавая лицо брызгами, но ворона на приметном камне не было. Улетел сам? Утащили звери, бродящие по округе в поисках пищи? Сверху Лу Вэнь ясно видел кипу изломанных перьев и расплывшееся алым пятно, но на сияющем льду не было даже следов от разбившейся птицы. Или смерть ничего не значит для таких, как он - посланные богами, они стряхивают кровь и оцепенение последнего сна, поправ небытие полетом? Вздохнув, Лу Вэнь еще раз огляделся по сторонам. Ничего! Взгляд бессильно упал вниз, под ноги, и он едва не заорал, увидев, что кто-то смотрит на него из-под речного льда.
Солнце золотило вымороженные, обглоданные добела кости, придавленные к песку валуном. Скалился череп, в провалах глазниц грозно клубилась тьма. Длинные, перепачканные кровью волосы походили на водоросли, клочки сорванной зверями одежды пестрели вокруг, словно речные камни. Скользнувший по ребрам луч высветил медальон, чудом уцелевший на костяке, вспыхнул на оправленном в металл самоцвете - Лу Вэнь дарил такой будущей жене, когда приходил свататься...
- Сейчас! - в горячке вскричал он, роняя заплечный мешок. По лицу текли запоздавшие слезы, мир плыл и двоился в глазах - и от этого казалось, что рядом с трупом стоит знакомая ведьма и смотрит с укором, не понимая, отчего спаситель медлит.
Вот теперь пригодился топор, захваченный в спешке из дома. Он с хрустом вгрызался в замерзшее русло, грохотал, как гром, отнимая у реки ее добычу. Кое-как обколов лед, Лу Вэнь выложил кости в ряд, проверяя, все ли на месте. Не хватало фаланг на левой руке, ступни и нескольких ребер - но где их сейчас было искать? Он неуверенно оглянулся в ту сторону, где нашел тело, и встретил горячечный блеск черных ведьминых глаз. Она улыбалась, одобряя его решение.
Собранные кости нашли свой последний приют на обрыве, у корней шумящей от ветра сосны. Лу Вэнь подумал, что мертвой будет приятна эта тихая песня и сень легких, украшенных нарядными иглами веток. Их кружевная тень трепетала рядом, пока он копал топором могилу, а ведьма смотрела из-за спины, поддерживая и ободряя. Когда работа была закончена, когда отзвучало эхо неумелой, зато идущей от сердца молитвы, а на вершину погребального холма лег последний, принесенный с реки камень, ведьма благодарно кивнула, обнажив в улыбке мелкие острые зубы, и темным клочком тумана растаяла в воздухе.
Хоть голова была мутной от слабости, а в глаза будто кто насыпал песка, Лу Вэнь мог бы поклясться: перед тем, как исчезнуть, ведьма сменила облик. Очистилось, стало тоньше и будто нежней лицо, глаза засияли льдистыми звездами; по ветру разлетелись снежно-белые волосы, взамен черных, а серая истрепанная холстина превратилась в легкое платье белого шелка. Она танцевала, скользя по морозному воздуху, и этот танец взметал снежную пыль, заставляя ее сиять всеми оттенками радуги. "Прощай, Ичинь, - чуть слышно шепнул Лу Вэнь уходящей. - Если можешь, прости зло, что я тебе причинил..." Он еще немного постоял у могилы, отдавая последнюю дань умершей, и направился к дому, тяжело переставляя уставшие ноги. На душе было светло и пусто: он сделал то, ради чего шел так долго и так тяжко страдал - и этим загладил свою вину, хотя бы отчасти.
Лу Вэнь вернулся в деревню и зажил, как прежде. К нему вернулись былое здоровье и сила, никто из ночного племени больше его не тревожил. Он ходил к памятной сосне так часто, как мог; однажды привел жену, чтобы познакомить мертвую с новой избранницей, затем - сына и внука. Даже совсем состарившись, он не впал в немощь, как все, не страдал от болезней: просто уснул в ненастную зимнюю ночь, а утром уже не проснулся. Пока родные хлопотали, готовя погребение, еще не остывшее тело исчезло из запертой спальни, почти на глазах у задремавшей не вовремя плакальщицы.
Лу Вэня нашли в предгорьях, мертвого. Он улыбался, глядя в низкое, затянутое снеговыми тучами небо. В ледяных пальцах был зажат клочок ткани, какой не ткут на берегах Лян-Хэ - легкой, почти прозрачной, переливающейся всеми цветами снега под солнцем.
Его не ранили камни, не тронули птицы. Казалось, старик спит. Казалось, он счастлив - впервые в жизни.
Лу Вэня похоронили там же, возле стоящей на обрыве сосны. Вместо могильного камня встал крепкий янтарный ствол и тугие, перекрученные ветром ветки. Это была его последняя воля, и никто из родни не удивился, что старик предпочел дорогой сердцу обрыв покою деревенского кладбища.
Соседи посудачили, да и забыли. Никто так и не понял, как мертвый смог выбраться из дома и уйти так далеко. И никого не заметил летящий над могилой туман, принимающий очертания женской фигуры.
|